Безграничье. Часть 2. Пирамида Силы

'Неужели красивая женщина в самом расцвете сил не может пожить в этом прекрасном мире немного дольше? Мне совершенно не хочется его покидать. Я так к нему привязалась!'

Народ Морална был только рад такому чуду. Волшебники-ильше всегда повторяли:

'Пусть наша императрица живет вечно, лишь бы с ней жил Моралн!'

Зера не могла унять улыбку от радостного волнения, что вскоре увидит эту великую женщину, хотя раньше и в самых смелых мечтах не могла представить подобного. Девушка постаралась успокоиться, чтобы не выдать себя случайно, но слова, прозвучавшие за ее спиной, сорвали с губ громкий возглас.

— Интересно узнать, дорогая, вас не учили тому, что подслушивать и подглядывать не хорошо, что это дурные манеры?

Медленно Зера обернулась навстречу строгому взгляду дэрати Инад и почувствовала, что ей нечем дышать.

'Ну почему я так ее боюсь. Ведь я же избранная и как-никак спасла ее внука!' — разозлилась на себя Зера, но сердце все равно с громким стуком, наверное, слышным всем вокруг, билось о ребра только от одного вида вопросительно приподнятых бровей дэрати Инад.

— Неужели вы не расслышали моего вопроса? — старая волшебница обращалась к Зере на 'вы', но почему-то вместо того, чтобы она почувствовала к себе уважение, избранную это словно бы еще больше унижало.

— Извините, но я просто не хотела мешать. Если вы считаете, что я...

Дэрати Инад коротким взмахом бледной руки остановила дрожащий голос Зеры и еще больше насупила брови:

— С какой стати в вашей, казалось бы, умной головке рождаются такие глупые идеи? Избранной не пристало прятаться по углам. Любопытно, кому это вы не хотели мешать? Вы боитесь их? — дэрати Инад презрительно указала на кучку волшебников, все также продолжавших бурно обсуждать скорое появление Вечной Императрицы. — Их? Этих волшебников, которые в большей своей части всего лишь оболтусы и прожигатели жизни, без единой разумной мысли в голове? — старая женщина была крайне возмущена.

Зере было неприятно слышать слова дэрати Инад, но она сглотнула обиду и выдавила из себя слово, которое, наверное, ожидала старая женщина:

— Извините.

Глаза волшебницы превратились в узкие щелки, она схватила Зеру за руку и дернула на себя:

— А ну, живо выходи! Сейчас же, я сказала!

— Почему вы злитесь на меня? — не осознав, что говорит, спросила девушка. Когда смысл своего же вопроса дошел до нее, она сжалась, ожидая гневной отповеди.

Правая бровь оценивающе взлетела вверх:

— Ненавижу страх. А ты боишься постоянно и чаще того, чего совершенно не стоит бояться. Боишься меня. Боишься своего происхождения. Боишься, что кто-то посчитает тебя недостойной. Ты глупа.

Зера не знала, как должна реагировать на подобные слова дэрати Инад, но с каждым новым мгновением все больше и больше осознавала их правдивость и словно впервые увидела себя со стороны:

— Вы правы. Почти во всем. Да, возможно, я иногда веду себя глупо. Но вы не имеете право называть меня глупой, — все это время Зера говорила, смотря себя под ноги, но на после все же решилась поднять глаза и увидела то, что совершенно не ожидала увидеть — старая волшебница ей улыбалась.

— Тларит Зера, неужели...

— Нари Инад! Вы что же прячетесь от меня?

Дэрати обернулась на зов и весело рассмеялась. Зера была откровенно удивлена, что грозная волшебница не только умеет улыбаться, что уже чудно, но еще и весело смеяться, что просто невероятно.

— Конечно, прячусь. И тебе прекрасно известно почему. Мы знаем друг друга почти всю жизнь и что же в итоге, я уже кхм... дэрати, а ты все та же цветущая лилия из императорского сада.

Только сейчас Зера обернулась к той загадочной женщине, что заслужила такой дивный комплимент от дэрати Инад и почувствовала, как душа ушла в пятки, ведь прямо перед ней стояла сама Вечная Императрица. Комплимент старой волшебницы не был слишком щедрым, Траларна, и правда, походила на редкий цветок. На вид императрице нельзя было дать больше тридцати торов, лицо сияло молодостью и силой. Но большие небесного цвета глаза будто принадлежали кому-то другому, повидавшему в жизни многое: и добро, и зло. В их глубинах отражались мудрость и великий ум, которые можно встретить только в глазах стариков. Это было странное сочетание — внешняя молодость и внутренняя мудрость, но в Траларне они лишь гармонично дополняли друг друга.

— Инад, — с показной скромностью отмахнулась императрица Траларна. — Ромашковый чай творит чудеса, а еще сыпни щепотку нектара золотого цветка и сразу почувствуешь его действие.

Дэрати, не скрывая насмешки, засмеялась и едва слышно добавила:

— Знала бы ты, сколько я в свое время выпила твоего чудодейственного чая, но пока что великого действия не заметила.

Императрица Морална весело хмыкнула, а Зере пришлось прикусить губу, чтобы ненароком не прыснуть со смеху.

— Любопытство — одно из наибольших грехов нашего мира, — грозно сведя брови, объявила дэрати Инад волшебникам, обернувшимся на смех императрицы Траларны, снова становясь похожей на саму себя, и любопытные тут же поспешили отвернуться.

— Любят они распустить уши, — с насмешкой 'сочувственно' закивала императрица. — Мой предшественник, печально-известный Розкус, в свое время многим их отрубил за излишнюю любознательность. И почему я так добра? Возможно, мне следует пересмотреть свои взгляды?

Дэрати хитро улыбнулась:

— У меня есть предположение, что тебе слишком нравится твоя хорошенькая головка на плечах и совсем не хочется с ней расставаться.

Императрица 'серьезно' задумалась над словами подруги:

— Возможно-возможно.

Обе засмеялись, правда, в этот раз никто из волшебников не проявил должного интереса, видимо, как будто невзначай оброненные слова императрицы Траларны до сих пор раздавались в их 'драгоценных' ушах. Зера же не смогла сдержать тихий смех, чем привлекла заинтересованный взгляд Траларны и почувствовала, как замерло сердце.

— А что это за милая девочка? — с нежной улыбкой спросила императрица.

'Девочка' почувствовала, что ее щеки расцвели, как красные маки, но под пытливым взором строгих голубых глаз постаралась взять себя в руки. Она сделала небольшой шаг вперед и склонилась в низком поклоне:

— Жио лакжет Траларна-ти кругра агратсу ири сортэ хора.

— Ах, как я польщена, милое дитя, — всплеснула руками Вечная Императрица. — Редко мне приходится слышать такие красивые слова, да еще и на родном языке. Как тебя зовут?

— Я тларит Зера Овелн. К сожалению, мне известны всего несколько фраз на языке ильше, но надеюсь, что смогу в скором времени исправить эту оплошность и, наконец-то, узнаю, что такое говорить на языке богини Зуржит.

Улыбка императрицы стала еще теплее.

— Какая чудесная девочка.

На удивление дэрати Инад ласково приобняла Зеру за плечи и улыбнулась довольной улыбкой, будто похвалы императрицы были ее заслугой.

— Урас олта одо ан укталисса, — тихо, видимо, чтобы никто ни услышал, прошептала дэрати Инад, а Зера потупилась, ведь старая волшебница объясняла Траларне, что она избранная.

Вечная Императрица немного побледнела, затем снова посмотрела на Зеру и осторожно взяла ее руки в свои.

— Милое дитя, я восхищаюсь твоей смелостью и добротой.

Зера только удивленно хлопала глазами. Она и представить не могла, что кто-то кроме императорской семьи знает о том, что произошло за последний арк. Девушка невольно перевела взгляд на дэрати, но волшебница была совершенно спокойна и нисколько не удивлена.

— Спасибо, — коротко кашлянув, чтобы сгладить затянувшуюся паузу, прошептала Зера.

Императрица добавила еще несколько добрых слов, а после дэрати Инад легонько подтолкнула девушку, указав на арку коронационного зала. Воанса и хотела бы возразить, но под внимательным взглядом Вечной Императрицы не могла показать свою слабость и потому обреченно побрела по коридору. Разговоры неожиданно притихли и девушка приостановилась. Плечи невольно начали прогибаться, сердце сжалось, словно перед ней стоял сам темный маг. Зере не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что обе женщины: и императрица Траларна, и дэрати Инад внимательно следят за ней. Но, несмотря на это, Зера все же обернулась и тут же встретила злой взгляд голубых глаз за тонкими стеклами очков. Прежде она бы испугалась, но сейчас удивительно, но наоборот почувствовала облегчение.

'Вы злитесь, что я снова веду себя как воанса, ведь так?'

Зера широко улыбнулась дэрати и с удовольствием отметила, как седые брови взлетели вверх, а после поспешила к толпе разряженных волшебников. Их взгляды были совершенно разными: некоторые добрые, другие высокомерные, разумеется, любопытные, даже безразличные. Девушка почувствовала себя на месте императрицы Траларны, которая недавно вызвала подобный интерес у этой же публики.

Девушка не совсем понимала, что именно волшебники ожидают от нее, но была убеждена, что если молча пройдет мимо, когда злые языки уже готовы бурно обсудить 'сею недостойную особу, которая смеет называться избранной', это не заставит потеплеть взгляд голубых глаз, и, тем более, не вызовет у их владелицы должного уважения. Поэтому Зера склонила перед волшебниками в коротком поклоне и произнесла как можно громче:

— Приветствую вас, дорогие гости, — она сделала особое ударение на слове 'гости', чтобы волшебники уяснили, что девушка для них своего рода хозяйка, — и надеюсь, что ваши улыбки сегодня озарят этот удивительный день!

Седовласый волшебник-раст с крючковатым носом небрежно взмахнул рукой:

— А вы?..

Старик 'вежливо' позволил ей самой закончить вопрос, но Зера понимала, что если бы не манеры приличия, то она обязательно бы услышала, как его сиплый голос произносит: 'А вы что такое?'.

Зера высокомерно улыбнулась (уж чему-чему, а этому Фэналин ее научила) и изумленно вскинула брови:

— Я? — несколько мгновений молчания, как бы в наказание 'недостойному' волшебнику, посмевшему не знать ее 'знаменитой' персоны и снисходительная улыбка: — Я близкий друг императорской семьи — нари Зера Овелн. А вы?..

Тусклые желто-зеленые глаза старика широко раскрылись. Как какая-то девчонка могла не узнать его, одного из самых влиятельных волшебников в столице Эйвелиса — графа Найла Текра.

* * *

*

Огонек отика, плывущий перед Умасом Адгондом, не мог развеять угнетающую тьму подземного коридора и пророк в который раз пожалел, что не взял с собой больше света. Заклятие усилило магию отика, но это все равно не помогало и сердце старика колотилось в груди, словно у запуганного котенка.

Жрец всегда считал себя сильным духом волшебником и поэтому не мог понять, куда каждый раз при новой встрече с лягушкой или пауком пропадала эта самая сила. Он старался бороться со своими чувствами, но когда в очередной раз путь ему преградила огромная серо-желтая жаба и уставилась на жреца выпученными глазищами, Умас просто остолбенел и не смог пошевелиться. Стрельба глазами длилась недолго, потому что, совершенно позабыв всякие рамки разумности, жаба с громким кваканьем попыталась запрыгнуть ему на грудь. Старик не смог сдержать возглас ужаса и каким-то неизвестным ему способом отпрыгнул едва ли не на целый торрг назад. Правда, после того как в его спине что-то хрустнуло и заныло, волшебник пожалел о такой резвости, но мысль о том, что он избежал нападения ужаснейшего из созданий все же успокоила растревоженную душу.

Не трудно представить, какие чувства нахлынули на старика, когда в этот торжественный миг по его ногам прошмыгнула мышь. Можно предположить со всей ответственностью, что в подземелье не осталось не единого уголочка куда бы не проник дикий визг волшебника. Быть может, этот визг стал предупреждающим сигналом для многочисленных жителей подземелья, потому-что больше старик не встретил на своем пути ни одного живого существа. Разве что, чучело большого бурого медведя, которое, к своему же сожалению, не умело ходить, за что и поплатилось новым воплем Умаса. Разумеется, эта пусть и мимолетная встреча, оставила глубокий след в памяти старика, но впредь он старался держать себя в руках, ведь от собственного визга у него до сих пор звенело в ушах.

Когда в одном из многочисленных коридоров волшебник обнаружил нужную дверь, то едва не сплясал от счастья, но боль в пострадавшей прежде спине удержала старика от необдуманных действий.

— Вот мы и добрались, — потер он замерзшие ладони. — Надеюсь, что хоть там нет этих мышей. Боюсь, что эти ужасные создания будут приходить ко мне в кошмарах.

Услышав, как тихо над его ухом зажужжал отик, старик пристыжено вспыхнул:

— Смейся, смейся. Противная жаба едва не убила меня!

Снова тихое жужжание.

— Молчи! — вскричал старик, угрожающе потрясая скрюченным пальцем. — Видишь ли, что выдумал, смеется он надо мной. Глупый бездельник!

На этот раз отик решил промолчать и, лишь гордо взлетев под самый потолок, описал несколько грациозных кругов.

Все так же продолжая что-то бормотать себе под нос, волшебник вынул из кармана дрази небольшой алмазный рубус. Легкими движениями начертил на двери тайную руну и прошептал:

— Шал ти.

Дверь медленно распахнулась, и старик осторожно ступил в большой темный зал.

Самовольно взгляд упал на алтарный стол в центре зала, изрезанный линиями и рунами, в которых жила магия. Туманная, искрящаяся она начиналась острым, похожим на дикий цветок узором, а после кружевом разросталась по всей окружности стола и находила свое завершение у самого края, где покоилась гранитная рука первого императора Эйвелиса. Мерещилось, что Скэл Ι, Безжалостный, всего лишь задумался о чем-то на мгновение, столь искусной была работа мастера, потому не сразу даже Умас осознал, что это всего лишь статуя, а никак не один из самых жестоких императоров в истории страны во плоти.

Ладонь следующего императора Эйвелиса, Грата-Вотрикса, несколько нерешительно, даже боязливо лежала на могучем плече Скэла, а затем уже рука третьего императора продолжала эту смерчевую цепочку и так до самой последней статуи.

Мягкий свет отика отбрасывал световые блики на лица императоров, и казалось, что они вот-вот заговорят, или же вскинут ладонь в магическом жесте.

Жрец отыскал глазами последнюю фигуру в цепочке и пораженно ахнул. Будто настоящий император Мэдвис стоял в нескольких торргах от него. Все в нем дышало жизнью, которую так рано отобрали. Все его естество было наполнено древней магией, серые гранитные глаза точно пылали зеленым огнем. Старик вспомнил, как проводил такой же обряд в прошлом, а молодой Мэдвис готовился стать новым правителем Эйвелиса. Никто и предположить не мог, какой трагедией все обернется, и что стране Фарпа ΙV будет угрожать опасность.

Умас перевел взгляд на фигуру застывшую перед последним императором и почувствовал, как слезы защипали уголки глаз. Рука Мэдвиса покоилась на плече отца. Пальцы были так напряжены, будто камень под ними сейчас треснет, в жесте последнего императора угадывались горечь и отчаяние. Жрец в полной мере осознавал, что должно быть чувствовал Мэдвис в последние мгновения своей жизни. Мирная, процветающая страна, какой ее оставил император Фарп сыну, теперь была в опасности, в шаге от исполнения последних строк древнего пророчества. Волшебник покинул этот мир и ничем не мог помочь, не мог защитить своего единственного сына, которому в наследство оставил не только Эйвелис, но и возможно смерть.