Безграничье. Часть 2. Пирамида Силы

― Вам известно, что это? Ведь так?

Старик тут же как-то помрачнел и грубо всунул амулет ей обратно в ладонь.

―.Не имею ни малейшего представления.

Зера все же разозлилась:

― Вы врете! Я же вижу!

― Да как ты смеешь так со мной разговаривать, неотесанная девчонка?!

Напуганная криком призрака, Зера непроизвольно отступила на шаг назад, но осознав это, наоборот стала наступать на императора:

― А как я могу иначе? Я вижу, что вам что-то известно, но вы просто не хотите говорить. Неужели вы не понимаете, что от этого амулета может зависеть чья-то жизнь?

Призрак сник и Зера поспешила понадеяться, что ее слова подействовали, но старик вновь переменился и затряс у нее перед носом призрачным пальцем:

― Ты что это такое говоришь? В чем меня обвиняешь? Если я сказал, что не знаю, так и есть. Невоспитанная воанса! Она еще будет читать мне нотации.

― Все ясно! Я другого от вас и не ожидала! ― вспылила девушка и нервным взмахом руки заставила книги стрелами разлететься по своим местам. Со всех сторон послышались перепуганные возгласы нераков. ― Упрямый, самовлюбленный брюзга!

― Что?!

― Большущее спасибо! ― схватив золотой цветок, она поспешила к выходу и, открыв двери, едва не снесла с ног Наташу. Стакан с лимонной водой опрокинулся и облил девушку, Наташа едва успела подхватить его на полпути к полу. ― Извини, не хотела. Вот держи свой цветок. Кажется, он наоборот приносит неудачу. Или же упрямых ворчунов.

Проследив за удаляющейся Зерой, ошеломленная Наташа перевела взгляд на императора Скэла, зависшего посреди библиотеки.

― Что случилось? Меня не было всего несколько минут, что вы уже натворили?

Старик сердито повел плечами и, оставив девушку без ответа, просочился сквозь стену.

* * *

*

'Темные и страшные дни наступили в Эйвелисе с приходом к власти Такрея Мрачного. Злые силы и безумие творили с ним ужасные вещи, которые деяниями императора проливались на Эйвелис яростной черной силой. Все прекрасное и доброе, что было создано его предшественником Тавидием ΙΙΙ, рушилось в бездне Такрея. С тяжелым сердцем, лишенный надежды, уходил из жизни император Тавидий, ведь лучше других знал, в чьих руках оставляет страну, но не мог ничего изменить. Страна погрязла в кровавых казнях, жестоких издевательствах и страшных муках, удовлетворяя извращенные прихоти Такрея. Каждый арк десять молодых девушек и десять юношей отдавали свои жизни и души во имя темных сил огня. Силы тьмы воздвигали свое могущество на страданиях и боли, и император со всей страстностью приносил им в жертву желаемое.

На пути мрачного императора встал тайный орден гундов с их предводителем Барциусом Аукритасом, двоюродным братом Такрея, представителем левой ветви императорской династии Якитов. Орден несколько раз пытался сместить императора, но тьма окружала Такрея, не позволяя свершиться планам волшебников. Пусть какую силу прилагали гунды, они не могли сразить Такрея, когда страна, овеянная страданиями, питала его покровителей небывалой мощью. И тогда, после стольких поражений, видя как безвозвратно вязнет во мраке Эйвелис, волшебники ордена решились на невиданную, даже безрассудную смелость. Они создали кровавую вершительницу судеб ― деву судьбы, принеся в жертву черного единорога и окропив ее голову своей кровью. И когда каменная дева испросила, что они желают, Барциус выступил вперед:

― Реши судьбу, дева. Верни Эйвелису его долю. Если император Такрей должен править страной, убей меня, но если это право теперь мое, то отдай Эйвелис мне.

Невидимая властная рука сомкнулась на его горле и приподняла над землей.

― Ты считаешь, что достоин править Эйвелисом?

― Я достоин. В моих жилах бежит мудрость и сила моих предком, правителей Эйвелиса. Моя мать дала мне это право. Такрей же потерял, когда позволил злу править страной.

Каменная дева жестоко засмеялась:

― Глупец! Самовлюбленный глупец!

Небо над ними раскололось громом.

― Не ты, глупец, должен править Эйвелисом. Твой сын! Валас ― истинный правитель Эйвелиса!

― Но...

― Твоя жена уже носит под сердцем новую жизнь, и ты приведешь истинного императора к трону. Осенью, 1924 тора, в день, когда Валасу исполнится шестнадцать, я буду ждать тебя на Солнечной скале, где ты отдашь мне свою жизнь.

Небо пронзила белая молния, и ночь на миг стала днем.

― Барциус, я отдаю тебе Эйвелис. Такрей мертв. Но помни о своем долге! Если ты попытаешься избежать его, я заберу и тебя, и твоего сына!'

Фэналин сонно отложила 'Историю Эйвелиса' и потянулась. Взглянув на хартаклу, она увидела, что уже далеко за полночь и оттого ей захотелось спать еще больше. Взмахнув рукой, девушка отпустила двух отиков, которые тут же с веселым гудением выпорхнули в приоткрытое окно, где веселым карнавалом кружили остальные их сородичи.

Откинувшись на подушку, Фэналин прикрыла глаза, намереваясь спать, но прочитанное не позволило ей забыться. Прежде 'История Эйвелиса' никогда не показывала ей тайну гундов. Казалось, теперь девушка заслужила узнать настоящую историю своей страны. Прежде она читала о Барциусе, вступившем на престол после страшной смерти императора Такрея, заклеванного стаей ворон, но не имела представления, что именно он виновник случившегося. В Эйвелисе почитали Барциуса, получившего прозвище Лютый за свое жесткое, безжалостное к врагам правление. Но еще больше его почитали за то, что он привел к трону Валаса Справедливого, при котором наступил расцвет Эйвелиса, который возвеличил страну до немыслимых высот. Барциус вошел в историю и благодаря тайне своей смерти, которую так никто и не смог разгадать. Весной, во втором арке тора Латилии Ι, в день рождения своего сына, когда ему исполнилось шестнадцать торов, Барциус бросился с Солнечной скалы и навеки сгинул в штормовом море.

Валас, с удивительным самообладанием принял на себя ответственность за страну и, несмотря на молодой возраст, твердой рукой и светлым умом правил Эйвелисом. Чтобы всегда страна помнила о Барциусе, император Валас переименовал третий зимний арк в его честь и, словно напоминая о жестком нраве, Лютый каждый свой арк начинал сильным пронзительным ветром и холодной безжалостной вьюгой.

Фэналин не могла представить, какой храбростью и силой должно быть обладать император Барциус, если решился на подобное. Как мог он жить, зная точный день своей смерти, ее неизбежность? Но жертвы каменной девы всегда платят свою цену, и Барциус заплатил свою за Эйвелис, своего сына и, несомненно, собственную жажду власти, ведь вершительница судеб не зря обвинила его в самовлюбленности. Возможно, не только любовь к родине толкнула его на те свершения, но и корысть и мечты о троне?

Тяжелый, протяжный вздох в глубине комнаты, отвлек Фэналин от мыслей. Она испуганно открыла глаза и посмотрела в дальний угол, откуда исходил звук, но тени, клубившиеся там, скрывали неведомого врага либо девушка лишь выдумала его.

― Здесь кто-то есть?

Легкий ветерок играючи взъерошил занавеси и Фэналин радостно улыбнулась. Это был всего лишь ветер.

― Только ветер. Ну и глупая. Пугаешься точно маленькая.

Сладко потянувшись, девушка взбила подушку и обняла ее, словно любимую игрушку. Чтобы нагнать сон волшебница стала рассказывать себе одну из детских сказок, но прежде чем главный златокудрый герой успел спасти героиню от злого колдуна, послышались тихие крадущиеся шаги. Фэналин испуганно вскрикнула и с ужасом вгляделась в темноту, но она словно еще больше сгустилась, не желая показывать того, кого скрывала.

― Кто здесь?

Фэналин едва узнала свой голос, дрожащий и нерешительно тихий. Она разозлилась на себя и уже намного громче повторила:

― Кто здесь, я спрашиваю?!

Девушка взмахнула рукой, собираясь вызвать магический свет, но в этот миг в полоску лунного луча выступила темная фигура и если бы не страх сковавший ее, девушка бы закричала.

Перед ней стоял гоаск!

Голодный, туманный взгляд пожирал ее тело, тонкие грязные пальцы с обломанными ногтями тянулись вперед. Гоаск был невообразимо худой, каждая косточка и жила проглядывались под полупрозрачной омерзительно-серой кожей, изборожденной шрамами и открытыми ранами, ставшими причиной смерти в далеком, забытом прошлом, когда он еще был живым. Голое тело едва прикрывала рваная, покрытая засохшими кровавыми пятнами мантия, давно уже забывшая свой настоящий цвет и ставшая теперь чем-то неопределенно-тусклым и мерзким.

Гоаск медленно приближался, а Фэналин все не могла пошевелиться, даже вдохнуть, хотя понимала, что нужно бежать, звать на помощь. И вот он замер у самой кромки кровати, девушка ощутила запах гниющей плоти. К горлу подступила тошнота. Гоаск же притаился как зверь перед прыжком, оскалил зубы.

― Аргоал!

Зеленый луч четвертого знака вошел в тощую грудь и сбил тварь с ног. Но сил Фэналин было слишком мало, чтобы уничтожить его, гоаском владел волшебник полного круга. Заклятие причиняло ему страдания, лишало воли но вскоре, шипя, словно змей, гоаск все же вновь поднялся на костлявые ноги. К прежним ранам гоаскам добавилась новая, оставленная магией девушки, но кажется это совсем не бспокоило тварь. А вот извечный голод напротив...

― Помогите! ― наконец, обрела голос девушка, одновременно пытаясь придумать, как обмануть гоаска.

Схватив попавшуюся под руку 'Историю Эйвелиса' и, на миг сжавшись от сожаления, Фэналин метнула книгой в гоаска, а затем набросила сверху покрывало и лишь только хотела вскочить с кровати и бежать из комнаты, как из теней комнаты выступила целая туча собратьев последнего. Они медленно наступали, шипели, облизывались и девушке показалось, что она праздничный заяц, которого вскоре разделит голодная орава. Ей совершенно не понравилась данная перспектива и Фэналин со всех сил закричала.

― Что вы делаете?! ― вторил ей еще более громкий, истеричный голос нерака, по драгоценной книге которого так бессовестно вышагивали 'гадкие ноги' гоасков. ― Гнусные гады! А ну пошли вон отсюда!

Но почему-то гоаски совершенно не обращали внимание на безумные крики старика и тогда рассерженный таким невниманием волшебник начал обстреливать врагов белыми искрами. К сожалению, искры почти не причиняли гоаскам вреда, мертвые тела уже не могли чувствовать боли, но вот некоторые принявшие на себя удар мантии задымились, запахло паленым.

Фэналин с совершенно лишней в данный момент завистью смотрела на голосящего нерака, которому не угрожала никакая опасность, возможно, разве что быть раздавленным или получить сердечный приступ благодаря самому же себе. Не думай сейчас Фэналин в первую очередь о свое спасении, она тоже бы приложила чем-то тяжелым по лысоватому затылку нервозного нерака.

― Помогите же мне кто-нибудь! ― вновь закричала девушка, удивляясь тому, что еще никто не пришел ей на помощь. Если не слышат криков, то взрыв магии должны же были почувствовать.

Схватив золотую статуэтку, она запустила ею в забравшегося на кровать гоаска. Весомая статуэтка едва не снесла ему половину и без того безобразного лица, но гоаск, совершенно не обращая внимания на эту деталь, с воем бросился на Фэналин.

― Эратсу!

Порыв горячего дыма отбросил гоаска в центр наступающей массы. Сбитые им несколько собратьев и сам гоаск вместе повалились на вопящего нерака, заглушив причитания последнего.

Две размытые тени скользнули к Фэналин и вскоре уже их холодные и липкие пальцы сжимали ее запястья, удерживая от новой магии. Зловонная ладонь скользнула по лицу девушки и зажала рот, не только не позволяя кричать, но даже едва дышать.

Паленым запахло в полную силу, мантии гоасков, нарушивших беспокой нерака, разгорелись ярким огнем, а сам старик, выбравшись из-под их склизких ног, пытался теперь выудить 'Историю Эйвелиса'.

Фэналин понимая, что у нее осталась единственная надежда на спасение, пыталась создать олгас, но прежде чем успела направить его императрице, в горло ей вцепились руки третьего гоаска. Его мерзкое, хищное лицо приблизилось к ее лицу и девушка, заглянув в пустые, горящие неугасимой жаждой глаза, почувствовала прикосновение смерти.

Внезапно все вокруг затуманилось, размылось, будто кто воды плеснул... а Фэналин осознала, что летела куда-то... в холодную безликую бездну... Она кричала, звала на помощь, но голос будто тонул в этой пустоте, был беззвучным. Девушка пыталась хвататься за воздух, но предательски проскальзывал сквозь ее пальцы. Если Фэналин боялась разбиться, то зря, ведь вскоре обнаружила себя, стоящую в полутемном коридоре. Но от этого было не легче, наоборот еще более страшно. Что происходило?

Во всю длину неровные, будто скалистые стены украшала вязь старинных резких рун. Фэналин почти ничего не могла разобрать, но даже нескольких знакомых завитков было достаточно, чтобы волосы на затылке зашевелились. Руны являли собой темнейшую, смертельную магию.

― Где я? ― прошептала девушка и, услышав свой дрожащий голос, сердито притопнула ногой: ― Не время для страха, глупая. Радуйся, что вообще жива.

Словно намереваясь опровергнуть это высказывание, за спиной кто-то засопел. Фэналин осторожно обернулась и увидела дорки, направляющего на нее руку со знаком Суат:

― Покорись, волшебница, и я дарую тебе жизнь. Ты станешь служить моему хозяину.

Девушка опешила. Слишком много событий случилось в последние пал, и Фэналин все не могла поверить, что происходящее правда. Неужели она в логове у темного мага? Но как она оказалась здесь? Как сила мага могла проникнуть в Аларбо, теперь, когда Риаза уже не способна была снять защиту?

― Где я?

Дорки раскинул 'руки' как радушный хозяин:

― Во власти моего хозяина.

Огненные глаза злобно полыхнули, правый рукав качнулся, дорки что-то шепнул, и Фэналин почувствовала, как великая сила сдавила ей грудь, не позволяя сделать вдох.

― Ты умираешь, волшебница. Признай превосходство моего хозяина, покорись ему, и я верну тебе жизнь.

Холодные липкие руки обвили ее со спины, сухие губы скользнули по шее, острые, колючие, словно осколки стекла, зубы прикусили кожу. Фэналин почувствовала, что начинает задыхаться, она хотела оттолкнуть гоаска, но магия дорки сковала ее движения и она была как кукла в чужой власти.

Резкий раздраженный вскрик дорки и гоаск отпустил ее шею, а затем послышался крик боли. Это подействовало на Фэналин отрезвляюще, и, не скованная сейчас магией дорки, девушка бросилась прочь.

― Нарту!

У самого поворота магия дорки настигла Фэналин, пламенная молния поразила ее в спину и девушка не смогла удержаться на ногах. Волшебница больно ударилась подбородком о каменный пол, благо успела выставить руки, спину жгло огнем, но она словно не чувствуя боли вскочила и побежала дальше.

― Дрянь! ― долетел до нее крик дорки, а затем звук быстрых шагов. Дорки не намерен был ее отпускать.