Мужчина поднял взгляд и увидел в уголках глаз жены слёзы. Она не смахивала, не вытирала их. Сидела и слушала, что и как говорит дочка. Волновалась, боялась, но... сдерживала себя, скрывала душевный раздрай. Понимала, что то, что произошло, уже не исправить: дочь сделала свой выбор. Совершенно не детский, абсолютно взрослый.
И вообще, существуют ли такие особые детские выборы? Наверное, всё же нет, не существуют. Потому что любой выбор делает прежде всего человек. А их дочка — человек. Прежде всего — человек. Это следует принять и признать. А потом уже можно спорить до хрипоты, маленький ли она человек или всё же взрослый, большой.
Теперь, переводя взгляд с дочери на жену, мужчина видел и более того — чувствовал, что Джесси — взрослая. Хотел ли он, чтобы она вот так, быстро и резко повзрослела? Нет, не хотел. Теперь он сам знает, что никогда не хотел этого. Взрослые тоже не остаются стопроцентно постоянно взрослыми, далеко не всегда ведут себя только так, как это приличествует взрослым. А дети... Да, они хотят стать взрослыми. Но, вполне возможно, плохо себе представляют, что такое быть реально и, главное, постоянно — взрослым человеком. Вот так и проявляется условность, сложная и вынужденная условность деления людей на взрослых и детей.
Немудрено, ведь в земных международных человеческих документах всяких межправительственных и надправительственных структур, одной из которых и является Альянс Систем, молодым человеком признаётся землянин, не достигший сорокапятилетнего возраста. Чиновники... что с них взять, они пытаются оправдать своё существование. А оказалось — не оправдали они своё существование. Совершенно не оправдали. Потому что... потому что впереди теперь такая война, такое противостояние, с таким врагом!
Просмотрели, расслабились. Не увидели, не почувствовали. Хотелось встать из-за стола, но... лучше не вставать, не надо волновать излишне ни жену, ни дочь. Джесси продолжает говорить. Он чувствовал, как ей трудно, сложно и... больно. Она скрывает, она преодолевает эту боль, продолжает говорить, продолжает указывать что-то на карте. Удивительно, но слова дочери запоминаются... как стихи, как что-то очень важное. Запоминаются дословно, со всеми подтекстами и смыслами. Наверное, этому Джессику тоже научил Явик. Этот странный и страшный протеанин. Которому предстоит теперь встретиться со своим старым врагом. Если бы не он, если бы не его работа, о деталях которой многие иденцы не имели и не имеют и не будут, вполне возможно, очень долго, и, может быть, никогда иметь понятия и представления... Жнецы появились бы в галактике совершенно неожиданно.
Теперь... существует хоть какая-то, но надежда встретить этих захватчиков достойно. Встретить, оказав сильное и эффективное сопротивление. Он — мужчина-ополченец. Его жена — медик, медсестра. Но Джесси... Она же — ребёнок. У неё должно быть детство. И вот теперь... Джесси сама приняла решение. Трудное, совершенно взрослое решение. Способное лишить её, девочку, обычного детства. С игрушками, играми, секретами. Пусть даже страхами и опасениями, но — детскими.
Он, её отец, чувствует, что Джессика, вот сейчас, сидя перед своими родителями за хорошо знакомым обеденным столом, говорившая о многом, что происходит, происходило и будет происходить на Идене, боится. Совершенно по-взрослому боится. И преодолевает этот страх, потому что знает... Знает, что бесстрашных людей на самом деле не существует. Есть люди, умеющие овладеть своими страхами, какими бы сильными, мощными и влиятельными эти страхи ни были.
Взглянув на часы, мама Джессики с трудом заставила себя не прерывать дочь. Несколько часов. Несколько часов Джесси говорит, да не просто говорит, но и показывает указкой-перстенёчком на карте своего инструментрона те места, где теперь она будет пропадать сутками... Хорошо, если не неделями. Пропадать, потому что... потому что рано или поздно дети покидают родительский дом, уходят в свою самостоятельную жизнь. Да, этот уход предстоял и Джессике, но... до него, казалось бы, ещё минимум несколько лет. А теперь... Теперь... хорошо, если несколько часов.
Откуда Джес берёт столько сил? Она говорит о совершенно взрослых вещах, она говорит по-взрослому, не копируя, не рисуясь. Она изучила карту Идена так, как, наверное, её не изучали водители флайеров и транспортёров. Она уже решила, чем будет занята до того момента, как к Идену придут первые 'креветки'. И это занятие... тоже не детское. Совершенно не детское. Взрослое. Да, фрегат Альянса 'Нормандия' и Жнец уйдут с планеты. Очень скоро уйдут. Значит, иденцам придётся справляться с очень многим самим. В том числе и с тем, что составляет проблему протеанского наследия.
В самом деле-то, кому, кроме детей, заниматься изучением своей родной планеты? Они ведь на Идене родились, это — их родина, их родная в полном смысле этого слова планета. Что бы ни произошло, что бы ни случилось потом, в дальнейшей их жизни, Иден навсегда останется их родиной. Местом, где они появились на свет, где выросли. Если Явик хочет, чтобы дети... оберегали протеанское наследие... Почему, спрашивается, нет? Детям нужна перспектива, нужно интересное дело, нужно занятие, способное поглотить их без остатка.
Протеане — Старшая Раса, мощная, сильная, имперская. У них много есть такого, что для нынешних разумных органиков — настоящее чудо. Почему дети, только вступающие в жизнь, не могут заняться изучением артефактов протеан? Могут и должны. Это их выбор. Явик не давил ни на Джессику, ни на Мигеля, ни на Ванессу, ни на Луиса. Они сами, все вчетвером и каждый отдельно приняли решение. Простое и одновременно — очень сложное решение: помочь протеанину. Он остался один и дети... Дети почувствовали часть горечи этого состояния, этого положения. И решили помочь делом. Не словами — делом. Может быть, они увидели в помощи Явику свою собственную перспективу? Очень даже может быть.
И вот теперь Джессика говорит со своими родителями. Говорит не как ребёнок, не как маленькая девочка. Говорит как взрослый, сложившийся, многое для себя решивший человек. Наверное, в эти минуты так же говорят со своими родителями Ванесса, Мигель, Луис. И со временем так же будут говорить со своими родителями те дети, кто решит помочь Джессике и её друзьям.
Какая разница, что Джессика выглядит внешне как совершенно обычный одиннадцатилетний ребёнок?! Взрослым свойственно не замечать взросление детей. Хочется, чтобы Джесси подольше оставалась маленькой девочкой. Чтобы она помедленнее взрослела, чтобы она как можно позже покинула стены родительского дома, вышла замуж и стала хозяйкой в своей собственной семье.
Джессика продолжала говорить, изредка поглядывая на родителей. Они её слушают. Слушают — и понимают. Они запоминают то, что она им говорит. Запоминают то, как она это говорит. И будут помнить то, что она показала им на карте Идена. Явик прав. Надо говорить с родителями именно так. Чётко, твёрдо и полно. По-взрослому.
Взгляд на часы... Несколько часов пролетели как несколько минут. И усталость... до сих пор она едва ощущается... Получается, что Явик... подпитал каждого из 'четвёрки'. Подпитал, чтобы они успели поговорить с родителями. О многом поговорить, о многом рассказать и многое, ох многое показать на своих инструментронах. Наверное, вот так и начинаются большие изменения в семьях и — в сообществах разумных...
Крутанув колечко-перстенёчек на пальце, Джессика выключила лучик-указку и села. Пришлось встать со стула, чтобы было удобнее показывать отдельные места на большой детальной подробной карте Идена.
Родители смотрели на карту Идена. Внимательно смотрели. А потом... потом мама посмотрела на неё, свою дочку... И Джессика ощутила тепло. Невыразимо приятное, ёмкое и значимое тепло. Оно пришло не извне, изнутри. И очень быстро распространилось по всему телу девочки.
Джессика улыбнулась. Родители её поняли. Слов, подтверждающих понимание, не потребовалось. Вряд ли Луис, Ванесса и Мигель завершили свой рассказ одновременно с ней, но это неважно. Важно то, что они поговорили со своими родителями, а те их выслушали и поняли. Главное — поняли предельно полно и чётко.
— Джесси, — послышался голос матери. — Ты утомлена... Давай-ка в постель. Я помогу тебе, — женщина встала, подошла к дочери. — Инструментрон...
— Он сам выключится, мама. — Джессика взглянула в лицо матери. — Я оставлю его здесь, на столе. Явик... он придёт... ближе к полудню, — девочка зевнула, прикрыв рот ладошкой, отошла от стола, вышла в коридор, открыла дверь санкомнаты. — Я сама, мам.
— Хорошо, доча, — женщина не стала провожать дочь, остановилась на пороге горницы, взглянула на часы, потом перевела взгляд на продолжавшего сидеть за столом мужа.
— Я выключил инструментрон, Маргарет, — тихо сказал мужчина. — Посиди рядом с ней. Пусть уснёт покрепче. Ей сейчас это нужнее.
— Будет хорошо, если и ты посидишь рядом с ней, Майкл, — ответила женщина. — Ей это будет важно.
— Согласен, — мужчина посмотрел на вошедшую в горницу дочь, встал. Вдвоём с женой он проводил девочку в детскую, на несколько минут вышел, пока дочь переодевалась в пижаму, вернулся, когда жена уже поправляла одеяло. Подошёл, присел на край кровати. Джессика повернулась на правый бок, подложила сложенные ладошки под щёку, закрыла глаза.
Мама притушила свет ночника, поправила абажур так, чтобы лучи софита не падали на лицо дочери. Несколько минут мужчина и женщина молчали, глядя на засыпающую Джессику. Женщина села на стул рядом с кроватью. Несколько минут... тишины и понимания.
Прикрыв дверь детской, родители вернулись в горницу, сели за стол.
— Спать совершенно не хочется, — сказала женщина, поглаживая край экрана дочкиного инструментрона.
— Надо всё же поспать. Тебе — особенно, — сказал мужчина, взглянув на часы. — Если Явик придёт ближе к полудню... минимум четыре-шесть часов для сна у тебя есть.
— У тебя — тоже, — ответила женщина. — Мы прекрасно обходимся без имён, не замечаешь?
— Нет. Мы давно знаем друг друга, — мужчина взглянул на женщину. — А теперь... за эти несколько часов... мы узнали друг друга ещё лучше.
— Джесси повзрослела... Мне... мне страшно за неё и в то же время... спокойно. Я спокойна, потому что Джесси теперь не одна. Рядом с ней — её друзья. Те, кому она может полностью довериться.
— Совсем скоро она встанет во главе многих десятков детей Идена, — согласился мужчина. — И у неё будет очень много верных и честных друзей. Очень много, — повторил он.
— Главное, что теперь у неё есть такой друг, как протеанин Явик, — сказала женщина. — Надо бы... подумать, как лучше принять его завтра...
— Уверен, что мы примем его так, как надо. Как друга, — сказал мужчина. — Ты заметила, что Джессика... притворяется спящей?
— Конечно, заметила, — улыбнулась женщина. — Она... не хочет нас волновать, но ей надо о многом подумать. Вот она и притворилась спящей. Ей, думаю, было приятно видеть и чувствовать нас обоих рядом с собой в эти несколько минут. Но ещё более важно ей было и будет обдумать многое услышанное от Явика и сказанное ею нам. Пусть подумает. Уверена, она очень скоро спокойно уснёт. Её сон будет крепок. Она проснётся отдохнувшей.
— Ты права. Она... стала очень задумчивой. И такой она нравится ещё больше... — сказал мужчина. — Идём спать. Нам тоже надо быть в форме перед таким гостем.
— Идём, — ответила женщина, вставая.
Открыв глаза, мужчина увидел свою жену, стоявшую у окна. Скосив взгляд на настенные часы, он отметил, что сейчас только четыре часа утра. Самое время для крепкого сна. Меньше часа удалось поспать, а сна... ни в одном глазу. И не заметил ведь, как супруга покинула ложе. Сейчас она стояла, закутавшись в шаль, подперев голову рукой, напряжённо вглядывалась в темноту, где мерцали очень редкие и слабые огоньки. Почти окраина, одноэтажные, редко когда двухэтажные и совсем редко — трёхэтажные дома. Сейчас контуры строений съел ночной полумрак. Небо... было удивительно чистым, звёзды, казалось, показывали все уровни светимости. От самого сильного до самого слабого. Шестьдесят часов ночной тьмы. Обычное явление и всё же... Очень неспокойно на душе. Говорят, что мужчины... черствее что-ли, менее впечатлительны, менее подвержены чувствам и эмоциям. А сейчас... это казалось неправильным, поверхностным. Неверным.
Тихо покинув постель, мужчина подошёл к жене, положил руки ей на плечи. Она не вздрогнула. Может быть, она этого ждала, чувствовала, понимала, что он уже не спит.
— Вот и кончилось у нашей дочери детство, — тихо сказала она. — Не знаю, как она пережила этот момент. Может быть, острота понимания просто запоздала... Хорошо, если она... не сломается, ощутив эту остроту...
— Она — не сломается, — тихо ответил мужчина. — Рядом с ней — её друзья. Которым она может верить и — верит. Может доверять — и доверяет. Она — не одна. У детей — свой мир. А теперь — и своя война.
— У каждого разумного — своя война, — сказав это по-прежнему тихим голосом, женщина вздохнула, положила руки поверх рук мужа. — Спасибо, что подошёл. Я смотрела на эти огни... И чувствовала, что скоро тьма накроет галактику. Всю, какую мы знаем... А она... она очень большая. И эта тьма... надолго. Нам всем придётся очень постараться, чтобы эта тьма рассеялась как можно быстрее.
— Мы постараемся. Очень постараемся, — тихо ответил мужчина. — Я вот... когда засыпал, думал... Хорошо, что мы можем теперь воевать... не вслепую.
— Да. Я тоже много думала о Явике. О том, кто он и что пережил... Он будет воевать со Жнецами. Снова будет. Но... война эта будет другая. Потому что теперь протеан нет... А есть полтора десятка рас, у каждой расы — свои интересы. И это... очень плохо. Далеко не все смогут объединиться быстро и правильно. Многие... — она рвано вздохнула. — Очень многие погибнут или... перейдут на сторону Жнецов. Мы, медики... получили некоторую информацию об индоктринационном воздействии. Это... это страшно. Мы привыкли иметь дело с травмами, ранениями, телесными повреждениями, стрессовыми синдромами, но с этим... Мы ещё не сталкивались никогда. Одна секунда — и перед тобой враг. Это... очень страшно, — она помолчала, собираясь с силами. — Хорошо, что нормандовцы смогли передать нам некоторую информацию об индоктринационном воздействии. Теперь мы хотя бы знаем, с чем приблизительно будем иметь дело.
— Не всем, далеко не всем удастся выйти из этих 'коконов', — сказал мужчина. Если и верны слухи о том, что капитан ВКС Альянса Шепард вытащил из этих коконов и азари Бенезию и турианца Сарена... На всех... усилий и сил Шепарда может не хватить... Таких... индоктринированных будет очень много.
— Живые мертвецы, — выдохнула женщина. — Вот что страшно. И никакой надежды на возвращение в нормальное состояние, — она помолчала несколько секунд. — Ты прав. На всех, попавших под медленную или быструю индоктринацию... усилий и сил Шепарда не хватит. И хорошо, что мы хотя бы знаем об этой грозящей всем нам опасности обезличивания. Предупреждены — значит вооружены. Ведь так, кажется, говорят имперцы?
