Явик принял твёрдое решение: он останется единственным известным выжившим протеанином. А его соплеменники пока останутся 'в тени'. Пусть в очередной раз он прикроет своих сородичей. Так, как когда-то, даже для него, долгоживущего протеанина, страшно подумать, пятьдесят тысяч лет назад, прикрывал их, отступавших в глубины основной протеанской базы.
Таэла... Хорошо, что она снова сможет заниматься любимой работой — пилотировать свой 'Клинок Ярости', руководить большим профессиональным экипажем. И потом, когда выжившие протеане найдут пригодную для себя планету, встать во главе колонии. Уже не только как командир военного космического боевого корабля, но и как глава Совета Расы. Первое время придётся всем делать всё, что потребуется, невзирая на профессии, специальности, квалификации. А потом, когда жизнь в поселении будет налажена, можно вспомнить и о структурировании, и о подчинении на основе пирамидальности. Главное — раса получила возможность выжить.
Даже если Жнецы уже знают, что протеане выжили — это ничего не меняет. В этот раз протеане не дадут себя уничтожить. Потому что в этом Цикле они — не главные. Здесь теперь нет верховенствующих рас, поскольку одни хуже, другие лучше. И нет тех, кто лучше во всём или очень во многом. Таэла будет руководить колонией, будет хранить безвестность протеан для всех ныне живущих рас. А он, как офицер и воин, как десантник, должен находиться здесь. Его место сейчас — на 'Нормандии', экипаж которой оказался способен при поддержке жителей небольшой аграрной колонии обездвижить Жнеца. Очень весомое доказательство готовности к схватке с этими полумашинами.
Журчание воды успокаивало. Взглянув на часы, протеанин отошёл от кюветы, стряхнул капли воды с пальцев рук, шагнул к двери. Совсем немного времени осталось до момента старта. И лучше, если он будет вместе со всеми нормандовцами. Интеррасовый экипаж — это очень неплохо. Так напоминает Империю... Хотя, конечно, в этом Цикле изменилось очень многое. Главное — появилась надежда на окончательную победу над Жнецами. Путь к которой только начинается здесь, на Иден-Прайме.
Привычно оглянувшись назад, Явик вышел из своей каюты-выгородки в коридор. К нему привыкли, его больше не опасаются, никто из нормандовцев не замирает в испуге, не впадает в лёгкий столбняк, не выказывает страха, увидев его или встретившись с ним взглядом. Всё же люди — интересные существа. Среди них есть и те, кто в полной мере заслуживает ярлыка 'примитивы' и те, кого можно счесть уникальными. Разнообразие в этом Цикле вполне может стать ключом к победе над 'креветками'.
— Лейтенант, сэр, — обратился Дженкинс к проходившему по коридору Аленко. — Прошу разрешения сойти с корабля. Ко мне приехала сестра.
— Разрешаю, Ричард. — Аленко ответил на воинское приветствие капрала.
Дженкинс несколько минут назад получил на свой инструментрон короткое сообщение. От Реджины, своей младшей сестры. В свойственной ей краткой манере она написала, что ждёт его у ограды стояночного поля. К своему письму она приложила письмо от родителей. Прочтя его, Дженкинс понял, почему смогла приехать только сестра: у родителей не совпадали графики занятости — фермеры и крестьяне готовились к войне со Жнецами и сейчас все, несмотря на межсезонье, были заняты на неотложных работах. Ричард кое-что знал об этих работах: их объём мог бы изумить любого человека. А если уточнить, что большинство этих работ люди выполняли при минимальной механизации и автоматизации... Потому-то Реджина и прилетела на рейсовом флайере одна: её отпустили на несколько часов. Да и она сама бы не захотела бездействовать. Но не проводить старшего брата — никогда бы такого себе не позволила.
Обрадовавшись полученному разрешению, Дженкинс зашёл в кубрик. Переоделся в полупарадную формёнку, критически взглянул на себя в зеркало. Поправил берет, пристукнул на пороге ботами. Хоть Реджина и младшая, но — сестра, а значит, надо выглядеть прилично.
Пройдя по коридору к выходному пассажирскому шлюзу, Дженкинс ещё с верхней площадки увидел Реджину.
Такую красавицу редко кто из мужчин не заметит: высокая, чёрные длинные волосы совершенно естественными локонами обнимают и закрывают плечи и спину.
Стоит, смотрит на портал шлюза.
Заметила, помахала рукой. Молча. И улыбнулась — ещё сходя по трапу вниз, к посту вахтенных, Ричард узнал её фирменную улыбку: одними губами, но — ясную и открытую.
Реджина не любила улыбаться так, как это считают необходимым делать очень многие девушки: обязательно показывая зубы. Чуть ли не все "тридцать два" сверху. Она улыбалась часто именно так — одними губами. Но эта улыбка, как знал и понимал Ричард, идущий по едва освещённой дорожке к границе стояночного поля, стоила очень дорого.
— Реджа, привет. — Дженкинс обнял сестру, поцеловал её в обе щёки.
Ей понравилось. И она ответила: поцеловала брата в лоб. Так, как умела только она.
— Рад, что ты пришла, — сказал Ричард.
— Не утерпела. Да и родители нет-нет, да и подталкивали. У нас действительно сейчас очень много работы. В этих официальных информационных сообщениях, Рич, к сожалению, слишком много правды. Сама удивляюсь такой открытости, полноте и точности. Но, видимо, журналисты что-то такое поняли. После встреч с нормандовцами, — сказала Реджина, беря Ричарда под руку. — Давай отойдём, пусть другие насладятся видом кораблей.
Они отошли от внешней ограды стояночного поля к лесу, присели на траву. Реджина обняла брата, посмотрела на него внимательно, словно читала открытую книгу.
О том, как Реджа — так чаще всего именовал Ричард свою младшую сестру — умеет читать состояние собеседника, многие иденцы знали не по наслышке.
Иногда Реджину считали колдуньей. А она всего лишь от природы была очень внимательной и чуткой.
Наверное, гены постарались, сложились в столь чудное и прекрасное сочетание.
Ричард смотрел на Реджину. Прилетела, приехала, не утерпела. Ей восемнадцать лет, ему двадцать. А иногда кажется, что ей двадцать пять или даже больше — настолько она мудра и опытна в житейских вопросах. Родители, конечно, знают об этом, потому и отпустили дочь к сыну. Пусть уж хоть она проводит, попрощается по-людски.
— Большой корабль... — сказала Реджина, глядя на высившегося неподалёку Жнеца. — Строгий. Неприступный. Я несколько часов назад просматривала в местном Интернете ролик — умельцы сделали, объединив кучу отснятых роликов. Странное ощущение: боевой военный корабль и, в то же время — разведчик, наблюдатель. Не всегда могу ухватить суть, ускользает она от меня здесь. Не понимаю, как такое можно совместить. Вроде бы и не должен вредить, применяя оружие, но в то же время — может и умеет. Сложно это понять мне.
— Я тоже многого раньше не понимал, Реджа, — тихо сказал Ричард. — Вот опоздал на корабль тогда. Просидел на базе. Думал: всё: исключат из рядов, уволят, короче — спишут. А получилось так, что приказали явиться на 'Нормандию'. Да, я знал, слышал об этом разведфрегате. Думал — опять придётся шариться по самым потаённым уголкам. Без связи, без возможности побывать где-нибудь в обжитых мирах. Думал: всё, тут меня и замуровали на этом фрегате. И вся моя служба будет под грифом 'секретно'. И штампом 'только для служебного пользования'. Никогда бы не поверил, что разведфрегат сможет ссадить на планету сверхдредноут. А пришлось не только поверить, но и увидеть такое собственными глазами. Да и почувствовать — тоже. Это — гораздо важнее любых роликов. А уж увидеть, как фрегат ссаживает сверхдредноут на мою родную планету. Как удар фрегата по такому мощному кораблю поддерживает планетная инфраструктура. Ни в одном из доступных мне руководств я такого не читал.
— Теперь будет время — прочтёшь, Рич, — улыбнулась, коснувшись лица брата своим фирменным мягким и внимательным взглядом, Реджина. — Я рада, что иденцы смогли помочь тебе и твоим коллегам утихомирить столь опасного оппонента, — она не назвала Жнеца врагом или противником и Ричарду это понравилось. — Может быть, действительно, корабль-разведчик может и даже временами должен воевать 'в линии', как обычный боевой корабль. Очень даже может быть, Ричард. Потому что мы, разумные органики, уж слишком увлеклись специализацией. Доходит до смешного: агроном животновода не понимает. Хотя один без другого часто не могут обойтись. Зато увидев этот бой, увидев, как нестандартно можно использовать вроде бы мирную планетную инфраструктуру. Очень многие иденцы на ряд вещей посмотрели по-иному. И то, что они увидели, им, определённо, понравилось. Настолько понравилось, что теперь в Ополчение конкурс — уже не двадцать, а тридцать человек на место. Остальные, как ты, наверное, знаешь, тоже не прохлаждаются: у нас тут курсы местной самообороны открылись и каждый раз — полные залы и полные полигоны. Отбор там тоже строгий, но от желающих нет отбоя. Аншлаг почти постоянный. Стрелковые клубы, клубы 'выживальщиков' тоже активизировались. Хорошо, что у нас будет больше времени подготовиться, — вздохнула она. — А то десять таких 'креветок' подойдут к планете... И пикнуть никто не успеет, как планета замолчит уже навсегда.
— Редж, я же чувствую, тебя что-то беспокоит. Скажи... — Ричард повернулся так, чтобы видеть лицо сестры достаточно чётко.
— Беспокоит. Ты прав, Рич. Многое беспокоит, — не стала отрицать Реджина. — Долго рассказывать. Да и не надо. Всё, что есть — теперь наше. Нам и решать. Мне — и другим, — говоря это, она не лукавила, оставалась верна себе. Не любила грузить брата проблемами и неприятностями, не любила без особой необходимости просить помощи или простого содействия. — Ладно, — она обняла Ричарда, поцеловала в щёку, легонько потёрлась носом о висок. — Я рада, что успела тебя проводить, Рич. Ты... Пиши, хорошо?! — её голос дрогнул.
Ричард поспешил обнять сестру, чувствуя, как она напряжена и взволнована:
— Буду писать, Реджа. Буду, — сказал он. — Посиди на том, нашем камне и скажи местному духу, что я вернусь.
— Я сделаю это, Рич. — Реджина встала, бросив быстрый взгляд на экран часов инструментрона.
Вот такая она — всегда отслеживает время. Понимает, что нельзя брату опаздывать на борт. Больше — нельзя. Хватило ему уже одного опоздания. Хотя это опоздание дало брату возможность попасть на борт такого корабля, который становился очень известным. Ценным и уже немного — легендарным. Именно легендарным, ни больше, ни меньше.
— Обязательно сделаю, — взяв брата под руку, она потянула его за собой. Ричард понял: она хочет проститься с ним на границе стояночного поля.
Там она будет не одна — у многих нормандовцев уже образовались пары и девушки и юноши, мужчины и женщины придут проводить членов экипажа и команды фрегата, сумевшего остановить Жнеца.
— Возвращайся, Рич! Возвращайся. Мы все будем тебя ждать. Очень, всегда ждать! — за несколько шагов до калитки Реджина остановилась, повернулась к брату, обняла его, склонила голову ему на грудь. — Я верю, что ты вернёшься! Мы все верим... — всхлипнув, она склонила голову ниже, достала платок, промокнула глаза. — Иди, Рич... Время...
— Я — вернусь, Реджа. — Ричард мягко отстранился, отшагнул. — Ты пиши... Адрес ты знаешь, так что... Пиши... — Он смотрел на сестру и не мог заставить себя повернуться к ней спиной.
Она провожала его не одна. Вместе с ней своего сына незримо провожали родители. Провожал родной дом. Провожал старый, древний валун, тот самый камень, который он с Реджиной когда-то нашли на одной из полян довольно далеко от селения и с тех пор это стало его и Реджины тайное место.
Реджа верила во всяких духов природы. И эта вера помогала ей жить. А сейчас на пороге галактики такая война, что любая возможность выжить, любая поддержка становится поистине бесценной и крайне необходимой.
Выжить, сохраниться и победить врага. Вот то, что сейчас важно.
— Капрал, время, — тихо сказал один из полисменов, охранявших вход на стояночную площадку.
Эта фраза, услышанная Реджиной, словно волна тепла 'разморозила' девушку.
Дженкинс не успел ничего сделать, как оказался в её объятиях и почувствовал её губы на щеках и на лбу. В этот раз Реджина не стеснялась никого и ничего. Да и, как смог потом понять Ричард, никто из стоящих рядом иденцев и нормандовцев и не был против того, чтобы увидеть и почувствовать такой взрыв проявлений чувств. Настоящих, истинных чувств. Реджина зацеловывала лицо Ричарда и едва сдерживалась, чтобы не заплакать.
Несколько минут для брата и сестры пролетели как одна секунда.
Взяв голову Ричарда в свои ладони, Реджина заглянула в глаза брата. И в глазах сестры, в её взгляде он прочёл всё, что она не смогла, не захотела, а именно не смогла сказать вслух.
Она поцеловала его в лоб, отшагнула, выпрямилась и чуть склонила голову.
Увидев её в этот момент, Ричард понял: всё. Она попрощалась с ним. Попрощалась так, как никогда не прощалась с ним прежде.
Даже тогда, когда он уходил в армию, она так с ним не прощалась.
Он подобрался, кивнул ей, повернулся и прошёл на стояночное поле мимо полисменов.
Едва слышный скрип петель закрываемой калитки отсёк от восприятия Дженкинса почти все мысли о мирном времени.
Он чувствовал на себе взгляд Реджины, продолжая идти к трапу фрегата по едва освещённой дорожке. Чувствовал, но не мог заставить себя обернуться. Не хотелось ранить сестру сейчас. Ей и так тяжело, а если он обернётся... То станет ещё тяжелее.
Только крышка корабельного шлюза отсекла взгляд Реджины. Шипение воздуха, привычный голос ВИ, информирующий о проведении процедуры обеззараживания. Шелест приводов, открывавших вторую, внутреннюю дверь фрегата — всё это воспринималось Ричардом как в тумане.
Он прошёл в кубрик, сел на свою койку, пощёлкал переключателем 'ночника'.
Реджина снова предстала перед ним старшей сестрой. Не младшей, а старшей.
Потому что понимала: всякое может случиться в будущем, связанном с войной со Жнецами. Не стремилась преуменьшить угрозу. Не пыталась 'забить' показной весёлостью опасения и страх. 'Если она так боится, то как же сильно и остро боятся родители? — спросил себя Дженкинс. И сам же ответил. — Очень, очень боятся. Но — продолжают делать всё, чтобы Жнецы были побеждены. Иногда ведь, как говорят мудрые люди, войны выигрываются ещё до их начала. И никакая последующая война не может изменить перевес сил, изменить условия победы, ещё до первых залпов принадлежащей одной из сторон'.
Жнецы, как знал Ричард, много раз приходили в Галактику. И всегда уходили победителями. Да, потрёпанными, да, понёсшими ощутимые потери. Но — выполнившими свою задачу, своё предназначение. Победителями.
В этот раз надо постараться, надо сделать всё, чтобы победителями оказались не пришельцы, а местные жители, обитатели галактики. Нет ничего неизменного. И всегда побеждавших Жнецов ждёт поражение. Это поражение должно быть нанесено этим полумашинам в самое ближайшее время. Война не должна быть долгой, нельзя воевать столетиями. Надо сделать всё, чтобы сначала выдержать удар, потом сжаться и, выпрямившись, напрягшись, уничтожить захватчиков. Ослабить — и уничтожить.
