— Ты видишь то же что и я?
— Будто вокруг пролили нечто жидкое и блестящее? — был риск показаться сумасшедшей, но только не перед ним, только не после того, что мы уже знали друг о друге.
— Больше похоже на стаю цветных солнечных зайчиков.
— Уже проходила это, в первой жизни такие видения меня посещали частенько, и я даже искренне считала себя потомком богов великого Нила. — Мне захотелось рассмеяться, но я вовремя остановила себя, представив, насколько истерично буду выглядеть.
— Странно, со мной такое впервые, словно моментами холодные блики накладываются на окружающее пространство, — задумчиво произнес англичанин. — Значит, мы все же сдвинулись с мертвой точки, что-то происходит, меняется, хотя о том, куда именно нас ведет, лучше не думать.
Тряхнув рукой, он взглянул на наручные часы.
— Хочешь есть?
Пришлось заставить рот не открыться от удивления.
— Ну и, что означает этот вопрос? — поинтересовалась я.
— Я что, непонятно выразился по-русски? До этого ты меня прекрасно понимала. — Уголки губ поползли вверх, а острые черты лица немного смягчились.
— Слова я уяснила, теперь вот ищу глубинные смыслы.
— Совершенно напрасно, их там нет. Просто приглашаю на ужин. Тебя вымотали близость смерти и погружение, а меня череда приключений. Нам обоим не помешает передышка. И почему-то мне очень кажется, что одна, без меня, ты сегодня не решишься куда-либо идти.
Мне хватило ума даже не пытаться врать ему.
— А ты, можно подумать, в данный момент сможешь отпустить меня одну, не боясь за свою драгоценную жизнь, — не осталась я в долгу.
Он проигнорировал выпад.
— И куда же мы пойдем?
— В нескольких кварталах отсюда есть милое кафе, там прекрасно готовят мясо на углях и кофе совсем не плох. Не возражаешь пройтись немного пешком?
— Выйди, мне нужно переодеться, — именно так звучало согласие, слегка резко, но какая, в сущности, разница, если это все же согласие.
Когда за Даниэлем легонько щелкнула дверь, я не нашла ничего лучше, чем снова подумать о его ангелоподобной блондинке. Несколько раздражало то, что я возвращаюсь к ней мысленно и сравниваю нас, причем с переменным успехом. Этот глупый внутренний поединок не мог закончиться для меня ничем хорошим. Я настойчиво убеждала себя, что этот мужчина мне совершенно безразличен, а, следовательно, и безразлична его личная жизнь, тем более что и без этого сейчас голова забита массой вопросов и проблем.
Как ни старалась увериться в обратном, но на этот раз я одевалась исключительно для него, мелкое женское тщеславие жаждало сногсшибательных эффектов и бурных аплодисментов. После всех стараний и ухищрений я долго и придирчиво разглядывала отражение в зеркале. Облегающие брюки подчеркивали достоинства фигуры, тончайшая ультрамариновая блуза привлекала внимание к цвету лица, болеро дополняло образ. Над прической долго не думала, в конце концов, не на свидание же иду, не мудрствуя лукаво, распустила локоны по плечам. Почти незаметный макияж и несколько любимых украшений.
'Вот и все. Надеюсь, он взбешен долгим ожиданием', — с удовлетворением подумала я, накидывая легкое пальто. За окном уже смеркалось и, судя по прохладе из приоткрытой створки, вечер обещал холод, впрочем, от присутствия англичанина градусы на улице вполне способны снизиться еще на пару пунктов.
Странные танцы
Он сидел в вестибюле, листая какой-то журнал. Взор, обращенный ко мне поверх глянцевых страниц, не был, вопреки ожиданиям, ни раздраженным, ни злым. Изумрудные глаза оценивающе скользнули снизу вверх, и откуда-то c задворок души и прожитых жизней поднялась жаркая волна, прокатываясь по телу и расцветая яркими пятнами на щеках. Это во мне проявилась Я — Элиза, глядящая сквозь новую оболочку, на своего любимого и давно прощенного, несмотря ни на что, Тео.
'Как пионерка, честное слово', — призывал к порядку разум. Я постаралась затолкать поглубже внутрь столь не свойственное мне ощущение и при этом не сверзнуться с довольно крутых ступенек под испытывающим взглядом Даниэля.
— Прекрасно выглядишь, — признал он, подымаясь и не отрывая глаз, когда я вплотную приблизилась. Обнадеживало, что на высоких каблуках я не смотрюсь такой пигмейкой рядом с ним. Странное дело, всегда была убеждена, что у меня средний женский рост, но этот мужчина пробудил не ведомый ранее комплекс.
— Это шаблонная фраза из бульварных романов и длинных мыльных опер, — прореагировала я, когда мы вышли на улицу.
— У тебя, похоже, необычно предвзятое отношение ко всем моим репликам, без разницы, говорить тебе гадости или комплименты, реакция будет одной и той же — неиссякаемая желчь широкой рекой. Ты всегда обороняешься, или хотя бы изредка даешь себе передышку и веришь в просто слова без подтекста?
— Считаю, не стоит обобщать то, что обычно происходит в моей жизни и то, что происходит в ней теперь, после твоего появления. Просто любопытно, что же ты на самом деле подумал без вечных женско-мужских игр.
Краешки тонкой линии губ потянулись вверх, заостренные черты обрели плавность, а я впервые увидела, как Даниэль улыбается по-настоящему, не ухмыляется как голодная гиена, не саркастически кривит рот, а именно улыбается. Я в недоумении косилась на его лицо, удивляясь, насколько противоестественно смотрится на нем улыбка, как нечто инородное, портящее.
— Подумал, что там в своем номере, свернувшись калачиком на кровати, в полураздетом состоянии ты выглядела более привлекательно, чем сейчас, продуманно одетая, — признался он.
— Звучит почти как оскорбление, — быстро сказала я, совершенно так не считая, одновременно борясь с очередной теплой волной, поднимающейся по телу.
'Чертовы жизни, мне необходимо отстраниться от прошлого, отгородиться, четко провести черту. Моя душа не понимает, что я давно не Элиза, а рядом человек, который вот уже несколько столетий как не Тео'. — Я сжала руки в кулаки, сдерживая вибрирующие между мной и Даниэлем пузырьки энергии, боясь, что он если и не поймет, то как-нибудь почувствует происходящее.
— Ты хотела правду, я тебе ее дал.
Кажется, ничего не изменилось, он ничего не понял, а я смогла все же вспомнить, кто я, и отделить на данный момент себя от прошлого.
Мы медленно шли по аккуратной ухоженной улице с поздними, слегка пожухшими клумбами, еще пара дней и даже самые стойкие цветы погибнут от надвигающегося холода глубокой горной осени. Город дышал спокойной безмятежностью, столь свойственной маленьким курортным местечкам, в противовес огромным мегаполисам, кишащим как суетливые ульи. Воздух, пропитанный вечерней свежестью, вдыхался упоительным нектаром, проскальзывал по легким, расслаблял и бодрил одновременно. Маленькие домики в старинном стиле перемежались роскошными особняками, фонари еще не зажглись, и было нечто приятно таинственное в этой тонкой границе между светом и тенью.
Вновь подумалось о сногсшибательной блондинке, и я почти кровожадно улыбнулась, поняв, что снова умыкнула у нее прямо из-под носа импозантного англичанина.
'И почему меня это так волнует?' — недоумевала я.
— Что тебя так развеселило? — осведомился Даниэль, отстраненно разглядывая прохожих.
— Да так, ничего.
— Шаблонная фраза из мыльных опер, — напомнил он.
— Тебе не понравится правда, — предупредила я, уже точно зная, что именно этот аспект жизни он обсуждать со мной не станет.
— И все же? — настаивал он.
— Ну ладно, сам напросился. Я подумала, что несчастная блондиночка ждет у окна своего Дени. — В интонацию была вложена весомая доля яда, ну ничего не могла я с собой поделать. Мужчина не стал комментировать мой выпад, а перешел на более безопасную тему.
— Почему ты выбрала для себя такую профессию?
— С детства любила конструкторы больше кукол, ну а позже, когда у меня появился первый компьютер, просто с ума сошла на этой теме, профессию выбирала уже исходя из многолетнего пристрастия, хотя бабушка очень хотела меня видеть стоматологом, переводчиком или уж, в крайнем случае, юристом.
— А родители?
Ох, не любила я такие вопросы, рана давно затянулась, покрывшись твердой коркой, и сделала меня сильнее, но тема все же оставалась больной.
— У меня нет родителей, — отрезала жестко и коротко, но он совсем не удивился.
— Что толку, что у меня есть, я даже в детстве был очень далек от них эмоционально, знаешь, между нами не возникло такой прочной связи, как бывает обычно у самых близких родственников.
Я затаила дыхание, боясь развеять откровенность, приподымавшую завесу над событиями его жизни.
— А еще интересно, что в прошлых жизнях либо я не знал своих родных, либо между нами выстраивалась такая же непробиваемая стена. Вот я и подумал — это закономерность для нас или просто у меня все так случайно сложилось?
— Бывает по-разному, — возразила я, анализируя свое существование под этим углом. У меня не хватило времени осознать, насколько я близка с родителями, слишком быстро все оборвалось, из родственников осталась только бабушка, и кто знает, чего было больше в моем отношении к ней — раздражения, привязанности или привычки.
— Хотя знаешь, возможно, ты не далек от истины, и это как-то связано с природой нашего феномена, — поддержала я, вспомнив, что Я — Элиза едва знала отца, Я — Этху никто не осведомил о реальном происхождении, и она воссоздала генеалогическое древо своей псевдосемьи по своему усмотрению. Лишь девушка на скале точно знала своих родителей, но они, похоже, изо всех сил мечтали избавиться от нее с большей выгодой для семьи. И тут уже приходившая на ум мысль окатила тоской, смешанной с надеждой и нетерпением.
— Скажи, а можно ... — дыхание перехватило... — погрузится в прошлое этой жизни? — тихо-тихо спросила я.
Он внимательно посмотрел на меня, прежде чем ответить.
— Нет, много раз пытался, ничего не вышло. — Оказывается, не одной мне пришла в голову эта идея. Ах, как жгуче я желала увидеть кусочки детства этой жизни, снова взирать на мир глазами восторженной маленькой девочки, которой когда-то была. Надежды рассыпались в прах, то единственное, что я в действительности хотела получить от обретенных способностей, для силы оказалось недоступно.
— Слушай, а дети? У тебя когда-нибудь были дети? — задала я логически вытекающий вопрос, вспомнив, что Я — Этха так и не смогла подарить фараону желанного ребенка. Наверное, я просто все еще искала сходства с судьбами обычных людей.
— Нет, никогда, ни в одной из жизней, — задумчиво произнес он. Похоже, эта мысль раньше его голову не посещала.
— Даже в тех счастливых воплощениях, где мы не встречались?
— Хм... Строились отношения, однажды даже жена появилась, а вот отпрысков никогда не было, а у тебя?
— И у меня. Может во второй жизни..., — неуверенно предположила я, когда Даниэль легонько коснувшись локтя, остановил меня у дверей кафе. — Но возможно, это лишь случайность, не связанная с нашей сущностью, — поспешила я добавить, но он уже не слушал, подозвав официанта, указал на столик в глубине помещения.
Присев, я ничего вокруг не замечала, очередной виток размышлений нещадно терзал мозг, не так, чтобы я сильно любила детей или когда-либо хотела их иметь, но, тем не менее, новые обстоятельства пугали. Чем больше отличий от окружающих людей я находила в себе, тем сильнее старалась отыскать неоспоримые сходства.
— Арина, можно сколько угодно предполагать что угодно, — проявив проницательность, шепнул англичанин, глядя в мое отрешенное лицо. — Мы за последние дни очень устали, а для тебя все это вообще еще не пережитый шок, поэтому не стоит удивляться тому, что сознание ищет причины всех странностей в нашем необычном существовании. Возможно, все не так трагично, как может показаться с первого взгляда. Ты просто выдвинула дурацкое предположение и за уши притянула готовую теорию. Ты же компьютерщик, ну призови свою рациональность, — не дождавшись ответа, посмеялся надо мной он.
— Специалист по информационным технологиям, — выпадая из транса, на автомате поправила я.
Есть не хотелось — последствия не прекращающейся вот уже несколько дней череды событий, но подумав, что хорошая пища, возможно, немного отвлечет от тревожных мыслей, я стала выискивать в меню что-нибудь изысканно вкусное, но при этом знакомое. Не люблю попадать на экзотические кушанья с совершенно несочетаемыми для меня компонентами, а потом с омерзением пережевывать нечто, боясь даже вообразить, что же именно скрипит на зубах.
В процессе выбора блюд и обмена неглубокими познаниями о местной кухне англичанина крайне обескуражила новость о том, что я не выношу спиртные напитки.
— Только не приписывай свое удивление распространенному мнению, что все русские пьют, причем пьют только водку, — предостерегла я.
— А что, если и так? — поинтересовался он.
— Я тебе попросту не поверю, ты сам в прошлой жизни был русским и точно знаешь, что это чушь.
Увидев выражение его лица, я победоносно поздравила себя мысленно и продолжила.
— Ты слишком хорошо говоришь по-русски, догадаться было не сложно. — На самом деле мой вывод основывался исключительно на интуиции.
Мелькнувшая в голове цепочка причинно-следственных связей показалась настолько забавной, что, задавая следующий вопрос, я еле сдерживала смех.
— Это что же, в прошлой жизни я любила русского? Да уж, что может быть притягательнее для эфемерной, воспитанной на сопливых романах американской девушки.
— Не совсем так, я был сыном американских эмигрантов, родившимся в России, хотя ты почти попала, ведь прожил я на российских просторах много лет и набрался как подобающих, так и совершенно неуместных привычек.
Некоторое время мы молчали, поглощая заказанную еду.
— Меня интересует одна вещь, — произнес он, медленно цедя красное вино, выбранное слишком придирчиво для небогатого ассортимента маленького кафе. Он замолчал.
— Ну что же ты медлишь, вопрос настолько страшен?
— Нет, очень банален, особенно на фоне затянувшего нас круговорота происшествий. Вот пытаюсь оценить, не выходит ли он за рамки нашего общения, хотя нечто подобное я уже спрашивал, но не вполне удовлетворен ответом.
— Ты считаешь, что между нами еще остались какие-то рамки, после всех предательств, самоубийств и спасений? — ехидно осведомилась я.
— Ты привлекательная, явно успешная женщина, мужчины оборачиваются тебе вслед как цветки одуванчика к солнцу, — в подтверждение своих слов англичанин кивнул в сторону соседнего столика, откуда за мной наблюдала пара пытливых глаз, — но ты совершенно одна. Почему же никто не оставил даже мимолетного следа в твоей душе?
Он только что, можно сказать, отвесил мне комплимент, хотя вряд ли намеревался это сделать, но предсказуемого удовлетворения это не принесло, напротив, в сердце заскреблась странная грусть, будто вскрылось то, что я всегда тщательно прятала от посторонних глаз. В его присутствии я себя все время чувствовала как голая.
— Да что ты можешь знать о моей душе?! Ты никого ни в одной из жизней не любил. Тебе ли судить о таких вещах?
