Следуя выработанному некоторое время назад правилу, я не брала на отдых ничего, что непосредственно относилось к работе, и даже вставляла в телефон другую, предназначенную для экстренных случаев сим-карту, номер которой знал только узкий кругу людей. В такие рамки я намеренно поставила себя несколько лет назад, впервые открыв, что максимум на третий день отдыха, причем неважно, где он проходил, уже снова сижу ночами в обнимку с ноутбуком и увлеченно работаю. В итоге это затягивалось на весь отпуск, и возвращалась я к рабочим будням, удовлетворенная, но измотанная и уставшая еще больше чем до отдыха. Олег неизменно отпускал шутки на эту тему в стиле: 'Опять Арина охотилась за границей на стадо взбесившихся дикобразов'. Поэтому теперь, отправляясь путешествовать, целенаправленно, но с трудом, как наркоман, сидящий на героине, я отдирала себя от компьютера, бережно сдувая с моей трудовой лошадки микроскопические пылинки. 'Он — единственный 'мужчина', которого я люблю всерьез', — часто усмехалась я про себя.
Завистливо вздохнув, устроилась поудобнее, отложила книгу и достала mp3-плеер. Вставив наушники, погрузилась в любимую музыку, пытаясь не вспоминать, кто сидит напротив, и что я чувствую по этому поводу. Музыка всегда увлекала меня, и этот раз не стал исключением. Когда слушаю слова песен в сочетании с гармоничным звуковым сопровождением, я представляю различные ассоциативные картинки, иногда получается очень забавно. Жаль, что нельзя сохранить как видео файл отпечатки разгулявшегося воображения, а потом просматривать их заново или показывать знакомым.
Я лишь на минутку прикрыла глаза, умиротворенная таинственным хрипловатым голосом, певшим о ночных странниках. Сознание при этом почему-то заполнили крупные дождевые капли, падающие с ночного неба на черный асфальт и сверкавшие как жемчужины в желтом свете одинокого фонаря. А в следующую секунду растерянно встрепенулась, услышав голос, тихо зовущий меня по имени.
— Арина, уже почти приехали, вы же не собираетесь провести в пустом поезде всю ночь, — голос на этот раз оказался не бесплотный из моих снов, а вполне реальный, равнодушный и холодный.
Сосед по купе смотрел на меня внимательным, вселяющим ужас взглядом. По спине снова поползли пугливые мурашки, и я быстро посмотрела в окно, за которым уже сгустился глубокий вечер. Удивительно, как я умудрилась уснуть в его присутствии. Несмотря на страх, вернувшийся ко мне с новой силой, радостная новость заключалась в том, что я проспала оставшееся до прибытия время.
'Вот-вот я смогу сбежать от него. Наконец-то'.
Собиралась с радостной поспешностью, не желая поворачиваться спиной к человеку, которого так боялась, и когда уже почти вываливалась из купе со своей объемной дорожной сумкой, раздался его голос.
— Арина, вы...может... — голос затих.
Если бы заговорил кто-нибудь другой, подумала бы, что меня хотят проводить или встретиться еще раз, но с данным человеком такой вариант отпадал автоматически, тем более что голос звучал резко и напряжено. Я замерла в ожидании продолжения, все же повернувшись спиной, не зная, что и предположить. Продолжения так и не последовало, и, вежливо выждав пару секунд, я с облегчением вышла.
Курорт
Свежий вечер, окутал меня атмосферой свободы и спокойствия. Страх отпустил. 'Отпустил навсегда', — про себя твердила я, в глубине души совсем не уверенная в этом. Все время казалось, что господин Вильсон смотрит мне в спину, и я постаралась скрыться от этого ощущения в разношерстном обществе прибывших в город.
Оживленно снующие по вокзалу пассажиры не раздражали меня, в их шумной толкающейся тесной компании, отдававшей потом и какофонией всевозможных запахов, я чувствовала себя гораздо спокойнее, чем в просторном купе всего с одним попутчиком.
Дальше пришлось ехать на автобусе, который специально приходил точно по прибытию поезда, поэтому опоздать я не боялась. Мой неприятный спутник — англичанин, похоже, добирался до места назначения другим транспортом. Украдкой разглядывая в свете тусклой подсветки людей, заполнявших салон, я его, слава богу, не увидела и всю дорогу успешно уверяла себя в том, что место, выбранное мной, конечно, небольшое, но вероятность там встретить этого типа приблизительно одна на тысячу. 'Ну что ж, с такими шансами можно спокойно вернуться к нормальному отдыху', — успокоилась я, подперев рукой голову и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть за окнами.
В маленьком уютном городке я оказалась только глубоким вечером. Курорт расположился в ложбине, зажатый снежными вершинами, но сейчас я не смогла его хорошенько рассмотреть, горная ночь спустилась слишком быстро. Сезон здесь продолжался с декабря по конец апреля, поэтому в октябре туристы редко баловали милый уголок посещениями. В этом я и нуждалась — спокойствие, комфорт и теплая солнечная осень в обрамлении живописной зимы. Возможно, даже решу, в конце концов, поучится кататься на лыжах, хотя здесь и без этого хватит занятий.
Разместилась я в номере на последнем этаже хорошенького домика — отеля с покатой треугольной крышей, который меня вполне удовлетворил. Номер был оформлен в классическом стиле. Спальня в бежевых тонах с выходившими к горам окнами, задрапированными тяжелыми шторами. В центе комнаты располагалась большая кровать, по бокам, которой стояли антикварные торшеры, справа платяной шкаф и широкая тумбочка под обширным зеркалом, занимавшим противоположную от окна часть стены. Просторная гостиная в зеленой цветовой гамме с вкраплением серебристого красовалась огромным окном, заменявшим всю северную стену. 'Наверное, утром отсюда потрясающий вид', — подумала я и присела в мягкое кресло у стеклянного столика. Интерьер дополняла ваза с желтыми тюльпанами, и я с удовольствием вдохнула тонкий аромат. Запоздало вспомнив, что должна позвонить бабушке, выхватила из сумки телефон и молниеносно набрала знакомый номер.
— Арина, как тебе не стыдно, ну нельзя же заставлять меня так волноваться, — послышался после третьего гудка нервно-встревоженный бабулин голос. Пришлось в течение двадцати минут выслушивать укоряющую речь с правильно расставленными интонациями и паузами. Бабуля прекрасно владела ораторским искусством.
Единственный мой живой родственник — Антонина Павловна, в не таком далеком прошлом преподавала в университете математический анализ. Почти тридцать лет вдалбливания в девственно пустые головы студентов азов точных наук, оставили неизгладимый отпечаток на характере этой строгой и харизматичной женщины, в том числе на изощренных способах воздействия на единственную нерадивую внучку, то есть на меня. Сейчас она развернулась по полной, угрожая скорым сердечным приступом, пытаясь разжалобить пространными речами о тоске по своей кровиночке и умиляя воспоминаниями о том, каким чудным ребенком я когда-то была.
'Бабуля могла бы играть в театре', — хмурясь, думала я, рассеяно бродя по комнатам с трубкой в руках, раскладывая вещи и слушая вполуха. Ее репертуар не менялся годами, поэтому я особо не вдумывалась, а просто ждала, когда схлынет словесный поток. Она меня очень любила, и некоторые совершенно неженские черты характера я унаследовала именно от нее.
— Ба, мы же договаривались, что я позвоню, когда окончательно доберусь до места, — вклинилась я, наконец, в возбужденную тираду, пока она пару секунд переводила дыхание.
— Я все прекрасно помню, но это же не мешает дергаться за тебя. У тебя там все в порядке? Ты нормально питаешься? — посыпались стандартные вопросы.
— Да, да, пять раз в день маленькими порциями, — выдала я заранее заготовленный ответ. Иногда ложь во благо, иначе есть риск к завтрашнему утру лицезреть бабулю на пороге номера с термосом теплой домашней пищи. 'Пожалуй, она со своим стальным закаленным характером, могла бы по прямой добраться до меня через горы, игнорируя и поезда и самолеты', — размышляла я, открывая кран в ванной и обильно поливая пеной, начинавшую набираться воду.
Когда она немного утихомирилась, я, рассказала ей обо всех уже виденных красотах, заверила в своей благоразумности и пообещала регулярно звонить. Бросила на кровать телефон и нырнула в горячую пенистую благоухающую апельсиновым маслом воду.
Настал самый подходящий момент для обдумывания пугающих событий этого долгого дня, но думать не хотелось, мысли отличались бессвязностью, только холодные, притягивающие как под гипнозом и одновременно отталкивающие как хлесткая пощечина, глаза раздражающе четко маячили перед внутренним взором. Я встречала в жизни людей, к которым испытывала искрению симпатию с первого взгляда, много людей, которых терпеть не могла, попадались и вызывающие жгучее отвращение, напоминавшие рвотный порошок, никогда я не отличалась особым человеколюбием, но тут скрывалось что-то другое, что-то постороннее и непонятное. Я очень жалела, что не могу ни с кем поделиться всеми своими странными подозрениями. Может все же рассказать Алиске, но даже если она и воспримет нормально, то сомневаюсь, что сможет найти рациональное зерно во всем этом, так же как и я. Засыпала, так ничего и не решив.
После моего трехдневного пребывания в этом живописном уголке внезапно сошедший с ума окружающий мир снова обрел привычную нормальность. Бледность лица украсил легкий румянец, а отдохнувшее тело с удовольствием дышало свежим альпийским воздухом. Хотя курорт считался горнолыжным, у меня и без лишних приспособлений находилась масса приятных занятий. Просыпаясь под нежными лучами блестевшего на ледяных шапках гор солнца, я наслаждалась разнообразиями 'шведского стола' и отправлялась на пешие прогулки по окрестностям с маленькими группами разномастных туристов в сопровождении гида, проводила часы в термальных комплексах, проходила процедуры массажа и ароматерапии. Приятное времяпрепровождение насыщало и заполняло дни до отказа. Природа этих мест не прекращала радовать меня мягким климатом, обилием растительности и великолепным сочетанием тихой и прекрасной осени в городе и его окрестностях и звенящей зимней тишины обнимавших город снежных вершин.
Я расслабилась и обо всем забыла, кроме парящих в крови пузырьков, которые временами настойчиво давали о себе знать, еще больше усиливая благодушное состояние, и, как ни странно, способствовали полному растворению в атмосфере этого прекрасного края. Постепенно я привыкла к ним, будто всегда их чувствовала. Почему это ощущение появлялось и куда пропадало, я по-прежнему не знала. А как-то раз, следуя по одной из многочисленных пеших трасс, я вдруг ощутила, что они так переполняют мое тело, что еще немного, и поднимусь в воздух, а, может, сама стану воздухом, переродившись полностью в эти сумасшедшие, щекочущие счастьем пузырьки. Хотелось смеяться, ведь они — это я, а я — это они. Пытаться найти объяснение больше желания не возникало. Я была счастлива, а это самое главное. Дни пролетали как яркие солнечные зайчики, проникавшие сквозь окно в мой уютный номер.
После обеда четвертого дня я, одетая в теплые брюки, куртку, перчатки и вязаную шапочку, вошла в зал ледового комплекса в сопровождении случайно встреченного недавно русского, который отдыхал здесь с семьей, но при этом активно пытался завязать со мной пошлый курортный роман. Иногда меня просто поражала неуемная изобретательность, с которой он уже второй день подряд ускользал от жены и разыскивал меня в самых разнообразных местах. Сегодня он поймал меня берущей в прокате коньки и увязался следом на искусственный крытый каток. Мужчина совершенно не мешал мне и был вполне приятным в общении и культурным, я не тяготилась его обществом, но все время жалела бедную женщину, которой не посчастливилось связать жизнь с шустрым русским.
'Мда...вот и выходи замуж, а через пару лет, если не раньше, милый начнет игнорировать и бегать от тебя к более молодым и красивым, причем даже если ты супер модель с мировым именем, всегда может найтись более молодая и красивая', — думала я, зашнуровывая коньки. Хотя почему так сразу и бедная, беглого взгляда на супругу хватило, чтобы понять, что, несмотря на возраст, она прекрасно выглядит и одевается, похоже, в самых дорогих магазинах. Некоторые из ее шмоток даже вызвали во мне кратковременную зависть, что уж тут скрывать, я же все-таки истинное существо женского пола. Такие я даже сейчас, когда мое благосостояние обрело устойчивость, не могла себе позволить. 'Но зато я могу позволить себе съездить на швейцарский курорт, не имея рядом кобелирующего и, к тому же, давно опостылевшего мужа', — тут же нашлось стервозное утешение.
В отличие от лыж, кататься на коньках я умела с десяти лет, хотя и не особо хорошо, но достаточно, чтобы медленно скользить, получая удовольствие, и не терять равновесия на поворотах. Мой неуклюжий спутник несмело ступил на лед следом за мной и почти стазу очутился в лежачем положении. Я весело рассмеялась от комичности вида взрослого мужчины с некоторым брюшком, в шапочке с помпоном, развалившегося на скользком покрытии.
— Дима, вы давно катались последний раз? — поинтересовалась я, помогая ему подняться.
— В шестом классе, — сквозь смех промычал он.
— А кто вас научил кататься? — вставая и отряхивая колени, в свою очередь спросил он.
— Я дружила...
Сразу договорить не удалось. По спине прошел холодок, пузырьки возбужденно затрепетали внутри.
'Страх, снова страх', — лихорадочно думала я, уже понимая, что происходит. Холодок неудержимыми семенящими шажочками поспешил вверх по позвоночнику, ладони под перчатками вспотели, спина напряглась. Можно было не поворачиваться, не поднимать глаза к жесткому лицу с заостренными, будто вырезанными из металла чертами, я и так знала, что он здесь. Он находился в этом зале, находился рядом, я чувствовала его всей кожей, и он смотрел сейчас на меня со злой раздраженной гримасой на лице, пытаясь испепелить зелеными глазами, я была в этом уверена.
— ...дружила в школе с одним мальчиком, который занимался конькобежным спортом. Мы с ним ходили на каток, где он учил меня, — медленно продолжила я, выдавливая каждое слово. Собрав себя по частям и расправив поднявшиеся от страха плечи, я обернулась и оказалась права практически во всем.
Англичанин стоял неподалеку за бортиком катка, облокотившись на покатый край. Его взгляд блуждал по мне, стараясь обходить глаза, и только выражение на лице не соответствовало предсказанию — грустное и какое-то обреченное. Хотя он и старался улыбаться красивой молодой женщине, которая кружилась перед ним на льду, но это ему плохо удавалось, тем более что улыбка странным образом искажала его облик, словно насильно одетая сверху. Женщина — блондинка с яркой притягательной внешностью красовалась белой шапочкой и вязаным платьем под цвет, предназначенным специально для катания. Ее огромные голубые глаза светились бескрайней любовью, когда она бросала на Даниэля Вильсона томные взгляды. Она походила на ожившую, воплоти, прекрасную снегурочку из забытой детской сказки. И смотреть на нее мне стоило не меньших трудов, чем и в его страшные глаза. Она даже заглушила на несколько мгновений сумасшедший леденящий душу страх.
