Наверное, теперь я смогла бы поверить во что угодно, даже в марсиан или в воцарившуюся по всему миру демократию. Руку несильно саднило от недавнего неудобного положения, кровь отлила от нее слишком быстро. Я успокаивающе погладила ее другой рукой, не двигаясь с места и даже не надеясь сбежать. Мысли перекатывались медленно как крепкое желе.
Я, конечно, до смерти испугалась, но способность думать не потеряла. Англичанин был прав, отрицать очевидное уже не представлялось возможным. Пузырьки во мне, эта их бурлящая энергия изначально не сопоставлялись со стандартным пониманием жизни, но я смогла справиться с этим и принять как неизбежное, а теперь выходило, что мой неприятный попутчик из поезда чувствует что-то подобное, да еще может притягивать и держать меня с помощью этих пузырьков, подвешивая как яркую игрушку к новогодней елке.
'Супер, только этого мне не хватало, — потихоньку выходила я из ступора. — И о каких правилах он говорил?' Я глубже устроилась на сидении. Бежать не имело смысла. Господин Вильсон знал о происходящем гораздо больше, чем я, и хотя меня уже колотила нервная дрожь, я сжала пальцы рук и заставила себя не трястись. Требовалось выяснить, что происходит и что мне теперь со всем этим делать, а единственный кто мог ответить на вопросы, отправился за кофе.
На дружескую беседу это вряд ли будет похоже, поэтому пришлось готовить себя к очередному похожему на пытку разговору на повышенных тонах.
Мужчина вернулся, когда я уже более или менее смогла переварить все сказанное и решить, что во чтобы то ни стало должна выудить из него как можно больше информации. Как говорится, кто владеет информацией, тот владеет миром, а потом уже в спокойной обстановке определю что со всем этим делать. И еще решила изображать паиньку и не злить господина Вильсона — вдруг он умеет что-то более серьезное, чем показал мне.
Он прикрыл за собой дверь и, сделав пару шагов, остановился рядом. Молча протягивая большой пластиковый стаканчик, над которым поднимался пар, мужчина присел на другой край софы подальше от меня и, глядя прямо перед собой, стал отпивать жадными глотками из второго стаканчика. 'Кажется, обычное спокойное состояние вернулось к нему', — с облегчением подумала я. Так мы и сидели в полной тишине, ожидая, что начнет другой.
Емкость с кофе спасительным теплом согрела мои застывшие пальцы, но, отхлебнув немного темной жидкости, я скривилась и возобновила прерванный разговор совсем не так, как планировала.
— Терпеть не могу растворимый кофе, тем более с сахаром. Тут, похоже, утопили целую сахарницу.
— Пей. Я специально попросил добавить пять ложек сахара. Тебе сейчас необходима горячая сладкая жидкость для восстановления после погружения, — тихо проговорил он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. Он с таким напором сверлил взглядом противоположную стену, что будь я на ее месте, давно бы осыпалась на пол горсткой пепла. Он снова замолчал, и я решила напрямую спросить, о том, что вот уже как неделю бесило и раздражало меня.
— Почему я так тебя боюсь? Со мной никогда такого не случалось. Или это не имеет отношения к рассказанному, и я просто неожиданно труслива?
Безобидный, как мне казалось, вопрос заставил этого страшного человека вздрогнуть, и он будто очнувшись от глубоких раздумий, угрюмо поморщился, но совсем не удивился, из чего я сделала вывод, что он знал о страхе также точно как и я.
— Могу тебе, конечно, рассказать, хотя история далеко не из приятных, но делать этого не стоит. Ты должна вспомнить сама, если расскажу, твое подсознание скорей всего заблокирует эти воспоминания, спасая мозг от неминуемых перегрузок. Ты должна все увидеть, осмыслить и понять сама, тогда процесс пробуждения пройдет легче и быстрее. Могу только сказать, что однажды ты меня спасла, заплатив за это слишком большой ценой.
— Пробуждение? — непонимающе приподняла я брови.
— Ну, это опять моя личная терминология, возможно, не совсем удачная, но приблизительно подходящая по смыслу. Ты всю свою жизнь как будто спала, не помня о том, что внутри тебя есть та энергия, которая нас связывает, а потом она стала просыпаться в тебе. Понимаешь, это может дремать внутри нас годами, может, всю жизнь, если только мы не приближаемся на определенное расстояние друг к другу. Какое это расстояние, я точно не знаю, но думаю, когда ты приехала в Швейцарию, я оказался как раз настолько близко, чтобы твоя часть энергии почувствовала мою, и процесс запустился. Вот почему я предположил, что ты в Швейцарии впервые. Я много раз приезжал сюда, но тебя не чувствовал, или если ты и появлялась здесь до этого, то в разное со мной время.
— Но ты же знал обо всем еще до того, как встретил меня? В музее ты стоял с таким лицом, будто увидел привидение, но понимаешь происходящее.
Я и сама не заметила, как стала послушно цедить из стаканчика мерзопакостный переслащенный напиток, слишком завороженная странностью этого разговора и вопросами, возникавшими по мере его продолжения.
— Да, иногда кто-то из нас просыпается сам, без помощи второй половины энергии. Я обратил внимание, что так бывает только с одним из нас. Почему это происходит, я не знаю, впрочем, как и то, что в таких случаях служит причиной пробуждения. Я потратил много времени погружаясь, и сделал вывод, что скорее всего это случается, если в настоящей жизни возникает ситуация, похожая на ситуацию, ставшую причиной смерти в прошлой жизни. Например, в этот раз мое пробуждение пришлось на четырнадцать лет, я заработал отек легких, и когда врачи пытались откачать меня, сильно задыхался, горло будто сдавило металлическим обручем, и тогда впервые я почувствовал странное щекочущее ощущение в руках, прежде чем потерял сознание. Гораздо позже, когда погрузился и вспомнил прошлое, я понял, что возможно пробудился потому, что в прошлой жизни меня задушили.
До меня доходило очень медленно, наверно, потому, что слова впивались голодными пиявками в и так уже перегруженный мозг. Было жутковато оттого, что мы вот так сидим и разговариваем, как старые добрые друзья, словно обсуждая школьные шалости, хотя на самом деле далеко не детская тема давила и поражала меня все больше.
— Я что, видела свою прошлую жизнь? — обомлев, еле слышно промямлила я.
— Не совсем так, ты не видела, а скорее вернулась в нее. Твоя душа, покинула тело и, как на волнах памяти, нырнула в прошлое. Обычно так и происходит, впервые мы возвращаемся в момент окончания прошлой жизни, в момент смерти, может, из-за того, что смерть и есть пограничное состояние между жизнями, для того чтобы вспомнить, осознать само наличие прошлого, а один раз побывав, способны нырять туда сколько угодно. Любое время прошлой жизни и любая ситуация становятся доступными для посещения. Душа уже помнит маршрут возвращения. Хотя опять же, не слишком цепляйся за мой термин 'душа', я ведь на самом деле не имею и малейшего представления о том, что это.
Напряженно вслушиваясь в каждое его слово, я впилась ногтями в нежную кожу ладони. Разжав пальцы и глядя на бледные следы, проступившие на руке, я поняла, что именно, помимо очевидного, мне показалось странным там, на скале. Пальцы руки, покрытой кружевом, были очень тонкими с коротко обрезанными ногтями, а я всегда носила аккуратный маникюр с длинными ногтями, ровно настолько, чтобы не мешали работать на клавиатуре. Да и рука выглядела по-другому. Я ее знала в мельчайших деталях, поскольку она принадлежала точно мне, но мои руки сейчас сильно отличались от нее, не такие тонкие, но гораздо более бледные.
— Расскажи, куда ты попала? — прервал он мою задумчивость. — Я кое-что знаю о твоей прошлой жизни и хочу убедиться.
Я тяжело вздохнула, не особо хотелось воскрешать жуткий момент на скале и у подножья, но подчинилась, и по пунктам перечислила все немногочисленные события, произошедшие, когда я, если верить его словам, погрузилась в прошлую жизнь. Он кивнул головой соглашаясь.
— Ты еще не вспомнила все из той жизни, и на это понадобится некоторое время, но так как ты уже туда ныряла, душа знает путь, и можно рассказать тебя кое-что из прошлого.
— Ты родилась в середине восемнадцатого века в семье богатого американского промышленника. Единственному своему ребенку он отыскал блестящую партию — мужчину из знатного, но стремительно беднеющего рода. По счастливому стечению обстоятельств ты влюбилась в него, для того времени выходить замуж по любви — несказанная редкость. За несколько дней до свадьбы в город приехал его друг, и в этот момент началось твое пробуждение. Как ты понимаешь, этим другом был я. Пробуждение проходило очень быстро, и хотя мы ни разу и не встречались, ты чувствовала непонятные и пугающие симптомы все сильнее и сильнее, а однажды, когда пришла в гости к матери своего жениха, я уже гостил в доме. Мы очутились очень близко, друг от друга, только ты на первом, а я на втором этаже. В общем, опуская подробности, твоя часть силы потянулась за моей, и ты оказалась подвешенной в воздухе, между полом и потолком. Хорошо хоть, в этот момент ты находилась одна в комнате. Проблема состояла в том, что ты воспитывалась в строгом католицизме с рождения и не просто до смерти испугалась, а решила, что в тебя вселился бес. Ты убежала, но на следующий день рассказала все жениху, наверное, ища понимания и поддержки, но все вышло с точностью, да наоборот. Он тоже всегда фанатично относился к вере и не только не помог, но и, объявив, что ты одержима бесом, отказался жениться. Ты очень любила и, скорее всего, подозревая, что твой влиятельный отец все равно заставит его, бросилась со скалы. Я же запершись, пять часов корчился в гостевой комнате, пока ты умирала. Мой друг, а твой жених на следующий день рассказал мне о твоей 'одержимости бесом', и я понял, что ты в очередной раз погибла по моей вине.
Он замолчал, и опустившаяся на комнату тишина стала невыносимой и осязаемо тяжелой. Я переваривала грустную историю прошлого, искренне жалея глупую влюбленную девочку, жалея себя.
— Почему тогда ты не помог мне выбраться из боли, как сегодня? — Оборвала я, в конце концов, уже звенящую напряжением тишину.
Мужчина с силой смял в руках опустевший стаканчик, в его позе и движениях просматривалась горечь.
— На тот момент я пробудился только недавно и еще не умел владеть энергией, не знал вообще, что с этим делать, хотя и вспомнил уже достаточно. Я не сумел бы выдернуть тебя как сегодня, а даже если бы и мог, ничего бы не вышло. Ты находилась в одной жизни со мной. В реальной на тот момент жизни, а не в воспоминании. Можно насильно выдернуть тебя из воспоминаний, да и то, только пока ты не умеешь сопротивляться, но как вытащить твою души из реального тела? Куда ей возвращаться?
— И как долго я буду вспоминать все? — вздохнула я, внутренне надеясь, что не все воспоминания такие болезненные и, к тому же, связанные со смертью.
Он наклонил голову, поглядывая на меня исподлобья.
— Не знаю, бывает по-разному, постепенно все свяжется воедино как большая мозаика в твоей голове, соберется в различимую и понятную картинку.
— И сколько же разрозненных частей у мозаики? — затаив дыхание, задала я очередной вопрос.
Он понял, что я говорю о количестве прошлых, прожитых мной жизней.
— Четыре, не считая этой. Так что тебе предстоит вспомнить еще три.
— Мы, что во всех в них встречались?
— Нет, находились близко только в двух, и в этот момент пробуждался один из тех, кто все еще спал, и только в одной мы были знакомы.
— Ну, тогда откуда ты знаешь про мои четыре жизни? А вдруг я попросту не родилась в одной из тех, что ты прожил, или например, родилась уже после твоей смерти? — недоумевала я.
— Хорошо бы, но с нами так не получается, — усмехнувшись, ответил он. — Мы энергетические носители одного целого, две равнозначные половины. Мы обычно рождаемся очень далеко друг от друга, в разных странах, но в одном и том же временном промежутке, случается, что ты опаздываешь на несколько лет, бывает я отстаю, но большую часть проживаемой нами любой из жизней, существуем мы оба, обе половины. Кстати основную часть сведений о нас, рассказала мне ты, в той жизни, где единственный раз, кроме этой, мы были знакомы.
Англичанин повернул голову, и его глаза привычно погрузили меня в приступ леденящего страха, я неосознанно отодвинулась на самый краешек софы.
— Что, так страшно? — поинтересовался он, с любопытством рассматривая мое лицо.
— Твои глаза... — проговорила я, — они так похожи на мои, почти такого же редкого неестественного цвета, только темнее. Это оттого, что мы...?
— Ах, это. Кто знает?! — не дав мне договорить, почему-то жестко и отрывисто рассмеялся он. — Это как раз относится к той части, которую ты сама должна вспомнить. Могу только сказать, что в одной из жизней ты пробудилась очень рано, почти с рождения, и знала о нас гораздо больше, чем я даже сейчас, и сила в тебе превышала все разумные границы. Возможно ты сама найдешь ответ в воспоминаниях.
За окном яркий искрящийся на листве день постепенно вырождался в пасмурный унылый вечер, а мы все сидели и тихо переговаривались в медленно темнеющей прихожей. Я больше не пыталась что-либо сопоставлять или подвергать его слова изощренному смысловому разбору. И дело даже не в том, что окончательно поверила в это сумасшествие и психоз двоих почти незнакомых людей, просто теперь точно знала, что все так и есть, не нужно примеров, демонстраций и доказательств. Я точно знала, что меня с этим чужим человеком связывает что-то невидимое, сильное. Я по-прежнему съеживалась от его присутствия, но то, чего мне недоставало все эти последние месяцы, заняло свое законное место, словно поиск смысла жизни увенчался успехом. Стало комфортно, цельно, потому, что я теперь знала, что именно со мной происходит, что именно не так.
Параллельно возникло море вопросов, и они продолжали прибывать, но некоторые особенно терзали меня.
— Почему мы такие? Кому и зачем все это нужно?
— Этого я не знаю. Поразительно, ты так спокойно восприняла доказательство теории переселения душ. Твоя религия что, не мешает этому? — отозвался он, указывая рукой на мой нательный крестик, зацепившийся за молнию расстегнутой куртки, которую я так и не успела снять. — А как же рай, ад и тому подобное?
— Никогда всерьез не верила в них, и религиозностью никогда не страдала, в отличие от прошлой жизни, — почти давясь сочетанием 'прошлая жизнь', пробормотала я.
— Это хорошо, не закостенелость мышления поможет тебе пройти пробуждение легче.
— Чем конкретно я теперь отличаюсь от себя же, но месяц назад, к примеру?
— Ходить по воде и творить чудеса ты точно не умеешь. Ты способна путешествовать через память души по своим прошлым жизням, менять ничего не сможешь, но наблюдать за происходящим и проживать эти жизни вновь и вновь сколько захочешь. Поверь мне — это очень интересно, изучение истории человечества в подлиннике. Но все омрачает существенный минус — у тебя есть теперь как бы еще одна часть тела, я. Ты будешь чувствовать переполняющие меня сильные эмоции, боль и страдания. Но это мелочь по сравнению с тем, что у тебя появился ограничитель, части энергии в нас обоих пробуждены, и теперь мы не можем далеко удаляться друг от друга. Чем больше ты будешь вспоминать прошлые жизни, тем больше будет сужаться допустимое расстояние между нами. Это как раз относится к правилам, о которых я упоминал. Под это придется подстраивать наши жизни, — он издал вымученный вздох, прежде чем продолжить.
