Гарри поднял палочку и Драко отвернулся, как и обещал. Он смотрел на каменный пол и на стену с дверью. Драко обещал не смотреть и никому не говорить о том, что скажет Гарри, и вообще о том, что произойдет здесь этой ночью, хоть он и не знал, почему это должно быть таким секретом.
— Я мечтаю, — прозвучал голос Гарри, — что однажды о разумных существах будут судить по их мыслям, а не по цвету или форме, и не по веществу, из которого они сделаны, и не по тому, кто их родители. Потому что если когда-нибудь мы сможем поладить с существами рождёнными из кристаллов, насколько же глупо будет не поладить с маглорождёнными, которые выглядят как мы и думают как мы, которые так же похожи на нас, как горошины из одного стручка похожи друг на друга? Существа из кристаллов даже не заметят разницы. Разве существует хотя бы одна причина, ради которой ненависть, отравляющую Слизерин, стоит брать с собой к звёздам? Драгоценна каждая жизнь. Если существо способно думать, обладает самоосознанием и не хочет умирать, — его жизнь драгоценна. Жизнь Лили Поттер была драгоценна, и жизнь Нарциссы Малфой была драгоценна, и хоть сейчас для них уже нельзя ничего исправить, но жаль, что они погибли. Но есть другие жизни, которые всё ещё здесь, за которые стоит бороться. Твоя жизнь и моя жизнь, жизнь Гермионы Грейнджер, каждая жизнь на Земле и за её пределами, которую стоит защищать и охранять, ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!
И был свет.
Всё превратилось в серебро в этом свете: каменный пол, каменная стена, дверь, перила, всё сверкало отражённым светом так, что с трудом можно было разглядеть контуры предметов, даже воздух, казалось, сиял и свет становился всё ярче и ярче...
Когда свет погас, Драко был потрясён, его рука на автомате нырнула в мантию, чтобы достать платок, и только тогда он понял, что плачет.
— Вот результат твоего эксперимента, — послышался тихий голос Гарри. — Я действительно так думаю.
Драко медленно повернулся к Гарри, который уже опустил палочку.
— Это, это ведь какой-то фокус, верно? — спросил Драко. Он явно исчерпал свой лимит потрясений на сегодня. — Твой патронус... он не может быть настолько ярким...
И, тем не менее, это был свет патронуса. Тот, кто хоть раз видел патронуса, уже не может перепутать его ни с чем.
— Это истинная форма чар Патронуса, — ответил Гарри, — Нечто, позволяющее тебе вложить в патронус все свои силы, минуя внутренние преграды. И, прежде чем ты спросишь, замечу, что я научился этим чарам не у Дамблдора. Он не знает секрет, но даже если узнает, не сможет вызвать истинную форму патронуса. Я решил эту загадку самостоятельно. И я понял, что это заклинание нельзя разглашать. Я прошёл твою проверку, Драко, но ты не должен никому об этом говорить.
Драко больше не знал, он не знал в чём истинная сила, в чём правда. Он разрывался пополам. Драко хотелось назвать идеалы Гарри слабостью, пуффендуйской глупостью, ложью, подобием которой правители успокаивают население, он хотел сказать, что Гарри оказался очень глуп, раз сам поверил в эту ложь, серьёзно принял всю эту глупость, поднял её на невиданные высоты и перенёс на сами звёзды...
Нечто прекрасное и сокрытое, таинственное и яркое...
— Смогу ли я, — прошептал Драко, — когда-нибудь вызвать такой же патронус?
— Если ты всегда будешь искать истину, — сказал Гарри, — и если встречая радость, не будешь отворачиваться от неё, то я уверен, ты сможешь. Думаю, человек может достичь чего угодно, даже звёзд, если будет достаточно долго идти.
Драко снова вытер глаза платком.
— Нам лучше вернуться обратно, — произнёс Драко дрогнувшим голосом, — кто-то мог заметить весь этот свет...
Гарри кивнул, шагнул к двери и вошёл, Драко напоследок взглянул на ночное небо и последовал за ним.
Кто же на самом деле Мальчик-Который-Выжил, если он уже являлся окклюментом, может вызывать истинную форму патронуса и делать другие странные штуки? Каким был патронус Гарри и почему его вид должен оставаться в тайне?
Драко не стал задавать ни один из этих вопросов, потому что Гарри мог ответить, а сегодня Драко просто был не способен вынести ещё одно потрясение. Он просто не мог. Ещё одно потрясение, и его голова просто сорвётся с плеч и покатится, покатится по коридорам Хогвартса.
* * *
Драко слишком нервничал, чтобы откладывать задуманное. По его требованию они нырнули в небольшой альков, вместо того, чтобы вернуться в класс.
Драко установил барьер тишины и вопросительно посмотрел на Гарри.
— Я всё продумал, — сказал Гарри, — Я поклянусь, но есть пять условий...
— Пять?
— Да, пять. Смотри, Драко, подобная клятва так и просится выйти из-под контроля, ты знаешь, что, будь это пьеса, всё бы обязательно пошло наперекосяк...
— Ну, нет! — возмутился Драко. — Дамблдор убил маму. Он злодей. Ты сам говорил, что иногда не следует переусложнять, и это именно такой случай.
— Драко, — осторожно заметил Гарри, — всё, что я знаю, это что ты сказал, что Люциус сказал, что Дамблдор сказал, будто он убил Нарциссу. Чтобы поверить в это без вопросов, я должен верить тебе и Люциусу и Дамблдору. Потому, как я и сказал, есть пять условий. Первое — в любой момент ты можешь освободить меня от этой клятвы, если она потеряет смысл. Это должно быть преднамеренное и явно выраженное решение с твоей стороны, не какая-нибудь словесная уловка или вроде того.
— Хорошо, — кивнул Драко. Это звучало вполне безопасно.
— Условие номер два — я клянусь честно использовать свои способности рационалиста, чтобы определить, кто убил Нарциссу, и буду считать его своим врагом. Будь то Дамблдор или кто-то ещё. И я даю тебе слово, что приложу все свои способности рационалиста, чтобы не ошибиться. Согласен?
— Мне это не нравится, — нахмурился Драко. Весь смысл клятвы был в том, чтобы Гарри никогда не последовал за Дамблдором. Тем не менее, если Гарри честен, он очень скоро поймёт, что Драко прав насчёт Дамблдора, а если он лжёт, то уже нарушил слово... — Но я согласен.
— Условие номер три — Нарцисса действительно была сожжена заживо. Если эта часть истории окажется лишь преувеличением ради драматизма, то я должен сам решить, продолжать мне следовать клятве или нет. Иногда и хорошим людям приходится убивать. Но они никогда не истязают других до смерти. Именно потому, что Нарцисса была сожжена заживо, я могу считать, что сделавший это был злодеем.
Драко едва сдерживал поднимающийся гнев.
— Условие номер четыре — если Нарцисса запятнала себя каким-либо злодеянием, например, довела чьего-то ребёнка до безумия Круциатусом и в отместку была сожжена его родителем, то клятва отменяется. Потому что, пусть сжигать её было и неправильно, её следовало бы просто безболезненно убить, но это уже не было настолько же злым, как убийство просто из-за того, что Люциус её любил, и сама она никогда не делала ничего плохого, как ты сказал. Условие номер пять — если убийцу Нарциссы каким-то образом заставили это сделать, то моим врагом будет тот, кто заставил, а не тот, кого заставили.
— Всё это очень похоже на то, что ты планируешь отвертеться...
— Драко, я не стану считать хорошего человека своим врагом, ни ради тебя, ни ради кого-то ещё. Мне действительно необходимо верить в то, что он поступил неправильно. Я всё продумал, и мне кажется, что если Нарцисса сама не делала ничего плохого, просто любила Люциуса и стала его женой, то человек, который сжёг её заживо в спальне, не может быть хорошим. И я поклянусь считать своим врагом того, кто это сделал, будь то Дамблдор или кто-то ещё, если ты преднамеренно не освободишь меня от этой клятвы. Будем надеяться, что даже в пьесе такая формулировка не привела бы к ошибке.
— Мне это не нравится, — сказал Драко. — Но, хорошо. Ты клянешься считать убийцу моей матери своим врагом, а я...
Гарри терпеливо ждал, пока Драко пытался вернуть внезапно пропавший голос.
— Я помогу тебе решить проблему с ненавистью к маглорождённым в Слизерине, — шёпотом закончил Драко. — И я соглашусь, что жаль, что Лили Поттер умерла.
— Да будет так, — произнёс Гарри.
Это случилось.
Драко понял, что разрыв ещё немного расширился. Нет, намного. Ему казалось, что он уплывает, теряется, всё дальше и дальше от берега, дальше и дальше от дома...
— Извини. — Драко отвернулся от Гарри и попытался успокоиться, ему нужно было пройти эту проверку, и он не хотел провалить её только из-за нервозности или стыда.
Драко поднял палочку в исходную позицию для чар Патронуса.
Он вспомнил, как упал с метлы, вспомнил боль и страх, он представил, как всё это исходит от высокой фигуры в плаще, похожей на утопленника.
А потом Драко закрыл глаза, чтобы лучше вспомнить отца, держащего его маленькие холодные руки в своих тёплых и сильных.
Не бойся, сынок, я здесь...
Палочка взмыла в широком жесте, отбрасывающем страх, и Драко удивился силе этого движения. И в этот миг понял, что он не потерял отца, и никогда не потеряет, и что тот всегда будет рядом с Драко, чтобы не случилось....
— Экспекто Патронум! — выкрикнул он.
Драко открыл глаза.
Сияющая змея смотрела на него. Ничуть не менее яркая, чем в первый раз.
Он услышал, как стоявший за его спиной Гарри облегчённо выдохнул.
Драко не отрывал взгляд от источника белого света. Видимо, он не совсем потерян.
— Это мне напомнило, — произнёс Гарри спустя некоторое время. — Мы можем проверить мою гипотезу, как использовать патронус для передачи сообщений.
— Это станет для меня сюрпризом? — уточнил Драко. — Мне бы не хотелось больше сюрпризов сегодня.
* * *
Гарри утверждал, что в его идее нет ничего необычного и что он не может представить, каким образом это может шокировать Драко, но в результате тот почему-то занервничал ещё сильнее. И всё же Драко понимал, как важно иметь возможность передавать экстренные сообщения.
Гарри предположил, что весь фокус состоит в желании поделиться хорошей новостью, той счастливой мыслью, с которой вызывается патронус, с тем, кому ты хочешь отправить сообщение. Просто вместо того, чтобы передать эту мысль словами, ты передаёшь самого патронуса. Желаешь, чтобы о твоей радостной мысли узнал получатель, и патронус отправляется в путь.
— Передай Гарри, — сказал Драко светящейся змее, хоть Гарри и стоял всего в нескольких шагах от него, на другой стороне комнаты, — эээ... чтобы остерегался зелёной обезьяны, — эта фраза была тайным знаком в одной из пьес, что он когда-то видел.
А потом, как когда-то на станции Кингс Кросс, он захотел, чтобы Гарри узнал, как отец всегда заботился о Драко, только в этот раз он не собирался говорить это словами, а хотел передать саму счастливую мысль.
Яркая змея поползла через комнату, как будто двигаясь по воздуху, а не по полу. Добравшись до Гарри она произнесла странным голосом, в котором Драко узнал свой собственный голос, как он звучал бы со стороны:
— Остерегайся зелёной обезьяны.
— Хссссс сссс сшшсшшсссс, — ответил Гарри.
Змея поползла обратно к Драко.
— Гарри сказал, что сообщение получено и принято к сведению, — сообщил сияющий синий крайт голосом Драко.
— М-да, — сказал Гарри. — разговаривать с патронусами как-то странно.
...
...
...
...
— Что ты на меня так смотришь? — спросил Наследник Слизерина.
* * *
Послесловие:
Гарри уставился на Драко.
— Ты же имеешь в виду только магических змей, да?
— Н-нет, — ответил Драко. Он был сильно бледен и всё ещё заикался, но, по крайней мере, перестал издавать бессвязные звуки. — Ты — змееуст, ты можешь разговаривать на языке змей, на этом языке говорят все змеи в любой стране. Ты можешь понимать любую змею, когда она заговорит, и они могут понимать тебя, когда ты говоришь с ними... Гарри, ты не можешь в самом деле верить, что тебя распределили в Когтевран! Ты — Наследник Слизерина!
...
...
...
...
...
— ЗМЕИ РАЗУМНЫ?
Глава 48. Утилитарные приоритеты
Субботним утром, в первый день февраля, за столом Когтеврана один мальчик нервно высматривал, нет ли в его наполненной доверху овощами тарелке каких-либо признаков мяса.
Возможно, его реакция была чрезмерной. После того, как Гарри оправился от первоначального потрясения, его рассудок проснулся и выдвинул гипотезу, что «парселтанг», должно быть, просто языковой интерфейс управления змеями...
...в конце концов, змеи никак не могут быть столь же разумны, как люди, иначе это давно бы заметили. Насколько Гарри знал, животными с самым маленьким мозгом и при этом с хоть какими-то речевыми способностями были африканские серые попугаи, которых обучала Ирен Пепперберг. К тому же то был неструктурированный протоязык, и у серых попугаев очень сложные брачные игры, во время которых они подражают своим сородичам.
Но судя по тому, что смог вспомнить Драко, выходило, что змеи говорят со змееустами на некой разновидности обычного человеческого языка — то есть пользуясь в том числе полнофункциональной, рекурсивной синтаксической грамматикой. Даже гоминидам потребовалось время для развития речи, а ведь у них был большой мозг и жёсткий социальный отбор. Змеи же, насколько знал Гарри, не являются социальными животными. И в мире существуют многие тысячи различных видов змей — как они все могут использовать один и тот же язык?
Конечно, все эти рассуждения были продиктованы лишь здравым смыслом, веру в который Гарри начал терять уже довольно давно.
Но Гарри был уверен, что ему доводилось слышать шипение змей по телевизору — ведь знал же он откуда-то, как звучит шипение змеи — и оно не казалось ему похожим на речь, что успокаивало гораздо больше...
...поначалу. Проблема была в том, что, по словам Драко, змееусты могут поручать змеям длительные и сложные задания. И если это правда, значит змееусты наделяют змей постоянным разумом,просто поговорив с ними. И хуже всего то, что это могло наделить змей и самосознанием, как случайно получилось у Гарри с Распределяющей шляпой.
Когда Гарри выдвинул эту гипотезу, Драко заявил, что ему однажды рассказывали, как Салазар Слизерин отправил юную отважную гадюку с заданием собрать информацию от других змей.
Гарри молил Ктулху, чтобы эта история была просто сказкой, которой она судя по всем признакам и являлась.
