Стоило ему вернуться от профессора МакГонагалл в учебные комнаты Когтеврана, как один из учеников передал, что Гарри велено явиться к профессору Флитвику, а там выяснилось, что с ним желает поговорить сам Дамблдор.
Мальчик обеспокоенно поинтересовался у Флитвика, что хочет обсудить директор.
Тот лишь беспомощно пожал плечами: Дамблдор мимоходом упомянул, что Гарри слишком юн, чтобы использовать слова силы и безумия.
Славно-славно, трам-бабам, плюх-плюх-плюх? — подумал Гарри, но вслух сказать не решился.
— Не волнуйтесь, мистер Поттер, — пропищал Флитвик. (Спасибо огромной пышной бороде профессора Флитвика — если бы не она, воспринимать его как учителя было бы намного труднее, при его-то низком росте и тоненьком голосе.) — Директор Дамблдор может показаться немного странным, или даже очень странным, или до безумия странным, но он никогда не причинил ни малейшего вреда ни одному ученику, и я не верю, что когда-нибудь причинит. — Профессор Флитвик искренне улыбнулся. — Напоминайте себе об этом, и вы не поддадитесь панике!
Гарри слышал и более ободряющие речи.
— Удачи, — пропищал профессор.
Мальчик нервно шагнул на спиральную лестницу и обнаружил, что каким-то непостижимым для него образом поднимается вверх.
Горгулья у него за спиной вернулась на место, а спиральная лестница всё вращалась и Гарри поднимался всё выше и выше. Когда этот головокружительный подъём закончился, Гарри обнаружил, что стоит перед дубовой дверью с медной колотушкой в форме грифона.
Гарри приблизился к двери и повернул ручку.
Дверь отворилась.
Ещё никогда в жизни он не бывал в настолько интересной комнате.
Маленькие металлические устройства вращались, тикали, медленно трансформировалисьи выпускали маленькие облачка дыма. Дюжины загадочных жидкостей в дюжинах ёмкостей странного вида булькали, кипели, норовя выплеснуться,меняли цвет и принимали занятные формы, которые менялись прямо на глазах. Предметы, похожие на часы со множеством стрелок, испещрённые цифрами и надписями на неизвестных языках. Браслет с линзообразным кристаллом, который переливался тысячью красок, и птица на золотой подставке, и деревянная чаша, наполненная чем-то похожим на кровь, и статуэтка сокола, покрытая чёрной эмалью. Стены были увешаны портретами спящих людей, а на вешалке покоилась Распределяющая шляпа в компании двух зонтиков и трёх красных туфлей на левую ногу.
В центре всего этого хаоса стоял пустой чёрный дубовый стол. Перед ним была дубовая же табуретка, а за ним, на кресле, похожем на обитый бархатом трон, располагался Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, украшенный длинной серебряной бородой, шляпой-мухомором и трёхслойной розовой пижамой (во всяком случае, только так можно было назвать эту одежду с магловской точки зрения).
Дамблдор улыбался, его светлые глаза безумно мерцали.
С некоторым трепетом Гарри уселся на табуретку. Дверь в комнату закрылась с громким щелчком.
— Здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.
— Здравствуйте, директор, — ответил Гарри. Вот так сразу по имени? Может, он ещё попросит и его...
— Ну что ты, Гарри! — сказал Дамблдор. — «Директор» звучит слишком официально. Зови меня Док.
— Не вопрос, Док.
Короткая пауза.
— А ты знаешь, — спросил Дамблдор, — что ты первый, кто решился и впрямь ко мне так обратиться?
— Ой, — Гарри старался говорить ровно, несмотря на то что душа его грозилась уйти в пятки, — извините, директор, вы сами предложили, вот я и...
— Док так Док! — добродушно сказал Дамблдор. — Не волнуйся, я не выброшу тебя в окно запервый же промах. Сначала я буду многократно тебя предупреждать! К тому же не важно, как к тебе обращаются — важно, что о тебе думают.
Он ни разу не причинил вреда ученику, просто помни об этом и ты не запаникуешь.
Дамблдор поставил на стол маленькую металлическую шкатулку и открыл крышку. Внутри были маленькие жёлтые комочки.
— Лимонную дольку? — предложил директор.
— Эм-м, нет, спасибо, Док, — сказал Гарри. Считается ли подсовывание ученику ЛСД причинением вреда или это относится к категории безобидных шуток? — Вы, эм, вроде упоминали о том, что я слишком юн, чтобы использовать слова силы и безумия?
— Ну конечно! — сказал Дамблдор. — К счастью, Слова Силы и Безумия были утрачены семь веков назад и никто понятия не имеет, где их искать. Это была просто маленькая ремарка.
Рот Гарри непроизвольно распахнулся.
— Тогда почему вы послали за мной?
— Почему? — повторил эхом Дамблдор. — Ах, Гарри, если бы я целыми днями задавался вопросом, почему я делаю так или иначе, у меня не хватало бы времени на то, чтобы сделать хоть что-то! Я, знаешь ли, очень занятой человек.
Гарри с улыбкой кивнул:
— О да, я впечатлён. Директор Хогвартса, верховный чародей Визенгамота и председатель Международной Конфедерации Магов. Извиняюсь за вопрос, но можно ли получить больше шести дополнительных часов, если использовать несколько Маховиков времени? Если вы справляетесь со всем этим всего за тридцать часов в день, то я снимаю шляпу.
Снова воцарилась тишина. Гарри продолжал улыбаться. Он сам испугался свой дерзости, но когда стало очевидно, что Дамблдор специально пудрит ему мозги, что-то внутри воспротивилось и отказалось просто так всё это сносить.
— Боюсь, Время не любит, когда его растягивают слишком сильно, — прервал молчание Дамблдор, — похоже, оно и так считает людей слишком широкими — вот почему нам часто бывает трудно в него уложиться.
— Воистину, — с могильной серьёзностью сказал Гарри. — Так что нам лучше не тратить времени попусту.
На секунду ему показалось, что он перегнул палку.
Дамблдор хохотнул.
— Ну что ж, тогда сразу перейдём к делу. — Директор наклонился вперёд, накрывая стол тенью шляпы-гриба и подметая поверхность стола бородой. — Гарри, в понедельник ты совершил нечто невозможное даже при помощи Маховика времени. Точнее, при помощи только Маховика времени. И мне стало интересно: откуда же взялись те два пирога?
Адреналин хлынул в кровь Гарри. Он ведь использовал Мантию Невидимости, которую ему подарили в коробке с письмом, гдепомимо прочего было сказано: Если Дамблдор увидит возможность завладеть одним из Даров Смерти, он её ни за что не упустит...
— Сразу понятно, — продолжал Дамблдор, — что, так как ни один первокурсник не способен наколдовать такое самостоятельно, в том коридоре присутствовал кто-то ещё, невидимый. А вот невидимка как раз и мог бросать пироги, оставаясь незамеченным. Можно также предположить, что, раз у тебя есть Маховик времени, этим невидимкой был ты сам. А поскольку заклинание Разнаваждения далеко за гранью твоих текущих способностей, значит у тебя есть мантия-невидимка. — Дамблдор заговорщицки улыбнулся. — Я пока на верном пути, Гарри?
Мальчик замер. Было ощущение, что соврать — не самое мудрое решение. Но ему никак не приходил в голову подходящий ответ.
Дамблдор дружелюбно махнул рукой:
— Не переживай, Гарри, ты не нарушил школьные правила. Полагаю, мантии-невидимки слишком редки, чтобы кто-то додумался их официально запретить. Но меня интересует совсем другое.
— А? — Гарри старался, чтобы голос не выдал обуревавших его чувств.
Глаза Дамблдора загорелись:
— Видишь ли, Гарри, пережив несколько приключений, начинаешь кое-что понимать. Начинаешь видеть истинное устройство мира, чувствовать его ритм. Начинаешь прозревать финал ещё в середине пьесы. Ты — Мальчик-Который-Выжил, и мантия-невидимка каким-то образом попала к тебе в руки спустя лишь четыре дня после того, как ты начал знакомиться с волшебным миром. Такую вещь нельзя приобрести в Косом переулке. Но есть одна мантия, которая сама тянется к предначертанному судьбой хозяину. Поэтому я не мог не задаться вопросом, а не нашёл ли ты каким-то странным образом не просто мантию-невидимку, а один из Даров Смерти — Мантию Невидимости, которая скрывает своего владельца даже от взора Смерти, — взгляд Дамблдора был полон энтузиазма. — Могу я взглянуть на неё, Гарри?
Мальчик сглотнул. В переполнявшем его сейчас адреналине не было никакого проку — перед ним самый могущественный волшебник в мире, у Гарри нет шансов выбраться из кабинета, а если ему это и удастся, то в Хогвартсе нет места, где он сможет от него спрятаться. И сейчас он наверняка потеряет Мантию, которая передавалась в семье Поттеров чёрт знает сколько поколений...
Дамблдор откинулся на спинку кресла. Взгляд его померк. В глазах появились удивление и печаль.
— Гарри, если не хочешь, можешь сказать «нет».
— Правда? — прохрипел Гарри.
— Да, — в голосе Дамблдора звучали грусть и беспокойство. — Ты, кажется, боишься меня. Могу спросить, чем я заслужил твоё недоверие?
Гарри сглотнул:
— Есть какая-нибудь магическая клятва? Чтобы вы поклялись, что никогда не заберёте у меня мантию.
Дамблдор медленно покачал головой:
— Нерушимый обет не используют по пустякам. К тому же ты не знаком с этим заклинанием, так что я мог бы тебя обмануть. И, видишь ли, мне не нужно твоё разрешение. Я достаточно силён, чтобы взять мантию, не важно, в кошеле-скрытне она или нет. — Дамблдор выглядел очень серьёзным. — Но я этого не сделаю. Она твоя, Гарри. И я её не заберу. Даже для того, чтобы взглянуть на неё одним глазком. Если только ты не позволишь. Это обещание и клятва. Если мне нужно будет запретить тебе её использовать в школе, я попрошу положить её в твоё хранилище в Гринготтсе.
— А-а, — протянул Гарри, пытаясь сдержать поток адреналина и вернуть мысли в рациональное русло. Он снял кошель-скрытень с ремня. — Если вам правда не нужно моё разрешение... тогда держите.
Гарри протянул кошель Дамблдору и сильно прикусил губу — тот самый сигнал, который предупредит его, если ему сотрут память.
Старый волшебник залез в кошель и, не произнеся ни слова, вытащил Мантию Невидимости.
— Ах, — вздохнул Дамблдор. — Я был прав... — Чёрная мерцающая бархатистая ткань словно струилась сквозь его пальцы. — Прошло много веков, а она всё так же идеальна, как и в день своего создания. С годами мы растеряли мастерство, я бы уже не смог создать что-то такое, да и никто бы не смог. Я чувствую её силу, она эхом отдаётся в моей голове, словно песня, которая будет звучать вечно, даже когда слушать уже будет некому... — Волшебник поднял глаза. — Не продавай её, — сказал он, — и никому не отдавай. Дважды подумай, прежде чем сказать о ней кому-нибудь, и поразмысли трижды, прежде чем ты признаешь, что это Дар Смерти. Относись к ней с уважением, ибо это и впрямь Вещь силы.
По лицу Дамблдора скользнула тень сожаления...
...а потом он отдал Мантию Гарри.
Гарри положил её обратно в кошель.
Лицо Дамблдора вновь стало серьёзным:
— Могу ли я спросить ещё раз, Гарри, как вышло, что ты так сильно мне не доверяешь?
Гарри внезапно стало стыдно.
— Вместе с мантией была записка, — тихо сказал Гарри, — в которой говорилось, что вы заберёте у меня мантию, если узнаете о ней. Я не знаю, кто написал записку, честное слово, не знаю.
— Я... понимаю, — медленно сказал Дамблдор. — Что же, Гарри, я не буду ставить под сомнение мотивы того, кто оставил тебе эту записку. Кто знает, может, этот кто-то действовал из лучших побуждений. В конце концов, он дал тебе Мантию.
Гарри кивнул. Милосердие Дамблдора произвело на него впечатление, и он устыдился разительному контрасту собственного поведения в сравнении с директорским.
Старый волшебник продолжил:
— Но, думаю, мы с тобой фигуры одного цвета. Мальчик, который победил Волдеморта, и старик, который сдерживал его до твоего прихода. Не буду ставить в упрёк твою осторожность, ведь все мы по мере сил стараемся быть предусмотрительными. Попрошу лишь подумать дважды и поразмыслить трижды, когда в следующий раз кто-то скажет тебе не доверять мне.
— Извините меня, — сказал Гарри. Из-за доброты Дамблдора Гарри стало ещё хуже. Он почувствовал себя полным ничтожеством: обругал, считай, местного Гэндальфа! — Я зря вам не доверял.
— Увы, Гарри, в этом мире... — старый волшебник покачал головой, — не могу даже сказать, что ты повёл себя неразумно. Ты не был со мной знаком. И, честно говоря, в Хогвартсе есть люди, в отношении которых твоё недоверие будет оправдано. Даже если кажется, что они твои друзья.
Гарри сглотнул. Это прозвучало довольно зловеще.
— Например?
Дамблдор встал с кресла и начал исследовать один из своих инструментов — часы с восемью стрелками разной длины.
Несколько секунд спустя старый волшебник вновь заговорил:
— Он, вероятно, кажется тебе весьма обаятельным. Вежливым — во всяком случае по отношению к тебе. Обходительным. Возможно, даже восхищённым. Всегда готовым протянуть руку помощи, сделать услугу, дать совет...
— Ах, вы о Драко Малфое! — сказал Гарри с облегчением. Он опасался, что директор заговорит про Гермиону. — Нет-нет-нет, вы всё неправильно поняли. Это не он перетягивает меня на свою сторону. Это я перетягиваю его.
— Что ты делаешь?
— Я намерен перетянуть Драко Малфоя с Тёмной Стороны, — пояснил Гарри. — Ну, сделать из него хорошего парня.
Дамблдор выпрямился и повернулся к Гарри. На его лице было крайне огорошенное выражение, что в сочетании с серебряной бородой выглядело очень забавно.
— Ты уверен, — произнёс старый волшебник несколько секунд спустя, — что не принимаешь желаемое за действительное, когда видишь в нём что-то хорошее? Боюсь, это только приманка, капкан для...
— Э, весьма маловероятно, — махнул рукой Гарри. — Если он пытается изображать из себя хорошего парня, у него это не очень-то получается. Дело не в том, что Драко пришёл ко мне и очаровал, из-за чего я увидел в нём скрытую глубоко внутри доброту. Я выбрал его целью для спасения именно потому, что он наследник дома Малфоев, и это очевидное решение, если приходится ограничиться кем-то одним.
У Дамблдора дёрнулся левый глаз.
— Ты пытаешься посеять семена любви и доброты в сердце Драко только потому, что видишь в наследнике Малфоев ценного для тебя союзника?
— Не только для меня! — возмутился Гарри. — Для всей магической Британии, если это сработает! А ещё у него самого будет более счастливая и здоровая жизнь. Послушайте, я не могу всех перетянуть с Тёмной Стороны, поэтому пришлось спросить себя: в каком случае Свет выиграет больше всего?..