Люди представляют мир в виде структуры из множества уровней. Они думают отдельно о том, как работают страны, как работают люди, как работают органы, как работают клетки, как работают молекулы, как работают кварки.
Когда мозгу Гарри нужно подумать о ластике, он вспоминает правила, которые касаются ластиков, например, «ластики могут стирать записи карандашом». И только если мозгу Гарри нужно предсказать, что случится на химическом уровне, он начинает думать — совершенно отдельным образом — о молекулах резины.
Но это всё работа разума.
И хотя у разума Гарри могут быть убеждения о правилах, которые касаются только ластиков, но отдельных законов физики для ластиков не существует.
Мозг Гарри представляет реальность как многоуровневую систему, и каждому уровню соответствуют свои правила. Но это только карта, и на самом деле территория на неё совсем не похожа, у реальности только один уровень, уровень кварков. Существуют только универсальные низкоуровневые процессы, подчиняющиеся точным математическим правилам.
Ну или по крайней мере Гарри так думал, пока не столкнулся с магией, но ластик не был волшебным.
И даже если бы ластик был волшебным, мысль, что в самом деле существует неделимый ластик, — неправдоподобна. Предметы вроде ластика не могут быть базовыми элементами реальности, они слишком большие и сложные для элементарных частиц, они должны состоять из отдельных частей. Не может быть принципиально сложных предметов. Неявное убеждение в мозгу у Гарри, что ластик — это цельный объект, не просто неверно, это — карта, не соответствующая территории. Как независимое понятие ластик существует только в его многоуровневой модели мира. В одноуровневой реальности такого элемента нет.
...трансфигурация по-прежнему не получалась.
Гарри тяжело вздохнул, неудачная трансфигурация была почти настолько же утомительной, как и успешная. Но будь он проклят, если сдастся.
Хорошо. Выкинем этот мусор девятнадцатого века.
Реальность — это не атомы, не множество маленьких бильярдных шаров, летающих вокруг. Маленькие шарики — это просто ещё одна ложь. Представление об атомах как о маленьких точках — лишь ещё одна общепринятая галлюцинация, за которую цепляются люди, потому что они не хотят сталкиваться с нечеловечески чуждой формой скрывающейся за ней реальности. Неудивительно, что его попытки трансфигурации, основанные на таком представлении, не работали. Если он хочет власти, он должен отбросить человеческую природу и заставить мысли соответствовать математическим формулировкам квантовой механики.
Нет никаких частиц, есть лишь облака амплитуд в пространстве состояний множества частиц. И то, что его мозг наивно считает ластиком, не более чем гигантский множитель волновой функции, который тоже можно разложить на множители. Сказать, что он самостоятельно существует, всё равно, что сказать — внутри числа «шесть» существует независимый множитель «три». И если палочка Гарри способна изменять множители в волновых функциях, которые можно хотя бы приблизительно на множители разложить, значит, чёрт побери, она может изменить немного меньший множитель, который мозг Гарри видит как участок ластика...
* * *
Надсадно дыша, Гермиона неслась по коридорам. Башмаки тяжело стучали по каменным плитам, струившийся в крови адреналин гнал её вперёд.
Перед мысленным взором крутились картинки: девушка превращается в старуху, ваза становится двумя лицами.
Что они наделали?
Что они наделали?
Гермиона подлетела к классу. Её пальцы, мокрые от пота, скользнули по дверной ручке. Гермиона вцепилась в неё сильнее и распахнула дверь...
...Гарри сидел за столом, уставившись на маленький розовый прямоугольник перед ним...
...в нескольких шагах от тонкой чёрной нити, почти не видной с такого расстояния и удерживающей груз...
— Гарри, вон из класса!
Гарри вздрогнул, вскочил так быстро, что чуть не упал, и, задержавшись только чтобы схватить маленький розовый прямоугольник, бросился к двери. Гермиона пропустила его, одновременно направляя палочку на чёрную нить...
— Фините Инкантатем!
...и захлопнула дверь под грохот сотни килограммов упавшего металла.
Гермиона тяжело дышала, судорожно глотая воздух. Она пробежала весь путь без остановок, одежда промокла от пота, а ноги будто горели. Она не смогла бы ответить на вопросы Гарри даже за все галлеоны мира.
Гермиона моргнула и поняла, что начала падать, но Гарри её поймал и мягко опустил на пол.
— ...чувствуешь... — с трудом прошептала она.
— Что? — переспросил Гарри, побелев как мел.
— ...как ты... себя... чувствуешь?
Судя по его виду, когда вопрос до него дошёл, Гарри испугался ещё сильнее.
— Я... Мне кажется, никаких симптомов...
Гермиона на мгновение закрыла глаза.
— Хорошо, — прошептала она. — Подожди, переведу дыхание.
Какое-то время они просто сидели на полу. Гарри всё ещё выглядел испуганным. Это тоже хорошо, возможно, он чему-то научится.
Гермиона потянулась к кошелю, который купил ей Гарри, через пересохшее горло вытолкнула слово «вода», схватила бутылку и начала пить большими глотками.
Прошло ещё некоторое время, прежде чем она смогла говорить.
— Мы нарушили правила, Гарри, — хрипло сказала она. — Мы нарушили правила.
— Я... — сглотнул Гарри, — Я не вижу, как. Я думал, но...
— Я спросила тебя, безопасна ли трансфигурация, и ты мне ответил!
Повисла тишина.
— И это всё? — спросил Гарри.
Гермиона едва не перешла на крик:
— Гарри, ты не понимаешь? Эта штука сделана из тонких волокон, что если они распутаются, кто знает, что может случиться? Мы не спросили профессора МакГонагалл! Ты понимаешь, что мы наделали? Мы экспериментировали с трансфигурацией! Мы экспериментировали с трансфигурацией!
Опять повисла тишина.
— Верно... — медленно произнёс Гарри. — Кажется, это ещё один запрет, который никому в голову не придёт озвучить, поскольку он слишком очевиден. Не проверяйте блестящие идеи в области трансфигурации самостоятельно в заброшенном классе, не посоветовавшись с профессором.
— Из-за тебя мы могли погибнуть! — Гермиона знала, что так говорить несправедливо, она и сама совершила ошибку, но она всё ещё сердилась на Гарри, он всегда говорил очень уверенно, и это заставляло её без раздумий следовать за ним. — Мы могли испортить блестящий послужной список профессора МакГонагалл!
— Да, — сказал Гарри, — не будем ей об этом рассказывать, хорошо?
— Мы должны прекратить, — заявила Гермиона. — Мы должны прекратить эти занятия, пока мы не пострадали. Мы слишком молоды, Гарри, мы не можем ничего сделать, по крайней мере пока.
Гарри слегка усмехнулся.
— Эм-м, вот тут ты немного ошибаешься.
И протянул ей маленький розовый прямоугольник, резиновый ластик с ярко блестящим металлическим участком.
Гермиона недоумённо уставилась на ластик.
— Квантовой механики оказалось недостаточно, — сказал Гарри. — Мне пришлось дойти до вневременной физики, чтобы что-то получилось. Нужно увидеть, как волшебная палочка изменяет связь между отдельными реальностями прошлого и будущего, а не менять что-то во временном потоке. Но у меня получилось, Гермиона. Я посмотрел сквозь иллюзию предметов, и, готов спорить, это не удавалось ни одному волшебнику в мире. Даже если кто-то из маглорожденных знает о формулах квантовой механики без времени, для него это лишь непонятные утверждения о далёкой от него квантовой ерунде, он не поймёт, что это и есть реальность, не сможет принять, что известный ему мир — лишь галлюцинация. Я трансфигурировал часть ластика, не изменяя его целиком.
Гермиона подняла палочку и направила на ластик.
На лице Гарри мелькнуло раздражение, но он не попытался ей помешать.
— Фините Инкантатем! — произнесла Гермиона. — Поговори с профессором МакГонагалл, прежде чем продолжать.
Гарри кивнул, хотя и немного холодно.
— И всё-таки нам надо прекратить, — сказала она.
— Почему? — спросил Гарри. — Ты не понимаешь, что это значит, Гермиона? Волшебники знают не всё! Их слишком мало, а хоть чуть-чуть знакомых с наукой среди них ещё меньше. Низковисящие плоды ещё не кончились...
— Это опасно, — сказала Гермиона. — И если мы способны делать открытия, то это ещё опаснее! Мы слишком молоды! Мы уже сделали большую ошибку, в следующий раз мы можем просто погибнуть!
Гермиону передёрнуло.
Гарри посмотрел в сторону и сделал несколько глубоких вдохов.
— Пожалуйста, не пытайся делать открытия в одиночку, Гарри, — срывающимся голосом попросила Гермиона. — Пожалуйста.
Пожалуйста, не вынуждай меня решать, стоит ли рассказать профессору Флитвику.
В этот раз тишина длилась дольше.
— Итак, ты хочешь, чтобы мы учились, — произнёс Гарри. Гермиона чувствовала, что он пытается не показывать недовольства. — Просто учились.
Гермиона не была уверена, следует ли отвечать, но...
— Как ты учился, эм, вневременной физике, так?
Гарри посмотрел на неё.
— То, что ты сделал, — неуверенно сказала Гермиона, — не было следствием наших экспериментов. У тебя получилось, потому что ты прочитал уйму книг.
Гарри открыл рот, затем закрыл его. По его лицу было видно, что он недоволен.
— Хорошо, — ответил Гарри. — Предлагаю так: мы учимся, и если я придумаю эксперимент, который действительно будет стоить того, чтобы его провели, мы попробуем это сделать, после того как я спрошу профессора.
— Согласна, — Гермиона не упала от облегчения только потому, что уже сидела.
— Идём обедать? — осторожно предложил Гарри.
Гермиона кивнула. Да. Обед — это хорошая мысль. Сейчас — особенно.
Оперевшись о каменную стену, она начала медленно подниматься, морщась от боли в мышцах...
Гарри направил на неё палочку и произнёс:
— Вингардиум Левиоса!
Гермиона моргнула. Тяжесть в ногах уменьшилась до терпимой.
На лице Гарри мелькнула улыбка.
— Можно приподнять предмет, даже если не можешь его полностью левитировать. Помнишь тот эксперимент?
Гермиона беспомощно улыбнулась в ответ. Хотя и подумала, что ей стоило рассердиться.
И медленно пошла в сторону Большого Зала, чувствуя в ногах чудесную лёгкость. Гарри аккуратно удерживал палочку направленной на неё.
Его хватило только на пять минут, но за саму идею она была благодарна.
* * *
Минерва посмотрела на Дамблдора. В ответном взгляде тоже читался вопрос.
— Вы что-нибудь поняли? — смущённо спросил директор.
По её мнению, это была самая отборнейшая чушь, какую она когда-либо слышала. МакГонагалл чувствовала неловкость за то, что ей пришлось вызвать директора, пусть она и руководствовалась полученными заранее чёткими инструкциями.
— Боюсь, нет, — ответила она, поджав губы.
— Стало быть, — Дамблдор снова посмотрел куда-то в сторону и его седая борода отвернулась от Минервы, — ты полагаешь, что способен делать нечто, недоступное другим волшебникам, нечто, что мы считаем невозможным.
Они втроём стояли в личной директорской мастерской для трансфигурации. Сияющий феникс, патронус Дамблдора, попросил привести сюда Гарри, едва её собственный патронус успел доставить сообщение. Свет падал через окна на потолке, освещая семиконечную алхимическую диаграмму, нарисованную в центре круглой комнаты. Тонкий слой пыли на полу опечалил Минерву — исследования в области трансфигурации были одним из любимых занятий директора. Она знала, что в последнее время он крайне занят, но чтобы настолько...
И вот теперь Гарри собирается напрасно отнять у директора ещё больше времени. Впрочем, она не могла винить за это мальчика. Он всё сделал правильно, когда пришёл к ней и объявил, что у него появилась мысль по поводу такой трансфигурации, которая считается невозможной. В свою очередь, она поступила именно так, как ей сказали: велела Гарри замолчать и не обсуждать с ней ничего, пока она не проконсультируется с директором и пока они не попадут в защищённое место.
Если бы Гарри сразу рассказал, что именно он считает возможным сделать, она бы и пальцем не шевельнула.
— Понимаете, это непросто объяснить, — сконфуженно сообщил им Гарри. — Суммируя всё сказанное мною, ваши убеждения конфликтуют со взглядами учёных, причём в той области, где, как я искренне считаю, учёные разбираются лучше волшебников.
Минерва бы глубоко вздохнула, но, похоже, Дамблдор принял это со всей серьёзностью.
Идея Гарри происходила из банального незнания, ничего более. Если вы превращаете половину металлического шара в стекло, то весь шар меняется. Чтобы изменить часть, надо изменить весь предмет. Вы берёте некоторый объект и заменяете его другим объектом. Что бы могла значить трансфигурация лишь половины шара? Что металлический шар как целое никуда не делся, но половина шара теперь представляет собой другой объект?
— Мистер Поттер, — произнесла профессор МакГонагалл, — то, что вы хотите сделать, не просто невозможно, это нелогично. Если вы меняете часть чего-либо, вы неизбежно меняете целое.
— Действительно, — согласился Дамблдор. — Но ведь Гарри — герой, а герои могут делать даже логически невозможное.
Минерва бы закатила глаза, если б не привыкла к таким высказываниям ещё много лет назад.
— Допустим, это возможно, — сказал директор, — есть ли у вас какие-либо основания полагать, что эта трансфигурация будет отличаться от обычной?
Минерва нахмурилась. Тот факт, что сама идея была попросту невообразимой, представлял определённую трудность, но она постаралась принять это как данное. Трансфигурация, приложенная лишь к половине металлического шара...
— Что-то странное на стыке половинок? — предположила она. — Но тут не должно быть отличий по сравнению с обычной трансфигурацией целого объекта в объект из двух различных частей...
Дамблдор кивнул.
— Я тоже так думаю. Гарри, если твоя теория верна, подразумевается, что ты совершишь в точности такую же трансфигурацию, как и всегда, просто прилагая усилия к части предмета вместо целого? Больше никаких отличий?
