— Знаешь, — сказала Гермиона куда-то в горизонт, так и не глядя на Гарри, — однажды у меня был похожий разговор с профессором Квиррелом — про то, каково это — быть героем. Конечно, профессор тогда занимал противоположную сторону. Тем не менее, сейчас я почему-то чувствовала себя как в тот раз, когда он спорил со мной.
Гарри крепко сжимал губы. Непросто позволять людям принимать собственные решения, ведь это значит, что они имеют полное право на решения неверные, но без этого — невозможно.
Небо вокруг них становилось светлее, и голубая оторочка школьной мантии Гермионы теперь на чёрном фоне казалась ярче. С западной стороны неба уже исчезли звёзды. Гермиона медленно заговорила:
— Профессор Квиррелл сказал мне... он сказал, что однажды был героем. Но люди не помогали ему, и поэтому он всё бросил и ушёл заниматься чем-то более интересным. Я сказала ему, что он был неправ… на самом деле, я сказала ему: «это чудовищно». А профессор Квиррелл сказал, что, может, он и ужасный человек, но как тогда назвать тех людей, которые даже не пытались быть героями? Они были ещё хуже? Я не знала, что ответить. В смысле, неправильно же говорить, что хорошие люди — это только герои, похожие на Гриффиндора… хотя, думаю, с точки зрения профессора Квиррелла, только люди с великими целями имеют право дышать. А я в это не верю. Но вот так просто перестать быть героем, как поступил он — это казалось неправильным. И я просто стояла там как дура. Но теперь я знаю, что мне тогда надо было ему ответить.
Гарри тщательно старался дышать ровно.
Гермиона поднялась с подушки и повернулась к Гарри.
— Я больше не буду брать на себя роль героини, — сказала Гермиона, стоя на фоне светлеющей восточной стороны неба. — Вся эта идея с самого начала никуда не годилась. Просто есть люди, которые делают, что могут. Что угодно. И ещё есть люди, которые даже не пытаются делать то, что они могли бы, и да, так вести себя неправильно. Я больше не собираюсь становиться героем. Я даже постараюсь больше не думать в терминах героизма. Но я не стану делать меньше, чем я могу… ну, во всяком случае, существенно меньше, всё-таки, я лишь человек.— Гарри никогда не понимал, что таинственного люди находят в Моне Лизе, но ему казалось, что если бы он сейчас сфотографировал отстранённую радостную улыбку Гермионы, то потом мог бы смотреть на неё часами, ничего не понимая, хотя Дамблдор наверняка понял бы всё с первого взгляда. — Я не выучу свой урок. Я правда буду настолько глупа. Я и дальше буду продолжать делать всё, на что я способна, или, по крайней мере, часть того, что я могу… ну, ты меня понимаешь. Даже если мне придётся снова рисковать жизнью, и до тех пор, пока риск того стоит, или если это, ну, не глупо на самом деле. Таков мой ответ. — Гермиона сделала глубокий вдох, на её лице была написана решимость. — Итак, я могу что-нибудь сделать?
У Гарри пересохло в горле. Он потянулся к кошелю и показал пальцами М-А-Н-Т-И-Я, потому что просто не мог говорить, и вытащил дымчатую ткань Мантии Невидимости, предлагая её Гермионе в последний раз. Гарри пришлось сказать эти слова через силу:
— Это Истинная Мантия Невидимости, — произнёс он почти шёпотом, — Дар Смерти, унаследованный от Игнотуса Певерелла его потомками, Поттерами. А теперь она твоя…
— Гарри! — воскликнула Гермиона. Она скрестила руки на груди, будто пытаясь защититься от такого подарка. — Ты не должен этого делать!
— Я правда должен это сделать. Я сошёл с пути, который позволяет быть героем, я не имею права больше рисковать, отправляясь в приключения. А ты… можешь. — Гарри поднял свободную руку и вытер глаза. — Думаю, она была создана для тебя. Для человека, которым ты собираешься стать. — Оружие против Смерти в обличье тени отчаяния, которая затуманивает разум человека и высасывает надежды на будущее. Думаю, ты будешь биться не только с дементорами, но и с другими обличьями Смерти... — Я не одалживаю тебя, моя Мантия, но отдаю тебя в руки Гермионы Джин Грейнджер. Защищай её как следует отныне и вовеки.
Гермиона медленно протянула руку и взяла Мантию. Казалось, она сама еле сдерживается, чтобы не расплакаться.
— Спасибо, — прошептала она. — Думаю… конечно, я покончила с разными геройскими понятиями… но, думаю, ты всегда был моим таинственным старым волшебником, с нашей самой первой встречи.
— А я думаю, — с трудом прошептал Гарри в ответ, — даже если ты теперь отрицаешь такой подход, думаю, тебе всегда было предначертано стать — с самого начала этой истории — героем. — Кем должна стать Гермиона Грейнджер, в кого она должна превратиться, когда вырастет, чтобы пройти сквозь узкую замочную скважину Времени? Я тоже не знаю ответа на этот вопрос, как и не могу вообразить, каким вырасту я. Но её следующие шаги кажутся мне более очевидными, чем мои…
Гарри выпустил Мантию, и она перешла из рук в руки.
— Она поёт, — сказала Гермиона. — Она поёт мне, — Гермиона подняла руку и вытерла слёзы. — Не верится, что ты это сделал, Гарри.
Гарри другой рукой вытащил из кошеля длинную золотую цепочку с болтающимся на конце закрытым золотым футлярчиком.
— А это твоя личная машина времени.
Повисло молчание, в течение которого планета Земля немного повернулась и сдвинулась по своей орбите.
— Что? — переспросила Гермиона.
— Её называют Маховик времени. В Хогвартсе есть небольшой запас этих штук, их выдают некоторым ученикам. Я получил свой в начале года — как средство от бессонницы. Он позволяет отправляться в прошлое не дальше шести одночасовых интервалов, и я использовал его, чтобы ежедневно получать дополнительные шесть часов для учёбы. И чтобы исчезнуть из кабинета во время того занятия по зельям, и так далее. Не беспокойся, Маховики не могут изменять историю или создавать парадоксы, уничтожающие вселенную.
— Ты держался вровень со мной на уроках благодаря машине времени, которая давала тебе каждый день дополнительные шесть часов на занятия, — судя по всему, какие-то непостижимые причины мешали Гермионе Грейнджер принять эту мысль.
Гарри принял озадаченный вид.
— В этом есть что-то странное?
Гермиона протянула руку и взяла золотую цепочку.
— По меркам волшебников? Думаю, нет, — ответила она. Почему-то её голос прозвучал довольно язвительно. Она надела цепочку на шею, спрятав сам маховик под рубашку. — Впрочем, теперь мне гораздо приятней вспоминать, что я держалась вровень с тобой, так что спасибо.
Гарри откашлялся.
— Кроме того, поскольку Волдеморт полностью уничтожил Дом Монро, а ты за них отомстила, убив Волдеморта — в смысле, так все считают, — я уговорил Амелию Боунс протащить через остатки Визенгамота указ, провозглашающий Грейнджер Благородным Домом Британии.
— Мне не послышалось? — сказала Гермиона.
— Так что ты теперь единственная наследница Благородного Дома, и это означает, что по закону, чтобы считаться совершеннолетней, тебе лишь надо сдать Стандарты Обучения Волшебству. Я собираюсь организовать экзамены для нас с тобой в конце лета, так что немного времени на учёбу у нас будет. В смысле, если ты не против.
Гермиона Грейнджер издавала какие-то высокие звуки. Если бы такие звуки слышались из какого-нибудь более неорганического устройства, то они наверняка означали бы поломку двигателя,
— У меня всего два месяца на подготовку к СОВ?!
— Гермиона, этот экзамен предполагает, что его в состоянии сдать почти любой пятнадцатилетний волшебник. Обычный пятнадцатилетний волшебник. При наличии магической силы на уровне слабого третьекурсника, выучив нужные заклинания, мы с ним справимся. И после этого будем считаться совершеннолетними. Правда, тебе придётся смириться с оценками «Удовлетворительно» вместо твоих обычных «Превосходно».
Издаваемые Гермионой высокие звуки стали ещё выше.
— Держи свою палочку, — Гарри достал её из своего кошеля. — И вот твой кошель-скрытень, я убедился, что в него вернули всё, что там было на момент твоей смерти. — Кошель Гермионы он извлёк из обычного кармана мантии. Гарри не хотелось класть бездонную сумку в бездонную сумку, пусть это и считалось безвредным при условии, что оба артефакта созданы с соблюдением всех мер предосторожности. [Здесь Гарри подразумевает магический предмет из игровой системы D&D под названием «bag of holding», действующий примерно так же, как его кошель-скрытень. Правила старых версий D&D особо указывали, что класть один bag of holding в другой очень опасно. — Прим.перев.]
Гермиона взяла свою палочку, а затем и кошель. Её пальцы слегка тряслись, но каким-то образом движения всё равно смотрелись изящными.
— Так, что ещё… клятва, которую ты давала Дому Поттеров гласила, что ты должна служить «до самой смерти», значит, теперь ты свободна. И сразу после твоей смерти я заставил Малфоев публично объявить, что с тебя снимаются все обвинения в покушении на убийство Драко.
— Что ж, ещё раз спасибо, Гарри, — сказала Гермиона Грейнджер. — Это так мило с твоей стороны, да и с их тоже, полагаю. — Она постоянно проводила пальцами по своим каштановым кудрям, словно приведение в порядок причёски могло вернуть здравый смысл в её жизнь.
— И последнее, пусть и не по значимости: я велел гоблинам начать строительство хранилища в Гринготтсе для Дома Грейнджер, — сообщил Гарри. — Я не стал класть туда деньги — решил, что лучше сначала посоветоваться с тобой. Но если ты собираешься стать супергероем, который исправляет определённые недостатки мира, не помешает, если люди будут считать, что ты принадлежишь к высшим слоям общества, и, э-э, думаю, не повредит, если они будут знать, что ты можешь позволить себе адвокатов. Я могу положить в твоё хранилище столько золота, сколько ты захочешь, ведь после того, как Волдеморт убил Николаса Фламеля, Философский Камень оказался у меня.
— Кажется, мне следует потерять сознание, — тоненьким голосом сказала Гермиона, — вот только мои суперспособности мне не дают. И, кстати, откуда они у меня?
— Если тебя это устроит, в среду мистер Бестер начнёт учить тебя окклюменции. Он может заниматься с тобой ежедневно. А пока, думаю, будет лучше, чтобы истинный источник твоих способностей не всплыл наружу из-за того, что какой-нибудь легилимент посмотрит тебе в глаза. В смысле, очевидно же, что этому есть обычное волшебное объяснение, ничего сверх-сверхъестественного, но люди слишком склонны поклоняться своему невежеству, и, к тому же, я думаю, Девочка-Которая-Ожила будет более эффективна, если сохранит ореол загадочности. Обещаю, как только ты сможешь сдерживать мистера Бестера и сопротивляться веритасеруму, я расскажу тебе всю историю, включая секреты, которые тебе придётся хранить в тайне абсолютно от всех.
— Звучит мило, — сказала Гермиона Грейнджер. — Жду с нетерпением.
— Правда, прежде чем я смогу тебе рассказать самые опасные части этой истории, тебе придётся дать Нерушимый обет, что ты не сделаешь ничего, что может разрушить мир. То есть, я в буквальном смысле не способен тебе рассказать это без клятвы, потому что я сам дал Нерушимый обет. Тебя это устроит?
— Конечно, — кивнула Гермиона. — Почему бы это меня не устроило? Я всё равно не хочу разрушать мир.
— Может тебе снова надо присесть? — обеспокоенно спросил Гарри, потому что Гермиона начала слегка покачиваться, словно в ритме произносимых слов.
Гермиона Грейнджер сделала несколько глубоких вдохов.
— Нет, всё совершенно прекрасно, — ответила она. — Я должна знать о чём-нибудь ещё?
— На этом всё. Я закончил, по крайней мере, на сегодня. — Гарри немного помолчал. — Я осознаю, что ты хочешь добиваться всего сама, а не приходить на готовое. Просто… от тебя будет зависеть больше, чем от обычных героев, и самое разумное для меня — обеспечить тебя всеми преимуществами, какие я только могу тебе дать…
— Я прекрасно это понимаю, — сказала Гермиона. — Раньше я этого не понимала, но теперь, когда мне довелось проиграть бой и умереть, всё изменилось.
Ветерок пробежался по её каштановым волосам и мантии. Сейчас на фоне предрассветного неба она выглядела ещё более мирно, и с этим безмятежным видом она подняла руку и медленно сжала её в кулак.
— Если уж я собираюсь этим заняться, то сделаю правильно всё. Нам надо измерить, насколько сильно я могу бить и как высоко прыгать, и придумать безопасный способ проверить, могут ли мои ногти убивать летифолдов, как это делает настоящий рог единорога, и мне стоит потренироваться использовать мою скорость, чтобы уворачиваться от опасных заклинаний, и… наверное, ты сможешь организовать, чтобы кто-нибудь научил меня аврорским штукам, вроде тех, которыми владеет Сьюзен Боунс. — Гермиона снова улыбалась. Её глаза светились странным светом, который всерьёз озадачил бы Дамблдора, но Гарри понял его смысл сразу, правда, ему стало жутковато. — О! И я хочу носить с собой магловское оружие, наверное, лучше скрытно, чтобы никто про него не знал. Когда я сражалась с троллем, я подумала о зажигательных гранатах, но, даже после того, как мне стало наплевать на правила, я поняла, что не смогу их быстро трансфигурировать.
— У меня есть предчувствие, — сказал Гарри, тщательно стараясь подражать шотландскому акценту профессора МакГонагалл, — что мне следует что-нибудь предпринять по этому поводу.
— О, уже слишком, слишком, СЛИШКОМ поздно, мистер Поттер. Скажем, ты мог бы достать мне базуку? В смысле, гранатомёт, а не жевательную резинку. Уверена, никто не ожидает от девочки, что у неё окажется базука, особенно, если эта девочка излучает ауру чистоты и невинности.
— Слушай, — спокойно сказал Гарри, — вот теперь ты начинаешь меня пугать.
Гермиона ответила не сразу — она пыталась балансировать на кончиках пальцев левой ноги, вытягивая руку в одну сторону, а правую ногу — в другую, как балерина.
— Правда? Я просто не понимаю, что я могу сделать такого, чего не может министерский Ударный отряд. Для скорости у них есть мётлы, а их заклинания гораздо сильнее любых моих способностей.
Она изящно опустила ногу обратно.
— В смысле, сейчас, когда я могу попробовать пару трюков, не беспокоясь, что меня кто-нибудь увидит, я начинаю думать, что мне действительно очень-очень-очень нравится иметь суперспособности. Но я по-прежнему не вижу, как я могу победить в битве, в которой не смог бы победить профессор Флитвик. Разве что застану Тёмного Волшебника врасплох.
