Домовики пролепетали, что сейчас всё будет, и исчезли. Пришлось подниматься обратно в малый столовый покой. Аппарацией никто воспользоваться не решился.

— Вот тебе и призрак, — уныло сказал Антонин, когда они устроились за столом, и Том вкратце пересказал что было. — И я дурак, сразу не понял! Арима — это и означает душа. Но гоблины здорово тебя поимели, мой друг. Продали твои же собственные владения.

— Строго говоря, — возразил Малфой, — Гонты сами просрали это поместье. Гоблины были в своём праве, как я понимаю. Аплодирую стоя — так виртуозно избавиться от неликвидного баланса.

— Хорош скалиться, — поморщился Том. — Призрак ещё говорил о скрытых комнатах, которые откроются постепенно. Библиотека, оружейная, лаборатории. Их содержимое может превысить стоимость дома. Так что, кто кого поимел — ещё вопрос.

Антонин присвистнул. Словно восприняв свист как команду, домовики дали о себе знать — на столе появилась еда. Куски хорошо прожаренного мяса, салаты, сыры и вино.

— Это великий день для рода Гонтов, — пробормотал Малфой. — Приятного аппетита, господа.

Глава 52

— Воды, — попытался произнести он, приходя в сознание. Пить хотелось так, словно месяц провёл в пустыне. Воспоминания не давались, даже не мог вспомнить, кто он такой, где находится, сколько времени провёл без сознания и почему не может пошевелиться или хотя бы открыть глаза. — Воды!

Страшно стало оттого, что рядом никого нет, никто не услышит просьбу, которую наконец удалось прошептать. Горло саднило от попытки говорить, язык прилипал к нёбу. Но больше беспокоило всё же собственное имя и хоть какие-то крохи недоступных воспоминаний.

Громкий голос подошедшего человека — он слышал шаги, глухо, словно сквозь вату, но слышал — оглушил на пару мгновений:

— Пришли в себя, профессор Дамблдор? — гаркнули прямо над ухом.

В горло полилась живительная влага, а в мозг ринулись воспоминания таким бурным потоком, словно прорвало шлюз. Боясь сойти с ума, он попытался очистить сознание, и привычная практика дала результат. Он вспомнил. Многое, если не всё. И это затопило такой радостью, что даже остальное отошло на второй план. Альбус наслаждался ещё одной порцией очень вкусной воды, потом третьей, потом было молоко, если он не ошибается. Самое вкусное молоко, которое он только пробовал в жизни. Со смешком вспомнил, что молоко никогда не любил, но теперь полюбит, это точно.

— Довольно, — сказал тот же голос. — Пока достаточно.

Альбус приоткрыл веки, когда ему протёрли лицо чем-то влажным и наконец смог разглядеть двух целителей возле своей кровати. Он в Мунго. Ну конечно! Последнее, что он помнил — как пытался открыть дверь в лабораторию поганца Вестерфорда. Не удавалось, и он по глупости применил условно-тёмное заклинание. Потом боль и темнота. Скорее всего, его нашли и смогли переправить в Мунго. Он только надеялся, что прошло не слишком много времени.

У детей скоро рождественские каникулы, надо многое успеть сделать.

— Какой сегодня день? — спросил он с некоторым трудом, но уже нормальным спокойным голосом.

— Не день, а ночь, профессор! — ухмыльнулся высокий плечистый целитель, в котором Дамблдор, кажется, узнал Сметвика. Но мог и ошибаться — грубоватого эскулапа он видел всего однажды и не очень близко при посещении Министерства. Кто-то ему его показал. Ах да, Боунс, бывший главный аврор. Тот ещё высокомерный тип из чистокровных. — И ночь самая что ни на есть Новогодняя. Что вы помните?

— Я был в Хогвартсе, — охотно ответил Альбус. — Попробовал открыть дверь, вы же знаете, там много таких, что исчезают и снова появляются. Мне не повезло, наткнулся на какое-то древнее проклятие. Потом ничего не помню. Постойте! Как Новогодняя? Вы, верно, шутите?

— Какие уж тут шутки, профессор, коли меня среди праздничной ночи вырывают на службу? Вы пробыли в больнице не больше недели, не расстраивайтесь, не так много пропустили. Вы, правда, ничего не помните после того... гм... древнего проклятия?

— Только сильную боль и потом темнота, — упавшим голосом произнёс Дамблдор, с ужасом осознав, что по-прежнему не может двигаться. — Скажите, целитель, я парализован?

— Ах это. Нет, это мера предосторожности, чтобы вы не навредили сами себе. Чуть погодя освободим, но сначала следует поспать после приёма важных зелий. Не волнуйтесь, утром вы проснётесь и будете как новенький. С проклятием удалось сладить, так что через дней пять, максимум — десять, вы нас покинете. Вы меня слышите, сэр?

Голос целителя убаюкивал, унося все волнения, неутешительный прогноз и тяжелые мысли. Хогвартс... Он надеялся, что Минерва справится без него со всеми текущими делами.

Следующее пробуждение было более приятным. Теперь он сразу всё вспомнил, включая разговор с целителем, да и пить так сильно не хотелось. Тело оказалось свободным, и Альбус даже попытался сесть, но сильная слабость и головокружение заставили вернуть голову на подушку. И тем не менее ему нельзя здесь оставаться. У него были большие планы на эти каникулы. Хотя бы навестить домик Уизли, не зря же он дал Артуру денег на гостиницу. Но жадный парень мог и попробовать вернуться в Нору, прикарманив деньги. Впрочем, не важно, он не станет помехой.

Альбус со всей убедительностью донёс мысли о невозможности лежать дольше до пришедших колдомедиков. Сметвика не было, а молодые целители только руками разводили, уверяя, что сами они ничего не решают, но могут сказать, что профессор уверенно идёт на поправку.

После чего ему споили ещё ряд склянок с различными зельями, наколдовали зеркало по его просьбе и ушли, пообещав скорый завтрак. Альбусу оставалось с горечью рассматривать обезображенное лицо, лишённое не только бороды, но даже бровей. А левый глаз, несмотря на то, что видел сносно, окружало обезображенное веко. "Тёмное проклятие", — сказали эти сопляки, — "не лечится, сэр!". Много они понимали! Теперь придётся заказывать маскирующие очки. А бороду... Он подумает, что можно сделать. Есть же множество зелий для роста волос.

Завтрак прошёл спокойно, он смог съесть жидкую кашу и даже кусочек тоста. Попросил связаться с профессором МакГонагалл, но ему ответили, что сегодня не получится — после завтрака его ожидало снотворное.

— Для вашей же пользы, сэр!

И опять предстояло забытье. И даже палочку не вернули, не положено, мол. А так бы сам послал патронус Минерве. Он очень надеялся, что в следующий раз с ним будет разговаривать сам Сметвик. Раз уж этот шумный целитель всё решает, обращаться следует прямо к нему. Вежливо, но твёрдо, такие типы слабость презирают. Уплывал в сон Альбус с тревожным чувством — ему всё меньше и меньше нравилось происходящее. И всё же, что за условно-тёмное заклинание дал ему Геллерт, которое целители упорно называют тёмным, и которое отправляет человека в кому на неделю, предварительно изуродовав? Он разберётся...

Вечером, при пробуждении, Сметвика опять не было. К нему заглянула совсем молоденькая девчонка, недавняя выпускница Хогвартса. Ну как недавняя, лет пять назад закончила. Он её, конечно, почти не помнил, серая мышка из Хаффлпаффа. Девочка испытывала к нему ожидаемое подобострастие, смущалась и краснела, отказываясь дать палочку и пригласить Минерву, но на просьбу принести свежих газет за прошедшую неделю откликнулась охотно и с явным облегчением. Запрета на это не было.

Поужинав, Альбус с жадностью придвинул к себе газеты и нацепил на нос неудобные очки, которые выдала ему юная целительница. По крайней мере, в них хорошо было видно текст. Газеты он просматривал по диагонали, вычленяя важное. Сердце забилось тревожно, когда взгляд упал на скромную заметку о бракосочетании Артура Уэсли и Риты Скитер. Альбус бессильно откинулся на подушки, кляня не в меру расторопного подопечного. Но вскоре почти успокоился, неправильная заметка — надо же было написать фамилию Артура с ошибкой — не несла особого урона его планам.

Собственно, он сам толкнул мальчика в объятия стервозной Скитер. Даст Мерлин, обернётся это лишь ему на пользу. Да, так и будет. Отец Скитер богат — несколько алмазных приисков, земельные владения в маггловском и магическом мирах, хотя, говорят, этот чудак большую часть времени проводит на собственной яхте. И мисс Рита Скитер, теперь уже миссис Уизли — его единственная наследница. Денег никогда много не бывает, жизнь мореплавателя полна опасностей, увы. Артур же слишком наивен, чтобы самостоятельно разбираться в делах. Ему даже с Норой помогать придётся, но с рудниками и землёй он точно не справится, тут придётся брать всё в свои руки. А куда деваться, родич ведь, хоть и дальний...

Ещё одна заметка о свадьбе заставила Великого Светлого скривиться как от зубной боли: наследник вождя горского клана Уолден МакНейр женился на девице из клана Ноттов, ничем не примечательной. А у него были некоторые планы на этого гордого, сурового и, что греха таить, жестокого мальчишку. Хотя, здесь, может, тоже ещё не всё потеряно, лишь бы только вернулся в школу. А по окончании Хогвартса безутешный вдовец, оставив малыша на попечение родственникам, может занять тёплое местечко в Министерстве, выцарапанное с таким трудом.

Он стал просматривать газеты дальше, пока от очередного, но более крупного объявления не потемнело в глазах. В газете сообщалось, что в связи с временной недееспособностью А.П.В.Б. Дамблдора, находящегося в Мунго, на пост директора Хогвартса был временно назначен А.С. Робертс.

Гнев, впрочем, удалось усмирить. Неважно, это лишь временно. Слизеринский подпевала и хамоватый наглец Робертс просто не успеет напортачить. Ведь там Минерва и Флитвик, не дадут слишком самовольничать. Потом он вернётся, всё исправит, что уж делать, а Робертса к мантикоре — довольно уже держать в школе боевика Лестрейнджей. Опасно. Слизеринские выкормыши ему в рот смотрят, а это уж никуда не годится.

Альбус немного подышал, успокаиваясь, машинально листая страницы газет. И тут взгляд остановился на большой статье, занявшей весь разворот. "Семейные тайны Малфоев, или возвращение на родину". И колдография на полстраницы. Альбус дёрнулся, не веря своим глазам. Не узнать Джиневру Уэсли, в девичестве Малфой, он не мог. Но... чума на все тёмные семьи! Почему так? Почему так же молода и красива, словно перенеслась через время такой же юной ведьмой, какую он помнил?

Статью он читал не слишком внимательно — всякая болтовня, запутывающая всё ещё больше. Вернулась из Франции? Поселилась в родовом замке Уэсли? Каком ещё замке? Ведь не может быть, чтоб его нашли. Он уничтожен. Нет, тут какая-то ошибка!

Дала интервью специальному корреспонденту? Но последние строки этого интервью с Джиневрой напугали: "Из планов на ближайшее время, — улыбнулась нам миссис Уэсли, — привести в порядок дела, обустроиться на новом месте и обязательно встретиться со старым другом мужа, Альбусом Дамблдором. Нам есть, что вспомнить". Сердце сбилось с ритма, а газета выпала из рук. Альбус почувствовал, как оборвалось что-то внутри, стало трудно дышать и помутилось в глазах. Он рухнул на подушки уже без сознания.

* * *

Могила Хэйдена никогда не зарастала сорняками, никогда не покрывалась снегом и не поливалась дождём. Да и самой могилы никогда не существовало, лишь небольшая мраморная доска в дальнем конце подземелий под домом Мюриэль, да горсть пепла с выжженного Адским пламенем чёрного луга, где когда-то стоял дом, в котором погибло пятеро молодых авроров.

Пепел Мюриэль собрала сама, когда оправилась от удара, положила в красивую амфору и поставила в пустую нишу, закрыв её мраморной плитой. На плите было выгравировано только имя мужа, рядом выбито изображение дракона — точь-в-точь как татуировка у него на спине под лопаткой. А снизу подпись: "Люблю!".

Никакого пафоса, никаких обещаний, никакой подписи под признанием, сразу и не поймёшь, кто кого любит.

Здесь в подземельях всегда было очень холодно и неуютно. И надолго остаться невозможно. Мюриэль тогда осталась бы здесь навсегда, стоя на коленях перед мраморной плитой. Но Кручок, не слушая слабых протестов, перенёс в дом, напоил зельями, уложил магией в постель и усыпил.

Только Кручоку она и позволяла такие финты — непослушание во благо хозяйки.

В это предновогоднее утро она спустилась сюда в неурочный час, обычно его плиту она навещала дважды в год — в день их свадьбы, и в день рождения Джейми. Смысла отмечать смерть она не видела, для неё он навсегда остался живым, весёлым, добрым и молодым. Почти таким же славным, как его сын. И она приходила делиться с ним радостью, рассказывала об успехах сына, поздравляла с годовщиной свадьбы, напоминала ему всякие глупости — как он внёс её в дом на руках, как рисовал на её животе дракона кремом от торта, а потом слизывал крем, перемежая поцелуями, говорил, шутя, что их мальчик будет больше, чем дракон.

Она грустно усмехнулась — везде драконы, как только вспоминаешь Хэйдена, он с каким-то удивительным пиететом относился к гигантским рептилиям. А ведь ни разу не видел их живьём, как казалось Мюриэль. Во всяком случае, ничего об этом не рассказывал никогда. Отговаривался просто: "Нравятся!". А ещё в палочке сердечная жила дракона. Можно подумать, таких палочек мало, учитывая, что у Гаррика Олливандера в ходу всего три универсальных сердцевины.

Мюриэль легко относилась к его страсти, не так много их у Хэйдена было. Она и драконы.

— Привет, Хэйден, — поздоровалась она, погладив дракона на его плите. — Сегодня не наш день, но мне важно кое-что тебе рассказать...

В то утро, когда он ушёл навсегда, он разбудил её поцелуем и много наговорил всяких глупостей, пока заставлял проснуться самым приятным способом. Он был таким сильным, красивым и невероятно лохматым. Она назвала его "Мой дракон", и он так счастливо улыбнулся, что она тайком решила называть его так всегда — они были так молоды, и вся жизнь была впереди. Вся счастливая жизнь. Он поцеловал её тогда в живот, где росло их маленькое чудо и шутливо поведал ещё нерождённому сыну, что у него будет в жизни всё хорошо, мол, папа позаботится об этом.

А потом он спешил на дежурство, обжигался горячим кофе, на ходу уже сунул в рот сдобную булочку с корицей, идя на поводу у настойчивости юной жены. Она волновалась, что он там не успевает обедать, и опять проходит весь день голодным. Хэйден только отмахнулся и заявил, что сбежит сегодня пораньше, а на выходных сводит в удивительное место. "Тебе понравится, верь мне, любимая", — это последнее, что он ей сказал. "Верю", — ответила она тогда, но Хэйден уже не слышал, активировав портключ в Аврорат.

— Знаешь, Хейден, — она всегда говорила с ним так, словно он мог слышать. — Я должна тебе, наконец, признаться, что полюбила снова. Я не прощаюсь, для меня ты всегда останешься самым лучшим, самым первым и самым дорогим. Я всегда любила и буду продолжать любить тебя, мой дракон. Но его я тоже полюбила, иногда мне кажется, что это ты вселился в него, просто всё позабыл. Разве не странно, что Август родился в день твоей смерти? Жизнь, милый, сложная штука. Куда сложнее, чем казалось нам с тобой. Я не становлюсь моложе, хотя средства имеются. И устала исполнять наш уговор — не влюбляться в других мужчин. Это сложно, милый, когда тебя так давно нет рядом. Но если совсем честно, я и не влюблялась. Я полюбила, мой дракон. Не так, как тебя, как тебя я никогда уже любить не смогу. По-другому, иначе... сложно объяснить. Мне дорог этот мальчик. Мне дорого его дитя, которое ношу под сердцем. И я впервые с того дня, ну ты знаешь, снова живу. Мне кажется, в тот день мы умерли вместе. Только я притворялась живой, а ты не смог. Август вернул меня к жизни. И я не просила этого, не ждала, мне было это не нужно. Но так случилось. Прошу тебя, мой дракон, отпусти. Просто отпусти, ты сможешь, я верю!