Санни попросила Лакки принести ей молока и погладила мурчащего Монстрика, устроившегося у неё на коленях. На столе лежал оставленный ею блокнот, тот самый, в котором она переписывалась с Басти.
Невольно к нему потянулась и раскрыла. Ничего нового не было. Было жаль, что он совсем забыл о переписке. Достав перо, Санни написала: "Миссис Лестрейндж". Это было так по-детски, что она рассмеялась, но тут же оборвала свой смех. Под её надписью высветились строчки:
"Привет, Солнышко! Я нашёл свой блокнот дома и страшно рад, что он не потерялся. Оказывается, оставил его в мастерской, когда уезжал с дедом. Бабуля мне сегодня его вернула, и я сам собирался тебе написать. Ты хотела поговорить о моей матери? Прости, если перебил".
У Санни сильно стучало сердце. Хотелось вернуть назад время и для начала написать в блокноте "Привет". Кто же знал, что Басти это увидит!
"Привет, Рабастан. Я хотела спросить. Миссис... ой, леди Лестрейндж...".
Она лихорадочно думала, что спросить про его маму.
"Слушаю тебя внимательно", — написал Басти. Нет чтоб забыть о её оплошности!
"Твоя мама... — она опять подняла перо и прикусила кончик. Мысли лихорадочно крутились в голове, — хорошо знает Блэков?".
"Учитывая, что мой брат скоро женится на Беллатрикс? Она очень хорошо их знает. А что Блэки?".
"Была сегодня у них в гостях". Басти нужно было срочно отвлечь, и она рассказала ему, как получила в подарок Омут.
"Вот это да! — написал он. — Он, правда, уменьшается?".
"Да. Он очень красивый. Думаю, взять ли его в школу".
"А к Антуану Робертсу возьмёшь? Я хочу сказать, что профессор Робертс любит всякие такие штуки, а его отец просто обожает. Ты ещё не знакома с отцом Робертса?".
"Откуда? — спросила Санни. — Я даже не знала, что у него есть отец".
"Хм, у каждого человека есть отец",— Рабастан нарисовал смеющуюся рожицу.
— Ха-ха, очень смешно, — сказала Санни, но написала другое: "Обязательно возьму с собой и покажу ему, его отцу, его сыну... Хотя Северус уже видел. Он тоже был у Блэков".
"Мне начинать ревновать?".
"К ребёнку?" — Санни нарисовала смайлик, показывающий язык. Ну да, рожицу. Маги ничего не знают про смайлики.
Но сердце забилось от такого вопроса — может, просто ему написать: "Басти, ты всё ещё меня любишь?". Да нет, глупо... Она встряхнула головой и поспешно написала: "Рада с тобой пообщаться, но пора уже спать. Я сегодня очень устала".
"Спокойной ночи, Солнышко! Ласковых снов и приятного пробуждения!".
"Спокойной ночи, Басти. Тебе тоже приятных снов!".
Она закрыла блокнот и положила на стол от греха подальше. Так хотелось увидеть Басти. Писем уже было мало. Но может, он придёт к Хогвартс-экспрессу, когда она поедет в школу?
Хотя есть же выход. Завтра отец отдаст омут и она сможет увидеть Рабастана практически вживую. Санни радостно рассмеялась. Теперь можно было принять ванну и ложиться спать. Мама сказала, что действие зелья пройдёт к ночи, и спать она будет даже крепче, чем обычно.
Вспомнила, что не видела за ужином Даркера, но он мог пойти по своим делам. Наверное, ему столько хочется посмотреть после тысячи лет в портрете. Она сама точно сошла бы с ума на его месте. А он так держался, аж завидно.
Перед сном она снова открыла блокнот, но Басти больше ничего не написал. И к лучшему.
* * *
Попросив Санни Прюэтт подождать с признаниями в любви сопляку Басти, Магнус Нотт и сам не знал, для чего он это вообще сделал. Томительное ощущение, что всё было напрасно, и брак с рыжеволосой школьницей ему уже не светит, вызывало вполне понятные эмоции: ревность, злость и разочарование — с одной стороны, и странную лёгкость, словно ты освободился от какого-то томительного наваждения — с другой. Правда, сам Нотт разобраться в этом не смог бы, да и пытаться не стал. А всё ушлый Уркхарт, назвавший сие непотребство абсолютно безвозмездной дружеской помощью.
— Понимаешь, Магнус, — Юджин сноровисто орудовал толстой изогнутой иглой, легко протыкая уже выделанные куски бизоньей шкуры. Работа завораживала, хотя Нотт никак не мог понять, как умудряется Уркхарт возиться с этой фигнёй с таким упоением. — Тебе не хватает какого-нибудь занятия, скажем — увлечения, хобби, чего-то такого, чем бы ты мог заниматься на досуге. То, что тебе бы очень нравилось, чтобы приносило удовольствие, а порой — простое человеческое счастье.
— Как эти шкуры для тебя? — поморщился Нотт, закидывая ноги на вторую скамью. — Благодарю покорно.
Уркхарт не ответил, настраивая заковыристые чары для дальнейшего плетения. Игла засновала сама, чётко повторяя движения мастера. Куски кожи словно медленно склеивались, образуя ровненький и даже красивый шов.
И Нотт вдруг вспомнил вторую жену отца.
Она рисовала картину, перепачканная краской одежда не смотрелась неопрятной, краска была на её руках, на траве, на удобном кресле, на стульчике с плоским блюдом, в котором смешались мазки ярких цветов, и даже на щеке и лбу Натали.
"Ну что там?", — нетерпеливо спрашивал десятилетний Магнус, который устал уже валяться на траве, заложив руки за голову и пялясь на небо. Он выплюнул зажёванную травинку и сорвал другую, сжав крепкими зубами. Это сначала казалось, что позировать в самой любимой позе — фигня. Он мог часами так валяться, лениво греясь на солнышке и думать о всяких вещах. А то и поспать можно. Но когда вот так, специально заставляют, лежать почему-то быстро надоедает. Хотелось вскочить, пробежаться, залезть на башню, пострелять из зачарованной рогатки, проверить птенцов гиппогрифа, навестить Марту Яксли в Северной цитадели... Дел было невпроворот, а он лежит уже больше часа и грызёт траву, как какой-то пони.
"Почти готово, — Натали потёрла кончик носа, оставив на нём зелёный след.— Скоро отпущу. Если хочешь, можешь закрыть глаза".
Закрывать глаза он не стал, заснёт ведь, без вариантов. А обижать мачеху не хотелось. Она так старалась, так упрашивала его попозировать. И теперь то и дело её лицо освещалось счастливой улыбкой. Ради этой улыбки можно было бы и потерпеть.
"А что ты любишь, Магнус? — вдруг спросила Натали. — Чем тебе нравится заниматься больше всего на свете?".
"Много чем, — буркнул он. И поспешно стал перечислять, когда она чуть нахмурилась: — Летать на гиппогрифе, выращивать на ладони огонь, тренироваться с Маркусом Флинтом, ловить форель в реке с ребятами, встречать охотников и разбирать добычу, гулять в диком лесу с Яксли, стоять на часах в Северной цитадели, собирать для тебя цветы за проклятым карьером", — последнее он добавил с лукавой улыбкой, и Натали ожидаемо рассмеялась.
"Льстец! — усмехнулась она. — Ты перечислил почти все свои занятия, а я спрашивала о другом. Есть ли что-то такое, что ты бы хотел научиться делать в совершенстве. Чтобы внутри становилось тепло, руки сами стремились тебе помочь, чтобы ты забывал обо всём, когда занимаешься этим. Чтобы только от мысли об этом занятии тебе становилось хорошо".
"Это что-то неприличное? — скривился он тогда. — Не знаю ничего такого".
Натали грустно вздохнула, мазнула кисточкой ещё пару раз по мольберту и сказала:
"Ну всё, готово, мой огненный мальчишка. Можешь бежать по своим делам".
Он обрадовался и побежал тогда к ребятам в Северную цитадель. Даже не помнил, что там делал, и тем более не думал об её странном вопросе. А месяц спустя увидел эту картину у отца в кабинете. Стоял перед ней и не мог оторвать глаз. Натали умела создавать настоящие шедевры. Но это... У Магнуса сильно колотилось сердце от чего-то тёплого внутри. На картине среди буйной травы лежал мальчишка с травинкой в зубах. Расслабленная поза, простая добротная одежда, как у всех ребят в ковене. А вот лицо — словно мальчик размышлял о чем-то важном, как минимум решал, сколько муки надо закупить на зиму для Марты. В любом случае, это было здорово. Он и не знал, что может выглядеть таким умником, прямо как его дружок Робертс.
"Бездельник, — бросил тогда отец, мельком глянув на картину. — Лучше бы делом занялся! Марш отсюда! Или нет, дуй к Яксли, ему люди нужны, поможешь, поживёшь там недельку".
Больше он картину не видел, да и не хотел смотреть. И не спрашивал, куда перевесили.
Магнус вздохнул, прогоняя воспоминания. И лениво спросил Уркхарта:
— Ты имеешь в виду такое занятие, в котором я бы хотел достичь совершенства? Чтобы внутри становилось тепло, руки сами стремились помочь, чтобы я забывал обо всём, когда занимаюсь этим? Чтобы только от мысли об этом занятии мне становилось хорошо?
Юджин удивлённо поднял голову, посмотрел с явным уважением, но стоило Магнусу усмехнуться, подозрительно прищурился:
— Удивить меня ты смог, даже если подслушал эти мысли у какого-то умного человека. Но если ты сейчас имел в виду секс с ласковыми вдовушками, то ты безнадёжен.
— Почему это сразу безнадёжен, — обиделся Магнус, который, если честно, это и имел в виду, цитируя Натали. Но странная мысль вдруг пришла в голову, и он поспешил её озвучить: — То есть, по сути, ты спрашиваешь, чем мне нравится заниматься, больше, чем сексом?
— Потрясная формулировка, — усмехнулся Уркхарт. — Мне нравится. Так и чем же?
Магнус едва удержался от перечисления всех любимых занятий, как когда-то с Натали. Они и не так уж сильно изменились за двадцать пять лет. Но он сам одёрнул себя, понимая теперь, о чем его спрашивает Уркхарт.
— Надо подумать, — вздохнул он и попросил: — Дай какую-нибудь деревяшку, так лучше думается.
Урхарт отлевитировал ему небольшое полено из кучки, лежащей возле камина. И Магнус достал из ножен любимый нож из превосходной стали, принимаясь строгать пока бездумно, не решив, что он вырежет на этот раз.
Пусть давно не занимался, но руки, как оказалось, помнили. Стружки медленно летели на пол, бока полешка уменьшались, становились гладкими, красивыми. Уркхарт с усмешкой понаблюдал и вернулся к своим шкурам. Что такое он задумал для этой девицы, по которой сходил с ума?
Нотту, впрочем, было не слишком интересно, что именно изобразит его друг, чтобы поразить Франческу Забини в самое сердце. Он с головой ушёл в свои фантазии, всё осторожнее действуя острым, как бритва ножом. Поняв, что лучше всего получится из этой заготовки, он предвкушающе улыбнулся.
Жаль, что последний раз он занимался резьбой по дереву в свои двенадцать, после первого курса Хогвартса. Тогда в ковене гостил хмурый одноглазый егерь Эдди Морн с пиратской повязкой на одном глазу. Пиратом его назвала Натали, и рассказала интереснейшую историю про корсаров и морские бои. Прозвище прижилось, даже сам егерь с усмешкой его одобрил. У Пирата был маленький ребёнок, трехлетний Ингис, который почему-то так и остался в ковене, когда егерь ушёл. Его отдали Марте, и она сама воспитывала малыша, как многих до него и после. Своих-то детей не было. А сирот после войны и голодных лет, последовавших за ней, хватало.
Пират увлекался резьбой по дереву, какие красивые зверушки у него выходили! Все ребята ковена хоть одним глазком, но любовались дивным зрелищем. Многие хотели повторить, и Марта беззлобно ругалась на многочисленные порезы у мальчишек. Нотт сам едва не отхватил себе палец, бежал к Марте сжимая его другой рукой, а потом сидел в углу её кухни, на удобном сундуке, устланном шкурами, держал вкусный пирог здоровой рукой, и смотрел, как колдует Марта над почти отрубленным пальцем.
Но Магнуса это не остановило. Он продолжил крутиться возле Пирата, и строгать в своё удовольствие разные деревяшки. Лучше всего получилось выстрогать медведя, вставшего на задние лапы. Но это помог Пират — заметив его работу, егерь вдруг улыбнулся и начал давать советы. Медведь получился знатным. С оскаленной пастью и злым взглядом, каждую волосинку можно было рассмотреть, каждый коготь на угрожающе поднятой лапе. Клыками его Магнус гордился особо — смог вырезать их сам, без помощи мастера. Пацаны поначалу смеялись, потом, начиная узнавать зверя, заинтересовались. Пока не был готов, даже спорили, кого это Магнус вырезает. Нотт смешливо щурился, отбрасывал со лба отросшую чёлку и молчал, как хранитель сейфов в Гринготтс.
Сколько было восторгов, когда в одно прекрасное утро медведь был полностью готов. Пират, который много путешествовал по миру, назвал его Гризли. Имя Магнусу понравилось, звучало так хорошо, грозно, яростно. Насладившись восхищением приятелей, Магнус побежал показывать своего медведя отцу. Хотелось очень, чтобы тот удивился, похвалил, понял, что Магнус не бездельник, а умеет то, что никто не делает.
Только лорд-дракон был в тот день не в духе. Магнус не знал, что этим утром Натали отправили в Мунго. Она заболела чем-то серьёзным и вернулась домой только через несколько дней.
Увидев сына, когда спускался по лестнице, Теодор Нотт ухватил его за шиворот и спросил, что он тут делает, когда велено было заниматься с отцом Юджина Уркхарта скучнейшей грамматикой. У Магнуса совсем вылетел из головы этот еженедельный урок. А всё профессора Хогвартса, донёсшие отцу об абсолютной безграмотности сына.
"Я вот", — попытался он оправдаться, и поднял повыше медведя, которого дорабатывал всю ночь, чтобы успеть к утру. Планировал отоспаться днём, когда все увидят, какой он молодец.
"Издеваешься? — тихо спросил отец и забрал медведя, лишь мазнув по нему взглядом. — Тебе всё игрушки, Магнус? Лучше бы дар свой развивал, лентяй дракклов! Ты огненный маг, а не какой-то безродный егерь".
Медведь вспыхнул вдруг в руке отца, разом окутавшись синим пламенем. Теперь казалось, что Гризли ревёт от боли, быстро чернея. Не прошло и нескольких минут, как от него остался лишь чёрный остов. Всё ещё можно было разглядеть клыки, вздыбленную шерсть и когти на поднятой лапе. Отец тряхнул рукой, и Гризли осыпался пеплом. И только тогда Магнус ощутил, как больно стало в груди. На миг, — он был уже слишком взрослый, чтобы плакать над дурацкими игрушками.
"На занятие, живо!" — Лорд-дракон влепил ему подзатыльник, и Магнус полетел на занятие, стараясь ни о чем не думать, не вспоминать.
Больше он к Пирату не подходил, и первым лез в драку, когда пацаны спрашивали про медведя. Спрашивать перестали, а потом просто забыли. К деревяшкам Нотт и вовсе не прикасался. Егерь как-то сам его нашёл на башне в Северной цитадели. Он пришёл с небольшим бруском, из которого можно было вырезать книззла или лису.
Скучаешь? — спросил егерь. — А я, вот, ухожу. Хочу на память тебе оставить".
Он положил перед ним ножны с торчащей из них костяной рукояткой ножа. А рядом брусок.
Магнус только кивнул тогда, даже не попрощался. А Пират постоял ещё немного и ушёл. Больше никогда его самого Магнус не видел. Но одиннадцать лет назад в ковен пришла женщина с ребёнком, сказала, что жена егеря Морна, и это его сын Джесси. Что поженились недавно, а он погиб на охоте. И идти ей некуда, а тут сынок Морна уже давно живёт. Может рассчитывала, что у Ингиса тут дом со своим хозяйством, не известно.
Лорд-дракон их оставил, но поселил в Северной цитадели, мол, Марте лишняя пара рук не помешает. Ингис тогда вернулся на зимние каникулы и сразу развёл бурную деятельность, нянчился с братом, надышаться не мог. Но Айрис в цитадели не задержалась, недолго она носила фамилию своего Пирата, выскочила замуж за Лестера Хагги, бездетного вдовца, но ещё крепкого боевика. У Хагги был добротный дом и приличный заработок, кузнец как-никак.
