Маруся-3. Попасть не напасть

— Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня?

— Ты себя плохо чувствуешь?

— Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут... спокойно.

Я вздохнула.

— Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться — и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то, что втроем.

Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет — и полезет.

* * *

— Машенька, вы чудесно выглядите.

Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.

Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки — все было подобрано в тон.

Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть...

Я себе нравилась, и знала, что красива.

Замечательно выглядели и все остальные.

Ваня, Петя, дети... двое старших в выходных костюмах, двое младших — в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.

Траур?

А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает.

Благовещенский выглядел вообще замечательно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой... если бы мужчины понимали, как их красит осанка! И сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.

Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.

Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.

Я любовалась столицей, и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но...

Но?

Было в ней нечто такое... та Москва жила в бешеном темпе. И приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить...

Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех.

У меня не получалось никогда. Да и не хотелось мне. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, никуда не торопясь, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила. И еще Москва — это мегаполис.

В том мире.

Случись что — куда будет нацелен первый удар?

То-то и оно. В глуши иногда безопаснее.

Работы не найти? А кто пытался?

Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру, ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что...

Сложно?

Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!

Эта Москва была тише и спокойнее. Здесь никто не бежал, никто никуда не спешил, спокойно прогуливались парочки под руку, гуляли дети с гувернантками, то и дело слышались возгласы нянечек, подзывающих к себе озорников, кто-то плакал напоказ, это ж ужасая трагедия, когда тебе не покупают мороженое, кто-то катался на велосипеде...

Никто не спешил. Все наслаждались жизнью здесь и сейчас, и в этом была основная разница между известным мне миром — и миром, в котором я находилась.

Когда мы утратили вот это понимание — жизни? Когда разучились просто жить, никуда не спеша, не набирая новых впечатлений, а просто — позволяя жизни идти своим чередом и наслаждаясь каждым ее мгновением. Когда разучились задумываться?

Нет ответа...

Хотя я знала, кому может быть выгодно такое положение дел. Когда все бегом и бегом, рывком и наскоком, вперед и вперед... а потом просто падаешь, как загнанная лошадь, и даже не успеваешь обернуться, чтобы понять — все было зря. И не нужно тебе никаких гималайских вершин, а нужны только те, кого ты сам оттолкнул в своей попытке влезть в гору...

Когда бежишь — ты не думаешь, ты просто бежишь. А куда, зачем... и главное — что происходит в это время за твоей спиной?

Нет ответа...

— У вас такое серьезное лицо, Машенька. О чем вы задумались?

Я улыбнулась Александру.

— О жизни, как водится. О жизни.

— Разве жизнь заслуживает такой грусти на вашем личике? Поверьте, она прекрасна, и у вас еще все впереди.

Я вздохнула.

Вот уж чья бы буренка мычала, нет? А ты недавно дочь похоронил, жена в психушке, с должности разжалован — и такие заявки? Хм?

Посмотрим на это под другим углом?

Маруся, мне кажется, или нас где-то накалывают?

Есть такая вероятность. Вот как хотите, а в такой ситуации мужчина должен вести себя иначе, разве нет? Или я чего-то не знаю о мужской психологии?

Задуматься и над этим вопросом я не успела. Нил едва не улетел вместе с велосипедом в фонтан и пришлось его вытаскивать.

Потом Андрюшка едва не описался от восторга, потом...

Двое детей в парке — это слишком много даже для четверых взрослых. Особенно если из этих взрослых только одна женщина, а остальные сами, как дети!

Ёжь твою рожь!

Это выражение я душевно вспомнила, когда Петя так перемазался мороженым, что аж до затылка дошло. Пришлось отмывать уже его...

— Сашенька!

— Мама?

Не поняла?!

Пока я была занята мальчишками, к Благовещенскому подошли двое человек. Оп-па?

Мужчина лет семидесяти на вид, такой очень уютный, полненький, словно колобок... и только по глазам видно, что колобок-то из легированной стали, не иначе. Глазки у него такие... интересные.

Серо-стальные, цепкие, умные, очень жесткие... меняю сталь — на титан. Не иначе.

И дама рядом с ним. Тоже в годах, очень похожа на Благовещенского, просто копия — только в женском, сильно смягченном варианте. И провалиться мне на этом месте, если это не его отец с матерью.

Темные волосы с проблесками седины, брови вразлет, четко очерченные черты лица, умные яркие глаза... да, Храмова можно понять. Если рядом такая женщина оказалась — не удержишься. Непонятно только, чего он, идиота кусок, на ней не женился?

М-да.

Не хотела бы я оказаться на пути у этой семьи. Только вот и смыться никуда не получалось...

Благовещенский обернулся ко мне и улыбнулся. Пришлось подойти...

— Мария Ивановна, это мой отец Виктор Николаевич Благовещенский и моя мать, Александра Александровна.

Под пристальными взглядами я ощутила себя на приеме у врача. Рентген — и то так не просвечивает, это уже жесткое излучение, не иначе.

— Очень приятно.

— Нам тоже приятно познакомиться. Саша писал о вас, — женщина улыбалась краешками губ. — Вы здесь с детьми, Мария Ивановна?

— Да, Александра Александровна.

— Называйте меня просто Алекс, — улыбнулась дама.

Ей это было к лицу.

Не Саша, не Шурочка — именно Алекс. Слишком уж она сильная, слишком стальная. Наверное, ее мужу с ней сложно. Или — нет?

Судя по улыбке мужчины, ему даже нравится такое положение дел. Удобно.

Когда рядом умная и сильная женщина, ты спокойно можешь свалить на нее семейные дела и заняться добычей мамонтов. А в пещере все будет хорошо, уютно и спокойно. Это с дурочками приходится вечно следить, как бы они чего не натворили, а с умной женщиной дергаться не стоит.

Я улыбнулась в ответ.

— Мы в неравном положении, Александра Александровна. Мне о вас не писали и не рассказывали, увы.

Брови женщины взлетели вверх.

— Александр?

Благовещенский смутился, словно и правда должен был мне рассказать о своей семье. Кой черт в это время принес к нам Ваню с Андрюшкой на плечах?

Хотя я и так знала имя данного черта. Закон подлости, гласящий — если что-то может пойти не так и не туда, вот оно и пойдет. И не так, и не туда, и вообще...

И если кто-то не смог бы уловить сходство...

Малыш около года уже не бессмысленная кнопка в пеленках. У него уже прослеживаются черты... фамильные, ёжь их рожь!

Нос пока еще не оформился, но глаза!

Губы!

И даже брови — все было один в один.

Ёжь твою рожь!

Александра Александровна перевела взгляд на малыша, на меня, на сына... и преспокойно заметила Благовещенскому.

— Твой сын удивительно похож на тебя в детстве. — И уже мужу. — Витюша, ты так не считаешь?

* * *

Какое же лицо стало у Благовещенского!

Какое же лицо, кто бы видел!

А вот мне смотреть не хотелось, мне хотелось провалиться поглубже.

На лице мужчины словно в калейдоскопе сменялись выражения.

Удивление. Осознание. Шок. Опять осознание.

И почти звериная ненависть во взгляде, направленном на меня.

Испугаться я испугалась, не стану отрицать. Но отступать не собиралась, вот еще не хватало. Это мой сын!

И в эту аферу я не по своей воле влезла!

В любом случае...

— Мой сын — копия своего отца. Равно, как и ваш сын.

Свекровь прищурилась.

— Даже так?

— А вы не сообщили сыну, кто его биологический отец? — ехидно поинтересовалась я. — Что удивительного, что два мальчика, рожденные от одного и того же мужчины, похожи?

— Саша все знает, Мария Ивановна, — вмешался 'колобок'. — Но все равно он мой сын, чье бы семя не проросло.

Благовещенский выдохнул и чуть успокоился.

— Подождите. Я хочу знать — почему?

— Что — почему? Почему мой сын похож на своего отца — или почему вы похожи на своего отца? Биологического отца. Александра Александровна не называла его имени?

— Нет. — мотнул головой Александр.

Интересно, почему? Я посмотрела на даму.

— А зачем? — пожала плечами та. — Все мои дети — Витюшины, этого достаточно.

— Сергей Никодимович Храмов, — четко произнесла я. — Это ваш отец.

То, что произнес Александр, вообще-то не стоило бы говорить при женщинах и детях. Но ладно уж, у человека потрясение основ.

Понять можно.

— Так почему ваш сын похож на моего? — прищурилась женщина. Я испытала желание вцепиться ей в волосы.

— Почему бы нет? Все маленькие дети похожи.

— Не настолько. А еще — мой сын не похож на своего отца, он моя копия, потому мы и избежали вопросов во времена оны.

Да откуда ж ты на мою голову взялась, такая умная?

Сдаваться я все равно не собиралась. Хотя действительно, на Храмова Благовещенский был похож весьма приблизительно. Скорее, на свою мать. Те же темные волосы, гордая посадка головы, резкие черты лица, в женском варианте они казались слишком четкими, в мужском варианте были просто неотразимы. То, что нужною

— Колода тасуется весьма причудливо, — я собиралась стоять на своем до последнего. — Я видела в молодости Сергей Никодимовича На портрете. Александр похож на него.

Женщина прикусила губу. А так тебя!

— Полагаю, нам нужно поговорить в другом месте. И без свидетелей, — вовремя вмешался Виктор Николаевич. — Прошу всех следовать за нами. Александр? Мария Ивановна?

Я медленно кивнула.

Да, разобраться в этом стоит, пока нас не завалило враньем. Но как же не хочется, кто бы знал!

— Пожалуй. Я еду домой, можете составить мне компанию.

— Я предпочел бы пригласить вас к себе, но полагаю, вы не поедете? — уточнил Виктор Николаевич.

— Правильно полагаете.

— Хорошо, Мария Ивановна, мы принимаем ваше приглашение.

— И немедленно! — вмешалась Александра Александровна, сверкнув на меня глазами.

Я глаз тоже не опустила.

Мне не двадцать лет, мне в том мире сорок стукнуло. И таких, как ты, я на завтрак пучками ела! И похлеще бывали, а и тех побивали!

— Следуйте за нами.

Я демонстративно взяла Ваню под руку и направилась к выходу из сада. Погуляли, называется, полюбовались фонтанами!

Благовещенский поехал с родителями, в их экипаже. Мы — впятером, в пролетке.

Ваня вопросительно посмотрел на меня.

— Маша, и что теперь?

— Ничего хорошего, — вздохнула я. — Факт.

— Что нас может ждать?

— Скандалы, склоки и ссоры, — обозначила я возможное будущее.

Ваня даже чуть расслабился.

— И это все?

— Тебе еще и мало?

Брат едва не фыркнул.

— Маша, мы скоро уедем отсюда! В Березовский! Пусть хоть обвыясняются и расскандалятся! Нам-то какая разница? Авось, туда не докричатся!

Я хмыкнула.

В чем-то Ваня был прав. Скандала никто устраивать не будет — невыгодно.

Пытаться отнять у меня сына?

А на каком, простите, основании?

Якобы это внебрачный сын Благовещенского? Ага, поди, докопайся до истины! Если что — я в этой семейке тоже мусора нагребу, мне-то плевать в Березовском на репутацию, картошка с капустой у меня все равно расти будут, просто 'лицом фирмы' станет Ваня.

А этой компании?

Плевать ли?

Посмотрим!

— Ваня, ты у меня такой умничка!

— Знаю.

— А я? — возмутился Петя.

— И ты тоже.

Я протянула руки и взяла Андрюшку.

Поцеловала малыша, пригладила растрепавшиеся волосы.

— Никому я тебя не отдам, малыш. Ни-ко-му.

* * *

В гостиной я с удобством устроилась в кресле и улыбнулась Ване.

— Братик, можешь отвести малышню к няне? И возвращайся.

— Я бы хотел, чтобы Андрей остался с нами, — Александр посмотрел на меня, но я покачала головой.

— Я считаю нужным соблюдать интересы ребенка. Он вернулся с прогулки, его нужно умыть, переодеть и накормить. А потом и уложить спать. Никаких злоумышлений, обычная, знаете ли, практика.

Благовещенский вспыхнул.

Да, издеваюсь. А вы как хотели — чтобы я все стерпела? Даже не рассчитывайте! Чтобы сделать ребенка в постели нужны двое.

— Я думаю, детям ни к чему присутствовать при нашем разговоре?

Потенциальная свекровь с намеком поглядела на Петю, но я решительно не поняла взглядов. Зачем множить сущее без необходимости? И пересказывать потом брату суть разговора, и извиняться? Лучше я пренебрегу Благовещенскими. Петя мне уже дорог, а они пока что просто дорого обходятся.

— Детей я отослала к няне.

Петя расправил плечи, прошел по комнате и встал за моим креслом.

Он ничего не говорил, не ругался, не спорил, не самоутверждался — и парадоксальным образом выглядел намного взрослее своих лет. Да, мальчик вырос.

Я улыбнулась брату.

— Маша?

А вот и Ваня вернулся.

— Что ж, теперь, когда все в сборе, — нарушил наше молчание Виктор Николаевич — мне бы хотелось узнать, кем мне приходится Андрей. Внуком — или нет?

— Александр Викторович — пошла я ва-банк, — вы всех своих любовниц за последний год помните?

— Да.

— Ладно, два года... я среди них была? Княжна Горская, напоминаю? Дети не появляются от высоких мыслей, дети появляются от вполне конкретных действий...

Благовещенский задумался, перебирая, видимо, в памяти дам. И не находя меня среди них.

— Какого числа родился Андрей?

Вот не хотела я называть это число! Не хотела. Но...

Не скроешь.

Пришлось озвучить дату. Как тут соврешь, когда все чуть ли не у него на глазах было?

Александр принялся что-то подсчитывать на пальцах. Потом покачал головой.