Маруся-3. Попасть не напасть

Все было бы хорошо, не начни Машка дурить. А она...

Побег, замужество...

Да и потом...

Э-эх....

Князь отпил еще глоток коньяка и поставил бокал на стол. Настроение было отвратительным.

В этот момент и поскребся в дверь слуга.

— Ваша светлость...

— Что?

— Принять просят...

Карточка на подносе содержала четкое:

А.В. Благовещенский.

Ни — кто, ни — что...

На оборотной стороне карточки четким почерком:

По вопросу замужества княжны М. Горской.

— Проси, — кивнул князь. И поднялся из кресла.

* * *

Вошедшего он знал... мимоходом.

Благовещенского — Виктора, но того вся Москва знала. Его сына — так, мимолетно. Вроде как он по военной части подался, а военным в столице не сидится, они по приграничью больше. А князь в основном, в столице жил, ну, в имении, так там тихо...

Не доводилось им как-то пересекаться.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, господин Благовещенский. Что вам угодно?

Александр, а это был именно он, улыбнулся краешком губ.

Сегодня он решился оставить Машу. Ненадолго, когда узнал, что она выживет.

Две недели жуткого страха подошли к концу, сегодня, проверив состояние девушки, доктора единогласно заявили, что состояние стабильное, организм восстанавливается, и по их мнению, девушка даже не в беспамятстве, а в чем-то вроде спячки.

Как змеи зимой.

Анабиоз?

Нечто подобное.

Сколько она в нем пробудет?

Да пока не выздоровеет окончательно. Судя по тому, что показывает обследование, это будет достаточно скоро. И ей нужны будут положительные эмоции.

За семью отвечал Виктор Николаевич. Там все было в порядке.

Ваня и Петя учились, бабушка активно тискала внуков, не сильно различая родного и приемного, авторитет императора охранял семью Синютиных-Храмовых не хуже легендарного Змея Горыныча.

Так что Александр решил разобраться еще с одной проблемой.

Маша не должна волноваться после выздоровления. А если ее отец опять что-то устроит...

— Я бы хотел поговорить с вами о моей невесте.

— Вашей невесте?

— Мария Ивановна Храмова, в девичестве Горская — моя невеста. Его императорское величество с этим согласен.

Князь поморщился.

После покушения аристократию трясли, что те яблони по осени. Досталось и князю, так что...

— Тогда что вам угодно от меня, молодой человек? Я не имею никакого влияния на дочь.

Благовещенский покачал головой.

— Когда Маша придет в себя, ей потребуются положительные эмоции.

— Она выздоравливает?

— Да.

— Я рад.

Князь действительно был рад.

Хоть и дура, но дочь же...

Но хоть и дочь, а дура.

— Его императорское величество согласился стать крестным отцом нашего первенца. Но мне бы хотелось, чтобы вы отвели Машеньку к алтарю.

— Вот даже как?

— И ей бы этого хотелось.

— Сомневаюсь.

— Зря, ваше сиятельство...

— Иван.

— Александр.

Мужчины переглянулись.

Иван Горский не собирался давить. Если император сделал такое предложение, если Александр протягивает руку дружбы... имеет смысл ее принять. Лучше героиня в семье, чем героиня вне семьи. Разве нет?

— Выпьете, Александр?

— Благодарю, вынужден отказаться. Мне потом еще в больницу.

— К Маше?

— Да.

— Моей дочери повезло.

— Нет, Иван. Это мне очень повезло с вашей дочерью. И я хочу, чтобы она была спокойна.

За свою спину. За своих детей. За свою безопасность. Я не хочу, чтобы ты подстроил подлость.

Вслух Александр этого не скажет. Но и он, и Виктор Николаевич считали, что лучше уж поговорить. Князь не дурак, он все правильно поймет.

Это — не отступление, а протянутая рука. Хочешь быть рядом?

Будешь.

Да, на наших условиях, но все зависит от тебя. Как себя поставишь...

Князь задумался.

— Что вы мне предлагаете, Александр?

— Дружбу вашей дочери. Спокойные ровные отношения с ней и внуками. Дальше — как получится.

— Дружбу?

— Ваша светлость, вы ее сильно обидели.

— Я хотел как лучше для нее.

— Нет. Вы считали, что для нее так будет лучше, но заботились о себе, — покачал головой Александр. — Если вы найдете в себе силы начать все сначала — напишите. Я считаю, что у моих детей должны быть два деда.

— Детей?

— У нас с Машей будет двое мальчиков — определенно, — улыбнулся краешком губ Александр. — Может и больше, если Бог даст.

— А если не даст?

— Мне уже достаточно. А вам они все равно — внуки.

— Первый — приемный.

— Мальчик уже сейчас сильный и проявленный маг.

Князь вздохнул. Махнул рукой, словно сдаваясь и опустился в кресло.

— Дети... ох уж эти дети.

— Я буду ждать вашего письма, ваше светлость.

— Допустим, я решу не писать Маше?

Благовещенский обернулся.

Темные глаза визитера налились холодом, опасно сверкнули.

— Я смогу защитить свою жену и детей, ваша светлость. Полагаю, вы в курсе, что случилось с неким Андреем Матвеевым? Честь имею.

Александр развернулся и вышел.

Иван Горский осушил залпом бокал коньяка. Сплюнул, налил полбокала — и жахнул залпом, не почуяв...

Андрей Матвеев.

Давно это было, красавчик, гусар, блестящий бретер, любимец света и толпы...

В один день ему отсекли уши и ранили в пах.

Повод для дуэли был... полноте, да был ли повод?

Иван Горский порылся в своей памяти и вспомнил, как восторгалась вторая супруга.

Ах, Ваня, это так романтично, а вот ты бы, ради меня...

Точно!

Андрей Матвеев как-то некорректно высказался о Дарье Благовещенской. Точно...

Что же он сказал?

Да уже и не вспомнить за давностью лет. Но муж вызвал его на дуэль. Результат — страшные раны, затворничество и монашество.

Месть?

Матвеев (глава юрта) не мстил. Выставлять себя на посмешище? После того, как Благовещенский на всю столицу объявил, что: 'оскорбивший женщину недостоин даже плевка'?

За дело прилетело, просто остальные побаивались — кому ж охота в гроб? Или в монастырь... Андрею-то в ответ на его дела и прилетело. Он такое тоже проделывал.

Не убивал, уродовал.

А Благовещенский не побоялся.

Так что списал все Матвеев, похоже, Андрей и главе юрта тогда надоел со своими выходками. А, дело житейское.

Но сам факт.

Благовещенский-младший достаточно умен, жесток и крови не боится. А еще за ним стоит император. Может, и стоит прогнуться?

Даже не прогнуться, просто наладить отношения с дочерью?

Можно попробовать.

И князь Горский выпил еще коньяка.

Да, стоит, стоит наладить отношения с Машей. А там, авось, какая выгода и отломится...

* * *

Александр ехал в госпиталь и улыбался.

Горский неглуп, он все поймет правильно. А там и поверит, что сам принял решение. И порадуется. И Маша порадуется.

Не в отце дело, просто он видел, как раздражала девушку возможность удара в спину. Стоит убрать ее — заранее.

Только бы она выздоровела.

Только бы...

И все у них будет хорошо. Он постарается.

Нет. Не так.

Он — сделает.

Глава 12

Вышел ежик из комы... и попросился обратно.

Больно.

Других эмоций у меня не осталось.

Сил нет ни на что.

Красный туман — и боль.

Кажется, боль везде.

Это единственное доступное мне ощущение, она пронизывает мир, она выплескивается за его грани ярко-алыми всполохами, она рвет мое тело на части...

Больно.

Кажется, каждая моя клеточка сейчас помещена в кислоту.

Однажды я вылила раствор себе на руку, слабый, но все равно было больно. Сейчас я тону в этой боли.

Корчиться? Кричать?

Это когда боль не такая сильная. А у меня нет сил даже крикнуть.

Я словно в кошмаре, и он все длится и длится. Не открываются глаза, не разлепляются губы, нет сил шевельнуть даже пальцем... я в аду?

Я — в аду?

Но за что?!

Глупый вопрос, будто не за что?

Чьи-то голоса, но я даже прислушаться к ним не могу. Больно, больно, больно...

К моим губам... у меня есть губы?

Кажется, да. И мне в рот льется нечто восхитительно прохладное и кислое. Я выпиваю все до капли.

Ад?

А там есть такой сервис?

Я помню слово — сервис?

На этой мысли я улетаю в беспамятство.

* * *

Больно.

Мне все равно жутко больно. Но сейчас я уже могу размышлять.

Я — Маруся.

Или я — Мария Ивановна Горская?

Кто я?

Но в этот раз у меня есть тело. Точно, если бы его не было, оно бы так не болело.

Делаем вывод — я жива.

Открыть глаза?

Нет, на это у меня сил нет. Я лежу и прислушиваюсь.

— ...она?

— Сегодня лучше.

— Я рад.

Александр.

Сердце у меня забилось часто-часто, и я поняла, что опять проваливаюсь в беспамятство.

Но на этот раз со мной проваливалась твердая уверенность.

Я — Мария Горская.

Я — жива.

* * *

Больно — аж жуть, но это уже не та боль.

Та — накрывала, давила, стирала и уничтожала меня, как личность.

Эта... она была. Но я вполне могла с ней справиться.

И попробовала открыть глаза.

Сначала я увидела белые потолок и стены.

Потом — окно, за которым ярко зеленела ель.

А потом обратила внимание на всю остальную обстановку палаты.

Белая тумбочка, белый стул, и на нем сидит...

— Александр!

Вслух я это не сказала — губы не повиновались. Но какой-то звук у меня все-таки вырвался. Александр открыл глаза, посмотрел на меня — и почти взлетел со стула.

— Маша!!!

Упал рядом с кроватью, схватил мою руку...

Зря.

Боль рванула меня с такой силой, что я опять отключилась.

* * *

В следующий раз я уже открывала глаза осторожнее. Так вот, возьмут — да и угробят от нечаянной радости. А жить-то хочется. Даже если все болит...

В этот раз Благовещенского в палате не было. Рядом со мной, на том же стуле сидела медсестра, или, как это называлось здесь, сестра милосердия.

Большой головной убор, платок, спадающий на плечи, платье с фартуком...

Смотрелось это всяко лучше, чем халаты. Но халат гигиеничнее.

Я попробовала что-то хрюкнуть — и сиделка тут же оказалась рядом.

Ей было лет пятьдесят, невысокая, вся какая-то кругленькая, круглые щечки, ямочка на подбородке... что мне лезет в голову?

Не знаю... чушь какая-то.

Но лицо у нее действительно было, как у доброй бабушки.

Уютное такое, почти без морщин, с большими голубыми глазами.

— Наша барышня очнулась... ну-ка...

К моим губам поднесли поильник. Я потянула в себя прохладную жидкость и ощутила нечто кисло-сладкое. Хорошо...

— Черничка, да чуток бруснички. И медок свойский, липовый...

Я подняла бровь.

Не тяжело для желудка?

— Все в порядке будет, мы немножко...

И верно, много я выпить не смогла. Пару глотков, не больше. И то внутри было... неприятно.

— Вас все это время магией поддерживали, вам сейчас время потребуется, чтобы восстановиться.

Вопросительный взгляд — сколько?

— Может, месяца два, может больше. Вы здесь уж давненько лежите.

СКОЛЬКО!?

Сколько я здесь лежу!?

— Да уж около месяца. Никто и не верил, что вы выживете...

Я выдохнула, успокаиваясь.

Я здесь.

Александр тоже здесь, значит, с моей семьей все в порядке. Но как же задать вопрос?

Тетка оказалась сообразительной и все поняла сама.

— Родные ваши, почитай, каждые два дня приезжают. Свекор со свекровью, братья, детки ваши... оба-двое. Хорошенькие такие... старший — вообще чудо.

Они сюда притащили Нила!?

Рехнулись!

— Сегодня их, кстати, еще не было. А муж ваш тут и дневал, и ночевал...

Муж?

Свекор со свекровью?

И кто это нас поженить успел, а главное — когда? Почему я не помню? Но как тут спросишь?

Ладно, плевать!

Мои живы, мои могут располагать своим временем, как захотят, что еще требуется?

Да ничего!

Я жива, они живы, остальное — чепуха.

— Я сейчас доктора позову, подождите, барышня...

Можно подумать, я собиралась встать и удрать. То есть я-то да, но ноги не идут. Беда...

Сиделка развернулась — и удрала за дверь.

* * *

Доктор появился через пару минут. Такой уютный, кругленький, темноволосый и кареглазый.

— Добрый день, Мария Ивановна. Мое имя Натан Самуилович, будем знакомы.

Я даже моргать не решилась — пока еще больно.

— Мария Ивановна, нам надо с вами пообщаться. Я понимаю, вы не можете пока разговаривать, поэтому прошу думать как можно более адресно и ничего не бояться. Больно не будет.

В смысле — больнее не будет?

И на том спасибо...

Моего лба коснулось нечто холодное.

— Как вы себя чувствуете.

Хорошо. Спасибо. Хреново.

Натан Самуилович рассмеялся.

— Да вы шутница, Мария Ивановна.

Затем и в себя пришла. Пошутить.

— Понятное дело, за этим самым. Де у вас болит?

Везде.

— Голова болит?

Да.

— Тошнит?

Я прислушалась к себе.

Нет. Не тошнит.

Доктор пытал меня еще с полчаса. И под конец обрадовал.

— Ваши родные сегодня еще не приходили. Скоро уж должны быть...

Я не дождалась.

Я честно ждала, наверное, еще около получаса, но измученный организм плюнул на все и отправил меня уже не в беспамятство — в целительный сон.

* * *

В следующий раз рядом со мной сидел Александр.

— Машенька!

Но не дотронулся, и то хорошо. Научился обращаться с больными.

— Тебе дать попить?

Да, да, ДА!!!

Александр поднес к моим губам поильник.

Хорошо... в этот раз я выпила уже больше. Теперь бы еще узнать, что случилось, когда я...

Благовещенский понял мой взгляд правильно.

— Там, на площади... когда тебя ранили, все забегали, как тараканы. Планировалась бомба, накрыло бы всех... эти сволочи, Шуйские, туда столько поражающих элементов засунули — всем бы досталось. Хорошо хоть ядом не покрыли, времени не было. Но говорят, хотели.

Ядом?

Тогда бы мне точно конец пришел. Интересно, что в этот раз спасло?

Александр понял мой взгляд правильно.

— Мы не думали, что ты выживешь. Тебя сильно поранило, куча осколков, убрать нельзя, ждали, что разовьется сепсис... но почему-то ты пошла на поправку.

Если что — я не в претензии. Еще бы понять — почему.

— Доктора считают, что ты как-то растворила металл и вывела его.

Ёжь твою рожь!

— Ты не знаешь, как это могло произойти?

Я повела глазами вправо — влево. Нет, не знаю. Хотя предположения у меня были, только делиться я ими ни с кем не собираюсь, вот еще не хватало.

Кровь Полоза.

Власть над золотом?

Э, нет. Власть над всеми недрами земными. Что хочу, то и сделаю. Ладно, не совсем все, но многое, многое... все же я не родная по крови, я приемная.

Если бы осколки попали мне в голову или в сердце — подозреваю, да, я бы умерла. А так...

Хотя и сердце могло зацепить.

Рано или поздно я сделаю с металлом все, что захочу. Но я не хотела... а кто?

Есть выбор?

Если не я, то Нил. Наверняка. Если Александр скажет мне, что малыш был здесь...

— Мы думали, ты умираешь, даже детей принесли попрощаться...