Маруся-3. Попасть не напасть

Глава 1.

Дивись, столица, идет девица.

Дом был тих и печален.

Кто сказал, что дома всего лишь постройки из камня и дерева? Может, когда имеются в виду типовые бетонные коробки из будущего, так оно и есть. А здесь, где каждый дом — индивидуален, где каждый кирпич руками укладывается, где до сих пор в основание дома закладывается "костяной камень", то есть чей-то череп, иногда и человеческий, и жертвоприношения проводятся, и кровь льется, и к конкретному роду дом привязывается...

Здесь слова "мой дом — моя крепость" как нельзя более правдивы.

Мой дом моей крепостью не был. Он был крепостью Сергея Никодимовича, а теперь хозяина не стало. И дом грустил. Ему было одиноко и холодно, тоскливо и горько.

Ладно, исправим. Этой же ночью.

Я мимоходом чмокнула в макушку Андрюшку — и кивнула слугам.

— Я не знаю, надолго ли я в Москву. Дайте объявления в газеты и распаковывайте вещи...

— Да, госпожа, — отозвался дворецкий — и я направилась в свои комнаты.

Здесь все организовано очень удобно.

Если в моем мире человек, приехав в город, должен был проехаться по гостям, оставляя карточки, то здесь решительно экономили и время, и бумагу, и мои нервы впридачу.

Не надо ездить.

Ты приезжаешь в город, отдыхаешь пару дней, дольше неприлично, и даешь объявление в газету. Даже отдельная колонка для таких случаев есть. Там о прибытии и сообщается. Люди проглядывают газету, видят, кто приехал, и наносят свои визиты. Или присылают приглашения.

Дешево и сердито.

Мы были в столице.

После смерти Демидова, мы не стали задерживаться на руднике. Я выписала управляющему премию, поблагодарила за верную службу и прошлась еще раз по выработкам, чтобы успокоиться, и убедиться в отсутствии пакостных сюрпризов.

Знаю я закон подлости, знаю, сколько раз сталкивалась. Вот только ляпни, что все в порядке, тут же какая-то пакость и случится.

Но ни полостей с рудничным газом, ни предвестников обвала я не обнаружила, и успокоилась.

Даже наоборот.

Словно бы рудничных жил больше стало. Как стянуло их сюда... вот стреляйте из рогатки, а я уверена, в тот раз их меньше было. Я и на карте посмотрела — меньше.

Пометила новые и отбыла.

Управляющий обещал посмотреть и разобраться. Хотя и сомневался, что такое может быть. А я вот думала про полозов.

Есть у них такое в крови, есть, над рудами они властны. Мог брат Ниты что-то такое устроить? Да вполне!

А что мне их отношение не нравится... и что?

Кто-то и где-то видел ласковую, милую, дружелюбную змею? Благодарную змею? Змею, которая поддается дрессировке?

Поверьте, таких нет. Разве что в сказках, но там и говорящие волки водятся, и змеи горынычи.

Как с пресмыкающимися работают в цирке?

Это лучше не знать, чтобы не нервничать. Но там много всего неприятного для змей, мне рассказывали. И удаление ядовитых желез, и сшивание пасти, и... пролайферов на них нет. И хорошо, что нет. Змеи — не оценят.

Полоз все же змея.

Интересно, Нил тоже таким же будет? Жестким, холодным, равнодушным и безразличным ко всему? Или, воспитываясь с людьми, приобретет хоть какие-то человеческие черты? Научится любить, научится дарить тепло, станет больше человеком, чем полозом? Имею ли я право его таким воспитать? Не обреку ли на одиночество? Жить-то он будет дольше человека, хоть и полукровка?

Я погладила смешной хохолок на макушке полоза. Нил так и цеплялся за меня при каждой возможности. Андрюшку он не ревновал — чего его ревновать, это не полоз и вообще, мелкий, неопасный и другой породы. А вот когда я вернулась со свидания с его дядей, шипел долго.

Что-то ему не понравилось, или просто запах учуял...

Он уже начинал говорить. Получалось не слишком хорошо, но лиха беда — начало?

Солнышко мое шипящее.

С рудника мы отправились в Березовский, где я и решила навестить храм. Исповедаться, ну и заодно побеседовать о жизни. Поблагодарить...

Поделиться самым ценным — информацией.

Поездка оказалась не напрасной.

* * *

— Благословите, отче.

— Мир душе твоей, дочь моя...

Отец Александр сотворил знамение над моей головой. Я обозначила поклон и перешла к делу.

— Мне хотелось бы исповедаться. Я грешна, отче...

— Прошу, дочь моя, пройди во вторую комнату налево.

Что я и сделала.

Епитрахиль и прочий ритуал тут тоже есть. Нет и исповедален. Большую часть людей исповедуют прямо в церкви. Благо, есть поверье, что подслушав чужие грехи, ты возьмешь их на себя. Здесь в это даже верят.

А для вип-клиентов, чтобы никто их откровения не слышал, предусмотрены комнатки. Не как исповедальни, нет. Тут скорее речь пойдет о дорогих психотерапевтах. Два кресла, столик, ковер, даже чай и печеньки, при желании.

Очень удобно.

Я расположилась в кресле и даже налила себе чая. Вкусный, с чабрецом. Будем надеяться, никакой "сыворотки правды" мне не подмешают, не хотелось бы лишнего рассказать. Бог и так все знает, а слугам его лишняя информация вовсе ни к чему.

Отец Александр пришел достаточно быстро и расположился в кресле напротив. Я опустила глаза в чашку.

— Грешна, отче.

Единого канона здесь тоже нет. Грешна — и поехала. Исповедуйся до самого донышка.

— Слушаю тебя, чадо?

— Я принимала участие в убийстве человека. Кровь не на моих руках, но на моей душе.

— Кто этот человек, Мария Ивановна?

— Демидов, — припечатала я. — Сергей Владимирович.

— Как это случилось?

Я похлопала ресницами. И принялась рассказывать, немного подправляя истину. Нет, я не вру, тем более, на исповеди, но ведь правда многогранна. Я просто аккуратно урезаю осетра до размеров селедки.

Рассказала, как пришло письмо, как я приехала на рудник, как Демидов попробовал меня похитить и как был насмерть закусан змеями.

— Богом клянусь, я их не натравливала...

Кажется, мне не поверили, но доказать сейчас это нереально. Слишком много времени пройдет, пока можно будет обследовать тело. Мы ведь его с собой не повезли, похоронили там же, у рудника. Кому не понравится, могут сами съездить, эксгумировать тушку и притащить на фамильное кладбище. Я на перевозку трупов не нанималась, а Благовещенский тем более не собирался тащить врага в Березовский. Трупы — разлагаются и воняют. И передвижение затруднят.

Ни к чему.

Священник внимательно выслушал, отпустил мне грехи и принялся расспрашивать. Увы, особого толка он не добился. Я отвечала на вопросы, а потом решила и свой задать.

— Демидов сказал, что Церковь приглядывала за мной. Почему, отче?

На ответ я не рассчитывала. Но хоть что-то узнать?

— Потому что твой дар достаточно опасен, чадо, — честно ответил священник. — Мы за всеми некромантами приглядываем.

Я хмыкнула.

— Чтобы я мертвецов поднимать не вздумала? Или еще чего похуже?

— Мария Ивановна, все маги земли рано или поздно доходят до некромантии. Кто-то останавливается на этой грани, а кто-то и использует свой дар во зло людям. Как мы можем быть в вас уверены, если вы еще сами своей силы не знаете?

Хм... звучало логично.

— И только?

— Не только, Мария Ивановна. Подозреваю, ваша сила впервые проявилась именно в Лощинке, где вы столкнулись — с чем? Или — с кем?

Так я тебе и призналась.

— Могу поклясться где угодно и чем угодно — я не прибегала к некромантии.

В Лощинке. А про полозов и речи нет. И глупо это! Я и без некромантии кого хочешь угроблю, ничего в этом сложного нет, если знать законы физики и химии. Знание и из карандаша позволит гранату сделать.

Священник поглядел на меня и кивнул.

— Верю, Мария Ивановна. Но это — разумная предосторожность.

— Я не хочу прибегать к некромантии. Но если это понадобится для спасения моей жизни или жизни моих близких, я не поколеблюсь ни минуты.

— Я понимаю, Мария Ивановна. И не смогу вас за это осуждать.

Я улыбнулась.

Ну да, предать церковному суду можно и без всякого осуждения. И в монастырь заточить тоже.

Пообщались мы вежливо и вполне плодотворно. И как я поняла, в столице за мной продолжат приглядывать.

Взамен пришлось поделиться с церковью своими последними разработками. Священник убедился, что это ни разу не некромантия, почесал затылок (в переносном смысле) и задумался.

— Почему раньше так не делали?

Я мило поулыбалась и предложила свою версию.

— Потому что женщины и мужчины мыслят по-разному? А женщин-магов как правило, не бывает?

Видимо, это тоже не приходило в священническую голову. Но распрощались мы по-дружески.

И я принялась собираться в Москву.

* * *

Благовещенский составил мне компанию. Или я ему?

Ехали мы в одном поезде, даже в одном вагоне, хотя и в разных купе, встречались за трапезами в вагоне-ресторане, беседовали, выходили прогуляться, но держались строго в рамках приличий.

Ваня составлял нам компанию, стараясь не оставлять нас наедине.

Братики вообще были подавлены. Москва же...

А там Арина.

А кто-то у нее палец отрезал...

Безусловно, я ее найду. И тоже отрежу кое-что той гниде, которая подняла руку на девчонку. Может, тоже палец. Двадцать первый. Но дальше-то что?

Вот вопрос?

Здесь нет психологов, здесь нет реабилитационных центров, разве что монастыри, здесь не принято идти со своими душевными проблемами к врачу, только к священнику.

Допустим, Арина туда придет. Но помогут ли ей?

Я в этом сильно сомневалась.

Ладно, эти проблемы мы решим потом. А пока — расположиться в доме, превратить его в свою крепость, настроить систему защиты, и начать разбираться с визитами.

Написать Романову, кстати говоря. Хотя Игорь Никодимович и так будет в курсе, кто бы сомневался. Работа у человека такая.

* * *

Ночью я встала с кровати.

Андрюшка разбудил. Я покормила ребенка, а потом накинула халат и вышла из комнаты. Мне нужно вниз, в подвал. А вот кому-то еще при этом присутствовать нежелательно.

Андрюшка пригрелся и сопел у груди. Мелкий такой, забавный...

Только вот сложно пока воспринимать его, как человека. Скорее, как пупса. Смешного, любимого, требующего заботы и ухода...

Ступеньки сами стелились под ноги.

Я спускалась в подвал.

Вот винный погреб.

Храмов показывал мне это место. Одна из бочек, при нажатии на рычаг, открывается, словно дверь. Вот, в эту дверь мне и надо.

Я оказалась в маленькой комнатке. Буквально пять квадратных метров. Четыре стены — и небольшой камень посередине. Я точно знаю, что лежит под ним.

Некромантия?

Да, немного. И магия крови тоже. Без этого дома не построить.

Под камнем дома Сергея Никодимовича лежит змеиный череп (кстати — амурского полоза).

Лежит там прядь волос, смоченная кровью самого Храмова, и лежит такая же прядь волос его сына, ныне покойного. Бедный малыш.

Сейчас туда добавится еще две пряди волос.

Нож у меня с собой. Специально захватила.

Отрезать прядь волос у затылка, кольнуть палец кончиком ножи, связать прядку узелком, смочить узелок кровью.

То же самое проделать с Андрюшкой.

Аккуратно отрезать прядку, кольнуть пальчик — и тут же подхватить капельку крови.

Ребенок разревелся, и пришлось его долго успокаивать. Ну все, все, маленький, все закончилось. Больше больно не будет. Это необходимость, это надо было, мама тоже пальчик наколола...

Тсссс....

Наконец, Андрюшка успокоился, и я надавила на угол камня.

Открылась небольшая выемка в земле. Туда и полетели пряди волос.

— Кровью — к крови. Пусть мой дом будет крепостью для тех, в ком течет моя кровь.

Ритуальная фраза. В обычном зрении камень остается простым, темным. Но я-то вижу, как его оплетают жадные золотистые нити, пробегают по граням, впитываются внутрь...

В Андрюшке течет кровь Храмова.

Во мне...

Условно — тоже. Я кровь от крови моего сына, как он — плоть от моей плоти. Я мать, я получаю защиту автоматически. Но сейчас у меня оказывается еще и доступ к пульту управления. Я могу что-то изменить, добавить... и я это сделаю!

Сегодня и сейчас.

Это не с бухты-барахты, я готовилась к этому последние несколько дней. Вливала силу в накопители, начитывала заклинания, так что сейчас у меня уйдет и меньше времени, и меньше сил.

Это как заранее подготовить все для работы.

Пришел в лабораторию и пашешь — не надо ни компьютер включать, ни программы устанавливать, знай себе, вводи данные. Так я и сделала.

И то, когда все закончилось, мне больше всего хотелось уснуть, положив голову на этот родовой камень. Отлично сойдет вместо подушки.

Увы, ребенок моих устремлений не разделял. Пришлось вставать и на одних стиснутых зубах тащиться в спальню.

Ничего, переживу. Зато любого врага будет ждать та-акой приятный сюрприз!

Главное — не один!

Мой дом — моя крепость! И никак иначе!

С учетом убийц, которые могут подстерегать за углом, это становится особенно актуальным.

* * *

Утро я проспала.

Я спала до полудня, и спала бы дольше, если бы Ваня не притащил в мою спальню поднос с кофе и свежеиспеченными булочками. Пахло все это великолепие так, что я взвыла всем желудком и вылезла из-под одеяла. Плевать на фигуру!

Амммм!!!

В себя я пришла, только слопав три булочки и выпив две чашки кофе.

— Ванечка, я тебя люблю!

— Я тебя тоже люблю. Еще будешь?

— Бубубу! — ответила я и вгрызлась еще сильнее в четвертую булочку.

Ваня честно ждал, пока я не поем, не приведу себя в порядок и даже не переоденусь. И только потом начал задавать вопросы.

— Маша, а какие у нас планы?

— Написать Романову. Пройтись по магазинам. Ждать, — отчиталась я.

— Романову — это понятно, — кивнул Ваня. — По магазинам... нам что-то надо?

— Конечно. Я обязана быть одета по последней столичной моде.

— Ты же в трауре?

— Он тоже разный бывает, — вздохнула я. — Никуда не денешься, если меня пожелают видеть при дворе, надо выглядеть...

— Сложно это все.

— Привыкай, я надеюсь, ты тоже получишь дворянство. Хотя бы личное, для начала.

Ваня кивнул.

Эта мысль у него не вызвала отторжения. А причину получения дворянства мы тоже уже придумали. Можно получить дворянство или за выслугу, или за заслугу. Или как чиновник, пойти по гражданской части и с чина действительного статского советника можно было получить дворянство. Можно бы и в армию, и там служить до полковника, но простолюдину это решительно невозможно сделать. Я бы просто Ваню туда не отпустила.

Одно дело — родину защищать, когда все на фронт, всё для победы. Это правильно. А вот в мирное время служить?

Подвигов ты не совершишь, а получить полковничий чин за выслугу лет? Простолюдину?

Нереально.

А есть еще и третий вариант.

Ваня мог совершить для государства нечто важное. К примеру, как Мичурин. Тому дворянства не дали, но живи он в царское время, полагаю, оно было бы. И потомственное.

Так что я активно натаскивала братика и старалась сделать из него агронома. Грамотного и адекватного специалиста.

Не досталось тебе магии? Да и не надо! Ты главное, правильно сформируй задание, а уж кому выполнить — найдется. Сила есть, ума не надо, это и к магической силе относится.

Ваня это понимал и учился. Сидел со мной, составлял таблицы, проводил расчеты...

— А ждать мы чего будем? Маша?

— Врагов, — безмятежно улыбнулась я. — Исключительно врагов.

— Каких?

— Вот и посмотрим. Полагаю, долго ждать не придется.

* * *

Начала я с письма Романову.

Потом написала в канцелярию Его Императорского Величества, уведомляя о своем прибытии в Москву. А потом действительно отправилась по магазинам.

Можно бы и вызвать модисток к себе, но...

Мода, такая урода!

Надо пройтись по улицам, посмотреть, во что одеты дамы, последние тенденции подметить... надо.

В моде оказался темно-пурпурный цвет. Это хорошо, мне он к лицу. А еще он неплохо сочетается с черным...

И широкие рукава, чуть присобранные по манжете — тоже.

И украшения с красными камнями. У меня есть гранаты, в самый раз подойдет. Рубинов, жаль, нет. Но и не надо. Могут быть и поделочные камни, а сделаны так, что душа порадуется.

У меня был комплект в виде ягод клюквы. Гранаты, малахит... глаз не оторвать! И не сказать, что так уж дорого, а красота живая. Словно веточку на болоте сорвала.

Уральские мастера. Этим все сказано.

У портнихи я пробыла достаточно долго, и вышла, заказав четыре платья. Одно доставят уже сегодня, остальные в течение недели.

Потом парикмахерская, ногти, волосы, я себя и так не запускала, но все же несколько дней в поезде никому на пользу не пойдут. Ухоженность теряется. Лоск.

Домой я вернулась только вечером, довольная собой.

Волосы струились шелком, кожа светилась, ногти сияли — красотка!

Всю радость подпортил здоровущий букет ярко-алых, прямо-таки ядреных роз.

— От кого?

Увы...

Карточка с императорским гербом, только чуть урезанным, давала однозначный ответ.

Цесаревич.

Черти б его побрали! Вот про кого я успешно забыла и вспоминать не хотела, так это про его высочество Василия Иоанновича! Чего ему спокойно не живется? Вот — чего?

И откуда он знает, что я уже здесь?

Что вообще происходит?

Хотя я уже знаю. Кто-то у Романова сливает информацию его высочеству. Потому что письмо от Игоря Никодимовича обнаружилось на столике для писем.

Начальник императорской секретной службы извещал, что навестит меня завтра с утра.

* * *

— Маша, к тебе гости!

— кто? — посмотрела я на Ваню.

— Эти... Храмовы!

— Тьфу! — от души высказалась я, но куда деваться? Надо, знаете ли, надо...

Григорий Никодимович Храмов с супругой ждали внизу. Я задержалась ровно на восемь минут.

Достаточное время, чтобы привести себя в порядок, оправить платье, причесаться и не торопясь, выйти.

Ни больше, ни меньше.

Такие крохотные нюансы, о которых узнала от баронессы Ахтырской.

Если гость ниже тебя по статусу, то можно спуститься к нему через десять и больше минут. Если выше по статусу — меньше, чем через пять минут.

А если вровень — от пяти до десяти минут.

Такие вот игрушки у местной знати, как "язык веера" или "язык цветов".

Мой посыл не остался незамеченным. Я демонстрировала свое равенство, даже не начиная разговора. И Гриша Храмов недовольно покривился.

— Мария Ивановна, мое почтение.

— Григорий Никодимович, рада видеть вас с супругой у меня в гостях.

Все вежливо. Но подтекст прослеживается. Я вела себя, как стерва, и не собиралась это скрывать.

Сергей Никодимович не говорил прямо. Но была у него мысль, кого подозревать в смерти жены и сына. Была...

К сожалению, мысль — штука нематериальная, ее к делу не пришьешь. Даже на доказательства не пустишь эту самую мысль...

А мой Андрюшка, чисто гипотетически, в будущем может стать главой рода Храмовых. Он уже сейчас маг, и достаточно сильный. Я знаю. Кстати — тоже маг земли. Соперник он Гришкиным детям и внукам?

Да еще какой!

Супруга покривилась и окинула меня взглядом.

— Мария Ивановна, вы хорошо выглядите.

— Это провинциальный воздух, — отозвалась я с милой улыбкой.

— Да, это заметно. Такая загоревшая, простонародная... так и вижу вас где-нибудь на сеновале, то есть сенокосе...

Я пожала плечами.

— Не переживайте за меня, Милада Борисовна. Я понимаю, что в столице принято ходить, как бледная немочь, но слепо подражать моде не собираюсь.

— Да, я вижу...

Шипение было вовсе уж гадючьим.

Мода — модой, траур — трауром, но фасоны платьев я для себя разрабатывала сама.

Может быть черное платье — уродливое, а может и изящное. К примеру, с каплевидным вырезом, который затянут черным газом. С кокетливой отделкой.

С кружевом по воротнику и рукавам или с бисерной вышивкой...

Да и обычную вышивку можно так сделать, что от платья глаз не оторвать будет...

Сейчас на мне было одно из домашних черных платьев, выполненное в простонародном стиле. Глухой лиф, под горло, с высоким воротником-стоечкой, спереди по лифу — пуговицы до талии. Юбка длинная, до пола, но пуговицы продолжаются по ней до самого низа, заставляя гадать — настоящие или ложные. А вдруг можно расстегнуть все и платье сползет с дамы, как кожура с банана?

Кроме того, платье отлично подчеркивало тонкую талию и грудь, которая после родов и кормления приблизилась к полноценному четвертому размеру.

То есть — крупному. Достаточно крупному для моей фигурки и без всякого силикона, что приятно. Нет здесь еще этих технологий, которые из простой женщины позволяют создать резиновую женщину.

Храмов уставился на мою грудь и ей-ей, облизнулся.

Ну, помечтай, дядя. Больше тебе ничего не светит, кроме мечтаний, а я и в глаз засветить могу, если что. И не только в глаз.

— Мария Ивановна, с какими целями вы приехали в столицу?

Я пожала плечами, отчего лиф колыхнулся вместе с содержимым. Мадам еще больше побагровела и стала похожа на буряк*. Несахарный. Уксусный, если такие встречаются в природе.

*— свекла обыкновенная, прим. авт.

— Исключительно по приглашению. Его императорское величество пожелал видеть меня при дворе.

Теперь побурели оба супруга Храмовы.

— Ах, вот оно что, — протянул Григорий, пытаясь выиграть время.

Я мило улыбалась.

Что-что! Да то самое! Ты зачем сюда шел? Чтобы выяснить причину приезда и поставить меня в стойло, метафорически выражаясь.

А тут оказывается, что до тебя желающие нашлись. И бодаться с императором для здоровья очень неполезно. Мало ли какие у него планы, а ты их нарушишь? Прилетит тогда белке на стрелке...

— У вас были какие-то планы?

Григорий замотал головой.

— Что вы, Мария Ивановна. Я просто решил заехать, поинтересоваться... на правах старшего в роду, — мужчина быстро обретал уверенность. Это понятно, надолго его из седла не вышибешь, он в этом давно варится.

— Да-да, обрадовалась я. — Раз уж вы обязаны обо мне заботиться, посоветуйте хорошего законника?

Супруги насторожились.

— Зачем, Мария Ивановна?

Я пожала плечами еще раз.

— Григорий Никодимович, это личное дело. Семейное.

— Мария Ивановна, вы и есть часть семьи Храмовых.

Я пожала плечами.

— Это дело мое лично, а не семьи Храмовых.

И почему мне кажется, мне не поверили?

А я всего лишь хотела узнать насчет Нила. Чисто гипотетически? Вдруг он может на что-то претендовать от Демидовых? Он ведь кровный родственник, это любая магия, любой анализ покажет. А кто мать?

А я не знаю. Мне не докладывались.

Не то, чтобы я сильно хотела денег, но я так понимаю, что прямая ветка от Андрея Демидова оборвалась? Все состояние разойдется по двоюродным-троюродным, грех не попользоваться в своих целях. Пусть малышу деньги будут.

Останется Нил с людьми, или уйдет к полозам, это его личное дело. Но материальная база у него быть должна. Я ее ребенку и обеспечу, пусть будет полозу куда возвращаться.

— Я настаиваю, чтобы вы мне рассказали, — лязгнул металл в голосе дядюшки. Ага, металл... так, алюминиевыми вилками постучали.

— Исключительно с разрешения Игоря Никодимовича Романова, — согласилась я. Покладисто так...

Романовского разрешения Храмов не пожелал. Обжег меня злобным взглядом и поинтересовался моими планами.

Я сообщила, что мои планы находятся в полной зависимости от желаний его величества. Скажет прыгать — буду прыгать. Скажет падать — буду падать и ползти. Как особа полностью верноподданная.

С тем Храмовы и удалились, несолоно хлебавши.

— Маш, а зачем они приезжали?

— Подозреваю, на разведку, — отозвалась задумчиво я.

Ваня послал в дальний путь разведку.

Я пожала плечами.

— Сволочи они, сволочи...

— Никто и не сомневался, — выдал Ваня, и отправился на кухню, заедать стресс.

Я в который уже раз пожала плечами. Сволочи. Но понять их можно.

Что делать, если у тебя ни особых талантов, ни ума, ни фантазии, а есть только хитрость, подлость и пролазливость?

И неистребимое желание жить хорошо?

Гриша Храмов хотел. И нашел выход, пусть за счет брата, пусть пришлось приговорить его жену и сына, ну так что ж? Он ведь все для блага семьи делал...

Таких отговорок можно придумать сотни и тысячи.

И на благо семьи, и он лучший глава, и он заботится о своих детях, и Сережка бы все по ветру пустил, и...

Красивые слова. И подленькие мелкие мысли, которые они прикрывают.

В глаза Гриша хотел сказать мне: "Чего ты приперлась, стерва? И что с тебя можно поиметь полезного? Для меня любимого, лично?"

В глаза я ему хотела сказать: "Вали отсюда, сукин кот! И чтобы духу твоего рядом не было, не то будешь кастрированным котом!"

А вместо этого поулыбались и разошлись.

Великая вещь — дипломатия!

* * *

— Мария Ивановна, вам письмо.

— Благодарю, — кивнула я лакею, который протянул мне на подносе конверт из плотной голубой бумаги.

— Курьер ждет ответа.

— Курьер?

— Да, госпожа.

Взяла, посмотрела на печать.

Хм?

Герб Горских.

— Отец объявился? Ладно, накормите пока человека, и пусть подождет. Сейчас напишут ответ.

Я решительно сломала воск, хрупнувший под моими пальцами и достала из конверта лист надушенной бумаги. Пробежала строчки глазами.

Н-ну, папаша!

В самых вежливых выражениях мне сообщалось, что завтра с утра отец ждет меня у себя дома. В гости. Лучше — с внуком.

Можно и без внука, поскольку речь будет идти о моем будущем.

Зар-раза!

Поборола желание кинуть бумагу в камин.

Потом села за стол и выдернула лист бумаги из толстой пачки.

Папаша!

Мать твою, гиену суматранскую, какого хрена ты лезешь, куда тебя не просят?! Ноги вырву и в уши вставлю, руки поотшибаю...

Дописала. Прочитала. Решила, что надо немного подправить — и застрочила, переводя с доходчивого на дипломатический.

Отец!

Прошу прощения за то, что не смогу прибыть к вам для обсуждения моего будущего...

Пусть дискутирует на эту тему с Романовым. Думаю, Игорь Никодимович — собеседник вполне приятный, отзывчивый, а главное, умеет очень доходчиво объяснять некоторым людям, что они неправы в своих устремлениях. И нуждаются в устремлении в другое место.

Отдала письмо посыльному и вычеркнула Горских из общего списка.

Но не быстро ли вся эта компания активизировалась? Вчера я приехала, вечером дала объявление в газету, то есть сегодня оно появилось в утренних сводках — и уже?

Подсуетились?

Не рановато ли?

Чего всем от меня надо? Хотя я и так догадываюсь.

* * *

К вечеру доставили письмо от Романова.

Игорь Никодимович сообщал, что навестит меня завтра с утра. В десять часов, если я могу его принять. Я отписала, что буду счастлива его увидеть, и отослала письмо.

И ведь правда — буду счастлива. Хоть один приличный человек среди этих всех... даже скунсами не назовешь! Чтобы не оскорблять животное!

А что профессия у него такая — глава тайной канцелярии при Его Величестве, так кто-то и этим заниматься должен. Тащить и не пущать. Не то всю страну растащат и запустят.

* * *

К ужину явился Благовещенский и был принят с улыбками всех домочадцев.

— Александр Викторович! — как родному обрадовался Ваня.

Петя просто повис у мужчины на руке, а мелкие что-то пискнули и согласованно направились проситься на ручки.

Я невольно загрустила.

Да, в доме нужен мужчина. Будь ты хоть трижды феминистка, а нужен... Особенно когда у тебя на воспитании аж четыре пацана разных возрастов.

— Мария Ивановна.

Мне достался поцелуй ручки и букетик фиалок. Я с благодарностью приняла его и пригласила Благовещенского поужинать с нами.

— Признаюсь, я на это и рассчитывал, — признался мужчина. — В моем доме пока еще нет кухарки, а есть то, что приготовит мой денщик, можно только в походе. И в ресторацию идти неохота было.

Я улыбнулась.

— Тогда вы пришли по адресу — и вовремя.

Подобные шуточки тоже уместны только между своими. Но Благовещенский уже и был для меня в числе "своих".

Ужин подали быстро, кухарка расстаралась, и блюда радовали и вкусом и запахом. Мужчины нахваливали кухарку, а Благовещенский послал ей на кухню рубль от щедрот.

Все было тихо, мирно и спокойно, пока в столовую не вошел очередной лакей.

— Мария Ивановна, вам доставили...

— Несите сюда, — со вздохом распорядилась я, отодвигая тарелку с куском мяса.

Доставленным оказался букет потрясающей красоты.

Сиреневые Ирисы, алые гвоздички, еще какая-то зелень, белые мелкие цветочки, все это смотрелось так... хотелось вставить букет в рамочку.

Нарисовать.

Хотя бы — сфотографировать, и любоваться, когда придет плохое настроение.

И большущая коробка с марципанами.

— Конфетки! — обрадовался Петя по-детски.

— А от кого? — тут же задумался Ваня. — Цыц, мелочь!

Петя надулся и засопел, но спорить не стал. Я поискала карточку.

— Всего одно слово. Прекраснейшей.

— И от кого это может быть? — нахмурился Благовещенский.

Я пожала плечами.

— от кого угодно. Могу лишь заверить, что я авансов никому не раздавала.

— Мария Ивановна, поймите меня правильно. Карточка абсолютно правдива, — Александр нахмурился. — Но все-таки хотелось бы знать — от кого?

— Мне бы тоже, — задумалась я.

А правда — от кого?

Что-то я не припомню мужчин в своей жизни, да еще с таким пошлым стилем. Букеты, конфеты... ухаживания?

Безусловно, приятно. Но слишком уж внезапно.

Вряд ли я успела на кого-то произвести такое впечатление, Милонег мертв, цесаревичу не по чину, а кто еще?

Да и не прислал бы такое цесаревич, он бы просто распорядился, и пришел бы мне дежурный букет из алых роз. Страсть, восхищение, желание. А тут со вкусом подобрано, с фантазией...

Паранойя?

Да и ёж с ней!

— Есть ли возможность проверить марципан?

— Проверить?

— Не отравлен ли он.

Мальчишки поглядели в глубоком шоке. Благовещенский покачал головой.

— Вы не слишком передергиваете, Мария Ивановна?

— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — ответила я старой поговоркой еще моего шефа. Он, правда другое слово употреблял, различающееся на одну букву, но то детали.

— Я могу попробовать. Но конфеты потом будут несъедобны...

— Да и черт с ними, — махнула я рукой. — Лучше несъедобные конфеты, чем беспокойная я. Или даже так...

Я выбрала с десяток конфет наугад из коробки и положила перед Благовещенским.

— Проверяйте, Александр Викторович.

Мужчина провел рукой над конфетами. На кончиках пальцев заплясали зеленоватые огоньки, словно на живом детекторе, а конфеты вдруг начали темнеть и просто рассыпаться в прах.

Кроме...

Одна, две...

Две конфеты из десятка выбранных наугад дали тинную реакцию.

Красноватые огоньки говорили о том, что в конфетах содержится яд.

— Ёжь твою рожь! — от души высказалась я.

Внимания никто не обратил, мальчишки и похлеще высказывались. И сложно было их за это упрекать. Это я сладкое не люблю, мне бы остренького, а мальчишкам конфеты дико нравились — издержки полуголодного детства. Умяли бы только так.

И — умерли.

— Отдам Романову, — решила я, сгребая коробку. — И цветы тоже, вдруг он что по своим каналам узнает?

— Отдавайте, Мария Ивановна, — согласился Благовещенский. — И будьте осторожны.

— Я буду, — пообещала я. — Ребята, вы поняли? Ничего в рот не тянем! Из присланного!

Вспомнился Дюма-отец с его Миледи. Ведь тоже присылали д"Артаньяну отравленное вино, кажется... выпил бы — и конец истории.

Нет, ну кому я так помешала? Просто невежливо убивать человека — и не дать понять, за что, собственно, убивают!

* * *

Романов явился точно к назначенному времени. Поцеловал мне ручку и преподнес запечатанный конверт.

— Это вам, Мария Ивановна.

— Мне?

В конверте оказалась небольшая твердая карточка неправильной формы с вензелем Его Императорского Величества.

— Это пропуск во дворец. С этой бумагой вы в любой момент можете пройти к его императорскому величеству.

— В любой момент? — прищурилась я.

Романов ответил улыбкой.

— В этом месяце. Карточки каждый месяц меняются, чтобы избежать неприятностей, ваша действительна еще двенадцать дней.

— И что требуется его императорскому величеству от бедной вдовы? — подозрительно уточнила я.

Такие подарки просто так не делаются, еще бы "открытый лист" вручили. "Все, что сделал предъявитель сего...".

Не нужны мне такие благодеяния, за которые неясно чем расплачиваться.

— Практически, ничего. Мария Ивановна, государь пригласил вас прийти послезавтра во дворец.

Я красноречивым жестом показала на свой вдовий наряд.

— Воля его императорского величества.

Я пожала плечами.

Воля — так воля. В принципе, вдовам не запрещено появляться в свете, просто это не одобряется. И на балах им бывать не принято, в первый год после кончины мужа — точно, а то и чаще.

— Куда именно мне надо прийти?

— В синюю приемную. Скажете лакеям, проводят.

Я склонила голову, выражая полное согласие. Куда скажете, туда и приду.

— Мария Ивановна, у меня к вам серьезный разговор.

— Да, Игорь Никодимович?

— Скажите, что вы помните об этом дне?

Передо мной помахали страничкой из моего же дневника. Дневника княжны Горской.

Я послушно взяла страничку в руки, пробежала глазами.

— Не помню, Игорь Никодимович.

— Совсем ничего?

— Увы. Память ко мне так и не вернулась. Это может быть важно?

— Очень важно.

Я покусала губы, изображая задумчивость. Именно изображая, память-то не моя.

На страничке была описана встреча двух мужчин. Один что-то передавал другому...

— Нет. Не помню.

— Очень жаль, Мария Ивановна.

— Мне тоже, Игорь Никодимович. Верьте, если бы ко мне вернулась память, я бы и минуты молчать не стала.

— Верю, — кивнул Романов. — Тем более, что это важно для вас, в первую очередь.

И что я такого записала?

Что такого подметила княжна? Двое людей, двое мужчин, один из которых явно дворянин, второй — нет, дворянин что-то передает простолюдину...

Что в этом странного?

Не понимаю...

Видимо, это достаточно четко отразилось у меня на лице, потому что Романов разочарованно вздохнул.

— Очень жаль, Мария Ивановна. Очень жаль...

— Как вы думаете, это может быть связано с очередным покушением? — задумалась я.

Романов подобрался.

— Очередным, Мария Ивановна?

Я молча вручила мужчине коробку с марципанами и букет. И сообщила о вчерашнем инциденте.

На слово мне, предсказуемо, не поверили, активировав то же самое заклинание.

Когда уже четвертая конфета заставила огоньки поменять цвет с зеленого на красный, Романов опустил руку и что-то прошипел сквозь зубы. Наверное, пожелание добра отравителю.

— Я отдам эти конфеты своим людям, Мария Ивановна. Попробуем выяснить, кто их прислал.

— Прошу вас, Игорь Никодимович. Может быть, чая?

Мужчина кивнул, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Мария Ивановна, вы не хотите рассказать мне о вашей жизни в Березовском?

— Игорь Никодимович, неужели вы не получали отчетов о моей жизни в Березовском? — съязвила я.

Романов покачал головой.

— Не льстите себе, Мария Ивановна. Безусловно, о вас докладывали, но не так часто и не столь много.

Я мило улыбнулась.

— Чай с сахаром?

— И с молоком, пожалуйста.

Пару минут я потратила на приготовление чая, а потом заговорила, неторопливо припоминая все, что произошло в Березовском.

Романов внимательно слушал.

Увы, спокойно попить чая нам не дали.

* * *

— Где эта негодяйка?!

Я подняла брови. Кажется, это папенька, а чего он так возмущается? Я же написала вчера, что не приеду?

— Мария Ивановна?

Романов заинтересованно поднял бровь.

Я мило улыбнулась, обозначая, что я тут вовсе и не при чем. Откуда я знаю, кто и по какому поводу верещит?

— Мария!

Отец влетел в комнату и остановился. У него даже нос сплющился немного, словно он с размаху на стену им налетел.

Романов улыбнулся добрым оскалом голодного крокодила.

— Ваша светлость, князь Горский? По какому поводу шум?

— Я...

— Папенька, вы тут какую-то негодяйку искали? — ангельским тоном поинтересовалась я.

Если бы взгляды могли убивать, я бы точно под стол свалилась трупиком. Но василиском Иван Горский не был.

— Мария, я хотел бы знать, что это такое?

Князь Горский потряс листком.

Я подняла брови.

— Не знаю. А прочитать дадите?

Лист спланировал на стол.

Я вгляделась и перевела дух.

На одну секунду я подумала, что отправила вместо дипломатического — настоящую версию письма. Ту самую, где не стеснялась в выражениях. Вот был бы казус!

Но нет.

Все вежливо, корректно...

— А что, собственно, случилось? Да вы присаживайтесь, князь, побеседуем...

Отказывать Романову дураков не было. Князь опустился на кресло.

Как оказалось, князя подвела самоуверенность. Написал он вчера дочери письмо и отправился в клуб. Выпить и поиграть в карты.

То есть — налаживать дипломатические отношения.

А мое письмо даже не прочитал, твердо будучи уверен, что я прибегу по первому щелчку отцовских пальцев.

И вот сидят они, сидят...

— Кто именно? — резко спросил Романов.

— Я и Симеон Михайлович Алябьев...

— Так.

А княжны-то все нет и нет. Тут-то князинька письмо от любящей дочки и распечатал. И сильно оскорбился. А чем, спрашивается?

Я-то в чем виновата?

Он — дурак, а я крайней записана? Извините! Я не согласна!

— Батюшка, а зачем вы меня приглашали, да еще в такую компанию? — сахарным тоном осведомилась я. — Может, расскажете?

— Да, мне тоже было бы интересно, — согласился Романов, да так благодушно, что даже я поняла — лучше не врать.

Князь сглотнул и попытался удариться в дипломатические отговорки, но главное мы поняли.

Меня планировали снова продать.

А что?

Маг земли, с проявленным даром, не бесплодная, что доказано уже одним ребенком, с хорошим приданым, и тем, которое отец вручил, и тем, что от первого мужа осталось, не старая, симпатичная...

Отличный товар!

Налетай, торопись, покупай живопись!

Тьфу, зараза!

Ладно, Маруся, спокойно, лучше думать о приключениях Шурика, чем о том, как ты прореживаешь плешь своему отцу.

Медленно, вдохновенно, по волоску... заливая все, что останется расплавленной смолой и сатанински хохоча при этом!!!

И даже в голову папаше не приходит, что я могла отказаться. Это ж надо?

Прихожу я к отцу, а там сидит Алябьев, который и сам маг не из последних. И мило улыбаясь, сообщают мне, что для меня подобрали жениха.

Кстати — кого?

Романов поддержал мой интерес, князь заюлил, но имя выдал. Да, это вам не партизан, военную тайну не скроет...

Кирилл Симеонович Алябьев.

— О как! Сын главы юрта! — восхитилась я.

— Не обольщайтесь, Мария Ивановна, — опустил меня на землю Романов. — Он не наследник, а младший сын, это первое. Кириллу уже за сорок, и репутация у него отвратительная, это второе.

— Пьет, гуляет, деньги мотает?

— Все сразу.

— Хм, сомнительной ценности сокровище. А я ему зачем? Что, папа на девочек и вино больше денег не дает?

— Что за выражения, Мария! — рявкнул отец.

Романов только головой покачал.

— Мария Ивановна, вы почти угадали. Старший сын у Алябьева недавно погиб, остались двое детей, но они не такие уж сильные маги. На младшего надежды мало, сами понимаете.

— А зачем тогда я нужна?

— Ради сильной крови. Ваш младший сын ведь является магом?

Я опустила глазки.

— Является. Но силу дара пока предсказать сложно. Андрей маг земли, равно как и я.

— Вот видите? Есть шансы, что и остальные ваши дети будут магами. Сделает Кирилл вам трех-четырех деток, и отлично. Алябьев еще в силе, лет двадцать протянет спокойно, а то и больше...

— Если его младшему сыну — сорок лет?

— В юртах иногда очень рано женятся, Мария Ивановна. Алябьеву чуть больше шестидесяти, и он маг. Сильный.

— Тогда понятно. Простите, Игорь Никодимович.

— Ничего страшного, Мария Ивановна. Спрашивайте, если не знаете, я поясню.

Я кивнула. Восемьдесят лет для мага не возраст, отдельные представители и до ста пятидесяти дотягивали. Бывало.

Говорили, что есть маги, которые и по триста лет прожили, но об этом — шепотом и тсссс! А еще такая особенность. За долголетие маги расплачивались малодетностью. Подозреваю, что у того же Алябьева двое сыновей и есть. Максимум — трое детей, а потом — все. Как семя выгорает...

Магия тоже численность магов регулирует.

— А меня никто спросить не пожелал? — злобно прошипела я, глядя отцу в глаза.

Хотя какой он, к черту, отец? Торгует мной, как скотиной, и хоть бы раз о дочери подумал? Ведь не за хорошего человека сватает, не за того, который будет беречь и любить, заботиться и на руках носить! Нарочно что ли, самых сволочей подбирает?

— Вас-то, Мария Ивановна, спрашивать не собирались, — медовым тоном поведал Романов. — Но мне интересно, почему не собирались спрашивать Его Императорское Величество, под протекцией коего вы находитесь? Князь, вам неизвестно, что любой брак Марии Ивановны должен быть одобрен лично Его Императорским Величеством?

Князь опустил бесстыжие глазки, но я уже сообразила.

— Я подозреваю, что откуп был готов. Много хоть за меня дать собирались, папенька?

— Не дерзи мне, дрянь!

Увы, пощечину мне отец дать уже не мог, а на слова мне и вовсе плевать было. Это он с моим шефом не общался, который иногда изъяснялся только на народно-матерном. Пусть спасибо скажет, если я его лексикончик не вспомню и не выдам здесь и сейчас, а то хочется, аж в груди печет...

— А мне тоже интересно, — подключился Игорь Никодимович.

Папеньку он выпотрошил, как пойманную рыбку — до донышка. Еще и чешую поободрал.

Как я поняла, меня планировалось огорошить счастьем — и сразу же везти в церковь. Если что, глава юрта сильный маг, мне бы с ним никак не справиться, но и на подхвате несколько магов было. Пошла бы я замуж, как миленькая.

Там же и брак закрепили бы, жених ради такого счастья третий день трезвый мается, как лох последний. А дальше, проси, не проси...

Маги земли — зверюшки плодовитые, вот ведь как. И Андрюшка будет от всех жен детей плодить, и я могу еще с десяток малышей нарожать. И маги будут! Скорее всего!

Залетела б я если и не с первого раза, то со второго, на то и настои есть, и артефакты, просто не всем они помогают. Но на магов земли действуют очень положительно.

Романов только головой покачал.

— Да, Иван Александрович. Вы меня просто поражаете.

Князь злобно поглядел на Романова, но понял, что тявкать не рекомендуется, могут и за хвост оттаскать.

— Моя дочь — моя воля! Ей в юрте хорошо было бы, а за внука Алябьев ее озолотил бы! Да еще если бы маг родился! И сильный!

— Что ж вы, папенька, себе какую-нибудь гулящую девку в жены не взяли? — прошипела я. — Или подобрали уже мне четвертую мачеху по образцу третьей?

— Ах ты, дрянь!

Отец размахнулся.

Я уже приготовилась встретить размах чайником — заварка еще горячая, выплеснуть в лицо, а потом и самим заварочником добавить, тяжелый, серебряный...

Романов поднял руку.

— Горский!

И так это прозвучало! Осталось только добавить: "Сидеть!".

Князь мгновенно сдулся и опустился на место. Я поставила чайник, не дожидаясь окрика.

— Мария Ивановна, я надеюсь на ваше благоразумие?

— Да, Игорь Никодимович.

— Князь, я прошу вас запомнить, что Мария Ивановна находится под защитой Его Императорского Величества. И любые попытки повлиять на ее выбор спутника жизни будут рассматриваться, как оскорбление Его Императорского Величества.

Отец аж с лица сбледнул.

Я злобно ухмыльнулась. Так тебя, гада! И еще раз — так!

— Мы вас больше не задерживаем, князь.

Отец вылетел, как под зад пнутый. Я посмотрела на Романова.

— Он все равно меня в покое не оставит. Вы же понимаете, Игорь Никодимович.

— Понимаю, Мария Ивановна. И должен заметить, у вас есть замечательный выход избежать навязанного замужества.

— Да? И какой же?

— Разумеется, выйти замуж по любви.

И кто сказал, что тролли появились только с развитием интернета? Здесь они и сами по себе отлично бегают. Юморист, ёжь его рожь!

Романов поулыбался пару минут — и снова посерьезнел, показывая, что шутки кончились.

— А теперь подробнее про Демидова и его печальную кончину, Мария Ивановна?

Я послушно начала рассказывать.

И — гулять так гулять, поинтересовалась перспективами Нила.

Романов задумался.

— Так это ребенок Демидова?

— Мать клялась, что в нем кровь Демидовых. А вот чья именно... она утверждала, что его отец уже мертв.

— Хм...

Романов задумался.

— Я доложу государю. А вы, Мария Ивановна, пока ничего не предпринимайте и никому не говорите.

— Никто и не знает, Игорь Никодимович.

Романов поцеловал мне руку и распрощался. А я осталась сидеть, попивая чаек.

Да, закручиваются дела...

А и ладно! Прорвемся! Главное ведь в нашем деле что?

Как говорит наш дорогой шеф — главное в нашем деле этот вот, реализьм. *

*-к/ф "Бриллиантовая рука", прим. авт.

У меня, правда, шефа нет, в том мире остался, но реализм я точно обеспечу. Всем.

Добавлю, догоню, отвешу и снова добавлю. Во имя справедливости.

* * *

— Маша, а твой отец — идиот?

И когда Ванька умудрился растерять почтение ко всем, к кому надо? К власть имущим, стоящим выше по положению и старшим?

Плохо, плохо я на него влияю. Но ведь и правда — идиот.

— Диагноз пока не подтвержден, но субъект явно не адекватен, — в отместку заявила я. Пусть соображает, что это значит.

— Он что — не мог догадаться, что ты откажешься?

Я фыркнула.

— Ванечка, а ему на мое мнение было плевать и осталось положить.

— Ну... государь бы не разрешил.

— Потом бы утрясли ситуацию, уж поверь. Нашли бы метод.

— И ты бы не простила никогда...

— Ваня, — я вздохнула и решила объяснить все еще раз. — Вот представь себе ситуацию. Я прихожу к отцу, рассчитывая на простое чаепитие, а мне объявляют волю отца. И давят авторитетом, и угрожают проклятием, между прочим, и еще конфетку какую перед носом вывесят. Могли?

— Могли.

— А там еще и глава юрта. И сам по себе мужик не хилый, да еще маг, да еще с опытом — поди, рыпнись. Нет, потом я бы устроила им небольшой Освенцим...

— Чего устроила?

— Локальный филиал ада на Земле.

— А-а...

— Но это уже потом. Да и не рассчитывал никто на серьезное сопротивление. Мне ведь еще и двадцати лет нет.

Ваня вздохнул.

— Знаешь, Маша, твой отец не идиот.

— Да?

— Он большая сволочь.

— А вот этот диагноз подтвержден. Даже не сомневайся.

Интерлюдия.

Александр Викторович Благовещенский задумчиво откинулся на диване.

Книжка в руке, коньяк в пузатом бокале, для картины полного счастья не хватало только сигары или трубки. Но мужчина не курил.

Что привлекательного в дымовой трубе паровоза?

Или кому-то нравится нежно ее облизывать?

Вот, Благовещенскому и не нравилось быть такой трубой. Не говоря уж о вреде здоровью. Нет, ни к чему.

В камине потрескивал огонь, за окном клубилась ночная темнота... хорошо!

Кота еще осталось завести, чтобы мурлыкал, или собаку...

Саша потянулся.

Да, хорошо...

Странно слышать эти слова от человека, который потерял дочь, практически потерял жену, отставлен с должности — так что ж? Бегать и орать, что все пропало?

Или даже ВСЕ ПРОПАЛО!!!

Нет уж. Не дождетесь. Счастье есть всегда, пусть даже в таких коротеньких минутках. Просто надо уметь поймать его. В минуте тишины, в солнечном лучике, игриво пощекотавшем нос, верной собаке, которая рада тебя видеть, мурчанье кошки, улыбке красивой женщины...

Сходить, что ли, к красивым женщинам?

Которые будут профессионально красивыми, услужливыми и радостными? И не так дорого это стоит, ей-ей. Зато спокойно.

Под венец не потащат, денег требовать не будут, детей не захотят...

Сана прислушался к себе.

Нет. В бордель не хотелось. Не по физиологическим, по психологическим причинам. Просто... хотелось другую женщину.

Умную, красивую... мага земли.

Черт!

Да, вот так и не заметишь, а увлечешься. Княжна Горская оказалась той самой соломинкой, сломавшей спину верблюда. Ее ум, ее характер, ее любовь к родным и близким, готовность отстаивать их, даже с риском для жизни, сила воли... да, и внешность тоже.

Такая... аппетитная. Есть за что подержаться, а то некоторых обнимешь — так о кости оцарапаешься.

Александр мечтательно вздохнул.

Физиология тут же подтвердила, что в данном случае она полностью в ладах с психологией, м-да... осталось княжну уговорить?

В том-то и дело.

Зная Марию, ныне Храмову, Александр прекрасно представлял, чем кончится такое предложение. Она не создана быть любовницей. Более того, предлагать ей нечто подобное подло и неправильно. И не согласится она.

Не станет ругаться, не отвесит пощечину, это не дамский роман, но закроется навсегда. И доверять не будет.

И в дом... нет, в дом-то пустит, но атмосферы общности и уюта у них уже никогда не будет. Вообще никогда.

Есть женщины, которых можно валять везде и всюду. На таких можно потом жениться, можно не жениться — это неважно. Это ничего не поменяет.

Есть такие, как Мария.

На них можно только жениться. Это не значит, что им не нужен мужчина, но... они не умеют заводить интрижки. Для них отношения — это надолго, в идеале — навсегда, и относятся они к своим связям более, чем серьезно.

Предлагать им интрижку просто подло и гадко.

Но...

Вопрос в другом.

Что сможет ей предложить сам Благовещенский?

Семью? Детей? Это у нее уже есть, хоть и необычная семья, но Марии хватает. И братьев она любит, и сыновей, и они ее тоже обожают, мало, что ли?

Себя?

Да, сокровище.

Не особо богатое, не в юрте, не...

Много чего — не.

Еще и с отставкой как сложится, кто его знает! Государь может и на Камчатку сослать, крабов пересчитывать. Не хотелось бы.

Так что предложить ему нечего.

А было бы — что?

Александр задал себе этот вопрос и хмыкнул.

Было бы что — он бы не погнушался. И предложение сделать по всей форме, и хотел бы положительного ответа. Но зачем Марии такое счастье, в два раза старше, с сумасшедшей супругой, без чинов и званий, считай.... Нет. Невыгодно.

А любовь...

А любовь состоит не только в том, чтобы в стогу валяться. Если уж ты семью заводишь, ты за нее и ответственность несешь. Одну он уже не вынес, как это ни печально признавать.

Благовещенский вздохнул.

Да, Маша заслуживает лучшего. Хотя...

На миг, только на миг он представил себе эту картину.

Он сам, вот, как сейчас.

Маша с книгой — в кресле напротив. Дети, штук шесть, которые возятся на ковре, Ваня в костюме-тройке, который о чем-то расспрашивает, Петя в мундирчике кадета...

Пара пушистых кошек и большая собака с умными глазами довершили картину семейного счастья.

Да, это могло бы быть.

Но — не будет. А значит, и мечтать не о чем.

Благовещенский решительно задавил картинку, убрал ее в дальний угол памяти — и даже сам поразился, как это резануло по душе. Словно острым осколком стекла по обнаженной коже...

Не будет такого.

Никогда.

Больно...

Глава 2

Аудиенции и уединенции

Ох, не просто так мне Романов карточку-пропуск вручил. Как кусок сыра в мышеловку.

В тот же день, к вечеру, мне пришла кучка корреспонденции.

Первая — от Храмовых. Приглашение в гости. Отдала Ване — отписаться и вежливо отказаться. Вежливо, понял?

Понял, но наверняка поступит, как я. Сначала напишет, что думает, а потом как надо. У меня шеф так писал, кстати, чтобы пар стравить, иногда на заказчиков и всякие организации просто сил не было. Вот он и придумал, чтобы на сотрудников не срываться.

Сотрудники-то свои, родные, денежку зарабатывают, на них орать не надо, вы ж молотком по телевизору не шарашите? Вот он и не шипел. На нас.

А на всех остальных — можно. Не наживать же себе инфаркт из-за пару-тройки козлов?

Пришло письмо от любящего папеньки.

Ёжь!

ОПЯТЬ!?

Меня опять пригласили на чай. Нет, ну ничему человека жизнь не учит.

Опять отдала Ване.

— Скопируешь мой ответ и отошлешь.

— Который ответ?

Я на секунду даже испугалась. Так, отошлет, что я взаправду о папаше думаю, вот нам прилетит! Это сейчас я могу жертву изображать, а как только покажешь, что зубы есть...

Нет, нельзя.

Сочувствуют только несчастным маргариточкам. А несчастным росяночкам не сочувствуют, хотя кому еще хуже приходится — вопрос. Первым-то солнечного света хватает, а вторым тяжко, поди еще, налови себе обед!

Все равно.

Сочувствуют не тем, кто матерится, а тем, кто размазывает по щечкам слезки. Точно знаю.

— Ванька, не вздумай.

Парень посерьезнел в одну минуту.

— Маш, я же не дурак. Но черновик-то есть?

— Возьмешь в гостиной на столе, там папаша его и оставил.

— Понял.

Третье письмо было от главы юрта — Симеона Михайловича Алябьева.

Хм, уважаю.

Мудрый мужик, понял, что к нему я не поеду даже под конвоем, и написал, что хотел бы встретиться со мной для обсуждения некоего взаимовыгодного дела.

— Напиши, что завтра с утра, — отдала я Ване конверт.

И взялась за последний, доставленный с царским курьером, который сейчас пил на кухне чай с водкой. Или водку с чаем?

Неважно.

Пафосный конверт содержал не менее пафосное приглашение к его величеству. Завтра, на четыре часа дня.

Ох, ёжь твою рожь!

— Так... Ваня, солнышко, тащи мне 'Трафаретник'. Будем отвечать.

Ваня послушно стащил с полки толстенный том в кожаном переплете.

'Трафаретник', собственно, и содержал трафареты писем на все случаи жизни. Обновлялся он раз в десять лет, этого хватало.

Высочайшие письма, письма вышестоящим, нижестоящим, девушкам, мужчинам, на все случаи жизни — от назначения тайной встречи до прошения о помиловании. Мало ли что?

Мало ли как?

Обращаться к людям тоже уметь надо. Обороты можно вставлять и свои, а вот канва...

Милостивый государь, или там, Ваше Императорское Величество...

На это письмо мне надо ответить самой. А еще...

— Вань, будь человеком, пошли Петьку за модисткой. Мне нужно, чтобы завтра с утра мое платье было уже готово.

Ваня только вздохнул.

— Сейчас пошлю.

И вышел. А я вцепилась в лист бумаги. Так, сначала начерно.

Ваше Императорское Величество!

Для меня огромная честь...

Да уж. Щас описаюсь. Только вот не знаю, то ли от счастья, то ли от нервов?

* * *

Портниха прибыла к вечеру, осознала грандиозность предстоящей затеи — и ахнула.

— Да вы что! Я же не успею! Мария Ивановна, помилуйте!

Я вздохнула.

— А надо успеть, сами понимаете.

Тетка задумалась.

Минут пятнадцать охов, ахов и вздохов — и мы перешли от страданий к пожеланиям. Да не так там и много надо было, я знала, что именно хочу, а мадам знала, как это надо сделать.

И сделает. Завтра, к полудню.

Поймите меня правильно, я могу ко двору хоть в трусах на подтяжках прийти, меня не колышет. Подозреваю, и императору плевать будет. Но!

В шахматы играют по шахматным правилам. А если начнешь играть в покер, как в дурака, то дурак там будет один. В зеркале.

Э-эх...

* * *

Утро ознаменовалось прибытием Благовещенского.

Александр Викторович протянул мне букет полевых цветов, сунул мелким коробку с пирожными (лично проверял, не отравлено) и достал две погремушки. Посложнее — для Нила, попроще для Андрюшки.

— Мария Ивановна... — Мне поцеловали ручку и улыбнулись. — Как ваши дела?

— Замечательно, — рассеянно ответила я. А потом меня осенило. — Александр Викторович, а вы сегодня свободны?

— Да. Что случилось, Мария Ивановна?

— Алябьев случился. Симеон Михайлович, — честно отчиталась я. И рассказала о вчерашнем происшествии.

Благовещенский сжал кулаки.

— Стервятники.

— Их тоже понять можно... наверное, — махнула я рукой. — Просто я не собираюсь этим заниматься. А вот побеседовать придется. Не хотите послушать?

— Мария Ивановна, — смутился Благовещенский. — Я ведь вам не родственник. То есть... вы поймите, я рад буду помочь...

— Нет-нет, — махнула я рукой. Не в том дело. Сережа, мой муж, такую возможность предусмотрел. В стене гостиной есть замечательное слуховое отверстие, просто чудесное!

— Хм... но если вы затронете какую-то тему... достаточно личную.

— С главой юрта Алябьевых? — искренне удивилась я. — Вот уж с кем не стоит откровенничать!

— Мария Ивановна, я, конечно, согласен. Мало ли что. Но — вы уверены?

— Я — уверена, — кивнула я. — Пойдемте, я все покажу и вас устрою.

— А...

— А Симеон Михайлович прибудет в одиннадцать. Так что время у нас есть, но немного.

Благовещенский внял и проследовал за мной в небольшую комнатку, примыкающую к гостиной.

* * *

У главы юрта Алябьевых цветы были на порядок роскошнее тех, что мне уже вручили. Не полевые, а... деловые?

Да, можно и так сказать.

Протею и хеликонии я узнала, остальные мне даже в кошмарах не снились. Какие-то сложные и страшноватые.

Ну да ладно, дареному букету...

Из той же оперы был и шоколад — дорогой, явно понтовый, в роскошной деревянной коробке. Я вежливо поблагодарила, разглядывая гостя.

Да...

Это — маг. И это — юрт.

Передо мной стоял высокий седоволосый мужчина. И если кто вообразил себе Альбуса Дамблдора — сразу разочаруйтесь. Аккуратно подстриженные волосы, небольшая бородка клинышком, сразу видно — ухоженная, результат парикмахерского искусства, умное лицо с резкими чертами, худощавая фигура, из тех, что с возрастом высыхают...

Умные голубые глаза, жесткая линия тонких губ. Чувствуется сила и власть.

— Госпожа Храмова, мое почтение.

— Ваше сиятельство, — я чуть поклонилась, не отводя глаз.

Да, он мужчина и глава юрта, но я женщина, и он на моей территории, и я тоже маг — тут много разных нюансов. И я с огромной благодарностью вспоминала уроки Андрея Владимировича. Пригодились ведь...

— Я надеюсь, вы уделите мне около получаса для приватной беседы?

— Прошу вас, — кивнула я на гостиную. — И благодарю за шоколад.

— Я слышал о печальном событии, которое имело место быть. Поверьте, мой шоколад не отравлен.

Кто настучал?!

Суки, урою!!!

Хотя чего я ожидала? Наверняка в полиции есть дятлы. Просто — наверняка.

Я устроила дорогого гостя, приказала подать кофе — и устроилась в кресле напротив, не проявляя ни малейшего интереса. Сам расскажет, зачем пожаловал.

* * *

Мы с Симеоном Михайловичем сидели в гостиной, попивали отличный кофе, лакомились шоколадом и плюшками...

— У вас замечательная кухарка, Мария Ивановна.

— Благодарю. Я передам ей ваши слова, ей будет очень приятно.

— Это чистая правда. И дом у вас уютный такой...

— Благодарю...

Светская беседа продолжалась около получаса. Глава юрта поддерживал ее на чистом автомате, я тоже отгавкивалась, не собираясь акцентировать на чем-то внимание. Вот еще!

Ко мне хороший человек пришел, кофейку попить... может, его дома не кормят? Всяко бывает!

Первому надоело, как я и думала, Алябьеву. Оно и понятно, у него время не казенное.

— Мария Ивановна, я надеялся увидеть вас вчера.

— У меня были дела, Симеон Михайлович.

— Надо полагать важные, раз вы решили пренебречь приглашением отца.

— Да, важные, — спокойно подтвердила я.

Отца — отца — отца — ца-ца-ца!!!

В голове навязчиво крутилась старая мелодия. Только я не помнила про отца там — или овца? А, неважно!

— Я хотел поговорить с вами по важному для нас обоих вопросу, — наконец сдался Алябьев.

— Слушаю вас внимательно, Симеон Михайлович.

— Мария Ивановна, я хотел бы сделать вам предложение. От имени моего младшего сына — Кирилла.

— Предложение, князь?

— Да. Мой сын молод, еще не женат и ни с кем не помолвлен.

Я молчала, не проявляя энтузиазма. Вот еще не хватало, радость-то нашли! Вешаться впору от такого счастья!

Алябьев, не дождавшись от меня ни слова, ни звука, подумал и продолжил.

— Я предлагаю вам место в юрте Алябьевых, Мария Ивановна.

Я похлопала ресницами.

— Это такая честь для меня, князь. И так неожиданно...

Фальшь ощущалась на языке, словно перец в дешевом чебуреке. Так и резало. Но — правила игры.

— Неожиданно ли? — прищурился Алябьев.

— Не буду врать, Симеон Михайлович, отец намекал на этот союз.

— Но?

— Но я не могу сразу ответить согласием или отказом, — пожала я плечами. — Мне надо подумать.

Алябьев изобразил удивление.

Думать? Да о чем тут думать, хватать и тащить надо! Да?

Нет!

— Мария Ивановна, это достаточно выгодное для вас предложение.

А за словами так и читалось — для девчонки без особого приданого, репутации и связей. Ну-ну... мечтай!

— Не сомневаюсь. Но прежде, чем решать свою судьбу, я обязана поставить в известность Его Императорское Величество.

Алябьев нахмурился. А так тебя, это не соплюшек разводить!

— Да, его величество... я полагаю, он не будет против, если вы изъявите желание.

Не будет против? Еще и полдвора позовет, поглядеть на идиотку, которая сама на плаху лезет, еще и гильотину лично настраивает, чтобы подольше помучиться.

Меня тут вообще за дуру держат? Да, похоже на то.

— Я обязательно поговорю с его величеством о своих желаниях, — похлопала я ресницами. — Сегодня же. У меня назначена аудиенция.

Алябьев как-то подозрительно скис и быстро распрощался со мной. Я пожала плечами, допила кофе и помахала ручкой в пространство.

— Александр Викторович, не желаете присоединиться?

Долго упрашивать не пришлось.

* * *

Благовещенский кипел так, что на нем можно было чайник вскипятить без особого труда.

— Наглость какая!

Я пожала плечами.

— Полагаю, идиоток хватает. Которые вешаются на сына главы юрта. Или нет?

Александр Викторович задумался.

— Сложно сказать. Но вряд ли. Всем известно, что младший сын у него не удался.

— Ничего, зато общий семейный капитал вполне привлекательно выглядит, — съехидничала я. И уставилась в стену. — Как вы думаете, стоит ожидать силового решения вопроса?

— Вряд ли. А вот попыток надавить — вполне.

Я вздохнула еще раз.

— И что за жизнь пошла? Грусть на грусти, печаль на печали...

— Не переживайте, Мария Ивановна, все образуется.

— Да будешь тут не переживать, — я сегодня точно рекорд по вздохам побью. — Не один, так другой, не другой, так третий... обязательно ведь какая-нибудь сволочь найдется. И чего они прицепились?

— Так вы же маг земли, Мария Ивановна.

— Так не единственный же!

— Проявленный, сильный, могущий дать хорошее потомство — разве мало?

— Мало.

— Знатная, красивая, умная женщина. Тоже редкость.

— Вдова с подпорченной репутацией. Я-то надеялась, хоть это отпугнет стервятников.

— У вдов практически не бывает подмоченных репутаций. Вам очень многое дозволено, Мария Ивановна.

— Плохо. Не то, что дозволено, а просто — плохо. Я не смогу вот так от всех отбиваться...

— И не надо. Выберите кого получше, выйдите замуж.

Я посмотрела на собеседника, как на недоумка. Благовещенский смутился и спрятался за чашкой кофе. Вот и правильно, нечего тут!

— Александр Викторович, вы видите мою семью. Сколько пройдет времени, прежде, чем меня попробуют заставить отказаться от них? Сутки? Двое?

Ответом мне было молчание.

То-то же.

— Пейте кофе, Александр Викторович, — вздохнула я. — Я пойду одеваться ко двору, кажется, платье уже доставили. Как-то все очень неположительно складывается, вы не находите?

Не находил. Но и что сказать — не знал. Оставалось молча пить кофе.

* * *

Когда я спустилась вниз, уже одетая, одобрили все. А Александр Викторович даже дар речи потерял. И было от чего.

Платье было очень удачного фасона — подчеркивало мои достоинства, тонкую талию и высокую объемную грудь, и уменьшало недостатки. Плотная гладкая юбка зрительно удлиняла ноги, лиф обрисовывал грудь, глубокий вырез отлично маскировался плотной черной сеткой, камея у горла привлекала к нему внимание, а отделка черным стеклярусом вообще была то, что надо. Бусинки поблескивали и покачивались в такт движению.

Красота!

Украшений — камея и маленькие сережки с перламутром.

Волосы уложены в строгую прическу, тяжелый узел на затылке, несколько выпущенных локонов, массивная заколка, тоже с перламутром. Вуаль мне не полагается.

На руках ни колец, ни браслетов.

Траур.

Но даже траур может быть соблазнительным.

— Маша, ты шикарно смотришься, — отмер братец.

Я подмигнула ему.

— Как ты думаешь, получится соблазнить императора.

— Зачем его соблазнять? — отмер Благовещенский.

— И правда, — я сделала вид, что погрустнела. — Незачем, но вдруг? Как-никак, такая добыча на дороге не валяется! Потом правнукам рассказывать буду!

Ваня первый понял, что я шучу и фыркнул.

— Маш, смех-смехом, а правда, может, тебе попроще одеться?

Я покачала головой.

— Ванечка, это минимум. Даже меньше минимума, если я еще проще оденусь, меня просто не поймут.

— Плохо. Ты слишком хорошо выглядишь.

Я вздохнула.

— А буду выглядеть плохо — проявлю неуважение еще до встречи с Его Императорским Величеством. И так плохо, и этак. Ладно, будем надеяться — пронесет. Там, при дворе, куда как симпатичнее дамы бегают, и на все готовы. Я вообще не интересна в таком раскладе.

— Я бы не был так уверен. Вы очень... вы выглядите, Мария Ивановна, — отмер Благовещенский.

Я махнула на него веером. Тоже черным, кружевным, кто бы сомневался.

— Выгляжу. Будем надеяться, все обойдется.

Мы все надеялись, и кажется, на одно и то же.

На кой черт, правда, я императору? Оставьте меня в покое, а? Ведь так хорошо жилось в Березовском, если не считать всех этих убивцев? Так уютно...

Домой хочу. А надо — во дворец.

Ууууууу...

* * *

Роскошь и красота.

Мрамор, позолота, картины, гардины...

Описывать?

Зря тратить время и силы. Но Версаль по красоте явно не дотягивал. Хотя это — мое личное мнение, а не французов.

Вот и кабинет, в котором нам прошлый раз давали аудиенцию.

Я робела.

Вот как хотите, я не трус, но я боюсь! Страшно же!

Я иду к человеку, который одним движением брови может вообще стереть меня из истории. Была — и нет. А на нет и спроса нет.

Прошлый раз разговаривали с моим мужем, я вообще была для декорации, а вот сейчас...

Страшновато.

Но действовать все равно надо. Я вошла в кабинет и склонилась в глубоком реверансе. Долго ждать не пришлось.

— Поднимитесь, княжна. Прошу вас, проходите.

Княжна.

Это важно. Не госпожа Храмова, не 'сударыня', не 'Мария Ивановна', именно княжна. Его величество подчеркивал достаточно высокий статус собеседницы, и разговаривать он собирался с аристократкой.

Я еще раз поклонилась и послушно опустилась в предложенное мне удобное кресло.

— Благодарю вас, ваше императорское величество.

Статус. Я — гостья. Уважаемая и нужная, это видно. А вот зачем нужная — неясно. А то к рыбке фугу тоже со всем почтением относятся, а потом — на сковородку.

— Полагаю, княжна, вы гадаете, зачем я вас вызвал?

И молчание. Я развела руками, понимая, что это не тот случай, когда надо играть в переглядочки.

— Ваше императорское величество, ваше дело приказать, наше дело подчиняться. А думать... я всего лишь женщина. Я не смогу понять всех ваших замыслов.

Иван Четырнадцатый явственно расслабился.

— Не принижайте себя, княжна. Вы не просто женщина, вы маг земли, вы умная женщина.

— Благодарю вас, ваше....

— В приватной обстановке разрешаю называть меня — государь. Сэкономим время.

— Благодарю вас, государь.

— Неужели у вас не было даже догадок, зачем я вас вызвал?

Я пожала плечами.

— Государь, полагаю, вы мне сейчас об этом скажете. К чему тратить время на глупые мысли глупой женщины?

— Княжна, вы меня радуете. Я понимаю, что нашел в вас Сергей Иванович.

Я промолчала.

Понимаешь? Ну и молодец, оставайся при своем понимании! А мне скажите, наконец, какого ежа рогатого я здесь делаю?

Его величество мило улыбнулся.

— Княжна, скажите, у вас есть мечта?

Хм? Меня что — собираются купить?

— Да, государь. У меня есть мечта.

— И какая же?

— Я хочу стать первой женщиной — агрономом.

— Кем?!

А приятно, черт возьми! У его величества форменным образом отвисла челюсть, и я не упустила своего шанса.

— Государь, давно известно, что в год человек съедает примерно сто килограмм хлебных продуктов, сто килограмм картофеля, около ста килограмм овощей и фруктов. Это я еще не учитываю мясо, рыбу и молочные продукты. А говорю только о том, что важно мне. Все это фрукты и овощи, все это зерно кто-то должен выращивать. Население Империи под вашим чутким руководством растет, а вот площади вряд ли прибавятся без войны. Можно сделать определенный вывод. Либо мы увеличиваем число посадок и требуем с крестьян больше, либо заменяем сорта овощей, фруктов, зерна, которые дают плохой урожай на нечто более высокоурожайное. Весь последний год я занималась этим вопросом, именно как маг земли, и если позволите, пришлю свои выкладки.

Его величество даже головой помотал.

— Выкладки, княжна?

Видимо, от меня ждали чего-то более женского. К примеру: 'семью', 'детей', 'свой салон в Париже'.

Ага, щас!

Семья у меня есть, дети тоже, а салон в Париже... Да мне эта гадость не нужна в принципе. Не то, что в Париже, а в жизни.

— Ваше величество, излагать все это на словах долго, да и цифр получилось много. Сколько мы получаем с гектара при использовании той или иной культуры, сколько получаем с магически улучшенной, сколько можем получить, к чему надо стремиться...

На меня поглядели с явным интересом.

— Присылайте ваши выкладки, княжна. Я лично их прогляжу.

— Благодарю вас, государь. Могу ли я попросить о милости?

— Какой именно, княжна?

— Государь, если вы будете кому-то показывать мои выкладки, прошу не упоминать обо мне, как об авторе.

— Почему же, княжна?

— Потому что мужчины могут быть не вполне объективны, государь. Особенно когда речь идет о женщине в науке.

— Пожалуй. Да, княжна, вы меня озадачили.

Я изобразила смущение.

— Прошу простить меня, государь, если я была дерзкой.

— Нет-нет, не стоит извиняться. Но я полагал, что у вас есть более... дамские мечты.

У меня еще и дамские сумочки есть, и дамские недомогания.

Дамские мечты?

Да у всех женщин одна и та же мечта. На всех и сразу! Чтобы войны никогда не было! Чтобы мирное небо над головой, чтобы дети не умирали... это — всеобщее. А остальное — частности, которых вполне можно добиться и самостоятельно. Той же любви, ту же семью создать, денег заработать...

— Государь, разве это плохо? Чтобы все были сыты и довольны жизнью? Чтобы моим детям хватало хлеба, чтобы младенцы не умирали от голода, потому что матерям нечем их кормить...

— Хорошо, Мария. Что ж. На мелочи вы не размениваетесь.

Я развела руками, как бы демонстрируя, что каюсь.

Не размениваюсь. И вообще...

Я — такая.

— Что ж, княжна, я и сам посмотрю ваши выкладки, и специалистам их покажу. Обещаю.

— Благодарю вас, государь.

— Но вызвал я вас не за этим.

Вот кто бы сомневался? Мы перейдем, наконец, к делу, или будем жвачку жевать?

— В прошлом году вы показали себя, как умная и достойная всяческого уважения дама. Надеюсь, в этом году вы не изменились.

Я изобразила всяческое внимание.

— Мне известно, что мой сын уже послал вам несколько букетов. Что вы собираетесь делать сейчас, когда вы не замужем?

— Уехать из столицы, государь. С глаз долой из мыслей вон.

— Не из сердца?

— Подозреваю, что в сердце цесаревича мне нет места, государь. Да и ни к чему. Его высочество должен жениться для блага страны, и лучше — по любви. Хотя бы по взаимной симпатии.

— Вы правильно мыслите, княжна. К сожалению, Василий увлекся вами.

Ты мне хочешь предложить стать проституткой, что ли?!

Ну, знаете ли!!!

Усугубить свою вину оскорблением величества мне не дали. Потому что государь облокотился на стол и даже подался вперед.

— То, что я скажу, Мария, должно остаться между нами. Вы меня поняли?

— Да, ваше величество, — отчеканила я, леденея от ярости.

Ох, только бы не сорваться. Только бы не выдать этому коронованному хаму в лицо что-то нехорошее. Держись, Маруся...

— Вы ни в коем случае не должны оказаться в одной постели с моим сыном.

Фууууу! Слава Богу!

— Не просто так Василий воспылал к вам чувствами. К сожалению, это был приворот.

Теперь настала моя очередь сидеть с отвисшей челюстью.

* * *

Прошло не меньше пяти минут, прежде, чем я промямлила непонимающее:

— Ваше величество? Приворот? Но...

— Я знаю, что вы скажете. Что ментальное воздействие просто невозможно, верно?

— Возможно, ваше величество, но вы ведь маг воды? И в вашей династии передаются по наследству определенные способности. Разве нет?

— И откуда такая осведомленность, Мария?

— Ваше величество, у меня проявленный дар. Конечно, я изучала все, что касается магии.

— Это есть в открытом доступе?

— Государь, ищущий да обрящет.

— Логично. Ладно, не будем ходить вокруг да около, на всякую силу найдется другая сила, на всякое действие — противодействие. Моего сына собирались приворожить к его невесте.

Я открыла рот и опять его закрыла.

Подумала пару минут.

— Англичане, ваше величество?

— Не факт, Мария. Я могу вас так называть?

— Разумеется, государь.

Можно подумать, если я запрещу, то меня послушаются. Вы не против, если я вами закушу? Нет, что вы, угощайтесь, вам печенку или селезенку?

— На известном вам балу, вы просили — чего?

— Защиты. Для хозяина дворца.

— Чары должны были закрепиться именно там. Но ваши действия привели в силу старый механизм... я сейчас не стану перечислять вам выкладки специалистов. Но привязка оказалась переброшена на вас.

— Я не хотела, государь...

Интересно, а меня сейчас не решат по старому методу? Нет человека, нет проблемы? Кажется, эти мысли так четко были написаны у меня на лице, что государь рассмеялся..

— Не пугайтесь, Мария Ивановна. Устранять вас смысла нет.

— Почему, государь?

— Потому что приворот шел с крови — и на кровь.

— Ваше величество?

— Просто Василий влюбится в вашу сестру, потом в следующую... надо вырезать всех, в ком течет кровь Горских. Нет смысла.

Хм. Интересно, если с крови — на кровь... надеюсь, на мужчин это не распространяется? Или один раз — не передаст?

Молчу. О таких догадках лучше промолчать, пока мне голову не открутили, здесь толерантности нет, здесь это извращение, за которое и повесить могут. И в принципе, и за то самое место, которым извращался. Россия вам не Европа, это в Италии подобное в практике, еще с эпохи возрождения.

— И кто посмел? Ваше величество?

— Мария, в том-то и дело. Вы оказались в это втянуты самым непосредственным образом. Еще задолго до приснопамятного бала.

— Ваше императорское величество?!

— Вы до сих пор не знаете, кто хотел вас убить, верно?

— Да, государь.

— Игорь Никодимович пролистал ваш дневник. Вы помните вот этот день, Мария?

Я проглядела страничку, покачала головой.

— Нет, ваше величество.

— Прочитайте еще раз...

Я послушно просмотрела страничку, исписанную крупным ученическим почерком.

Ну и?

Мария Горская была достаточно послушной дочерью. Тихой, спокойной, скромной. Единственное исключение — Милонег, вот тут у девочки сорвало крышу и выломало фундамент.

Мария начала лгать, встречаться с любимым втайне от всех...

При определенном желании это несложно сделать. Там прибавить время, тут убавить, попросить подругу прикрыть тебя...

Мими Перова — вот кто прикрывал Марию в тот день.

Девушка ушла из дома подруги, чтобы встретиться с любимым, и они гуляли по столице, избегая центральных улиц. Там им появляться было попросту нельзя.

Друзья, знакомые...

Мало ли кто?

Мария накинула шаль на шляпку, чтобы хоть немного спрятать лицо, и они бродили по переулочкам, Милонег оказался превосходным рассказчиком и собеседником, и девушка буквально парила в воздухе от счастья.

Любовь!

Увы, на выщербленную мостовую воздушность никак не повлияла.

Мария попала каблучком модной туфельки в щель между камнями, оступилась, едва не сломала ногу. Милонег успел ее подхватить, но каблук был изувечен безвозвратно. А ведь ей еще домой возвращаться.

Можно сделать вид, что изуродовала каблук уже потом, выходя из кареты, но даже в карету надо еще зайти! И до дома подруги тоже дойти надо.

Не босиком.

Не на руках у мужчины. Он-то отнес бы, но в процессе снискал бы такую известность в столице, что никакой рекламы не надо. Назавтра бы все и всё знали.

Выход был один — починить каблучок.

Милонег нашел ближайшую лавочку сапожника, донес туда Марию усадил и рявкнул на мещанина, чтобы тот поторапливался. Мастер принялся ремонтировать каблук, Мария сидела, а Милонег вышел за дверь, чтобы купить девушке булочку у уличных торговцев.

Странно звучит?

Но княжне-то все было в новинку! Она жила в строгости и булочки с лотка ей не покупали! Никогда!

Мария не знала в лицо Матвеева. Его знал Милонег, с ним и поздоровался, о нем и рассказал княжне Горской, его княжна упомянула в своем дневнике.

А вот второго Милонег не знал. Зато его по описанию прекрасно узнал Романов.

В каждом государстве есть отрасли науки, которые находятся под запретом.

Якобы.

К примеру, никто не признается в разработке биологического оружия, но ведь оно разрабатывается?

В данном случае, никто не признается в разработке оружия массового поражения, но...

Как я поняла, этот человек занимался некромантией. Серьезно, успешно, будучи руководителем целой группы магов, в том числе и тем разделом, который относится к магии крови.

К примеру, получаешь ты волос врага, и он гниет заживо. Это ж какие перспективы?

Тебе его даже ловить не надо.

Или внушение. Тоже, по капле крови, чтобы человек делал именно то, что надо магу. Много возможностей, много вариантов, и в магии тоже есть гонка вооружений. Дело житейское.

В подробности государь не вдавался, а я не стала расспрашивать, решив, что проживу дольше. Факт тот, что данный ученый был. И занимался государственными заказами, успешно и активно. Ибо был гением.

А потом он немного поссорился с его величеством.

История банальная. Из-за такой некогда ушел в оппозицию Ульянов-Ленин, чего уж там. Семья у ученого была большая, братья, сестры...

Вот, один из братьев и полез в политику. Причем в худший ее вариант, который называется агрессивное стремление к революции. Читай — к суициду.

Пока кружок дурачков просто провозглашал прокламации, полиция посматривала на это сквозь пальцы.

Когда они решили уничтожить градоначальника, который сделал нечто ужасное, по их меркам. А именно, приказал, когда дурачье решило устроить пикет на главной площади города, переловить всех участников. А потом тупо заголить их, там же, на площади, выпороть — и при всех отдать на поруки родителям. Мол, не набралось ума, соплячье, так я его через задние ворота вгоню. А остаток родители доложат.

Понятное дело, ячейка бунтовщиков в данном городе была деморализована.

Кровь мучеников, конечно, является питательной средой для бунта. А поротые задницы?

Весьма и весьма сомнительно.

И друг на друга смотреть тошно, и людям в глаза — стыдно, и по всей империи разошлось, так что методику стали и в других городах применять...

Вот, горячий студент и решил уничтожить такого эффективного борца с революцией.

Неудачно.

Балбесов взяли на стадии подготовки, узнали планы и ошалели. Бомба?

Да, но, черт побери! Начиненная несколькими горстями поражающих элементов, таких, как гвозди, металлические шарики, прочий тяжеленький лом...

Сволочи!

Ведь взорвись такая пакость на улице, пострадает куча ни в чем не повинного народа! Но борцов за свободу этого самого народа подобные мелочи не останавливали.

Парня взяли, вместе с друзьями, и приговорили к повешению. Ученому это не понравилось, и он бросился в ноги государю.

Его величеству это тоже не понравилось.

Но — ладно, ценный специалист имеет право на определенные капризы. Так что Романов организовал братцам встречу, дал почитать протокол, разъяснил все обстоятельства дела...

Не помогло.

Ученый настаивал.

Его величество решительно отклонил все просьбы о помиловании, и это понятно. Прощать террористов?

Это для самоубийц, а его величество таким никогда не был.

Ученый, с красивым именем Артемий Дмитриевич, разозлился, инсценировал свою гибель и поклялся отомстить. Конечно, императору, понятное дело, это ж он виноват, что у дураков задницы чешутся! Недопороли!

В подробности меня опять не посвящали, но я поняла так, что пара акций увенчалась успехом. Сам император не погиб, но кое-кто из его родственников, к которым было легче подобраться...

И вот!

В дневнике княжны Горской записано о встрече Матвеева с этим человеком.

Романов начал копать. Активно, так, что земля во все стороны полетела.

Матвеев свидетелю не обрадовался, и постарался устранить Милонега. Но одно дело — гвардеец, хоть трижды самый разблестящий, другое дело — княжна Горская. Как ни относись к князю, но подобраться к его родным было не так-то легко. Дом князя был защищен по всем правилам, ритуалы проведены, на родных тоже, любил он там дочь или не любил, а позаботился. Это плюс.

И достать княжну стало сложно.

Примерно в это время князь заключил помолвку с Демидовым, княжна резонно устроила истерику и оказалась под замком и под наблюдением. Чтобы от радости не удавилась.

Милонег запаниковал, рыбка срывалась с крючка.

Матвеев запаниковал. Поди, поживи на бомбе! И зацепил Милонега.

Так и попал к княжне артефакт, который она испытала. В результате на ее место пришла я.

Минутку?

— А я думала, покушались на Демидова? Простите, государь...

— Это — тоже. Матвеева вполне устроило бы, погибни вы вместе с женихом.

Одним махом семерых побивахом. С-сволочь.

— Понятно, государь.

— Потом все вышло из-под контроля.

Ну да. Встретиться с княжной Милонег не сумел, да и вообще, сдался он мне! Три раза! Отшила, ничего не взяла...

— А что планировалось на том вечере, государь?

— Тот случай, княжна, когда два интереса сталкиваются на повороте, и от них только щепки летят. Вы сами понимаете, что для ее высочества Александры мой сын — крайне удачная партия. Была...

Я промолчала. Лучше в это не лезть, и не говорить, что в английской династии кровь не особо хороша. В этом мире Елизавета Тюдор плюнула на все и родила от мага сильного ребенка. Сильного мага.

Но...

То ли мага она выбрала неудачно, то ли проклятие какое наложилось... в династии английских королей время от времени проявлялось безумие. И кого оно затронет — неизвестно. Лотерея.

Порченная кровь, этим все сказано.

— Ее высочество спланировала приворот. Матвеев хотел избавиться от вас.

— Таким образом?

— Да, и от Милонега тоже. Что до моего наследника... вполне возможно, целью был не он, а ее высочество. Если вы не в курсе, Матвеев мечтает пристроить Анастасию за Василия.

Не в курсе?

Да тут разве что статуи тему не облизали, потому что молчат. Они же каменные! А все остальные не просто в курсе — уже даже сплетничать престали. Надоело!

Несколько заклинаний наложились друг на друга, и получилось...

Дрянь получилась, между нами-то говоря. Но так бывает даже с таблетками. К примеру, пьешь ты противозачаточные, потом заболеваешь гриппом, глотаешь антибиотик — и залетаешь. Не все и не всякие, но в сочетании может быть и такой эффект. Одно лекарство отменило действие другого. Или нейтрализовало его. Или...

Итак, приворот пошел на меня. А еще покушение. И я сбежала из столицы.

— А почему Милонега не убили тогда? Государь?

— Потому что сам по себе он был не слишком опасен. Прикормлен, на коротком поводке, да и... считайте, Мария, вы его спасли. Матвеев не знал, где вы, что с вами... есть ли смысл устранять Милонега, если вы живы? И информация в любой момент пойдет — куда? Неизвестно...

Я медленно кивнула, укладывая в своей голове новые факты.

Что ж, тогда объяснимы покушения на меня. И не Матвеевские ли лапки дотянулись до Дарьи Благовещенской? Разъяснить бы этот вопрос?

Ладно, это я Романова спрошу.

— Надо сказать, сбежали вы, Мария, очень удачно. Привязка не успела закрепиться. Это ведь не абы что, а магия крови, на всю жизнь делалась, там надо быть рядом, а в идеале и разделить постель. И снова — вы этого не сделали. Василий остался... пусть не полностью свободен, но достаточно.

— А если бы была завершена привязка?

— Он смог бы иметь детей только от вас. Или от той женщины, к которой привязан. А он мой первенец и наследник.

Я медленно кивнула.

Паршиво, что уж там. Вспомнить хотя бы печально известного Николая Второго. Вот уж апофеоз маразма!

Делал ты сына, получился гемофилик! Ну, выдай ты замуж дочерей и если у кого-то появится здоровый внук — срочно его в наследники! Что, догадаться сложно? А если кому что не нравится — на освоение Сибири! Или покорение полюсов! Зато преемственность власти обеспечилась бы.

Нет, не понять...

А тут принцесса с сомнительной родословной (в плане проклятий и болячек), и дети только от нее. Но у государя есть ведь и другие дети.

Но...

Увы, это слово — но! Всего две буквы, но сколько пакостей!

Если внутри царской семьи начнется раздор, ничем хорошим это не закончится. В выигрыше будет только заграница.

Ладно, с этим ясно.

И покушения ясны, и...

— А почему на меня тогда покушались в Березовском?

— Мария, вы умная женщина. Подумайте сами, Матвееву это было выгодно?

— Нет.

— И покушения-то глупые...

— Мне это тоже приходило в голову, государь.

— Вы еще не догадываетесь, кто?!

— Анастасия Матвеева?

— Да, Мария. Именно Анастасия Матвеева. Пока вы живы, она не сможет стать женой Василия.

— Но если привязка идет с крови — на кровь?

— Я пока не знаю, на что она рассчитывает. Но Романов это еще выяснит.

Я промолчала.

Ну... более-менее логично. Но наверняка есть еще и второй слой, и третий, о которых мне никогда не расскажут.

Матвеев лезет на Урал, другие юрты пытаются его остановить...

Нет, не разобраться. Разве что с Благовещенским еще посидеть, подумать?

Эх, был бы жив Андрей Васильевич, он не отказал бы. А так...

Сплошные сложности.

Его величеству надоело смотреть на меня, и он перешел к делу.

— Мария, мне нужно раз и навсегда покончить с этой ситуацией. Поэтому мне нужна ваша помощь.

— Приказывайте, государь.

— Первое. Игорь Никодимович скажет вам, куда и к кому прийти. С этой привязкой надо кончать... если ее нельзя вырвать, ее надо перекинуть на другую девушку.

С хорошей родословной и вообще подходящую. Поняла.

— До той поры вы не должны оказаться в одной постели с цесаревичем. Чем меньше вы будете с ним видеться, тем лучше. Его к вам тянет, хотя и неосознанно, но пока вы были далеко... расстояние играет значение. Сейчас вы рядом, тяга начнет усиливаться. Надо с этим разобраться — и быстро.

— Да, ваше величество.

Цесаревич что — не черта не знает?!

Однако!

Я еще на своих родителей бочку катила? Мама, папа, простите идиотку! Здесь вообще играют, как фигуркой в шахматах и извинений не дождешься. И кто!

Родной отец!

— Вы понимаете, что все должно остаться между нами?

— Да, государь.

— Я не беру с вас клятву на крови, потому что обстоятельства могут поменяться, но вы меня поняли, Мария.

— Да, государь. Я вас поняла и буду молчать.

— Романов с вами свяжется в ближайшее время.

— Да, государь.

— Второе. Матвеевы. Сейчас они полезут на Урал. Демидовых, считайте, не осталось — прямых наследников...

— Ваше императорское величество, прошу меня простить...

— Слушаю, Мария?

— Мой приемный сын по крови — Демидов. Прямее некуда.

— Вот как? Подробности? Хотя... потом. Пусть Романов возьмет у него кровь, если окажется, что он Демидов, тогда мы встретимся еще раз. Тогда пока оставим это, мне надо обдумать вопрос.

— Да, государь.

— Третье. Мария, так уж сложилось, что Матвеев попробует устранить вас.

— Ловля на живца, государь?

— Можно и так сказать. Поэтому...

— Я ценю ваше благородство, государь.

Кажется, мне удалось удивить человека.

— Кхм?

— Вы могли бы и не предупреждать, государь. Просто использовать меня в своих планах.

— В том и дело, Мария. Когда человек знает о планах и способствует их выполнению, дело идет лучше. Не со всеми, но вы именно к этому типу людей и относитесь.

Спасибо за лесть. Но верится с трудом.

— Мария, я понимаю, что это опасно, но все будет компенсировано, обещаю.

— Государь, мне ничего не нужно. Но я прошу в случае моей гибели, позаботиться о моей семье.

— Всем что-то нужно, Мария. Но я запомню, и обещаю — я позабочусь о ваших близких. Ваши дети?

— И мои названные братья. Ванечка и Петя. Иван и Петр Синютины.

— Кхм...

Кажется, мне удалось еще раз удивить его величество.

— Обещаю. О них позаботятся.

— Благодарю, ваше величество.

— Я провожу вас, Мария. И вызову еще раз — на аудиенцию. Не удивляйтесь, если пойдут определенные слухи.

Ну да.

Тебе удаль не в укор, а мою репутацию ты опустишь ниже плинтуса. Хотя...

Плевать!

Замуж я все равно не собиралась!

— К чистому грязь не липнет, государь.

— Вы умны, Мария. Не будьте же слишком умной.

— Как прикажете, государь. Сразу же после ужина начну срочно глупеть.

Я сделала 'няшные глазки' и захлопала ресничками.

Его величество от всей души рассмеялся.

Так мы по дворцу и прошли, под взглядами придворных и слуг. М-да, уже завтра полгорода будет сплетничать, что я его величеству во всех позах дала.

Прямо на столе, в кабинете.

Одно утешает, хоть две пиявки отвалятся. Вряд ли папаша теперь прицепится с замужеством. Да и Храмовы хвост подожмут!

А все равно — неприятно.

* * *

В том же ключе высказался и Ваня.

— Маша, как-то это...

— Это — что? — я была не в лучшем настроении. Вот и рычала по поводу и без повода.

— Император же...

— Ты о том, что он меня подставил?

— Я бы не стал так говорить, — замялся Ваня.

— Ага, а делать, значит, можно?

— Маша, это государь...

— Вот именно, Ванечка. Вот именно.

— Маша?

Я вздохнула, осознала, что брат ничего не понял, и принялась объяснять.

— Ванечка, солнышко, я — величина?

— Ну...

— Нет. А император?

— Да.

— Вот. Если сравнивать... ты будешь объяснять тараканам, за что им достается тапкой?

— Не буду.

— А меня пригласили, объяснили... как ты думаешь, зачем?

— Не знаю? — задумался Ваня. — Зачем?

— Подозреваю новый этап какой-то сложной интриги. Точно сказать не могу, потому как всей информацией не владею, но чтобы власть имущие считались с власть не имущими? Такого не бывало никогда.

— Хм...

Ваня покусал палец. Потом почесал в затылке, и, простимулировав таким образом мыслительную деятельность, подвел итоги.

— Драпать надо?

— Надо. Но не дадут.

— Плохо.

Да вот кто бы сомневался, что плохо. Но и удрать нам не дадут, и прыгать по команде придется...

— Ваня, я составлю завещание.

— Маша! Ты что!?

— Ванечка, солнышко, помолчи и послушай.

— Да?

— Я оформлю завещание на детей и вас с Петей. Им свое, вам свое. Тебе Лощинку, Пете крупную сумму денег, мальчишки тоже свое получат. Нилу рудник, Андрюшке все, что осталось от его отца... я все распишу, и что, и кому, и куда. А ты будь любезен, следуй указаниям. Не пропадете, обещаю. Только малышню не оставляй, ладно?

— Обещаю.

— И будь человеком, не женись, пока Андрюшке хотя бы четырнадцать не исполнится, чтобы мальчишки могли за себя постоять. Мало ли какой твой жена окажется.

Ваня помрачнел. Про маман вспомнил, оно и понятно.

— Я обещаю. Но ведь все будет хорошо, правда?

— Обязательно будет, — кивнула я. — Главное, чтобы мы были при этом самом всем.

— Маша, это как-то звучит...

— Да нормально это звучит, — поморщилась я. — Нормально. И вообще я допускаю — все.

— Я... Маша, давай все-таки уедем?

— Куда?

— Да хоть бы и в Францию!

— Ах Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже, нужны как в бане пассатижи.*

*— В.С. Высоцкий. Письмо к другу, прим. авт.

— Что?

— То. Горькая, но правда. Не нужны мы там никому. Мы и тут-то никому не нужны, кроме себя самих, так что держись, братишка.

— Маша... мне страшно.

А мне-то как было страшно! Но я старшая и самая крутая, так что пришлось улыбаться.

— Ваня, Ваня... справимся. Обещаю.

Ваня шагнул ко мне, опустился на пол, обхватил меня за колени...

— Маша, Машенька, не умирай, пожалуйста...

И смеяться не хотелось над умоляющими глазами, над отчаянным лицом. Только пригладить взъерошенные вихры.

— Я все сделаю, чтобы выжить. Я вас просто так не оставлю.

Братишка не верил, но и выбора у него не было. Не вешаться ж превентивно? В надежде, что мучиться меньше будешь?

Нет уж. Мы еще помучаемся, а если повезет, то и врагов с нами вместе зароют. А еще лучше — без нас. В индивидуальной могилке.

Даешь простор и ячность?

Однозначно!

Интерлюдия.

Игорь Никодимович нечасто относился к людям хорошо. Работа у него такая, понимаете ли, подозревать, что каждый второй человек сволочь, а каждый первый — дурак. За редким исключением.

Вот, сейчас он как раз и беседовал с одним из этих редких исключений.

— Что вы можете мне сказать?

Собеседник удобно устроился в кресле и грел в ладонях бокал с коньяком.

— Мария Ивановна — девушка крайне неглупая, серьезная, решительная. Риска не боится, но зря рисковать не будет. Свою семью будет беречь в любом раскладе, и кидаться за них будет... я однажды такое видел.

— Да?

— Да. У меня была кошка, вот, она, защищая котят, кинулась на собаку. Нос ей располосовала, глаза чудом уцелели...

— И что случилось с этой кошкой?

— Собака ей перегрызла лапу, но котята остались целы. И кошка выжила.

— Будем считать это неплохой аналогией.

— Вот, Мария Ивановна напоминает ту кошку. За свой выводок она на кого угодно кинется.

— Главное — правильно мотивировать?

— В том числе. Но мне бы не хотелось...

— Понимаю. Вы к ней привязались?

— Да.

— А что вы готовы для нее сделать?

Вопрос явно застал собеседника врасплох.

— В каком смысле?

— В буквальном, друг мой. В самом, что ни на есть буквальном.

— Я для нее готов на многое, а вот она для меня — вряд ли, — просто ответил собеседник. И отхлебнул коньяка.

— А вам бы хотелось изменить эту ситуацию?

— Смотря как, друг мой, — иронично парировал собеседник. — Смотря как.

— К примеру... Марию Ивановну все равно надо будет выдавать замуж.

— И вы рассматриваете меня, как подходящую кандидатуру? Смею вас заверить, она не согласится.

— Ну, при правильном подходе она не просто согласится, а еще и попросит вас об одолжении.

Александр Викторович Благовещенский, а это был именно он, покачал головой.

— Не надо, друг мой. Не стоит. Я не лучший супруг для молоденькой девушки с трудной судьбой.

— Это как сказать. Ей нужен рядом кто-то достаточно сильный, чтобы защитить ее, и достаточно взрослый, чтобы не сломать. Его величество... разрешил мне присутствовать при его беседе с княжной, и я был поражен ее суждениями. Иногда мне кажется, что княжне не двадцать лет, а в два раза больше. Ей не подойдет юнец с ветром в голове, ей нужен кто-то посерьезнее.

— Княжна об этом знала? О вашем присутствии при ее беседе с императором?

— Нет. Не знала.

Благовещенский иронично улыбнулся.

— Она очень сложный человек, Игорь Никодимович. И советую это учитывать. Когда она поймет, как ее использовали, она не простит.

— Мне не нужно ее прощение. Мне нужно сотрудничество.

— Сотрудничать она будет. И поймет. Но не простит никогда.

— Никогда — это слишком короткий срок для вечности.

— Не будем философствовать, друг мой. Так что вы предлагаете мне сделать?

Романов тоже сделал глоток коньяка и одобрительно кивнул.

— Обсудим.

* * *

— Она в городе!

Девушка мерила шагами комнату.

Хороша она была — хоть ты сейчас садись и картину рисуй.

Огромные миндалевидные глаза черного цвета, ладно, очень темно-карего, но почти черного, черные волосы, точеное личико, за фарфоровой белизной которого ухаживали часами — не дай Бог веснушки появятся, лучше смерть!

Фигура тоже выше всяких похвал. Где надо — пышно, где надо — узко, изящные руки, маленькие ступни...

Девушку можно было предъявлять как эталон. Сочетание породы и больших денег, и вы получите такой шедевр.

Жаль только, сейчас прелестное лицо было искажено от ярости, а губы искусаны. Ну ничего, алее будут!

Девушка остановилась, метнула в стену вазу, пронаблюдала за сверкающим градом осколков и топнула ножкой.

— Гадина!!!

Да, и такое бывает. Когда другая перехватывает то, что предназначалось тебе. Обидно же, господа!

Разве она не создана, чтобы блистать?

Разве не пойдет ей корона?

А как звучит? Ее величество Анастасия!

И ведь бывало такое! И Матвеевы были в королевском роду, и принцессы не брезговали выходить замуж в их юрт. Но... отец сказал, как гвоздь в гроб забил.

Сейчас Рюриковичи не рискнут с нами родниться, слишком много мы силы набрали.

А хотелось.

Не просто хотелось, Анастасия понимала, что нужно-то совсем немного. Приложи усилия, и колесо провернется, и на древний трон может сесть ее сын. И...

Это открывает возможности.

Но понимал это и Иван Четырнадцатый.

С другой стороны, если цесаревича застанут с Анастасией в компрометирующей ситуации — никуда он не денется. Женится, как миленький.

Когда отец узнал о привороте, он очень обрадовался. Что проще — разработать свое или чуть-чуть подправить чужое?

Конечно, второе!

Тем более, что есть хороший специалист... Анастасия шла на бал с чувством... ах, с чем сравнить это чувство? Что ты поймал за хвост птицу удачи?

Как вино, будущее счастье кружило голову.

Императрица Анастасия!

Дайте время, дайте только время, а уж ждать Матвеевы умеют. И плести интриги тоже... пусть придется ждать год, два, десять — разве это важно? Когда на кону — Корона?

И вдруг все идет кувырком.

Взрыв, трагедия, больница, постаревший на десять лет отец...

И — крушение всех планов.

Привязка среагировала... черт побери, да кто мог знать, что так получится?! Хотели перевести все на Анастасию, а получилось...

Видела она эту княжну Горскую. Что в ней такого? Толстая, страшная, тупая... Корова!!!

И когда отец сообщил, что княжна нашлась, что она в Березовском... кто бы удержался на месте Анастасии?! Дело было даже не в привязке — в мести! Пусть почувствует на себе, пусть кричит и корчится от боли, пусть....

Гадина!!!

Родители и сами не подозревают, как много дети знают об их делах. Отец чуть тогда не убил Настю, но дело было сделано.

Неудачно!!!

Да что этой гадине — сама сила ворожит?

А теперь, вот, она опять в столице. И принята при дворе. И...

Анастасия задохнулась от гнева.

Да, его высочество может жениться только на невинной девушке, иначе это морганатический брак. Но...

Исключения есть всегда.

И можно не жениться, можно стать фавориткой. Можно — многое.

Анастасия отлично знала, что этот приворот неснимаем, вот ведь какое дело.

И что ей теперь делать?

Анастасия шагнула к зеркалу. Погляделась на себя... это зрелище всегда ее успокаивало.

Она знает, что ей надо сделать. Берегись, гадкая корова! Я тебя еще достану!

Глава 3

Первые шаги — вылезли враги.

— Мария Ивановна, вам письмо.

Я взяла из рук слуги изящный конверт. Да, тут не просто пахнет большими деньгами — тут ими смердит.

— И что тут у нас?

Вопрос был риторическим, потому как сургуч легко раскрошился под пальцами.

— Ёжь твою рожь!

Уважаемая госпожа Храмова.

Прошу принять меня для разговора о взаимовыгодном деле. Завтра, в десять утра.

М.И. Матвеев.

— Очень приятно, царь.

И что тут еще скажешь?

Матвей Матвеев, тот самый глава юрта Матвеевых, папенька психованной кошки, которая пыталась меня убить, хотя и не своими руками...

Пришлось отписываться, что буду рада видеть столь милого человека. И тут же Романову.

Пусть разбирается!

Господи!!! На Урал хочу!!!

Лучше стадо гадов, чем столица! Змеи — такие милые, добрые, няшные... по сравнению со столичными заморочками...

Да я каждую гадюку расцелую! Лично — и два раза! Только отпустите!

* * *

До вечера у нас перебывали:

Романов. Побеседовали. Захотелось взвыть.

Бригада медиков. Взяли кровь. Захотелось убить.

Маги. Хотели снять приворот.

Вот тут мне даже убивать уже не захотелось Это просто песец, уж вы мне поверьте.

В меня тыкали иголками.

Вокруг меня чертили фигуры разноцветными мелками.

Вокруг меня возжигали разноцветные же свечи.

Гостиную загадили и задымили так, что ей-ей, можно было подумать, я в ней держу дракона с хроническим гастритом. Сожрали всю выпечку на кухне, выпили весь кофе и подобрались к запасам чая. Довели меня до невроза, а Нила да тонкого нервного шипения. Полоз совершенно не желал слазить у меня с рук. Чувствовал, что дяди — три штуки, все маги, воздуха, воды и огня, лучшие придворные специалисты в своем деле, судя по структурированным каналам, относятся к нам ничуть не дружественно. Даже наоборот — как к забавному казусу.

Как биологи к лягушке.

Ой, а если ей лапку оторвать?

А если ее током подергать?

А посмотрите, мы ей голову отпилили, а она все равно ползет...

Этакое вивисекторское восхищение.

На кого будем перекидывать приворот, мне пока не сказали, рано. Сначала надо нащупать путь. В принципе, что один раз сделано было, то и повториться может, но надо знать — как. А с этим были проблемы.

Гениями эти маги не были. Даже рядом с гениями — не стояли и не лежали. Подходы были стандартные, все по учебнику, все без души. Но это я понимала.

Настоящего гения на зарплату не посадишь, скучно ему будет. Нетворчественно. Не то, не так... его же в рамки не загонишь, у него вдохновение. А на работе должна быть отчетность. Вот и возникает когнитивный диссонанс, хотя тут и не знают этого словосочетания.

Маг, который делал приворот, был стандартным. Тут все понятно.

А вот переброска произошла из-за наложения двух заклинаний. И второе разрабатывал гений. То есть — шиш повторишь.

Но маги честно пытались.

У меня голова пошла кругом от сочетания: дифферентация потоков по резистентности в условиях когерентного резонанса. А что это может означать...

Вроде и по-русски говорят, но лучше б на китайском. Там хоть понятно, что ничего не понятно, а здесь ясно, что я дура.

И кажется, не я одна.

Маги ругались, спорили, повторяли раз за разом свой действия, то чередуя, то что-то изменяя в схемах, и я буквально видела, как вытягиваются у них физиономии.

Увы...

Не то, что переделать — они даже разобраться не могли, что именно надо переделывать.

Для себя я сделала вывод.

Надо найти того ученого и поговорить с ним. И вытащить его имя из Романова, кстати говоря.

А что?

Пусть переделывает, что наворотил, а я ему в ответ что-то интересное подгоню. Кровушки нацежу, грамм сто, на опыты. Думаю, с гадюками макси-версии он еще не встречался. А гению наверняка будет интересно.

Так что я стала ждать Романова с нетерпением.

Он как раз обещал к Матвеевскому визиту подгадать, полчасика у нас будет, вот я его и тряхану. Пусть колется.

Не то я его сама потыкаю чем-нибудь остреньким.

* * *

Романов явился в девять утра. Не приехал на коляске, а потихоньку, пешочком, через верь для прислуги, в плаще и шляпе, почти неузнаваемый, да еще и что-то для отвода глаз прицепил. Хорошо хоть сказал заранее, а то попался бы в ловушку, лечи его потом. Так себе и представляю — ваше величество, это не я, это он сам! С морей стороны это была самозащита, имею я право защищать свой дом, чем хочу?

Вот!

А что Игорь Никодимович попался в ловушку... мне его тоже жалко, хороший человек... был. Паранойя у меня в столице не просто обострилась — она переросла в манию и активно чесалась.

У Романова тоже, потому что с собой он взял еще мага воды, который вежливо раскланялся со мной.

— Мария Ивановна, от Матвеева нет известий?

— Он не передумал,, если вы об этом, — отозвалась я.

— Об этом...

— Интересно, о чем он хочет со мной поговорить?

— Вот и узнаем. Вы поговорите, я послушаю...

Кто бы сомневался. Но свои пять копеек я все равно подкатила.

— Как звали того ученого, Игорь Никодимович?

— Зачем вам, Мария Ивановна?

— Как — зачем? Спрошу у Матвеева, где его найти можно.

Романов аж задохнулся от такой неприкрытой наглости.

— Вы уверены, что он ответит?

— Но я ничего и не теряю, верно?

Верно. Так что Романов помялся пару секунд и выдал военную тайну.

— Семен Семенович.

— Горбунков? — не удержалась я.

— Горбатов, — недоуменно отозвался Романов. — А Горбунков — это кто?

— Замечательный человек, — вздохнула я со всей возможной лицемерностью. Да и лицемерить особо не пришлось — разве я врала? — Жаль, его уж с нами нет.

— Ну-ну.

Я промолчала.

Горбатов, значит. Спросим.

Романов с молчащим магом были препровождены в соседнюю гостиную, откуда можно было наблюдать и слушать, а я осталась ждать дорогого гостя.

Ровно без двух минут десять слуга вошел в гостиную.

— Госпожа, его сиятельство Матвей Иванович Матвеев принять просит.

— Проси, — кивнула я.

И подмигнула в ту сторону, где должен был сидеть Романов. А потом поднялась из кресла навстречу гостю.

Что тут скажешь — хищник.

Высокий, сухощавый, видно, что не первой молодости, но также видно и другое. У меня так знакомый тренер по карате двигался, который всю жизнь и тренировал, и тренировался — Матвеев тоже не чужд боевым искусствам. Маг воды, сильный, тоже заметно.

Глаза жестокие, лицо холодное и спокойное, на губах любезная улыбка, но ёжь! Почему мне так бронежилет захотелось доделать? И бомбоубежище?

Здесь и сейчас этот человек меня пугал. Очень пугал.

А поскольку никто не говорил, что Матвей Матвеев их пугает, напрашивался вывод. Для меня подняли маску...

Бррррр!

Внешне я постаралась ничего не показать. Мило улыбнулась.

— Добро пожаловать в мой дом, ваше сиятельство.

Хоть бы букетик хозяйке подарил, хамло.

— Госпожа Храмова.

Матвеев чуть обозначил кивок головой. Я обиделась.

Ладно, руку мне мог бы и не целовать, это по желанию. Но это он у меня в гостях, а не наоборот!

Напрашивается вывод — будут давить. Меня. Танком.

Ну и ладно, окоп выручит. Особенно, когда в нем начальник тайной государевой службы окопался.

Я мило улыбнулась и промолчала. Ему нужно — пусть он и говорит. А я вот на розу полюбуюсь... подвяла, что ли?

Нет, просто лепесток завернулся, расправить надо.

Матвееву мое невнимание надоело ровно через двадцать секунд. Если переводить на нормальный языке — меня постарались напугать, а я постаралась продемонстрировать, что мне наплевать. Один — один.

— Мария Ивановна, надеюсь, вам нравится в столице.

— Да, Москва очаровательна. Но дома, в Березовском, мне нравится гораздо больше, — призналась я.

Матвеев сощурился.

— Наверное, вы хотите уехать домой?

— Безусловно хочу.

— Так что же вам мешает?

— Исключительно воля монарха, — я по-прежнему улыбалась, напоминая себе пингвина с Мадагаскара.

— Воля монарха — закон для подданных, — согласился Матвеев. Разговор явно не клеился, поэтому мужчина перевел его на погоду.

Мы вежливо обсудили природу, погоду, последние светские сплетни, причем Матвеев все это время смотрел на меня, как солдат на вошь, а я улыбалась и ощущала себя уже Гуимпленом. *

*— В. Гюго, 'Человек, который смеется', прим. авт.

Первым это надоело Матвееву. Оно и понятно, у меня только семья и дети, а у него целый юрт. Внимания требует, заботы, понимания... так что Матвей Иванович резанул сплеча.

— Мария Ивановна, я бы хотел выкупить кое-что из наследства вашего покойного супруга. Два рудника, Олсуфьевский и Уторпский.

— Не продается, — так же не стала ходить я вокруг да около.

— В этом мире продается все.

— Правильно. Но эти два рудника я вам не продам. Это наследство моего сына.

Матвеев пакостно усмехнулся.

— К тому времени, как он вырастет, это будут не рудники, а сплошные убытки. Мало ли что...

— Мало ли кто?

Не переживайте, на Урале к таким 'ктотам' относятся проще. Закон — тайга, прокурор — медведь. Протокол — у волка под корявой елкой.

Вслух я этого, понятно, не сказала.

Матвеев, кажется, и так все понял, без озвучки, потому что прищурился вовсе уж нехорошо.

— Не продадите?

— Не вам. Лучше уж я рудники казне подарю, — припечатала я.

— Вот даже как?

Матвеева мои шипелки только позабавили.

— Мария Ивановна, я не был бы так категоричен на вашем месте.

— Хм.... Понимаю. Но у вас нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.

— Вот как?

— Да.

— Рудники я готов оценивать не в интересах, а в рублях.

— А зря, — протянула я. — Вот если так прикинуть, Демидов недавно померши. А мои два рудника отлично с его объединяются. У меня никель, марганец, а у него железо, медь... в комплекте оно куда как выгоднее, если все у одного хозяина.

Да, Храмов тихой сапой пригреб под себя аж шесть рудников. Я ошалела, когда узнала. Мы-то на один съездили, который ближе всего был, а так...

Вернусь в Березовский — надо будет поездить, как раз и малышня подрастет, их с собой везти можно будет.

Матвеев прищурился.

— Даже так, Мария Ивановна?

— Почему нет? Я только не уверена, что вам что-то достанется из Демидовского наследства. У него родня есть.

— Сколько там той родни, — презрительно махнул рукой Матвеев. — Значит, не продадите?

— Матвей Иванович, а вы бы на моем месте продали?

— Я не на вашем месте, Мария Ивановна.

— И то верно. За вами убийцы не охотятся, да еще такие глупые, аж жуть.

Матвеев полоснул меня взглядом.

— Смотрите, не пожалейте о своем решении. Юрт мог бы защитить вас от убийц.

— Так речь идет о продаже — или о защите? — прищурилась я в ответ.

Матвеев уселся обратно в кресло.

— Почему бы нет? У нас в юрте есть несколько неженатых мужчин, а вы молоды, плодовиты и можете составить неплохую партию.

Козел.

— Тогда я уж лучше за Алябьева пойду, — съехидничала я. — Там целый второй сын главы юрта. Вы мне можете предложить что-то более выгодное?

— А Алябьев предлагал — это?

— Предлагал, — кивнула я. — Я отказала, потому и не виду смысла хранить тайну.

Чтоб вы друг друга сожрали, пауки проклятые!

Матвеев хмыкнул что-то и призадумался.

— Мария Ивановна, — в этот раз его голос звучал чуть мягче, — вы должны понимать, что эти рудники лежат в сфере наших интересов. Я не отступлюсь.

— Я понимаю. Вашей семье вообще свойственна настойчивость, — заверила я. — К примеру, вашей дочери. Вы не слышали, какая интересная история произошла на Урале? В Березовском?

— И какая же?

Я пересказала все события в Березовском. Из последнего, с Дарьей Благовещенской и Демидовым. И закончила невинным.

— Демидов уверял, что вы причастны ко всему кошмару. Но ему, конечно же, никто не поверил.

Матвеев покачал головой.

— Это не мой стиль.

— Верно. Но всех ли вы контролируете?

— Мария Ивановна...

Я развела руками.

— Я не подозревала вас, Матвей Иванович, по очень простой причине. Если бы вы открыли на меня охоту — я была бы мертва.

Ответом мне была улыбка. Совершенно безумная и жестокая, брррр!

— Разве я мог бы?

— Для блага юрта? Даже своими руками, не сомневаюсь.

Улыбка повторилась.

— Допустим. Но это действительно не я. Хотя мне и нужны рудники Демидова, но я пошел другим путем.

Я кивнула.

— Вы хотели лишить семью Демидова старинного талисмана, который дал им власть над горами. Вам это не удалось, но талисман сам рассыпался в прах.

— Откуда вы это знаете?

— Про талисман? Срок ему пришел, всему выходит срок.

Матвеев даже заинтересовался.

— И вы знаете, что это за талисман?

— Знаю.

— Так поделитесь же информацией, Мария Ивановна?

— Баш на баш, Матвей Иванович, — парировала я, размышляя о популярности имени 'Иван'. А что? Если царей так зовут, то и подданные не брезгуют. Здесь это имя, как модно говорить — в тренде.

— И что же вы хотите?

— Встретится с господином Горбатовым, конечно.

Лицо Матвеева словно льдом покрылось.

— Ничем не могу вам помочь.

— Не верю, ваше сиятельство, — кинулась я в атаку. — Уверена, что вы не успели поссориться с того времени, помните, как я вас видела мило беседующими?

— Так вы все-таки видели, — протянул Матвеев.

— Бог дал мне глаза, что в этом дурного?

— Бог дал и язык.

— И я его честно держала за зубами почти два года. И дальше держать буду. Но у меня есть проблема, которую мне хотелось бы обсудить именно с гением.

— И что это за проблема?

— Вы не гений, Матвей Иванович.

Я не соврала. Мне действительно хотелось обсудить что делать с приворотом. Вот некстати он мне, что хотите делайте. А смогут ли маги разобраться — бог весть.

— Допустим. Только допустим, что вы сможете обсудить эту проблему

— И я расскажу вам, что за талисман был у Демидова, как он действовал и что с ним стало. Мне все рассказал хозяин талисмана.

Хозяйка. Но это уже неважно, Ните мои слова ничем не повредят.

— Я подумаю над вашими словами, Мария Ивановна. Значит, вы ничего не продадите?

— Нет.

— Тогда разрешите откланяться.

— Мне было приятно пообщаться с вами, князь...

Мы обменялись улыбками и распрощались.

Я упала в кресло. Лучше б я дрова грузила! Два раза! По три вагона!

— Мария Ивановна, вы умничка, — Романов подошел ко мне, устроился в кресле Матвеева.

Я выдохнула.

— Прослушек — нет?

— Нет. Мы контролировали.

— И то хорошо. Игорь Никодимович, что происходит?

— Вы о чем,, Мария Ивановна?

— Понятно. Не ответите. Что за игра с Матвеевым? Зачем?

Романов посмотрел на меня жесткими и холодными глазами.

— Мария Ивановна, вы понимаете, что некоторые секреты нужно хранить до смерти?

— Вполне. Но?

— Сколько сыновей у нашего государя?

— Четыре. Василий, Иван, Андрей и Петр. А что?

— Вы ничему не удивляетесь?

— Честно говоря, удивляюсь. С этим приворотом, проще было бы цесаревича...

— Не проще. В том-то и дело, Мария Ивановна, что цесаревич Василий не сможет наследовать за отцом.

— Как?!

— Будь он достаточно силен... мы надеялись, что родовая магия справится с привязкой. Не получилось. А значит — он не может стоять во главе государства. Вы понимаете?

Я понимала.

— Ёжь твою рожь!

Ну да. Это как президент-зомби, дохлый номер...

— И кто тогда...?

— Мария Ивановна...

Получилось так укоризненно. Я выдохнула.

— А если привязку разорвать?

— Все равно. Его величество сделает для сына все возможное, но править цесаревич Василий уже не сможет. Вот беда...

Я выругалась еще раз.

— Но....

— Цесаревич Василий — сын от первой супруги, если вы помните. Цесаревич Иван — от второй. Петр и Андрей от третьей.

Я вздохнула.

— А подробности вам ни к чему, сами понимаете.

Понимала.

За каждым цесаревичем кто-то стоит. Или юрт, или...

— Кошмар. Простите, Игорь Никодимович.

— Ничего страшного, Мария Ивановна. — И каким же усталым мне показался в этот момент начальник тайной службы. — Все в порядке. Но допустить повторения мы не можем. Так получилось, что императорская семья — маги воды. Вода изменчива и вездесуща, она смывает все, она не терпит на себе печатей, но... ведь удалось же! А что сделано один раз, может быть и повторено.

— Надеюсь, что нет.

— Я тоже надеюсь. Но с этим надо разобраться сейчас.

Ёжь твою рожь!

И больше мне сказать было нечего.

* * *

— Ёжь твою рожь!!!

Больно же!!!

Это единственная мысль, которая у меня осталась. А все так хорошо начиналось...

Всего-то и надо было пойти и купить шляпку. Ладно, и перчатки мне нужны были, и сумочка, и хорошо бы еще два веера, один к новому платью, второй — мне просто очень понравился, а платье я к нему потом куплю...

И что?

Ходить по лавкам теперь запрещается законом?

Законом надо запретить этих гадких террористов! А лучше не запретить, а по методу того умного градоначальника — девяток повесить, а остальных пороть.

Долго. Вдумчиво и со вкусом, я сама возьмусь!

Ваня вызвался сопровождать меня. Бедный, бедный братик. Ходить с женщиной по магазинам? Это жестоко...

Но сам нарвался.

И я нарвалась.

С девушкой я столкнулась в магазине вееров. Она выбирала себе веер, я вошла внутрь, она обернулась — и я чуть назад не шарахнулась. Столько ненависти полыхнуло в темных глазах.

Словно я у нее любимую собачку джипом переехала, два раза.

— Ты!

Когда не знаешь, как себя вести — будь вежлива. Это главное правило жизни.

— Добрый день, госпожа...?

Веер полетел на прилавок.

— Что-то здесь помойкой запахло!

Девушка вылетела так, что только пыль взвилась. За ней поспешила дама лет сорока пяти, а я в удивлении воззрилась на приказчика за стойкой.

— И что это было?

— Эммм... Анастасия Матвеевна бывает немного резка, — заюлил приказчик. Еще бы. Он отлично видел и мое платье, и украшения, да и спутать меня с простолюдинкой не получится.

— Матвеева? — переспросила я.

— Да.

Суду все ясно. Эта и правда на меня злиться будет... ну и пусть. Черт с ней.

Мы выбрали веера, потом в соседней лавке Я приглядела замечательную шляпку, маленькую, из тех, что закалывают булавками, потом капор...

Все шло нормально. Но на выходе из третьей лавки...

— Сдохни, тварь!!!

И меня со всей дури ударили ножом.

В грудь.

Я даже не поняла сначала, что произошло. Закричал Ваня, зашумели люди, а я упала, простите, на задницу. Сила толчка была такой, что меня просто отбросило назад. Я сидела посреди дороги и глазами хлопала, как сова-шизофреник. Это что вообще было?

Убийца хотел ткнуть меня еще раз, но кто-то оглушительно засвистел, и мужчина бросился в толпу,, которая шарахалась от него. Да, мир другой, а люди нигде не рвутся грудью на амбразуру...

— Маша! Машенька, ты в порядке?

Ваня бросился ко мне. Я попробовала вдохнуть, выдохнуть...

— Да все в порядке, Ваня. Все хорошо.

— Но... он же...

Я рассмеялась.

— Ваня, ну не зря же я сидела над защитой?

— Маша?!

Брат уже дышал ровнее, видя, что я не собираюсь умирать. И крови на мне нет. И нож рядом валяется, вот он...

— Что случилось?

Городовой. Вовремя...

Ваня принялся объяснять, что на меня напали, а я сидела, дура дурой. Подниматься пока не хотелось. Что произошло?

Да ничего особенного. Просто всласть поэкспериментировав с кевларом, я поняла, что нормальной защиты мне не видать. Либо клади сорок слоев — и тогда я буду напоминать робокопа, по габаритам, либо...

А что — либо?

Защищаться ведь нужно!

Толчок инженерной мысли дали комбинезоны из латекса. А если вот такое же, но...

Материал должен быть другой. Нечто вроде очень тонкой кольчуги, легкой и гибкой. Реально ли это?

Вполне. Особенно если ты — маг земли.

Я думала вшить пластинки, но если меня ткнут между ними? Я защищу сердце, а получу ножом в печень? Или под лопатку? Или вообще в спину... кто сказал, что убийцы хорошо знают анатомию?

Пока мы ехали на рудник, пока мы ехали в Москву...

Образцы металлов у меня были. А Благовещенский честно тыкал в каждую пластину кинжалом со всей дури. Пулю, конечно, этот импровизированный корсет не остановит, в лучшем случае мне ребра переломает. А вот нож...

Дышать было больно. Двигаться — тоже. На платье дыра, попа в грязи, но я жива, цела и у меня ничего не сломано. Этого вполне достаточно.

— Ваня, помоги мне подняться и поймай пролетку.

— Да, сестричка.

Меня подняли на ноги. Городовой смотрел с уважением.

— Госпожа Храмова?

— Да. Мария Ивановна. А вы?

— Сидор Афанасьевич. К вашим услугам.

Я потерла грудь.

— Сидор Афанасьевич, я напишу заявление, но хотелось бы отдохнуть и переодеться.

Городовой закивал.

— А как это... он вас ножом, а вы, вроде как...

— Маг я. Маг, — процедила я.

Не демонстрировать же всей улице неглиже? И не рассказывать про сталь с добавками и присадками... я чего только туда не мешала. И титан, и молибден... на поток явно поставить не выйдет. Тут маг земли нужен, да не из худших. Проще списать все на магию — и обойдутся.

Городовой стал намного почтительнее.

— Понятно, госпожа. А куда явиться прикажете?

— Особняк Храмовых знаете?

— Старшего или младшего?

— Сергея Храмова, — кивнула я. — Младшего.

— Когда прийти, госпожа?

— Давайте часа через два, — попросила я. — Буду себя в порядок приводить.

Ваня уже поймал пролетку и теперь правил прямо ко мне.

Фууу...

Домой и только домой. Отмываться и подсчитывать синяки. Нет, ну что за жизнь такая? Из дома нормально не выйти!

* * *

Романов навестил меня через час после того, как я оказалась дома.

— Мария Ивановна, здравствуйте.

— Здравствуйте, — кивнула я. — Здоровье нам всем пригодится.

Синяк на груди болел нещадно. Бил, сволочь, в самый центр...

— Я привез с собой врача, надеюсь, вы не возражаете против осмотра?

— Не возражаю. Игорь Никодимович, я у вас 'под колпаком', да?

— Под колпаком? Интересное выражение...

— Игорь Никодимович?

— Скажем так, я посчитал, что на всякий случай рядом с вами должны быть помощники. Мало ли что?

— Сегодня я помощи не увидела.

— Почему же? Мария Ивановна, вас довезли домой, это первое. И поймали человека, который на вас покушался. Это второе.

— Замечательно! И кто его науськал на меня? — потерла я руки.

— Мария Ивановна, давайте сначала осмотр, а потом уж все остальное?

Я поморщилась, но вынуждена была согласиться.

Врач, оказавшийся представительным мужчиной лет шестидесяти, с седоватой бородкой и усами 'подковой', осмотрел синяк, промял мне грудину, расспросил об ощущениях и глубокомысленно покивал.

— Повезло вам, госпожа.

— Везение есть совокупность тщательной подготовки с паранойей, — меланхолично отозвалась я. А то нет, что ли?

Меланхолия тоже была в тему.

Моя защита надевалась по принципу корсета, сделать магнитные застежки или 'молнию' я просто не потянула. А потому надо было ее опять зашнуровывать. Весила она тоже несколько килограмм, и потела я в ней достаточно сильно, но снимать не собиралась.

Вот как ко мне Матвеев пришел, так и надела. Понадобится — я в ней спать стану! И ванну принимать!

Беда в том, что теперь надо ее опять затягивать. Хорошо хоть шнуровка на боку, чтобы я сама могла ее надеть и снять, без помощи горничной.

— Удар был направлен прямо в грудь, вам бы пробило легкое, может, и не убили бы, но выздоравливать пришлось бы не один день. Вам повезло.

— Это точно.

Я выпроводила доктора, оделась, зашнуровалась и вернулась к Романову.

— Что за магию вы применяли, Мария Ивановна?

— Никакой магии, — отмахнулась я. — Просто у меня под платьем корсет.

— Корсет?

— Да, потрогайте сами.

Романов покачал головой.

— Верю. Но...

— С металлическими пластинками, как я привыкла.

— Ах, вот оно что!

— Да. Простое везение, — рассказывать про свое ноу-хау я не собиралась. Выдам при случае и не за просто так. Поторгуемся еще.

— Действительно, везение. Я вам пришлю амулет, не снимайте, пожалуйста.

— Хорошо.

Защита будет кстати. Любая.

— Да, мой врач может взять кровь у вашего малыша. Его величество рассказал мне о Демидовых...

— Пожалуйста, — кивнула я. И отправилась за Нилом.

Сказать, что мелкому не понравился Романов?

Это как промолчать. Нил решительно не хотел идти на ручки к дяде, отворачивался, не шел на контакт, шипел, хотя уже мог отлично разговаривать для своего возраста, цеплялся за меня, а когда увидел врача, разверещался так, что, наверное, в Кремле услышали.

Пришлось усесться в кресло и начать его уговаривать.

— Малыш, это надо сделать.

— Ня-а!

— Нил, солнышко, это совсем не больно, пара капель крови — и все.

— Ня — ачу.

Не хочу, понятно. Кто ж захочет и кому понравится?

— Пожалуйста, детка. А я сразу подую, поцелую, и пирожки пойдем кушать вкусные...

Пирожками малыш заинтересовался, это было и вкусно и интересно. Так что мне удалось его уговорить.

Врач аккуратно царапнул палец мальчика, взял у него на круглое стекло капельку крови, и тут же закрыл ранку чем-то белым. Корпия, кажется.

— Вот так, держите. Игорь Никодимович, одну минуту.

Из саквояжа было извлечено такое же круглое стеклышко с пятном крови. Это что — Демидовская?

Интересное кино... у тайной службы образцы на каждую тварь есть? Действительно интересно.

Врач тем временем извлек из чемодана какой-то прибор, похожий на большие очки. В него и отправились стеклышки, одно в один 'глазок', второе в другой.

Врач пощелкал какими-то рычажками.

— Минуту...

Стеклышки засветились ровным зеленоватым цветом.

— Игорь Никодимович, все подтверждается. В мальчике действительно течет кровь Демидовых.

Я пожала плечами. Что я — врать стану? Императору? Самоубиться можно и попроще, и не так болезненно.

— С вашего позволения...

Я отнесла Нила на кухню, вручила няньке с наказом скормить малышу штук пять пирожков, с чем он захочет, и вернулась в гостиную.

Романов выглядел довольным.

— Мария Ивановна, я доложу его императорскому величеству о результатах проверки.

— Будьте так любезны.

— А теперь про вашего убийцу. Несостоявшегося, да.

— Что с ним не так?

Романов остро взглянул на меня.

— А почему вы решили, что с ним что-то не так?

— Я этого человека не знаю. Значит — заказ. Кто меня заказал?

— Он не знает. Этот человек вообще опиоман, знаете о такой болезни?

— Знаю. Сочувствую.

— Не думаю, Мария Ивановна, что этот человек оценит ваше сочувствие.

— А я и не ему, я в принципе, — махнула я рукой. — Кокаин, опиум... неужели нельзя разработать такие обезболивающие, чтобы на них не было привыкания?

— Это сложно, Мария Ивановна.

— А закись азота?

Честно говоря, других я просто не помнила. Новокаин? Лидокаин? Название-то я знаю, а формулу? Откуда мне ее знать? Кевлар вообще случайно запомнился именно из-за своей простоты.

А вот веселящий газ я точно помнила. Оксид азота один.

Романов кивнул.

— Да, это есть. Но дома им не воспользуешься, особенно при мигренях.

— Да, лучше подсаживать подрастающее поколение на наркоту, — проворчала я, понимая, что сейчас не время. Можно подумать, без меня тут не знают, к чему это может привести. Разберутся, не маленькие. — Значит, опиоман.

— Да. Ему предложили денег, если он ударит вас ножом.

— За деньги такие люди и мать родную убьют, понятно. А заказчика он видел?

— Откуда бы, Мария Ивановна. На человеке был амулет, искажающий внешность. Вроде бы, женщина, но точно он не уверен. Может быть и мужчина, вы же понимаете...

Понимаю. У меня даже кандидатура есть, но что толку? Романов и сам все понимает, но доказать ничего не получится.

Остается только посочувствовать друг другу и расстаться. На время. Думаю, на весьма недолгое время, до следующего происшествия.

Я как в воду глядела.

Поздно вечером, когда я уже ложилась спать, ко мне прибежала испуганная служанка.

— Госпожа!!!

— Что случилось?! — подорвалась я.

— Ваши братья!!!

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — дело плохо.

Ваня был красным и температура у него была под сорок.

Петя был бледным и холодным, как лед.

Мать вашу, это что за чудеса!?

Мальчишки лежали и не отзывались. Вообще...

— Срочно за доктором! — рявкнула я на слуг. — Немедленно!!!

Кто-то помчался по лестнице так, что только каблуки простучали.

Я заметалась по комнате.

Лекарства... какие у нас есть лекарства? И что им можно дать? И можно ли что-то дать?

Что это вообще за болезнь такая!?

Что происходит!?

Долго мне ответа ждать не пришлось. В дверь постучались и слуга вручил мне письмо. Скорее, запечатанную сургучом записку.

Если вы хотите увидеть своих 'братьев' живыми, советую поторопиться. Порча 'родной крови' действует быстро, к утру их не будет в живых, если мы не договоримся.

Экипаж ждет, не медлите.

Вся записка.

Я задумалась. Потом рявкнула на слуг.

— Так. Ты бежишь к Романову, записку сейчас напишу.

Три слова. Про порчу родной крови, прикладываю записку, присланную мне, Романов поймет.

— Ты — к Благовещенскому, чтобы он приехал к моим детям и ждал меня до утра.

— Госпожа...

— Цыц!

Я собралась и готова была действовать. К счастью, подонкам нужна я, а не мои дети.

Есть шансы, что меня не убьют?

Да, весьма скромные.

Есть у меня выбор?

Нет. Я не готова платить жизнями мальчишек, не могу я так... Аринка, зараза, чтоб ты жива была'! Найду — лично пришибу, подставила ты нас, стерва!

Что я могу сделать?

Только одно.

Я отправилась к себе в комнату, тщательно оделась, поцеловала Нила и Андрюшку, подумала, что завтра они могут уже стать сиротами...

Но этот узел надо разрубить.

Если я правильно помню, где-то далеко сейчас умирает Арина. Умирает жестоко и мучительно, а к утру умрет — и утянет за собой Ваню и Петю.

Кровь-то одна...

Это меня не зацепит, малышей...

Некромантия?

Не то слово...

Хорошо, маги, которые могут такое сотворить, попадаются один на миллион. И кажется, я знаю конкретно этого мага.

Что ж.

Если сразу не убьют...

Есть ли у меня шансы?

Да, где-то один шанс из ста. Но и поступить иначе я не могу.

Экипаж ждал меня на углу. Обычная черная закрытая карета.

— Это вы меня ждете?

— Княжна Горская?

— Госпожа Храмова.

— Да. Садитесь.

Я вздохнула и полезла в экипаж.

В следующую минуту меня дернули вперед и прижали к лицу что-то вроде сладковато пахнущей тряпки.

Ёжь твою рожь!

Хлороформ!!!

Кажется, это была последняя мысль угасающего сознания.

Интерлюдия.

Арина потеряла счет времени. Она не различала, день или ночь, не знала, весна на дворе или осень, она ничего не знала. Раз в сутки ей приносили еду, она отмечала это черточкой на стене камеры. Потом перестала.

Раньше тюремщики хотя бы заходили к ней. Сейчас этого не было.

Вообще.

Одиночество, полное и окончательное, решительное и безвозвратное... она сходила с ума от одиночества, от тоски... она медленно, но верно превращалась в безумное животное.

Она разговаривала вслух, она видела в темноте лица родных, она спорила и ругалась с ними, она пыталась куда-то идти, натыкалась на стены камеры, но не осознавала происходящего. С каждым днем она все глубже уходила в себя.

Слишком уж страшным было ее будущее.

Слишком...

Разум Арины стремительно разрушался, и это было для нее, пожалуй что, благом.

Когда за ней пришли, она даже не сразу поняла, чего от нее хотят.

Тюремщики вытащили ее, окатили из ведра с водой, переглянулись...

— Думаешь, хозяину она такой нужна?

— Сказал, привести, остальное не наше дело.

— Она ж тронулась...

— Да плевать. Думаешь, она у него долго проживет?

— Действительно...

На Арину кое-как натянули грубую рубаху и куда-то потащили.

Девушка даже не понимала этого. Она что-то бормотала, гладила руками воздух...

Безумие укрывало ее спасительным пологом, когда она оказалась в лаборатории, гладило виски, когда ее растягивали в пентаграмме... и только когда запястья пробили острые иглы, боль ненадолго вернула Арине рассудок.

Но лучше бы не возвращала...

Слишком страшным было происходящее здесь.

Слишком...

А сойти с ума по заказу или потерять сознание — у нее так и не получилось. Она оставалась в ясном сознании, пока кровопотеря не заставила сознание кануть в омут слабости.

Глава 4.

Минус один — господин.

Не поняла?

Когда сознание вернулось, оказалось, что я еще еду в экипаже.

Я лежала на сиденье, напротив меня сидел мужчина, весьма похожий на Матвеева, а карета равномерно и плавно двигалась.

Слава богу, это была самая обычная карета, не оснащенная какими-нибудь радостями, вроде хорошего освещения, как та, в которой путешествовали на рудник мы с мужем, а затем и с Александром. Так что мое лицо скрывали полутени.

Хорошо.

Я не торопилась шевелиться или подавать голос — зачем? Меня просто усыпят повторно.

Но почему не подействовал хлороформ?

Хотя это глупый вопрос. Почему-почему? Да потому что! Потому, что во мне течет кровь полозов. Вот такие выверты, на магов вся эта химия действует так же замечательно, как и на обычных людей. Мага можно пристрелить, как обычного человека, зарезать, отравить, если он предварительно не обвешался амулетами от всего и сразу.

А я-то не совсем маг. Мы побратались... посестрились с милой змейкой, и теперь я сама частично пресмыкающееся.

Интересно, хлороформ в свое время проверяли на змеях?

Подозреваю, что магических тварей среди них не было. Этих полозов вообще ракетой надо фугасить, чтобы результат был. Ядерной боеголовкой, лучше всего.

Итак, плюсы — я жива, активна и готова кусаться.

Минусы — я не знаю, куда меня везут, зачем и чем это кончится. А еще я не ядовита, так что укусить — укушу, но пользы будет мало.

Вырваться из кареты я смогу в любой момент, убить этого самоуверенного недоноска — тоже. Правда, я еще никогда не нападала первой, но какая разница?

Лучше я буду терзаться угрызениями совести, чем мои близкие — обходиться без меня. Я вот возьму, и в любой момент силикатизирую этого придурка, и сделаю из него 'кремниевого человека'. Просто добавлю углероду электронов и сделаю из него кремний. Или воспользуюсь старым заклинанием, с железом в крови. Пусть подохнет от удушья.

Я могу. А учитывая эксклюзивность моих разработок, защиты от них пока нет даже у меня.

Но!

Ваня и Петя.

Где-то там умирает Арина. И защитить мальчишек от магии крови я не в силах. Значит, надо добраться до девчонки, а сделать это я могу только одним способом. Играть по правилам своих врагов.

Не хочется?

Ничего, я потом это компенсирую. По всем правилам психотерапии.

* * *

Карета последний раз куда-то повернула и остановилась. Дверца открылась и мой похититель выпрыгнул из кареты.

— Привез?

Голос был мне решительно незнаком.

— В карете.

— Достать помоги!

— Сам тащи эту девку!

Сам ты девка!

Но влезать в беседу и предлагать пойти своими ножками я не стала. Тем более, что...

— Может, ее разбудить?

— Не проснется. Еще с полчаса — точно. Когда отец приедет?

— Обещал примерно через час.

— Как раз времени хватит. Бери эту тварь и тащи в лабораторию к доку. Пусть ее раздевают и обыскивают...

Эй, а так мы не договаривались?

Ладно, до лаборатории потерплю, хоть посмотрю сколько тут народа.

И я расслабилась до состояния половой тряпки. Может, еще и описаться?

Нет, это уже явный перебор. Потерплю, нагадить врагам я всегда успею.

* * *

Кантуют, как комод с клопами!

Да, именно эта мысль и пришла мне в голову, когда меня грубо вытащили из кареты — хорошо хоть не за ноги, а потом так же грубо затащили в дом.

Кое-как, перекинув через плечо. А потом так же грубо свалили на диван в углу и принялись обшаривать.

Ну-ну.

С меня стащили платье. Хмыкнули и принялись расшнуровывать корсет.

Сняли с шеи связку амулетов и артефактов на все случаи жизни — лично покупала. И, оставив в одном нижнем белье, опять куда-то понесли. И платье мое захватили, и артефакты — вот умничики какие! Больше мне и не надо ничего, собственно, кроме платья. Оно ведь лентой отделано, да не простой, а магниевой. Но кто б это понял? Отделка и отделка...

Постучали.

Я кое-как подглядывала из-под ресниц. Дверь. Большой зал, похожий на лабораторию безумного ученого. Интересно, у него тут пара гомункулов не растет?

Шкафы по всем стенам — раз.

Какие-то колбы, флаконы, тигли, здоровущая печь, разноцветные жидкости, химические столы, полки с книгами...

Кажется, еще и соседние помещения были. И это — в столице? Под носом у его величества? Замечательно. Чем у нас, хотелось бы знать, полиция занимается? Медитирует на ромашках?

Я вообще зачем налоги плачу?

— Принесли?

— Да, док.

— Что ж. Посмотрим... даже не думал, что княжна окажется такой дурой... блокиратор наденьте!

На шее оказывается ледяная металлическая полоса — и я сразу же наполовину слепну и глохну.

Магия Земли уходит.

Блокиратор магии... интересно, откуда дровишки? Такое в лавке не купишь, даже на черном рынке считанные единицы и все на контроле у Романова.

Ладно, уточним.

Тем более, что слепну и глохну я только наполовину. Магия все так же бурлит внутри меня, так же переливается, словно танцует на хвосте змея, готовясь для атаки.

Мне отрезали магию земли. Блокираторы, чтоб вы знали, настроены на один тип магии. Земля, вода, огонь, воздух... какой стихией оперирует маг, ту и отрежут. А если на мага воды нацепить блокиратор магии воздуха, ему просто будет плевать.

Мало ли какие цацки на кого нацепят?

Безразлично.

Магию земли мне заблокировали.

Магию крови Полоза — нет. И подозреваю, никто и никогда не сможет ее отрезать. Если я сама не проговорюсь. А я лучше помолчу.

— Все бабы дуры, — отзывается угодливый голос.

— И то верно. Кладите ее на стол.

Лабораторный?

Ну, знаете ли...

— А вещички ее куда?

— Клади ее и давай барахло сюда, посмотрю, вдруг, что интересное есть...

Я тут еще одну деталь заметила — стол был оборудован кольцами. Видимо, чтобы зафиксировать пациента и сэкономить на анестезии. Увы, у меня были совершенно другие планы.

И стоило меня приземлить попой на холодный стол, как я произнесла одно слово. Благо, платье уже было совсем рядом...

— Ацетилхлоридфосфат!

Вспышка ударила по глазам всех присутствующих. Почти, я-то зажмурилась. И злорадно улыбнулась.

А вы что думали, убогие, я просто так поеду?

Или от нечего делать платье лентами и бантами украшаю? Ага, щассс!

Магний.

Простой магний, который дает офигеть какую вспышку, только магически обработанный. Вот его-то я и нашила к себе на оборки. Налепила, строго говоря, шить мне не нравилось, а с помощью магии можно срастить маленькие камушки с отделкой в единое целое.

А что?

Красиво.

Держишь ты в руках платье, а потом в единый миг оно вспыхивает ослепительной белой звездой. Кто магниевую вспышку видел, тот знает — зрение у моих визави отключилось начисто, жаль, ненадолго. И это еще не все. Обгадились враги тоже по полной программе.

В буквальном смысле, да...

Правда, немножко больно, мне тоже досталось, вспышка все же происходит при температуре, потом придется лечить ожоги от искр, видимо, надо было еще раз проверить однородность, зато все присутствующие душевно завывают и держатся за глаза, не понимая, что произошло.

Ничего, я вам сейчас помогу.

Вот, в углу замечательный топор стоит... тяжелый, правда, как сволочь, но своя ноша не тянет. Зато какой ухватистый, только надо обухом повернуть.

Уххх!

Один готов.

Раззудись, плечо, размахнись, рука.

Второй — он же док, прилег в уголочке. Кто у нас умничка?

Маруся у нас умничка, так их, гадов! Теперь обследовать помещение и связать всех, кто под руку попадется. А еще...

Афиняне, вооружитесь!

Не могу сказать, что обожаю огнестрельное оружие, но за неимением лучшего — и худшее сойдет. Вот какой симпатичный револьверчик торчит из-за пояса у моего транспортировщика. Просто руки чешутся...

Я достала пистолет, на всякий случай пнула по голове и одного подонка, и второго, и огляделась. Ага, засов на входной двери — есть. Закрываем!

Блокатор послушно стек с шеи в подставленную ладонь. И смялся в комок.

К черту!

Понимаю, что стоило бы оставить, но — нервы у меня тоже не железные! Уничтожить!

Магия земли послушно прихлынула в кровь, заставляя покачнуться от вернувшейся остроты ощущений... хорошо! Теперь я готова совершать подвиги! К примеру, могу что-то подвигать.

Смотрим дальше? Еще три двери. Первая... неинтересно. Санузел. Ванная комната, и роскошная, мраморная, но мне сейчас не до того. Придется отложить.

Вторая дверь?

Кладовка. Большая, полки, полки, полки... все забиты где реактивами, где частями тел в формалине.... Бррр! Гадость!

Чтоб вас, сволочей, в Полинезию сослали! К людоедам!

Но парочку баночек я присвою. Они полезные, мне пригодятся. Вот так, возьму с собой, только осторожнее, а то кислота штука хорошая — когда она в аккумуляторе, а не у тебя на коже.

Третья дверь.

Ёжь твою рожь!

Арина!

Вот ты где, пакость мелкая... только мне-то что делать?

И было, было отчего растеряться. Третья комната явно была отведена под ритуальный зал. Большая, с застекленным потолком, с рисунками на полу, явно на все случаи жизни, чтобы рисовать было несложно — тут и круги, и пентаграммы, и гексаграммы, и еще какие-то фигуры... сейчас красным была очерчена пентаграмма, по углам которой горели черные толстые свечи. И в этой пентаграмме лежала Арина.

Голая, окровавленная, с синяками и ссадинами, но явно Арина.

И из запястий у нее текла капельками кровь, текла прямо по иголкам, которые были всажены в ее руки... кажется, эти иглы насквозь пробивали запястья, пришпиливая дуреху к полу.

Ёжь твою рожь...

И что мне делать?

Что происходит, я отлично понимаю. Тот самый ритуал, который перекинулся на Ваню и Петю. И когда умрет Арина, умрут и они. Только вот...

Могу ли я его оборвать? Я же в ритуалах, как хрюшка в ананасах!

А, ладно! Плевать...

И я прицельно плюнула на одну из черных свечей.

Та зашипела и погасла, как порядочной свечке и полагается. Отлично, оплевываем вторую.

Пентаграмма медленно стала гаснуть. Я сшибла ногой последние свечи, подождала немного, пока погаснет свечение, и вошла внутрь.

Все в порядке, ничего не произошло.

Так, теперь Арина. Мне бы не ей сейчас заниматься, а дать о себе знать, но если я не сделаю хоть что-то, девчонка до победы не доживет. А мне ее жалко.

Иглы — выдернуть, благо, они легко поддаются, вставлялись в специальные углубления в полу. Руки перевязать, разодрать на бинты старую рубаху, которая валяется в углу, и перевязать. Остаток рубахи на пол, перекатить на него девчонку. Вот так, а то все почки отморозит на этом мраморе. Хотя вряд ли для нее это сейчас важно...

Но энурез — совершенно неромантическая болезнь. Равно как и застуженные почки. Страдать надо красиво... хотя туалет тоже неплохое место для страданий, нет?

Сильно я не волновалась.

На прошлой встрече Романов выдал мне амулет одноразового действия. Маячок, старую разработку, утраченную ныне мастерами. И именно по причине древности его сейчас не могли определить. Это как в век

В научные подробности Романов не вдавался, а мне предложил постараться, чтобы в первые полчаса меня не убили. Потом кавалерия придет на помощь.

Я честно старалась.

Правда, подозреваю, кавалерия тоже не спешила. Мало ли куда меня повезут? Лучше сначала проследить, а уж потом спасать красавицу из лап чудовищ, красавицы от этого более благодарными делаются, факт.

А мне-то что делать? Пока не прибыли спасатели?

Хм...

Будь я героиней романа, мне стоило бы подумать о мире и отправиться в путешествие по особняку, убивая одних и спасая других. Это один вариант.

Второй — душевно лежать в обмороке, дожидаясь, пока меня спасет прекрасный принц... э, нет! Меня не туда занесло! Этот роман — вычеркиваем, принц мне не нужен. Никак и вообще!

И шляться я тоже не буду. Вундервафель у меня не так много, на всех не хватит. А я не женщина-халк и не Черная вдова, чтобы убивать всех, кто мне встретится на пути. Я просто не потяну такие развлечения.

Скрутят, отпинают, еще и жертвопринесут, пока кавалерия не подоспеет. Так что выберем третий путь.

Я вернулась в лабораторию и принялась подпирать дверь книжной полкой. Тяжелая, зараза! Из натурального дерева...

Вот так. Двери тут тоже хорошие, сразу не выбьют,, и на окнах решетки... правда, интересно, где такое в столице? Вряд ли меня успели куда-то далеко увезти, лошадь вам не 'феррари', двести километров в час при всем желании не даст.

Во-от...

Я бы оделась, но платье пришло в полную негодность. Увы. Хорошо хоть не загорелось...

Двери припереть, пленников увязать еще раз, сунуть в рот по кляпу — и пусть лежат. А еще поискать что-нибудь интересное.

Да, в том самом смысле.

И компромат, и что-то маленькое и ценное лично для меня. Я обязана получить компенсацию за моральный ущерб... очень мне эта американская идея нравится. У них, конечно, и глупостей полно, та же толерантность или политкорректность... ясно же — дурак и сволочь это понятия вне расы и национальности. Они и среди белых, и черных, и желтых есть. А заодно среди голубых и розовых, оранжевых — и фиолетовых в коричневую крапинку. Важно ведь не кто ты, а какой. А если ты дурак и сволочь, так хоть ты негр, хоть ты гей, но ты все равно не поумнеешь и не станешь хорошим.

И точно так же, если ты умничка и настоящий человек с большой буквы, то плевать всем на то, что ты негр и гей. Хоть ты кто будь...

Ладно, это я так, бурчу.

А вот с моральным ущербом идея замечательная. Я сейчас подумаю, что мне можно затрофеить в качестве компенсации. Интересно, а бриллиантов здесь нет?

Кажется, владелец лаборатории был чем-то недоволен, во всяком случае мычал он очень выразительно. Я подошла так, чтобы он мог меня видеть и развела руками.

— Извиняться не буду. Я вас не похищала и не жертвоприносила. Вы первый начали, теперь терпите.

— Мумумм! Мммммуууумммм!!!

— Хотите сказать, что если я сдамся, развяжу вас и жертвопринесусь сама, мне будет легче? — прозорливо угадала я. — Никак не могу-с. У вас там мрамор холодный, полежишь на таком, почки застудишь, писаться начнешь... неромантично, понимаете?

Судя по глазам ученого, он сильно подозревал, что у меня уехала крыша. И пытался отползти, пока не покусали.

Я покачала головой.

— Да вы не переживайте... я тут у вас хлороформ нашла. Полежите, поспите. А когда проснетесь, вас уже будут ждать добрые дяди, может, даже в белых халатах. Или в синих бушлатах. Или еще в чем...

Утешая и успокаивая, я пропитывала хлороформом пару платков. Один из которых и опустился плавно на морду ученого, а второй — зашевелившемуся конвоиру. Главное, самой не надышаться, но я пойду, Арину проверю.

Нет, не пришла в себя.

Я осмотрела девчонку. Мизинец — в минус, синяки и ссадины — в плюс. Плохой баланс. Что еще?

Ну, в последнее время ее, кажется, не насиловали. И то хлеб. А что там с мозгами — бог весть. Я бы точно от таких радостей крышей поехала, не знаю уж, как она. И кровопотеря значительная.

Ночь к полуночи, это я видела, когда меня из кареты вытаскивали.

И где кавалерия?

Я лениво полистала книги, стоящие на полке, когда по коридору прошумели шаги и в дверь застучали.

— Господин!!!

Промолчать?

Ох, боюсь, не поможет...

— Господин, откройте, надо уходить!!!

Ага, кажется, кавалерия уже на горизонте. Попробовать потянуть время? Вперед, Маруся...

— Господин!!!

— Мальчики, док переутомился.

С той стороны двери замолчали.

— Ты кто такая!?

— Княжна Горская, — обиделась я. — Мы тут с доком того, потом этого... он у вас та-акой затейник... особенно когда на люстре! А потом утомился, сами понимаете, у дедушки фантазия большая, а выносливость маленькая, старый козел... то есть конь, борозды не портит, но ты его поди, загони на пашню, чтобы он не сдох в процессе...

Нести ахинею я могла бы долго, но голос не стал слушать.

— Ломайте дверь!

Ага, наивный. Это тебе не перестроечный 'дверофанерокартон', это настоящий дуб. Чтобы его выломать — с той стороны такой же дуб нужен. Тараном, а не мыслительной силой.

Чем бы тут с гостями поздороваться?

О!

Где тут моя любимая и хорошая азотная кислота?

Ломайте двери, мальчики, сами напросились.

* * *

Я сидела напротив двери и ждала. Почему сидела?

А что — стоять, что ли?

Нет уж, пусть враги ломают дверь, тратят силы, нервы, время, а я подожду. Спокойно, без суеты... можно пока бомбочек наделать. Делюсь секретом.

Берется колба, в нее наливается азотная кислота, колба затыкается и стекло, под дружеским вниманием мага земли истончается до состояния мыльного пузыря.

Чтобы лопнуло от первого же прикосновения.

Я-то знаю, за что хватать и как кидать, а остальные пусть страдают. Любой, кто попробует поймать эту колбу, или отбить ее в сторону, получит по полной программе.

Может, еще что поискать?

О, кстати говоря!

Лабораторный халат, замечательный, вполне такой же, как в том мире. Мне нравится. Я накинула его и увернулась поплотнее.

Да, мое суперплатье теперь годится только на половые тряпки. Но испытание-то оно выдержало?

Эх, а был бы глицерин...

Я подхватилась и помчалась в кладовку. Дверь уже поддавалась и трещала.

Нет, искать в такой ситуации глицерин, да еще контролировать процесс своей магией — дело дохлое. Ладно, кислотой обойдемся...

Дверь рухнула.

В проломе показались люди, сколько же их там? Трое?

Нет, четверо, но последний держится в отдалении.

— ЛОВИ!!!

Колбы полетели, одна за другой.

Щит поставить никто не успел, отбить колбы в сторону тоже не получилось, стекло разбилось, кислота выплеснулась...

Раздались крики боли и ярости.

Я улыбнулась.

Азотной кислотой, да концентрированной, да на головы — это вам не поцелуйчики. А теперь...

Кто сказал, что магия земли не допускает таких игрушек?

Я развела руки в стороны и между ними заплясали искры огня.

— Кто первый?

— Сука!!! — выдохнул мужчина, держащийся в отдалении.

Я улыбнулась.

— А ты подойди, проверим!

Мужчина оглянулся.

— Слушай, ты...

— Слушаю, — покладисто согласилась я.

И на миг разъединив руки, сбросила избыточный заряд на голову ближайшего обожженного. А то как-то целеустремленно он по полу катался, продвигаясь ко мне.

Треск искры, разряд...

Кажется, померши? Интересно, сколько вольт он отхватил?

Что такое молния? Да разряд атмосферного электричества.

Можно ли создать молнию химическим путем? Вполне!

Кислород у меня есть, сколько влезет, развлекайся! Что такое вообще молния?

Ну, если очень упрощенно, то в верхней части облака накапливается положительный заряд, а в нижней — отрицательный. И так до разности потенциалов, а когда она станет слишком большой, последует молния.

Конечно, свою роль играет и перемешивание, и движение слоев, но... сложно ли создать разность потенциалов?

Для мага земли — нет.

Молекулы кислорода разбиваем на атомы, на одной руке накапливаем атомы с отрицательным зарядом, на второй — с положительным, разряд! — и получаем небольшую рукотворную молнию.

Тут главное, чтобы автора не дернуло молнией, то есть сохранять 'подушку безопасности' между кожей и заклинанием. Или резиновые перчатки надеть, но где я здесь каучук возьму?

— Как... ты же маг земли!!!

— А мне плевать! — оскалилась я. — Ты подойди, проверим, чье кун-фу круче!

Сдаваться я не собиралась. Все равно сдохнешь, только на коленях и без всякой пользы, лучше уж до последнего сопротивляться. Так не стыдно будет перед детьми.

Клубок в моих руках чуть-чуть подрос.

— Подойди, козел! Подойди, г...н позорный! Чтоб тебя ети три раза по десяти...

Не могу сказать, что мне удалось воспроизвести весь загиб, но получилось душевно.

У мужчины в руках появился пистолет. Или револьвер — видно не было.

— Лучше сдавайся.

— Мальчик, а ты дурак, — фыркнула я. — Допустим, ты выстрелишь. Я упаду, а вот этот шарик полетит в тебя, — я небрежно подкинула 'молнию' вверх. — Даже не сомневайся, полетит. И ты тоже сдохнешь. Разменяем жизнь за жизнь?

— Б... — выдохнул мужчина.

Я вглядывалась в него.

Да, очень похож на Матвеева. Тот самый, который и привез меня сюда.

— Передавай привет главе юрта. Мы с ним еще встретимся, ты понял?

Я усилила разность потенциалов, и влепила молнию в стену. Четко над головой противника.

— Брось оружие, не то убью.

— С...

Пистолет полетел мне в лицо. Я отклонилась, но мужчина успел удрать. Упал перекатом за угол — и скрылся из вида, только каблуки по коридору простучали.

Сволочь!!!

Но не бежать же за ним? Нет, так не пойдет...

Я перевела взгляд на поле боя.

Хм, а неплохо. Один дохлый, один лежит и не двигается, явно потерял сознание от боли, у него руки и часть лица обожгло капитально, а третий притворяется хитрой черепахой. То есть пытается уползти.

— Стоять! Убью, сука!

Получилось вполне угрожающе.

Мужчина дёрнулся и заскулил, но я его жалеть не собиралась.

— Делай, как я скажу, и останешься жив. Или я тебе на голову пущу эту молнию. Понял?

Мужчина обернулся, понял и задрожал.

— Г-г-госп-п-п-пожжжжжа!

Я фыркнула.

— Сними пояс и свяжи этого бессознательного. Как следует, я проверю.

Мужчина повиновался. Так-то, повторять ошибки предков я не собиралась. Да, предков. Как рассказывал дед, побывавший на Великой Войне, врага надо всегда достреливать. Всегда. А если ты оставишь неубитого врага за спиной, он встанет и убьет тебя. Так было.

Так — было.

Я не собиралась оставлять свою семью из-за своей неосторожности.

Теперь второй.

— Свяжи себе ноги.

Не дострелю, так увяжу и усыплю. Качественно.

— Да, госпожа.

Мужчина спутал себе ноги и взглянул на меня. Но если он надеялся, что я подойду поближе и попробую связать ему руки... смешно!

— Пистолет возьми, — распорядилась я.

— П-пистолет?

— За дуло подними, — приказала я. — Ну?

Мужчина повиновался.

Кажется, он хотел что-то сделать, но мне хватило пары секунд. Власть мага земли и так велика, а уж если в нем течет еще и кровь полоза...

Пистолет изогнулся, потек по рукам мужчины жидким металлом — и прочно сковал запястья наручниками.

— Вот так. Поговорим?

— Д-да.

— Сколько вас в доме?

— Шестеро, госпожа.

Я перевела взгляд на лабораторию.

Так, двое за моей спиной, трое лежат, один удрал. Так?

— А пленники?

— Двенадцать человек, госпожа. В подвале.

— А ты кто такой?

Мужчину я разглядывала вполне спокойно, без лишних эмоций.

Маг колдующий — сродни индийскому йогу. На эмоциях хорошо только в фильмах драться, там актеры, им положено на мордочках все изображать. А мне — нельзя.

Маг должен быть спокоен, сосредоточен на заклинаниях, и не выпускать их куда попало. А если у меня руки дрожат и адреналин в крови хлещет — о чем тут речь?

Я спокойна.

И разглядываю стоящего передо мной на коленях мужика.

Невысокий, плотный, явно из горожан, небогатых... может, городское 'дно'. Лет сорока — сорока пяти, волосы седоватые, бородка типа козлиной, глаза голубые, худощавый, внешне похож на очеловечившуюся крысу.

Гадость.

Общее впечатление — противное.

— Ты здесь кем был?

— Тюремщик, госпожа. Внизу...

— Понятно. Эти?

— Мой напарник, Санька. Это слуга, Никанор, а Радим, он из хозяев. Он сбежал.

— А там, в лаборатории.

— Там Док.

— Доктор? — уточнила я происхождение прозвища.

— Да... он говорил, что доктор. И лечит он хорошо, только больно уж шибко...

— И тот, кто меня сюда принес?

— Тимоха. Он кучером здесь. С лошадками, с собаками, он же и сторожем...

Я кивнула и продолжила расспросы.

Картина стала ясна минут через десять. Савка, он же Савелий, служил здесь уже больше года. Ухаживал за людьми внизу, сюда их привозили регулярно.

Бабами?

Да, пользовался. И что? Кому с того убудет? Все одно не жилицы они, коли тут оказались.

Девчонка, что в лаборатории? Да, где-то год назад ее привезли. Сначала просто бросили вниз, потом раз вызвали к хозяину и запретили ее трогать. Она живой была нужна зачем-то... вот сегодня ее и оттащили к Доктору.

Я скрипнула зубами.

Бедная моя Аришка... да, она зараза и балбеска, но неужели за это надо так жестоко наказывать? Одной трепки хватило бы, а тут...

Что теперь с ней делать? Ума не приложу...

Ладно. Будем живы — разберемся как-нибудь.

Кто хозяин?

Да помилуйте, госпожа, откуда ж Савка знает? Он и в лицо-то половину господ никогда не видел. Вот, Радима, еще парочку...

Что-то подсказывало мне, что толку от него не будет.

Радим, еще парочка... да не сойти мне с этого места, если это не подставные фигуры. Или такая мелочь, что и сказать смешно. Или расходный материал, и сегодня же вечером их попросту сольют в унитаз.

Почему нет?

Ладно, Романову я все равно пленных сдам по описи. Кстати, где там моя кавалерия из-за холмов?

Долго мне еще ждать?

И словно отвечая на мои мысли, кто-то заколотил в дверь дома, да так, что аж сюда донеслось.

* * *

— Мария Ивановна, вы поступили крайне безответственно, — выговаривал мне Романов получасом позже. — Вы понимаете, что вас могли просто убить?

— Я понимаю, Игорь Никодимович. Но ведь и выбора у нас не было?

Романов поморщился.

Ему и самому не нравилось подставлять меня, но выбора не было. Раз уж случилось так, что именно на меня могут выползти гады, надо их выманивать.

А плата за риск мне была озвучена. И я сочла ее более, чем достойной.

— Не было. Но в следующий раз вы хоть ответа дождитесь.

— Дождусь, — кивнула я. — Обещаю.

Игорь Никодимович кивнул. Но кажется, не поверил.

— А вы мне потом расскажете, что тут еще нашли интересного?

— Конечно, Мария Ивановна.

— И — что с Ариной?

— Пока — ничего, — Романов с удивлением пожал плечами. — Я вызвал специалистов, пусть посмотрят.

— Специалистов?

— Мария Ивановна, то, что вы вытащили ее из круга, еще не означает, что вы успешно сняли заклятие и разрушили его вязь окончательно.

— Да?

— Мария Ивановна, вы вроде бы изучали теорию магии?

— Да. Но... только то, что относится к моей специализации.

— В двух словах — если ритуал начат, его нельзя оборвать просто так. Это как платье на человеке рвать — обрывки останутся. И куда они дальше попадут — неизвестно. Может быть и так, до сих пор, если умрет ваша, гхм... сестра, то и братья заболеют. Или тоже умрут.

— Ох!

— Или наоборот. Их смерть подействует на девушку... там, где дело касается магии крови, должны смотреть специалисты. Хорошо, что вы не уничтожили рисунок.

— А надо было?

— Чего только у нас в практике не было. Так что я вызвал специалистов.

— Арина так там и будет лежать, пока они не приедут?

— Ей вкололи морфий, боли она не чувствует, медики при ней, так что полежит, беды не будет. Потом перевезем девочку в Покрово-Марфинский монастырь.

— За ней там смогут приглядеть?

— Более чем. Поверьте, Мария Ивановна, монашки в своих монастырях не только брюкву пропалывают.

— А еще и морковь растят? — съязвила я. — С огурчиками?

Романов юмора не понял.

— Да, и овощи выращивают тоже. Но еще они занимаются оказанием помощи всем болящим. У них даже такое послушание есть, и сама мать-настоятельница работает не меньше двух дней в лечебнице для бедных. И в монастыре есть лечебница. Для тех, кому некуда больше пойти.

— Уважаю, — кивнула я.

А что?

Судна из-под больных вытаскивать — не лапки складывать и не четки перебирать. Это серьезная работа.

— Надеюсь, ваша сестра не безумна. Ритуала могут по-разному сказываться на человеке. Но в крайнем случае, мы найдем хорошего менталиста.

— Мага воды?

— Да.

Я кивнула, не желая вдаваться в подробности.

— Можно мне домой?

— Да, конечно. Вам проводят и отвезут, Мария Ивановна.

— Благодарю вас, Игорь Никодимович.

Я оперлась на руку подскочившего ко мне офицерика, и проследовала к выходу. Ноги едва двигались.

Устала.

Я так устала... упасть бы, закрыть глаза — и выспаться. Часов так двадцать, чтобы никто не трогал. Не получится?

Так хоть помечтать дайте!

* * *

Безумие?

Ага, как же! Точный расчет.

Романов знал, что меня попробуют похитить.

Романов подстраховался.

Мне просто вшили... вплавили под кожу амулет. Не знаю, как правильно назвать этот процесс. Мне вручили нечто, похожее на золотого червяка, чуть порезали кожу на плече — и червяк заполз под нее. И Романов заверил меня, что теперь всегда сможет меня найти.

Блокировка магии?

Не подействует. Этот червяк будет работать на моей силе, а землю...

Разве можно не ходить по земле? Стоит мне коснуться пола, как меня услышат. И Романов получит информацию.

Да, с магом воздуха было бы проще, с магом воды чуть сложнее, магу огня вообще такой артефакт не дашь, он его просто спалит. А вот маги земли могут пользоваться.

Редкость?

Да еще какая, из личных императорских запасов, что вы знали, Мария Ивановна. У Его Императорского Величества много чего лежит, неучтенного. Или учтенного, но не обнародованного, вот, как этот 'червяк'. Говорят, им в Турции разжились. В Османской империи, точнее. Там такую штуковину вшивали под кожу рабам, очень давно. Еще лет с триста тому назад, чтобы непокорные не вздумали сбежать.

Нет, пусть вас не обижает это сравнение. Если артефакт работает — что еще надо?

Сделать еще десяток таких?

Нет, не получится, секрет утерян. Маги востока предпочитали ни с кем не делиться. Вот, есть ошейник, как управляющий контур, вот есть сам 'червяк', они настроены друг на друга. Имея одно, можно выманить второго, так что потом мы вас от него избавим.

Но — потом.

Когда все закончится.

Я подозревала, что это лет через сто, когда я помереть решу, но с Романовым спорить не стала. Зачем?

Следить он за мной будет? И что? У человека работа такая...

Не свечку ведь держать! А остальное я переживу, факт. Закон я нарушать не собираюсь, а если и соберусь... есть тут одно 'но'.

Артефакт-то золотой.

А я маг земли, это власть над металлами. Захочу — попросту сожру 'червяка', переварю его внутри себя, и скажу, что через ухо выполз и удрал. Запросто.

Рабам-то его применяли одновременно с блокировкой магии, а мне никто и ничего не блокировал. А кровь Полоза власть над золотом дает, сильную власть...

Таким образом, я тоже подстраховалась, но Романову об этом не сказала. Вот еще не хватало!

Когда я ушла из дома, на 'блюдечке', будем считать, на второй части артефакта, прошел сигнал — объект вышел из дома. И появился мой маршрут.

Остальное тоже вопрос расчета.

Чтобы убить меня, не нужно устраивать в столице (ладно, рядом со столицей) сложные некромагические ритуалы. Или ритуалы магии крови. За такое, чтоб вы знали законодательство, здесь вешают. В качестве милости — за шею. А могут и за ноги. Тоже не лучшая смерть.

А ритуал был начат, я же некромант, я его на мальчишках увидела.

Зачем такие затраты сил? Просто выманить меня из дома?

Смешно!

Возьми, да подожги дом. Или взорви его. Такие вопросы и в моем-то мире шикарно решались, а уж здесь! Да не глядя и с улыбкой!

А пока все будут выбегать, можно и меня прикончить, и малышню... посади ты снайпера в отдалении и складируй трупы. Ан нет!

Вместо этого меня пытаются выманить куда-то. Явно я нужна живой.

Осталось только надеть свой 'спаскомплект' — и вперед.

Да, если кто не понял, у меня не только ленты магния были нашиты. У меня еще и кусочки железа, и гематита... смотрелось как изящная отделка. А на самом деле все намного проще.

Благодаря крови Полоза, магию мне блокировать уже не получится.

Ладно, получится, но надо ж сначала знать, что именно блокировать! А если не знают... заблокировали мне магию земли, вот, как сегодня. И что?

И магний прекрасно вспыхнул.

А понадобилась бы мне отмычка — и получила б я отмычку. Или даже нож — собрать металл в клинок несложно, просто надо приказать.

Магия Полоза.

А смотрится просто как красивая отделка платья. Бисер там, стразы, камушки... лично выкладывала все узоры. Лично сращивала с тканью.

Отсидеться дома?

У меня и мысли такой не возникло. Ваня и Петя стали дороги мне, за Аринку я отвечала, это ведь я ее не уберегла. Я не предостерегла, не остановила, не удержала за руку, чего уж там...

Чем можно испытать человека?

Да чем угодно, от золота до секса. На чем-то дрогнет каждый из нас.

Кому-то покажут красивую девушку, кому-то кучу золота, кому-то посулят власть...

Арина сломалась на столичной жизни. На зависти, надо полагать.

Она видела, как я легко, почти играючи, получила многое. Почти все.

Знатного, богатого, титулованного мужа. Главное — старого и смертельно больного. Очень удобный супруг, надо сказать.

Она видела, как я была принята в свете. Тоже легко...

А почему не Арина? Почему повезло мне, а не ей?

Почему, почему, почему...

Вот из этого вопроса и растет зависть. Все видят результат, и никто не думает о тех трудах, которые приложены. Да и человек не всегда любит рассказывать, как он полз к успеху. Как обдирал колени, как срывал ногти в попытках подняться, как вылизывал языком полы и нужники... в переносном, конечно, смысле, но ведь с того не легче?

Нет, не легче...

У меня и в той жизни никогда не было ни блата, ни связей. Все трудом, умом, своим горбом, все сама, все из расчета только на себя...

Хорошо это или плохо?

Не знаю. Мне было плохо. И выть иногда хотелось волком, и сил не хватало, и мечталось хоть о какой-то поддержке... обо мне мало заботились, чаще этим я занималась.

Вот и здесь позаботилась, как могла и как умела. Но если мальчишки приняли меня адекватно, то Арина... то ли мамашины гены сработали, то ли тупая примитивная бабская зависть?

Не знаю, что и сказать.

А, неважно. Что бы там ни было, результат все равно плохой. Девчонку придется вытаскивать. Долго, упорно...

Ничего.

Я справлюсь.

Всегда справлялась, и сейчас не оплошаю.

Отсутствие блата и денег вырабатывает замечательную привычку. Надеяться только на себя, трезво рассчитывать силы — и всегда побеждать.

А как иначе-то?

Иначе никак нельзя, иначе тебя скушают.

С этими мыслями я и шагнула в двери родного дома.

* * *

— Вы?

— Мальчишки просто спят, — порадовал меня Благовещенский.

— Слава Богу!

Я опустилась прямо на пол.

Господи, спасибо тебе. Просто — спасибо.

Плевать на молитвы, на свечки, на прочие атрибуты, ТЫ — есть. И ТЫ знаешь, как я благодарна. По-настоящему, а не напоказ.

— Машенька! Вы в порядке?

Благовещенский одним прыжком очутился рядом, подхватил меня на руки.

Я откинула назад голову, ему на плечо.

— Так себе. Но жить буду...

— Держитесь, я вас в спальню отнесу...

— Нет. Мальчишки...

Благовещенский понял все правильно, и поднес меня сначала к Пете, а потом и к Ване, позволяя коснуться теплых рук, нащупать пульс — и перевести дыхание.

Спят.

Просто спят.

Господи, какое ж это счастье!

Я сумела, я смогла, я справилась...

Да за такое не жалко и еще десять раз жизнью рискнуть.

Я прикрыла глаза.

— Александр Викторович...

— Просто Саша. Машенька, давайте уж без церемоний, думаю, нам уже можно, нет?

— Можно. Саша, относите меня, пожалуйста, в мои комнаты?

И не надо искать тут эротический подтекст. После всего происшедшего меня ноги попросту не держали. И ног у меня толком не было, болтаются под нижней юбкой две вареные макаронины, разве на них устоишь?

Вот и я думаю, что не получится.

Благовещенский не оплошал.

Меня осторожно пронесли по коридору и сгрузили на кровать.

— Вам помочь, Машенька?

— Нет, благодарю вас. Позовите служанок, пожалуйста?

— Разумеется. Отдыхайте.

— А вы?

— Я побуду с парнями, с вашего позволения.

— А откуда...

— Романов мне прислал весточку. Написал, что я здесь понадоблюсь.

— Романов?

— Машенька, мы с вами поговорим завтра утром, хорошо?

Спорить не хотелось. Но...

— Лучше — к обеду. И уже сегодня.

Благовещенский рассмеялся.

— Хорошо, Маша. Как скажете.

— Да.

Я откинула голову на подушку, наплевав уже на все условности. Боже мой, как же хочется спать. Как же хочется отдыха... зарыться в подушки и уснуть. И проснуться, зная, что все живы и здоровы.

Разве это — много?

Ничтожная малость. Но без этой малости и царских дворцов мне не надо.

Служанки суетились вокруг меня, что-то причитали, а я закрыла глаза и отплывала в нирвану.

Спать, спать, спать...

Интерлюдия.

Игорь Никодимович Романов осматривал захваченный дом с двойственными чувствами.

С одной стороны — успех!

Разгромлено гнездо — чье? Он подозревал, что Матвеевых, но это еще предстояло установить точно. Зато попался наконец Темка Горбатов, он же Артемий Дмитриевич Горбатов, который и устроил в свое время покушение на Его величество. Который причастен к наведенной на цесаревича порче.

Который...

Проще говоря — найдется, за что его повесить.

С другой стороны — успех еще развивать надо. Так что работы предстоит масса.

И допросы, и поиск, и оперативная работа. Но лиха беда начало.

Только б поздно не оказалось...

Мария Ивановна — грех жаловаться, поступила, как настоящая верноподданная, она рискнула собой и выиграла. Это хорошо.

А плохо то, что кое-кто из врагов сбежал и наверняка успеет предупредить своих.

Ладно, все улики они уничтожить чисто физически не могут, даже если проверить, кто заказывал те же химикалии, глядишь, что-то да накопается. И посуда, и оборудование, и сам дом, и люди...

Если Романов отсюда не потянет ни одной ниточки — его точно выгонять пора. Да не в отставку, а просто — с позором.

Постараются они разобраться. Ему будет о чем докладывать Его Императорскому Величеству.

Очень удачное решение оказалось — вытащить княжну Горскую. Теперь надо еще сильнее ее засветить — и посмотрим, какие мотыльки полетят на свет этой лампы.

А там и мухобойкой обзаведемся...

Если бы кто-то сказал Романову, что впутывать в свои игры постороннего человека неэтично, начальник секретной службы в лучшем случае повертел бы пальцем у виска. А то и карету с санитарами вызвать приказал бы.

Этика — и шпионские игры?

Этика — и безопасность государства?

Одна жизнь — и миллионы?

Смешная теория. Но лучше все-таки карету с санитарами, а то кто их знает, гуманистов, сегодня у него теории, а завтра еще и кусаться начнет...

Он вошел в комнату, в которой не просто не действовала никакая магия — комната была полностью изолирована от магического эфира, и дружелюбно улыбнулся сидящему на стуле человеку.

— Ну что, поговорим, Артемий Дмитриевич? Или правильнее будет к вам обращаться по партийному псевдониму? Семен Семенович...

* * *

Александр Викторович смотрел на спящую женщину.

Во сне лицо ее разгладилось. Стало намного спокойнее — и словно бы Мария стала выглядеть на свой настоящий возраст. Обычно он ее так не воспринимал, а сейчас вот, лежит она — и видно, что девочке еще и двадцати лет-то нет!

Но когда она разговаривает, когда она бодрствует, когда что-то делает — ему постоянно кажется, что рядом с ним кто-то более мудрый, взрослый, серьезный...

Что не так? Почему она производит такое впечатление?

Взгляд?

Улыбка?

Отношение к миру?

Так сразу и не скажешь, как выразилась одна женщина, разница между нами не в годах, а в переживаниях, и верно. Досталось Маше так, что кому другому на всю жизнь хватило бы.

И покушались, и похитить пытались, и убить, и замуж выдать, и дети, и смерть мужа, и...

Да все перечислять — тут суток не хватит.

Благовещенский вздохнул. Погладил тяжелую темную косу, которая свесилась с края кровати, как живое существо.

Вот и опять...

В другом доме костьми бы легли, но постороннего человека в спальню не впустили. А здесь...

Ладно.

Может быть, Синютины и не знают, как правильно-то надо, мещане ж, не дворяне. Но сама Мария Ивановна?

Она ведь княжна! Ее в строгости воспитывали!

И вдруг такое спокойное отношение... словно он для нее УЖЕ близкий человек.

Уже свой, родной, уже тот, кому можно доверять.

Как такое возможно?

Александр не мог ответить на этот вопрос. Он точно знал, что ему нравится такое отношение. И в то же время, Мария Ивановна упорно держала с ним дистанцию.

Вот, даже сейчас, он не знал, как ее назвать в мыслях. То ли Машенькой, то ли Марией Ивановной... и хочется, и страшновато, и Романов четко объяснил ситуацию.

Благовещенский в первую очередь был военным.

А военные выполняют приказы вышестоящих. Исключение есть лишь одно — преступный приказ. К примеру, убийство гражданских лиц в невоенное время. Да и в военное время тоже есть вещи, которые марают человека, подобно блевотине. Только это уже не отмоешь. Вот тут — на дыбы и рубануть сплеча, а там уж пусть государь рассудит. Но не в данном случае.

Маша знала, на что идет, она сама согласилась, она рисковала... ради чего?

А ради того, чтобы вернуться к себе в Березовский и зажить спокойно со своей странной, но любимой и любящей семьей.

Братья, сыновья...

Муж?

А вот про мужа Мария Ивановна молчала. Только один раз, когда они ехали в Москву, высказалась, горько и определенно. Саша вспомнил, как подшутил тогда:

— Не волнуйтесь, Мария Ивановна, найдет Император вам супруга, не останетесь век вековать...

И жесткий ответ.

— Потому и волнуюсь.

— Не хотите замуж?

— Александр Викторович, в замужестве каждая женщина ищет свое. Кто-то как плющ, обвиться вокруг дерева — и придушить. Кто-то ограду от мира — как в тюрьме. Кто-то опору, чтобы ходить с палочкой.

— А вы?

— Доверие. Потому что ошейник и поводок, под любым соусом, для меня блюдо несъедобное. Я не смогу жить с человеком, который будет меня ограничивать.

— Даже если вам будет угрожать опасность?

— Я не бессловесная скотина. Сергей Никодимович был идеальным супругом, потому что понимал это. Мы могли поговорить, найти общий язык, выработать стратегию... кто еще будет со мной так же считаться?

— Не знаю. Это сложно...

— Вот. Я не спорю, у большинства мужчин здесь и сейчас прописано, что женщину нужно любить, лелеять, холить, защищать.... Это чудесно. И этому можно только порадоваться, позавидовать... но как быть, если ты не вписываешься в эти рамки?

— Вам сложно, Мария Ивановна.

— Мне — никак, Александр Викторович. Мне просто будет — никак. Не стоит начинать отношения, если не хочешь закончить их... тюрьмой.

— Да, вы не выживете в неволе.

— Нет жизни в плену, — напела Маша. И улыбнулась. — Да, для меня жизни не будет.

Вот и решал сейчас в ночи отставной генерал-губернатор сложную дилемму.

Что хуже?

Позволить любимой женщине рисковать собой — с риском потерять ее, ведь не всегда можно успеть.

Или ограничить, запереть и понимать, что тебя за это никогда не простят?

Что лучше?

Что хуже?

Неизвестно.

Как же хорошо и просто с другими женщинами. И как все сложно с этой. Единственной...

Или это так для каждого мужчины?

Или только с одной женщиной в мире? Той самой, что тебе Богом предназначена?

Благовещенский сидел на стуле, смотрел на спящую девушку, и думал, что в мире все ужасно сложно. И ведь не мальчик уже, несколько войн прошел, женат был, дочь похоронил, а вот, сидит, и мысли, как у влюбленного сопляка.

Как так получается?

Женщины, милые, что вы с нами делаете?

Нет ответа...

Только насмешливо улыбается в окошко луна, подмигивает круглым золотым глазом, насмехается. Она тоже — женщина...

Глава 5

Сказки без развязки

— Мария Ивановна, я от вас подобного не ожидал.

— А уж я-то как не ожидала...

Я лежала в кровати.

Вульгарно и пошло, обзаведясь литром свежих соплей.

Да, вот такая вот я.

Сначала меня везли в карете, продуваемой всеми ветрами, потом раздели и потащили, потом в одном нижнем белье я скакала по холодной лаборатории, по полу, который был выложен плитами. Конечно, ноги замерзли, просто я на адреналине ничего не чувствовала, но организм-то остывал? Потом еще пока домой доехала — и сразу отключилась.

Мне бы хоть ванну горячую, сто грамм 'наркомовских', я бы, может, и вытянула. Ан нет.

Сил потрачено было много, нервов тоже, меня просто свалило где сгрузили. Вот и результат.

Сопли бахромой, слюни пузырями и говорю я, как потомственный француз — с таким прононсом, что любой врач сразу гайморит поставит. А то и что посерьезнее.

А простуда, чтоб вы знали, единственная болячка, которая вообще никакой магии не поддается. Только отлеживаться, только терпеть.

Чай с малиной, носки с горчицей, сок алоэ в нос...

И — лежи.

Романову это, мягко говоря, не понравилось. Но я не притворялась, я всерьез обсопливилась. Тащить меня в таком виде к государю — жестоко. Да и вообще...

Его величество в положение вошел, разрешил отлежаться неделю, вот я и лежала.

Играла с мелкими, отдыхала, старалась не думать о плохом.

— В этом вы все, женщины. Справиться с такими трудностями — и свалиться от дуновения ветерка, — продолжал выговаривать мне Романов.

Император — это другое, а Игорь Никодимович работал. У него дела, от моего насморка не зависящие.

Для меня эти дела начались к полудню следующего дня, когда я все-таки проснулась, чувствуя себя полностью разбитой, и выползла в гостиную.

Ваня и Петя пока еще лежали, порча по ним ударила крайне тяжело. Но Романов прислал своего мага воды, тот обещал поработать с мальчишками и все исправить.

По его словам, будь у парней хоть какие-то зародыши магии, было бы куда как хуже. Порча калечит и корежит магическое ядро — для начала, а тут ей калечить было нечего, просто ребята начали терять жизненные силы. Как воду откачивали из системы.

Не надо ничего чинить, восстанавливать, сплетать заново, надо просто наполнить систему водой — и та отлично заработает. Это маг обещал сделать за ту же неделю, а пока пусть мальчишки полежат в кроватях.

Я не возражала.

Что до всего остального...

— Как вы додумались до такого решения?

Я честно рассказала Романову про все, что сотворила. И то...

По результатам моей деятельности оказалось, что я сильно перестаралась. В наличии оказалось два трупа.

Один — тот, кто меня тащил в лабораторию, перестаралась я.

Слишком сильно огрела, или пришлось неудачно, не приноровилась еще. Но кто ж знал, такой лось — и такой хрупкий! А еще говорят — мужчины — сильный пол! Не выдержал тот пол моей тяжелой поступи.

Второй — тот, кого сначала обожгло кислотой, а потом еще и молнией дернуло.

Еще двое — с кислотными ожогами, это больно.

Доктор — с ожогом роговицы. Амулет у него был, и зрение у него восстановится, ему повезло. Но ни один амулет не рассчитан на горящий магний, вот и получил, подонок.

Да, гений.

Но гений, лишенный чести, совести и моральных тормозов — это выродок, которого надо уничтожить, как бешеную собаку. Его ведь ничего не ограничивает. Стоит вспомнить доктора Моро...*

*— Г. Уэллс. Остров доктора Моро, прим. авт.

Здесь Уэллс еще не написал свою книгу, самой, что ли, постараться? Или не стоит? Ладно, об этом я потом подумаю, а пока...

Как я догадалась насчет магния?

А что тут удивительного? Ясно же, меня приглашали не на блинчики с медом, вот я и подстраховалась.

Сейчас доктора активно потрошили, не слишком размениваясь на лечение — все равно вешать придется. Так, немного подлатали, чтобы не падал в процессе допроса.

Делиться деталями Романов отказался. Сказал, что пока еще рано.

Ладно, я не гордая, я подожду.

Расспросил меня про увиденного человека, заставил поработать с художником и нарисовать мужчину. Заодно сообщил, что сходство — не показатель, а расспрашивать впрямую тоже нельзя, Матвеев стопроцентно подстраховался. Угробить же раньше времени источник информации никому не хочется.

Мне за хороший поступок на благо государства обломятся вкусные плюшки, но есть подозрения, что дело еще не завершено. Так что пока я остаюсь в столице.

Арина...

Моя вина, чего уж там. Где-то я оказалась неправа, где-то не уделила достаточного внимания, вот и получилось так, как получилось.

Девчонку привели в себя. Физически ее можно вылечить, но разум — разум не восстановить.

Год.

Год мучений и пыток, год в неволе, год...

Арина просто не выдержала. Ее рассудок утрачен, и похоже — навсегда. Самое лучшее, что может быть — это монастырь.

И то...

Психика — штука сложная, неизученная, и влезать в нее корявыми пальчиками не рискуют даже маги. Слишком опасно. Есть шанс на выходе получить чудовище, которое внешне будет человеком, а разумом — животным. Или младенцем. Или... или будет монстром с неистребимой жаждой крови. Такое тоже реально. Случалось разное, потом люди поумнели и прекратили лезть куда не надо. Тоже чудо, кстати говоря.

Поэтому для Арины есть два варианта.

Первый — ее не трогают и она выздоравливает сама. Психотерапевты здесь есть, правда, чем они помогут — неясно, девчонка ведет себя, как... да и сравнения-то такого не подберешь! Когда она при появлении любого человека начинает истерически орать — пока не упадет без сознания. Просто впадает в припадок. Поработать с ней можно, попробовать, но совершенно без гарантии.

Выздоровеет — отдадут.

Нет?

Вот уж извините. Здесь вам не там.

Здесь не принято сумасшедших выпускать на волю.

Вот как бы это ни звучало, здесь искренне считают, что безумец — не кара Божья, а скорее сбой программы. Не кара — потому что неясно, кого там конкретно покарали. Безумцу-то неплохо, а вот его родным?

А тем, кто может от него пострадать?

Поэтому для подобных людей существуют государственные лечебницы. Там их содержат до смерти.

Не просто так.

Буйным — да, с теми сложно, а если безумец тихий, он отлично может выполнять определенные работы. Чем и занимается.

Копать от забора до обеда, убирать, еще что-то в том же духе...

Я сильно подозревала, что подобные учреждения служат еще и полигоном для отработки навыков, для экспериментов, для магов...

Бесчеловечно?

Сложный вопрос...

Вот тестировать всякую дрянь на животных, которые все понимают, а защититься не могут — человечно.

А на безумце каком-нибудь, которому только смирительная рубашка не дает встать и пойти всех крошить в капусту — бесчеловечно?

Где логика?

Нет логики...

Вот в таком приюте и могут содержать Арину.

Понятно, в платном отделении, где никто над ней издеваться не будет. Это один вариант.

Второй — вряд ли многим лучше.

Есть вариант, при котором стираются все травмирующие воспоминания. Правда, есть опасность стереть девчонке вообще — все. Знания, навыки, память... я получу младенца, которого всему надо будет учить с нуля, разве что сиську не давать.

Это тоже сложно. И не факт, что потом все нормально восстановится, но это хоть какой-то шанс на нормальную жизнь.

Правда, кое-кто этой процедуры не переживает. Погибает в процессе.

И что тут лучше?

Что хуже?

Черт его знает... думать надо. И с мальчишками посоветоваться.

* * *

До семейного совета и выздоровления мальчишек меня навестил Благовещенский.

— Александр Викторович, спасибо вам, — искренне поблагодарила я.

— Не стоит благодарности, Мария Ивановна. И... вы обещали называть меня по имени.

— Тем более, Александр, я искренне благодарна вам. Я очень беспокоилась за мою семью вчера ночью.

— А они за вас, Машенька?

Я пожала плечами.

— Александр Ви... ох, в общем, в мире ничего просто так не дается. Ничего и никому. Если за спокойную жизнь моих родных мне придется отработать — так тому и быть.

— Отработать — мишенью?

— Можно подумать, меня спросят?

Там, где начинаются интересы государства, резко заканчиваются интересы отдельных личностей. А все вопли о счастье для каждого, слезинке ребенка и неуходе обиженных...

Вот-вот. Никто из обиженных — не уйдет. И даже уползти не получится.

Благовещенский и сам понимал, что не спросят. И опустил голову.

— Я хотел бы защитить вас, Машенька.

Я промолчала. А что тут ответишь?

Я бы тоже хотела, чтобы вы стали частью моей семьи?

Я хотела бы...

Я вас еще тогда... полюбила?

Нет. Это все будет неправда.

А правда тут намного проще. И хочется — чтобы рядом был кто-то сильный, умный, надежный, и колется, отлично понимая, что в мире вечного и вечных просто нет. Привыкнешь полагаться на другого, отвыкнешь защищаться самостоятельно.

В том мире у меня была подруга, вот, она вышла замуж еще в семнадцать. Муж на двадцать лет старше, любовь, все дела... они прожили вместе тридцать лет, потом мужчина в один год сгорел от рака.

Она даже квартиру оплачивать сама не может, не то, что деньги на квартплату заработать. Ей просто было это незачем, так, была служба, на которую можно пройтись, наряды выгулять, ну и на колготки этой зарплаты хватало.

Все.

Самостоятельность?

Она и слова-то такого не знала. За год семья чуть в нищету не скатилась, хорошо, сын оказался весь в отца. Но это уже другая история.

А что до меня — я привыкла быть самостоятельной. Я не смогу быть за кем-то.

Или партнер, или никак. Но кому я такая нужна со своими тараканами? Не милыми домашними прусаками, а дикими и хищными мадагаскарцами?

Никому.

Лучше и не начинать, чтобы потом не болело.

У меня есть дети, у меня есть братья, у меня... может, мне все же повезет завести еще детей? А про деньги и любимое дело я вообще молчу.

У меня все это есть, так стоит ли жаловаться? Или не стоит гневить судьбу?

Я опустила вниз глаза. Потом все же набралась храбрости и посмотрела. В комнате висела тяжелая давящая тишина.

Александр тоже смотрел на меня.

Серьезно, испытующе... потом видимо что-то понял и улыбнулся. Словно и не было этой минуты. Словно продолжается разговор двоих друзей.

— Машенька, как вы смотрите на маленькую прогулку?

— У меня насморк, — напомнила я очевидное.

— Дня через четыре.

— Положительно.

— Возьмем малышей и прогуляемся в парке. Там устроили фонтан, говорят, потрясающее зрелище, настоящая водяная феерия.

Я вздохнула.

Вообще, в этом времени подобные прогулки — серьезная заявка. Но...

— Дайте мне чуть-чуть прийти в себя, Александр.

— Саша.

— Дайте мне чуть-чуть прийти в себя, Александр. А потом мы обо всем поговорим.

Благовещенский понял, что настаивать больше не стоит и откланялся. А я потерла виски.

Вот что мы за народ такой, женщины?

Заяви он мне, что я идиотка, и он будет меня защищать — я бы обиделась и его выгнала.

Заяви, что я свободна в своем выборе и вольна делать что хочу — я бы опять обиделась и его выгнала.

Ну и где с нами золотая середина?

Может, проще мост до Америки построить? В три полосы? И с красивой иллюминацией.

* * *

Семейный совет мы смогли устроить только через три дня.

Ваня и Петя пришли в себя, но пока еще, по причине слабости, оставались в кроватях. Я прихватила с собой малышню и пришла в спальню к братишкам.

Конечно, и у Вани, и у Пети были свои комнаты, но пока они болели, я распорядилась стащить их в одну комнату. Легче ухаживать будет.

— Как самочувствие, герои?

Герои мрачно засопели.

Кажется, им что-то не нравилось.

— Ну и чем вы тут недовольны?

— Всем, — первым отозвался Ваня. — Нам Александр Викторович все рассказал, ты могла умереть.

Градус моей благодарности Благовещенскому сильно понизился.

— И что еще вам рассказали?

— Все, — Ваня не собирался что-то скрывать. — На нас навели порчу и выманили тебя. Ты чудом осталась жива. И Арина тоже....

Я кивнула.

— Да, об Арине нам и надо поговорить.

— Не хочу! — вдруг взвился Петя, до этого лежащий молча. — Не хочу, не буду!!!

— Петя? — искренне удивилась я взрыву эмоций. — Что случилось?

— Не хочу! Она нас всех подставила!!! Мы умереть могли!!! И ты тоже!!!

Мальчишку буквально трясло, он захлебывался словами, Нил посмотрел на него с видом врача-терапевта на приеме в районной поликлинике, а потом сполз у меня с коленок, забрался на кровать к Пете и душевно так зашипел.

Тихо, но успокаивающе.

Петя погладил мягкие волосенки мальчика и начал постепенно приходить в себя.

Да, змееныш, этим все сказано. Интересно, а наоборот он тоже может? Не сейчас, потом, когда вырастет? Вот будет биологическое оружие, а?

Ладно, сейчас не до постороннего любопытства. Будем о деле...

— Петя, Аришка не виновата.

— Да неужели?

— Если кого и винить — то только меня.

— Заодно еще мать, за то, что она нас на свет родила!

— Нет, Петя, меня. На Аришку слишком быстро обрушилось то, к чему я привыкла с детства. Самое страшное испытание — богатством, властью, славой.... Она не выдержала, и не факт, что любой другой выдержал бы.

— А мы?

Я развела руками. Тут в теории была прореха. Но...

— Вы умнее. А в случае с Ариной умнее должна была быть я.

— Почему?

— Потому что я старше.

Петя пренебрежительно фыркнул. Но хоть не кричал больше, и слез не было.

— Аришка могла бы и своим умом жить.

— Вот им она и жила.

— И его не хватило, — приговорил Ваня. — Маша, давай о деле? Моральная сторона вопроса у тебя... не очень.

Я и сама это понимала.

— Я тебе не поп, чтобы проповедовать. Так вот, у нас есть два варианта. Первый — Арина остается в синем доме. Ей так досталось, что психика не выдержала. Да и я бы на ее месте не выдержала, это уж точно.

Чтобы выдержать нечто подобное, нужно было иметь якорь.

Ради детей, ради своей семьи я что угодно выдержу. У Аринки ничего такого не было, вот ее и сорвало. На крест идут во имя веры, а просто так — дураков нет.

— Второй вариант?

— Ее пробует лечить маг воды. После чего нам отдают... вот, как Нила, только возраст тела старше. А так Арину придется учить с нуля, ходить, говорить...

Мальчишки переглянулись. Я подняла руки.

— Не вам ведь придется, я ей гувернера найму.

— А ты сама что хочешь? — поинтересовался Петя.

— Я бы ее забрала, — честно ответила я. — Аришка не виновата, что так получилось...

— И порчу не она навести пыталась, и браслет не она своровала? — Петя сверкал глазами, словно... словно бойцовый петушок.

Порчу — она. И браслет, тоже она. Дальше-то что?

Не могу сказать, что я ее люблю до беспамятства, но это часть моей семьи. На помойку не выкинешь...

А хочется.

Сознаваясь себе честно — и забирать ее неохота, и не забрать будет не по-человечески. А потому я переложила решение на плечи мальчишек.

Ваня покачал головой.

— Маш, я не могу принять такое решение сейчас. Мне надо подумать.

— Нечего думать, буркнул Петя. И демонстративно обнял Нила. — Не нужна мне такая сестра, которая меня продаст ни за грош.

— Потом не продаст, — махнула я рукой.

— После коррекции? Ой ли?

Я вздохнула.

Ну да.

Стираются знания и память. А вот остальное...

Подлец останется подлецом, лжец — лжецом, игрок — игроком. Это прошито в другой части разума, не в памяти. Страшные мысли уйдут, а вот все остальное останется и выстрелит. Рано или поздно.

Скорее, рано.

— Думайте, ребята. Я приму любое решение, хотя мне не нравится ни одно.

Мальчишкам, похоже — тоже, И я их отлично понимала.

Как примирить между собой совесть и желание откосить — такая дилемма, по-моему ставится только в классических романах. А я их читала очень давно и уже ничего не помню. Своим умом придется доходить, не авторским.

* * *

Петя пришел вечером.

Я похлопала рукой по кровати, и мальчишка послушно влез на одеяло. Растянулся рядом... какой же он уже взрослый становится. Скоро выше меня будет...

— Маш... это плохо, что я не люблю Аринку?

Я пожала плечами.

— Хорошо, плохо... обыкновенно.

— Она моя сестра, а я на нее очень злюсь. Мы из-за нее чуть не умерли. Все, и мы, и ты...

— Она этого наверняка не хотела.

— Я понимаю. Она не злая, нет... она просто как мать, — Петя говорил серьезно, впервые осознавая печальную истину. — Сделает, но не со зла, подставит, подгадит и даже не поймет, что она не так сделала.

Я вздохнула.

Ну да, когда я впервые увидела Арину, мне хотелось ей оплеух надавать.

Ладно, Ванька ломался на всех работах, чтобы хоть какой грош в дом принести. А мамаша? Аринка?

Вот что им стоило и дом отскрести, и обед приготовить, и с тем же Петей, который мог без ноги остаться... меня ждали? Направляющего пенделя не хватало?

Видимо, так...

Получили и обиделись.

Не понимаю я некоторых людей, просто не понимаю. Кто-то поднимает задницу и идет работать.

Кто-то опускает ее на скамейку и принимается ныть. И естественно, в жизни нытика ничего не меняется. А виноват в этом тот, кто работает, у него-то все замечательно...

Об этом я и сказала Пете.

Брат засопел и прижался ко мне. Лежащий с другого бока Нил ревниво шикнул во сне и тут же ткнулся мне под мышку, устраиваясь поудобнее. Я понимаю, не стоит приучать детей спать в моей кровати, но что тут поделаешь?

Я их просто не могу выгнать.

— И я боюсь, она такой же и останется, — Петя тер лоб. — Я не хочу ее домой, потому что боюсь. Я за тебя боюсь, я за себя боюсь, за Ваньку, за всех нас...

— А если не...

— Как ты говоришь? Господу нашему Иисусу Христу от того, что его не со зла гвоздями прибивали, а по работе, легче не было?

Я вздохнула.

Ну да.

Для палача это работа, а человеку-то все равно больно. Результат-то один.

— Петя, что ты от меня хочешь?

— Я не хочу, чтобы Арина жила с нами.

Я вздохнула и потрепала его по вихрам.

— Посмотрим, братик. Посмотрим...

Петя ненадолго прижух у меня под мышкой. А потом...

— Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня?

— Ты себя плохо чувствуешь?

— Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут... спокойно.

Я вздохнула.

— Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться — и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то, что втроем.

Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет — и полезет.

* * *

— Машенька, вы чудесно выглядите.

Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.

Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки — все было подобрано в тон.

Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть...

Я себе нравилась, и знала, что красива.

Замечательно выглядели и все остальные.

Ваня, Петя, дети... двое старших в выходных костюмах, двое младших — в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.

Траур?

А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает.

Благовещенский выглядел вообще замечательно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой... если бы мужчины понимали, как их красит осанка! И сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.

Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.

Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.

Я любовалась столицей, и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но...

Но?

Было в ней нечто такое... та Москва жила в бешеном темпе. И приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить...

Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех.

У меня не получалось никогда. Да и не хотелось мне. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, никуда не торопясь, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила. И еще Москва — это мегаполис.

В том мире.

Случись что — куда будет нацелен первый удар?

То-то и оно. В глуши иногда безопаснее.

Работы не найти? А кто пытался?

Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру, ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что...

Сложно?

Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!

Эта Москва была тише и спокойнее. Здесь никто не бежал, никто никуда не спешил, спокойно прогуливались парочки под руку, гуляли дети с гувернантками, то и дело слышались возгласы нянечек, подзывающих к себе озорников, кто-то плакал напоказ, это ж ужасая трагедия, когда тебе не покупают мороженое, кто-то катался на велосипеде...

Никто не спешил. Все наслаждались жизнью здесь и сейчас, и в этом была основная разница между известным мне миром — и миром, в котором я находилась.

Когда мы утратили вот это понимание — жизни? Когда разучились просто жить, никуда не спеша, не набирая новых впечатлений, а просто — позволяя жизни идти своим чередом и наслаждаясь каждым ее мгновением. Когда разучились задумываться?

Нет ответа...

Хотя я знала, кому может быть выгодно такое положение дел. Когда все бегом и бегом, рывком и наскоком, вперед и вперед... а потом просто падаешь, как загнанная лошадь, и даже не успеваешь обернуться, чтобы понять — все было зря. И не нужно тебе никаких гималайских вершин, а нужны только те, кого ты сам оттолкнул в своей попытке влезть в гору...

Когда бежишь — ты не думаешь, ты просто бежишь. А куда, зачем... и главное — что происходит в это время за твоей спиной?

Нет ответа...

— У вас такое серьезное лицо, Машенька. О чем вы задумались?

Я улыбнулась Александру.

— О жизни, как водится. О жизни.

— Разве жизнь заслуживает такой грусти на вашем личике? Поверьте, она прекрасна, и у вас еще все впереди.

Я вздохнула.

Вот уж чья бы буренка мычала, нет? А ты недавно дочь похоронил, жена в психушке, с должности разжалован — и такие заявки? Хм?

Посмотрим на это под другим углом?

Маруся, мне кажется, или нас где-то накалывают?

Есть такая вероятность. Вот как хотите, а в такой ситуации мужчина должен вести себя иначе, разве нет? Или я чего-то не знаю о мужской психологии?

Задуматься и над этим вопросом я не успела. Нил едва не улетел вместе с велосипедом в фонтан и пришлось его вытаскивать.

Потом Андрюшка едва не описался от восторга, потом...

Двое детей в парке — это слишком много даже для четверых взрослых. Особенно если из этих взрослых только одна женщина, а остальные сами, как дети!

Ёжь твою рожь!

Это выражение я душевно вспомнила, когда Петя так перемазался мороженым, что аж до затылка дошло. Пришлось отмывать уже его...

— Сашенька!

— Мама?

Не поняла?!

Пока я была занята мальчишками, к Благовещенскому подошли двое человек. Оп-па?

Мужчина лет семидесяти на вид, такой очень уютный, полненький, словно колобок... и только по глазам видно, что колобок-то из легированной стали, не иначе. Глазки у него такие... интересные.

Серо-стальные, цепкие, умные, очень жесткие... меняю сталь — на титан. Не иначе.

И дама рядом с ним. Тоже в годах, очень похожа на Благовещенского, просто копия — только в женском, сильно смягченном варианте. И провалиться мне на этом месте, если это не его отец с матерью.

Темные волосы с проблесками седины, брови вразлет, четко очерченные черты лица, умные яркие глаза... да, Храмова можно понять. Если рядом такая женщина оказалась — не удержишься. Непонятно только, чего он, идиота кусок, на ней не женился?

М-да.

Не хотела бы я оказаться на пути у этой семьи. Только вот и смыться никуда не получалось...

Благовещенский обернулся ко мне и улыбнулся. Пришлось подойти...

— Мария Ивановна, это мой отец Виктор Николаевич Благовещенский и моя мать, Александра Александровна.

Под пристальными взглядами я ощутила себя на приеме у врача. Рентген — и то так не просвечивает, это уже жесткое излучение, не иначе.

— Очень приятно.

— Нам тоже приятно познакомиться. Саша писал о вас, — женщина улыбалась краешками губ. — Вы здесь с детьми, Мария Ивановна?

— Да, Александра Александровна.

— Называйте меня просто Алекс, — улыбнулась дама.

Ей это было к лицу.

Не Саша, не Шурочка — именно Алекс. Слишком уж она сильная, слишком стальная. Наверное, ее мужу с ней сложно. Или — нет?

Судя по улыбке мужчины, ему даже нравится такое положение дел. Удобно.

Когда рядом умная и сильная женщина, ты спокойно можешь свалить на нее семейные дела и заняться добычей мамонтов. А в пещере все будет хорошо, уютно и спокойно. Это с дурочками приходится вечно следить, как бы они чего не натворили, а с умной женщиной дергаться не стоит.

Я улыбнулась в ответ.

— Мы в неравном положении, Александра Александровна. Мне о вас не писали и не рассказывали, увы.

Брови женщины взлетели вверх.

— Александр?

Благовещенский смутился, словно и правда должен был мне рассказать о своей семье. Кой черт в это время принес к нам Ваню с Андрюшкой на плечах?

Хотя я и так знала имя данного черта. Закон подлости, гласящий — если что-то может пойти не так и не туда, вот оно и пойдет. И не так, и не туда, и вообще...

И если кто-то не смог бы уловить сходство...

Малыш около года уже не бессмысленная кнопка в пеленках. У него уже прослеживаются черты... фамильные, ёжь их рожь!

Нос пока еще не оформился, но глаза!

Губы!

И даже брови — все было один в один.

Ёжь твою рожь!

Александра Александровна перевела взгляд на малыша, на меня, на сына... и преспокойно заметила Благовещенскому.

— Твой сын удивительно похож на тебя в детстве. — И уже мужу. — Витюша, ты так не считаешь?

* * *

Какое же лицо стало у Благовещенского!

Какое же лицо, кто бы видел!

А вот мне смотреть не хотелось, мне хотелось провалиться поглубже.

На лице мужчины словно в калейдоскопе сменялись выражения.

Удивление. Осознание. Шок. Опять осознание.

И почти звериная ненависть во взгляде, направленном на меня.

Испугаться я испугалась, не стану отрицать. Но отступать не собиралась, вот еще не хватало. Это мой сын!

И в эту аферу я не по своей воле влезла!

В любом случае...

— Мой сын — копия своего отца. Равно, как и ваш сын.

Свекровь прищурилась.

— Даже так?

— А вы не сообщили сыну, кто его биологический отец? — ехидно поинтересовалась я. — Что удивительного, что два мальчика, рожденные от одного и того же мужчины, похожи?

— Саша все знает, Мария Ивановна, — вмешался 'колобок'. — Но все равно он мой сын, чье бы семя не проросло.

Благовещенский выдохнул и чуть успокоился.

— Подождите. Я хочу знать — почему?

— Что — почему? Почему мой сын похож на своего отца — или почему вы похожи на своего отца? Биологического отца. Александра Александровна не называла его имени?

— Нет. — мотнул головой Александр.

Интересно, почему? Я посмотрела на даму.

— А зачем? — пожала плечами та. — Все мои дети — Витюшины, этого достаточно.

— Сергей Никодимович Храмов, — четко произнесла я. — Это ваш отец.

То, что произнес Александр, вообще-то не стоило бы говорить при женщинах и детях. Но ладно уж, у человека потрясение основ.

Понять можно.

— Так почему ваш сын похож на моего? — прищурилась женщина. Я испытала желание вцепиться ей в волосы.

— Почему бы нет? Все маленькие дети похожи.

— Не настолько. А еще — мой сын не похож на своего отца, он моя копия, потому мы и избежали вопросов во времена оны.

Да откуда ж ты на мою голову взялась, такая умная?

Сдаваться я все равно не собиралась. Хотя действительно, на Храмова Благовещенский был похож весьма приблизительно. Скорее, на свою мать. Те же темные волосы, гордая посадка головы, резкие черты лица, в женском варианте они казались слишком четкими, в мужском варианте были просто неотразимы. То, что нужною

— Колода тасуется весьма причудливо, — я собиралась стоять на своем до последнего. — Я видела в молодости Сергей Никодимовича На портрете. Александр похож на него.

Женщина прикусила губу. А так тебя!

— Полагаю, нам нужно поговорить в другом месте. И без свидетелей, — вовремя вмешался Виктор Николаевич. — Прошу всех следовать за нами. Александр? Мария Ивановна?

Я медленно кивнула.

Да, разобраться в этом стоит, пока нас не завалило враньем. Но как же не хочется, кто бы знал!

— Пожалуй. Я еду домой, можете составить мне компанию.

— Я предпочел бы пригласить вас к себе, но полагаю, вы не поедете? — уточнил Виктор Николаевич.

— Правильно полагаете.

— Хорошо, Мария Ивановна, мы принимаем ваше приглашение.

— И немедленно! — вмешалась Александра Александровна, сверкнув на меня глазами.

Я глаз тоже не опустила.

Мне не двадцать лет, мне в том мире сорок стукнуло. И таких, как ты, я на завтрак пучками ела! И похлеще бывали, а и тех побивали!

— Следуйте за нами.

Я демонстративно взяла Ваню под руку и направилась к выходу из сада. Погуляли, называется, полюбовались фонтанами!

Благовещенский поехал с родителями, в их экипаже. Мы — впятером, в пролетке.

Ваня вопросительно посмотрел на меня.

— Маша, и что теперь?

— Ничего хорошего, — вздохнула я. — Факт.

— Что нас может ждать?

— Скандалы, склоки и ссоры, — обозначила я возможное будущее.

Ваня даже чуть расслабился.

— И это все?

— Тебе еще и мало?

Брат едва не фыркнул.

— Маша, мы скоро уедем отсюда! В Березовский! Пусть хоть обвыясняются и расскандалятся! Нам-то какая разница? Авось, туда не докричатся!

Я хмыкнула.

В чем-то Ваня был прав. Скандала никто устраивать не будет — невыгодно.

Пытаться отнять у меня сына?

А на каком, простите, основании?

Якобы это внебрачный сын Благовещенского? Ага, поди, докопайся до истины! Если что — я в этой семейке тоже мусора нагребу, мне-то плевать в Березовском на репутацию, картошка с капустой у меня все равно расти будут, просто 'лицом фирмы' станет Ваня.

А этой компании?

Плевать ли?

Посмотрим!

— Ваня, ты у меня такой умничка!

— Знаю.

— А я? — возмутился Петя.

— И ты тоже.

Я протянула руки и взяла Андрюшку.

Поцеловала малыша, пригладила растрепавшиеся волосы.

— Никому я тебя не отдам, малыш. Ни-ко-му.

* * *

В гостиной я с удобством устроилась в кресле и улыбнулась Ване.

— Братик, можешь отвести малышню к няне? И возвращайся.

— Я бы хотел, чтобы Андрей остался с нами, — Александр посмотрел на меня, но я покачала головой.

— Я считаю нужным соблюдать интересы ребенка. Он вернулся с прогулки, его нужно умыть, переодеть и накормить. А потом и уложить спать. Никаких злоумышлений, обычная, знаете ли, практика.

Благовещенский вспыхнул.

Да, издеваюсь. А вы как хотели — чтобы я все стерпела? Даже не рассчитывайте! Чтобы сделать ребенка в постели нужны двое.

— Я думаю, детям ни к чему присутствовать при нашем разговоре?

Потенциальная свекровь с намеком поглядела на Петю, но я решительно не поняла взглядов. Зачем множить сущее без необходимости? И пересказывать потом брату суть разговора, и извиняться? Лучше я пренебрегу Благовещенскими. Петя мне уже дорог, а они пока что просто дорого обходятся.

— Детей я отослала к няне.

Петя расправил плечи, прошел по комнате и встал за моим креслом.

Он ничего не говорил, не ругался, не спорил, не самоутверждался — и парадоксальным образом выглядел намного взрослее своих лет. Да, мальчик вырос.

Я улыбнулась брату.

— Маша?

А вот и Ваня вернулся.

— Что ж, теперь, когда все в сборе, — нарушил наше молчание Виктор Николаевич — мне бы хотелось узнать, кем мне приходится Андрей. Внуком — или нет?

— Александр Викторович — пошла я ва-банк, — вы всех своих любовниц за последний год помните?

— Да.

— Ладно, два года... я среди них была? Княжна Горская, напоминаю? Дети не появляются от высоких мыслей, дети появляются от вполне конкретных действий...

Благовещенский задумался, перебирая, видимо, в памяти дам. И не находя меня среди них.

— Какого числа родился Андрей?

Вот не хотела я называть это число! Не хотела. Но...

Не скроешь.

Пришлось озвучить дату. Как тут соврешь, когда все чуть ли не у него на глазах было?

Александр принялся что-то подсчитывать на пальцах. Потом покачал головой.

— Вроде бы нет... Но...

— Если проверить отцовство — разумеется, оно покажет вашего супруга? — мягко поинтересовался 'колобок'.

— Разумеется, — оскалилась я. — А если проверить ваше отцовство? У вас ведь не один ребенок?

Виктор Николаевич покачал головой.

— Нет, Мария Ивановна. В супруге я уверен. Все мои дети весьма похожи на мать, но вот похож ли Александр на Сергея Храмова?

Я пожала плечами.

— Достаточно похож. Но кому может прийти в голову подобная глупость? К чему искать сходство абы где?

Я уже почти выдохнула. И все бы обошлось. Но...

— Лейла...

Имя упало камнем.

Я прикусила язык. Больно.

А Александр смотрел на меня как-то по-новому, словно примеряя...

— Это ведь была ты. Тогда, той ночью, Лейла... это была ты.

— Не я!

— А я все думал, почему ты мне кажешься такой знакомой? Твои глаза, твоя улыбка...

— Не...

— Я думаю, мама не откажет мне в любезности. У Лейлы была родинка на животе, на два пальца пониже пупка. Мария Ивановна....

Я скрипнула зубами.

В общем-то разоблачение оставалось делом времени.

Если сейчас Благовещенский выйдет отсюда, как следует тряханет мадам, а он сможет, и дальше пойдет разматывать цепочку...

Не отверчусь.

Придется сдаваться.

— Хорошо. Той ночью — это действительно была я.

Александр прикрыл глаза. Ненадолго, на несколько секунд. А потом открыл и посмотрел прямо на меня.

— Маша, за что ты так со мной?

И почему я себя такой скотиной почувствовала? Кто бы мне ответил?

* * *

— Все это очень мило, — протянул Виктор Николаевич. Вовремя сбивая всю патетику и накал страстей, — но я хотел бы знать, откуда у меня появился внук.

Вот что хотите со мной делайте, но так тянуло поинтересоваться с неповторимым одэсским акцентом: 'вам таки рассказать за процэсс?'. Увы, княжна Горская себе такого позволить не могла, а потому я мило улыбнулась.

— Так получилось, что мы с вашим... сыном были близки. Близость забылась, а сын остался.

— Да неужели? — ядом в голосе Благовещенского можно было торговать. Открыть заправку в пустыне и заправлять кобр.

— Именно так. И сразу хочу заметить, что мой супруг был полностью в курсе дела.

— Да неужели? — язвительно поинтересовалась свекровка, заставляя вспомнить народную мудрость про 'выпитую кровь'.

— Именно так. Сергей Никодимович мечтал о сыне, но понимал, что не сможет подарить мне наследника. Он предложил мне выход, и я согласилась.

— Меня при этом, конечно же, в известность не поставили.

— А должны были?

— Я возвращался на следующий день.

— Хотели предложить мне участь содержанки?

— Хотел выкупить тебя.

— И предложить мне пожить у вас на содержании. Я поняла. Я благодарна вам, но вынуждена отказаться.

— Мария Ивановна!

— Александр Викторович!

Скрещенные взгляды, казалось, гудели, как провода трансформаторов. Вот-вот и разряд!

Как же!

— Полагаю, мы так ни до чего не договоримся, — Виктор Николаевич покачал головой. — Мария Ивановна, вы решительно не хотите пойти нам навстречу? Поймите меня правильно, все уже выплыло наружу, я правильно понимаю, что Александр может найти доказательства? Так давайте договариваться, или хотя бы, для начала, не врать друг другу. Так проще будет всем нам.

Я вздохнула.

Помассировала виски.

И приняла решение.

— Я могу рассказать вам сказку. Но эта сказка касается не одной меня. Готовы ли вы ее выслушать — вот вопрос?

— Я слушаю, — скрипнул зубами Александр.

— Тогда... эта история началась давным-давно. Возможно Виктор Николаевич пожелает ее дополнить. Около сорока лет назад один мужчина потерял жену и сына. Так получилось, у его старшего брата и племянников дар был непроявленным или вообще отсутствовал. А вот у его ребенка проявился. Что было причиной убийства. Да, он до самой смерти подозревал убийство, но и выгрести сор из избы не решился. Не из карьерных или каких-либо меркантильных соображений, нет. Для его матери это стало бы непосильным грузом. Она так любила своих сыновей — обоих... мужчина был почти смертельно ранен. Он уединился в своем имении... в имении своих родителей. И там встретил девушку.

Александра Александровна хмыкнула.

— Тогда позвольте уж продолжить эту сказку мне. Да, юную девушку, совсем юную, очень наивную и романтичную. Такие тоже бывают... точнее, все мы такими и бываем в ранней юности. И ищем раненого героя, чтобы пожалеть. Иногда даже находим, на свою голову...

* * *

О восприятии реальности в подростковом возрасте можно книги писать. И все равно — сколько ни напиши, все мало будет.

А уж что творится в головах юных девушек...

Жуть жуткая романтическая.

Именно в таком сочетании.

Юная Сашенька была приглашена в имение к подруге. Жених у нее уже, конечно, был, но Витя... ах, Витя был таким серьезным, деловым, рассудительным...

Замечательные качества, но совершенно не те, которые ценят юные девушки.

А тут поместье, просторы, лошади, которых обожала Сашенька, весна, пробуждающаяся природа...

И рядом — мрачный страдающий герой-отшельник.

Да, Храмов уехал в поместье после смерти жены и сына.

Целыми днями пил, дурил, потом, когда организм отказался принимать водку и попросту выдавал выпитые стаканы наружу, оставляя мужчину в самой пошлой трезвости, начал гонять по окрестностям.

Бешеная скачка помогала забыться хоть немного, но конь — не автомобиль. Его надо поить, успокаивать, не загонять...

Вот и встретились однажды у лесного озера с водяными лилиями Сережа и Сашенька.

Слово за слово, вот и вторая встреча. А там и третья, и четвертая...

Пока однажды...

О том, что случилось, она не сожалела. Но когда мужчина объяснил, что не сможет на ней жениться...

Девушка обиделась.

В раю разразился даже не скандал — буря! Ураган! Торнадо!

Что ни перечисляй — даже цунами не отражало истинной ярости девушки.

Из имения она уезжала с твердой уверенностью, что лучше ее Витеньки никого нет. И только потом поняла, что непраздна.

Даже не сама, мать разобралась.

Скандал разразился вторично. Но... убивать ребенка было нельзя. Это грозило бесплодием в дальнейшем, да и церковь такие развлечения не одобряет. Нежеланный ребенок?

Роди, да и отдай в храм. Без тебя вырастят, хоть и в приюте. Может, монашка будет или монашек, может, еще кто, хоть и крестьянином станет... да все — живой.

Положение спас сам Виктор.

* * *

Бывают и такие сказки.

Нельзя сказать, что Витя был сильно влюблен в свою невесту. Так... слегка.

Красивая, умная, с сильным характером — самое то, чтобы быть спокойным и за свой тыл и за своих детей. Главное, характер есть. Не задурит, случись что, не спустит все на свои хотелки, не приведет мужиков... здравый смысл в действии.

А вот дикой любви у Вити не было.

Поэтому, когда ему рассказали про загул невесты до свадьбы...

Злился ли он?

Да нет. Скорее это было... неудобство. Он тоже не был девственником, так что невесту понять мог. Но первенец — от другого мужчины?

Витя не знал, хватит ли у него благородства воспитать ребенка, как своего.

Но...

Поторговался с Сашиными родителями, чуток увеличил приданое, да и женился. А чего тянуть?

Так-то можно все на молодость списать, не дотерпели чуток до свадьбы.

А ежели ребенок через месяц после свадьбы родится, это уж слишком будет. После свадьбы молодые уехали к себе в имение, вернулись только через полтора года...

Ребенок, да...

Маленький Саша оказался...

Виктор и хотел, было, ревновать, или не любить малыша, но...

Саша оказался копией своей матери. От отца в нем если что и было, то незаметно, да и не особо Виктор хотел знать Сергея Храмова или видеть его, так, пару раз издали — и довольно. Витя вдруг, неожиданно даже для себя, стал воспринимать мальчика, как еще одну опору.

А что?

Не та мать, что родила, та мать, что вырастила. Так ведь и к отцу это относится! В полной мере!

Он с удовольствием занимался ребенком, мог поиграть с ним, повозиться, показал ему буквы, нашёл своих старых солдатиков... и к трем годам неожиданно даже для себя понял, что у него просто есть еще один сын. А кто там был...

А наплевать!

Александр — его сын. И точка.

* * *

— Ваша история почти правдива, Мария Ивановна, — улыбнулся мне 'колобок'. — Так воти получилось. И я рад, что все мои дети, похожи на мать. И красотой, и умом.

Я потерла лоб.

— Что ж, у треугольника три стороны. А у квадрата и вообще четыре... думаю, настало мое время рассказать еще одну сказку.

В изложении Храмова это выглядело немного иначе, но я сочла за лучшее немного сместить акценты.

Терять близких — тяжело. И те, кто поумнее, молят Бога не о богатстве и власти, нет... они молят его о жизни и здоровье. Для себя и своих близких.

А остальное...

Если есть жизнь и здоровье, можно сделать — все. Заработать, украсть, найти клад, да что угодно! Дайте лишь время и силы!

Потеряв жену и сына, Сергей Храмов... не сломался. Но надломился и сильно. Стержень в нем треснул.

Любовница исцелила его и дала возможность выйти в бой с новыми силами. Или хотя бы искать смерти в бою, не от бутылки...

А вот связать с кем-то свою жизнь...

Храмова тупо кинуло из одной крайности в другую. Теперь он боялся кого-то потерять.

Ему так было легче.

Если он своего сына не видел ни разу, значит, сына у него и нет.

Десять лет нет...

Пятнадцать лет нет...

Кадетский корпус?

Вот тут Храмов и не утерпел. И взглянул на своего сына впервые. Увы, мальчик оказался совершенно непохож на него. И все же, все же...

Сергей Никодимович решил принять участие в судьбе своего отпрыска. Он отлично понимал, что являться и возглашать: 'сынок, я твой настоящий папа, обними же меня!' попросту глупо. Пошлют его с такими предложениями, куда Макар телят не гонял.

Являться к бывшей любовнице?

С тем же результатом? Тут кому-то летающих ваз не хватает? И бабских истерик?

Ну-ну...

А вот незаметно поучаствовать в распределении... помочь с выслугой, проследить, чтобы его сына — официально сына мещанина, купца, не затирали...

Это Сергей Никодимович мог. И сделал.

Это была середина истории. А ее конец...

Когда Храмов понял, что умирает, он решил таки щелкнуть по носу своих родственников. Он уходит, он больше никого не потеряет, а его наследник...

Сын?

Внук.

Его кровь, его родное существо, чего греха таить, для него это было важно. Мне сделали предложение — и я согласилась.

Так и появился на свет Андрейка.

* * *

— А меня в известность поставить никто не собирался? — проскрежетал Благовещенский. Глазами он сверкал так, что можно было вместо маяка ставить. Но сдерживался, надо отдать ему должное.

— Зачем? — удивилась я. — Вы провели ночь с красивой девушкой, неприятных впечатлений у вас не осталось, ну а последствия... их тоже расхлебали без вас. Не случись этой встречи, так и прожили бы вы себе спокойно еще сорок лет.

— И никогда бы не узнал о сыне?

За следующие слова мне хотелось себя укусить. Но... из песни слова не выкинешь. А прояснить этот вопрос было необходимо.

— Смерть дочери у вас не вызвала таких эмоций, как рождение незаконного сына.

Александр мертвенно побледнел. И судя по движениям рук, представил, как сворачивает мне шею. Но к его чести сдержался.

Сделал глубокий вдох, выдохнул...

— Настало и мое время рассказывать сказки, да?

— С удовольствием послушаю, — кивнула я.

Четвертая сказка получилась грустной.

Детство у Александра было замечательное. Родители не стали скрывать от него правду, поговорили с ним, когда мальчику было лет десять, открыли ему секрет, но это ничего не изменило. Даже зная о своем происхождении, он не сильно задумывался. Какая там разница, кто его сделал, если у мальчика есть все, нужное ему для счастья?

Самый лучший отец в мире.

Самая любящая мать.

Братишки и сестренки, которых обожал Александр. Но...

Вечно это коротенькое двухбуквенное препятствие любым планам.

Что поделать, если у Александра не было ни малейших способностей к торговле? Вообще!

Он не мог различить шелк и бархат... ладно, мог, но разобраться в их качестве, к примеру, отличить товар первого сорта от второго или второго от третьего...

Он старался, упирался, ломал себя через колено, и все равно получалось вчетверо хуже, чем могло бы! Родители это видели. И однажды решили поговорить с ним.

Не получается торговать?

Попробуй воевать.

Так Саша и оказался в кадетском корпусе.

Муштра ему не нравилась. А вот стрелять, фехтовать, изучать стратегию и тактику, логику и риторику, историю и географию войн...

Замечательное было время!

Александр нашел свое призвание, но были и минусы. К примеру — происхождение. Не дворянин, увы... на ступеньку ниже многих. И службу он начнет с нижнего чина, и служить ему придется дольше, и по службе могут обойти.

Когда и кого это останавливало?

Александр сделал свой выбор, но чем дальше, тем отчетливее понимал, что без связей он высоко не поднимется. А хотелось-то стать генералом...

Храмов тогда еще не принимал особого участия в судьбе отпрыска. Здесь поддержать, там слово замолвить — да, но и сам он на тот момент мог не так, чтобы много.

И тут судьба преподнесла Александру неожиданный сюрприз.

Дарью.

Если быть точным — старого Матвеева.

Еще не старого на тот момент, вполне себе даже молодого, симпатичного мужчину, правда, старше Александра лет на двадцать, но маги живут дольше. Намного дольше.

У него было предложение.

Да, жизнь любит сдавать одни и те же карты и смотреть как по-разному или распоряжаются люди.

Александру предложили в жены Дарью и покровительство юрта в приданое.

Мужчина подумал, но сердце его было свободно, а честолюбие требовало карьерного роста. И он ответил согласием.

Ирина?

А вот тут вопрос.

Александр считал ее своей дочерью. Дарья говорила то же самое. Но Благовещенский был свято уверен, что у его жены была с кем-то связь. Была, осталась... надолго ли?

Этого он не знал.

Выбора все равно не было. Отказался бы он — нашелся бы другой, а несговорчивому офицерику подпортили бы карьеру. Даже не специально, мало ли гарнизонов, в которых с утра до вечера храбро воюют с комарами, а с вечера до утра с пустыми бутылками?

Хватает. И их состав отлично пополняется простонародьем. Благовещенскому хотелось на войну, хотелось действия, славы... он получал свой шанс.

Он его использовал в полной мере.

А почему сейчас так себя вел?

Оставим в стороне естественную злость любого обманутого мужчины. Поговорим просто про жену и Дочь.

Он убедил себя, что любит Дарью.

Он убедил себя, что Ирэна — его дочь.

Но сомнение всегда жило в его душе, в самой глубине, там, куда не было доступа никому. И — вырвалось.

Ему было больно и обидно.

Жена растоптала двадцать лет совместной жизни. Дочь... неужели нельзя было подойти к отцу и поговорить? Что он — зверь какой?

Обида переплеталась с обидой, наслаивалась и усиливалась. А тут еще и это.

Оказывается, у него есть сын. И между нами, я удивлялась сдержанности Благовещенского. Я бы за такое голову оторвала.

Попользовались, родили, и ни слова, ничего...

С другой стороны — не ходи по борделям.

С третьей стороны — это элитный бордель и дамы там профессионалки. Им платят как раз за отсутствие подобных случаев. Вот человек и был спокоен. И... я его зацепила.

А тут — все сразу.

Обидно же! Мне бы точно обидно было...

Наши переглядки оборвал спокойный голос 'титанового колобка'.

— Суть дела ясна. Давайте решать, что будет дальше.

Мы опомнились и переглянулись.

— А нам есть что решать? — уточнила я. — Андрей — Сергеевич. Храмов. Муж его признал, так было и так останется. Всех и все устраивает.

— Это мой сын!

— Вам никто не запретит с ним видеться. Равно как и вашим родственникам.

— Подачками и урывками?

— Все равно вас пошлют куда-нибудь — и вы его так и будете видеть, — не сдалась я. — Именно что подачками и урывками, как служба позволит. Ребенку нужен постоянный родитель, а не 'приходящий папа'.

— Это решаемый вопрос.

— А репутация моей сестры — это какой вопрос?

Ваня впервые заговорил, и его слова прозвучали, как удар грома. Я обернулась и улыбнулась брату.

— Ты прав, Ванечка.

— Сейчас вы увидели вместе отца и сына, то есть ваших сына и внука. Вы похожи, — Ваня говорил, обращаясь к Виктору Николаевичу. — Похожи настолько, что этим вопросом задастся любой человек, увидевший вас всех вместе. И что начнется? Чью репутацию уничтожит скандал? Вашу? Моей сестры?

— Это решаемо, — пожал плечами Виктор Николаевич.

— Да неужели?

— Ваша сестра должна выйти замуж за моего сына.

— Я не согласна.

— Неплохая идея.

Мы с Благовещенским произнесли эти слова дуэтом, и я встала с кресла.

— Я. Не. Согласна.

— Почему?

'Колобок' интересовался с чисто научной целью. И я понимала суть вопроса.

Приведите аргументы? И без глупостей вроде 'любит — не любит', 'плюнет — поцелует', здесь все люди взрослые, здесь вам не модный журнал с дамским романом о любви.

— Потому что мне это не нужно. У меня есть все. Дети. Деньги. Перспективы. Я сама себе хозяйка, у меня репутация вдовы, я могу жить спокойно и свободно, ни на кого не оглядываясь. Менять все это на сомнительное удовольствие брака? Во имя чего?

— Репутация?

— Мою репутацию и так душевно уничтожают Романов и Его Императорское Величество. Куда уж еще хуже?

— Возможно, еще дети?

Я покачала головой.

— Двоих мне хватит.

— Безопасность, — тихо произнес Александр. — Вас не оставят в покое. Рано или поздно, скорее рано, нежели поздно, вас вынудят выйти замуж. И лучше сделать то по своему выбору, прописав все в брачном договоре, чем сдаться на милость того же Матвеева.

Я хмыкнула.

— Это аргумент. Но его мало. Мой покойный муж сделал все, чтобы защитить и меня и сына.

— Я тоже готов сделать для этого все возможное. И... Маша, это мой сын. Я не знал о нем, но...

— Но?

— Я и так полюбил твоих детей. Просто за то, что они твои дети. И предложение тебе бы сделал, хотел сделать.

Я хмыкнула.

— До или после окончания служебного расследования.

— После, разумеется. Что я могу тебе предложить? Неуверенность в завтрашнем дне?

— А что вы мне можете предложить сейчас?

— Маша, теперь это другое. Андрей мой сын, и я не хочу его отдавать. Не смогу...

Я помассировала виски.

Вот что тут ответишь? Как вывернешься? Хотя... а чего я голову ломаю?

— Александр Викторович, а вы не забыли, что пока еще женаты? Или вы собираетесь Дарью придушить подушкой?

Судя по растерянному лицу Благовещенского — именно что забыл. И вспоминать не собирался.

Но прежде, чем я успела как следует по нему потоптаться, вмешался Виктор Николаевич.

— Довольно. Сегодня мы уже сказали многое. Давайте сделаем перерыв, а потом примем решение, которое всех устроит.

Я посмотрела на Виктора Николаевича.

— Скажите, вы не маг?

— Нет.

— И ни капли крови, ничего...

— Увы.

— Какая жалость!

— Благодарю за комплимент, княжна. А теперь позвольте нам откланяться.

Мы улыбнулись друг другу.

Да, вот от такого свекра я бы не отказалась. Вот где настоящее сокровище! Аристократы там, маги...

Жаль, что таких Викторов — победителей мало. А то бы я открыла охотничий сезон. Однозначно.

Интерлюдия.

Александр Викторович Благовещенский сидел и напивался.

Злобно.

До упора.

В стельку, как последний сапожник

И не собирался останавливаться раньше, чем свалится под стол. Ну, или в блюдо с мясом, принесенное прислугой в качестве закуски.

Обидно было...

Или не обидно?

Александр и сам не мог понять, какие чувства им владели. Сложная смесь получилась.

Обида там была, безусловно, и кто бы не обиделся? И злость. И почти ненависть. И любовь, и...

Да не перечислишь тут всего!

А как еще нормальный мужчина должен на такие новости отреагировать? Без его ведома от него зачали ребенка — ладно бы по случайности, тут можно и простить, и понять. Никто не застрахован, дети, знаете, как тараканы, выползут, когда и не ждешь.

Но вот так?

Холодно, расчетливо...

И ведь он стал первым мужчиной у Лейлы... то есть у Маши. Первым... и единственным?

Получается так.

До его прибытия в Березовский она точно ни с кем... пока беременность, пока роды — вряд ли. А потом он и сам был в курсе. Город маленький, амурные приключения не скроешь.

И в то же время, за него даже замуж не пойдут.

Каково?

Неперспективен? Нет, даже не это! Ладно бы — беден, не может ничего предложить, или хочется большего. Нет. Просто — ей это не нужно.

А что ей нужно, черт возьми?!

Что нужно этим женщинам!?

И потом... как она могла промолчать? Не сказать, что у него — сын!

И как она могла сказать? Как начать разговор? Вы знаете,, мы с вами уже спали... просто я под другим именем была и в другом виде.

Сейчас-то он сходство видел. Малиновку можно вымазать углем с ног до головы, но в ворону она точно не превратится. Вот и Машу можно покрасить в черный цвет, можно нанести на лицо косметику, но черты останутся те же. И сходство прослеживается...

Мать объяснила.

Вот черт!

Александр налил еще одну рюмку водки и выплеснул в рот. Сгреб ломоть мяса, прожевал...

Хорошо пошла?

Плохо. Повторим.

Виктор Николаевич перехватил занесенную руку.

— Ты напиться хочешь — или разобраться?

Александр вздохнул и руку убрал. Отца он любил, уважал... и — да! Отца!

И плевать, кто там корову покрыл, теленок все равно вышел хозяйский! Другого отца, кроме Виктора Николаевича, Александр не знал, знать не хотел, а теперь и убедился, что был прав на сто процентов.

— Не знаю.

— Тогда даже и не начинай с водкой. Сейчас слуги все уберут, а мы с тобой побеседуем.

Александр кивнул.

— Хорошо.

— Тошно тебе?

— Да.

Слуги зашуршали мышами, вынося поднос с водкой и закуской. На его месте появился другой. Саша взглянул и улыбнулся.

— Шоколад?

Не какао, нет. Не то, что привыкли называть этим словом.

Настоящий шоколад, из какао-бобов, густой и крепкий. Отличная штука, которая прочищала мозги не хуже кофе.

— Он самый. Кофе мне врачи запретили, так хоть шоколадом спастись. Его тоже, правда, много нельзя, ну пару чашечек мы с тобой примем. За здоровье моего внука Андрюши. Кстати — откуда такое имя?

Благовещенский хмыкнул.

— Ма...ша, — уменьшительное имя далось с трудом вместо привычного 'Мария Ивановна' — рассказала. У нее был друг по имени Андрей. Не любимый, но человек, который очень многое для нее сделал. Она поклялась, что назовет сына в его честь.

— Был друг?

— Он умер. Маша сказала, что он прожил не самую счастливую жизнь, но всегда старался поступать по справедливости. И честь не опозорил.

— Понятно. Что ж, хорошее имя. Ты на нее обиделся?

— Я ее готов был убить, — честно сознался Благовещенский. — Вот просто — прикончить! Это ж надо! Мой ребенок — и мне ничего не сказали! Ладно бы она меня не знала, не доверяла мне... ведь не доверяет, верно?

— Стоп-стоп-стоп. Не гони. Давай, выпей еще шоколада, а там и дальше будем разбираться.

Саша повиновался.

— Ты тоже был обижен на мать?

Как-то раньше он об этом отца не спрашивал. Ни к чему было. Или и так все было ясно? Если б обиделся — не взял бы в свой дом, не признал сына, не... А вот сейчас...

Привычная картина мира дрогнула, нарушилась.

Виктор Николаевич покачал головой. Медленно сделал глоток шоколада и аж прижмурился от удовольствия. Хорошо...

А потом еще и кусочек лимона утащил. Посыпанного кофе и сахаром. И улыбнулся сыну.

— Никогда не обижался.

— На мать?

— Вообще.

Саша удивленно посмотрел на отца.

— Непродуктивная эмоция, — пояснил патриарх семейства Благовещенских. — Надо понять человека, вот и все. А дальше, если ты его понял, ты либо принимаешь его таким, какой он есть, либо выкидываешь из круга близких, либо начинаешь обращаться, как с треснутой чашкой — не жди слишком многого, скоро вообще расколется.

— То есть?

— Армия плохо на тебя подействовала, сынок. У тебя остались либо свои — либо чужие. А мир не состоит из двух цветов, он многогранный и разноцветный.

Саша вздохнул. И отец без труда прочитал на его лице тоску от философии. Ладно же, будем более конкретны.

Дети есть дети, хоть им сорок, хоть им восемьдесят. Хоть они маги, хоть генералы.

И задача родителей — всегда, в любом возрасте, помочь детям справиться с теми проблемами, которые они сами почему-то не одолевают. Либо не видят, либо не понимают, что надо увидеть.

Ну ничего, сейчас он сыну покажет, куда бить, а дальше парень и сам разберется.

Что поделать, дети...

Не потому, что глупые, или маленькие, или еще какие, нет. Но человек живет на планете Земля и не чувствует ее движения. Вращение Земли хорошо заметно с Марса, к примеру. Саша сейчас такой землянин. Он внутри этой проблемы, он эмоционально вовлечен в нее и потерял способность мыслить абстрактно. И кто бы его за это упрекнул? А Виктор Николаевич смотрит со стороны. И готов подсказать сыну то, что тот пока еще не заметил.

— Что двигало твоей матерью? Любопытство, сострадание, желание помочь, влюбленность — не любовь. Гремучая, в совокупности, смесь, но не из тех, что горит долго. Полыхнет, прогорит, погаснет. Даже поженись она с этим Храмовым — все равно закончилось бы плохо.

— Разве?

— Конечно. Разные люди, разные миры. Дочь купца и аристократ... нет, добром бы это не кончилось.

— Допустим.

— Любила она его? Нет. Любила она меня? Нет. Мог я это исправить? Безусловно. И нужно было лишь уделить побольше внимания и принять тебя, как своего сына. И все у нас прекрасно получилось, сам знаешь.

Саша знал.

Более счастливой семьи, чем свои родители, он не видел. Не напоказ, а внутренне, искренне счастливых. И лишь сейчас он понимал, сколько усилий для этого потребовалось приложить родителям. Когда сам носом об забор налетишь, оно так доходчиво получается!

— А что надо мне?

— Давай сначала определимся с поступками твоей.... Маши.

— Допустим.

— Я распорядился навести справки, еще когда ты мне рассказал о ней. Итак, Горская, Мария Ивановна. До определенного момента обычная аристократка, ничего особенного, маг земли, с непроявленным даром, послушная дочь — серая мышь. Дальше интереснее. Отец решает выдать ее замуж за Демидова, ты в курсе истории, не так ли?

— Да.

— С княжной происходит несчастный случай. И после этого она меняется. Словно бы пропадает послушная дочь, она сбегает из дома, как теперь понятно, объявляется в Березовском и живет там под именем мещанки Марии Синютиной.

— Да.

— Саша, ты не задумывался, что жизнь — не роман? Это там то баба мужиком переоденется, то мужик — бабой, то дворянин — крестьянином.

— И?

— В жизни так не получится. Ты мне поверь, чтобы княжна могла жить, как мещанка... это практически нереально. А Мария Синютина еще и приобретает в собственность кусок земли...

— Лощину.

— Да. Занимается хозяйством... чтобы так поступить, надо иметь серьезный стержень. И цель.

— Я не задумывался.

— Ты восхищался, — припечатал отец. — А теперь подумай, что может быть целью девушки в таком случае?

Долго думать Александру не пришлось. У него перед глазами была мать, были сестры...

— Независимость.

— Возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой, верно. Это ей не удается, ей приходится, как я понимаю, выйти замуж.

— Приходится?

— Саша, а ты сам подумай? Какой муж подложит свою жену под другого мужчину, если ее искренне любит? Это не браке говорит, о сделке.

— Тоже верно.

— Во-от. Они получают каждый свое, но полагаю, стремление к независимости у Марии Ивановны проявляется еще ярче.

Благовещенский-младший почувствовал себя идиотом.

— Я об этом так не думал.

— Тебе никто не запрещает подумать, — поддел отец. И долил горячего шоколада.

Терпкая тягучая сладость прояснила мозги.

— Отец, я дурак?

— Но не круглый, раз уж ты это осознаешь, — поддел отец великовозрастного сына. И принялся загибать пальцы дальше. — Почему на тебя пал выбор Храмова — понятно. Ты его сын.

— Я твой сын.

— Полагаю, Храмов об этом не догадывался, — глаза 'стального колобка' смеялись и Саша улыбнулся в ответ.

— Это стало бы для него немалым сюрпризом.

— Верно. А как княжна должна на тебя смотреть? Ты его сын.

Александр передернулся.

— Не подумал.

— Так подумай, сынок, подумай. Оно полезно, — мужчина улыбался вовсе уж лукаво. — А насчет сына, что должна была тебе сказать девушка?

— Эммм...

— Мы встречались в борделе, мой муж меня под тебя подложил, вот результат встречи?

— Ты затем меня и утащил, чтобы я дров не наломал?

— Примерно так. Посиди пока дома, сынок, а с твоей... кем?

— Невестой.

— Вот-вот. С невестой я сам поговорю.

— Я сам с ней поговорю.

Виктор Николаевич спорить не стал. А вместо этого проникновенно поглядел на сына и поинтересовался.

— Сынок, если бы я с тобой не поговорил, сколько бы ты дров наломал?

— Много.

— Вот и не спеши. Дай женщине все обдумать, и помни — они эмоциональнее нас. Не глупее, но успокаиваться будут намного дольше, это уж точно. Думаешь, почему я с тобой говорю?

— Почему?

— Потому что мама сейчас очень сильно возмущена. Она ведь женщина в полном смысле этого слова.

— На что ты намекаешь?

— Поговорите с Марией через пару дней. Так лучше будет.

— Думаешь?

— Уверен.

— Я подумаю. Спасибо, отец.

— Не за что. А теперь предлагаю отправляться спать.

Саша выдохнул. Допил остатки шоколада.

Действительно, почему бы и нет? Сейчас ситуация уже не казалась такой неразрешимой. Да и обида поутихла, и на смену ей пришло понимание. Есть за что благодарить отца. Есть.

— Правда, пойду я спать. А уж завтра, на свежую голову...

— Пошлешь девушке цветы.

— Я действительно дурак...

— Какие цветы — подсказать?

— Разберусь.

— Главное, не посылай кактусы, — глаза Виктора Николаевича смеялись. Ох уж эти дети. Но жена, будь она жива, была бы довольна. Мария — хорошая девушка, и семью держать сможет не хуже его супруги, а молодость... молодость — недостаток проходящий.

Саша рассмеялся и отправился спать.

А Виктор Николаевич отправился в кабинет. Он ведь не давал сыну никаких обещаний, верно? Где тут бумага?

Госпоже Марии Ивановне Храмовой.

Мария Ивановна!

Прошу принять меня для разговора по личному вопросу...

Не хочешь получить в невестки жабу — не пускай сына бродить по болотам в одиночестве. А то не расхлебаешь!

* * *

Игорь Никодимович Романов сидел над кипой бумаг. И задавался он одним вопросом.

Вроде бы он признаков идиотизма не показывал, верно?

Верно...

Так почему же люди считают его идиотом?

Или они просто считают себя самыми умными, а всех остальных по умолчанию — дураками? Очень на то похоже.

Ладно, поймаем, допросим, выясним.

Глава 6.

Шапка на пушистых лапках.

С утра мне доставили письмо.

Виктор Николаевич Благовещенский просил принять его для решения нескольких важных вопросов. Что ж, отказываться не стану.

Действительно, с любой проблемой надо переспать. После этого она резко уменьшается и отношение к ней уже другое.

Узнал Благовещенский про свое отцовство? Ну и что? Переживем! Что проблемного?

Все живы, здоровы, а остальное утрясется, никуда не денется.

Поймали врагов?

Вообще великолепно. Пусть Романов разбирается. Хотя... если честно, были у меня подозрения, но сейчас задумываться не хотелось. Со своими бы проблемами разобраться.

От Александра мне доставили цветы.

Громадный куст с нежными кремовыми розами. Именно куст, не букет... я распорядилась высадить его в саду и подумала, что меня неплохо изучили.

Не люблю цветы в букетах, они быстро вянут, и смотреть на это неприятно. Люблю цветы в горшках. Можно их пересадить, можно передарить, в любом случае, это намного интереснее.

Виктора Николаевича я дождалась к обеду и естественно, пригласила за стол.

Мужчина согласился, и весь обед поддерживал ничего не значащую беседу и погоде, природе, ценах на урожай... о таком я могла бы беседовать в любой светской гостиной.

Ваня с Петей переглядывались, но вперед меня не лезли, и это было правильно. А вот после обеда я пригласила возможного свекра в кабинет. Думаю, сейчас и начнется серьезный разговор.

Я не ошиблась.

Виктор Николаевич сделал пару глотков кофе и улыбнулся мне.

— Мария Ивановна, спасибо, что согласились принять меня.

— Не стоит благодарности. Это и в моих интересах.

— Скорее, в моих. Мария Ивановна, — от недавней расслабленности и следа не осталось, передо мной сидел настоящий хищник. — я правильно понимаю, что у вас нет предубеждения против Александра в качестве мужа?

Я покачала головой.

— Нет.

Действительно, Александр был бы лучшим вариантом. Достаточно умный, в меру авторитарный, сообразительный, к тому же, у меня уже есть один ребенок от него. И Нила он любит, и змееныш к нему хорошо относится.

Про финансовую сторону дела молчим, денег у меня и своих хватает, но Благовещенский не станет мне мешать заниматься опытным хозяйством, сам из купеческой семьи, понимает...

Да и лучше уж отечественный огород, чем салон французской литературной сволочи. *

*_ Не знаю ничего более гнусного, чем литературная сволочь. — Вольтер Письмо к Э. Дамилавилю от 24 сент. 1766 г. Полагаю, он знал своих соотечественников. Прим. авт.

Ну и...

В постели мне с ним тоже понравилось. Будем честны сами с собой.

— Вот и отлично. Тогда что вас останавливает?

— Исключительно планы Его Императорского Величества на мою особу, — призналась я. — Благодаря им я уже едва не погибла, и никто не скажет, что дальше будет лучше.

— Это — все?

— Все остальное прекрасно решается брачным контрактом, — пожала я плечами.

— Приятно видеть такой разумный подход в столь молодой девушке.

— У меня двое детей и двое братьев. И сестра, — помрачнела я. — Буду неразумной — оставлю всю эту ораву без присмотра. Этого допустить нельзя...

— Мария Ивановна, я рад, что в вас не ошибся. Скажите, когда решится ваша проблема, вы сможете ответить положительно на предложение Александра?

— А он знает о своем предложении?

— Конечно. Догадывается — точно, кольцо еще не заказал, но все еще впереди. Вы какие камни предпочитаете?

— Сапфиры, — с чистой душой ответила я.

— Учтем.

— Виктор Николаевич, а ничего, что ваш сын уже женат?

— Нас это абсолютно не волнует, — отрезал Благовещенский-старший. — Даша была хорошей супругой моему сыну, но сейчас она, фактически, мертва.

— Она жива.

— Мозг разрушен, надежд на восстановление нет.

Я прикусила губу.

— Плохо...

— В таких случаях церковь допускает развод. Даже настаивает.

А если приплатить, то и поощрит. Я поняла. Хотя не уверена, что мне это нравится.

— Виктор Николаевич, зачем вам такая невыгодная невестка, как я?

— А почему нет? — искренне удивился Благовещенский-старший. — Умная, красивая, из благородной семьи, и даже ваша репутация, Мария Ивановна, только в плюс. Еще два года назад свататься было бы бессмысленно, ведь так?

— Отец планировал продать меня намного выгоднее, — побаловала я правдой мужчину.

— Я рад, что у него это не получилось. У Саши появился шанс, и он его не упустит. Не сомневаюсь.

Я тоже не сомневалась. Но...

— Давайте выживем, а там посмотрим.

— Безусловно, Мария Ивановна. Безусловно.

Я мило улыбнулась.

Хорошо, когда все закончится, я попробую устроить личную жизнь. А пока...

— Мария Ивановна, а что у вас за опытное хозяйство, о котором вы рассказывали моему сыну?

Я улыбнулась и принялась рассказывать о своих опытах.

Виктор Николаевич внимательно слушал. А потом подвел итог:

— Мария Ивановна, никому об этом не рассказывайте. Такие идеи немалых денег стоят, мы еще придумаем, как их пустить в оборот. Надеюсь, вы не против?

— Я только за.

Мы улыбнулись и расстались полностью довольные друг другом.

Если повезет, у меня будет хороший свекор. И хороший муж. А остальное?

Приложится!

* * *

Настроение сильно подпортил приехавший Романов.

— Мария Ивановна, как вы себя чувствуете?

— Благодарю. Отвратительно.

— Вот и замечательно. Тогда собирайтесь. На вечер вам назначена аудиенция у его величества.

Я вздохнула.

Вот уж чего не хотелось. Но — надо так надо. И я отправилась собираться.

* * *

Иван Четырнадцатый принял меня вполне радушно.

— Мария Ивановна, рад видеть вас в добром здравии.

— Благодарю...

— Государь.

— Благодарю вас, государь, — поклонилась я.

— Настало время поговорить о наших дальнейших планах.

Я вежливо молчала.

— Благодаря вам, мы выцепили часть преступной сети. Я надеюсь, вы поможете нам и с остальными...

Каюсь, я не удержалась.

— Государь, разве Матвеев не даст показаний?

Сформулировано было достаточно коряво, но Его величество понял. И улыбнулся.

— Мария, скажите, вы бы дали такой компромат на себя?

Я подумала пару минут.

— Но...

— Матвеев — глава юрта, уже не первый год. Умный, хищный, расчетливый... и так подставляется? Да вас бы скрутили еще тогда, как колбасу, или вообще, не так похищали. Вам дали время известить своих, вас буквально притащили на кучу улик — и все указывают на Матвеева.

Хм...

Я почувствовала себя дурой. Действительно, опять — театр?

— Государь, но тогда — кто?

— Матвеев, конечно, виновен. Но не в том, в чем вы думаете. Итак, Мария, мне нужна от вас помощь. Сейчас вы должны пройти ритуал, разрывающий связь между вами и цесаревичем Василием — это первое.

— Да, государь.

Вот уж на что я соглашусь с радостью.

— Второе. Вы должны завтра вечером появиться в свете, вместе с цесаревичем.

ЧТО!?

— Ваше императорское величество, но...

— Я понимаю, что это достаточно негативно скажется на вашей репутации.

Негативно!?

Мать-перемать, ёжь — перерожь!

Тут вообще никаких цензурных слов не остается. Фактически, это выглядит так — умер мой супруг, и я приехала в Москву, на потрахушки. И подцепила цесаревича.

После такого — не во всякий монастырь еще и примут. Не просто клочья от репутации — мне ее уничтожают в хлам. В ноль. В пыль.

Кажется, мое лицо было достаточно выразительным, потому что его величество прищурился на меня.

— Уверяю вас, Мария Ивановна, ваша репутация не пострадает. И награда будет достойной.

Я бы смолчала. Я бы согласилась на все, здесь не спорят с верховной властью. Но...

Вот пришла мне в голову жуткая идея. И я, не долго думая, выдохнула.

— Ваше императорское величество, прошу лишь об одной милости.

— Какой же?

— Умоляю никак не соединять мою судьбу с цесаревичем.

Потому что два слова, возникшие у меня в мозгу, были страшными.

Морганатический брак.

Неравнородный, лишающий права на престол... цесаревич и так подвергся обработке, путь ему и так закрыт. Но... если сказать вслух об этом нельзя?

Если нужна другая причина, то чем такой брак хуже?

То-то и оно.

Парией я не стану, плевать мне вслед не будут — такое неуважение к императорской семье здесь не проявит никто, это вариант самоубийства. Но придворная жизнь для меня будет хуже смерти.

Лучше пусть сразу казнят, спокойнее будет и безопаснее.

Мужчины переглянулись, и я поняла, что... ох! Ёжь твою рожь!

Все равно!

Лучше грудью на баррикады, чем в такой брак! Убейте меня сразу, нечего меня еще сто лет мучить! Не хочу!!! Не дамся!!! Не сдамся!!!

— Мария Ивановна, у вас уже есть кандидат? — вкрадчиво осведомился Романов.

Я покачала головой.

— Нет. Гнусно было бы с моей стороны давать кому-либо надежду, до завершения всей этой истории.

— Тогда почему такая реакция на предположение? Да, это был бы морганатический брак, но тем не менее...

Я замотала головой так, что коса метнулась, хлестнула по подолу платья, словно плеть. Сегодня я волосы не закалывала в затейливую прическу, но косу заплела сложную, с нитями черного жемчуга.

— Я не создана для придворной жизни.

— Это тоже решаемо.

— Я сделаю цесаревича несчастным, равно как и он меня.

— Умная женщина будет счастлива в любом браке.

— Ваше императорское величество!!! Умоляю!!!

Я упала на колени. Больше ничего не оставалось.

Иван Четырнадцатый только головой покачал.

— Мария Ивановна, это был бы самый лучший и простой вариант. Но если вы так решительно настроены...

Так?

Решительно?!

Я лучше съем перед храмом... да что угодно я там сожру! От паспорта до кольца, от ведра навоза до живого слона. Но замуж не пойду!

И с Благовещенским удачно получилось. Вовремя мы с ним поругались, и он у меня не показывается. Подставился бы он сейчас по полной программе, а так — все может еще и обойтись. Надо только Виктора Николаевича предупредить, пусть сидит тихо.

Кажется, мужчины оценили мое настроение. Переглянулись.

И его величество подвел итог.

— Давайте начнем с ритуала.

* * *

Оказывается, в Кремле и такое есть.

Подвалы.

Стены побелены простой побелкой, пальцы пачкает. Потолки невысокие, и видно, что кладка старая. Древняя даже.

Кое-где камень выкрошился...

Я иду по коридорам.

Холодно, даже не столько холодно, сколько промозгло, и до костей пробирает. И словно смотрит кто-то в спину... так, как будто палец у него на спусковом крючке.

Пристрелить?

Обойдется? А решение не я принимаю. И смотрит, смотрит...

Оценивающий такой взгляд, равнодушный. И что самое страшное — без эмоций. Словно все от меня самой зависит.

А на мне только балахон из простого, некрашеного даже полотна, на живую нитку сшитого. Явно для ритуала делали.

А мне просто принесли.

Балахон чуть великоват, под него дали тапочки — до места дойти, не то ноги замерзнут, и подол приходится придерживать, чтобы не наступить и не ляпнуться носом. Подозреваю, где-то есть шкаф с этими балахонами, как с ритуальной одеждой.

Передо мной идет Романов.

Его величество ушел куда-то, поручив Игорю Никодимовичу доставить меня на место проведения ритуала. Романов предложил мне руку и мы пошли.

Сначала меня вымыли служанки.

Потом расчесали — на мне и ниточки своей не осталось. Причем мыли интересно так...

Сначала молоко, потом вино, потом проточная вода в бассейне. У нас такие во всяких купелях устраивают, бассейн небольшой, из одной трубы вода вливается, в другую уходит. В родном мире я один раз искупалась, потом брезговала, а здесь, вот, пришлось.

Волосы мне тоже вымыли, высушили тканью и расчесали. Хлопот было...

Это не стрижка-боб, это настоящая толстенная коса, которую мыть — и то замучаешься. Но промыли.

Потом принесли балахон, помогли надеть его и оставили одну.

Романов был одет, как и раньше, а в ответ на мой вопросительный взгляд покачал головой.

— Я только до места вас доставляю. На ритуале я присутствовать не буду.

— Есть-пить ничего не надо?

— Таких ограничений нет.

— А вот эти купания?

— Не знаю. Может, как-то связано с родовой магией хозяев — магией воды, — откровенничать Романов не пожелал, даже если что-то знал.

Я пожала плечами. Ладно, все равно правды не расскажут. А ведь даже у нас в сказках что-то сохранилось...

Ты сперва в воде студеной, а потом в воде вареной...*

*— П. Ершов, Конек-Горбунок. Прим. авт.

Ритуальная, обрядовая магия вообще одна из самых сложных, там каждый чих свой смысл имеет. Ладно, хоть не надо было голодать или три дня поститься — и то дело. Я бы и не то выдержала, но неохота.

Коридор закончился дверью. Старой, из такого древнего дерева, что оно от старости почернело и стало тверже камня, сразу видно. Кольцо бронзовое, и металл тоже старый.

Я не удержалась и коснулась его кончиками пальцев...

Металл ответил теплом и неожиданной лаской... ему было тяжело здесь, под землей. Он так давно здесь находится... почти тысячу лет. А до того был в другом месте, в святилище....

Дальше я узнать не успела, Романов легонько коснулся моего плеча, приглашая пройти внутрь.

И я шагнула, размышляя, то ли мы не все знаем про нашу историю, говоря, что Москва основана в 1147 году, то ли эту дверь просто удачно где-то сперли и приделали, когда Кремль строили... кто ж мне теперь ответит?

Внутри было неожиданно светло.

И душно.

Несколько десятков свечей пожирали кислород с активностью термитов, добравшихся до добычи. Комната, в которой я оказалась, была квадратов так на пятьдесят, может, и побольше, но вентиляция, наверное, не чистилась с основания Кремля.

Подзабылось, подзабилось...

Бывает.

Сводчатые колонны поддерживают стены, на потолке сложная роспись, что-то такое, астрономическое. Не стилизованные солнышки, а вполне профессиональный чертеж, надо полагать, для ориентации по сторонам света, а то и для каких-то подсчетов.

Пол сложен из грубоватых квадратных плит. Темных, почти черных... мрамор?

Нет, базальт.

Аф-фигеть!

Это откуда ж его такой взяли? Как вырубили, отполировали, привезли, это сколько стоило? Дороже чугунного моста получается!

Или просто маг земли уговорил один камень превратиться в другой?

Это возможно. Но сил требуется...

Не на сутки работа — на года.

Камни слишком инертны и не любят меняться. Они могут поддаться воде, ветру, но суть свою не изменят, а тут...

Лучше даже не думать. Хотя вряд ли это измененные камни, в ритуальном зале не должно быть посторонней магии. Те же магические светильники, хоть и дорого, но подвесить можно.

В теории можно. На практике — нельзя. Запрещено категорически. Конфликт сил может случиться, и конфликт заклинаний, Такое можно наворожить — самоубьешься, а не исправишь.

На полу был начерчен сложный рисунок, похожий на трехлучевую звезду со всякими вписанными внутрь рунами и символами.

Я пригляделась.

Чем хороша некромантия — символы смерти узнаешь сразу. Но здесь их не было.

И судя по тому, что я увидела, между мной и цесаревичем действительно желали только разорвать связь. Это неплохо.

Недоверие?

Недоверие — мое второе имя, и никак иначе. Жить хочется, знаете ли, а избыток доверия не способствует выживаемости.

— Да вы не стесняйтесь, Мария Ивановна, проходите.

Ироничный мягкий голос застал меня врасплох. За разглядыванием зала я упустила все остальное и теперь краснела.

Бывает...

Внутри уже находилось два человека.

В таких же балахонах, как и у меня — ку-клукс-клановцы обзавидовались бы. Один — его величество лично. У него было какое-то отличие, потом я поняла.

Балахон был вышит белой нитью по белому.

Второй — цесаревич Василий.

Обжег меня взглядом, попробовал сделать шаг вперед, но его величество только кашлянул — и парень вернулся в строй.

И вот за это меня хотят замуж выдать?

Не спорю, мне удобно будет, им командовать несложно, приучен, но...

Все, что делается, все к лучшему. Сядет такая тряпка на трон, и об страну все, кому не лень, начнут ноги вытирать. Все же, монархия — очень удачная форма правления, но монарх должен быть реально грамотным, сильным, умным, хищным...

А если во главе державы олень, то державу растерзают волки.

Начнут с глав-оленя, закончат...

Не закончат. В моем мире до сих пор терзают...

Я послушно прошла.

— Тапочки снимать, государь?

— Безусловно. Вот ваш угол звезды, минут через пять снимете тапочки и встанете.

— Слушаюсь, государь.

Я послушно сняла тапочки и тут же пожалела об этом. Холод голодным зверем вцепился в пятки, обглодал подошвы и начал продвигаться к коленкам. М-да.

Если это продлится долго, я артрит заработаю.

Цесаревич послушно занял второй луч звезды. Смотрел на меня он прямо-таки спаниельим взором, но рот открыть не решался.

С одной стороны я его понимала — его величество производил впечатление.

С другой... ладно — я! Человек посторонний! Но это ведь его отец! Ну что ему император сделает?

Убить не убьет, побить не побьет, поздно уже лупить, не тот возраст.

Ну и?

Чего так трусить?

Нет, не хочу я замуж за цесаревича. Совсем не хочу.

Его императорское величество установил последнюю свечу и поднялся с колен.

— Ритуал идет примерно десять минут. Постарайтесь не мешать мне, это не больно, неприятных последствий не будет. Обещаю.

Я кивнула.

Цесаревич повторил мое движение.

Император устроился на третьем луче звезды и протянул руки вперед. Это меня чуток успокоило, не стал бы он принимать участие абы в каком ритуале, верно?

Должны быть какие-то требования безопасности, ведь так?

Должны.

Под сводами кремля медленно полились слова.

Я почувствовала себя дурой — в который уж раз? Говорили явно на русском, но русском — древнем. Этот язык звучал в лесах, когда еще последователи Христа не создали свою религию. Этот язык был таким же древним, как славянские боги, этот язык помнил самого Рода.

Он раскатываться под потолком, заполнял пространство, гремел и перекатывался, словно водопад. Я выхватывала отдельный слова...

Явь...

Навь...

Правом крови...

Что-то проявлялось, что-то выкристаллизовывалось, сила натягивалась, вибрируя, словно тетива на луке...

Звезда наливалась тревожным алым огнем, пульсировала, словно живое человеческое сердце, трепетала и билась. Я подавила детское желание коснуться ладонью нарисованных рун.

Тихо, тихо, вот так...

Голос императора то становился тихим и почти успокаивающим, то гремел раскатами грома.

Я отвлеклась ненадолго.

Алое сияние метнулось вверх, захлестнуло мои ноги, поднялось до сердца, точно так же охватило цесаревича, императора — и в алых отблесках стало видно нечто...

Словно черный канат, который соединял меня с Василием.

Нетолстый, но какой-то особенно гадкий, пульсирующий.

В руке императора черным блеснул нож из какого-то камня, полоснул по жгуту. Раздался визг, словно этим ножом прочертили по стеклу.

Больно, черт!

Мне не солгали, особо неприятных ощущений не было. Так... чесотка, щекотка... в пределах терпимого. У стоматолога и похуже бывало.

Мне.

А вот цесаревичу.

Ой, ёжь твою рожь!

Парень упал на колени, скорчился, словно из него кишки тащили... это как же ему паршиво сейчас приходится?

Но чем я могу помочь?

Ничем.

Вмешиваться в чужой ритуал, да еще пытаться в нем что-то подправить — это для самоубийц. Жахнет так, что Кремль снесет, трубы потом найдут на Юпитере, а наши тушки на Сатурне. Это в романах непроявленный маг может вмешаться в ритуал проявленного мага. А в жизни...

Нет, в жизни с этим лучше не связываться. Целее будешь.

Поэтому я стояла и ждала. И единственное, что я могла...

Это — не магия. Это — кровь Полоза.

Моя вундервафля, моя страховка на крайний случай, мой резерв, о котором никому знать не обязательно.

Змей — не приворожить. Мы сами кого хочешь и заворожим, и зачаруем, и покусаем, и отравим...

Особенно — последнее.

Нил все-таки ядовит. Возможно, что ядовита теперь и я. И если в моей крови есть яд, нельзя ли его собрать так, чтобы он пережег этот жгут?

Я его не хочу, я его отторгаю, я хочу, чтобы эта дрянь убралась из меня, я ее попросту ненавижу!!!

ЗАБЕРИТЕ!!!

Истошный мысленный вопль принес свои плоды.

Словно громадная золотая змея зашипела, обвилась вокруг меня, хлестнула хвостом, будто плетью, прогоняя наглую конкурентку.

Мое-ссссс...

Не отдамсссссс.

Сссссгинь!

Жгут с моей стороны начал ссыхаться и отпадать, пара минут — и я была свободна. Я.

А вот цесаревичу пришлось хуже.

Если между двумя людьми растянуть змею, а потом один человек ее отпустит — куда денется гадина?

Правильно. Нападет на второго.

И сейчас вся ярость, вся ненависть заклинания достались цесаревичу. Обернулись вокруг него тугим жгутом...

Ёжь твою рожь!

А ведь если бы он сбросил эту пакость, все досталось бы мне.

Наверняка. И я бы вот так же корчилась на полу, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли не дать себя задушить... речитатив императора взмыл под потолок и оборвался.

Кажется, происходящее не предусматривалось ритуалом.

Звезда погасла.

Алое сияние исчезло, но черный жгут я видела отчетливо, и понимала, что происходит. Сейчас эта дрянь пытается закольцеваться, встроиться, влезть в маноядро цесаревича, как гадкая пиявка. И выжить он не сможет.

При таком раскладе — нет, не сможет.

Но что делать, что делать?!

Император стоял и молча смотрел, как борется его сын. Только так... нельзя помочь?

То, что я сделала дальше, наверное, было идиотизмом. Да я и не говорила, что умная, никогда не говорила.

Выход был только один. Если эта дрянь испугалась змеиной крови, змеиного яда, может...

Я плюнула на все и сделала ровно три шага вперед. Звезда-то небольшая,, если шаг сделаешь, то уже вытянутой рукой дотянуться можно.

А, гори оно все ясным гаром! Не могу я смотреть, как сейчас молодой парень умрет! Не могу!!!

Ванька немногим младше этого балбеса, и плевать, что цесаревич, был бы крестьянин — так же помогать бы кинулась! Человек же!

— Нет!!!

Поздно.

Не обращая никакого внимания на крик, я поднесла ладонь к губам бьющегося на полу человека. И в мою ладонь впились зубы, прокусив малым, не насквозь.

Кровь хлынула в оскаленный рот цесаревича.

Я заорала от дикой боли. Кажется, из меня и кусок мяса вырвали, нет?

Но жгут вдруг дернулся, и начал сваливаться с Василия, словно обожженный.

Победа?

Победа???!

Ответа я так и не узнала, уйдя от боли в глубокий обморок.

* * *

Прохладное. Кислое. Вкусное.

Еще хочу!

— Тише-тише, Мария Ивановна. Сейчас.

Чья-то ладонь приподняла мою голову, и в рот мне полилось это самое вкусное.

Я жадно пила, потом рискнула открыть глаза.

М-да.

Это уже не ритуальный зал.

Больше всего это похоже на дамскую спальню, всю в розовых и белых тонах (кто сказал, что женщинам обязательно нравится розовое, да еще с рюшечками? Живодеры!!!), с золотыми вкраплениями, с рисунками каких-то мясистых нимф на потолке.

Чем-то холодным меня поил лично его императорское величество.

Опс...

Но подавиться меня бы и рота Цезарей на марше не заставила. И пролить хоть каплю этого счастья?

Никогда!

Я выпила, наверное, три полных стакана, прежде, чем смогла оторваться.

— Благодарю вас...

— Не стоит благодарности, Мария Ивановна. Как вы себя чувствуете?

— Отвратительно.

Я не соврала. Болело все.

Болела голова. Болели глаза. Болело горло, надо полагать от крика. Жутко болела рука, и что там... повязка?

А что под повязкой?

Лучше не думать.

— У вас прокушена ладонь, — пояснил его величество, заметив мой взгляд. — Маг посмотрел, обещает, что заживет без следа. И к вам будет ходить мой личный лекарь.

— Благодарю, государь.

— Это я вам благодарен, Мария. За сына.

Я прищурилась.

— Так я все правильно поняла?

— Вполне.

Я промолчала.

Что мне хотелось сказать?

Да много всего и не всегда печатного. Козе понятно, меня списали в расход. Его величество прекрасно понимал, что ритуал может закончиться смертью одного из нас.

Морганатический брак?

Ага, как же!

Ослабить связь, надорвать ее, сделать так, чтобы хлестнуло по мне, а не по цесаревичу...

Неожиданным козырем оказалась змеиная кровь. Кровь полоза.

Я бы выжила в любом случае, с меня это заклинание спало бы, рано или поздно, как вода со змеиной чешуи — не причинив вреда. Соскользнуло бы.

А вот в цесаревича оно глубоко впилось.

Приворот.

Цепь. Одним концом к приворожившему, другим — к привороженному. И посидите в оковах, на здоровье.

Скованные одной цепью?

Да, именно так. А результат?

Лучше о нем не думать. Ох, лучше...

Но не получается.

Я умираю, с цесаревича приворот спадает, я так понимаю, ритуал был направлен на ослабление связи, чтобы для него это прошло достаточно безболезненно. А дальше...что дальше? Можно его хоть на крокодиле женить. В наследники не годится, но в расплод — вполне. Будет еще одна побочная ветка, чего плохого?

— Что с цесаревичем, государь?

Его императорское величество помолчал пару минут.

— Жив. Лекари обещают, что придет в себя и достаточно скоро.

— Что с этой гадостью?

— Спадает. Постепенно, но спадает.

— Это хорошо, государь.

— Я задолжал вам, Мария Ивановна. За сына.

Я посмотрела прямо в ледяные императорские глаза. И не испытала никакого страха.

— Отпустите меня домой, государь? В Березовский?

— И только-то?

Я медленно прикрыла веки.

— Мне — достаточно, государь.

— Лежите и выздоравливайте, Мария Ивановна. Я дам знать вашим домашним, что вы задержитесь в Кремле на несколько дней.

— Благодарю вас, государь.

Его императорское величество вышел. А я откинулась на подушки и вздохнула.

Да, не везет мне капитально. Небось, еще и анализов с меня набрали, пока я без сознания лежала. И неизвестно какие выводы сделают.

Лишь бы в лабораторию на опыты не сдали.

А жить так хочется...

Интерлюдия.

Угрызения совести монархам несвойственны. Никакие.

Никогда.

И все же, сегодня Иван Четырнадцатый был к этому близок. Такое странное, давно забытое чувство — совесть.

Что такое государственные интересы — и как они сопоставляются с интересами человеческими?

Да никак.

Государство — прежде всего. Остальное потом, потом...

Так Иван Четырнадцатый и жил всю свою жизнь. Так всех правителей и учили еще со времен Грозного царя, работа у них такая.

Женился, исходя из интересов государства. Нельзя сказать, что безумно любил жену, но хорошие моменты у них были. А любовь...

Была в его жизни и любовь, и фаворитки были, куда ж без этого? Втайне, не афишируя лишний раз, чтобы супругу не нервировать, но были. Чего только не было.

Интриги — были, покушения были, внебрачные дети — и те есть. Четыре штуки, мальчик и три девочки. И законных детей тоже четверо, правда, там в обратную перекос, три мальчика и девочка. Парням надо бы побыстрее невест подыскать, да и дочку замуж выдать, раз уж пошла такая пьянка...

Его величество налил себе яблочного сока и выпил. Подумал, повторил, но добавил в сок минеральной воды. Получилось вкусно...

К спиртному он был не просто равнодушен — не понимал, что люди в нем находят.

Ну, вино, водка, коньяк... горькие, невкусные, а потеря контроля над собой — это вообще швах. Расслабление?

Тоже как-то мимо. Не получалось у его величества расслабиться, не считал он состояние одурения — обурения таким уж расслаблением и релаксацией, а учитывая, что силушки его величество был немаленькой и натворить мог много чего, снятие стресса алкоголем вообще откладывалось. И так-то пьяница что хочешь натворит, а уж маг-пьяница, это вообще кошмар.

Природа мудро позаботилась о том, чтобы на улицах не встречалось много пьяных магов, каждый знал, что алкоголь плохо влияет на магические способности. К примеру, будешь пить по рюмке вина в день, круглый год — и сила твоя уменьшится процентов на двадцать от общего. Каналы сузятся, маноядро ссохнется.

Да, именно так.

А начнешь напиваться — процесс пойдет еще быстрее.

Год — два, и не будет мага, как такового, будет очередной алкоголик.

Лучше уж в тренировочный зал, или мечами с кем позвенеть, или самому железо потягать — полезнее будет.

Сегодня и этого не хотелось.

Как она смотрела...

Что же было такого во взгляде девушки, что его так зацепило?

За сорок лет своего правления, насмотрелся правитель на разные взгляды. Его любили, его ненавидели, его проклинали, за него молились... иногда к нему даже была равнодушны. Но что было во взгляде Марии Горской?

Его величество мог себе ответить.

Понимание. Горькое, но понимание. И — сочувствие.

Она все поняла, она осознала, что ее расчетливо и холодно приговорили во имя блага империи, и она же его — пожалела.

Как такое может быть?

Император сделал еще глоток сока и опустил голову на сложенные на столе руки, попробовал представить себе княжну.

Она все поняла.

Она его пожалела.

Сколько ни повторяй, как не играй словами, а суть останется та же. И ситуация — тоже.

Когда старший сын и наследник попал под заклинание, Иван Четырнадцатый даже не встревожился. Если бы такая ситуация была редкостью!

Да обыденной она была! И обыденной, и неинтересной, и он за свою жизнь больше приворотных выпил, чем рота магов за ту же жизнь наварит, каждая дура норовила что-то да подлить, хоть во времена былые, когда был еще Ваня — престолонаследник, хоть когда он править стал. И Василий не избежал этой участи.

Бывает.

Но магов воды зельями поить практически бесполезно, зелья — это ведь тоже вода. У них это быстро проходит. И амулетами привораживать, и наговорами...

Маги воды сами в какой-то степени вода. Это не тайна, но поди, воздействуй на воду?

Можно сделать наговор на чашку воды, но не на Мировой Океан. Можно покрасить воду в ванной, но не в море. Можно многое, но вода вернется к своему исходному состоянию. Всегда.

Поэтому когда Василия приворожили в очередной раз, его величество и не встревожился.

Вначале.

А вот через несколько дней, поняв, что приворот не спадает, и даже не думает, и вовсе не выглядит разрушающимся...

Сначала было поручение Романову.

Потом понимание, что Романов не справился. Приворот оказался сильнее всего возможного.

Иван попробовал воздействовать сам, но быстро отступился. Его величество учили, хорошо учили, и он быстро понял, что снять приворот ему не под силу.

Нужно двое. Оба привороженных нужны для заклинания.

И нужно хотя бы минимум знаний о механизме заклинания. Кто бы его ни разрабатывал, он был гением.

Змея приворота сжималась все сильнее и сильнее, каких усилия Ивану стоило удержать отпрыска в столице, не дать удрать за Урал, только он, наверное, и знал.

Справился.

А там и одно за другое подхватилось, и покатилось колесо.

Романов нащупал зацепки, Храмов умер, княжну получилось отозвать в столицу, доктора им сдали... да-да, называя вещи своими именами — сдали.

Гений, мать его перемать!

Удрать он не мог, но умереть или разрушить свой разум — пока наблюдался паритет.

Романов не слишком давил, не желая получить бесполезный овощ, а ученый не собирался откровенничать, рассчитывая, что его спасут.

Или он на что-то еще рассчитывал?

Кто знает.

Безумием от него на километр смердело, как падалью от дохлой лошади. Да, у безумия есть свой запах, и Иван его отлично чуял. Видел, как и всякий маг воды.

Безумие свило свои кольца в разуме блестящего ученого, и сделало его в сто, в сто тысяч раз опаснее.

Покамест он молчал, но сведения о привороте нашлись. И Иван рискнул провести обратный ритуал.

Он понимал, что кто-то из двоих может погибнуть, но... его сын — сильный маг.

Маг воды.

А магия автоматически включает инстинкт самосохранения. Василий мог умереть во имя любимой.

Его магия умирать не собиралась. Ни во имя, ни вопреки имени — никак. Он будет бороться, это нормально. Это — инстинкт.

Иван понимал, что княжна может умереть, ну так что же? А вышло...

Вышло иначе.

Когда он понял, что теряет сына...

У человека есть и такая реакция. У ягуара, к примеру — прыжок. А у человека — оцепенение. Замереть на месте, надеясь, что опасность минет, что все обойдется... и часто помогает. В горах, к примеру, с хищниками, со змеями...

С магией такое не помогает, но в том-то и дело, когда Иван понял, что теряет сына, он попросту оцепенел.

Он не мог пошевелиться, не мог двинуться, не мог... это было, как в дурном сне. Когда все видишь и осознаешь, а двинуться не можешь, и руки с ногами поднимаются так медленно, бесконечно медленно...

Княжна среагировала первой.

Каким образом ей удалось разорвать смертоносную цепь?

Иван так и не понимал. Обычная же девушка. Он сам исследовал ее магию, пока княжна была без сознания и полностью открыта.

Ничего особенного. Самый обычный маг земли. Таких — двенадцать на дюжину.

Нестандартный подход к заклинаниям, о котором говорил Романов?

Ну, так что же? Таких специалистов мало, они ценны, но это ничего не объясняет. Это ведь не магия, это склад ума.

Просканировать память княжны?

Тоже неплохо бы, но на такое Иван идти не хотел. Получится из Марии овощ, а это несправедливо по отношению к девушке. Да и Бог с ней, со справедливостью, такими категориями глава государства не оперирует. Но вы подумайте, секрет он узнает, а дальше — что? Живая и здоровая княжна Горская может быть более полезна.

А что он обязан ей за сына...

Нет, не обязан.

И вообще...

Иван не хотел признаваться даже самому себе, что ощущал себя подлецом. Очень уж неприятное это было ощущение. Гаденькое такое...

Не привык его величество чувствовать себя в долгу. Ох как не привык...

И что теперь делать?

План был прост. Княжна погибает, сын свободен от приворота, а сейчас как поступить? Понятное дело, в соответствии с государственными интересами. Только вот...

Его императорское величество понимал, что примет наилучшее для государства решение, и достаточно быстро. Но...

Это потом. А сейчас ему было крайне неуютно.

* * *

Игорь Никодимович Романов тоже чувствовал себя крайне неуютно.

Понятно, что Матвеева им подставили.

Понятно, кто подставил. Но — но!

Раньше у него были ясные и четкие планы, предусматривающие смерть княжны Горской, обвинение юрта Шуйских...

Сейчас было неясно, что делать. И Романов предпочел подождать инструкций от императора. А уж потом, потом...

Когда не знаешь, что делать — ничего не делай. Не то вдвойне нагорит.

И Романов ждал.

* * *

Глава юрта.

Должность?

Титул?

Образ жизни.

Матвей Иванович Матвеев был главой юрта вот уж двадцать лет, даже больше, и настолько сроднился с этой должностью.

Легко ли это? Знать, что от одного твоего слова зависят жизни, что по мановению твоего пальца пойдут на смерть десятки и сотни людей, что ты реально властен в жизни и смерти.

Не бумажки, не игрушки...

Реальная власть.

Страшная, тяжелая, кровавая...

Где цена за ошибку — смерть. Причем, не только чья-то, но и твоя собственная, твоих родных, близких, твоей семьи, твоего дела...

Один неверный шаг может уничтожить плоды твоих многолетних трудов, и это страшно. Очень страшно. Но с этим страхом привыкаешь жить. С ним срастаешься, с ним живешь, дышишь, с ним встаешь и ложишься...

И все же, он рядом. Как прирученный, но до конца не покоренный волк, готовый кинуться и впиться в горло. И клыки есть, и когти на лапах...

Матвеев перебрал бумаги на столе...

Были у него осведомители в ведомстве Романова, были. И сообщили ему то, что мужчину не порадовало. Он решительно дернул за хвост колокольчика и дождался, пока в кабинет войдет и поклонится слуга.

— Позови ко мне Анастасию Матвеевну.

— Да, господин.

Слуга вышел.

Через несколько минут дверь кабинета распахнулась. Матвеев неприязненно посмотрел на дочь.

Хороша?

Да, очаровательна, умна, красива...

Ладно. Второй пункт вычеркиваем. Безусловно, Анастасия знает несколько языков, хорошо музицирует, прекрасно рисует, поет, вышивает, читает классическую литературу, может поддержать беседу на самые разные темы...

Этого — достаточно?

Как оказалось — нет. Это не ум, это образование и эрудиция, но не ум. Не логика, не рассудочность, не изворротливость. Иначе не подставила бы она свой юрт, да так, что неизвестно, как из этой ситуации выпутываться.

Бабы!

Как мужика видят, так у них мозги отключаются, а между ног замыкает. И все решения низом принимаются, не верхом.

— Вы звали, батюшка?

Анастасия чуть присела в реверансе, глаза потуплены, руки сложены под грудью — идеальная дочь, да и только. Матвеев скрипнул зубами, но сразу орать не начал.

— Проходи, дочь.

Прошла.

Послушно присела на край кресла, потупила глазки, смущенно улыбнулась.

— Слушаю вас, батюшка.

— Я тебе что сказал? — мягко уточнил Матвеев.

— Батюшка?

— О цесаревиче?

Воплощение невинности.

— Батюшка, что-то случилось?

Ага, не тебе, девочка, со мной в эти игры играть. Там, где ты училась — я преподавал.

Матвеев криво улыбнулся.

— Действительно, дочка. Случилось. Его императорское величество собирается объявить о помолвке наследника престола.

— Батюшка?

— Не с тобой. С княжной Горской.

— ЧТО!?

Куда только и манеры делись.

Глаза выпучены, рот открыт, лицо искажено в гримасе возмущения... и стало из красивого — откровенно страшненьким. Лягушачьим, каким-то. Словно душа наружу показалась из-под маски.

Матвеев не обманывался красотой своей дочери, он отлично знал ее характер.

— Да, дорогуша. Ты добилась своего, — с расстановочкой произнес он. Словно по лицу плеткой хлестнул.

— Я!?

— А кто же? Ты интриговала, ты пыталась устранить соперницу, ты привлекала к ней внимание, и император заинтересовался. Чему ты удивляешься?

Анастасия съежилась в кресле. Пальцы скрючились, терзали подлокотники так, словно это было чье-то горло.

Вцепиться, разорвать... ненавижу!!!

Матвеев наблюдал за этой картиной с плохо скрытым удовлетворением.

— Ты этого хотела?

— Я не...

— Ты хотела, чтобы княжны Горской не было. Ты подсылала к ней убийц?

Анастасия медленно кивнула. И то, Матвей Иванович не спрашивал, он утверждал. Он и так все знал.

— Ты воспользовалась моим перстнем, так ведь?

Второй кивок.

Да, она.

Почему так получилось? Честолюбие вкупе с безответственностью, с привычкой во всем полагаться на отца — страшная штука.

Анастасия всегда знала — именно она достойна трона.

Она, и никто другой.

С детства ее называли маленькой принцессой, с детства в ней поселили уверенность, что она может стать женой наследника престола, с детства....

Дети из юртов часто бывают приглашены во дворец. Принцы и принцессы нуждаются в компании, и детей глав юртов часто приглашают во дворец.

Кто знает, что вырастет из детской дружбы?

Симпатия?

Любовь?

Так, в свое время, попал во дворец юный Романов, так и стал другом императора. Одним из самых близких, из тех, кому доверял Иван Четырнадцатый. Не безоглядно, но больше, чем многим другим.

Так попали во дворец многие и многие...

Анастасия была приглашена, как подруга царевны Софии. Девочки вместе проводили время, вместе играли, учились, наряжали кукол... а иногда к царевне заходил ее старший брат.

Цесаревич Василий.

Высокий, красивый, неизменно вежливый, никогда не отказывающийся поиграть с сестрой...

Стоит ли удивляться, что маленькая Настя влюбилась?

Она — принцесса?

Значит, ей положен принц. Разумеется, Василий.

Самый лучший, самый красивый, самый-самый...

Его мнение?

Но кто же откажется от такой, как она? Разве есть другая девушка, достойная ЕГО? Разве есть иная, которая сможет встать рядом с ним, которая так хороша собой, умна, образована, наконец, и по знатности рода она подходит, и дар у нее есть.

Правда, латентный, непроявленный, но сильных детей она родить сможет.

Что еще нужно?

Смотря кому. Время шло, годы летели незаметно, девушки росли, перерастали детскую любовь, или, как Анастасия, переводили ее в иную плоскость. В уверенность, что рано или поздно, так или иначе, Василий будет ее.

А цесаревич по-прежнему относился к Анастасии, как к маленькой девочке.

Для него она была Настей — и только. Подругой сестренки, интересной забавной девочкой, которую можно подергать за косички, не более того.

У него были женщины.

Анастасия скрипела зубами, но терпела, понимая, что это неизбежно. Он старше, он мужчина... мама все ей объяснила, мужчины должны встречаться с женщинами, это хорошо и правильно. А Анастасии надо понаблюдать.

Посмотреть, какие женщины нравятся ее предмету, и стать... нет, не такой же, но если ему, к примеру, нравятся глупые девушки, не стоит выставлять наружу свой ум. Если ему нравятся девушки с локонами, сделай локоны, нравятся худенькие — похудей...

Это Анастасия поняла. И принялась наблюдать за цесаревичем.

Все было хорошо, пока...

Эта гадина!!!

ВЕДЬМА!!!

Принцесса Александра.

Да, именно с нее все началось. Василий встретил ее в Англии — и влюбился. И Настя с ужасом поняла, что теряет любимого. Ведь если он женится...

Ей уже шестнадцать, ее пора выдавать замуж. А Василий женится...

И как быть?

Браки у коронованных особ не расторгаются, их может разлучить только смерть, а она может и не торопиться. Сколько лет отпущено принцессе?

Двадцать?

Тридцать?

Сколько времени у самой Анастасии? До того, как отец объявит о ее помолвке — с кем? Настя не знала, но была уверена, что это не за горами. Ей шестнадцать. Это иногда ужасно много. Невероятно много.

Это кошмар!

Такого ужаса Настя и представлять себе не хотела!

Она — замужем за одним, а Василий, ее Васенька, которого она любит с детства, женится на другой! Этого нельзя допустить!

Но... но что делать?

Разумеется то, что делали десятки героев и героинь в такой ситуации. Признаться любимому.

Чего ей это стоило, кто бы знал! Договориться с Софией, которой тоже не нравилась невеста брата. Соня-то и натолкнула Настю на мысль.

Именно она сказала, что Вася не такой... его словно приворожил кто... ну как он мог увлечься этой каракатицей? Тощая, кривоногая, разве что на мордочку симпатичная, а так крокодилица крокодилицей. Нет, только приворот, только черная ворожба...

А что еще может быть привлекательного в англичанке?

Ничего!

Факт, ничего...

Потому Настя и захватила с собой амулет, определяющий ворожбу. Если нагреется...

Мысль о том, что цесаревича проверяют, что люди поумнее их этим занимаются, соплюшкам и в голову не пришла.

Где амулет взяли?

Купили! Поручили купить доверенной служанке. Она и принесла.

И Соня устроила Насте свидание.

* * *

Когда цесаревич пришел к сестре в покои и обнаружил там Анастасию Матвееву...

Ох, не до любви ему было, право слово.

Не то, что не до любви... человеку чуть плохо не стало.

Это ведь скандал!

Это такой афронт, что и представить страшно. И не отмоешься, и жениться придется... по счастью, Анастасия была одета, но они — вдвоем, наедине, и вообще, ситуация сложная.

Когда красавица признается тебе в любви...

Когда уверяет, что без тебя жить не будет, что ты — ее единственный, неповторимый, и вообще, любовь всей жизни... а она-то тебе и не нужна вовсе.

Более того, она дочь главы юрта, а это создает определенные сложности. Случись что...

Она-то понятно, вбила себе в голову глупости, нафантазировала героя, но в такой ситуации виноват всегда оказывается мужчина.

Почему?

Потому что он — мужчина. Значит, в ответе за все женские дурости.

Василий честно пытался объяснить, что не любит Настеньку... любит, но только, как сестру, конечно, она самая-самая чудесная, но она еще найдет свое счастье, а он... он ее недостоин, и вообще, он любит другую...

Думаете, его услышали?

Зря вы так думаете.

И не услышали, и не захотели, и вообще...

Амулет — нагрелся!

Уж что там купила тупая служанка, какую дрянь приволокла, может, он на комаров реагировал, может, на прыщи... кто ж теперь скажет. Но две дурочки решили четко.

Нагрелся?

Приворот!!!

Не надо с Васенькой разговаривать, надо Васеньку спасать-спасать-спасать!!!

И принялись за дело.

Адрес ученого?

Так ведь отец с ним дело имеет, а он плохого не покупает! А им нужно самое-самое лучшее, это понятно...

Дальше все покатилось, словно ком снега под горку.

Взрыв.

Расстройство помолвки.

И полное отсутствие интереса к Анастасии. Что она, что любая другая девушка.... Соня по секрету сказала подруге, что с Васей действительно что-то неладно, но что?

Девушки искали, разбирались...

И наконец, Соня подслушала разговор отца! Который и передала подруге! Как же тут не помочь?

Такая любовь, такая страсть, как в романе...

(Матвеев слушал и скрипел зубами. Собрать бы те романы, да и сжечь! Вместе с сочинителями!!!)

Если на балу Анастасия сцепилась с княжной Горской просто из чувства нелюбви...

Да, княжна Горская!!!

Ее дружно не любили и Соня, и Анастасия. А за что ее любить?

За проявленный дар мага земли?

За то, что княжна вечно сидела, уткнувшись в книгу?

За то, что она...

Да, именно так. За то, что в свое время Василий, провожая княжну взглядом, назвал ее 'обаятельной пышечкой'. А девушки и услышали.

На ее высочестве Александре срываться — отдача замучает. А вот на княжне Горской — можно. И плевать, что она с Демидовым сговорена... кому и когда это мешало?

Порвать нахалку!

В клочья!!!

И взрыв едва не исполнил скромную девичью мечту. Увы...

У кого-то на небесах оказалось странное чувство юмора. И вместо смерти получился криво легший на княжну и цесаревича приворот.

Когда Настя узнала, кто именно стал предметом Василия, она взбеленилась. И это еще мягко сказано. Она была в ярости, в отчаянии, в гневе...

Что ей оставалось делать?

Только убивать.

Нет человека, нет приворота.

Да, она знала о связи отца с Дарьей Благовещенской. И о том, что у нее может быть сводная сестра — тоже. И что?

Кого волнуют внебрачные ублюдки?

Настя воспользовалась своим положением дочери главы юрта, и как следует порылась в бумагах на столе отца.

Ах, сколько знают, сколько замечают и запоминают дети! Это родители считают их маленькими, а детки-то выросли...

Детки скоро своих заведут...

Анастасия знала, кому из людей отца она нравится. Кто ей поможет. Кто...

Расплатиться придется, да. Пара поцелуев, но не больше... ладно, можно и чуть больше. Ради того, чтобы уничтожить ненавистную соперницу, Настя была готова на все.

И в Березовский отправился человечек из тех, что есть на службе у любого юрта.

Приказ он получил от Матвеева, хоть и не лично, но его печать, его подпись, его секретарь, который принес письмо — что еще надо?

Аванс — и тот.

Настя пару колечек заложила, хватило и на аванс, и на дорогу...

В Березовском человечек нашел Дарью Благовещенскую. Немного шантажа, немного уговоров — и та с удовольствием поквиталась с негодяйкой.

Да, и покушение в столице тоже дело рук Анастасии.

А что?!

Нечего у нее жениха уводить!!!

Матвеев слушал, слушал...

И наконец махнул рукой.

Сил у него не было даже орать.

— Иди отсюда...

Настя послушно поднялась.

— А Горская...?

— Не твоего ума дело...

— Но...

— ВОН!!!

Девчонка вылетела из кабинета вперед своего визга. И не услышала брошенного ей в спину короткого:

— Дура.

* * *

Оставшись один, Матвеев опустил голову на руки, вздохнул...

Это даже не кошмар.

Это — хуже.

Это дно...

Он столько времени пытался поднять свой юрт, столько в него вложил, столько сделал, и вот, из-за стечения обстоятельств, из-за глупой девчонки все летит в пропасть.

Все идет прахом, все...

Матвеев признавал за собой неблаговидные поступки, чего уж там! Законопослушными пусть мещане будут с крестьянами, тем бунтовать ни к чему. А он...

Он просто берет свое и распоряжается своим.

Ну... в перспективе — своим.

Матвеев был умен, не зарывался, не хапал поперек морды, и постепенно укреплял свои позиции. Но на брак с наследником он пока не замахивался.

Вот, со вторым-третьим сыном — вполне. А там...

Там видно будет, кто наследником станет.

Всякое в жизни бывает, уж он подскажет зятю, как себя лучше вести. Ненавязчиво так, исподтишка...

Тихой сапой, мягкой лапой...

На Анастасию он не рассчитывал. Мало ли, кто и в кого влюблен? Детская любовь... ну так что же? Кто из нас не влюблялся в детстве?

Но чтобы такое наворотить?

Пороли мало.

Вообще не пороли. А надо было, ох как надо...

Одна дура влюбилась, или вообразила, что влюблена, другая захотела помочь подруге, а поскольку девочки не из простых семей... вот и получилось.

Свою вину Матвеев признавал.

И не заметил, и упустил, и...

Даже с ученым — что такого?

Он ведь действительно гениален, ему приходят в голову самые невероятные решения, а Матвеев привык брать все самое лучшее.

Но кто бы ему сказал, что эта сволочь двурушничает? Что работает и на кого-то еще... на кого?

Романов пока молчит, молчит и государь, но уже сейчас ясно, что простой потерей влияния не обойдется. Нет, не обойдется...

Что ждет его юрт?

Что ждет самого Матвеева?

Придется ему сложить с себя полномочия, или вообще... голову отрубят? В хватке Романова Матвей Иванович и не сомневался.

Разве что...

Попробовать договориться? Не с князем Горским — в столице ни для кого уже не были секретом его отношения с дочерью, а лично с госпожой Храмовой? Если она согласится принять виру...

Только вот что ее устроит в качестве виры?

И устроит ли?

Вечно так! Наворотят бабы-дуры, а страдать кому? Ему...

Ох, грехи наши тяжкие...

Глава 7

Дворцы и отцы

— Ваше императорское величество...

Я сделала попытку приподняться, но меня уложили назад.

— Лежите, Мария. Вам пока еще не стоит подниматься. И — государь.

— Да, государь.

Иван Четырнадцатый был серьезен и сосредоточен.

— Мария Ивановна, я хочу вам кое-что предложить.

Я промолчала.

А что он мне может предложить? Эксклюзивный гробик? Или элегантный памятник? Один раз меня уже приговорили, второй я на слово никому не поверю.

Кажется, государь понял, о чем я думаю, потому что покачал головой.

— Не надо, Мария Ивановна. Я виноват перед вами.

Интересно, что он хотел услышать в ответ? Да, виноват? Или — что вы, государь, вы не можете быть виноваты?

Я не знала, поэтому предпочла промолчать. Умнее покажусь.

Государь не дождался ответа и продолжил свой монолог.

— Мария Ивановна, что вы хотите в награду?

Долго я не думала.

— Уехать в Березовский и заниматься там своим делом. Чтобы меня никто не трогал, государь.

— Про ваше дело я знаю, это полезно для государства, так что я не против. Но замуж вас выдать надо, Мария Ивановна.

Я едва не застонала.

— Но, государь!

— Мария Ивановна, вы станете добычей. Вы это понимаете? Вам нужен кто-то, кто сможет вас защитить. Можете вы предложить чью-то кандидатуру?

Я промолчала.

Ага, так я и назвала хоть кого.

Извините, государь, может, вам кто и поверит, но не я.

Уже — не я.

Хватит с меня подстав. Что, теперь надо поверить, что у императора совесть проснулась? Да ее ампутируют хирургически! У всех власть имущих!

Вот как они власть поимеют, так совесть и отваливается. Атавизмом!

Если я назову сейчас Благовещенского, я его подставлю по полной программе, даже не сомневаюсь. Нет уж.

Молчим, Маруся, молчим....

Или?

— Что требуется от меня еще, государь? Цесаревич свободен от приворота?

— Да, Мария Ивановна.

Я выдохнула.

Ну хоть тут проблемой меньше.

— Я рада, государь.

— Мария Ивановна, — его императорское величество прошелся по комнате, талантливо изображая колебания, а потом махнул рукой. — Ладно... Что такое юрты — вы отлично знаете. А какая между ними конкуренция...

Я молчала. Пусть врет дальше, я послушаю.

— Я знаю, вы считаете своим главным врагом Матвеева.

Почему же? Алябьев тоже отметился.

— У меня есть основания подозревать, что Матвеева подставили.

А у меня-то сколько этих оснований. Что ж, пока мне вроде бы не врут. Хотя — кто отменял метод Геббельса?

Ложка правды, ведро вранья — и подавать на стол. Сожрут, не поморщатся.

Я решила попробовать подать реплику — пусть считают, что я поддаюсь убеждению.

— Кто мог навлечь на себя гнев юрта, государь?

— Другой юрт, разумеется, Мария Ивановна. Матвеев хотел прибрать к рукам слишком многое, лез на Урал, пытался привязать к себе Демидова, потом его дочь начала ненужные танцы... глупая девчонка вообразила, что влюблена в моего сына.

Я подняла брови.

Государь заметил это и фыркнул. Уже вполне по-человечески.

— Василий рассказал. Когда все случилось, вас посчитали основной соперницей, и принялись изводить.

Розог нет на идиотку.

— Так что Матвеев вам сильно должен. Если что предложит — не отказывайтесь.

Я улыбнулась краешками губ. И попробовала пошутить.

— Я не столь благородна и бескорыстна, государь.

Шутка нашла отклик — и меня наградили широкой улыбкой. Опять же, почти человеческой.

— Мария Ивановна, как вы думаете, если Матвеев отвечает за свою дочь...

Я тряхнула головой — и сообразила.

— Государь... так ведь ее поступки восприняли... решили, что Матвеев заодно желает выдать дочь за цесаревича?

— Именно, Мария Ивановна.

Ёжь твою рожь!

— И... потому на него ополчились, государь? Потому его и подставили?

— Не только, но и поэтому, да.

Я медленно прикрыла глаза.

Что ж, тогда многое сходится. Один зарвался, остальные...

Кто-то мне рассказывал, как запрягают собак на Аляске. Друг за другом... и бегут они, стараясь цапнуть за задницу бегущую впереди собаку. Как-то так.

И погонщик нужен, чтобы их направлять и сдерживать. Не то драка начнется...

Вот и тут так же.

Вырвался вперед Матвеев — и его тут же ухватили за задницу. Больно и качественно.

— Ваше императорское величество, но тогда зачем нужна я? Если вы знаете — кто именно...

— Знаем, — нахмурился государь. — Доказать не можем.

А при чем тут я?

— Мария Ивановна, я вам предлагаю серьезную награду. Вы вернетесь в Березовский, вы будете заниматься, чем пожелаете, выйдете замуж, за кого захотите. Я обещаю. Но взамен вы мне поможете еще раз.

Эх раз, еще раз, да еще много-много раз...

А выжить у меня при этом получится?

— Не скрою, это достаточно опасно. Но и выигрыш велик.

Не хотелось бы мне играть в кости с дьяволом. Как известно, казино выигрывает всегда. Наверное, только в одном случае оно проиграло вчистую, но там аргументом был бо-ольшой крейсер.*

*— капитан крейсера, проигравший в казино в Монако кучу денег и судовую казну, просил их вернуть долг. Ему отказали. Тогда он пригрозил сравнять казино с землей, орудия-то у крейсера были, а ему — что? Все одно стреляться... Проигрыш вернули. Не знаю, сколь правдива эта история, но вдруг? Прим. авт.

С другой стороны — у меня получится отказаться?

Что-то мне подсказывает, что мой отказ не предусмотрен. А значит...

— Что я должна сделать, государь?

Наградой мне стала успокаивающая улыбка.

— Немногое, Мария Ивановна. Совсем немногое. Слушайте...

Можно подумать, у меня есть выбор. Все равно ведь поимеют, так лучше отдаться, пока просят по-хорошему.

С-сволочи! Ёжь твою рожь!

* * *

Домой я попала только через два дня.

И была тут же затискана всеми, кто рядом оказался.

— Маша!!!

— Машенька!!!

— Мама!!!

— Агу!!!

На меня налетели с четырех сторон, первым на шее повис Петя, за ним Ваня, за ногу уцепился Нил, а Андрюшка в кровати так взвыл, что наверное, во дворце услышали.

— Убьете!!!

Бесполезно.

Меня тормошили, обнимали, обливали слезами и целовали одновременно. И только минут через двадцать могли разговаривать.

— Мы испугались, — признался Ваня.

— Я думала, вас предупредят? — нахмурилась я. Романов же обещал!!!

— Маша, ты себе представляешь, как мы себя почувствовали? Сначала нам говорят, что ты задержишься во дворце, потом, что ничего страшного с тобой не случилось, но навестить тебя нельзя. и никого не пускают, и даже детей принести не разрешили...

Я представила, что пережили мои мальчишки, тревожась за меня, и поежилась. Не хотелось бы мне испытать такое.

За себя я никогда не боялась, только за родных и близких...

— Как вы тут?

— Спасибо Александру, — буркнул Ваня. И потупился.

Я прищурилась.

— Александру?

— Маш... так получилось.

— Как именно получилось? — въедливо уточнила я.

А вот так.

Стоило мне пропасть во дворце, как мой дом подвергся нашествию Благовещенских.

Александр занимался с детьми, а его родители взяли на себя Ваню и Петю. И в целом, правильно. Есть тонкости...

Ребята собираются заниматься торговлей? Начать свое дело?

Тут я им не помощник, у меня и в том-то мире торговаться не получалось, даже на рынке и то через раз обсчитывали. Пусть они учатся у тех, кто на купле-продаже собаку съел. Что-то мне казалось, что Виктор Николаевич научит.

В свою пользу, безусловно. Но мужчина он неглупый, и понимает, что союзник — это хорошо, а сильный союзник, который тебе чем-нибудь обязан — еще лучше.

— Ты не против?

Я махнула рукой.

И подумала, что если и выходить замуж, то правда — только за Благовещенского. Может, и стоит попробовать?

В качестве награды попросить у государя решить его проблемы — и уехать в тот же Березовский? Да, мы там 'прославились', и не лучшим образом. Но кому важны сплетни?

У меня есть свое дело, у Благовещенского его служба, Ваня и Петя тоже занятие себе найдут, мелким вообще плевать будет...

Почему бы и не Березовский?

Если сплетни могут выгнать меня из дома, значит, я плохая хозяйка дома. И никак иначе.

Но это потом, потом. А пока...

— Ребята, нам надо посоветоваться.

Мальчишки переглянулись.

— Маш... а что у тебя с Александром?

Я вздохнула. Потерла лоб...

— Вы ему уже дали знать, что я вернулась? Да?

— Да, — потупился Петя. — Он очень просил.

— Ладно, — я махнула рукой. — Тогда я к себе, а как придет Благовещенский — мы с ним сначала поговорим о личном, а потом с вами со всеми. Хорошо?

Ребята переглянулись.

— Маш, а ты...

— Не буду я его выгонять. Не буду.

Могла бы.

Но после происшедшего со мной во дворце немножко поумнела. Видимо, плюхи положительно действуют на полушария головного мозга. Или полупопия?

Кто его знает...

Логика-то была проста.

Вот случись что со мной — и? На кого я оставлю эту компанию?

А не на кого. Но я твердо знаю, что на Александра в этом отношении можно положиться. Он бы ребят не бросил.

И меня бы не бросил. Есть в нем что-то такое... надежное.

Дарья?

Но это она начала свистопляску, не он. Александр, будем честны, вел себя достаточно прилично.

Ходил по борделям?

Не ново. Здесь много кто ходит, это комильфо, этот нормально. Вот разделение такое. И вообще, что лучше?

Ходить к тем, кто зарабатывает себе ценным местом на жизнь, или растлевать девчонок, совращать чужих жен, жить в любовницах... что порядочнее?

Не мне бы и рот открывать, если честно. Сама сколько лет была любовницей...

Хм. Говорят же, что из раскаявшихся дам-с, получаются лучшие жены. Верится плоховато, но может, каяться надо правильно? Или там еще какие-то правила есть?

Не знаю. Не уверена.

Ладно, не мне и осуждать. Я могу осудить Дарью, потому что она попыталась меня убить. Не поговорила, не попыталась что-то исправить, в ее глазах я была во всем виновата.

В том, что она связалась с Матвеевым, что муж к ней охладел, что ей не досталось салона в Париже... кто-то же должен быть крайним?

Выпало мне.

Хотя и неясно, почему.

Ладно. Это уже детали.

А Благовещенский вел себя вполне по-джентльменски. За попу не хватал, намеков не намекал, а какие-то проявления чувств у нас обнаружились уже когда его супруга оказалась в психушке. Причем без надежды на излечение.

Это достаточно честно, на мой взгляд.

И потом, когда узнал, что Андрюшка его сын...

Я бы на его месте мне просто шею свернула. Если честно. А он — ничего, держится. Так что будем разговаривать. А потом и будем решать, как строить жизнь.

Главное теперь — его не подставить.

Что-то мне подсказывает, что Иван Четырнадцатый, равно как и танк — останавливаться не будет. А намотанному на гусеницы выжить тяжко.

Подождем, поговорим. А пока — приведем себя в порядок.

* * *

Я успела искупаться, расчесать волосы и переодеться в легкое домашнее платье цвета незрелой сливы, когда ко мне в комнату постучались.

— Да?

— Госпожа, к вам...

— Благодарю.

Я отложила расческу и вышла из комнаты. Волосы я не заплела и чуть влажные пряди плащом укрыли спину.

Неприлично?

Я у себя дома. И...

Мне хотелось быть сегодня красивой. Почему нет? Я чуть на тот свет не отправилась, дайте мне почувствовать себя живой?

Светлое платье в стиле 'ампир' выгодно подчеркивало высокую грудь и при движении показывало тонкую талию и крутые бедра, обрисовывало, скользило, волосы вились вокруг лица легкими прядками, падали по спине водопадом, домашние туфельки в тон и даже браслет на руке — с хризолитами.

Я чувствовала себя красивой.

И Александру понравилось.

Он стоял посреди гостиной и ждал меня. И... смотрел.

Он опять предоставлял мне выбор.

Подойду?

Не подойду?

Первый шаг за мной, он поддержит.

И букет цветов у него в руках. Простые белые розы, вьющиеся, мелкие, но запах...

— Александр, я рада вас видеть.

Я улыбнулась, и Благовещенский шагнул вперед.

— Это вам... Машенька.

— Благодарю. Я так люблю эти цветы...

Еще с того мира люблю.

Всегда любила цветы, которые пахнут, а импортные розы в этом отношении меня бесили. Ну что это за роза, которая воняет пластиком и химикатом? Пусть стоит неделю, но радости от нее — никакой. Что голландская, что искусственная — веник, и все тут.

Нет от них ощущения роз. А вот от этой мелочи вся комната пропитана ароматом.

Я кивнула служанке, чтобы та принесла вазу и вновь обратила внимание на Благовещенского.

— Александр, я вам очень благодарна за моих ребят.

— Не за что, Машенька. Ваня просто молодец, и Петя за ним тянется, отец их хвалит. И... если вы не возражаете, я решу вашу проблему.

— Мою проблему?

— Ваша сестра. Арина.

Улыбка растаяла, словно и не было.

— Да?

— Вы себе никогда не простите, если бросите ее.

Не прощу. Верно.

— Но и уделять ей достаточно внимания вы не сможете.

И это тоже правда. Уж молчу про 'пятую колонну' и 'удар в спину'.

— У меня есть решение.

— Слушаю?

— У меня есть тетя.

Сестра матери. Вышла в свое время замуж за небогатого дворянина, жила в глуши, в небольшом имении, завела аж шестнадцать кошек и была вполне довольна собой и жизнью.

Детей Бог не дал, ну так тоже бывает. Зато племянников она любила.

— Мы можем отправить Арину к ней. Ей небольшая помощь не помешает, а Арина будет под присмотром...

— Ее там не обидят?

— О, нет. Если б вы видели, как тетя Лида к животным относится...

— К животным я тоже хорошо отношусь, вот к людям — дело другое.

— Машенька, поверьте. Я не стал бы вас обманывать, ее там не обидят. Мы все в дестве гостили у тети Лиды, она детей обожает. А если ей рассказать про судьбу Арины, она бедную девочку примет, как родную...

— Неужели?

— Кто в юности не совершал ошибок?

Я хмыкнула.

Ладно, почему бы не попробовать? И вообще, говорят, что животные — лучшие лекари. А если их целых шестнадцать...

— Я оплачу пребывание Арины.

— Тетя не слишком богата, но денег не возьмет. Но если мы ей привезем гостинцы, или подарки, — прищурился Александр с намеком.

Я кивнула.

Это я могу. Просто оплата будет в приемлемой для человека форме.

— Спасибо.

— Не за что, Машенька. Я... я для вас что угодно сделаю, если позволите.

Я выдохнула.

И решилась.

— Позволю, Александр. Именно вам. Позволю.

И протянула ему руки, пока не передумала. Страшно, знаете ли...

* * *

Ребят мы позвали через десять минут.

Что в эти минуты происходило?

Это личное, господа. Вполне приличное, даже по местным меркам, но личное.

Ребята влетели ураганом.

— Маша?

— Маш?

Александр поднял руку.

Мою.

Так, чтобы блеснул бриллиант в кольце. Большой, чуть не десять карат, нагло роскошный, в золотой оправе.

— Можете нас поздравить... братишки. Машенька согласилась выйти за меня замуж.

И что сказали эти бессовестные?

Правильно.

— УРРРРРААААА!!!

И повисли с двух сторон у меня на шее.

Минут через двадцать мы смогли нормально разговаривать. И настал мой черед.

— Мне надо рассказать вам кое-что достаточно неприятное.

Мужчины насторожились.

Я потратила на изложение ситуации еще десять минут и подвела итог.

— Отказаться мне не дадут. Придется участвовать. Поэтому мы заключаем договор, прописываем в нем все, заключаем соглашение о намерениях... если со мной что-то случится, Александр станет вашим опекуном. Равно, как и Нила и Андрюши. До совершеннолетия.

Мои ребята... хотя какие они ребята? Уже мужчины — переглянулись.

И Ваня покачал головой.

— Маша, что мы можем сделать, чтобы уменьшить опасность?

— Ничего, Ванечка.

— А если подумать?

— Я подумаю. Вас я подстрахую, а я... такая уж игра. Даром в этой жизни ничего не дается.

— Я могу попробовать кинуться в ноги государю.

Александр говорил спокойно, но и он, и я знали правду.

Кинуться — можно. Пользы — не будет.

Так вот император и отменит свои планы из-за чьей-то любви. Ага, даже два раза. Скорее, это плохо кончится для Благовещенского. Тюрьмой, ссылкой... несчастным случаем по-Романовски.

Я в этом не сомневалась, ребята тоже...

Что нам оставалось?

Немного подстраховаться на самый худший и крайний случай. И — быть счастливыми.

Пока еще мы живы, мы вместе, разве этого мало?

Да это чертовски много, особенно когда смерть ходит рядом, и дотрагивается своей косой до твоей шеи. Это очень много...

У нас есть еще пара дней. И я не стану их упускать, пусть думают обо мне, что хотят!

Я появилась в этом мире вместо Маши Горской, и я расплачусь по ее долгам. Но пока кредиторы еще в пути — дайте мне хотя бы пару минут счастья.

* * *

Чем мы занимались эти четыре дня, которые мне предоставила жизнь?

А вот и не угадали!

Мы съездили к Арине — раз.

Я смотрела и плакала. Серьезно, у меня в глазах слезы стояли. Что, ЧТО надо было сделать с человеком?!

Призрак?!

Да призрак Оперы выглядел в сорок раз живей и в двадцать — симпатичнее. А это...

Серое, измотанное и изможденное нечто, плотно завернутое в смирительную рубашку и обколотое какими-то транквилизаторами. Мужчин ей показывать вообще нельзя — становится буйной.

Я плюнула и махнула рукой.

Наняли двоих сиделок и медбрата покрупнее, на всякий случай, есть такой сервис при местных лечебницах. Жизнь — штука сложная, поскользнуться можно на каждом повороте, а вот как взять тайм-аут?

Допустим, ты ушла из дома.

Или тебя выгнали.

Или...

Вариантов много. Но основа одна — у тебя нет жилья, работы, возможности как-то прожить...

В нашем мире коллектор в помощь. Канализационный. И крысы в пропитание. Еще тебя и ногами же попинают, чтобы быстрее сдох.

В этом мире на помощь приходят монастыри. Государь выделяет субсидии. Причем получается достаточно интересно.

Допустим, ты остался один на свете. Парень потерял семью, престарелого деда выгнали из дома, девушка залетела от какого-то кренделя. Родные от тебя отказались и не пускают домой. Плохо, конечно. Но — бывает. Ты приходишь в монастырь, честно все рассказываешь, каешься... и тебя обеспечивают работой.

Дают жилье, не идеальное, конечно, келейка, но все ж крыша над головой, дают пропитание и кое-какую одежку, а ты за это отрабатываешь. Посильно. Беременную, конечно, на картошку не поставят, но книги переписывать, или вышивать, шить...

Найдут, куда пристроить.

Так и будешь вкалывать до родов. Потом, когда рождается ребенок, его проверяют на магию. Если у него есть дар — такое тоже бывает, могут и при монастыре оставить. А могут найти работу.

Да, не лучшую, сиделками, компаньонками, даже уборщицами при больницах, но обязательно с проживанием.

Для мужчин — то же самое, за исключением родов. Даже если тебе шестьдесят лет, ты прекрасно можешь работать сторожем, или кормить скотину. Даже ту же морковку прополоть....

Не сразу, не слишком быстро, но можешь. И это неплохо.

Тебе дают возможность жить человеком. Не на субсидии, а зарабатывая своим трудом. Рыбку?

Не-ет, дружок, держи удочку — и вперед. Что наловишь, то и твое.

С моей точки зрения, это правильно. И люди, которые хотят работать, постепенно поднимаются. Девушки выходят замуж, мужчины зарабатывают достаточно, чтобы хоть какой угол себе найти... купить ли, снять ли — или специальность могут получить. Всякое бывает. Старики доживают при монастырях спокойно, помогая под конец при храмах, свечи ли налепить, пыль смахнуть...

Вот, таких мы и наняли.

Две девчонки, обе с детьми, так уж у них сложилось, одна служанкой работала, да не убереглась, вторая загуляла с парнем до свадьбы, все слажено было, а он возьми, да и помри. Несчастный случай — не разбирает. Но и родня разбираться не стала. Опозорила девка семью, а там еще четыре сестрички на выданье, про них тоже могут подумать, что гулящие. Вот родители ее из дома и наладили. И парень-медбрат из деревни, этакий 'Ванёк', поссорился со старостой так, что только искры летели, при очередном разговоре дал его сыну в череп, а тот и померши. Парень свое получил, но куда тут вернешься, выйдя из тюрьмы?

Родных подставлять?

Пришлось устраиваться в городе. Но какими-то специальностям Ваня — его тоже звали Ваней — не владел, а навык кормления скотины и пахоты был не слишком востребован. Пришлось идти в медбратья.

Пусть пока ухаживают за Аринкой, а там, глядишь, и пристроятся. Гнезда совьют, жизни устроят... года на три у них определенность в жизни есть, дальше видно будет.

В награду мы с Благовещенским пообещали купить им либо квартирку в городе — либо выделить дом в деревне. Березовский к вашим услугам, дамы и господин.

Дамы предсказуемо выбрали по квартирке, господин — домик, подписали договор по всей форме — и мы отправили их к той самой тете.

Виктор Николаевич еще раз все подтвердил, обеспечил сопровождение и обещал все контролировать. Ну и я обязательно съезжу, посмотрю, как там что, дайте только выжить.

Вторым пунктом стала магия.

Я привела в порядок все свои записи и отдала их Ване.

Человек я достаточно педантичный, заметки у меня и так были в порядке, все в больших тетрадях, на отдельных листах, объединенное по темам. Просто... случись что со мной — и все пропадет. Неохота.

Пусть Ване останется, авось и столкуется с каким-нибудь магом земли за услуги.

Маг ему — работу с растениями, Ваня в ответ мои записи.

Третьим пунктом пошел стряпчий. Мы с Благовещенским заключили договор по всей форме. Что я должна ему, что он — мне...

Романтика?

Хотите, стреляйте в грудь коммуниста. Мы за эти четыре дня только один раз и поцеловались. И то! Едва отпрыгнуть успели, прежде, чем дети вломились!

Интим?

У нас до него даже не дошло. Вообще...

Может, Александру и хотелось, но мне за эти дни так мозг... эээ... у меня такие сеансы церебрального секса были, то с мальчишками, то с Ариной, то с магией...

Мне уже ничего не хотелось.

Во времена оны, один приятель мне развивал интересную теорию. Он считал, что для мужчин секс — это физиология. Захотел — поимел. Получил удовольствие, пошел, поимел следующую даму, придавая значения не больше, чем выпитому стакану воды. А вот для женщин секс — это психология.

Нет фригидных дам, но нам надо настроиться, 'поймать волну', убедить себя в великой любви, или хотя бы в том, что это удовольствие, а не аналог визита к дантисту... Сначала мозг, а потом физиология, и этим все сказано.

Нет? Не дали это сделать?

Так и возникают истории о стервозных и неудовлетворенных жизнью бабах.

У меня сейчас настройка была совершенно не в сторону любви. А что это за удовольствие, когда в постели думаешь — жива ты останешься, или нет, и на кого ты детей оставишь? Да еще если залетишь...

Благовещенский меня понял и ни на чем не настаивал.

Четыре дня.

А на пятый и грянуло.

* * *

Приглашение было на красивой сиреневой бумаге, с золотым тиснением, но смотрела я на него, как на ядовитую гадину.

Не хочу!!!

Ни в какой дворец, ни на какой прием... да гори он трижды гаром!

Не хочу, а идти придется.

Событие...

Объявление наследника и помолвка.

Второй цесаревич, Иван (если станет царем — будет под номером пятнадцать, однако), женится на девушке из юрта Соболянских. Это серьезно.

Соболянские — по жизни маги воздуха. Но и маги воды у них встречаются, просто слабосилки. Так что в потомстве возможно усиление магии. А еще Соболянским принадлежит кораблестроение. Куча верфей по Руси-матушке, речное судоходство, рыбалка, заготовка рыбки, икорный бизнес...

Там даже рыба на гербе. Белуга, кстати говоря.

И есть у Соболянских еще хорошее качество. Они не честолюбивы. Вот вообще. Никак.

Воздушники, что тут скажешь? У них для стремления к власти слишком легкое отношение к жизни. Спокойное такое, без суеты.

Власть?

А на кой, простите, черт она сдалась?

И без нее забот по горло.

Видимо, по такому отношению юрт Соболянских и стал одним из самых крупных и сильных. Известно же, начинаешь тащить на колени кошку — удерет и оцарапает.

Спихнешь? Кошатина тебе на голову влезет, все силы потратит, но тебя обласкает. Судьба такая.

Видимо, власть — тоже в чем-то кошка.

Ссориться с Соболянскими не решился даже Матвеев.

Лариса Соболянская... сколько я в памяти не копалась, девушку не припомнила. Да и неважно. Пусть будут счастливы.

Я еще раз чертыхнулась и принялась подбирать платье.

* * *

Темно-лиловый цвет, очень удачный оттенок.

Отделка более светлым кружевом. Украшения из аметистов.

Помолвочное кольцо пришлось снять. Не сомневаюсь, что государь, что Романов — оба в курсе дела, но оповещать весь свет я не стану.

И так...

Колечко стоит, как три Кадиллака. Откуда дровишки?

А все из той же заветной шкатулки. Драгоценности там такие, что я Дарью поняла. Искренне. Когда Александр мне их показал, даже у меня сердце екнуло, уж на что я равнодушна к украшениям. Кто бы не был ювелиром, он старался показать красоту камня. Минимум оправы, максимум самих камней — и камни там были выдающиеся.

Одно колье из сапфиров с бриллиантами чего стоило! Этакий водопад камней, ограненных каплями, и неясно как закрепленных в невесомой оправе.

Я вздохнула, облизнулась — и вернула все владельцу. Даже если... даже когда мы поженимся, вряд ли я буду это носить. Не умею.

Не дано.

Драгоценности должны быть частью твоего образа. А не ты — выставкой для побрякушек. Вот, у меня все время получается второй вариант.

Так что никаких драгоценностей. Обручальное кольцо, серьги и брошь с аметистом — и довольно.

Я в трауре, меня здесь вообще быть не должно. Ни на каком приеме. Но с его величеством не поспоришь. Да еще в качестве кавалера мне предлагался лично Игорь Никодимович. Замечательно, правда?

Он за мной и заехал.

Преподнес букет ирисов, поцеловал ручку.

— Мария Ивановна, вы, как всегда, очаровательны.

Я мило улыбнулась в ответ.

— Благодарю вас, Игорь Никодимович.

— Мария Ивановна, я вас очень прошу, что бы вы ни услышали сегодня — ничего не отрицайте и ничего не бойтесь.

Я посмотрела с подозрением.

— Игорь Никодимович, а что именно я должна услышать?

Романов пожал плечами.

— Что угодно, Мария Ивановна. Что угодно. Вы знаете, как искали предателей, во времена оны? Когда на подозрении было несколько человек, а кто именно — неясно?

— Нет.

— Допустим, есть люди А, Б и В. А говорят, что золото у Б, Б говорят, что золото у В, а в, что золото у А. И смотрят, кого обворуют первым.

Я прищурилась.

— И какую же информацию вбросили вы?

— Что цесаревич Василия собирается сделать вас своей морганатической супругой — раз. Что вы любовница Его Императорского Величества — два. Что у вас магия совершенно иного типа, не земли, а возможно би-потенциал — три. Что вы — наследница Демидова, потому как завещание составлено именно на вас — четыре.

Я застонала.

— Это все? Или еще чем порадуете?

— Мария Ивановна, а вам мало?

— Мне? Мне просто интересно, кто меня убивать придет.

— а нам-то это как интересно, — ответствовал Романов, помогая мне утрамбоваться в карету. В буквальном смысле — чертовы юбки раскрылились на метр в ширину.

— Чтоб вас совесть с утра до вечера мучила, если меня убьют, — ласково пожелала я главе тайной канцелярии.

Романов ответил милой улыбкой.

— Переживу. Обещаю.

— Обещаю. Не переживете.

* * *

Зла я была несказанно.

Чтобы такое распускать...

Сволочи!!!

С государственными интересами, я все понимаю, но сволочи!!!

НЕНАВИЖУ!!!

Репутацию мне обосрали так, что вонять и двадцать лет спустя будет. Или кто-то думает, что забудется? Ни черта!

Это не просто пятно, это и моим детям припомнят, и как бы не внукам. А значит — что?

Выбора у меня нет!

Маркизы де Монтеспан и де Помпадур мне в помощь. А так же все фаворитки царей и императоров. Выставили меня шлюхой? Ну так я сама себя выставлю! Так, чтобы народ облизывался, а руки не тянул! Возьмем, к примеру, Кшесинскую! Все любовники — Романовы, другим нельзя! Личная, так сказать, царскофамильная собственность!

И я — не хуже! Даже круче!

По знакомой уже лестнице я поднималась, кипя веселой злостью. Здесь и сейчас я намерена была развлекаться по полной и кусать кого попало. А что мне терять?

Мне терять таперя неча, кроме собственных оков. Оков — и тех не выдали за казенный счет, жлобы царственные.*

* Л. Филатов. Про Федота-стрельца, удалого молодца, прим. авт.

Этот бал ничем не отличается от множества других.

Сначала народ собирается, около часа фланирует по залам, общается, немножко выпивает и танцует, потом появляются их величества, и начинается торжественная часть.

Объявление — в честь чего мы здесь так здорово собрались, поздравления, танцы, ужин, еще немного разговоров — и домой. Надо каких-то часа четыре потерпеть. Час на общие сборища, час на объявления-поздравления, час — танцы, час — ужин. Сильно это дело не затягивают, все ж живые люди, хотите потом еще развлекаться — катитесь и развлекайтесь за свой счет. Это правильно, все равно либо напьются, либо подерутся — ни к чему пускать действие взатяг.

— Игорь Никодимович, а про нас с вами никаких слухов не ходит?

— К сожалению, нет. Нельзя, Мария Ивановна, я бы головы лишился, за такое...

— Покушение на чужую собственность?

— Да, именно так.

Мне достался немного виноватый взгляд, но...

Вот и зал.

Не бальный, танцевать мне покамест нельзя. Нехорошо. Остается только выпивать, разговаривать... интересно, с кем?

К нам уже спешил мой отец. Под руку с какой-то блондинкой лет двадцати пяти. Такой... фигуристой. Даже фигуристее меня.

— Машенька!

Мне досталась милая улыбочка от отца. Я оскалилась в ответ.

— Папенька, какая радость видеть вас.

— Познакомьтесь. Это Светлана Галицкая, а это моя дочка, Мария, нынче Храмова.

— Добрый день, — мило улыбнулась блондинка. — Я помню вашего мужа, такой милый дедушка... мои соболезнования.

Зубки решила поточить? А зря, я сейчас в таком состоянии, что спусти меня в Нил — и спасать придется крокодилов.

— Вы в лучшем положении, госпожа Галицкая. Я, вот, вас совершенно не помню. Равно как и вашего мужа, и ваших детей.

— У меня нет детей...

— О, я вам так соболезную, — оскалилась я. — Впрочем, простите, я и не могла помнить вашего супруга. Я не так давно начала выезжать, а вы который год вдовеете?

— Третий, — дама поняла, что зубы у меня никак не меньше, но решила не отступать. — Конечно, когда я выходила замуж, вы еще в куклы играли.

— Что же случилось с вашим супругом?

— Удар, — дамочка коснулась краешка глаза кружевным платочком. — Мой бедный Николя...

— Господин Галицкий и господин Храмов были хорошими друзьями, господин Храмов служил под началом Николая Александровича, — Романов возник рядом, словно раб лампы. И протянул мне бокал с чем-то прозрачным.

Я улыбнулась.

— Игорь Никодимович, благодарю вас.

— Не стоит благодарности, Мария Ивановна.

Отец смотрел на меня ледяными глазами.

— Машенька, можно тебя на два слова?

Так и хотелось отрезать: 'можно — Машку за ляжку и козу на возу', но мудрость братца-дембеля здесь точно не ко двору придется.

— А мы пока потанцуем с госпожой Галицкой, — Романов тут же подхватил даму, послав мне улыбку. Он даже не сомневался, что я захочу перемолвиться словечком с отцом. Ну и ладно...

— Слушаю, папенька?

Отец не стал юлить и сразу перешел к делу.

— Алябьевы сегодня будут на балу. И отец и сын.

— Я за них рада.

— Я могу составить хороший договор и учесть твои интересы, Мария.

Я прищурилась.

— Папенька, а что — Игорь Никодимович непонятно все объяснил?

Отец вздохнул. И вдруг даже как-то ссутулился.

— Мария, его величество, конечно, наш повелитель. Но ты подумай, надоевшую игрушку всегда забрасывают в угол. А тебе нужна семья, дети...

— Я надеюсь, его императорское величество выберет для меня более уютный угол, — отрезала я.

— Ты зря на это рассчитываешь. Знаешь, где сейчас предыдущая фаворитка его величества?

— Где же?

— В какой-то чухонской провинции. Ее выдали замуж за помещика и отправили туда, где всего общества лишь свиньи.

Я прикусила язык. Так и чесалось сказать: 'очень приличное общество, особенно рядом с вами, папенька'. Лучше уж хрюшки, их хоть на колбасу пустить можно, а вас куда?

Вместо этого я насмешливо поинтересовалась.

— Четвертую супругу подбираете, папенька?

— Девочкам нужна мать, — и не подумал отступать отец.

— Особенно когда своих детей у нее нет. Ну-ну, вольному воля.

— Ты меня учить вздумала?

Я бестрепетно встретила папашин гневный взгляд.

— Торговать мной — можно, а выслушивать мое мнение не обязательно? Папенька, этот этап мы уже прошли. Можете передать Алябьевым, что меня их предложение не интересует.

— Может, подумаете еще раз, Мария Ивановна?

Я медленно повернулась.

За моей спиной стоял Симеон Михайлович Алябьев, собственной юртовской персоной. И рядом с ним молодой человек, напоминающий более молодую кальку с отца. Только некачественную.

Явно бумага, на которую сводили рисунок, была рваной и туалетной.

Те же черты лица, но красные прожилки, желтоватая кожа, тусклые глаза...

Алканарий. И наличие высокого титула лучше парня не делает. Вот ни на минуту.

— Добрый вечер, Симеон Михайлович, Кирилл Симеонович...

Кирилл Симеонович подхватил мою руку и запечатлел на ней поцелуй. И разразился потоком комплиментов.

Он восхищен, я очаровательна, если я подарю ему танец, следующие несколько лет он будет самым счастливым человеком во всех мирах.

Пришлось разочаровать.

— У меня траур, Кирилл Симеонович. Я не танцую.

— Тогда я могу показать вам парк...

Знаю я, какие ты парки будешь показывать. Перебьюсь.

Я отбивалась, и ждала, пока закончится музыка... ну наконец-то!

Рядом материализовался Романов с дамой. Мило улыбнулся — и наконец, отбил меня от этой своры. Взял под руку и предложил пройтись.

Разумеется, я согласилась.

Ага, ненадолго.

Девушки, милые, благословите тех, кто придумал колготки! Святое дело люди сделали, истинно святое!

А чулки!

Да на подвязках...

Не на резинках, нет, не те, которые на силиконе и так удачно за него цепляются!

На эротических, мать их за ногу, подвязках с бантиками, которые реально завязываются на ноге. Не доводилось?

Ваше счастье!

Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет — это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет припомнят.

Пояс для чулок?

А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное — и ни фига не держится!

Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.

Там-то меня и поймали.

Чулок я подвязала, и даже комнату задумчивости навестила — на всякий случай, а на выходе...

— Мари!

Ёжь твою рожь!

— Зизи? — вспомнила я эту побрякушку.

И прищурилась. Ласково так, по-доброму... ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать, то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя...

Это мне — медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла...

Раздражение накатило и схлынуло. И 'подруга' уже вцепилась мне в руку.

— Мари, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров...

Я пожала плечами.

— Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.

— О-о... А у Храмова было свое имение?

Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе того?

— Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.

— Так это правда, что он Демидова сожрал?

И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер... меня тут дурой считают? Видимо, да.

— Откуда сведения?

— Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими...

— Врали.

— Правда?

— Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?

На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.

— А-а...

— Вот я могла сожрать Демидова, — оскалилась я.

— ТЫ!? НО КАК!?

Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.

Настала моя очередь похлопать глазками.

— Сибирь, понимаешь. Дикие люди, стаи медведей бегают, кто не успевает спрятаться, того сжирают прямо на площади, перед Управой... вот, загнали нас с Демидовым в один подвал, день сидим, два сидим, на третий я его убила и съела...

— Аххх!

Я добавила в голос истовости записного каннибала.

— А потом и обнаружила, что одной стены у подвала нет. Пришлось домой топать.

Зизи поняла, что над ней издеваются — и надулась.

— Мари! Как это некрасиво с твоей стороны!

— А со стороны моей подруги красиво мне и записочки не прислать?

— Куда?

— На адрес супруга, вестимо. Глядишь, и уцелел бы бедный Демидов. Особенно если к письму хоть корочку хлеба приложили бы. Сидела б я в том подвале и грызла ее, печально так...

— ФИ!

Издевательство окончилось закономерно, 'лучшая подруга' задрала носик и вышла вон.

Я послала ей ядовитую ухмылку и принялась неторопливо мыть руки. Сейчас, еще прическу поправлю — и можно опять в гадюшник. Дайте только с духом собраться.

Ага, размечталась.

Не дали.

* * *

Я так буду бояться в туалет сходить, определенно.

Выходишь из кабинета, идешь по коридору, а тут перед тобой — Матвеев воздвигается.

— Мария Ивановна.

— Матвей Иванович.

Пришлось по всей форме реверанс делать. Интересно, где он тут в засаде сидел?

— Вы мне не уделите пару минут для приватного разговора?

Я подняла брови.

— Вы уверены, что сейчас подходящее время?

— Мария Ивановна, я пытался встретиться с вами...

— Но?

— Романов весьма не одобрил подобные намерения.

Я хмыкнула.

Вот не знала... но вообще-то могло быть и так. Если Матвеева крепко взяли за задницу на его делишках...

То ли он крутил с ученым, то ли не он... а вот дочка его точно засветилась, словно новогодняя елочка. Кстати говоря!

— Как ваша дочурка поживает?

Матвеев покривился, словно я ему лимон на рану выдавила.

— Мария Ивановна!

Я улыбалась вполне невинно.

— Неужели милую Настеньку не пригласили на бал?

Матвеев скрипнул зубами, но сдержался.

— Именно о ней я и хотел поговорить с вами.

— Слушаю? — посерьезнела я.

Вокруг да около Матвеев ходить не стал.

— Что вы хотите в качестве виры?

Опа!

— Все настолько плохо? — невольно вырвалось у меня?

Матвеев молча кивнул на дверь и первым вошел внутрь. Я проследовала за ним.

Обычный альков.

Кровать, пара кресел, столик. Тихо, спокойно.

Матвеев уселся в кресло, я предпочла постоять и отошла к камину, разглядывать узоры на каминной доске. Красиво, мастер делал, сразу видно.

— Его величество был в гневе. Насте грозит замужество и ссылка.

Я вздохнула.

Сочувствовать меня совершенно не тянуло, вечная, знаете ли, проблема мажоров. Когда напакостить они могут, а отвечать — стесняются. Странно, правда?

Но...

— Я поговорю с его императорским величеством. Сумму виры и наказание для вашей дочери будет определять государь.

Матвеев поник плечами. Только почему-то я ему совершенно не верила.

— Настя — моя дочь. Любимица...

— Поэтому ей можно убивать, подличать, преступать закон, главное — не попадаться? Простите, Матвей Иванович, я ничем не могу вам помочь.

Вот как хотите, так и воротите.

Не верю я, не верю, не получается у меня поверить в это страдающее лицо. Не получается!

А потому я раскланялась и ушла. Задержать меня Матвеев не пытался. А чего хотел, за чем приходил?!

Да кто ж его знает?

Это интриганы такого уровня, что мне рядом с ними и сидеть стыдно. Я до их уровня не дотягиваю.

Вообще.

Никак.

Сто лет проживу, и тогда не потяну, направление у меня другое, и желания нет. Что-то Матвеев или сказал, или сделал, или...

Не знаю.

Но полагаю, что своей цели он добился.

Ой!

За размышлениями я опять свернула не туда. Или — туда?

И уткнулась носом в пуговицу на мундире какого-то красавчика.

— Госпожа!

На моей ловко подхваченной кисти запечатлели страстный поцелуй. Я мысленно застонала, но в ответном реверансе присела.

И мило улыбнулась, уступая инициативу. Что-то не верилось мне, что все так просто и легко, нет, не верилось.

* * *

Что сказать — красавчик. Даже красавчег, как пишут на форумах в моем времени.

Вот представьте картину — два метра без малого, косая сажень в плечах, этакий богатырь, затянутый в военную форму и с военной же выправкой, копна каштановых волос, громадные голубые глаза — и лицо, которому позавидовал бы и Давид. Тот, которого изваял Микеланджело.

Красивое, и в то же время очень мужественное. Не парень — картинка.

Наклей его фотки на шоколадки — так народ их поразметет ради фотографий. Просто. Можно даже шоколад внутрь не класть, дамы и так млеть будут.

— Госпожа, Виталий Шуйский, к вашим услугам.

— Мария Ивановна Храмова, — назвалась я. — Вы позволите воспользоваться вашими услугами?

— Я просто умоляю вас это сделать.

— Тогда проводите меня в бальный зал, — распорядилась я. — Я заблудилась.

— Госпожа, прошу вас...

Мне был честь по чести предложен локоть. Я оперлась на него и подумала, что невезуха. Не с моим ростом на таких красавцев вешаться. Это как такса рядом с догом, ясно, что собаки, но выглядит... своеобразно. Хотя, говорят, скрещиваются.

И мужчина оч-чень даже ничего. Сексапильный такой.

А как бы он выглядел в джинсах? И губы у него такие... пухлые, если я встану на цыпочки, есть шанс дотянуться, и подбородок очень мужественный, с ямочкой, а ресницы какие...

ЧТО!?

Маруся, ты упала с гуся!?

В голове словно сирена взвыла. Вот с чего я размечталась тут на сексуальные темы? Мало ли как этот тип будет в джинсах выглядеть, особенно если на голое тело, и пуговку верхнюю так эротично расстегнуть...

Ёжь твою рожь!

Вторую руку я убрала в складки юбки и что есть силы сжала в кулак.

Ой, ля-ля-ля...

Больно-то как! Такое ощущение, что я когтями ладонь насквозь пропорола, даром, что в перчатке! Зато чувственный дурман схлынул. И мне стало плевать на губы-ресницы.

У меня Благовещенский есть. Но с этим-то кадром что?

Его феромонами опрыскали? Баллон с гормонами в ширинку засунули? Или — магия?

Что-то мне кажется — последний вариант верен.

А куда это мы идем?

— ... показать вам эту симпатичную...

И передо мной уже открывают дверь. А внутри видна такая же кровать. Но что-то мне подсказывает, что это — не Матвеев. Тот хотел поговорить, а этот?

Сексуальное буйство одолело? Под названием 'бабудай'? И вот прямо сейчас — дай?

Не верю!

Я мило улыбнулась — и уронила веер.

— Ой!

Всхлипнула, вскинула руки к щекам, естественно, отпуская локоть.

— Я такая неловкая...

— Вы очаровательны, Машенька...

И наклонился, д-дятел. А это тебе за 'Машеньку'.

Те, кто учился в школе, знают такую подставу. Ты наклоняешься, а тебя толкают в зад коленом. Есть такой момент, когда ты при наклоне теряешь равновесие — на долю секунды, но есть и его важно угадать. Дальше — в зависимости от везения. Либо ты упираешься ладонями в пол, если повезет, либо влетаешь головой в то, что находится впереди. Пакость такая... только одно время она нашу школу просто охватила. Деться было некуда.

Так что я быстро научилась не поворачиваться попой, следить за тылами, ну и адекватно реагировать.

Мужчина от меня такой подставы не ждал, и за веером наклонился, согнувшись чуть не вдвое. И стоит он напротив двери, так удачно...

Маги — тварюшки сильные, не смотрите, что мы симпатичные, хрупкие и нежные с виду, это только с виду. Пинок коленом получился так душевно, словно я вчера на Люське Семеновой тренировалась.

Красавец мужчина с грохотом влетел головой вперед в открытую дверь, кажется, сокрушил там кресло и застрял. Я хлопнула дверью, повернула ключ в замке, подумав, что он здесь очень удачно оказался, выдернула его — и ринулась обратно.

Вот с-самец собачьей самки!

Лишний раз — чем симпатичней мужчина, тем больше вероятность подставы. Он-то про свою внешность отлично знает.

Шуйский.

Этим-то что от меня надо?!

Мать их ежом!

Поворот, второй... музыку слышишь?

Есть!

Вот и бальная зала.

Я с независимым видом выкинула ключ в первую попавшуюся вазу и прошла в зал. Кажется, даже волосы не сильно растрепались... вообще не растрепались, они длинные, гладкие, тяжелые, такие отлично лежат в прическе.

— Мария Ивановна, куда вы пропали?

Романов.

Я прищурилась.

— Игорь Никодимович, а при чем тут Шуйские?

— С вами кто-то разговаривал? — напрягся Романов.

— Нет. На разговор этот молодой человек не разменивался, — фыркнула я.

— Кто?

— Виталий Шуйский.

Взгляд Романова стал острым.

— Что он хотел?

— Вот и мне тоже интересно, что именно он хотел...

Больше сказать мы не успели. Загремела музыка, знаменуя прибытие императорской четы.

Гимн.

Романов склонил голову, я присела в реверансе. Рядом шелестели юбки.

По проходу медленно плыла императорская чета. Иван XIV, опасный, как ядовитая кобра, рядом с ним супруга, блистательная в сиянии бриллиантов настолько, что лица никто не замечал, за ними по старшинству — цесаревичи и цесаревны. Василий нашел меня взглядом, и выражение лица у него стало, как у собаки, которую ногой пнули.

Жалости у меня не было.

Ни на грамм.

Хватит и того что я жизнью рисковала. И до сих пор рискую, потому как цесаревича подставлять никто не будет, а меня — запросто. Уже подставляют.

Государь поднялся на возвышение и опустился на трон.

Супруга, дети... для детей оставлены стульчики возле трона.

Император жестом отпустил всех, и я приподнялась из реверанса. Да, не выйдет из меня верноподданной. Все думают про отечество, а я про то, что спина ноет.

Император поднялся с трона.

Все превратились в слух. Кроме меня.

Я размышляла о встрече с Шуйским.

Этим-то чего надо? Или они и стоят за подставами?

Вообще, могут. Тоже юрт... что я про них помню? Не самые сильные, но тоже маги воды. Только императорская семья в этом отношении на порядок круче. Как зеленая ящерица — и комодский дракон. Вроде бы ящеры, но сравнивать их даже смешно.

Шуйские не дотягивают по классу. И среди юртов они не самые сильные, не самые богатые... так, на троечку. Зато ничем не брезгуют. У них есть и корабли, и рудники, и поля... многостаночники такие, хомячки.

В любовь, охватившую Виталия Шуйского с первого взгляда я вообще не верила. Никак. Бред, уж простите...

Не такая я красавица, и умница не такая, и вообще...

С чего ему хватать меня и тащить? И на кровать? Да и кадр подобран так, что глаз не отвести, даже меня проняло. До сих пор в животе какая-то фауна шевелится.

Магия тоже...

Странно, что на меня подействовало, но... надо потом у Романова спросить, чем еще славятся Шуйские. И нет ли за ними таких интересных браков?

Секс — это ведь шикарный рычаг управления.

— ...моего наследника. Цесаревич Иван!

Молчание повисло над залом.

Ненадолго.

Потом раздались первые неуверенные аплодисменты.

А потом...

Красивый все-таки ритуал.

Иван встал и опустился на одно колено перед отцом. Тот поднял над головой откуда-то взявшуюся узкую корону — и надел на голову наследника. Потом вручил ему узкий длинный клинок. И отступил на шаг.

Настало время остальных.

Первым на одно колено перед братом опустился цесаревич Василий.

— Брат, я клянусь тебе в верности...

Второй цесаревич, третий, цесаревны, потом главы юртов... вот Матвеев, Соболянский, а вот и Шуйский.

И внешне-то ничего особенного, такой, серая скотинка, иначе и не скажешь.

Что ему нужно, хотела бы я знать.

Все остальные стояли, ждали конца церемонии... уже недолго.

Вот и последний глава юрта поклялся, остальные — потом.

Цесаревич спускается с возвышения, подходит к девушке в платье цвета шампанского и берет ее за руку.

— Батюшка, матушка, благословите...

Лариса Соболянская светится собственным светом. Она и так хорошенькая, но сейчас просто сияет. Светлые волосы, серые умные глаза, хорошая такая улыбка... нет, я ее не помню, но здесь и сейчас выбор одобряю. Хорошая девочка.

Соболянские тоже собственным светом переливаются. Они торжествуют.

Их все устраивает, даже более чем.

Стальные юрты не особо довольны, но кто тут и кого будет спрашивать? Выбрал человек любимую? Вот и хорошо.

Его величество обнимает девушку, благословляет сына, следом те же действия повторяет ее величество.

Готово.

Считай, торжественная часть закончена. Теперь его величество отпускает всех этаким вальяжным жестом.

Можно расслабиться, немного потанцевать и все обсудить. Потом ужин, еще немного танцев и обсуждений — и все свободны.

Жаль, поговорить с Романовым я не успела.

Цесаревич был грустен и печален. Но удачно это скрывал.

— Мария Ивановна...

— Ваше высочество, — я сделала реверанс.

— Мария Ивановна, я рад вас видеть на этом приеме.

— Я тоже рада видеть вас, Василий.

— Вы не подарите мне пару минут? Наедине? Прошу вас...

Что мне оставалось делать? Да подарить ему эти минуты, не отказывать же!

Василий аккуратно подхватил меня под локоть и мы выскользнули на веранду.

Я вдохнула, выдохнула...

Вечерний ветер. Как же это здорово!

На балконе было прохладно, но ветерок так приятно овевал разгоряченную кожу, прояснял голову, заставлял прийти в себя... хорошо!

Москва лежала предо мной, как на ладони.

Белокаменные здания, красные крыши, блестящие крыши, крытые черепицей и кровельным железом... нет ни высоток, ни многоэтажек, это еще не мегаполис. И вся она такая тихая, спокойная, уютная... так и хочется взять ее на ладошку и побаюкать. И спеть колыбельную...

Струятся дымки из труб, по крышам пробегают отблески заката, зеленеют деревья...

Столица живет своей жизнью. Я знаю, в ней есть и трущобы, и грязь, и преступность. Но здесь и сейчас мне спокойно. Так уютно и тепло, как давно не было.

Не надо никуда спешить, бороться, не надо — ничего. Просто стоять и наслаждаться вечером...

Не надо?

Ёжь твою рожь, водники!!!

Я стряхнула сонную одурь и посмотрела на Василия.

— Слушаю вас, ваше высочество.

Василий грустно улыбнулся одними краешками губ.

— Не действует, да?

— Не действует, — согласилась я. — А это порядочно — воздействовать на девушку подобными приемчиками? Ваше высочество, это достойно дворянина и человека чести?

Ответом мне стал грустный взгляд.

— Клянусь, Мащенька... вы позволите вас так называть?

— А у меня есть выбор?

Цесаревич стал еще грустнее. Появилось ощущение, что я спаниеля ногой пнула, но ощущение я тут же затоптала.

Не фиг!

На фиг ибо не фиг!

Знаю я ту магию, внушат и чего было, и чего не было, еще не факт, что император на меня не воздействовал. А то с чего я самопожертвоваться согласилась? Может, мне мозги уже давно промыли, а я и не понимаю?

— Машенька, я никогда вам зла не желал.

Вот прямо так взяла и поверила. Такая вот я дура, да? Кругом враги!

Осталось только злобно зашипеть и прищуриться.

— Слушаю вас, ваше высочество.

— Машенька, вы действительно не хотите выйти за меня замуж?

Я демонстративно потерла виски.

— Ваше высочество, мне казалось, что с приворотом мы разобрались?

— Да. Но это — не приворот.

— Конечно, — съязвила я, наплевав уж вовсе на все приличия. — Вы, ваше высочество, как только меня увидели, так сразу и полюбили. До взрыва — али после него? Получив кирпичом по головушке?

— Не издевайтесь, Машенька, — голос Василия налился строгостью. — Вы просто не понимаете.

— Так объясните.

— И верить вы мне не хотите, правильно?

— Нет, не хочу.

— Настя, Аликс... они были. Они забавные, милые, очаровательные, а вы совсем, совсем другая. Вы — чудо.

— Но не ваше.

— Почему нет, Мария Ивановна? Почему — нет?

Я пожала плечами.

— Потому что я вам не подхожу. Я была замужем, у меня двое детей, а моя репутация...

— Это все отговорки. Маша, прошу вас...

— Повторяю, — я смотрела устало. — Отговорки... ладно, пусть отговорки. Но я никогда не смогу быть рядом с вами, ваше высочество. Не смогу.

— Почему?!

— Потому что никогда вас не полюблю.

— Это вы сейчас так говорите.

— А когда мне надо говорить об этом? — я выпрямилась, расправила плечи так, что лопатки чуть друг с другом не сошлись. — Услышьте вы меня, наконец! Я не хочу!!! Не хочу иметь ничего общего с правящей семьей, не хочу стоять рядом с троном, не хочу власти и денег. Меня вполне устраивает жизнь в глуши, работа на благо империи и моя семья. Променять все это на сомнительное счастье вашей супруги? Да к чертям такие радости! Не хочу!

— Это сейчас. А если я уеду с вами?

— И этого тоже никто не допустит.

— Я попрошу отца...

Ёжь твою рожь, да что ж ты за дятел-долбун такой? Раз сказала, два сказала...

Тебе молотком по лбу надо бить, чтобы дошло?!

Или и это не поможет?!

— Ваше высочество, услышьте меня раз и навсегда. Я. Вас. Не. Люблю. Не. Полюблю. Никогда. Я устала от всей этой свистопляски, от интриг, от придворной круговерти... я просто хочу домой. Подальше от всех! И от вас в том числе! Мне ничего не нужно, я не лезу ни в какие интриги... дайте мне жить своей жизнью! Найдите себе фаворитку, двух или трех, женитесь, рожайте детей, разводите пираний, занимайтесь хоть скачками на крокодилах — я и глазом не поведу! Мы живем в разных мирах, и я не собираюсь их объединять.

— Я не смогу уйти от вас, Машенька.

Ах, так?

— Вы мне должны жизнь, ваше высочество.

Цесаревич сник. Видимо,, не рассчитывал на такой афронт, но и отмахнуться от долга он бы не смог.

— Я...

— И я требую, чтобы в оплату вы оставили меня в покое. Раз и навсегда. Со всеми своими чувствами и притязаниями.

— Маша...

Я сделала реверанс и направилась прочь с веранды.

Сказано?

Сказано!

Не дойдет?

Пусть его отец доносит до потомка мысли через задницу, если через уши не доползает!

Интерлюдия.

Она уходила.

Такая... Василий не знал, как ее назвать, но... она уходила.

Стройная, прямая, с гордо поднятой головой... чужая.

Не его.

И никогда не будет.

И сердце рвало острой болью утраты.

Нельзя потерять то, чего не имел?

Скажите это сердцу!

Вася помнил, как впервые увидел эту девушку. Помнил каждую секунду.

Вот он встречает Александру. А потом грохот, крики — и вдруг среди хаоса волна магии, бьющая в его руки. И Мария.

Как порыв ветра, как морская волна — накатила и схлынула.

А спроси у Василия, во что она была одета, как выглядела... да век бы не ответил! Просто на сердце запечатлелся образ девушки в золотом сиянии магии, которая удерживает накатывающую черноту.

Она справилась.

И последним, что помнил Василий, было ее лицо.

Он искал ее, проснувшись.

Искал, звал... никто не мог сказать, как зовут его фею. И только спустя месяц он узнал.

Княжна Горская.

И числилась она среди пропавших без вести.

Тела — не нашли. Княжну не нашли. В больницу ее, кажется, привезли, но и только. А где она? Что с ней?

Никто не мог ответить. Даже ее родной отец.

Василий позабыл про невесту. Не обращал внимания на прежних подруг. Он искал.

Дал задание Романову, а тот, видимо, донес отцу. И отец приказало Василию обследоваться.

Приворот?

Да Вася был уверен, что это — не приворот! Что он, не отличить? И не живут на магах воды привороты, а он все же водник, хоть и не особенно сильный. Ванька, тот сильнее, даже младшенький сильнее, но так бывает. Не всегда самый сильный и самый умный тоже, не всегда...

Вася был уверен, что будет наследником, и жизнь казалась спокойной и уютной, словно разношенные тапочки.

Он знал, как поступать правильно, что надо делать, чего не надо... он мог предсказать реакции окружающих до последнего жеста. И тут в его мир ворвалась — любовь.

Он был уверен, что не приворот, а любовь.

А потом княжна нашлась.

Она жила за Уралом, она выходила замуж, она... она была рядом!

Он, наконец, увидел ее.

Василий даже не помнил, что нес тогда. Какую-то чушь, наверное. Распорядился посылать ей цветы, хотел поехать сам...

Отец перехватил.

И запер в крепости.

Василий не смог оттуда удрать, хотя и хотел. А потом — потом было поздно. Отвергнув его, княжна уехала из столицы. И опять его не отпустили.

Мир потерял всю притягательность.

Вася забыл про балы и попойки, забыл про подруг и приятелей, забыл про все. Ему была интересна только княжна Горская, но ее-то и не было рядом.

А потом...

Она вернулась.

И Вася хотел полететь к ней, но отец попросил подождать. Вася не мог противоречить отцовскому запрету. Магия фамилии, знаете ли... отец волен в своих детях. И его запрет преодолеть можно только такой силой...

А потом был ритуал.

Страшный.

Болезненный.

Он помнил, как его стискивала громадная черная змея, душила, свивалась кольцами... помнил... и крик княжны, и ее глаза — спокойные, решительные, жесткие, и тонкую руку, прижавшуюся к его губам...

— Держись...

Он все это помнил.

А сделать не мог — ничего.

Она уходила.

Он был ей не нужен.

Можно своротить горы и осушить моря, можно зажечь вулканы и укротить смерчи. Магия способна на многое.

А вот заставить полюбить...

Тут ни одна магия не поможет.

Ни одна.

И ни одна магия не вернет тебе любимого человека.

А она уходит... уже почти ушла.

Василий бросился вслед за княжной. Может быть хоть что-то... ну найдутся же хоть какие-то слова?

Шаг, другой...

Тень выступает ему навстречу.

— Васечка!

* * *

Удержать влюбленную женщину?

А торнадо за хвост вы ловить не пробовали? Тоже оч-чень продуктивное занятие. Главное, время занято, а что результата не будет, так результат — не главное, главное процесс.

Анастасия Матвеева себя с торнадо не сравнивала. Но со стороны — очень его напоминала.

Целеустремленная до ужаса, она собиралась сделать единственное, что ей оставалось.

Поговорить с любимым.

После того ужасного вечера, жизнь ее резко переменилась. Отец надавал оплеух и запер в комнате, приказав слугам стеречь и 'не пущать'. И собирался отправить ее куда-нибудь в деревню, лет на пять, а там и замуж выдать.

Осознав это, Настя забилась в истерике.

Деревня!?

Для НЕЕ!?

И она никогда — НИКОГДА — не увидит Василия?

НЕТ!!!

Все ее существо зашлось в диком крике протеста.

Она так не хочет, не будет, она не согласна,, так быть не должно... НЕТ!!!

Жаль, что отцу было плевать три раза на все крики. Может, и не аристократично — зато вполне метко и с высокой колокольни. Он отвесил детищу еще пару пощечин, и разъяснил, что за такую подставу — еще мало. Надо бы вообще голову оторвать, а что останется за дворника выдать, все одно она мозгами не пользуется. Настя была не согласна, но...

Ее мнение в расчет не принималось.

А чье примется?

Настя кое-что поняла из гневной речи отца, но как всегда — по-своему. Что она, конечно, виновата, но не сильно.

Что цесаревич все же был приворожен.

Что приворот сняли (государственная тайна, все в курсе вот уже неделю).

И что он...

Если он согласится — все будет просто замечательно. Надо только сказать Василию о своих чувствах, вот и все. Просто же!

Настя ему скажет, и он обязательно (во всех романах так написано!) прозреет. И ответит взаимностью.

Скажет, что долго заблуждался, а Настенька стала его лучом света в царстве мрака и безмолвия, или что она озарила его мятущуюся душу...

Настя перебирала фразы из романов, словно драгоценные камни... ах, разве важно, что скажет Васечка?

Важно, что он сделает!

Они кинутся в ноги императору и поженятся. Или лучше сначала пожениться, а потом кинуться7

Это сложный вопрос, это должен решить Васечка. Они покаются,, их обязательно простят, и все будет замечательно. И будут они жить-поживать, да детей наживать.

В бочке меда оказалась лишь одна капелька дегтя.

Чтобы получить предложение руки и сердца, а так же бочку счастья, надо для начала поговорить с Василием. А как?

Сидя в комнате?

Письмо ему написать? Ага, и через отцовского секретаря отправить. До этого даже Настя не додумалась.

Встретиться с ним? Это возможно, но...

Раньше очень помогала царевна София. А сейчас кто? Кто может выследить его высочество и рассказать, где его искать? Анастасия просто не знала, где цесаревич может быть именно сейчас, а это — необходимость.

Допустим, она удерет из дома. Но надо же Василия найти и быстро поговорить, чтобы успеть до того, как разъяренный отец пустится в погоню. А то обидно будет.

Василий, допустим, сегодня в загородной резиденции, Настя ищет его по Москве, а отец гоняется уже за ней. Нет, это не дело.

А как поступить?

Написать подруге?

Не получится, отец не даст.

Как выследить Василия?

Есть только один вариант, найти его там, где он точно будет. К примеру, на балу. Лишь бы отец не отправил ее из города раньше... если он решится, придется бежать, прятаться...

Не пришлось.

У Матвеева оказалось слишком много дел, Романов затряс его, как грушу, так что — увы. Времени на дочь у главы юрта просто не осталось, и Настя оказалась предоставлена сама себе. Теперь надо было попасть на бал.

Что ж, с тех пор, как придумали деньги, с тех пор придумали и подкуп. Конечно, никто не выпустил бы Настю из дома. Но просто пройтись, в ту же библиотеку — почему нет?

А уж из библиотеки...

Дома юртовцы строят себе сами. Потайных ходов в них хватает, и Настя, как дочь главы, знала не меньше половины. Пройтись, выбирая книжку, потом приказать охраннику отвернуться, она только поправит подвязку, и нырнуть в потайной ход. А там — быстрее и быстрее.

За пределы дома ход тоже есть, и Настя его знала, сама пару раз пользовалась. Деньги есть, а что вид не бальный...

Наплевать!

Ее жизнь решается, а она о домашнем платье будет размышлять?

Вот и 'ванька' с коляской. Анастасия замахала ему рукой, бросила десять рублей на сиденье — и оживившийся лихач повез ее ко дворцу.

А пропуском внутрь послужило лицо, перстень с гербом юрта и просьба проводить ее к царевне Софии. Матвееву знали.

Ее проводили, что девушке и требовалось.

Софии не было в покоях, но ждать Настя не хотела. Кремль она знала, как-никак подруга ее высочества. И она медленно направилась туда, где веселились и танцевали люди. Шла через сад, не через дворец, чтобы ни с кем лишним не встретиться. Она была уверена, Василий там. И ей улыбнулась удача!

Он не просто был там, он еще разговаривал с этой гадиной, с Горской.... Анастасия смяла в руках платочек, пока ждала окончания разговора. Но вроде бы Мария ушла одна, а Васечка, ее Васечка остался на балконе.

Оставалось только поговорить с ним.

Настя быстро взбежала по лестнице из сада.

— Васечка!

* * *

Василий даже не удивился — отупел уже от сильных эмоций. Только головой помотал, когда из сада к нему бросилась тень в некогда розовом, а сейчас буро-серо-грязном платьице.

— Васечка!!!

— Настя?

— ДА!!!

В следующий момент у цесаревича повисли на шее и так сжали, что едва позвоночник не сломали.

— Васечка, Васечка, Васечка!!!

И слезы хлынули потоком, вперемешку со словами.

Василий только головой замотал, вроде пьяной лошади.

— Настя... стой...

Ага, куда там! Заткнуть женщину — как заткнуть фонтан, бесполезно. Хоть ты каким местом садись, а вода выльется. Вот и из Насти лилось и лилось... мундир промок мгновенно, хоть и был из плотной ткани.

— Он... а я... ты...

И наконец — заключительным аккордом:

— Васечка, я тебя люблю!!!

Кроме этого Василий и не понял ничего. Да и это ему было без надобности.

— Ты здесь откуда?

— Из дома.

Настя шмыгнула носом и принялась отвечать более-менее связно.

Да, ее запер отец. Она сбежала и примчалась к Василию, потому что любит, любит, любит его! И он тоже ее любит, правда же?

Они теперь поженятся и уедут...

Вот с этого места Василий был решительно не согласен. Что значит — любит?

Мороженое он тоже любит. Но это не повод до конца жизни лопать только пломбир. А уж уезжать куда-то с Анастасией...

Он ее не любит! И вообще...

Не хочу!!!

Примерно это Василий и постарался донести до девушки.

— Настенька, ты чудесный человечек, но я люблю другую...

— Горскую?! — выпалила Анастасия, побагровев, и мигом теряя половину своего очарования.

— Это тебя не касается, — отрезал Василий. — Пойми правильно, я люблю тебя,, как младшую сестренку — и только. Не как женщину. И жениться на тебе не смогу. Не хочу портить тебе жизнь...

Настя смотрела — и словно падала, падала...

Жизнь была кончена.

Окончательно и бесповоротно.

— Ты...

— Прости, Настя.

Наверное, надо было разреветься. Упасть в обморок, закричать... да хоть что-то сделать.

А Настю словно заморозило.

Ни слова не выдавливались, ни...

Ничего.

Словно облако какое-то окутало.

— Васечка...

А глаза у него были совершенно спокойные. С такими глазами не любят, нет...

И не сбегают, и не признаются...

Не любят.

Настя повернулась и шагнула обратно, с балкона.

Шаг, второй...

Под ногами лежала густая тень, и Насте казалось — она спускается в Аид. Окончательно.

Без надежды на возвращение.

Что будет дальше?

Куда она пойдет?

Разве это важно?

Теперь уже ничего не важно...

* * *

Василий смотрел вслед девушке.

Жаль ее, конечно, но...

Он ее не любит, что поделать. Да и не любил никогда... к чему обманывать? Он другую любит, а наваждение там, или нет — неважно.

— Ваше высочество?

Тень вырастает из темноты. Кажется, даже знакомая... Василий отмахивается, и...

Острое жало стали входит ему под левую руку.

Он даже не сразу осознает, что случилось, но...

Становится холодно. Так холодно, так темно и страшно... и как в детстве он тянется к теплу, тянется куда-то...

И гаснет, тонет в темноте женское лицо с сияющими глазами.

— Машенька...

Глава 8.

Во имя высшей цели.

Какая же я была злая!

Вот кто бы знал! Мне кажется, мою злость можно было сцеживать и по банкам разливать.

Вот что?! Что надо сказать, чтобы — дошло?!

Ах, любовь, ах морковь, ах капуста с яблоком!

Да, в романах это красиво выглядит, и читать приятно, и прижимая истрепанную книжонку к груди, мечтательно выдыхать в небо, закатывая глазки: мне бы так!

Ага, вам бы так!

Безусловно!

Вы бы от такого счастья сбежали, роняя тапки и теряя трусы. А потом еще шифровались бы, как все КГБ разом. Лишь бы не нашли. Лишь бы вас не тронули...

Вот как объяснить, что мне такое счастье не нужно?

А никак!

Вообще никак, ни словами, ни действиями...

Он — любит. И хоть ты тресни.

Не проявляешь ответных чувств? Ну ты и гадина, тебя ж ЛЮБЯТ! А ты...

А что — я? Я не имею права на свои чувства? Любовь — это, по определению, такое слово, после которого стоп-сигналы не срабатывают и ты становишься обязан 'нищастному улюбленному', как говорила моя соседка?

Вопрос, чем обязан, зачем оно кому-то надо... нет, не понять. Ни ответа, ни объяснений, ничего. Тебя — любят.

Вдохновись и служи ему за это всю жизнь. Сколько там тебе осталось, лет сто? Вот, сто служить и будешь.

Ей-ей, мне кажется, что за преступления у нас в стране меньше дают. За любые.

Злостью от меня шарашило так, что народ расступался в стороны. Я заметила Романова и целеустремленно направилась к нему.

— Игорь Никодимович?

— Мария Ивановна, прошу вас, буквально пару минут...

Романов что-то прижал к уху. Опа?

Ракушка. Небольшая, оправленная в серебро, явно артефактная — прообраз рации? Интересно... хотя чего удивляться? Люди — существа сообразительные, они найдут, как устроиться с комфортом.

Я кивнула и отошла к стене. Ёжь твою рожь, ну почему нельзя облокотиться? А лучше прижаться лбом к стене, просто постоять... и туфли бы снять...

Злость уходила. Оставалась усталость и тоска.

Безусловно, мне жалко мальчику. Да, для меня Василий мальчишка. И кто-то сейчас скажет: ну так пожалела бы и до конца, авось, у него потом бы прошло, а у тебя не стерлось...

Оправданий можно найти много.

А я...

А что — я?

Я виновна только в том, что не хочу рубить собаке хвост по кусочкам. Лучше уж разом. Пусть больно, пусть плохо, пусть черт-те как...

Это цесаревич может рассчитывать, что ради любви у него все устроится. А я...

Я сразу понимаю — он все равно наследник престола. Кровь-то общая... нет, не нужно мне такого даже рядом не то, что в своих детях. Пусть не будет тут семнадцатого года, но...

Кто сказал, что меня не замешают в интриги юртов? Или моих детей?

Или внуков?

Ладно, за два поколения я могу отвечать, третье, правнуки, уже будут на попечении моих детей. Но возле трона — возле смерти.

Так было и так будет. Всегда, везде, во все времена...

Надо ли мне такое счастье?

Нет, не надо. Лучше я перебьюсь, чем моих родных перебьют. Кто не верит — смотрим историю. Судьбы фаворитов, и вообще, придворные трагедии. За века и века столько написали — Пушкинская библиотека позавидует. А смысл один. Приближаешься к трону — готовься к смерти.

— Мими?

Опять ты?

Н не успела я повернуться к Зизи с намерением ее отчесать поперек шерсти, как от балкона раздался нечеловеческий визг.

Там что — свинью режут?

Ан нет.

— УБИИИИИИИЛИИИИИИИИ!!!

Оп-па!

И кого там убили? Неужели...

Сильно забилось сердце. Я плюнула на все приличия и привалилась к стене.

Василий?

* * *

Шум нарастал, народ поддался основному инстинкту.

Нет, не тому, который в фильме. А тому, который любопытство.

Как известно, если что-то случилось, один человек подбежит помочь, один убежит со страха, а еще сорок восемь помчатся посмотреть, что там такое, поинтересоваться, рассказать потом родным и близким, сфотографировать...

Я стояла, оцепенев.

Василий?

Но как?!

Сил двинуться просто не было.

— Мими?

Зизи ахнула и попробовала подергать меня за рукав. Я кое-как отняла руку.

— Зизи... оставь меня.

'Подруга' посмотрела коровьим взглядом и свалила куда-то. Я прикрыла глаза.

Так...

Василий — или нет?

Шум в том направлении...

Нет, не пойду.

Так я и стояла, пока откуда-то не вывернулся неприметный человечек в ливрее.

— Мария Ивановна, пройдемте.

Я потерла виски и послушно прошла за мужчиной.

Меня привели в симпатичную комнатку и попросили подождать.

Я огляделась.

Обычный альков, каких много. Большая кровать, кресло...

Каюсь, я поступила совершенно не по-киношному. Я сбросила туфли, ослабила застежки на платье, улеглась на кровать и уснула. Не сразу, но глубоким и спокойным сном.

* * *

Пробуждение было намного хуже, чем засыпание. Меня потряс за плечо посеревший и даже как-то уменьшившийся в размерах Романов.

— Мария Ивановна, просыпайтесь.

Я от души зевнула, прикрыла рот ладонью, извинилась и потерла глаза.

— Да... сколько времени.

— Пять утра, Мария Ивановна.

— С ума сойти. Игорь Никодимович... кто?

Романову не пришлось задавать более конкретный вопрос, он и так все понял.

— Василий Иванович.

Я выдохнула.

— Что же теперь будет?

— Много чего... и будет, и уже было.

— Игорь Никодимович?

Я посмотрела пристально. Романов не поддался взгляду и принялся рассказывать.

Вчера, на балу...

После нашей беседы.

Василия убили ударом кинжала. Закололи, как свинью. Несколько ударов были нанесены со скоростью швейной машинки. Результат — спасти не успели. Никто бы не успел.

Я принялась кусать губы.

— А... я в подозреваемых?

Романов едва не фыркнул.

— Вы? Нет, Мария Ивановна, вы здесь, чтобы вас не убили следующей.

— Замечательно. А есть повод?

— Есть, — помрачнел Романов. — Знаете, кто убил Василия?

— Кто?

— Анастасия Матвеева.

Я открыла рот. Закрыла рот. Подумала минут пять — и только потом рискнула поинтересоваться.

— А зачем?

— Мария Ивановна, у вашего разговора были свидетели, вы догадываетесь об этом?

Я кивнула.

Вот даже не сомневалась. Кто б мне дал просто так с цесаревичем разговаривать?

— К сожалению, это бал. Люди перемещаются, приходится реагировать...

— Сколько у нас было свидетелей?

— Двое.

— Надеюсь, я не...

— Нет-нет. Мария Ивановна, вы себя зарекомендовали исключительно, как умная и полезная подданная Короны.

Я выдохнула.

Вроде бы, мне не врали. Что ж.

— Благодарю.

— После того, как вы побеседовали, один из агентов отправился ко мне с докладом. Второй остался следить за его высочество. И стал свидетелем беседы между ним и Анастасией Матвеевой.

— Я могу узнать о содержании беседы?

— Это не тайна. Анастасия признавалась в любви и умоляла его высочество бежать с ней и обвенчаться.

— Получила отказ?

Я более-менее пришла в себя (кто спросонок соображает, как часы, нет таких?) и принялась оглядываться. Расправила платье, кое-как поправила волосы. Внешний вид тоже важен. Нечего тут растрепой сидеть.

— Да. Его высочество объяснил, что ее не любит.

— Симметрично получилось, — грустно улыбнулась я.

Прядь волос выбилась из прически и моталась перед глазами. Я подумала и несколько раз обмотала ее вокруг уха. Так аккуратнее.

— Вряд ли его высочество оценил юмор судьбы, — отозвался Игорь Никодимович. — Агент отвлекся буквально на минуту, но Анастасии не было, а цесаревич уже оседал на пол. Оружие убийства осталось в ране, стилет с гербом Матвеевых.

М-да.

— А отпечатки пальцев?

— Простите?

Я хлопнула себя по лбу. А ведь правда, этот мир мог не додуматься до бертильонажа. Да и рождался ли тут Альфонс Бертильон?

— Отпечатки пальцев индивидуальны для каждого человека. Но я так понимаю, у вас их не снимают?

— Нет. Как это делается?

Я почесала нос.

Ага, на словах мы все такие умные, просто до слез. А по жизни...

Кто тебя, дура, просил рот открывать? Не могла не выпендриться? Да нет, все намного проще, рефлекторно ляпнула. Еще с той жизнь... это из тех знаний, которые вроде как у всех есть. Как о микробах. А поди, скажи кому, что в капле воды жителей побольше, чем в Англии? То-то и оно, знанию — время.

И поди, объясни, откуда я это знаю.

Дура, ёжь твою рожь!

— Вроде бы пальцы обмазываются тушью, прикладываются к бумаге... раньше так неграмотные подписи ставили. И на предметах так же можно отпечатки посмотреть, только тех, кто последний прикасался. Порошком типа угольного обсыпать...

— Это где так делают?

— Не помню, кто мне рассказывал... ах нет! С кем-то из китайцев разговорилась, — 'сообразила' я. А что? Сибирь, Китай там тоже близко... сойдет!

Надеюсь.

Все равно — дура.

— И все отпечатки проявятся7

— Вроде как того, кто последним трогал предмет.

Романов махнул рукой. Судя по всему, несчастный предмет столько людей перелапало...

Итак, имеется зарезанный цесаревич. Ударили его несколько раз, что свидетельствует о силе чувства, ассасины бьют один раз, им хватает, а вот если с любви, или по ненависти — там да. Там тычут железкой, пока не надоест.

Последней с ним говорила Матвеева, стилет с гербом Матвеевых — ну и какого вам еще надо? Ясное дело — она!

А стилет пока из раны вытаскивали, пока герб смотрели...

Отпечатков там уже вагон и маленькая дрезина.

— Это надо обдумать. Китай...надо же. У нас так не делают.

Я развела руками.

— Я уж не помню, с кем разговорилась. Березовский, такое место... многонациональное. Татары, башкиры, китайцы...

Романов кивнул, не акцентируя внимание. Действительно, куда уж тут — царевича зарезали.

— А что Анастасия?

Ответом мне стала ехидная ухмылка.

— Утверждает, что невиновна.

Я пожала плечами. И прикусила язык.

Молчи, дура.

Про кровь на одежде, про методики анализа, про манжеты... вот без тебя не разберутся, да? Может, тут магией все определяется, а я сейчас со своей криминалистикой так подставлюсь, что потом не расхлебаю.

— Это логично. Я бы тоже не призналась.

— Матвеевы уже арестованы, а тебе лучше посидеть тихо.

Я кивнула.

— Посижу. Игорь Никодимович, расскажите мне хоть в общих чертах, какая интрига крутилась? Понимаю, что многое мне знать не надо, но так, чтобы я ошибок не наделала.

Романов подумал пару минут, и принялся рассказывать, тщательно подбирая слова.

Вторые всегда хотят стать первыми. Это закон природы.

Матвеев мечтал породниться с Рюриковичами.

А Шуйский — не мечтал. Ему хотелось править.

При этом, юрт Матвеевых — один из самых сильных. А Шуйские где-то в серединке, так, серая скотинка. Кусочек тут, кусочек там, но интриганы и гадины. Репутация у них такая... великолепные дипломаты, без мыла в любое отверстие пролезут, вплоть до того самого, но... но молва бежит вперед.

Пользоваться Шуйскими — что ежиком вместо мочалки. И пользы не будет, и шкурку обдерешь.

Их придерживали в определенных границах, и все шло тихо-мирно, но...

За последние несколько лет Шуйских регулярно ущемляли.

Матвеев перехвативший выгодную невесту — Захарову для своего среднего сына. Шуйский тоже заглядывался на девушку, правда, для старшего отпрыска и наследника, но — увы. Красотка ушла к Матвеевым, а вместе с ей и приданое из нескольких транспортных кораблей.

Соболянский, перехвативший выгодный контракт.

И даже его величество.

Чем именно Иван XIV ущемил Шуйских, Романов мне так и не сказал, ну да ладно. Я и так поняла. Чувствуя себя со всех сторон оскорбленным, Шуйский решил мстить.

Ага, решил. А как?

А только так. Если его величество, к примеру, изничтожит Матвеевых...

Чужими руками, все только чужими руками.

В любой семье есть побочные дети. Нашелся подходящий бастард и у Матвеева. Сергей Матюшин, побочный отпрыск, похожий на отца, но весьма обиженный жизненной несправедливостью. Законным детям — все, а ему... ему в лучшем случае прислуживать до смерти на шестых ролях.

Обидно, правда?

У Шуйского на таких было чутье, обиженные и оскорбленные нашли друг друга. И принялись размышлять.

Матвеев действительно имел общие дела с ученым. Артемий Дмитриевич кое-что для него разрабатывал, было дело, но в противозаконные дела Матвеев не лез. А зачем?

У него и так все было, если повезет, еще и дочь он бы простроил за второго или третьего наследника, а уж там... там видно будет. Зачем нарываться?

Вот и Матвеев считал, что незачем.

Матюшин повел дела с ученым от своего имени. Он передавал волю Шуйских, а был-то из Матвеевых... но у него был свой интерес. Если освободятся первые места в юрте, он сможет улучшить свое положение, разве нет?

Постепенно, потихоньку...

Все закрутилось, именно когда в столице появился Демидов и принялся искать себе невесту. О его проклятии знали. Не многие, но кому нужно, те были в курсе.

Шуйский сделал ему предложение.

У них в юрте была девушка, маг земли, но с латентными способностями — это раз. И в цене не сошлись, это два. С Иваном Горским договориться оказалось куда как легче.

И — стартовали дьявольские гонки.

Сошлись интересы Матвеевых и Шуйских

На меня делали первый заказ от имени Матвеева, но инициатором был Шуйский. И потом, с ученым, Матвеева подставил именно он.

— А откуда это стало известно? — не удержалась я.

— Мария Ивановна, не забивайте себе голову. У меня тоже есть свои люди, — отмахнулся Романов и продолжил повествование.

Матвеев стремился увеличить свое влияние, его дочь — прикончить меня, Шуйский — подставить Матвеева, вот это ему точно удалось.

Удалось бы, если бы он не сдал ученого. Но...

Артемий Дмитриевич кое-что рассказал, а остальное удалось дополнить и домыслить. И выкрутился бы Матвеев, но...

Но!

Убийство цесаревича.

После такого уже точно не выкрутишься.

— А Шуйские?

— С ними пока все сложно. Она подставили Матвеевых, но доказать можно только малую часть. Этого хватило, чтобы вызвать их главу на допрос, но Шуйский сбежал.

— Вот черт, — не удержалась я. — Мне очень жаль.

— Не вам одной, Мария Ивановна, не вам одной.

— А от меня что теперь требуется?

— Исключительно — выжить.

— Вот как?

— Да. Если б не вы, Шуйские вышли бы сухими из воды. И вы — покамест основной свидетель по делу.

Я потерла виски.

— Подождите... будет суд? Слушание?

Романов энергично тряхнул головой.

— Конечно! Как же иначе?

Действительно, как? А я думала, здесь самодержавие?

— Эх, Мария Ивановна...

Романов только головой покачал в ответ на мою наивность. Да, самодержавие. Но юрты тоже обладают властью. И кому захочется выступать в виде вкусного обеда?

Нет уж, если император решает кого-то зарыть, все должно быть предельно четко и прозрачно. А кто у нас в свидетелях?

Княжна Горская у нас есть. Есть и другие, но не аристократы, нет. А это важно.

Я скрипнула зубами.

— Думаете, теперь Шуйские захотят меня зарыть?

— Не знаю, Мария Ивановна, я бы не исключал такой возможности.

Я пристально поглядела на Романова.

— Что обо мне стало известно Шуйскому? Игорь Никодимович, я правильно понимаю, что вы донеси до него какую-то информацию...

— Правильно, — Романов ничуть не казался виноватым, да он себя виноватым и не считал. С чего бы?

Все во имя государственных интересов.

— Какую?

— Что вы — новая официальная метресса его величества.

Я скрипнула зубами.

— И это может послужить причиной?

— Не совсем. А вот то, что вы помогли разоблачить Шуйского...

— Как именно?

— Мария Ивановна, зачем вам это?

— Я не имею права знать?

— Через Демидова. Вы были его невестой, он оставил вам кое-какие бумаги... кстати — это не ложь. После смерти Демидова его бумаги попали ко мне, и там есть переписка и с Матвеевыми, и с Шуйскими. Покойный был предусмотрителен, ничего не выбрасывал.

Ёжь твою рожь.

Замечательно.

Теперь главной целью для Шуйских стану я. И спасибо, если только я, а не мальчишки или мои дети.

— И вы собираетесь вываживать Шуйского на меня, как на живца?

Романов пожал плечами.

А что тут скажешь? Тут и так все ясно.

— Я могу уехать домой?

— Может быть, завтра, после похорон, Мария Ивановна?

— У вас еще ничего не готово?

Романов неопределенно пожал плечами.

Готово, не готово — какая разница?

— Мне хотелось бы увидеть своих... пожалуйста. Не думаю, что Шуйскому есть дело до меня именно сейчас. В данную минуту он или прячется, или готовится атаковать, разве нет?

— Согласен. Ладно, я прикажу своим людям.

От сопровождения я отказываться не стала. И Романов распахнул передо мной дверь кабинета.

— Ваше императорское величество, — низко присела я.

* * *

Иван XIV был совсем такой же, как и на балу. Разве что добавилась траурная повязка на рукав, да глаза стали чуть серьезнее. Несколько новых морщинок пролегло.

Смерть сына, наследника, первенца... м-да.

— Проходите, Мария Ивановна.

Я послушалась.

— Позвольте выразить вам свои соболезнования, ваше...

— Государь.

— Когда уходят близкие, нужные слова найти невозможно. Что бы ни сказать... ваше горе — это горе и всей империи. Его высочество стал бы выдающимся правителем.

— Благодарю вас, Мария Ивановна. Игорь Никодимович обо всем вам рассказал?

— Да, государь.

— В свою очередь, обещаю, я отпущу вас, как только будет пойман Шуйский. Мы думали, что перекрыли все пути отхода, но гадина оказалась коварной.

— Не сомневаюсь, государь, Игорь Никодимович сделает все возможное, и негодяй будет пойман.

— Вот, возьмите, Мария Ивановна.

На стол передо мной легло простое золотое кольцо. Ободок, на нем припаян диск размером с монету, на монете — сокол, падающий на добычу.

— Благодарю вас, государь.

— Это пропуск во дворец. В любое время дня и ночи.

Я молча поклонилась в знак благодарности. А что тут скажешь? Я бы обошлась?

Я — обойдусь, но без меня не обойдутся.

— Похороны завтра, в десять утра. Я вас жду. Игорь Никодимович пришлет за вами карету и людей..

— Благодарю вас, государь. Вы позволите задать вопрос?

— Мария Ивановна, разумеется.

— Ваше императорское величество, что будет, когда все это закончится?

— Когда все это закончится, я отпущу вас в Березовский. И позабочусь о том, чтобы компенсировать вам все неудобства.

— Я не сомневаюсь в вашем благородстве, государь.

Я поклонилась и вышла в сопровождении Романова. И только в карете позволила себе расслабить спину.

Ёжь твою рожь!

Это — не ужас. Это намного хуже, а я в эпицентре...

* * *

Дома было спокойно.

Я молча прошла внутрь, мола села в кресло в гостиной...

Так меня мои мужчины и нашли. Ваня — первым, за ним уже примчались все остальные, в том числе и... Благовещенский?

— Когда сообщили о случившемся, я решил отправиться к ребятам, и не оставлял их, — пояснил мне мужчина.

Я молча сжала протянутую мне руку в знак благодарности. Слов не находилось, только пальцы дрожали. Господи, во что я их всех втянула?

За что?!

— Что вы можете сказать, Машенька?

— Все плохо, — коротко пояснила я. — Цесаревич Василий мертв, наследником стал его брат Иван, Шуйские все подстроили. Теперь их трясут, как грушу, а Матвеевы... я думаю, отделаются большим куском денег и власти.

— Шуйские? Никогда бы не подумал, скорее, я считал, что это Соболянские.

— Мне самой многое не рассказали, — призналась я. — Завтра я должна быть на похоронах.

И предъявила перстень.

Александр помрачнел.

— Машенька, вы знаете, что это за кольцо?

— Знаю, — без малейшего энтузиазма отозвалась я. — И могу заверить, что статус не имеет ничего общего с действительностью. Но кто мне теперь поверит?

— Я поверю.

Я откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза.

— Александр, подумайте еще раз. Я — плохая спутница жизни. Опасная...

— Единственная.

Слово упало увесисто. Я промолчала.

Будет еще время поговорить по душам. А пока...

— Дети? Нил, Андрюшка?

Змееныш шипел и рвался на руки. Прижался, обвил руками за шею...

— Мама.

Я поцеловала темную головку.

— Солнышко мое.

Андрюшка обезьянкой висел на Благовещенском. Хороший мой...

Пусть у вас хотя бы отец будет, если мне ненароком оторвут голову. Пусть...

* * *

Поздно вечером Александр постучал в мои комнаты. Я не спала и ждала его. Не ради интима, нет.

— Проходи. Садись. Выпить хочешь?

— Нет, спасибо. Машенька, что случилось на приеме?

— То, что и должно было случиться, — я уронила лицо в ладони — и сломалась. Позволила себе быть обычным человеком, показать свой ужас, свое неприятие ситуации....

Меня тут же зазнобило и затрясло. Благовещенский обнял меня, но успокоиться я не могла еще долго, а заговорила почти спустя час.

— Тут все слилось в один поток. Если я правильно поняла... Шуйские интриговали не за цесаревича. Им нужен был не Василий, а Иван. Или третий, четвертый наследник, как получится. Сделать его первым намного проще.

— Вот даже как?

Я потерла виски.

Андрей Васильевич, спасибо вам. Вы мне кое-что рассказали о политическом раскладе. И сейчас данные образовали стройную систему, логическую и непротиворечивую. Хотя... когда жизнь подчинялась логике?

Никогда...

— Примерно двадцать лет назад. Эта история началась примерно двадцать лет назад, — прошептала я.

Княжны еще не было на свете, когда Матвеев провел интригу. Суть я не помнила, а вот расклад... он откусил хороший кусок у Захарьиных, у Кошкиных, и у Юрьевых. И если аккуратно взять в прикуп Демидовых, он получил бы власть на Урале. Практически неограниченную.

Именно поэтому Демидов так спокойно сватался к княжне. Ровня, неровня... когда тебя поддерживает император, не заинтересованный в усилении юрта Матвеевых... зато весьма заинтересованный стравить их с Алябьевыми — отказа не будет.

А еще Матвеев зацепил интересы Шуйских.

Контрабанда, да.

Через Сибирь шел большой поток контрабанды из Китая, в том числе и опиум. Увы...

Если Матвеев садится на Урале, подминая под себя Демидова, Шуйским становится жарковато. Рано или поздно, Матвеев задастся вопросом, что такое хорошее идет через его территорию, и почему с ним не делятся?

Демидов, кстати, знал.

Только знать — и доказать, разоблачить, потребовать долю суть вещи разные. Весьма и весьма. Не с его зубами было на юрты огрызаться, даже с императорской поддержкой.

Двадцать лет тому...

Чем был занят Матвеев все это время?

Переваривал.

Мало сожрать кусок, надо им еще не подавиться. Надо его встроить в систему доходов юрта, наладить взаимодействие, расставить на ключевые точки своих людей... сделать проглоченное не инородной частью, а куском себя. Дураком Матвеев не был, скорее наоборот, гениальным интриганом, а потому не торопился.

Юрт никуда не денется, он проводит не акцию, а программу, если что и не успеет доделать, преемник справится. Тут главное подходящего подобрать. Умного, неторопливого... насколько я знала, Матвеев уже пестовал троих или четверых, с запасом.

Натаскивал каждого на своем поле, учил, старался не стравливать между собой — до поры.

В этом ничего удивительного нет, так поступали все главы юртов. Шуйский — тоже.

Юрт у них, как выразился Андрей Васильевич, 'мусорный', талантов много, но ярко выраженного нет. Шуйскому это никогда не мешало, он искренне считал, что лучше слабосилок на своем месте, чем мощный маг без присмотра и не при деле. Опять же, в управлении та магия и не нужна, только в войне. А вот чтобы до войны не доводить есть дипломаты.

Шуйский сделал предложение Демидову. Вываживал его, дождался, пока мужчина впал в отчаяние и...

И все полетело в тартарары. Объявилась княжна Горская. О чем до Демидова заботливо донесли весточку.

— Кто именно?

— Кто может быть в курсе всего? — пожала я плечами. — Романов, вестимо. С подачи его величества. Демидов сделал мне предложение. Тут скрипнули зубами все — и Шуйские, и Матвеев. И тут, чего черт не хотел...

Случайная встреча — и княжна Горская оказывается в числе свидетелей.

Как уж в числе осведомленных оказался сам Шуйский — кто его знает? Не спросишь...

На кого отнести первое покушение?

На Матвеевых. А вот след, который к ним остался — спасибо Шуйским. Сам Матвеев зачистил бы все наглухо, даже родную дочь. Благо, у него тех дочерей штук шесть, хоть законных, хоть незаконных.

Так что Матвеева трясли справедливо, но не слишком сильно. В меру.

Шуйский подключился к делу после того, как стало известно о привороте.

Там слово, здесь человечек — и Василий Шуйский, оставаясь за кадром, принялся подставлять Матвеева. Неутомимо и искусно. А заодно попробовал подставить одну из своих дочерей Ивану. Который был объявлен цесаревичем.

Может, Шуйский и не засветился бы, официально ему сложно что-то предъявить, но...

Ниточку нащупал Благовещенский. Это я не сильно вникала в его работу, а он умудрился вскрыть несколько контрабандистских тропок, и прощупать, кто и куда...

Отсюда, кстати, и отряд, который предложили мне для охраны.

Официально — наемники. Охраняют госпожу Храмову. А уж что там, куда они в свободное время ездят — я и не приглядывалась. Тут и церковь поучаствовала, им тоже контрабандисты не нравились.

Благовещенский мало занимался делами Березовского, у него была другая задача. Жене он ее, понятное дело, не объяснил, но кое-что нащупал. Еще и благодаря разборкам с Демидовым.

В руки мужчины попало достаточное количество бумаг, которые были проанализированы и отправлены Романову.

Паззл сложился.

За общей картиной пытались дергать за ниточки Шуйские.

Похищение — так прямо их рук дело.

И Арины, когда та была в столице. Тут я невольно ввела их в заблуждение.

Я ведь называла мальчишек и Аришку своими родственниками. А раз родственники — то что? Правильно, общая кровь, возможность навести порчу... да много чего. Мог князь Горский погулять по молодости?

Спокойно.

Поэтому Шуйские пригреб Арину в копилку и стал выяснять. И был весьма разочарован, узнав, что на меня ничего не подействует.

Кстати, ученый признался, что они проводили опыты с кровью Арины. Но та не имела ничего общего с Горскими... навели справки — оказалось, я пригрела семейку Синютиных из милосердия.

С другой стороны, пользуясь Ариной, можно было выманить меня и разыграть похищение. Что и было сделано.

Если бы Шуйские не были везде... у них была возможность выдернуть хвост из ловушки. Но контрабанда — они, Матюшин — тоже они. Взяли их, кстати, за контрабанду.

Это понятно, логично, и — не попадайся. Крути что хочешь, но следы заметай, а коли уж попал на крючок — не дергайся. А там и убийство цесаревича подключилось...

— Маша, а зачем Шуйским убивать цесаревича?

Я посмотрела на Александра больными глазами.

— Ты не понял? Это — не Шуйские. И даже не убившая его Анастасия Матвеева. Удар нанесла она, но подставила мальчишку не она.

— Кто тогда?

— Император.

* * *

Слово упало гранатой.

Взрыв — и тишина. Минут десять Александр сидел, придавленный осознанием, а потом посмотрел на меня — и я поняла, не верит. Он мне не просто не верит, это вне его разума. Такое предположение для него чудовищно.

А для меня?

А для меня все в пределах нормы. И кто тут монстр?

— Почему?

— Больше было некому, — вздохнула я, приступая ко второй части истории.

Когда выяснилось, что на Василия подействовал приворот, государь решил подождать. Императорская семья — маги воды. На воду нельзя наложить заклятия, вообще, как нельзя заклясть море. Имело оно в виду любых заклинателей.

Пляши рядом с морем хоть сутки напролет, хоть месяц, хоть год, ничего не подействует. Маги воды не заклинают в полном смысле этого слова — они договариваются. Можно призвать водяных големов, можно договориться с водяным духами, но в основном-то...

Вода — одна из самых коварных и неподатливых стихий. С землей в этом отношении проще, намного проще.

Когда выяснилось, что проклятие не спадает, его величество начал свое расследование. Романов принялся рыть землю носом, нашел Матвеевых, потом, во второй мой приезд, еще и Шуйских...

Когда Василия списали в расход?

Наверное, еще когда я приехала с Храмовым, просить согласия на брак. Его величество посмотрел на активную магию приворота, да и задумался — нужен ли ему такой наследник. В мире, где все насыщено магией, это немаловажно.

Смысл садиться на трон, если тобой будут управлять другие?

Василий показал, что управляем.

Что родовая магия ему практически недоступна. И...

Последний гвоздь забила в крышку его гроба я. Я смогла сбросить заклинание, а цесаревич — нет. Я справилась, он — нет.

Слабость — не то, что может позволить себе правитель. Совсем не то.

И Иван XIV списал сына в расход.

— Родного сына.

— Да. Но насколько я знаю, сыновей у него много, одним больше, одним меньше...

— И все же? Почему ты так решила?

— Потому что глупо. Шуйские так умно интриговали, так ловко обходили все препятствия, их и прихватить-то было не на чем, кроме контрабанды, а этим, в той или иной степени, балуются все юрты. Никто и не поймет за что их покарали. А обнародовать всю эту историю — тоже некстати. Император — первый среди равных и разных, только покажи им свою слабину — накинутся и будут провоцировать. И император решил поставить опыт. Если бы Василий оказался сильнее, если бы погибла я...

— Маша?

— Да, была и такая вероятность. Но если бы погибла я, а цесаревич разорвал узы, может... может, он остался бы жив.

— Может?

— Он не оправдал надежд отца, — я смотрела в окно и ничего за ним не видела. Только темноту. — Он оказался слишком слабым, слишком... он просто — не выдержал. Так бывает... я знаю, так бывает.

В этом мире Иван Грозный своего сына не убивал.

Но — какая разница? Кто сказал, что история не движется по спирали?

Кто сказал, что это принципиально невозможно?

— После покушений, после всего-всего, на балу... да там охраны должно было быть больше, чем гостей. А цесаревич выходит поговорить со мной, это еще ладно. Но на бал пробирается невесть каким образом Анастасия Матвеева, которая должна уже быть в деревне.

— И что? Про нее мог забыть отец.

— Она признается в любви цесаревичу — и сразу же его убивает?

— Вы, женщины, страшные существа, — попробовал пошутить Благовещенский.

Я фыркнула, не принимая шутки.

— Это верно. Но... я не верю, что Анастасия могла нанести несколько ударов.

— Почему? В припадке ярости...

Я пожала плечами.

— Не знаю. По идее... ладно, пусть припадок ярости, пусть накатило, но я ее видела. Ручки тонкие, мышцы хиленькие... при всем желании, один удар она нанести могла, а вот несколько — уже вряд ли. Цесаревич — молодой, сильный мужчина. Неужели он не отбился бы?

— Если бы его убило первым ударом...

— Тогда он начал бы оседать. И как в него тыкать?

Благовещенский хмыкнул.

— Теоретически — да.

— А практически — она была бы вся в крови, разве нет?

— Не при всех ранах.

— слишком много совпадений, — нахмурилась я. — Но если цесаревич еще был жив, он бы отбился. Если бы умер — упал. Если бы был жив, кровь бы хлестала... из-за чего он мог бы не сопротивляться? Куда надо попасть?

— В печень, к примеру...

Я задумалась.

— Не знаю. Вот встань... допустим, я попробую тебя ударить... печень у нас находится справа, вверху живота, примерно здесь. Как я должна в нее попасть? Как ты должен стоять ко мне, каким боком?

Благовещенский задумался. Да, для правши это было сложно. Или требовался навык и желание. Нет, в истерике так не ударишь. Да и бьют женщины обычно в грудь.

Что-то я сомневалась, что Матвееву учили убивать. Искренне сомневалась.

— Ты думаешь...

— Там был кто-то третий. Я не знаю, кто именно, но был. И он убил цесаревича, когда ушла Анастасия.

— Романов наверняка об этом подумал.

— Или — сделал, — меня затрясло. — не верю я в такие совпадения, не верю, не верю...

— Всякое случается.

— Это — не всякое. Это игры возле трона, Сашенька. И я не хочу, чтобы ты оказался в них замешан.

Я вцепилась в плечи Александра,, мужчина вздохнул и притянул меня к себе поближе. Теплый... он такой теплый. Или это я замерзла?

— Все будет хорошо. Я тебе обещаю, все будет хорошо.

Я покачала головой.

— Я не уверена, что меня выпустят. Саша, я даже в этом уже не уверена, я слишком много знаю. О чем-то я догадалась, чему-то была свидетелем... думаю, меня уже приговорили. С пользой для отечества, разумеется.

— Машенька, я...

— Пообещай мне. Пообещай, что никогда не оставишь мальчишек, прошу тебя.

— Я...

— Пообещай!

— Обещаю. И не думай, что все так плохо. Я брошусь в ноги его величеству...

— И приговорят еще и тебя. Нет, Саша. Ты в это не должен быть замешан.

— Ты считаешь, что я трус?

Я покачала головой.

— Нет. Я знаю, что ты можешь так поступить, и тебя тоже разменяют. А мои дети останутся без защиты, во власти моего отца, его юрта.... После смерти мне плевать будет на репутацию. Ты можешь заявить, что спал со мной, благо, Храмов признал Андрюшку. И ты получишь опеку.

— Маша!

— Мне будет все равно. Но мои дети не должны оставаться без защиты. Поклянись!

— Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы мне отдали и Андрея, и Нила. Хотя с Нилом...

— Нил — маг, — я решила раскрыть часть карт. — он сильный маг, который уже сейчас по неосторожности может убить человека.

— Это... случалось?

Я прикусила губу.

— Да.

— Маша!

Кажется, мне удалось шокировать Александра.

— Это по неосторожности, — оправдала я сына. — Он маленький, его испугали, хотели меня обидеть, магия рванулась наружу — и вот результат. Сознательно он никогда и никого не убивал.

— Понятно... это может повториться?

— Теоретически. Если ему будет больно, страшно, если его попробуют обидеть...

— Андрюшка пробует у него игрушки таскать.

В голосе Александра зазвучали этакие отцовские интонации. Я махнула рукой.

— А Ваня Нилу пару раз по попе отвешивал. Петя один раз его уронил неудачно, ушиблись оба. И ничего. Нет, малыш очень четко различает обычные житейские неурядицы — и смертельные угрозы, не сомневайся, Саша. Он никогда не перепутает, он умничка.

— Я верю. Это было один раз? Или больше?

— Один — точный, — повинилась я. — на меня замахнулся пьяный алкаш, он бы убил, но магия выплеснулась.

— Понятно...

— Малыш у меня на руках был, он меня защищал.

Александр кивнул.

— А Андрюшку он уже любит. И кстати, сам ему игрушки подсовывает.

Александр расплылся в улыбке.

— У нас замечательные парни, Машенька. Я им пони куплю...

— Главное — не бросай их, — опустила я его с небес на землю. Если со мной что-то случится, Нилу нужен будет человек, он может прилепиться к тебе... не гони его, ладно?

— Обещаю.

— Он добрый, умный, ласковый малыш, он достаточно хорошо контролирует себя, да и я рядом, я ведь его с рук, считай, не спускаю.

— Я заметил. Но думал, ты просто любишь его больше.

— Я люблю его больше, — подтвердила я. — Андрюшка меньше... я не сразу начинаю любить. У меня это как-то иначе происходит, не когда только родила, а медленно, постепенно. И Нил — первенец.

— Но не твой.

— Его мать отдала мне сына. Большего я не скажу, но я ей пообещала.

— Какой у него дар?

— Магия земли, как и у меня. А еще он родня Демидовым.

— Интересно...

— Попробуй навести справки о его родителях. Но мне это не удалось, — честно созналась я.

Конечно, не удалось. Я в архивах особо и не лазила, тем более, рода Демидовых.

— Наведу.

— Шуйских прихватили за убийство цесаревича. Матвеевых — за наведение порчи и за то, что баб распустил, хотя он просто не ожидал от дочери такой прыти. Куски Демидовых перераспределят, постепенно все утрясется...

А меня спишут в расход.

Я это отлично понимала, я прошла девяностые. Ненужные свидетели на то и ненужные, что никому не нужны. Увы. И в этом времени их устраняют ничуть не хуже, чем в нашем. Не знаю, кого обвинят в моей гибели, но Романов умница, он что-нибудь придумает. Может, тех же Соболянских подставят. Как вариант. Или Алябьевых...

Когда юрты набирают слишком много силы, их укорачивают. Окорачивают. А иногда и выкорчевывают, как Шуйских, чтобы не смели скалить зубы на хозяина.

Чтобы даже мысли такой ни у кого не было.

Кому надо, те, конечно, догадаются. И о подоплеке событий, и о результатах. Но сведут ли вместе?

Не знаю.

Во всяком случае, уважать государя они будут. А что еще надо?

Pro bono publicо, не так ли?

Да, ради всеобщего блага. Можно списать в отвалы своего сына, можно уничтожить постороннюю девчонку... зато империя будет стоять, как и прежде. А человеческая жизнь по сравнению с этим... что она значит?

Что я значу?

Меньше, чем ничего.

Я потерла лицо и подошла к Благовещенскому.

— Завтра я должна быть на похоронах.

— Да. Я тоже приглашен...

— Не знаю, когда меня спишут. Скоро, наверное. Не мсти за меня, и мальчишкам лишнего не рассказывай, хорошо? Ни к чему.

— Маша...

Я положила руки мужчине на плечи. Поглядела в глаза.

— Я понимаю, так не принято. Но... пусть у нас хоть эта ночь будет? Я все равно не усну.

— Маша?

Я медленно кивнула.

А что делать, если с их джентльменством, год добиваться будешь, чтобы тебя за попу ухватили? С крестьянами и мещанами — проще, те быстро дела устраивают. А с аристократами...

Я-то не княжна, для меня все просто.

— Люби меня, пожалуйста. Хотя бы эту ночь.

Назовите мне мужчину, который отказался бы при таких обстоятельствах?

Вот и Александр не стал исключением. А о дальнейшем — умолчу. Некоторые вещи должны оставаться исключительно между двоими людьми. И никак иначе.

Интерлюдия.

Игорь Никодимович Романов вошел в кабинет к его величеству. Сегодня ему было немного не по себе, чего уж там. Но — идти надо было.

— Ваше импе....

— Государь. Садись, Игорь Никодимович.

Мужчина послушно опустился на стул.

— Что можешь сказать по убийству моего сына?

Романов посмотрел на императора.

М-да, как ни бодрись, как ни крепись, а эта ночь нелегко далась Ивану XIV. Очень нелегко.

Одрябло лицо, прорезались глубокие морщины, невесть откуда появились складки, покраснели белки глаз... вроде бы и не так много, а в сумме — был моложавый мужчина лет пятидесяти, стал почти старик. Усталый, измученный...

Это если в глаза ему не глядеть.

А если взглянешь...

Глаза у императора все те же, стальные, ледяные, непреклонные. И мириться с ударами судьбы он не намерен.

— Ваше императорское величество, мы подозреваем, что убийца — Анастасия Матвеева.

— Вот как?

Романов принял вопрос за разрешение продолжать, и продолжил.

— Тело царевича Василия находилось на балконе, где он уединился для разговора с Марией Ивановной Храмовой.

— Не она?

Романов даже головой помотал.

— Нет, государь. После разговора с госпожой Храмовой, его высочество был сильно расстроен. И к нему поднялась госпожа Матвеева.

— Поднялась?

— Из сада, государь.

— Хм...

— Предположительно, у них состоялось объяснение, в результате которого госпожа Матвеева потеряла контроль над собой.

Император едва не фыркнул.

— Ты в это веришь?

— Если было воздействие, государь...

— Оно было?

Романов вздохнул.

— Государь, Анастасия Матвеевна испытала сильное потрясение, увидев его высочество мертвым. Если и было воздействие, обнаружить его следы не представляется возможным.

Император задумался.

— Я не верю, что эта сопля могла убить моего сына.

— да, ваше импера...

— Государь.

— да, государь.

— Ищите, кто там был еще. Твой агент не видел, собственно, момент удара7

— Нет, государь.

— Переведи раззяву куда-нибудь на Чукотку, моржей сторожить. Болван.

— Да, государь.

Романов выдохнул и порадовался.

Лучше уж Чукотка, чем секир-башка, а император и это мог. Тем более, агент действительно проштрафился. Болван, самое важное пропустил...

Сам — или...?

Хотя тут тоже не разглядишь. После шока магические воздействия исчезают, как и не было. Так следы на песке смывает приливной волной.

— Пусти слух, что убила Матвеева. Только слух, понял?

— Да, государь.

— Матвеев уже пришел?

— Сидит под дверью, государь.

— Пусть посидит. Я еще подумаю, что с него взять за дочку, — мягкосердечием Иван XIV не страдал. В его лексиконе вообще такого слова не было. — Чья рука нанесла удар?

— Пока неизвестно, ваше императорское величество.

Величество сдвинуло брови.

— Почему?

— Мы знаем, что это Шуйские, но конкретного исполнителя я пока назвать не могу, государь.

— Надеюсь, завтра к вечеру...?

Изогнутая императорская бровь отрицательного ответа не предполагала.

— Разумеется, государь. После похорон у вас будет вся информация.

— Надеюсь. Что с юртом Шуйских?

— Все, как мы и предполагали. Всех взяли, но к сожалению, нескольким Шуйским удалось сбежать.

— Кому именно?

— Василий. Глава юрта. Двое его сыновей — законный и незаконный, и Константин Шуйский.

— Не удивлен. Всегда знал, что это скользкие гадины. Плохо, что ты не всех схватил.

— Как чуял, государь. И к нему людей направил, и на балу ждал... не явился, негодяй. Спрашиваю его людей — все говорят, что Василий несколько дней назад уехал.

Его величество побарабанил пальцами по столу.

— Говоришь, несколько дней?

— Да, государь.

— Когда привязка разорвалась?

— Верно, государь. В ту же ночь и убрался неизвестно куда.

Его величество подумал пару минут.

— Очень плохо. Загнанная в угол крыса... не мне тебе объяснять.

Романов потупился. Но...

Юрты.

Если бы он арестовал Шуйского ДО предъявления обвинений и ДО смерти Василия — кто бы ему поверил?

Пару минут император молчал, и вместе с ним почтительно молчал верноподданный. Потом император соизволил вздохнуть.

— Что ж, случилось, как должно было быть. Надеюсь, когда вы найдете исполнителя...

— Считайте, что он уже мертв, государь.

Его величество медленно кивнул.

— Хорошо. Ищи Шуйского Игорь Никодимович, хорошо ищи. Не подведи меня.

— Ваша воля, государь.

Его величество обсудил еще несколько менее значительных моментов, и отпустил Романова. А сам закрыл двери и сгорбился в кресле.

Налил себе коньяка, выпил...

Плевать, магов воды все равно ни одна отрава не возьмет, через час хмеля не будет. Оно иногда и плохо.

Как же хочется напиться.

Родного сына пережить...

Никому такого не пожелаешь, никому...

А если еще вдуматься... император отлично понимал, что в смерти своего первенца виноват не меньше убийцы.

Если бы все сложилось чуточку иначе. Если бы не пришлось плести интригу. Если бы, если...

История не терпит сослагательных наклонений.

Дурное предчувствие у императора было аккурат с момента снятия приворота. Еще тогда он все понимал. Понимал, боролся с собой, и отцовские чувства проигрывали государственным.

Косвенно, он послужил причиной смерти сына, но у него не было иного выхода. Василий был слаб, не смог сопротивляться привороту, не смог порвать цепи...

В том-то и дело, он был хорошим, добрым, умным... даже замечательным, но — поручиком. Выше его ставить смысла не имело.

Управлять Вася просто не был способен.

Оно и не беда, если натаскать остальных братьев, но... или беда?

Приворот стал последней каплей. Вот так, женится мальчишка, начнет по указке любимой жены страну курочить... думаете, нереально?

Вполне обычный сюжет. И такое бывало, и не такое бывало...

Этого Иван допустить не мог.

Его предки ради этой страны сражались и умирали, приносили себя в жертву и приговаривали других — и что? Все напрасно? Все ради того, чтобы один мальчишка размотал накопленное по кустам?

Ради пары-тройки лет?

Если страну можно развалить за год, это плохая страна?

Нет.

Не стоит забывать, что всегда и везде есть 'добрые' соседи. И помогут, и поддержат, и к пропасти подведут, и в пропасть толкнут... а юртам только покажи, что хватка ослабла.

Как и его родители, и прадеды, Иван бился за ослабление юртов, и сегодня ему на зубы попались сразу двое.

Матвеевы и Шуйские.

Первые будут восстанавливаться лет сто, если еще им кто-то даст такую возможность.

Вторых завтра уже не будет.

Тебя подставляют — а ты не подставляйся.

Матвеев в ногах у императора валялся, пощады просил для дочери... Иван помиловал. Официально. И обговорил для Анастасии Матвеевой брак на самом краю империи. Пусть посидит в обществе моржей, потанцует с тюленями.

А спустя какое-то время...

Крайний север, тундра...

Это прекрасные, но жестокие места.

Анастасия успеет принести одного или двух детей, а потом... потом будет видно. Найдется, от чего ей умереть.

О Шуйских и говорить не приходится. Ни рода такого не будет, ни юрта. И поделом.

Такие подставы его величество прощать не собирался никому. Никогда. И вообще, те, кто такое прощают, заканчивают свой век намного раньше. Через отравление вилкой или удушение занавеской, как получится. Такого Иван ни себе, ни своей семье не хотел. Вот и вышло...

Создали подходящую ситуацию, спровоцировали....

Кажется, княжна Горская все поняла. Смотрела она так... словно на чудовище. Но какое это имеет значение?

Пусть думает, что пожелает. Все равно молчать будет, если жить захочет. Хотя... шансы были.

Останься Васька жив, ей-ей, женил бы его на этой кукле, да и отправил за Урал. Пусть сидит и в столицу не лезет. Княжна б его удержала, она девка умная, сразу видно. Попадись ему такая лет сорок назад, хорошего б сына родила. И Ваське тоже...

Править он бы уже не стал...

Княжна бы не захотела?

Да куда б она делась? Покочевряжилась бы, да и смирилась, все они, девки, так делают. Сначала ревут, потом за косу не выкинешь...

Его величество хватил еще стакан коньяка.

Опять не забрало, ну что ты будешь делать?

А ничего.

Посидеть еще десять минут, да и спать идти. Похороны завтра, много всего будет. А силы уж не те, что в молодости, совсем не те...

Сволочь он?

Себе можно признаться.

Да.

И сволочь, и мразь, и много других нелицеприятных слов. Только вот и в живых Василия оставить было нельзя, императорская кровь — всегда повод поинтриговать. Всегда.

Оставить это своим детям?

Иван не готов был пойти на это. Страшно, больно, тяжело, но решение его, и боль его, и ответ ему держать.

Когда-нибудь он посмотрит в глаза сыну и скажет, что не видел иного пути. Пусть сын его и осудит.

Иван Четырнадцатый допил коньяк и вышел из кабинета, не шатаясь.

Магия воды, что тут скажешь?

Магия...

* * *

Анастасия Матвеева сидела в маленькой келье и раскачивалась взад — вперед.

Вася мертв.

Вася — мертв.

Вася. Мертв.

Сколько ни повторяй, сколько ни говори...

Больно — больно — больно — больно — больно...

Она помнила, как шла по саду, шатаясь от горечи, как не видели дорогу ослепшие от слез глаза, как ее остановили и что-то спрашивали, а потом...

Он лежал такой спокойный...

Такой красивый...

Мертвый...

Вот дальше Настя ничего и не помнила.

Кажется, она кричала.

Пыталась упасть на тело любимого?

Умереть?

В памяти была только чернота с зелеными всполохами — и лицо Васечки. Отстраненное, неживое, с удивленно вскинутыми бровями...

Слезы текли и текли, и Настя их даже не замечала.

Дверь кельи скрипнула.

Вошедшая посмотрела на девушку, но та даже головы не повернула.

— Матвеева...

Бесполезно.

— Анастасия...

Девушка молчала — и раскачивалась взад — вперед, словно заводная игрушка. Молчала и плакала...

Сердце у женщины дрогнуло.

Да, охранница. Но ведь человек же! И так не играют, так действительно горюют... женщина махнула рукой, заперла изнутри дверь на засов — и присела рядом.

— Ты поплачь, поплачь, слезами горе вымывает...

Бесполезно.

Женщина размахнулась. И отвесила девчонке несколько оплеух. С левой руки, с правой, потом опять с левой... хлестко, звонко, жестоко.

Настя вскрикнула.

Боль физическая оказалась сильнее душевной — только на миг, а больше и не надо было.

Ее жестко встряхнули за плечи и рявкнули:

— НУ!!! ОРИ!!!

И Настя прорвало.

Из горла вырвался жуткий протяжный вой, тело выгнулось дугой, но это уже был не ступор. Это уже были слезы истерики, вполне здоровой, если так можно сказать. Крики горя, а не молчание безумия...

Женщина не стала ее утешать. Она молча ждала, пока Настя придет в себя, а потом протянула ей бокал с чем-то прозрачным.

— Залпом.

Настя послушно опрокинула в себя бесцветную жидкость, закашлялась...

— А... а...!!!

— Сейчас пройдет, подожди минутку.

И верно.

Водка обожгла желудок, раскаленной волной промчалась к мозгу, ударила что есть сил... затуманила, подействовала, как мощное обезболивающее.

— Вот. Дышать можешь?

— Да...

— За что ты парня-то?

— Не я! — вскинулась Анастасия, которая только поняла, в чем ее обвиняют. — Я бы никогда... я же его люблю!

— А он — тебя?

— Тоже... он просто пока не понял... ой...

Женщина покачала головой. Но весь ее опыт буквально в голос кричал — не врет. Нет, не врет, так вообще не врут.

Она — не убивала.

А кто?

Неизвестно. Надо срочно сообщить Романову.

Женщина подождала, пока водка окончательно затуманит Настин мозг, уложила ее на топчан и даже пледом прикрыла. Да, это не входит в ее обязанности, но...

Жалко!

Горюет девчонка искренне, сразу видно. Она б на месте родителей, или мужа, кто там будет, за ней серьезно приглядывала. Как бы руки на себя не наложила.

Может, эта — может дури хватит. И горя хватит.

Ладно. Об этом она тоже скажет Романову, а потом... что будет потом — ее не касается. Она свои обязанности знает.

Елена Петровна и вмешалась-то потому, что девчонка рехнуться могла к утру. Доложили по команде, что сидит, в одну точку смотрит, не пьет — не ест... даже караульный обеспокоился. Вот и пришла проверить.

Оказалось — правда. Рехнулась бы, как пить дать. А сейчас...

Сейчас выспится, а завтра истерить будет. Ну и ладно. Не ей девчонке сопли вытирать, так что и заморачиваться нечего.

* * *

Василий Шуйский мрачно сгорбился над столом.

Хреново?

Не-ет, господа мои, это не то выражение. Это полный и эпический... да, именно конец. В похабном смысле слова.

Все пропало.

Столько лет интриг, столько сделанного и несделанного, столько...

Все пошло прахом.

Шуйских больше не будет, его объявили вне закона, и юрты...

Сволочи!!!

Завтра с утра похороны, потом Совет юртов, потом...

Потом для него уже ничего не будет. Ни-че-го.

А кто виноват? Ясное дело, эта гадина. Горская...

Казалось же, обычная сопля! Как его так нюх подвел? Шуйский лично посмотрел на девушку, да и Виталик ее прощупал, на первом же балу, и что?

Ничего особенного.

Откуда потом что взялось? Откуда ум, откуда гордость?

Кровь проснулась? Что-то она ни в ком так громко не просыпается...

Нет, непонятно.

Но долго предаваться отчаянию Шуйскому не дали. В дверь постучали и вошел Виталий.

— Отец?

Виталий был побочным сыном. Но старшим, и любимцем. И магия у него была своеобразная, от матери — мага воды он унаследовал дар к магии разума. Пусть не самый сильный, пусть маленький, но ведь и иголкой убить можно, разве нет? Виталий старательно развивал невеликие раньше способности и добился значительных успехов в воздействии.

Он мог заставить полюбить себя — или возненавидеть, мог внушить человеку любое чувство. Сколько продлится воздействие?

Зависит от того, чего хотел сам Виталий.

— Проходи. Какие новости?

Виталий вздохнул, и принялся выкладывать на стол хлеб, окорок, яблоки.

— Перекуси.

Посреди стола опустилась фляга с водкой.

— Юрт перетряхивают вдоль и поперек. Тебя ищут. Надо уходить.

Руки Василия сжались в кулаки.

— Уходить...

— Поймают — повесят.

— Тебя не поймали...

Виталий пожал плечами.

— О моей роли в истории никто не подозревает. Но уж больно хороший случай представился снова подставить Матвеевых... а как эта дура выла!

— Думаешь, поверят?

— А больше там никого не было. Куда они денутся...

Матвеев давно стоял костью в горле у Шуйских, но силы были несравнимы. Да и зачем самому бодаться с врагом? Зачем убивать буйвола?

Натрави на него леопарда и прибери, что останется. Тебе хватит... в крайнем случае, леопардовая шкура — тоже отличный трофей.

Так Шуйский и поступил, но в этот раз все пошло наперекосяк. И уходить просто так, не отомстив...

Нет!

Шуйский подумал недолго, а потом посвятил сына в свой план. Виталий думал дольше, а потом покачал головой.

— Отец, во-первых, это быстро сделать не успеешь. Просто не достать это все быстро.

— Я подожду.

— И уйти не удастся.

— И не надо.

— Ты погибнешь.

— Виталик, у тебя еще все впереди. А что мне делать за границей?

— Денег у тебя хватит.

— Денег... проживать остаток жизни? Да?

Виталий пожал плечами, как бы говоря — и что? Теперь не жить?

Шуйский вздохнул.

Есть вещи, которые попросту не поймет молодежь. Пока они молоды, им кажется, что весь мир лежит у их ног. И только с возрастом приходит осознание — да, лежит. Как громадное дерево под ногами муравьев. Мурашом больше, мурашом меньше...

Есть ли дереву разница?

Нет.

Лучше вспыхнуть один раз, чем тлеть еще сто лет.

Не хочет он уезжать. И жить на чужбине не хочет. В том-то и дело, что чужбина. Чужая земля, чужие люди, речь, обычаи, вера... все чужое. И останется ему иллюзия жизни...

Нет, этого Шуйский не хотел.

— Ты сможешь достать, что нужно?

— Да, отец.

— Вот и отлично. Достань — и уезжай. Я расскажу тебе про все счета, живи...

Виталий кивнул.

— Хорошо. Пусть так, если ты не передумаешь.

— Не передумаю. А ты постарайся мне родить сильного внука. От сильной магички.

Виталий кивнул.

Хотя... сильной?

Пока его магии не поддалась лишь одна женщина. Княжна Горская, нынче госпожа Храмова. Очень интересная женщина, не правда ли?

Жаль, она не поедет за границу.

Или?

Надо это обдумать. Обязательно...

Мерно тикали настенные часы, отсчитывая оставшиеся спокойные минуты.

Глава 9

Богатые тоже плачут. И платят.

Утро.

Солнечный зайчик пощекотал нос и игриво нырнул в ухо. Там тоже стало тепло.

Я возмущенно чихнула.

Нет,, ну что это такое? Скачут тут всякие, солнечные, отоспаться не дадут... ой!

А на чем... на ком я, собственно, выспаться изволила?

Как оказалось, ночью я умудрилась залезть сверху на Александра. Обхватила его руками и ногами, заякорилась и уснула. И судя по некоторым признакам, мужчина был не против. И смотрел на меня из-под ресниц с некоторым лукавством.

— Доброе утро, Машенька?

— Ой... Да... то есть — доброе утро, Саша.

Тело чуть ныло, но усталость была приятная, правильная усталость. Я чуть шевельнулась... м-да.

А это я зря сделала. Чует мое сердце, что с таким подходом мы не скоро из спальни выйдем. И искорки в глазах Благовещенского это подтверждают. Хотя...

— Маша, ты спишь еще?

Ваня.

— Машка, там такое в газетах! Вылезай, сейчас в шоке будешь!

Я вздохнула и принялась сползать с самым виноватым видом. Я бы и рада остаться, но...

Семья. Это такая семья, что тут еще сказать?

Александр весело рассмеялся, притянул меня к себе поближе и крепко поцеловал в нос.

— Маша, ты чудо. Не жалеешь?

— О чем?

— о чем угодно?

Я покачала головой.

— Нет. А ты?

— Я тоже. Но учти — я тебя теперь не отпущу.

— И не отпускай, — махнула я рукой. — Не надо, не отпускай...

В кои-то веки мне захотелось петь. Ёжь твою рожь, как я давно не пела? С тех пор, как попала в этот мир, наверное, ни разу. И не надо говорить, что у меня ни слуха, ни голоса... есть у меня и то, и другое. Просто голос очень слабенький. Для себя спеть — сойдет, а кому-то другому лучше не надо.

— Любовь, любовь — наш господин...*

*_ Любовь — наш господин. Слова Олев Н. Музыка Дунаевский М. прим. авт.

Слова песни буквально рвались с губ. Уютные такие, веселые.

Александр послушал пару минут.

— Чей это романс?

— Музыка народная, стихи народные, — отчеканила я. И замурлыкала дальше. — ...о том, что не в капусте их нашли...

Долго мурлыкать, правда, не пришлось. Накинуть рубашку — спали-то мы голыми, пеньюар, да и открывать. Благо, Александр тоже успел упаковаться в халат поверх пижамы.

Ваня влетел — и аж затормозил.

— А... Александр?

— Доброе утро, — мирно сказал Благовещенский, выходя из моей спальни. — Иван, я надеюсь, вы понимаете все правильно? Мы с Машей женимся в ближайшее время.

Иван вдохнул.

Потом подумал пару секунд, выдохнул — и тряхнул головой.

— Чем скорее, тем лучше.

— Как прикажет его величество, — парировала я.

— Машенька, ты маг земли, — братец был язвителен и ядовит. — Лучше пусть гневаются на брак, чем ребенок носит клеймо незаконнорожденного.

Опс...

Я резко выдохнула. А об этом-то я и не подумала. И судя п растерянному лицу Благовещенского — он тоже.

— Черт побери! Амулеты...

Я зашипела.

Ну да. Если брать быт, в том мире, который я покинула, все предназначалось для женщин. Таблетки, спирали, еще какая-то дрянь — и все уродует женщину, гробит ее здоровье...

Здесь все было проще. Существовали амулеты, которые просто лишали 'хвостатиков' подвижности. И вообще убивали. Вот как только вылез 'головастик' из мужского организма, тут ему и конец пришел. Не больно, не страшно, оплодотворения не происходит. Минус другой — дорого и не слишком надежно. Разрядиться может в самый пиковый момент, а ты поди, заряди. Да еще и определи — когда разрядится.

Но если есть деньги и возможности, почему не прикупить парочку таких амулетов?

Только я так поняла...

— Я не подумал, — Александр был растерян. — Я ведь или дома, или...

Ну да, с женой оно ни к чему, а с профессионалками... да тоже ни к чему. Там дамы о себе сами заботятся, мужчинам не доверяют. И правильно, целее будут.

Это я, балбеска такая...

Ладно, теперь что будет, то и будет. Я положила руку на живот, потерла...

— Не обязательно же с первого раза...

— Не с твоим везением, — парировал Ваня. — Маш, пошли завтракать? А заодно расскажешь, что там вчера на балу произошло, и кто цесаревича убил.

Я рассмеялась.

— ладно. Идем. А дети где?

— Их Петька обещал привести.

Ну, если обещал...

Я подмигнула Александру и направилась в ванную. Переодеваться в домашнее платье. Все, наступают тихие семейные будни. Хотя как — все?

Далеко не все... еще столько проблем будет.

* * *

В столовой нас ждали Петя и двое детей. Андрей лупил ложкой по столу. Нил явно нервничал. При виде меня он тревожно зашипел — и я поспешила подхватить малыша на руки.

— Солнышко мое.

Нил уткнулся мне в шею, принюхался...

Ох, ёжь! А ведь от меня наверняка пахнет... и как малыш это воспримет?

Малыш задумался. Пошипел тихонько пару минут. А потом решительно так протянул руки к Александру.

— Апа?

Я открыла рот. Потом со щелчком его закрыла и посмотрела на мужчину. Что скажете, сударь?

Благовещенский не подвел. Протянул руки, взял у меня малыша и устроил на плече.

— Конечно, папа. Правильно, малыш.

Петя шумно выдохнул.

— А вы... это?

— Я сделал предложение Машеньке, она его приняла. Надеюсь, мы поженимся в ближайшее время, — разъяснил Александр, усаживаясь за стол. Впервые — во главе стола, как и должно быть. Нил сполз мужчине на коленки, но уходить и не собирался.

И почему-то мне подумалось, что его отец был бы счастлив.

Слуги начали подавать на стол. Я положила себе овсянку, и задумалась. Что теперь делать?

Завтра — понятно, похороны царевича. А как жить дальше?

Сегодня я носа из дома не высуну... а вот на похоронах будут все. Где я бы устроила теракт?

Да там бы и устроила, чего размышлять. Если есть хоть малейшая возможность... она есть?

Наверняка.

Если уж в моем мире какие-то идиоты выскакивали, то с бомбами то с пистолетами, то здесь... здесь, где не было такой развитой культуры терроризма, Шуйские могли резвиться,, как им понравится. Кто-то же убил цесаревича...

Хотя это наверняка с подачи Романова, что бы там Благовещенский мне не говорил. Не верю я, что можно так легко убить человека, а служба безопасности и не почешется, не верю...

— Маша, ты расскажешь, что вчера было во дворце?

Ваня долго размышлять мне не дал. Что ж...

Я честно пересказала все события, начиная со своего приезда на бал, и заканчивая беседой с Василием.

— Тебе настоящий принц предложение делал? — Петя аж рот открыл.

Я улыбнулась.

— Делал.

— А почему ты отказалась?

— Петя! — Ваня сверкнул глазами на брата, но тот ничего не понял. И сложно было осуждать мальчишку — принц же! Натуральный!

Пришлось мне купировать ситуацию, а то Александр начал уже хмуриться.

— Петя, я его просто не люблю. А он бы вас не принял, наверняка.

— Думаешь?

— Конечно, — заверила я. — Таких монстров, как вы четверо, может вынести только Александр, с его ангельским терпением.

Все рассмеялись, и завтрак пошел своим чередом.

— надо вызвать на дом портниху, — распорядилась я. — траурные платья у меня есть, может, надо что-то добавить... завтра похороны.

— Съезжу-ка я домой, — решил Александр.

Я вопросительно посмотрела на мужчину.

— У меня есть кое-какая защита. На всякий случай...

Мыслили мы очень похоже.

— Я не думаю, что завтра будет нечто такое... — задумалась я. — Как вообще должны пройти похороны?

— Прощание. Отпевание. Похороны в семейной усыпальнице, — разъяснил мне Благовещенский.

— Прощание — это где?

— На Соборной площади. Туда допускают все желающих... ладно, не совсем всех, Романовская служба тщательно всех проверит, но приглашения туда может получить даже простолюдин. И попрощаться — тоже. Кстати — закажи композицию из цветов, — посоветовал мне Александр.

— Понятно. Ваня, закажешь?

— Разумеется. Потом отпевание?

— В Успенском соборе, — подтвердил Александр. Там уже только самые близкие, человек сто, не больше...

Я кивнула. Надеюсь, меня там не окажется? Не хочу.

— А семейная усыпальница?

— Не знаю. После того, как тело вынесут из собора, его сожгут. Прямо на площади, перед всеми. Пепел соберется в урну, и где-то, в подвалах Кремля есть место, где они захоронены, — разъяснил Александр.

Я хмыкнула.

— Понятно, почему Кремль так хорошо отзывался. Это большое кладбище, а я некромант... еще бы предки отказались помочь потомкам!

— Это ты о чем?

Пришлось рассказать, как я впервые призвала силу в Кремле.

— Так это была ты?

— Я. А...

— Мы с Дашей тоже были там. Хорошо хоть Ирэны не было...

Александр помрачнел, и я не удержалась.

Не хотелось вспоминать самой, но раз уж напомнили, надо пользоваться.

— Как дело обстоит с твоим статусом. Ты женат? Разведен?

Благовещенский криво улыбнулся.

— Практически второе. Я подал прошение, и скоро нас развенчают с Дарьей.

— на основании ее безумия?

— Да. И есть еще такое основание... Дарья не может больше иметь детей, а я не хочу, чтобы мой род прервался.

— И что? — не поняла я.

— Вообще, если двоих людей венчают, их венчают для продолжения рода. Не для блуда. А если один из них не может иметь детей, их не могут обвенчать.

— Оп-па!

Никогда о таком не слышала. Интересно, это только местная фишка?

— Да, и в нашем с Дарьей случае так же. Она детей иметь не может, а я могу и хочу. Она безумна, а я здоров. Поэтому нас можно развенчать, и через некоторое время я смогу снова венчаться.

— Через некоторое — какое? — уточнила я.

Благовещенский цинично усмехнулся и изобразил понятный всем мирам и народам жест. Легонько так потер пальцами друг об друга.

— В зависимости от суммы?

— Именно, Машенька. Я предлагаю подождать пару месяцев, но если что-то случится, — взгляд мужчины красноречиво уперся в мой живот, — обвенчаемся раньше. И плевать на приличия.

Я хмыкнула.

— В Березовском? Дважды плевать.

Ответом мне стала довольная улыбка сытого кота. Такого... нагулявшегося.

Мужчины. И этим все сказано. Не меняйтесь, пожалуйста.

* * *

Кто бы сомневался, что пожить спокойно мне не дадут?

После завтрака я решила поиграть с детьми. Я не 'сова' и не 'жаворонок', но до обеда активная умственная деятельность дается мне сложнее. Вот вечером, а еще лучше к полуночи я могу что угодно изобрести, а с утра — не слишком. Спать хочется...

Поэтому с утра я или играю с детьми, или работаю по утвержденному с вечера плану. Чтобы мозг не напрягать. А после обеда отправляюсь в лабораторию.

И идеи приходят словно сами собой...

Нравится мне такой режим работы, нравится... А пока можно мелких покошмарить.

Мы и кошмарили втроем. Нил изображал грозного хищника и с ревом наползал на нас с Андрюшкой, малыш визжал и уползал вполне серьезно, я чуть-чуть притворялась, полоз выпячивал грудь и смешно топорщил хохолок на макушке. Забавный такой...

Когда в комнату постучалась служанка, мы ее даже не сразу услышали.

— Госпожа, к вам гостья....

Я вздохнула — и пошла вниз. И кого еще черти принесли?

Ой.

Упс...

* * *

Не успела я войти в гостиную, как к моим ногам с громким плачем кинулась женщина лет шестидесяти. Буквально — кинулась.

Упала на пол, обхватила мои колени и взвыла так, что едва люстра не грохнулась.

— ПОМОГИТЕ!!! УМОЛЯЮ!!!

Я подскочила, но куда там! Вырваться я не смогла, вцепились в меня на совесть. Накрепко вцепились.

— Да что... кто вы...

Кто бы меня слушал?

Дама — ОРАЛА.

Вдохновенно, вкладывая всю душу в исполнение, влегкую затмевая весь хор греческих плакальщиц. Она бы и половину Большого театра переорала, возникни у нее такая фантазия.

Мне ничего не оставалось, только стоять и ждать.

Или...

Ага, вот и подходящая ваза.

Я кое-как дотянулась до цветов — и перевернула ее над дамой.

Руки разжались. Крик смолк. И прежде,, чем он пойдет по второму кругу, я взяла дело в свои руки.

— МОЛЧАТЬ!!! СИДЕТЬ!!!

Ей-ей, по моему приказу сейчас бы сел целый полк служебных собак. Даже не сомневаюсь. Дама не оказалась исключением.

Она покачала ромашками на ушах — и села на попу. Не слишком красиво, но уверенно.. я пригляделась.

Седая, такой, хорошей, благородной сединой. Черные брови, выразительные карие глаза, точеное лицо... кого она мне напоминает?

А я знаю. Я помню, кто это. Это Анна Андреевна Матвеева. Мне ее показывали на балу, точно.

— Анна Андреевна... — растерянно протянула я.

Женщина кивнула.

Лицо ее скривилось, сейчас опять — ну уж нет!

— ЦЫЦ!

Лицо расправилось. От удивления, ничем другим это объяснить нельзя. Оно и понятно, на жену главы юрта давно, наверное, не орали. И вазы не опрокидывали...

— Анна Андреевна, давайте я вам помогу, встаньте, садитесь в кресло, выпейте чай или кофе... вы что будете?

— Кофе.

— Сахар? Сливки?

— Сливки, пожалуйста.

— Вот и замечательно. Слуги сейчас все принесут. И вы мне объясните, что привело вас ко мне.

Наивная...

Надо было еще раз рявкнуть.

Дело стоило мне двадцати минут нервотрепки, трех выпитых чашек кофе и одной разбитой. Спланировала со стола на пол — и не пережила потрясения.

Анна Андреевна пожаловала ко мне с утра, чтобы просить за дочь и мужа. И кольцо, блестящее на моем пальце, только укрепило ее в этой затее.

Императорская фаворитка, ежь твою рожь!

* * *

Давно я себя такой дурой не чувствовала.

О чем я могу просить императора?

К чему он прислушается? К кому?

Ко мне?!!

Смешно даже думать о таком. А Матвеевой, вот, не смешно. Сидит, смотрит, как на манну небесную, и чуда ждет.

А какого?

И послать ее...

На что я готова пойти ради малышни? Ради братишек, ради того же Александра?

Глупый вопрос. А ответ простой. На все.

Убила бы, украла, легла под кого угодно, согласилась — да и сейчас соглашаюсь — рисковать собой. Я ведь не просто так подставляю голову, при удаче мы все будем жить спокойно, в Березовском, и не лезть ни в какую политику. Или хотя бы мальчишки будут жить спокойно. Не знаю, что государь пообещал Александру, разве что догадываюсь.

Кое-что мне стало яснее сейчас.

Казалось бы, странное назначение?

Генерал-губернатор, между прочим, отвечает за громадный край, на котором какая-нибудь Англия уместится и еще огрызочки на сдачу останутся. И должен обладать определенными качествами...

Благовещенский не соответствовал сложившемуся образу.

Слишком молод, да и он не управленец в лучшем смысле этого слова, он, скорее, военный. Он привык к другим противникам... я не могла его представить со счетами в руках над годовым балансом. А вот с саблей в руке — запросто.

Вывод?

А казачок-то засланный.

Об этом я и спросила ночью. И кстати говоря — господа мужчины, не расслабляйтесь. Если дама шепчет вам на ушко, что вы самый лучший, она это может делать и с далеко идущими целями. А именно — выудить у вас полезную информацию.

Мне это удалось.

Александр отделался коротким: 'Романов приказал', но мне хватило для сопоставления.

А ведь логично.

Как в свое время в Советском Союзе нельзя было сделать хорошей карьеры без сотрудничества с определенными организациями, или хотя бы без их благожелательного отношения, так и здесь.

Романов дает добро?

Фигура двигается дальше по доске с чинами и званиями.

В чем-то это логично. Не стоит кричать про сатрапов и душителей свобод, просто подумайте — какое государство будет продвигать во власть нелояльного человека?

Кормить зверя, который тебя и сожрет?

Ага, два раза. Это вы государство с зоопарком перепутали. Хотя, если на некоторых министров поглядеть... м-да. Натуральные обезьёны.

А Благовещенский был молод. И хотел двигаться выше и выше, да и просто — плох тот солдат, который не желает стать генералом. Он — желал.

Сотрудничать с Романовым?

И что в этом такого страшного? Где логика? Сотрудничать с охранкой плохо, а родину продавать — оно хорошо? Нелогично получается.

Так что Александр служил кем-то вроде добровольного внештатного сотрудника, и был доволен своей жизнью.

Березовский?

Выслуга позволяла его туда назначить, а сложившаяся ситуация буквально настаивала.

Нужен был кто-то со стороны, не имеющий на Урале никаких интересов, не замешанный в интригах юртов и Демидовских пакостях.

Да, жертвоприношения...

То, что я увидела — было не первым случаем. Демидов очень не любил соглядатаев, и расправлялся с ними по-своему. Вот Романов и решил попробовать силовой метод.

Благовещенский прибыл, огляделся, принялся обострять отношения, ну а вмешавшаяся в дело Матвеева и выходка Дарьи — это уже побочно.

Подозреваю, он уже пожалел о том, что согласился.

Легко и спокойно жилось человеку, а тут началось! И жена с ума сошла, и дочь убили, и сын обнаружился... еще и поимели втихорца, как оказалось. Тут любой кусаться начнет.

К чести Благовещенского, он даже мне голову не оторвал, хотя я и заслуживала.

И под ногами у серьезных людей путалась, и Демидова с моей подачи уработали, хотя собирались живым взять, и в Москве отличилась...

Резюмируя — Романов, если меня удавит, я к нему даже привидением не приду. Тихо подозреваю, что любой другой меня прибил бы по-тихому еще год назад. Еще на стадии явления в Москву под ручку с Храмовым.

Ладно, теперь это уже история.

А в реальности — вот она, Матвеева. Сидит, смотрит большими глазами...

Что я могу сказать?

Ничего. Но мне отказывать и не пришлось — удивительно вовремя вернулся Александр.

— Анна Андреевна? Здравствуйте, рад видеть вас, хотя это и несколько неожиданно.

Поцелуй ручки был исполнен со всей подобающей куртуазностью.

— Александр Викторович, рада встрече, — дама приняла надменный вид. С заплаканными глазами это было несколько неуместно, но стоит ли обращать внимание на такие мелочи?

Дама не плакала, даме ресничка в глаз попала.

— Что привело вас к моей невесте?

— Вашей невесте? — ахнула дама. — Но... я полагала...

— Анна Андреевна, я надеюсь, вы не полагали ничего неприличного? — прищурился Благовещенский.

Мне захотелось его пнуть.

Всем все понятно. Но Анна Андреевна не может высказаться прямо — это неприлично. С другой стороны, мне ли возмущаться? Наоборот, надо порадоваться. Просить фаворитку императора — одно, просить невесту обычного человека — другое. Что я могу, как будущая госпожа Благовещенская?

Да ничего.

Но мне ли протестовать? Мне так только выгодно, тем более, что и фаворитка я липовая. Анна Андреевна все равно попробовала сопротивляться.

— И когда же состоялась помолвка?

— В Березовском, — не моргнув глазом ответил Благовещенский.

— А ваша супруга?

— Именно потому мы и не предавали огласке наши отношения, — Александр развел руками. — Сами понимаете, надо выдержать сроки.

Матвеева только головой покачала.

А как тут атаковать? Если проваливаешься, как в пропасть? Даже когда она попробовала намекнуть на мое кольцо, Александр, не дрогнув, отбил подачу. Это не император. Это цесаревич мне его дал. Не верите?

Вызовите некроманта и спросите.

Пару заходов она еще сделала, но Благовещенский отбивал их, не моргнув и глазом. Пришлось мадам откланяться.

Я помахала вслед и поглядела на Александра.

— И что это за новости?

— Я разговаривал с Романовым.

Была бы я собакой — у меня бы шерсть на загривке дыбом поднялась.

— И?

Ничего хорошего я не ждала в принципе, тем более, от спецслужб.

— После похорон мы пробудем в столице примерно месяц.

— А потом?

— Потом уедем. Обвенчаемся уже в Березовском.

Я ушам своим не поверила.

— И Романов так просто дал согласие?

— Машенька, не стоит демонизировать Игоря Никодимовича. Он хороший специалист, профессионал, отлично делающий свою работу...

Вот-вот.

Очень профессионально, очень качественно. Для него трупы — не роскошь, а необходимость. Трупом больше, трупом меньше... подумаешь, какие мелочи?

— И что ты ему за это пообещал?

— Наследство Демидовых.

— С этого места подробнее? — я поискала глазами что-нибудь тяжелое. Под руку попалась бронзовая настольная лампа.

Александр развел руками и покорился грубой силе.

Оставив меня, с утра он отправился к Романову. И выдал ему прядь волос Нила. У них уже были образцы для сравнения, но еще один — не помешает.

Анализ ДНК?

Такого тут не было. Но определить родство двоих людей было возможно. Родство, но не его степень.

К примеру, Храмов и Благовещенский оказались бы родственниками, но кто чей отец, кто чей сын или племянник, или вообще семиюродный брат...

Проводилось сравнение так — ДНК-материал помещали в две колбы, читали заклинание, колбы начинали светиться. Если спектр совпадал, смотрели насыщенность. Чем ярче — тем ближе родство.

Спектр Нила искрил и бликовал, даже у Демидова получалось бледнее. Оно и понятно, Нил-то родня изначальным Демидовым, а современный...

Коньяк можно разбавить в два раза, а можно в двадцать, понятное дело, первый будет крепче. Получалось так, что Нил — урожденный Демидов, родство сильное, а вот кто его отец?

Неизвестно...

Романов вообще грешил на побочные ветви...

Примерно десять лет тому назад пропал очередной Демидов — без вести. Еще лет пять тому — племянница Демидова... именами я не интересовалась, не суть важно.

Но если два Демидова завели ребенка — вот тут спектр мог оказаться насыщенным. При удачном раскладе.

Романов принял, что Нил — Демидов, порадовался и начал думать, как его легализовать. Понятно, как моего сына. А дальше что?

А дальше надо придумать, как вернуть ему наследство Демидовых. А заодно получить над малышом контроль.

И вот тут начинаются сложности.

Можно шантажировать, угрожать, давить.... Это для неумелых манипуляторов.

А можно сделать намного проще. Вырастить мальчика классическим верноподданным. Чтобы был готов в любой момент, за веру, царя и отечество. Или, за Родину, за Сталина... принцип один и тот же. А как это сделать?

Почему-то на мою верноподданность Игорь Никодимович не очень рассчитывал.

Лояльность я демонстрировала изо всех сил, но одно дело — лояльность, другое — преданность. Первое не исключает критического мышления, второе его просто не предусматривает. Фактически, это старый анекдот.

Любишь родину? — Люблю. Умрешь за нее — умру.

Вот, Романову надо получить этот вариант. А у меня, увы...

Любишь Родину — люблю. Умрешь за нее? А кто тогда будет любить родину?

Я бы, может, и умерла, но мне надо точно знать, что о моих родных позаботятся, что мои дети не будут зависеть от подонков и предателей, что они не подпадут в руки к нечистоплотным подонкам...

Как только я получаю эти гарантии — мне плевать на свою жизнь. Я могу хоть с гранатой под танк пойти.

А до того — простите.

Рисковать жизнью, чтобы власть имущие карманы себе набили?

А морда у них не треснет?

Пусть старые традиции возрождают, и поединок вождей устраивают. Хоть на топорах, хоть из пушек стреляются. Спорим — рейтинг у такой съемки все рекорды побьет?

Отнять у меня ребенка?

Тоже не вариант, я его мать, если сейчас забрать малыша, можно получить резко противоположный эффект. Кто сказал, что ребенок в два года — бессмысленная кукла?

Да там такая личность — хоть стой, хоть падай. Это потом личность спрячут под воспитанием, а пока его нет, ребенок самоутверждается по полной программе. Нил ко мне привязан, он меня любит, я люблю его... ладно бы, еще я спихнула ребенка на мамок-нянек-гувернанток. Этого нет.

Я занимаюсь малышней сама, няньки служат только для ухода за ними. Попу помыть, пеленки поменять, но даже купаться мы идем все вместе. И гуляем вместе, и спим частенько всей компанией на одной кровати... ладно.

Последнее придется прекратить — и то, мне кажется, если мы с Александром поженимся, малышня все равно к нам прибегать будет. Под утро, когда за окном еще темно и холодно, пробежать к родителям в спальню, забраться под одеяло, обнять родителей, слушать наше дыхание, чувствовать запах дома — и засыпать. Окукливаться, понимая, что рядом есть кто-то большой и сильный. Что ты — в безопасности.

Лишить меня ребенка несложно, но потом он возненавидит 'лишенцев', и обязательно найдет возможность отомстить.

Убить меня?

Это несложно, но рано или поздно все тайное станет явным. И малыши будут искать убийцу. А если будут искать, то и найдут, рано или поздно. И какая там лояльность?

Война без оговорок и перемирия!

Что остается?

Выдать меня замуж. За человека, который воспитает малышню в полнейшей преданности к Его Величеству. Причем, главное тут — уверенность в сем факте Романова и Ивана XIV. Остальное не так важно.

Кто же предложил свою кандидатуру?

Именно Благовещенский. И обосновал это своим отцовством второго ребенка.

Романов, узнав о некоторых интересных коллизиях, долго ругался матом. Но потом остыл, и пообещал поговорить с Иваном XIV. Если Его величество разрешит...

Александр надеялся, что разрешит.

Я не надеялась, но...

Если меня не станет, есть шанс, что малышей отдадут под опеку Александра. А он их не бросит. Хотя бы это. Хотя бы так...

А наследство Демидовых....

Мне — не жалко. Там много чего хорошего: заводы, рудники, шахты, но мне, честно говоря, плевать. Кровь Полоза — страшная штука.

Я экспериментировала в домашней лаборатории и до сих пор продолжаю эксперименты, но уже сейчас ясно, что это — ужас.

Кровь Полоза дает власть над земными недрами. Конечно, я не могу сказать горе — поднимись и перейди, сил не хватит. Горы останутся на месте. Но к примеру, уничтожить рудник?

Спокойно.

Пройду кругом и отведу рудные жилы. Тоже тяжело, трудно, долго, но они меня послушаются. И уйдут, куда я покажу.

Или придут.

На таких условиях, я могу смело отдавать любое наследство — мы с Нилом просто купим любой, самый безнадежный участок и построим на нем рудник.

Любой.

Хоть золотой, хоть серебряный, хоть медный — притянем жилу, да и станем разрабатывать. И подземные воды нас стороной обойдут, и обвалов не будет...

Магия земли плюс кровь Полоза — страшное сочетание.

Почему раньше никто не пользовался магией земли для этих целей?

Не получится.

Чисто теоретически, любому человеку можно пересадить вены или вскрыть живот и покопаться во внутренностях. Чисто практически — представьте, что к вам на стол положили живого великана, весьма недовольного этим обстоятельством и способного сопротивляться.

Покопаетесь у него в пузе? Нет?

Вот и я не стану.

Маг Земли, если слишком обнаглеет, может здорово получить по шее от своей стихии. Землей завалит, или камнем по макушке прилетит, или зыбун под ногами откроется....

Кстати — к магам других стихий это тоже относится.

Командуешь ты воздухом?

Командуй, но до определенного предела. А если сильно вмешаешься в природные процессы, можешь и обратку схлопотать. К примеру, налетит на твой дом ураган и очутишься ты в штате Канзас. Или еще где подальше.

Мир терпит магию, но в какой-то момент его терпение переполняется, и слишком наглый маг рискует встретиться с откатом. Так что отводить жилы маги земли не могут — слишком сложно, тяжело, и в ответ можно получить.

А полозы — могут. Им власть над металлами дана от рождения.

Для меня это теперь, как дышать. Для Нила?

Полагаю, тоже несложно. Даже проще, чем мне, он-то полоз природный...

Но полукровка...

Ладно.

Пусть Нил растет, пусть заявляет свои прав на наследство — там посмотрим, что делать дальше. Кровь Полоза у него никто не отнимет, это главное.

— Может, поговорить с Романовым про Матвееву?

Александр сморщил нос.

— Не советую.

— Жалко мать. Она за дочь переживает.

— Пусть переживает. Вырастила убийцу...

— Ты же не веришь, что эта дуреха убила цесаревича.

— Не верю. Но мою семью... помнишь?

Я прикусила язык.

Действительно, не начни Анастасия свою игру, осталась бы жива Ирэна, да и Дарья не сошла бы с ума. О них я уже забыла.

А надо бы поблагодарить Матвееву.

Если б не Анастасия, мне бы Александра не видать, как своих ушей, максимум — была бы любовницей. И то вряд ли, хватит с меня таких отношений.

— Помню. И все же, она совсем еще ребенок.

— Ирэна была не старше. А еще... Маша, тебе ее жалко?

— Да, немного. Она любимого потеряла...

— Ты уверена, что любовь оправдывает любую подлость и любую мерзость? Предательство, убийство, подставу...

— Хм?

Я задумалась. Но ведь и правда....

Стоит сказать: 'я тебя люблю' — и эти слова действуют, как пожизненная индульгенция? Ими можно оправдать все, что пожелаешь? Замечательно!

В свое время я прочитала жутковатую историю.

Две подруги, обе влюбились в одного и того же парня, он выбрал одну из ни.

Что сделала вторая?

Она не стала плакать, не пожелала влюблённым счастья, она просто убила беременную подругу. Заманила в пустой дом, спихнула в погреб и заперла там. Убить-то рука не поднималась, это ж жестоко, а вот так, оставить, пусть сама помрет от голода-холода...

Все во имя любви!

Беременной подруге повезло, ее спасли, увезли из страны, а спустя двадцать лет ее дочь явилась требовать справедливости. Много чего там творилось...

Что меня царапнуло — когда убийцу судили, и муж от нее отрекался, она его умоляла: 'я ведь тебя любила! Я все делала ради нашей с тобой любви!'.

Здорово, правда?

Любовь, она такая, всеоправдательная. Или все оправдывающая?

Неважно.

Не сомневаюсь, Анастасия будет орать то же самое. И... мне ведь стало ее жалко? И еще такие же жалостливые найдутся. А поставить себя в такую ситуацию?

Представить, что между истеричной влюбленной идиоткой и ее предметом, стоишь ты?

Я, вот, стояла. Хотя и сама не знала. Чудом уцелела...

— Уже не хочешь просить за Матвееву? — угадал мои мысли Александр.

— Пошла она в болото, — с чувством сказала я.

— И пусть государь ее там хоть утопит, — приговорил жених.

— Предлагаю забыть про гадости, и пойти, повозиться с детьми, — подвела я итог.

— Согласен.

* * *

До позднего вечера мы с малышней играли в театр.

Рожденные в эпоху гаджетов и интернета, этой забавы и не знают. Но здесь-то ни айфонов, ни айпадов, приходится по старинке...

Из бумаги вырезаются фигурки. На ватмановском листе рисуются декорации.

К примеру, для сказки 'Колобок' — волк, лиса, медведь, заяц, колобок, дед, бабка. Это фигурки.

Рисунок на листе — дорога через лес.

Лист крепится на мольберт, или на кульман — главное, чтобы был доступ к его задней поверхности.

Дальше — самое главное.

На каждую фигурку наклеивается железный кругляш размером с копеечную монетку. Любой кузнец такие нашлепки способен сотнями в час производить.

Берется большой магнит, или два магнита — и фигурки начинают путешествовать по листу. Естественно, озвучиваю их тоже я.

Дети — в щенячьем восторге.

Главное достоинство игры — дешевизна реквизита. Все можно нарисовать самому, своими руками. Я — пас, у меня волк, лиса и медведь все получаются на одну морду, причем — поросячью, почему-то. А вот Петя рисует просто отлично, в Березовском у него учитель был, а в столице пока не нашли. Если задержимся — обязательно найму.

Остается только вырезать его творения — и играть.

Сам художник тоже смотрит сказки с удовольствием. Александр решил мне помочь, и мы 'водили фигурки' уже в четыре руки. Дети были счастливы.

Я, правда, иногда забывала пользоваться магнитом.

Обнаружилось еще одно свойство полозов....

Я могу притягивать к себе рудные жилы. Но ведь и монетки — это такой же металл. Их я тоже могу притягивать к себе, манипулировать, как пожелаю...

Если разорюсь, сделаю себе кости из свинца — и буду играть на деньги. Все с голоду не помру.

* * *

Прощание с царевичем вышло грустным.

Я и не думала, что здесь люди так отреагируют. Я привыкла к другому...

Сколько у нас преставилось президентов, политиков, премьеров, королей...

Ладно, королей я не застала, но всех остальных? Было, и не раз.

И как реагирует у нас народ?

В лучшем случае взмах рукой — еще один деньгососущийклоп помер, и что? Нам с того ни жарко, ни холодно, помер Аким — и фиг с ним.

В худшем случае еще и пожелают поглубже в ад провалиться. Такое я тоже слышала, и если хоть половина пожеланий реальностью станет — мне было бы реально страшно помирать. Если ад есть — для наших политиков в нем черти в шесть смен пахать будут, без устали, в две бригады...

Здесь было совершенно не так.

Люди шли ко дворцу.

Ехать в каретах можно было только до определенной черты, потом оставить экипаж и пешком, но большинство предпочитало прийти своими ножками. Пройти по городу...

Мы тоже не поехали, я шла под руку с Александром. Детей мы с собой не взяли, но Ваня и Петя шли рядом. Держались чуть сзади, но не отставали.

Дамы все в черном, у мужчин траурные повязки на руках, по возможности тоже черные тона в одежде, у всех — цветы.

Красные, белые, желтые...

Венков не было, здесь их не возлагают, но папоротника было — море. Почему-то здесь его обязательно добавляют в траурные букеты.

И все это летело на площадь, к гробу.

Солдаты смотрели молча, но не ругались, не разгоняли зевак, ничего не убирали...

Похороны царевича состоят из трех этапов.

Прощание на Соборной площади.

Сюда допускали всех желающих, солдаты не отсеивали даже откровенных юродивых. Разве что отвешивали пару пинков тем, кто начинал себя вести вовсе уж непристойно. Орал, матерился...

Странно, но пьяных почти не было.

Или их тоже отсекали на подходах? На месте Романова, я бы толпу агентурой набила, как арбуз — семечками. Мало ли что?

Гроб стоял по центру площади. К нему можно было подойти, проститься, правда, ненадолго. Прошел мимо — положил цветы — свободен. Да не в гроб цветы класть, а рядом. Иначе там бы весь гроб завалило в три слоя, столько их несли.

Мы с Благовещенским не стали исключением. Чин чином прошли мимо гроба, в общей очереди, не пользуясь моим колечком, положили цветы...

Я бросила взгляд на Василия. Он почти не изменился, только нос заострился и губы стали почти незаметны.

Да, так странно. Так страшно и так нелепо.

Еще позавчера он пытался мне что-то доказать, объяснить, признавался в любви — и вот. Лежит, и в нем нет чего-то очень важного.

Жизни...

Куда уходит душа?

Что там, за гранью?

Почему этими вопросами задаешься чаще всего на кладбище?

Психологи напишут развернутые тома и ответят на все вопросы. А заодно и диагноз поставят. Что до меня — мне просто жаль молодого парня, которому жить бы да жить. Радоваться жизни, влюбиться в хорошую девушку, детей наделать — вся его беда в том, что он оказался царским ребенком. А был бы пекарем или слесарем — глядишь, и прожил бы свои сто лет без лишних бед.

Жалко...

Я бросила в общую кучу букет из роз и папоротника. Темно-красные, почти черные цветы, смешались с остальной массой.

Прощай, Василий. И прости, если что было не так.

Я тебя не любила, полюбить не смогла бы никогда, но я и зла тебе не желала. Так уж спряли нить безжалостные богини судьбы.

Мойры ли, норны, рожаницы... какая разница, во что верить? Результат все равно зависит не от нас.

Прощай, Василий. И прости, если есть за что.

— Я думала, будет больше пришедших, — заметила я.

— Во-первых, часть людей отсекают н подходах, — объяснил Александр. — Сама погляди, ни нищеты, ни откровенных зевак здесь нет.

— Верно.

— Во-вторых, люди не задерживаются. Стоят здесь только те, у кого есть приглашение в собор.

— А откуда известно, у кого оно есть?

— Понаблюдай за толпой. Сама увидишь — потихоньку подходят люди, спроваживают самых настойчивых...

— Понаблюдаю. Но к нам же не подходили?

— Машенька, твое кольцо отлично заметно.

Я посмотрела на руку, которой держала спутника под локоть. И верно, диск блестел и переливался на фоне черной перчатки. Ярко, отчетливо...

— А если это подделка?

— Даже если подделка — к чему связываться?

Я кивнула.

— Понятно. Что ж, ждем.

Ждать пришлось не только нам. Во дворец сегодня не пускали никого, кроме членов императорской семьи. Даже Романова не пустили.

Я видела на площади кого-то из юртов, показалось, что мелькнул Алябьев, но подходить и здороваться мы не стали. Ни к чему. Это похороны, а не светский раут. Все ждали.

Гроб стоял до полудня.

Потом церкви разразились колокольным звоном — и на площадь вышли солдаты.

Все было четко, как на параде.

Раз — и гроб подхватывают с подставки.

Два — ставят на особую повозку, украшенную черной тканью.

Три — повозка под конвоем направляется к Успенскому собору.

И все это под протяжный колокольный звон, почти стон...

Народ тоже разделяется на две части.

Меньшая, в том числе и мы вчетвером, направляемся к собору.

Большая — раздается по сторонам.

На площадь выходит его императорское величество с семьей. Медленно проходит в собор, за ним туда же начинают втягиваться ручейки придворных, свитских, приглашенных...

У меня было приглашение, но было и колечко. Так что мы направились к собору. Когда еще такое повидаешь?

Похороны царевича — мероприятие наполовину светское. И отмечать присутствующих тоже будут, и проявленное уважение — неуважение, и кто как отнесся, и как поклонился, и куда пришел...

Никуда от этого не денешься.

Мы четверо легко попали внутрь — колечко сработало, как пропуск. Ваня с Петей откровенно поеживались, и держались за нашими спинами. Я стояла и смотрела на происходящее.

Место нам досталось не слишком удобное, за большой колонной, половину собора было просто не видно, но мне и смотреть-то не слишком хотелось. А мальчишкам хватало с лихвой.

Что у Пети что у Вани были широко открытые глаза — и такие же широко открытые рты. Мальчишки искренне удивлялись происходящему.

Патриарх лично принялся читать молитвы. Я лишний раз ощутила себя идиоткой.

Последний, кого я отпевала, был Храмов. Но там меня даже стоять не заставили — понятно же, дама после родов. Я так всю службу и просидела.

А тут-то!

Где поклониться, где перекреститься...

Называется — почувствуй себя обезьяной. И что интересно — все остальные знали, когда и что надо делать. А я?

Хотя чего удивительного, у всех людей в школе был закон Божий. А у меня — история религии. Это намного интереснее, а главное — прививает критическое мышление. Но правильно молиться не помогает.

Ну и ладно, мимикрируем.

Я просто кланялась в тех же местах, что и остальные, а что с задержкой... подумаешь? Может, я вся в горе и плохо соображаю. Или просто по жизни тормоз.

Бывает.

* * *

Служба длилась целый час.

Пусть меня считают хоть ведьмой, хоть лично родственницей Люцифера, но голова у меня разболелась не на шутку.

Запахи.

Громадное количество народа — то есть шум, гам, вонь...

Собственно, молитва. У патриарха оказался на редкость пронзительный голос, ввинчивающийся в виски подобно буровой установке.

Сначала просто закололо в висках, потом заломило всерьез. Потом я уже готова была взвыть в голос.

Слава Богу, кошмар закончился, и все потянулись на свежий воздух.

Последняя часть.

Сожжение тела. И можно будет потихоньку слинять с площади. Лишь бы не остановили... но не должны. Сегодня Кремль закрыт для всех, кроме императорской семьи.

Первым из храма вынесли гроб.

Потом потянулась императорская семья. И наконец — придворные.

Мы выходили в числе последних. Я вообще не люблю толкаться в общей массе, лучше уж немного подождать.

Мимо прошла императорская семья, потом юртовские, самые сливки общества, потом потянулась разная придворная наволочь...

— Мария Ивановна, рад вас видеть.

— Игорь Никодимович, — выдохнула я. — Здравствуйте.

— Александр Викторович.

— Игорь Никодимович.

Мужчины обменялись короткими кивками. Романов посмотрел на моих ребят.

— Ваши братья, Мария Ивановна?

— Да.

— Вы можете подойти поближе, все-таки ваше положение это позволяет.

Я покачала головой.

— Не стоит. Нам и тут неплохо.

— Как скажете, Мария Ивановна. Надеюсь, мы с вами потом побеседуем?

— Разумеется, Игорь Никодимович.

Романов отошел, и мы смогли выйти из храма.

Наконец-то. Свежий воздух.

Какое это счастье!

— Маша, соберись. Еще около часа и можно будет пойти домой, — коснулся моего плеча Александр.

Я кивнула.

Голова болела уже вовсе невыносимо, я остановилась на миг на ступеньках храма.

— Сейчас, нюхательные соли достану...

Александр посмотрел на меня — и кивнул.

— Ты вся бледная...

Чувствовала я себя преотвратно. И закопалась в ридикюль.

Вот скажите мне, как можно потерять флакон с нюхательными солями в мешочке размером с ладонь?

Можно.

Дамская сумочка — это мини-версия Бермудского треугольника. Попасть туда может все, что угодно. Вопрос — что, когда и в каком виде из нее выпадет?

В моей бесследно растворился флакон с нюхательными солями, который я лично уложила сегодня утром — мало ли кому плохо станет? Да и мне в том числе, ненавижу скопления народа.

Если бы я не стояла на ступеньках.

Если бы не окинула случайно взглядом площадь.

Если бы...

Виталий Шуйский стоял на колокольне. Я его отчетливо видела, обострившимся внезапно зрением. До последней черточки...

До узла, который он сжимал в правой руке.

Бомба?

Теракт?

Это было единственное, что мне пришло в голову. И как задумано!

Если сейчас бросить эту мерзость с колокольни — накроет всех, и правых, и виноватых, и жертв будет столько...

Что бы я сделала?

Да по старому методу — взрывчатка плюс картечь. А потом... потом можно смело захватывать власть. Никто сопротивляться не будет, здесь большую часть выбьет...

Защита?

Я бы на нее сильно не рассчитывала, против лома нет приема. Да и нет нормальной защиты от огнестрела, только механическая. От магии амулеты прикроют, а вот от механического воздействия — могут и не справиться. И не справятся. Наверняка.

Александр. Ваня. Петя.

Их вместе со мной накроет...

Что я могу сделать?

Поднять купол? Закрыть всех плитами? Обрушить колокольню?

Я не успею.

Магия земли слишком медленная, она не боевая... почему его никто не видит?

Я потянулась своей силой вперед... ахнул Александр, кто-то закричал на площади...

Его величество посмотрел вверх, вскинул руку — и словно получив удар кулаком — Виталий полетел назад, наверное, упал на пол. А сверток упал вниз.

И в воздухе вспыхнуло ослепительное солнце.

Я сообразила правильно.

Взрывчатка плюс картечь, нет спасения. Взрыв снесет щиты, и картечины, мелкие, металлические, найдут свои цели...

Сколько ж успевает охватить взглядом человек за доли секунды?

Императора, вскинувшего руки. Но магия воды.... Чем она тут поможет?

Романова, который бросается вперед — зачем? Защитить?

Какого-то мага из юртов, который с исказившимся лицом, поднимает руки — и вверх взмывает протуберанец огня...

Чтобы активировать даже самое простое заклинание требуется хотя бы пара секунд, а их-то ни у кого нет.

Я сделала единственное, что мне оставалось.

Земля — не боевая магия. Но кое-что я могу....

Одним усилием я активировала три заклинания.

В воздух поднялось облако пыли, навстречу огненному цветку, расцветавшему над головами людей.

Каменная ступенька под моими ногами вздыбилась, подобно атакующему кабану — и я полетела по лестнице.

И последнее, третье заклинание...

В моих жилах течет кровь полоза. Я могу притягивать металлы... чем картечь в воздухе отличается от железной руды?

Ничем.

На несколько секунд меня еще хватило.

Призыв, только призыв...

Я еще успела осознать, что ко мне летит облако металла.

А потом не было ничего. Только темнота — и адская боль где-то на самой границе сознания...

Интерлюдия.

— Виталий, подстраховки у тебя не будет. Но если ты все сделаешь правильно — ее и не потребуется.

— Сделаю, отец.

Виталию не слишком хотелось рисковать собой. Но — или пан, или пропал. По здравом размышлении Шуйский решил никуда не бежать, как ни настаивал отец. Бессмысленно бегать от снайпера — умрешь уставшим.

Сейчас они в розыске, рано или поздно их найдут — и поступят решительно.

Его не повесят, дворян не вешают, но удар табакеркой, или вилкой... шестнадцать раз... кто сказал — что это менее эффективно?

А здесь, при удаче, их род получит все и разом.

Убить цесаревича?

И что с того? Почему этого сопляка нельзя было убить? Наоборот, его надо было убить! При удаче, он подставлял Матвеевых, Горских, Алябьевых...

Не получилось.

Жаль.

Отец хотел, чтобы Виталий уехал, но... Виталий подумал — и все же отказался.

План придумал Константин.

У Виталия были способности менталиста. Небольшие, но ему хватит.

Константин и Алексей — отличные боевики. Не слишком сильные, но помочь родственнику смогут. Ему и надо-то пройти на колокольню, с которой видно всю Соборную площадь.

Это не так легко, даже практически невозможно. Но...

Зная, как расставлены караулы?

Как организована охрана?

Сложно ли проскользнуть на площадь под гримом, в одежде мещан? Все ищут магию, а наклеенная борода — кто там что будет рассматривать? Глаз поневоле 'замылится'. Выбрать букет пороскошнее — и вперед.

Василий отправляется на площадь, чтобы перехватить контроль над ситуацией в нужный момент.

Алексей, Константин и Виталий отправляются на колокольню. Алексей и Константин помогают родственнику пройти, ну и сами там же ожидают.

Да, на колокольне будут люди, но вряд ли много.

Как устроена собственно колокольня?

Несколько ярусов, винтовая лестница, площадка с колоколами.

На площадке с колоколами будет только звонарь.

На первом этаже наверняка будет охрана, но там и нужны все трое Шуйских. На площадках?

Вряд ли. Ни к чему...

И атаковать надо, когда все выйдут из храма. Основные усилия будут направлены на охрану государя, сначала, когда он подойдет прощаться с сыном, потом, когда пойдет в храм, потом на выходе из храма...

Тут Романов настороже. Люди наготове, но ведь все не железные...

Ничего не происходит, не происходит... охрана постепенно расслабляется, и тут — удар!

Да и сам император может доставить определенные неприятности. Его надо застать в тот момент, когда он готовится призвать огонь.

Как легко догадаться, родовая магия императоров — вода, огонь для них чужеродная стихия, его величеству придется настроиться, отрешиться от всего, сосредоточиться...

И в этот момент надо бросить бомбу.

Не слишком большую, но очень смертоносную.

Взрывчатка плюс картечь, плюс рубленный металл, который нашелся, картечи просто не хватило, в ход пошло все — гвозди, вилки, ложки... лишь бы металлическое было и это можно было нарубить на мелкие части.

Положит большую часть стоящих на площади.

Не Шуйского, конечно, у Василия будет амулет. И он, конечно, упадет, когда Виталий бросит бомбу, еще и кого-нибудь на себя опрокинет... уцелеть должен. Справится.

Хорошо бы еще металл ядом обработать, но абы какой яд не удержится, а хороший...

Негде его так быстро взять. Взрывчатку найти, все же, проще. И рисковать Василию было неохота — еще зацепит на излете? Яд, противоядие — нет, не стоит усложнять себе жизнь.

Виталий бросает бомбу — и ложится. Его не заденет.

Константина с Алексеем тоже не заденет — они внутри здания.

Остальные?

Плевать на всех. Кому повезет — тому и повезет. Женщины, дети...

Жалости у Шуйского не было ни к кому. Пусть хоть всех положит, меньше Рюриковичей — меньше претендентов на трон.

Сначала все шло хорошо.

Шуйский, в облике купца, беспрепятственно прошел на площадь, уже ближе к полудню, положил цветы, отошел в сторону...

Зазвенели колокола, тело унесли в Собор, Шуйский медленно перемещался по площади, стараясь не примелькаться...

Константин, Алексей и Виталий вступили на площадь.

Как же протестовал Константин. Но он оказался самой подходящей кандидатурой.

Невысокий, щуплый, с маленькими руками и ногами...

Платье, накладки, в том числе и на живот — и вот вам беременная дама с мужем и братом. А что у дамы вместо ребенка — бомба на животе...

Кто чем разродится, знаете ли.

Вот они уже у колокольни.

Перемещаются по площади, даме чуть поплохело, она захотела уйти в тень...

Замок?

Пользоваться магией сейчас нельзя, охранка тут же засечет всплеск, но зачем? Если есть отмычки?

Константин и Василий заслоняют на минуту Алексея, тот колдует над замком — пара секунд и дверь приоткрывается. Достаточно, чтобы впустить троих человек.

Бомба у них с собой.

Первым в щель проходит Константин. Если там есть охрана, то увидеть беременную женщину они уж точно не ожидают. А Виталию этого хватает для легонького ментального удара.

Ошеломить — и вперед. Убить, пока охрана не опомнилась. Они и не успели ничего сделать. Тоже расслабились.

Константин отдает Виталию бомбу, и тот бежит вверх, по ступенькам. А двое Шуйских остаются внизу, чтобы третьему не вздумали помешать.

Но пока все тихо...

Никто ничего и не заметил...

* * *

Виталий стоит на колокольне.

Минуты тянутся, как карамель с ложки, липкими, сладкими нитями, застывают на ветру...

Гадость эта ваша карамель!

Надо дождаться, просто дождаться...

Внизу пока все тихо.

Звонарь лежит в углу, мертвый. Он даже не успел ничего сказать — Виталий молча и быстро ударил его кинжалом.

Хорошо, что пока идет служба — звонить не надо. А потом...

Пару минут он может поизображать звонаря, ничего страшного. Открываются двери собора, выплескивая черную волну народа.

Сверху они так похожи на муравьев... вот гроб, плывет к центру площади.

Император — блеск золотого ободка на темных волосах.

Его семья рядом.

Женщины, дети... какая разница?

Всех накроет.

Виталий размахивается... и чей-то взгляд входит в него, как кинжал под ребра.

На миг, всего на долю секунды они с княжной встретились взглядами.

Она — на ступеньках собора. Он на колокольне.

Но...

Она все поняла.

А смерть уже летит вниз...

Виталий отшатнулся — и упал за ограждение. Ему вовсе не хотелось оказаться под ударом.

Полыхнуло так, что на миг его ослепило.

Грохнуло.

А когда он рискнул выглянуть с колокольни...

— Живьем брать! Живьем!!! — загремел голос императора.

На площади не было ни одного убитого.

Хотя — нет.

На камнях мостовой, в луже крови, лежало единственное черное пятно. Княжна Горская...

Но что с ней — Виталий понять не успел. Его прочно захватили воздушные силки.

— Держу, государь!

Виталий дернулся назад, вперед...

Нет. Не выйдет.

Снизу донесся шум схватки. Что ж, пара минут у него еще есть. Они рискнули, все поставили на карту — и проиграли.

А значит...

Горе побежденным. Но живым его не возьмут.

Силки фиксируют только тело. Голову он наклонить мог, осталось дотянуться зубами до воротника.

Хорошая вещь — цианид. Главное — быстрая...

Привкус миндаля Виталий еще успел почуять. А потом куда-то делся воздух...

* * *

Иван XIV чувствовал себя отвратительно.

Не каждый день приходится хоронить родного сына. А еще гаже то, что все приходится делать напоказ.

Ему бы остаться одному, поплакать, вспомнить маленького Васечку, который лез на руки и лепетал забавно, жену утешить,, с дочерями поговорить...

Нельзя.

Ничего нельзя.

Император не имеет права ни на что, даже на обычные человеческие чувства. Ему надлежит быть на вершине — он там им стоит. А что ему больно...

Нет у него права на боль.

Все должно быть сделано по обычаю. Потом...потом, когда все уедут, когда он останется один... наступит ли такое время?

Иван не знал.

Но понимал, почему к старости его отец ушел в монастырь, почему ушел его дед....

Они могли прожить долго, и жили, и правили долго, но престол наследнику передавали не в миг смерти, а раньше. Сил не оставалось. Ни на что.

Монастырские стены прятали их от мира — или мир от них? Когда больше не остается сил жить напоказ, хочется убежать. Хочется, чтобы тебя никто не видел...

Сейчас Ивану хотелось того же самого.

Запереться бы в келье — и рож этих не видеть паскудных! А то не удержится...

А злоба мага воды...

Считай, приговор.

Иван делал все, как автомат.

Площадь.

Храм. Снова площадь...

Родовой амулет.

Легко ли магам воды призвать силу огня?

Нет. И это еще не то слово. Адски, каторжно, неимоверно трудно. Иван XIV весь сосредоточился на этом действии, направляя силу в родовой артефакт, и слишком поздно услышал крик.

Шум...

А когда он поднял голову, было уже поздно.

С колокольни летела смерть.

Такие вещи могут почуять все маги, он не оказался исключением.

Огонь и металл. Живых не останется, это понятно.

Бить навстречу магией огня? Бессмысленно. Только полыхнет ярче.

Никто не успевал.

Кроме...

Как!?

Наверное, навсегда эта картина запечатлелась в памяти монарха.

Летящий с небес огонь.

Летящая ему навстречу пыль — откуда?

И женская фигурка в черном, которая, взмахнув рукавами-крыльями, падает по ступенькам.

И вокруг нее бьется в мрамор стальная смерть. Звенит, отлетает, рикошетит — и падает, бессильная...

То, что должно было пролиться на толпу стальным роем, рванулось к женщине, окружило...

И наступила тишина.

Всего на миг, потом помчались к колокольне охранники, прозевавшие все и вся, потом кто-то ухватил магией террориста... а Иван позволил себе секундную слабость.

Он смотрел на черно-красное пятно и не мог понять самого главного.

Жива?

ЖИВА?!

Глава 10.

Когда герои отдыхают...

Тишина длилась недолго.

Миг — и толпа взорвалась криками, воплями...

Его величество понял, что если сейчас не перехватит инициативу, все закончится плохо.

Затопчут.

Страшная штука — массовая истерия, если начнется — лучше сразу падать и ползти под землю, в канализацию. Да и там достанут...

А чем охлаждают ошалелых котов?

Водой.

Благо, его величество как раз магом воды и был.

Вот оно и отличие от слабого мага. Откуда слабак возьмет воду? Да еще в потребном количестве?

Или призовет откуда, или сгустит из воздуха, или... вариантов много, но и времени понадобится много, и сил...

Его императорское величество был каким угодно магом, но не слабым. А потому...

Секундная задержка.

И на площадь хлынул водопад.

Вся вода, которая была в радиусе километра, в единый миг сконцентрировалась над площадью — и пролилась.

Куда и истерика делась?

Люди стояли, хлопали глазами... сухим остался сам император — своя магия, не чужая, сухими остались ступени собора, где лежало черно-алое пятно....

— Живыми брать негодяев!!! — рявкнул его величество.

Но куда там — живыми!

Один покончил с собой, двоих просто смели и разорвали в клочья, когда спешили наверх. Кого тут возьмешь?

Некого.

Его императорское величество кое-как сдержал себя, чтобы не бежать, но расстояние до собора все равно преодолел намного быстрее, чем шел оттуда, и опустился на колени перед телом княжны Горской.

С другой стороны так же стоял мужчина... и не знал, как и взяться.

— Что с ней?

Благовещенский, а это был именно он, едва коснулся руки княжны.

Его величество резко выдохнул.

Что с ней?

Как бы это покорректнее... металл она к себе притянула. А сила удара? А разлет?

В результате — множество мелких ран. Картечь где ударила по коже, оставив болезненный след, где вошла неглубоко, где поглубже...

Есть такое слово — дуршлаг. Вот, оно самое. Или решето, на выбор.

И как взять — неясно. И что делать — тоже, а делать что-то надо, она же кровью истечет...

Его императорское величество быстро провел руками над телом женщины. Кровь — это тоже вода, и можно ее как-то...

Или нельзя?

Можно запереть одну рану, две, но столько...

На такое сил не хватит и у трех императоров.

— Ее надо срочно в госпиталь, иначе точно не выживет! Лекаря ко мне!

Говорил его величество вроде и не слишком громко, но лекари уже мчались со всех концов площади. Александр сжал руку женщины, поглядел на императора.

— Ваше...

— Оставайтесь с ней, — с первого слова понял проблему Иван XIV. — Сколько надо, столько и оставайтесь, мое распоряжение.

— Благодарю.

Иван XIV встал на ноги. На его место тут же опустились двое лекарей,, один из них схватил Марию за вторую руку, вливая силу, второй начал что-то делать с кровотечением...

— Доченька!!! Пустите меня к дочери!!!

Крик был такой силы, что подскочил даже его императорское величество.

Князь Горский вырвался из толпы, кинулся к Марии, но...

Не добежал.

По уважительной причине — на кулак налетел.

Кулак принадлежал молодому парню лет шестнадцати, с простым, ничем не примечательным лицом, одетому хоть и парадно, но без привычки. Те, кто дорогие вещи носит, с ними срослись, они себя непринужденно чувствуют, хоть в чем. А этому явно было неудобно, неловко... но не сейчас.

Князю он прямым в нос зарядил — любо-дорого поглядеть.

— Ах ты, с...!

Перед лицом его императорского величества разворачивалась откровенно базарная драка. Князь отлетел на шаг, вытер кровавую юшку и медленно двинулся на противника.

— Ах ты, холоп!

— Близки к ней не подойдешь, козел!!! — заорал, надсаживаясь, парень. — Опять дочерью поторговать решил?! Да я тебя сейчас своими руками удавлю, и плевать, кто ты есть! Ты мизинца ее не стоишь!!!

Доля правды в его крике была.

Иван XIV это понимал, а потому махнул рукой. Романов лично бросился между князем и молодым человеком.

— Иван! Остынь!

Пикантность ситуации придало то, что остановились оба. Но первым Романов обратился к молодому человеку.

— Успокойся. Если ты в тюрьму попадешь, сестре легче не будет.

Мальчишка злобно сплюнул на землю. Кажется, он готов был попасть в тюрьму. Но — за дело. Например, за убийство князя Горского.

— Ваша светлость, прекратите концерт, — досталось и второму участнику драки. — Все присутствующие осведомлены о ваших... родительских чувствах.

Князь Горский плеваться не стал — аристократия.

— Это моя дочь. У нас были разногласия, признаю, но я ее люблю. И она меня любила...

— Ах ты....

Мальчишка едва не кинулся второй раз. Хорошо, Романов поймал. И смерил Горского ледяным взглядом.

— Не сомневаюсь, когда Мария Ивановна очнется, она вам выразит свою любовь.

— Девочка моя...

— А пока извольте не мешать специалистам. Иван, берешь брата и домой, тебе есть о ком еще подумать...

— Маша...

— Я вечером лично пришлю пропуск. Приедешь к сестре, обещаю. И Александр Викторович с ней останется. Сейчас ей от тебя пользы не будет.

Мальчишка кивнул. И вроде как немного опамятовал. Или это тычок от Романова помог? Отличный получился воспитательный эффект. Ваня шагнул вперед и упал на колени.

— Ваше императорское величество, умоляю простить меня...

Иван XIV махнул рукой.

— Я не сержусь. Езжайте домой, юноша, о состоянии... сестры вам сообщат.

Княжну как раз перекладывали на снятую кем-то с петель дверь храма.

А кровь капала и капала на камни двора...

Ваня поднялся, кое-как (не аристократ, не обучен) поклонился, кивнул Пете, и пошел к выходу. Петя помчался за ним. А что часть пути они прошли рядом с медиками, и с Благовещенским,, который так и не отпустил пальцы княжны, и оттеснить его ни у кого не получилось...

Его величество перевел взгляд на князя Горского.

— Мария Ивановна и вся ее семья находятся под моим личным покровительством.

Князь побледнел.

В переводе на русский недипломатический это звучало проще: 'протянешь руки — протянешь ноги'. И князь это отлично понял.

Поклонился, забормотал что-то верноподданническое, капая кровью на дорогой костюм, Иван XIV его уже не слушал. Обернулся к Романову.

— Предварительно?

— Шуйские, государь. Картечь... взорвись это все, как они планировали, тут бы народу полегло.

— Как они смогли пройти сюда?

— Выясняю, государь.

Романов понимал, что после такого провала, на службе его вряд ли оставят. Разве что дела сдать разрешат... не казнили бы — уже хорошо.

Даже если и казнят — он сейчас, считай, в долг живет. Тоже на площади был, его бы тоже накрыло... все бы полегли.

Взрывом хорошо сносит щиты, никто ведь с боевыми не пришел, так, обычные, не самые сильные подняли. Взрывом их бы влегкую посносило.

А потом — картечь.

Если в голову, если повреждение мозга — не выживет и самый сильный маг. Никто не выживет. Княжна их всех спасла. Но как она успела — вот вопрос?

На него Романову тоже предстояло ответить.

Он даже не понял... какое-то время княжна двигалась быстрее человека...

Магия?

Но такой магии просто не существует.

Да и то, что она сделала... она — маг земли. Нестандартное использование обычных заклинаний?

Может, и так.

Надо будет расспросить ее родных. Обязательно.

* * *

Василий Шуйский двигался вместе со всеми.

Никто не стал задерживать людей на площади, и он вышел беспрепятственно, вместе со всеми.

Его дети мертвы.

Его юрт — мертв.

Его дело погибло.

Ничего, ничегошеньки у него не осталось. Или все-таки?

Осталась месть.

Если не думать о себе, если решиться на самопожертвование... но месть — кому?

А что, есть выбор?

Конечно, нет. Только один человек из всей толпы заслуживает внимания. Гадкая баба, из-за которой столько планов пошло прахом.

Княжна Горская.

Что ж.

Василий не будет торопиться, он подождет. Если княжна умрет, отлично! Он обратит свой гнев на кого-нибудь еще.

Если выживет... она — не выживет. Он поспособствует.

Шуйский покосился в ту сторону,, куда уже уехали названные братья княжны.

Достать их?

Реально, но — не стоит. Это соплячье деревенское... какой смысл на них время и силы тратить? Смешно даже. Скорее всего, княжна их приблизила в пику отцу, но и отца трогать...

С другой стороны...

Братья — ерунда, но у княжны есть и дети.

Василий хищно улыбнулся, прикидывая план действий.

Дети — отлично!

Их легко похитить, они не могут сопротивляться, они уязвимы... что еще нужно?

Ничего.

Но если похитить ее детей... о, это будет отличная месть. Можно даже не убивать их сразу, подождать немного. Если княжна умрет, их можно...

А почему нет?

Или воспитать этих детей для себя — и под себя.

Или убить.

Или поторговаться...

Определенно, эту идею стоит и обдумать, и развить. И Шуйский медленно пошел вниз по улице.

Где у нас живет княжна Горская, она же госпожа Храмова? Надо навестить ее дом. Посмотреть что там, как... прикинуть подходы — отходы.

Давно он ничем таким не занимался, но и выбора нет. Все его дети, все его люди — все полегли там, на площади.

Что ж.

Шуйский докажет,, что юрт — это он. Эти твари еще пожалеют...

И Василий зашагал еще быстрее, на ходу вспоминая, какими средствами он располагает.

* * *

Александр сидел в коридоре.

Ощущения у него были самые отвратительные.

Как так получается?

Он — мужчина. Он военный, он ходил в бой и не кланялся пулям, но... с Машей почему-то все получается неправильно. То она бросается в бой, то закрывает всех — собой, то...

А ведь она женщина. Ей на роду написано быть слабой и хрупкой, нуждаться в защите мужчин...

М-да.

При Машеньке этого лучше не произносить.

При всей внешней изысканности и утонченности, княжна Горская вовсе не была эфемерным созданием. Она не жеманилась, не хлопала ресницами, не пыталась кокетничать — она воспринимала мужчин на равных и очень обижалась, когда ее считали слабее или глупее.

Хотя ничего удивительного в этом не было.

Женщины и мужчины все же разнятся, и никто не заставит прекрасную даму, к примеру, таскать камни. Зачем?

Для этого есть мужчины.

И точно так же, никто не заставит рыцаря составлять цветочные букеты. Можно, но... стоит ли?

Мужчины и женщины разнятся, и у них есть свои места в мире. Стоит ли смешивать?

Нет, не стоит. Это как вода и масло, ничего хорошего не получится, да и смысла нет. Александр видел в Европе суфражисток. Отвратительное зрелище.

Коротко стриженные, в штанах, с папиросами в зубах, раскрашенные самым жутким образом — кому может понравиться такой кошмар?

Хотя находятся любители.

И мужчины там бывают всякие, в том числе и женоподобные. Но на Руси это не прижилось. Дикари, как говорят в Европах.

Ну и плевать на них три раза.

Какая же чушь лезет в голову!

Но Александр знал причину.

Этот не Маша должна сейчас лежать на операционном столе, это он должен быть там!

Он!

А он не успел, не отреагировал... и до сих пор не может понять, как успела Машенька.

Вроде бы доля секунды... и крик.

Он помнит чей-то крик, жуткий, кошмарный...

А потом все сливается в единую ленту.

В небе вспухает серое облако, лестница встает на дыбы, так, что его сбивает с ног, и он куда-то летит — и Маша, словно маг воздуха, взлетает вверх.

Но ведь она не маг воздуха! Она маг земли, он это точно знает... может ли быть — двоесилка?

Говорят, давно такое бывало, но даже тогда были совмещенные стихии.

Огонь — земля, огонь — воздух. Земля — вода, вода — воздух...

А чтобы противоположные — нет, такого никогда не бывало. Вода никогда не уживется с огнем, земля будет конфликтовать с воздухом. Это не потому, что одни хорошие, а вторые плохие, просто это их суть.

Две противоположные стихии не уживутся в одном теле, они просто разорвут его на части. Плюс и минус не могут быть рядом...

Но как тогда?!

Из бесплодных размышлений его вывел голос врача.

— Господин Благовещенский?

— Да?

Александр встал, разглядывая обратившегося к нему мужчину. Доктор, лет шестидесяти на вид, высокий, светловолосый, худощавый — такие до старости мальчишками выглядят. Вот и этот смотрится несерьезно, след от очков на переносице трет, а пальцы длинные, тонкие, нервные. И несколько капель крови на одежде...

Маша?

Кольнуло сердце.

— Она...

— Жива.

Александр выдохнул так, словно пробежал те самые марафонские сорок километров. С другой стороны, доктор не выглядел слишком радостным...

— Но?!

— Я бы не питал необоснованных надежд.

— Что с ней?

— Сложно сказать. Мария Ивановна — маг земли, верно?

— Проявленный, сильный, умеющий работать со своей силой, — согласился Александр.

— Это ее и спасло. Спасает...

— Вы не могли бы выражаться яснее?

Александр начал терять терпение. Да сколько ж можно ему нервы мотать?

То жива, то неизвестно...

Да вашу ж... так! И этак тоже!

Доктор явно почувствовал злость собеседника, потому что покачал головой.

— Не сердитесь Александр Викторович. Все достаточно сложно. У Марии Ивановны многочисленные внутренние повреждения, картечь ее буквально нашпиговала, если можно так сказать... часть внутренних органов должна была давно отказать. Сильное кровотечение — нам удалось его остановить и более-менее стабилизировать состояние, но мы в безвыходной ситуации. Если не вынуть картечь — она умрет от сепсиса. Если начать ее вынимать — она умрет от болевого шока и кровопотери. Чудом не задеты ни мозг, ни сердце. Но остальные внутренние органы... сейчас ее жизнь поддерживает только ее личная магия.

— И насколько ее хватит?

Доктор пожал плечами.

— Сутки? Двое? Вряд ли больше. Когда от картечи начнется нагноение, магии будет требоваться все больше и больше, а человеческое тело имеет свой предел сил.

Александр сжал кулаки.

— Я могу ее увидеть?

— Да, разумеется. И... если у нее есть родные и близкие, они тоже могут приехать.

— Есть. Родные, близкие, дети...

— У нас есть специальные палаты для родственников. Вполне комфортные. Придется, конечно, оплатить свое пребывание, но это недорого...

Александр едва сдержался, чтобы не ударить.

Он понял, какое слово было не произнесено.

И ненадолго.

Фактически, Машенька уже приговорена. Счет идет даже не на дни — на часы.

— А если поддерживать ее магией?

— Это возможно, но бессмысленно, — разве руками доктор. — Все опять упирается в картечь, которая осталась в ее теле. Извлечь ее мы не можем, так что... вы просто продлите ее агонию, и это будет... печальное зрелище.

— А если по одной картечине? Извлечь, заживить, восполнить магию и кровь...

— Мы думали и над этим. К сожалению, мешает их число.

— Число?

— Идемте, Александр Викторович, — вздохнул доктор, понимая, что проще показать, чем объяснить. — Идемте. Я вам все покажу.

Благовещенский накинул поданную ему стерильную накидку и прошел в палату.

* * *

Она лежала на кровати.

Маша была непривычно бледной, словно ее густо посыпали толченым мелом. И на этой матово-белой коже резко выделились ресницы, брови... а вот губы почти слились с кожей. Словно во всем теле не осталось лишней кровинки.

— Очень большая кровопотеря. Боялись — не успеем...

Александр присел рядом.

— Машенька...

Взял в ладони тонкую кисть и...

Только сейчас он увидел.

Увидел по-настоящему и выругался, как вообще-то не стоило бы.

Девушка вся была покрыта ранками. С головы до ног. Рука — там, на площади, она была просто окровавлена, он и не мог себе представить, что все будет так ужасно.

Все тело девушки было словно покрыто язвочками.

Красными, черными, круглыми и непонятной формы, с запекшейся в них кровью... но и на простыне кровь была. Видимо, прорывалось иногда.

— Металл — внутри. Мы просто не можем его убрать. Его величество уже спрашивал, но это невозможно, — развел руками доктор.

И Александр понимал это.

Если бы дел было на войне, он предложил бы подарить солдату легкую смерть, но это был не солдат. Это была Машенька, его Маша, его девочка, которая вот так... которая спасла их всех. А сама не убереглась.

Не смогла.

Кто-то должен погибнуть, чтобы жили все остальные?

Ну и ублюдочная же это философия!

Александр осторожно погладил израненную руку.

— Она не приходила в себя?

— Что вы! Это невозможно! Подозреваю, она и жива только потому, что без сознания.

— Разве?

— Приди она в себя — тут же умерла бы от болевого шока.

Александр молча признал правоту доктора. Маша была одета в больничную рубашку на завязочках спереди и сзади, чтобы легко было получить доступ к ранам...

— Остальное тело... так же?

— Да. И в чем-то хуже, здесь все-таки нет жизненно важных органов. Мышцы, нервы, но все же... а вот туловище... на ней живого места нет. Чудом сердце не затронуто, чудом она еще жива. Чудом.

Александр поежился. Но что, что можно было сказать?

Только одно.

— Я отправлю письмо ее родным. И давайте я оплачу палату...

— Хорошо. Я сейчас вернусь.

Доктор деликатно вышел, давая Александру пару минут побыть рядом с любимой женщиной. И Благовещенский не выдержал.

Поднес тонкую руку к губам, прижался лицом к израненной кисти.

— Машенька... какой же я идиот! Сколько времени мы потеряли!!!

Горячие слезы текли по лицу, впитывались в простыню...

Маша, Машенька... неужели — все?

И все закончится вот так?!

За что!?

Господи, т если ты слышишь, да за что же это!? За что — ее!?

Ну переиграй ты все, возьми меня, брось кости другой стороной, что тебе, всемогущему, стоит? Чтобы я успел закрыть ее, чтобы все это досталось — мне.

И уходить было бы не страшно, зная, что она жива останется.

А сейчас?

Что им останется — сейчас?

Хотя Александр и так знал ответ.

Ваня и Петя, Нил и Андрюшка. Четыре человека, за которых он теперь в ответе. И пока они не войдут в возраст, не смогут сами за себя постоять...

Он любого за них порвет. Были они Машенькиной семьей — будут его родными. И точка.

И никто не посмеет на них даже косо посмотреть. Иначе получится, что Машенька умирает сейчас — бессмысленно. А такого никак нельзя допустить. И смерть ее в разуме не укладывается... Господи, за что?

Нагрешил я — так возьми меня! Меня и карай, хоть в вулкан засовывай! А ее-то за что?!

За что!?

Слезы текли и текли, безжалостно и бесконтрольно.

Маша, Машенька...

* * *

— Ваня, она...

Ваня злобно сопнул носом. Подумал, и вытер нос рукавом, наплевав и на платок, и на хорошие манеры и на стоимость пиджака.

Какое теперь это имеет значение?

Маша... он и думать об этом не хотел, но подозревал, что от его отношения ничего не поменяется.

— Не знаю.

— Я тебе что — ребенок? — окрысился брат.

— Сам должен понимать, если не маленький, — рявкнул Ваня. — Может, и есть еще шансы...

— Какие?

— Не знаю. Петя, я просто не знаю.

— И что мы теперь будем делать?

— Едем домой. К малявкам.

— К Нилу и Андрюшке?

— Именно. Думаешь, Маша хотела бы, чтобы мы их бросили на произвол судьбы?

— Да там нянек две штуки...

— Нянька — это нянька. Не родной человек, — наставительно высказался Ваня.

— А может...

— Ты знаешь, куда ее отвезли?

Петя понурился. Не знал.

— Нас туда точно пустят?

— Мы же...

Петя вскинулся и потух. Ваня кивнул.

— Дошло, вижу...

— Но мы ведь...

— Да, Маша считает нас своей семьей. Но то — Маша. А остальные? Ее папашка гнусный?

— Хорошо ты ему засветил!

— Надеюсь, хоть ненадолго урока хватит, — злобно проворчал Ваня. — Если так подумать... нам сейчас надо готовиться бежать, Петь. Быстро и далеко.

Брат помотал головой, словно пьяный конь. Потер волосы, безжалостно разрушая прическу, уложенную бриолином.

— Не понял? Почему?

— Потому что Маша была силой, к ней могли прислушаться. А мы с тобой кто такие?

— Эммм...

— Правильно. Мещане Синютины. Этого слишком мало. Как ты думаешь, что сделает Машин папашка?

Глаза Пети расширились в понимании страшного.

— Ванька... ой... ёжь твою рожь!

Любимое Машино высказывание оказалось подозрительно заразным. Несчастного ежа принялся поминать и Петя.

— Молодец, возьми с полки пирожок. Видел, как он выскочил, паскуда старая?

— А то ж...

— Примазаться захотел. Как же, отец, ёжь его рожь, лично деточку на руках таскал, все детство обожал, замуж мечта выдать... продать подороже, с-собака...

Ваня почти шипел. Но повод был железобетонный.

Действительно, князь Горский сориентировался практически мгновенно. И следующее, что он сделает...

— Он захочет... детей?

— Не просто детей, Петенька. Наследников, понимаешь? Нас-лед-ни-ков!

Петя шипеть не стал. Но выругался в три этажа с чердачком, вспомнив все, чем научился в голодном отрочестве.

— Ублюдок...

— Именно, братик. А значит, что нам надо?

— Что надо?

— Домой и к детям. Как можно скорее.

— Ваня, мы же ничего не сможем, если он захочет забрать детей...

— Сможем, — отмахнулся Ваня. — Сможем. Пока Маша жива, он ничего сделать не должен, но вдруг? Надо срочно домой и написать Благовещенскому.

— Александру?

— Петька! Начинай ты думать! Старшему!

— Зачем? О чем?

— Виктор Николаевич— человек серьезный. А о чем написать? Так Андрюшка же, считай, его внук. С Машей они только случаем не породнились... думаешь, выпустит мальца из рук?

— А это не окажется из огня да в полымя?

Ваня сник.

— Не знаю. Петя,, я правда не знаю. Но если он Александра, как родного сына воспитал, то и Андрейка тоже его, получается. А мы уж рядом... мне ничего не нужно, но чтобы от детей не погнали. Маша бы этого хотела, сама понимаешь...

— Мы ей хотя бы этим обязаны, — согласился Петя. — Вань, думаешь, справимся?

— А выбора у нас нет. Обязаны. Ты вспомни, как мы без нее жили... сдохнуть — и то лучше было бы.

Петя невольно коснулся ноги.

— Вот-вот, — кивнул Ваня. — Бились целый день, даже и не понимали, куда что уходит. Машка нас из этого круга вырвала, а мы ей, самое малое, можем долг отдать. Позаботиться о мальцахх, рассказать им,, какая она... была.

Последнее слово Ваня произнес уже со всхлипом.

Ну что значит — была!? Разве можно так говорить о Маше?

О его веселой, умной, деловой сестричке, которая никогда не унывала, никогда не сдавалась, и всегда, всегда повторяла одно и то же.

Мы живы? Все остальное поправимо!

А сейчас она лежит, и к ней даже нельзя.

И исправить ничего нельзя. И...

— Вань, ты чего?

Усилием воли Ваня взял себя в руки. Губу, кажется, прокусил до крови, ну и плевать. Он даже не заметил этого. Какая разница, отчего во рту солоноватый привкус — кровь или слезы?

Неважно.

— Ничего. Чтоб этим Шуйским...

Петя прослушал речь брата до конца. И горячо поддержал.

— Да, их... в ... и там ... утрамбовать!!!

Но ругайся, не ругайся, Машу это вернуть не могло.

* * *

Дома Ваня написал несколько строчек, кое-как запечатал конверт и отправил со слугой.

Долго ждать не пришлось.

Виктор Николаевич прибыл, не прошло и получаса. Буквально вылетел из экипажа, как был, в халате поверх жилета, а следом за ним мчалась Александра Александровна.

Вся растрепанная, в простом домашнем платье, явно не для выхода на люди, встревоженная...

— Что случилось?!

— Ваня, что происходит?!

Ответить на этот вопрос был и просто — и невероятно сложно. Ваня справился, коротко описав все, что произошло на площади.

Супруги Благовещенские переглянулись.

— Паршиво, — подвел итог Виктор Николаевич.

Ваня развел руками, мол, ничего лучше предложить не могу.

— Куда могли унести Марию Ивановну?

— В личный императорский госпиталь, — грустно отозвалась Александра Александровна. — Полагаю, наш сын тоже там.

— А можно как-то это поточнее узнать? — Ваня посмотрел с надеждой. Он про таковой госпиталь даже не слушал, но раз он существует...

Для чего, кстати?

— Члены высочайшей семьи не станут лечиться в обычной лечебнице. А иногда для необходимого лечения не хватает одного лейб-медика.

— Так ведь если лечить раз в год, чего они там налечат? — пробормотал Петя, для которого эта тема была больной.

— Медики-то привлекаются обычные. А госпиталь оборудован в Кремле, — просто объяснила мальчишкам Александра Александровна.

— А Маша точно там?

— Я сейчас пошлю несколько человек с записками, — решил Виктор Николаевич. — Что-то да узнаем. И наверное, мы с Александрой Александровной переедем пока к вам. Пока суд, да дело...

Ваня выдохнул. С облегчением, чего уж там....

— Вы нас чрезвычайно обяжете. Я...

— Вот еще, — оборвала неловкие благодарности Александра Александровна. — Будешь ты еще словеса разводить... успокойся. Пойду, внуков проведаю.

— А меня прошу проводить в кабинет, — кивнул Виктор Николаевич. — Будем узнавать, что и как.

Ваня кивнул.

Ему стало чуть полегче.

В том-то и беда, решения он мог принять и сам. А вот выполнить их...

Ну кто такой Иван Синютин в Москве?

Таракан.

Даже меньше таракана — плесень. На одну ладонь положить, второй прихлопнуть — пустое место останется. Кто с ним будет считаться? Что и кому он докажет?

Не то, чтобы Ваня боялся — он даже не сомневался, что князь Горский скоро оклемается и пожалует в гости. И готовился встретить его со всем уважением, даже пистолет зарядил.

Мало ли что там государь сказал?

Слова без бумажки — лай дворняжки. Чай, и Горский тоже отлается. Скажет, что ничего плохого не хотел, что детей защищал, что...

Найдет, что сказать.

За себя Ваня не боялся. А вот за мальчишек...

Вот где беда-то — так беда.

Явись сюда Горский с присными, и отстоять малышей Ваня не смог бы. Кричи, не кричи, сопротивляйся, не сопротивляйся...

Сейчас у него есть хотя бы небольшой шанс. Он успел...

Теперь можно переодеться и привести себя в порядок. Маша не одобрила бы, что он ходит растрепой...

* * *

Иван XIV посмотрел на Романова без особого восторга.

— Игорь Никодимович, докладывай.

— Государь, на месте преступления обнаружено трое сбежавших Шуйских. Виталий, Алексей и Константин. Виталий решил сбросить бомбу на площадь. Если бы не княжна Горская, его намерение безусловно увенчалось бы успехом. Бомба состояла из нитроглицерина, стабилизированного с помощью магии и большого количества железной и стальной картечи. Картечи, металлических поражающих элементов... По счастью — не отравленных.

— Нам бы и того хватило.

— Да, государь. Расчет был на то, что мощный взрыв сметет магическую защиту, а поражающие элементы довершат дело.

— Не думаю, что я бы уцелел, — протянул государь. — И моя семья тоже. Сегодня могли умереть многие... Что сделала княжна Горская?

— Она выходила одной из последних. И задержалась на ступенях храма. Как я понял, она увидела убийцу. А по ментальному следу удалось считать три заклинания, примененные с невероятной скоростью.

— Какие заклинания?

— Она стянула всю пыль в воздухе над площадью.

— И остановила поражающую мощность взрыва. Не самое сложное заклинание.

— Но выполнено оно было поразительно быстро, за долю секунды. Вторым заклинанием она отбросила себя в сторону, чтобы никого не задеть. И активировала третье заклинание.

— Какое?

— Удивительно простое, государь. Потому и получилось выдать все это так быстро, что заклинания были не из сложных. Примитивные даже. На одной мысли и силе. Ни навыков особых не нужно, ни умений — просто скорость...

— Третье заклинание?

— Магнит, ваше императорское величество.

— Магнит?

— Да, государь. Она превратилась в нечто вроде мощного магнита и притянула к себе все поражающие элементы. Это ведь металл...

— Удивительно простое решение.

— Да, государь.

— Что с ней сейчас?

— Она в госпитале, ваше императорское величество. Прогноз неблагоприятный.

Государь опустил голову.

Побарабанил пальцами по крышке стола.

— Пусть для нее сделают все возможное и невозможное. Нужно будет пятьдесят докторов — наймите за любые деньги.

— Я был в госпитале, государь. Не поможет.

— Почему?

— Вытянуть из княжны картечь невозможно. А оставить внутри — нельзя...

Выслушав медицинские разъяснение, его величество нахмурился. Подумал несколько минут.

— Донеси до всех заинтересованных лиц. С этой минуты семья княжны находится под моим личным покровительством.

— Да, государь.

— Отправь документы этому мальчику... как его?

— Иван Синютин, государь, из мещан.

— Неважно. Составь приказ, я подпишу, и отправь тотчас же.

— Государь, но Благовещенский...

— Этот вопрос мы решим позднее. А приказ чтобы был готов в течение получаса.

— Да, государь.

— Слишком уж лакомый кусок ее дети.

Романов поклонился. Он думал точно так же.

Выживет княжна — хорошо. Она свою лояльность кровью доказала.

Нет?

Нельзя допустить, чтобы громадный кусок уральских богатств попал в цепкие ручки юртов. Потом не вырвешь. А тут повод — гранитный. Даже алмазный...

— Сию секунду, государь.

— Исполняй. И вызови некромантов. Я хочу знать, где старший Шуйский.

Романов поклонился и помчался исполнять приказы.

* * *

Его светлость, князь Горский, был безутешен.

Внешне — так точно. И повод был основательный — дочь умирает.

То, что скорбел князь не по умирающей дочери, а вовсе даже по сломанному носу, у него на лице написано не было. Оно, это лицо, преисполнялось самого благородного страдания.

Ага, если б еще на докторов это действовало.

Впустить князя к дочери они отказывались наотрез.

По поводу Благовещенского было распоряжение от Игоря Никодимовича.

По поводу князя?

Распоряжений не было. Принесете — впустим, хоть со всеми чадами и домочадцами. А пока — простите, князь.

Горский, хоть и злился, но старался этого не показать. Наоборот, причитал, как бабка на базаре, нещадно при этом переигрывая.

— Моя девочка. Моя бедная дочка...

Доктор смотрел с плохо скрытым раздражением.

— Ваша светлость, я вам ничем не помогу. Только разрешение от его императорского величества на встречу или на допуск к больной.

— вы хоть скажите — как она?!

— Плохо.

— И прогноз...

— Неблагоприятный, — резко ответил доктор.

Резко, даже зло, но...

У него на той площади вся семья была. И сам он там был, как дворцовый медик. Если бы не княжна Горская — точно бы там полегли. А он ничего даже сделать для нее не может.

Никак.

Сепсис, пара дней — и все. Никакая магия с такими повреждениями не справится. Никакая...

Горский вытер слезу. Вполне себе светлую, чистую — и крокодилову.

— Неужели нет никакой надежды? Я богат, я могу привезти любых докторов, любые лекарства, что угодно...

— Если бы это было возможно, — вздохнул, чуть смягчаясь, доктор. — идите домой, ваша светлость, к близким. И постарайтесь подготовить их. Это печально, но...

— Моя доченька...

Князь развернулся и медленно пошел к выходу.

Никто его не остановил, да и не нужно это было Горскому. В голове у него щелкали звонкие счеты. Костяшки летали в одну и в другую сторону.

Дочь умирает — минус.

У нее остались дети — плюс.

Дочь — маг.

Дети тоже маги — плюс.

Была заключена помолвка с Алябьевыми?

Эммм... не была. Но кто это опровергнет? Даже если задним числом... и можно сказать, что княжна не пошла бы против воли родителя. А что поругались... так чего в семье не случается?

Надо ехать к Алябьеву.

Самому Горскому такой жирный кусок не проглотить, поперек горла встанет. А вот если с Алябьевым объединиться...

Надо ехать.

И немедленно!

Нос?

А что — нос. Будет еще время разобраться с мерзким мальчишкой.... Никуда он не денется. А вот свое право на деньги надо застолбить уже сейчас.

Государь, конечно, свою волю высказал, но ведь князь ничего такого и не делает? Он просто заботится о своих внуках! Хорошо заботится...

И князь Горский быстрым шагом направился к выходу из дворца.

* * *

Ваня даже не удивился, когда в двери дома постучали.

А когда увидел в окно Горского, плюс несколько человек в цветах юрта Алябьевых, плюс околоточного...

Вот кто б сомневался?

Молодой человек резко захлопнул окно и бегом бросился в детскую.

— Петька!

— Да?

Младший брат был тут. Очень кстати.

— Сиди с мелкими. Если что — хватаешь Нила и ноги в руки.

— А Андрейка?

— Его оставляешь, ему ничего не будет.

— Понял. Куда нам идти?

Ваня ненадолго задумался, потом вспомнил.

— На квартиру к Александру, помнишь — где?!

— Помню. А если и там...?

— Тогда в парк. Туда, где мы Александровых родителей повстречали. Деньга есть?

— А то ж.

— На, еще будет.

Ваня выгреб из кармана все ассигнации, которые там были. На глазок получалось достаточно, месяц прожить безбедно хватит, да не в провинции — в первопрестольной.

— А эти? — кивнул вниз Петя.

— Задержу их, сколько могу. Ты слушай. Получится отвадить — отважу. Нет — наброшусь, подниму шум, а ты хватай старшего и уходи.

Петя кивнул.

Нос на лице не спрячешь, как Маша ни таила способности Нила, Ваня примерно догадывался, что малыш не совсем и человек. И не хотел для него плохой судьбы. Андрюшку еще может получиться выцарапать. Он и чистокровный человек, и опять же, сын Александра. Но Нила им никто не отдаст.

Никто...

Лучше уж сразу подстраховаться...

— Понял?

— Да. Удачи, братик.

Ваня на миг притянул к себе Петю, крепко обнял и чуть встряхнул.

— Головой за мелкого отвечаешь.

— Обещаю. Сберегу.

Ваня направился вниз.

Петя опрометью метнулся к себе в комнату. Наряд мальчика из хорошей семьи полетел в угол. Какие, к чертям, бриджи, какая выглаженная рубашка? В углу шкафа стопочкой лежали привычные ему суконные штаны, рубаха, картуз...

Вот, так-то лучше.

Ежели сейчас бежать и прятаться придется, лучше быть в чем привычном. Теперь за Нилом.

Подхватить малыша, потянуть за собой, прижать покрепче.

— Нилушка, тссс! Тихо, надо так, малыш... чтобы не прослышали нас...

Малыш послушно обхватил Петю за шею, прижался покрепче.

Глазенки его подозрительно блестели, по волосам словно золотые волны пробегали, вроде как пшеницу ветер колышет. Прошла волна, блеснула золотом — и нет ее. И вторая, третья... на пальцах блестели, то показывались, то пропадали золотые коготки.

Маленький полоз нервничал.

И Петя прижух наверху, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из гостиной.

А там разворачивалось настоящее сражение.

* * *

— Что значит — нет!? Да я тебя на конюшне запорю, холоп!

— Вы, князь, слишком горячитесь. Или меня вы тоже прикажете на конюшне запороть?

Анна Александровна была в своей стихии. Есть ведь женщины-воительницы, а что сейчас было, как не бой?

Схватка, яростная и беспощадная.

Иван Горский наступал на Ивана Синютина, а тот не пятился. Стоял твердо, как скала.

— Я не позволю забрать моих племянников!

— Да какие они тебе племянники, ты, быдло!

— Княжна Горская вышла замуж за господина Храмова, и вышла из-под вашей власти, князь, — Виктор Николаевич не собирался оставаться в стороне.

— Она овдовела.

— Вдовы у нас не обязаны возвращаться в родительский дом.

— Моя дочь заключила помолвку с Кириллом Алябьевым, и ее дети должны находиться под опекой отца.

— Врешь! — рявкнул Ваня. — Врешь, с...а!

Иван Горский рванулся вперед — не получилось. Драки не получилось, между ними встала Анна Александровна.

— Ваша светлость, прекратите немедленно!

Отшвырнуть даму в сторону не позволило хорошее воспитание. Князь Горский скривился.

— Я тебя в рудниках сгною! На каторгу пойдешь, мразь!

— Вдвоем пойдем! Ты — за подлог! — не сдался Ваня.

Каторга?

И плевать, везде люди живут!

— Ты мне еще угрожать будешь?!

— Да Маша отродясь никакой помолвки с Алябьевыми не заключала! И не собиралась!

— Будет княжна перед каждым сопляком отчитываться! Она это мне поручила, как отцу...

— Какой ты,, к ... отец?! Торговец!

— Ты мне и за это ответишь, щенок!

— Перед судом отвечу! А детей не отдам! Знаю, зачем явились — стервятники! Не отдам — и все тут! Нет у вас правов на них, никаких нет!

— Правов... законник нашелся! Сопли подбери, — скатился в базарную перебранку князь Горский.

Но и что делать — было непонятно.

Будь здесь одни мальчишки — он бы их мигом смял, даже и силой, и забрал малышей.

Но связываться с Виктором Николаевичем Благовещенским? По прозвищу— 'Сытая гюрза'?

Нет уж, не надо нам такой радости...

А как быть?

Патовая ситуация, в чем-то... детей забрать не получится, даже силой. А как...

Ивана Горского осенило.

— Тогда я остаюсь здесь. Приглядывать буду, не дай Бог с моими внуками что-то случится. Не этому ж быдлу их доверять!

И уселся в кресло.

— С какого это рожна? — взвился Ваня. — Вас сюда не приглашали — выметайтесь подобру-поздорову!

— И я останусь, и господа...

Виктор Николаевич покачал головой.

— Князь, вас явно дезинформировали. Начнем с того, что Мария Ивановна заключила помолвку — с моим сыном. И на то получено дозволение лично государя императора.

— Я на то согласия не давал! — взвился Горский, понимая, что выгода уплывает из рук.

Благовещенский нежно улыбнулся.

— А на то согласие Его Императорского Величества получено. Дети хотели вскорости и объявить, да случилось вот, с его высочеством...

— Что ж. Подождем, пока Машенька оправится, — с пафосом заявил Иван Горский. И уселся в кресло поглубже. — Она и решит, за кого замуж выходить.

На миг в гостиной повисло молчание.

Судя по тому, что узнал Благовещенский, у княжны шансов не было. Но заявить об этом вслух?

Как минимум — сдать позиции.

Благовещенский придумал бы что-нибудь, сказал, но...

Не успел.

Раздались шаги и в гостиную быстрым шагом вошел курьер Его величества, легко узнаваемый по мундиру.

— Добрый вечер, господа. Есть здесь мещанин Иван Синютин?

— А... я! — опомнился Ваня. — Да, а что...

— Вам пакет. Лично, в руки...

— Спа... спасибо, — Ваня принял тяжелый конверт с императорской печатью. И Виктор Николаевич тут же воспользовался ситуацией.

— Благодарю вас, господин. Не хотите пройти, чайку выпить?

Золотая монета скользнула в руку курьера, и тот провел по усам.

— Со всем нашим удовольствием.

— Ваня, а ты посмотри пока, что прислали. Может, ответ требуется, — распорядился Благовещенский.

Ваня закивал — и без особых церемоний ломанул печать на конверте. На ковер посыпался сургуч.

Читать он научился неплохо. И строчки пробежал глазами достаточно быстро.

А потом расплылся в такой злорадной улыбке...

— Ваша светлость, не желаете ли прочесть?

Естественно, князь Горский желал.

И письмо в руки взял с большой охотой.

А с какой охотой он потом бы скомкал его, швырнул на ковер и потоптал ногами! Да нельзя!

Воля императора...

Выраженная вполне ясно и четко.

Семья княжны Горской переходит под его, императора, личное покровительство. В чем Иван XIV и заверяет своей личной печатью и подписью.

Дальнейшее было бессмысленно.

Даже если князь сейчас заберет внуков — их вернут ровно через час. Может, даже быстрее. А что сделают с князем, который в такой обстановке, после покушения, нарушил императорскую волю...

Может, и не повесят. Но он об этом сильно пожалеет.

И Алябьев против государя не пойдет — не дурак же...

Здесь оставаться?

Тоже бессмысленно. Смысла нет...

Иван Горский поднялся из кресла. Обидно было до слез. Поквитаться с наглым сопляком — и то не выйдет... оставалось сохранить достоинство.

— Надеюсь, господа, вы сообщите мне, если будут какие-то новости о моей несчастной дочери.

— Разумеется, князь, — заверил его Благовещенский.

И почему в этих заверениях так явственно слышалось ехидное: 'щаззззз'?

Наверное, галлюцинация. Они такие, слуховые...

* * *

Петя едва дождался, пока уйдет Горский — и слетел вниз, таща с собой Нила.

— все в порядке? Да!?

— все хорошо, — успокоил его Ваня. — Можешь не бежать.

— Куда бежать? — тут же навострила ушки Александра Александровна. — иди сюда, маленький...

Полоз подумал — и пошел к тете на ручки. Видимо, родственную душу почувствовал.

— Я Пете сказал, если Горский все же прорвался бы — хватать малышню и бежать, — пояснил Ваня, не уточняя про Нила. Обоих хватать, пусть...

— Глупость несусветная,, — прокомментировал Виктор Николаевич. — Я это очень не одобряю.

— А мы без одобрения, — огрызнулся Ваня.

— А без одобрения бежать невесть куда, без денег, без связи...

— Глупо?

— Очень глупо. Вот бежать, к примеру, на Васильевскую, двенадцать, или на Мировую, сорок пять, совсем другое дело. Там у меня свои люди. А в неизвестность — не стоит.

Синютины переглянулись.

— Мы поняли, — кивнул Ваня. — В неизвестность никто бежать не будет.

— Вот и чудненько, вот и ладненько. А где второй карапуз?

— сейчас я за ним схожу, — кивнул Петя.

— Вот и давай. Имею право тискать внука, — вальяжно разрешил Благовещенский.

И откинулся в кресле.

Мальчишки — не дураки. Хорошее будет в семье пополнение.

* * *

Василий Шуйский прошелся мимо дома.

Раз, второй...

Дом княжны Горской выглядел легкой добычей.

Активировать амулеты, которые у него есть — и пройти.

Скрытность, неслышимость, отсекатель запахов, забор здесь вообще игрушечный... ладно, можно через него не лезть. Слуги свободно ходят, вот, за кем-нибудь из слуг и пристроиться.

Войти в дом, а там дальше и несложно будет. Амулеты у него хорошие, хватит и на него, и на детей... почему столько всего?

Так ведь невидимость — это полбеды. А неслышимость? Если в коридоре никого нет, но слышны шаги, дыхание, если начинает пахнуть кем-то чужим, к примеру, сигарами, до которых Шуйский был большой охотник...

Проблему надо решать комплексно.

Итак, войти, взять детей и убраться из дома. Уехать в другую страну, можно во Францию, там терпеть не могут русских, но если у тебя есть деньги, ты везде желанный гость.

Деньги у Шуйского были.

Не слишком много по его меркам, но на прожитие хватит. Если не шиковать, балов не закатывать, шесть выездов не покупать...

Ничего, мудрому достаточно. Хоть и не в том смысле было сказано данное выражение.*

*_Sapienti sat — мудрому достаточно. Означает, что умный поймет с полуслова, прим. авт.

Шуйский злобно усмехнулся.

Да, княжна Горская. Вольно ли, невольно, ты разрушила мои планы, а я уничтожу тебя.

Твои дети станут служить мне. Более того, они станут считать меня отцом, я стану для них царем и богом, они будут мне повиноваться. До тебя я не дотянусь, но до них — запросто. И сквитаюсь через них и с тобой, и с императором...

Если ты сильный маг, то и дети, наверное, не слабее...

Василий еще раз оглядел дом и отправился в ближайший трактир. По приказу государя,, все трактиры закрываются ровно в полночь. Конечно, кто-то и работает на свой страх и риск, принимает своих, тех, кто постучит условным стуком...

Это выгодно.

Но Шуйскому не надо сидеть всю ночь. До полуночи, а потом он попробует проникнуть в дом к Храмову.

Были дети ваши — станут дети наши.

Василий улыбнулся собственной шутке и направился в трактир. Стоило пообедать, пока есть время и возможность.

* * *

Письмо от Романова доставили вечером.

Ваня распечатал его, прочитал — и вздохнул.

— Что пишет Игорь Никодимович? — сунул любопытный нос Петя.

За что и поплатился щелчком по оному носу.

— Пишет, что состояние сестрицы без изменений. А нам с тобой можно к ней пройти завтра, в любое время, по предъявлении сего письма.

Петя кивнул.

— Детей с собой возьмем?

— Конечно! — горячо возмутился Ваня. — Конечно возьмем! Они же маги, хоть и маленькие...

— Обязательно возьмите, — поддержала Александра Александровна.

Она тоже знала об этой маленькой особенности.

Когда маг вырастал, он мог вспомнить всю свою жизнь. С момента рождения, в деталях... если хотел, конечно. Кто-то вспоминал, кто-то не придавал значения, но для детей...

Увидеть мать еще раз. Это — малость?

Ваня не знал, какими вырастут малыши, но если он их лишит этой возможности, они ему не простят Он бы точно не простил.

— Завтра с утра и поедем. Часам к десяти, чтобы малыши выспались, покушали, — подвел он итог.

— Я вам с собой прикажу одежду собрать для княжны, — подвела итог Александра Александровна. — Все же в своем спокойнее...

И все замолчали.

Они понимали, что Марии Горской осталось очень мало. Но...

— Ежь! Ну почему оно не сработало! — топнул ногой Петя.

— что не сработало? — уточнил Виктор Николаевич.

— Маша разрабатывала нечто вроде защитной одежды, — пояснил Петя. — чтобы в нее могли стрелять сколько угодно, а пули отскакивали. Как броня, только из ткани.

— такое возможно?

Мужчина искренне заинтересовался. Это ж золотое дно, если кто понимает...

— Маша хотела, но у нее что-то не получилось, — выдал секрет сестрицы Петя. — Она говорила, что там надо слоев десять носить. И удар-то все равно будет... ну не пройдет пуля внутрь, но потроха тебе так отобьет...

— Я бы все равно посмотрел на ее работу? — попросил Виктор Николаевич. Ох уж эти аристократы.

Не получилось что задумано — так надо и сразу бросить? А сколько еще может быть применений у такого чудесного материала?

Для обуви,, для плащей, для... так сразу не все и перечислишь, но Благовещенский подозревал здесь золотое дно. А чутье его редко обманывало.

— Я вам потом покажу, — махнул рукой Ваня. — Маша разрешила. Давно еще.

— Если что — я дам честную цену. Процент ее детям пойдет, — предупредил Виктор Николаевич. И был удостоен вялого кивка.

Процент?

Да кого это сейчас волнует...

Маша, Машенька...

* * *

— Маша, Машенька...

Ничего хорошего от врачей Александр не ждал.

Вот и сейчас, пришел молодой доктор, пощупал пульс, нахмурился, посмотрел на показания приборов и нахмурился еще больше. Принялся что-то изучать, калибровать, ворчать себе под нос.

— Что-то не так? — не выдержал Александр.

И был награжден почти отсутствующим взглядом.

— Минуту...

'Минута' растянулась малым не в полчаса, но Благовещенский не ругался. Видно же, человек делом занят. Не просто так стоит...

Наконец, манипуляции закончились, и доктор повернулся к Благовещенскому.

— Скажите, а магом воды ваша невеста быть не может?

— Нет, я бы знал, — отверг эту версию Александр. — А что?

— Странное с ней что-то творится, — честно признался доктор. — К этому моменту у нее уже должен начинаться сепсис, подниматься температура, а она не поднимается. Как была ровная — тридцать один градус, так и остается.

Благовещенский не был специалистом,, но что-то и у него между ушей задерживалось.

— Тридцать один?! Градус?!

Вроде бы температура человеческого тела — тридцать шесть и шесть, или он чего-то не знает о людях?

— Как госпожу Храмову привезли,, так мы температуру тела и измерили, — отчитался доктор. — Тридцать один градус. Посчитали это следствием шока и кровопотери, но видимо, это не так.

Александр потер лоб.

— Подождите, но тогда... если бы я ее брал за руку — она была бы холодной?

— Совершенно верно, Александр Викторович.

— Но такого никогда не было, — растерялся Александр, памятуя об их последней совместной ночи. — Женщина как женщина,, горячая, во всех смыслах, с совершенно нормальной температурой тела...

— Тогда мы наблюдаем нечто принципиально новое, — отбрил врач. — Не знаю, как это можно назвать, но госпожа Храмова словно... это даже не беспамятство, уж вы поверьте. В беспамятстве люди на что-то да реагируют, им больно, они шевелятся, стонут... но это и не кома. Это нечто среднее. Словно она в лед вмерзла и так застыла... ничего не понимаю.

Благовещенский развел руками.

Ага, вы, доктор, ничего не понимаете, а я должен понять?

Такого не бывает.

— Возможно, она проводила над собой какие-то ритуалы?

Александр покачал головой.

— Нет. Маша бы сказала.

— Родовые способности? Артефакты? Ну хоть что-то... ничего не понимаю!

Александр тоже ничего не понимал. Но и ответить ничего не мог. А что тут скажешь? Как объяснишь то, чего и сам не знаешь?

— Ничего такого не было.

— Ничего не понимаю...

— Она не умирает?

— Не знаю! — огрызнулся доктор. — Пока состояние стабильно. А что будет дальше... не знаю!

Развернулся и вышел.

Александр опустился обратно на стул, взял в руки Машину ладонь.

— Что же с тобой происходит,, девочка моя? Что?

Ответа не было.

Только запекшаяся кровь хлопьями сыпалась на простыню, пачкала ее черным цветом. А Маша все так же лежала, и руки у нее действительно были холодные.

Но она была жива, и остальное для Александра было неважно.

Спать?

Спать он не собирался до утра, а то и дальше. Пока кто-нибудь его не сменит. И не сиделка, а кто-то из родных...

Смешно? Глупо? Нелепо?

Ну и смейтесь на здоровье. А Александр был твердо уверен, стоит ему отвернуться, уйти... и Маша тут же ускользнет. Уплывет в небо легким облачком. Уйдет не попрощавшись.

Это — в ее характере.

Так что спать он не будет.

И никуда ее не отпустит.

Слышишь, любимая?

Не смей умирать!

Не смей!

* * *

Василий еще раз поправил плащ, проверил все пряжки — заклепки — застежки, чтобы ничего не скрипело, не отваливалось, не выдало своего хозяина в неподходящий момент — и шагнул к калитке.

Да, и такое бывало.

Когда человека не видно — не слышно — и запаха от него нет, а вот, поди ж ты!

Камешек отвалился с одного из украшений, да по ковру и покатился. Так и вычислили, кто тут шастает.

Так и обнаружили.

Шуйский обнаруживаться вовсе не хотел.

Ночью он забирает мальчишек, утром его уже не будет в Москве,, а через несколько суток он будет во Франции. Есть каналы.

Так что...

Вперед и только вперед.

Немного подождать? Не проблема.

А вот и подходящий случай.

Две служанки выходят из калитки.

Шуйский ловко наступил одной из них на платье. Девушка потянула подол, не понимая, за что зацепилась, вторая поспешила ей на помощь, и калитка осталась приоткрытой.

Того Василию и надо было.

Два шага — и он уже на территории особняка Храмовых. Теперь в дом.

В дом тоже было попасть несложно. Василий двигался по дорожкам, не прячась в кустах, да и защита была не активирована, не подумал об этом Ваня, не сообразил. А потому Шуйский остался цел и легко добрался собственно до особняка. Обошел его кругом, подергал двери — и резонно, обнаружил одну незапертую.

Для слуг.

Так и вошел.

А когда через десять минут конюх ушел от кухарки (когда еще и пить чай, если не заполночь?), дверь все равно не закрыли. Так, притворили, но на замок не запирали.

А чего закрываться-то?

Собаки в саду, мужиков в доме полно...

Раззвиздяйство обыкновенное, среднестатистическое. Ничего нового и удивительного.

* * *

Вот и лестница наверх.

Шуйский поднимался по ней медленно, с оглядкой, но ему навстречу так никто и не попался.

Ваня и Петя спали, измотанные тяжелым днем.

Супруги Благовещенские тоже спали — завтра им предстоял не менее тяжелый день, а потому Виктор Николаевич активировал лекарский амулет — и они с супругой заснули быстро, легко и без сновидений. Часто таким пользоваться не рекомендуется, откат может пойти — кошмары сниться будут, просыпаться каждый час начнешь, но если раз или два в месяц практиковать сон без сновидений — хорошо работает.

Качественно.

Спали няньки.

Эти спали в принципе. Двое детей, мелких, подвижных шебутных, активных, у которых начался (и продолжается) выполз и выход...

Милые деточки выматывают хуже, чем восемь часов на укладке асфальта. Кто не верит — может сам попробовать.

Но асфальт — это вообще не трудность рядом с чадушками.

Дети способны измучить кого угодно. Что они и делают, весело и со вкусом. Так что няньки спали, и слыхом не слыхивали, как приоткрылась дверь в детскую.

Маша настаивала,, чтобы пока дети жили в одной комнате. И под детскую была отведена громадная зала, в которой нашлось место и для двух кроваток, и для игрушек.

Рядом располагались ванная комната, гардеробная и комната нянечек. Кстати, те тоже спали, даже похрапывали в темноте. А что?

Дети спокойные, сытые, довольные... чего бодрствовать-то? Дня,, что ли, мало?

Шуйский сделал шаг вперед.

Второй...

Вот и дети.

Спят в своих кроватках, похожих на большие ракушки с бортиками. Один постарше... с него и начать?

Да, определенно. А то заорет, пока Василий будет младшего вытаскивать, всех перебудит... няньки!

Если амулет сна без сновидений применить на бодрствующего человека — он уснет. А если на спящего? Он несколько часов проснуться не сможет, настолько у него будет глубокий сон. Не хуже снотворного получится.

Так что...

Шуйский направил амулет на нянек и активировал.

На детей бы тоже стоило, но в том-то и дело, что дети. Слишком сильное магическое воздействие, да на малолетних магов... нет, не стоит. Ибо — непредсказуемо. Был случай, лечили у малыша зубки. Резались те плохо, вот и применил доктор магическое воздействие...

А дети же!

Детская магия вообще самая страшная, потому как неуправляемая, стихийная и активизируется в ответ на магическое воздействие...

В общем, тот доктор получил среди коллег кличку 'Акула'. Потому как зубы у него росли в три ряда. Так отразилось.

Если на непроявленных магов, или на обычных детей, никакой беды не будет, хоть с утра до ночи воздействуй. А вот если на проявленных...

А мальчишки могут быть проявленными магами, мать-то у них тоже... того.

Рисковать Шуйский не стал. И подошел к кровати Нила.

Откинул одеяло, подхватил мальчишку под мышки...

А больше он и сделать-то ничего не успел. Еще секунду назад мирно спящий мальчишка открыл глаза — и вдруг вытянулся весь, изогнулся...

И глаза у него — громадные, ярко-желтые, горящие в темноте и с вертикальными зрачками?!

Это — бывает!?

Шуйский от неожиданности даже не успел ничего сделать. Ни ребенка отбросить, ни руки разжать... он секунду смотрел в эти нечеловеческие глаза,, а мальчишка вытянулся еще больше, перегнулся почти пополам — и вдруг впился зубами в руку Василия.

Шуйский и пискнуть не успел.

Клыки ударили остро, точно...

А потом от руки мужчины к голове хлынула теплая волна, ноги стали ватными,, подкосились... и Шуйский как стоял, так и осел на ковер.

Полозы не ядовиты?

Так это не те полозы. Нил оказался вполне себе ядовитым. Просто раньше он не кусался, ему и шипения хватало,, но здесь и сейчас?

Нет, нельзя.

Здесь младший брат.

Здесь няньки.

Если он зашипит — всех накроет, никто не спасется. Нельзя шипеть. А вот кусаться — можно и нужно, что Нил и проделал.

Он легко выскользнул из ослабевших рук мертвеца.

А поскольку ребенок был спокойный и тихий, то попросту полез к себе, обратно. Досыпать.

Орать?

Поднимать тревогу?

Но это ведь ребенок, совсем маленький!

Почуять угрозу для себя и брата он способен, защититься может,, а вот осознать, что надо звать взрослых...

Это уже оказалось за пределами понимания Нила. Он укрылся одеялом, подтянул к себе любимую игрушку — плюшевого ежика с грибочком на спине, совсем,, как настоящим, и через пять минут уже спал, уютно посапывая маленьким носиком.

Убийство?

Вот уж чего не собирался делать малыш, так это переживать. В его системе координат все было просто.

Дядя плохой — дядя хочет зла Нилу — дядя пытается его унести из дома?

И кому нужен такой дядя?

Укусить его — да и вся недолга. И спать... спааааааать...

Глава 11.

Победы, беды и последствия.

Утро в особняке Храмовых началось весело. С громкого, жизнеутверждающего визга горничной.

А то ж!

Входишь ты в детскую, принести поднос с завтраком, а там!

На ковре!

Рядом с детскими кроватками!

Мертвяк!

Андрюшка спит еще, Нил уже проснулся, сидит в кроватке, не выказывая никакого желания вылезти, книжку читать пробует, а на ковре рядом с ним мертвяк валяется.

Это ж ужасти что есть!

Конечно, поднос оказался на полу, каша на ковре, а служанка вылетела из комнаты вопя так, словно мертвяк только что перевернулся и ей неприличное предложение сделал.

Далеко служанка, правда не убежала. Наткнулась на Александру Александровну, которая решила до завтрака зайти к внукам, проверить,, как за малышами ходят.

Свой глазок — смотрок, как гласит старая поговорка.

Вот она и хотела посмотреть. А что получилось...

Служанка ее чуть с ног не сшибла, хорошо Александра Александровна отскочить успела, и та пронеслась, воя, словно обезьяна-ревун.

Как уж там на шестнадцать километров — не ясно, но в особняке ее услышали все. И мигом помчались на шум.

Александра Александровна успела первой.

Вошла — и чуть сама не взвыла.

Вот представьте себе!

Детская, все кругом спокойно, уютно, комната большая и светлая, отделана деревом, выдержана в теплых золотистых тонах, большой ковер на полу, тяжелые шторы, все это в гамме оттенков от золотистого — до светло-коричневого, и на полу, рядом с кроваткой Нила, словно черное пятно.

Труп.

В плаще.

Ну, выть и орать госпожа Благовещенская не стала, чай, не дура-девка. Вместо этого она взяла себя в руки, подошла, присела рядом и поглядела на лицо трупа. Как-то так он свалился набок...

— ... Шуйский, ...!!!

Там еще кое-что было сказано, и до, и после фамилии, но даме такие выражения употреблять не комильфо. Так что прозвучала только одна фамилия — и точка.

— ...? — заинтересовался выражением бабушки маленький Нил.

Александра Александровна даже отреагировать не успела. Примчались ее муж, Ваня, Петя...

И вот хоть кто б оказался оригинален!

— ... Шуйский, ...!!!

Разнились только эпитеты, а экспрессии у всех хватало.

Решение принял Ваня.

— Надо срочно гонца к Романову! Срочно!!!

* * *

Дурдом?

Нет, дом Храмовых.

Ровно через полчаса там началось такое, что даже злющий цепной кобель на заднем дворе спрятался в будку и, от греха подальше, вцепился в кость. Лишь бы не гавкнуть.

А то и ему достанется.

Романов прилетел лично, удостоверился, что в детской на ковре лежит дохлый Шуйский — и началось!

Допрашивали — всех!

Охрану, слуг, служанок, домочадцев... если б кто еще и что-то сказать мог! А так!

Ничего не видел, ничего не знаю...

Но Шуйский-то здесь!?

И померши!

От чего?

Да кто ж его знает! От угрызений совести сдох, наверное!

Змеиный укус на кисти руки?

А тут есть одно крохотное 'но'. Укус-то не змеиный, укус вполне человеческий. Ну, схватил он ребенка, а тот его укусил. И что?

Если б так все помирали...

Пошел, поругался с человеком, укусил его — и готово? Если бы! Некоторых хоть ты с ног до головы искусай — не поможет. А тут — сердечный приступ?

Да судя по рассказам знакомых, у Шуйского отродясь сердца не было, такую сволочь еще поискать было! А детский укус Романов вообще во внимание не принял. Все дети кусаются. И человечество еще не вымерло.

Но как-то происходящее объяснить надо?

Надо!

А как?

Оставалось попробовать расспросить Нила, как-никак почти трехлетний малыш — это не бессмысленная кукла в пеленках. Он и разговаривал уже вполне прилично.

Разговор, правда, происходил в присутствии Вани и Пети, но это Романов понимал. Попробуйте сами, допросите малыша. Да просто поговорите с ним без родителей! Еще и не получится. Либо от вас удерут, либо разревутся, либо...

Есть такие дети, которые с кем хочешь поговорят, но это не правило, а исключение. Так что...

— Нил, скажи мне, ты видел дядю?

— Дядя бяка.

Романов подумал, что это — очень точное определение Шуйского. Но....

— А ночью он к вам приходил? Ты его ночью видел?

— Видел. Дядя бяка, он хвать, а я его ам!

Нил звучно щелкнул аж двенадцатью зубами.

— А что дядя?

— Дядя бух.

— А ты?

— Я баюшки...

Игорь Никодимович крутил так и этак, но в результате подвел итог.

— Видимо, Шуйский хотел или похитить или убить детей. Похитить, наверное. Убить можно бы и проще, у него нашли несколько амулетов, которые способны были убить в доме все живое.

— Брррррр! — поежился Ваня.

Романов успокаивающе похлопал его по плечу.

— Не переживайте, молодой человек. Видимо, Шуйский просто перенервничал. Вчерашний день ему тяжело дался, а тут еще похищение детей... когда он вытащил Нила из кровати, малыш его укусил.

— Там кусать-то еще нечем, — буркнул Ваня.

— А все равно. Это оказалось последней каплей. Подозреваю, что Василий Шуйский умер просто от шока. От нервов, от страха... сердце разорвалось.

— Жаль, оно так долго продержалось, — буркнул Ваня. — Пораньше бы.

Романов ханжески покачал головой, мол, нельзя желать гибели ближнему своему, но в душе был полностью согласен с Ваней.

Действительно, сдох бы раньше — всем бы легче было.

— Странно, что малыш шуметь не стал.

Петя, который так же присутствовал при разговоре, фыркнул.

— А что странного? Малыш просто не понял, что происходит. Дядя пришел,, дядя лег на пол... может, он няньку и позвал, но та не отозвалась.

— Не могла отозваться, — педантично поправил Игорь Никодимович.

— Вот. Нилушка у нас мальчик спокойный, он просто вернулся в кроватку и уснул.

Романов хмыкнул.

— Сам бы не видел — не поверил бы.

— Чего только в жизни не случается, — развел руками Благовещенский-старший, присутствовавший при разговоре. — Игорь Никодимович, как там моя невестка?

— Мария Ивановна пока без изменений.

— Это хорошо или плохо? — не понял Ваня.

Романов пожал плечами.

— Сложно сказать. В ее состоянии все, что не несет ухудшений — уже благо.

Спорить с этим было сложно.

— Мы к ней сегодня собираемся...

Романов только кивнул.

А что тут скажешь?

Я надеюсь, что Мария Ивановна выживет? Так он не надеялся. И даже не верил.

Надеюсь, что все будет хорошо? Увы...

Что тут скажешь. Просто посоветовать держаться — и заняться своим делом.

* * *

— Ваня, ты мне не хочешь ничего рассказать?

Виктор Николаевич не особенно верил в инфаркт у Шуйского. Но...

— Не хочу, — прямо ответил Иван Синютин.

— Но можешь, — теперь мужчина уже не спрашивал — утверждал.

Ваня пожал печами.

— Могу, да, но это не мой секрет.

— Вот даже как?

— Маша сделала все, чтобы защитить детей, — обтекаемо выразился Ваня. — Ради них она готова была жизнь положить, а уж чтобы кто-то причинил им вред... такого она допустить не могла. Никак.

Благовещенский медленно кивнул.

— Ты знаешь, что именно она сделала?

— Я не маг.

— Но догадываешься?

— У меня есть все Машины записи. Более того, Маша распорядилась, если что-то случится, отдать их мне. Такое вот наследство от сестры.

— Богатое наследство.

Благовещенский не иронизировал. Новый подход к магии, новое решение старых задач, нестандартное применение... он уже успел оценить Марию Храмову по достоинству. За такие записи маги готовы будут левую руку отдать. А у Вани цена будет куда как дешевле.

— Да, — кивнул Ваня. На миг в уголке глаза блеснула слеза, но парень подавил предательские спазмы в горле, и продолжил. — Я к ним не притронусь, пока Маша жива.

— Потом посоветуйся со мной. Не хотелось бы, чтобы тебя обманули.

— Посоветуюсь, — согласился Иван.

Советоваться он собрался не только с Благовещенским, и тот отлично все понял. Но стоит ли спорить?

Своего он не упустит, а условия постарается предложить выгодные.

— Романов не пытался наложить на записи руку?

Ваня улыбнулся. Первый раз за весь разговор, весело и искренне.

— Пытался.

— И?

— И получил записи. Маша все делает в нескольких экземплярах и на отдельных листах. Потом собирает листы в папки, сверху кладет перечень заклинаний... Выдернуть нужные — дело пяти минут. Потом сделать копию и положить на место.

— И все разработки остаются у нее. Умно.

Ваня кивнул.

Это Благовещенский еще не знал, что на каждое заклинание придумано несколько вариантов 'с подвохом'. К примеру, можно ускорить рост огурцов.

А можно его так ускорить, что все огурцы... они вырастут. Но цвет у них будет фиолетовый.

Поди, продай такие.

Можно, конечно, но купят ли? Или вкус поменяется. Будет, как вата.

Маша это предусмотрела, и Ване объясняла, что и как действует. Половина слов была для него китайской грамотой, но ориентировался он в работе сестры неплохо.

— Маша вообще умничка.

Виктор Николаевич был с этим согласен. Какая была бы невестка! Чудо!

Дарью он не особо любил, скажем честно. В семью принял, относился ровно, защищал, берег, но...

Всегда это жутковатое слово из двух букв.

Дарья ему не нравилась своей непорядочностью.

Она связалась с женатым мужчиной, полезла в чужую семью, в которой, на минуточку, есть несовершеннолетние дети. За такое от судьбы втрое прилетает, но не о судьбе речь, о порядочности.

Хороший это поступок?

Не надо петь о любви, если любишь, как раз все для любимого и сделаешь. Даже откажешься от него, лишь бы единственному в мире человеку плохо не было. А вот так...

Это не любовь.

Это похоть, плюс жажда власти и денег, плюс моральная распущенность... даже его Сашенька, будем честны, полезла не в чужую семью. Она полезла утешать страдальца.

Холостого.

Без детей.

Что Храмов не пожелал жениться — вопрос другой, но Александра Александровна за свою глупость была наказана быстро и жестоко. Дарью провидение покарало позднее. И Виктор Николаевич был в этом свято уверен.

Не любил же он Дарью именно за непорядочность. Скажем честно — если человек однажды оказался способен на подлость, то и в дальнейшем ему доверять не стоит. Это как с волком, который попробовал крови — он станет людоедом. Он будет убивать.

Вот и здесь то же самое.

Дарья поступила подло — она поступит так же еще раз. И даже не раз. И поступила.

За что, собственно, и поплатилась. Дочерью и рассудком.

За что поплатился Александр?

Да было за что. Если выбираешь делать карьеру не талантом, а этим самым... торгуя собой... чего ты ждешь-то? Конечно, тебе прилетит. На том и мир стоит, что каждое действие равно противодействию. Это закон природы, и хотя о нем можно забыть, обойти его не получится.

Но вслух Благовещенский ничего этого не сказал. Зачем?

Если Ваня поумнеет, он это и сам поймет. Если нет — к чему метать бисер перед хрюшкой?

— Я прикажу заложить карету.

— Спасибо, — Ваня посмотрел признательно и грустно. — Если бы не вы... мы бы могли не справиться.

Виктор Николаевич положил парню руку на плечо. И был он ростом ниже Ивана, и внушительно не смотрелся в простой пиджачной паре, а поди ж ты!

— Не переживай... племянник. Справимся. Веник поодиночке ломают, а вместе мы — сила.

— Спасибо.

Ваня умчался, а Виктор Николаевич какое-то время еще смотрел в окно.

Что за сила у малыша?

Вот ни разу он не верил, что Шуйский умер от переживаний. Магия?

Но в таком возрасте?

Малышу еще пяти лет нет, а сила уже прорезалась, и силу свою он контролирует, определенно. Иначе бы Ваня себя по-другому вел. Волновался, тревожился... а он спокоен.

Почему?

Потому что знает, что именно происходит. Знает...

Определенно, Нила надо сохранить в семье. Как только княжна Горская умрет, надо заявить о родстве и признавать малыша. Не сыном Александра, так братом. Подумаешь, эка невидаль...

Надо с женой об этом поговорить.

Александра поймет.

Конечно, придется себя слегка... дискредитировать, но это еще подумать, как преподнести. Можно и так, что сочинители романов обрыдаются. И смеяться никто не будет.

К примеру, случилось.

А Виктор был влюблен, безумно и безнадежно, и предложил свою помощь беременной девушке. Дальше — см. те же романы. Они друг друга полюбили, поженились, нарожали детей... то есть сначала поженились, а потом жена его полюбила по-настоящему.

А Храмов так и не женился, потому что его сердце было разбито.

Это, конечно, надо еще обдумать. Но ради такого сокровища как Нил, большинство глав юртов себя не то, что рогоносцами — копытоносцами выставить согласятся.

Определенно, надо действовать.

И Виктор Николаевич отправился к супруге. Ему нужен был хороший совет.

* * *

— Что, простите, обнаружено?!

— Змеиный яд.

Лаборант был бледен и откровенно трусил, но на Романова смотрел непреклонно. Хоть ты меня тут казни, а была, была гадюка. Или — кто?

— Чей яд-то?

— Тайпана.

— ЧЕЙ!?

Тут воображение у Романова окончательно отключилось.

— Тайпан — это такая змея, семейства аспидовых. Он же Oxyuranus scutellatus.

Если б Романовы это о чем-то говорило.

— И это этот оксиурановый...

— Это самая крупная и самая ядовитая змея Австралии.

— Чья,, прости, змея!?

— Австралии. И еще Новой Гвинеи.

Игорь Никодимович закатил глаза.

— Ну и как этот...

— Тайпан...

— Да тайпан, оказался здесь?

— Не могу знать, ваше...

— Цыц. Привезти его могли?

Лаборант немного подумал.

— Сложный вопрос. Вообще, могли, но это очень долго, очень дорого и вообще, его никто дома не держит. Одна ошибка, и...

Романов подумал, могла ли приютить змейку княжна Горская...

— Он агрессивен?

— Очень.

Тогда не могла. Как-никак, у нее двое детей. Но откуда тогда взялся тайпан?

— Это точно такая змея?

— Абсолютно точно, Игорь Никодимович. Яд необычайно силен. Обычно человек с укусом тайпана может прожить до двенадцати часов, но в этот раз смерть наступила почти мгновенно.

— Откуда вы знаете, что это яд тайпана?

— У нас в лаборатории есть немного. Как вы знаете, змеиный яд отличается...

— Не знаю, — оборвал Романов. — Мне достаточно, что вы знаете, о чем говорите.

— Это определенно тайпан, — кивнул лаборант. — Ваше высокопревосходительство...

Романов махнул рукой. В рабочей обстановке он разрешал общаться без чинов, пока их все проговоришь — уже завтра наступит.

— Значит, тайпан. Они есть в Москве — живые?

— Вряд ли, ваше высокопревосходительство. Даже у нас в зоопарке его нет, хотя ...

Романов оборвал и этот словесный поток.

Ну не Шуйский же с собой тайпана притащил? Это уж вовсе бред!

Или не бред?

Надо сказать Благовещенскому, пусть дом проверит. А что?

Убивал же какой-то гад с помощью змеи, запускал ее в вентиляцию — и все, отпевай да хорони. Может, и тут нечто подобное планировалось?

Жаль, что Шуйский так быстро помер. Романов не отказался бы его расспросить подробнее.

* * *

Шесть человек.

Виктор Николаевич с супругой — в простом платье, приличествующем купеческому званию. Добротное качественное сукно, лучше многих шелков, у жены кольцо и серьги, но очень тонкой работы, понимающему взгляду сразу ясно станет, стоил этот гарнитур дороже иного домика.

У мужа такие же непривлекательные внешне, но безумно дорогие часы.

Для тех, кто разбирается.

Ваня — в светлой пиджачной паре. Петя в наряде мальчика из хорошей семьи — рубашка, бриджи, пиджачок в талию, Нил в матросском костюмчике, Андрейка в кружевах...

Респектабельно.

Но пропуск у них все равно проверили. Мало ли что? Мало ли кто?

В противовес им, Александр Благовещенский выглядел так... краше в гроб кладут.

Растрепанные волосы, серое лицо, запавшие глаза...

Прошедшая ночь словно стесала с его лица излишки плоти, заставила осунуться, и как ни странно, помолодеть. Он выглядел совсем бледным и очень грустным.

— Сашенька! — ахнула Александра Александровна.

— Да, мама.

— Что Машенька?

— Без изменений.

— До сих пор? — искренне удивилась Александра Александровна.

— Доктора сами озадачены.

И причем — в лучшую сторону. У Александра создавалось впечатление, что к этому времени Маша уже должна была быть мертва. А она...

Нет, не понять.

— Сашенька, мы пока побудем с ней, — тут же взяла быка за рога Александра Александровна. — а ты пока сходи, переоденься и покушай.

Александр улыбнулся краешком губ.

— Не будешь уговаривать поехать домой?

— Нет, не буду.

— Или поспать?

— Тоже не стану. Переоденься, сынок, приведи себя в порядок и покушай. И приходи. На ночь к тебе приехать?

— Я приеду, — кивнул Ваня.

— А я сейчас останусь, — поддержал его Петя.

Александр посмотрел на ребят, а потом кивнул.

— Ваня, поедешь сюда — захвати перекусить. Больничная еда — жуткая гадость.

— Даже если это личная больница Его Императорского величества?

— Маша сказала бы, что вензель на клизме не влияет на функциональность, — задумчиво произнес Иван.

Ответом ему стал веселый смех. И это было так... кощунственно!

Мужчины развернулись к смешливому типу, и увидели перед собой доктора.

— Интересная дама ваша госпожа Храмова.

— Да, доктор, — процедил Ваня.

Не то, чтобы простил, но понял. Что взять с медиков? Они такие, циники, ехиды.... Это для родственников больного смерть — трагедия. А для них производственный процесс. Ничего нового, ничего интересного.

Случается, причем нередко.

— Вы все к Горской?

— Да, господин...

— Алешин, — представился доктор. — Тимофей Ильич.

— Очень приятно. Виктор Николаевич. Благовещенский, — представился в ответ владелец заводов, газет, пароходов. — Это моя супруга, Александра Александровна, наши племянники, Иван, Петр Нил, Андрей.

— Кем вы приходитесь больной?

— Несостоявшиеся свекор и свекровь.

— А мы — Машины братья, — представился Ваня. — Это ее сыновья.

— Оба?

— Да.

Доктор пожал плечами.

— Что ж. Всех я вас к больной не пущу, проходите по очереди.

Гости переглянулись — и единогласно вытолкнули вперед Ваню, вручив ему Нила.

— Потом пойдем мы с Андрюшей, — решила Александра Александровна, — Потом Витенька и вы, Петя. Хорошо?

Петя кивнул.

Очередность для него была непринципиальна. Главное — к сестре пустят.

* * *

Ваня с ужасом поглядел на сестру.

Как же Маша осунулась... всего сутки, а ее словно вдвое меньше стало. И вся такая белая...

Страшно даже.

И не дышит почти...

Он уселся рядом с кроватью, поудобнее перехватил Нила.

— Посмотри, малыш. Это твоя мама. Ма-ма...

— Мама, — послушно повторил Нил.

И принялся выворачиваться из рук Ивана.

— Ты куда... эй!

Бесполезно.

Малыш открыл рот — и душевно так зашипел на Ивана.

— Ёжь твою рожь!

Такого Иван не ожидал.

И с ужасом смотрел на происходящие с малышом метаморфозы. Заблестели золотом волосы мальчика, потом чуть поменялось лицо, глаза обзавелись вертикальными зрачками и тоже загорелись золотым светом, во рту откуда не возьмись, выдвинулись клыки, кажется, по шее побежали чешуйки?!

Ваня даже двинуться не смел.

А Нил перебрался на кровать к Маше, обнял мать за шею — и прижался щекой к щеке. И тихо-тихо засвистел.

Или зашипел?

Ваня медленно встал. Подошел к двери в палату и крепко подпер ее спиной. Авось, никто не войдет, пока Нил не успокоится.

Малыша, и верно, хватило ненадолго.

Он отцепился от матери, лег рядом, вытянулся — и тут же уснул. И Ваня в ошалении смотрел, как малыш меняется обратно.

Вот исчезли чешуйки, потемнели волосы...

Кто это?!

Или — что это такое?

Ваня едва не сплюнул на пол.

Да что он несет, к-кретин?!

Кто, что...

Это — Нил!

Его племянник, сын его любимой сестренки! На том Ваня стоял, стоять будет, и вообще...

Если кто усомнится, он тому... в нос даст!

Его это кровь. Его семья. Все!

А кто там отец был... а неважно! Синютин он... то есть Горский, но это не совсем важно. Все одно — свой!

Ваня осторожно отошел от двери, на цыпочках, лишь бы не услышали снаружи, поднял Нила на руки — и направился к выходу.

* * *

Петя зашел последним.

Виктор Николаевич посмотрел на Машу, покачал головой.

— М-да...

Петя хлюпнул носом.

— Машенька...

На плечо ему легла теплая ладонь.

— Держись, дружок. Не унывай...

— Ага... легко вам говорить, — Петя хлюпнул носом еще раз. И плакать-то не собирался... оно само!

— Нелегко. Но она бы хотела видеть тебя сильным, ты это понимаешь.

— Понимаю...

— Вот и держись.

Петя кивнул и взял Машу за руку.

— Машенька... сестричка, не умирай, пожалуйста... Маша...

Тишина.

Ни звука, ни жеста в ответ...

Петя так и держал Машину руку, когда вернулся Александр. Чуточку посвежевший, переодевшийся, но все равно ужасно усталый и словно бы посеревший. Выцветший...

— Как она?

Петя покачал головой.

— Ничего. Лежит — и все.

Раньше они с Ваней, честно говоря, думали о Благовещенском разное.

Нужен ли он Маше?

Нужен ли им такой человек в семью?

Может, стоит еще подождать, кого другого приглядеть?

Да мало ли что? Мало ли кто? Все же Маша яркая, живая, искренняя, вся горит огнем, а Благовещенский... какой-то он смутный.

То ли дождик, то ли снег, то ли любит, то ли нет. Неясно с ним было.

А вот сейчас все понятно.

Любит.

Не переживал бы так, если б не любил. Не плакал бы. Не звал Машу...

Сейчас Ваня и Петя согласились бы на все, лишь бы сестра была жива. Поздно...

— Петя, ты где испачкался?

Петя посмотрел на руку. Потом на след на пиджаке...

— Не знаю. Что это вообще такое?

— На ржавчину похоже, — пригляделся Ваня. — Где ты умудрился ее найти?

— Не знаю...

Ваня тоже не знал. А потому кивнул на выход.

— Мы поедем. Александр Викторович, вы нас позовете, если что?

— Да, разумеется.

Слова 'смерть' не произнес ни один. Хотя оно незримо витало в воздухе.

Страшно было. И вообще — не зови, вдруг да забудет? И не придет...

Александр отправился в палату. Присел рядом с Машей, взял ее за руку...

— Машенька...

Девушка лежала как и прежде, без движения. Спокойная и недвижимая, словно спящая царевна из старой сказки. Только хрустального гроба и не хватало.

Если бы можно было ее оживить поцелуем.

Александр наклонился и легонько коснулся губами ее губ.

Губы были холодными. И...

Не понял?

Какой-то странный привкус остался... Александр провел пальцем по своим губам, облизнулся, подумал пару минут...

Железо?

Да, похоже...

Но откуда?

Врач появился весьма и весьма вовремя.

* * *

— Как наша больная?

— Без изменений, — отрапортовал Александр.

Тимофей Ильич подошел к кровати и принялся изучать показания. Амулетов и артефактов на кровати висело столько — хоть ты магазин открывай. Они мигали огоньками, меняли цвет, несколько штук вообще тихо гудели, отчего создавался эффект гнезда шмелей...

Ничего не понятно, но впечатление производит. Факт.

— Странно...

— Что именно? — не удержался Александр.

— Что-то поменялось в составе крови, — задумался доктор.

— Сепсис?

Слово было страшным. Слово было приговором.

— Нет, — отмахнулся доктор. — Не похоже.

— А... что тогда?

— Не понимаю. Такое ощущение, что у нее слишком много железа в крови...

— Но... так не бывает?

Медиком Александр не был, но уж такие-т о вещи знал. Их каждый образованный человек знал.

— Я тоже ничего не понимаю. У нее нет сепсиса, у нее стабильное состояние, но... полное ощущение, что кровь насыщается железом...

— Да? — совершенно по-идиотски спросил Александр.

— Да... а это что такое?

Доктор провел пальцем по коже девушки.

Это было почти незаметно — из-за многочисленных ранок. Но палец словно бы окрасился. Чем-то... рыжеватым?

— Что это? Не понимаю...

Доктор покачал головой.

— Я тоже не понимаю. Но у меня такое ощущение, что железо... выводится через поры кожи!?

— Это невозможно!

— Знаю! Но... вижу другое!

Александр покачал головой. Хотя... а какая разница. Главное...

— Но она не умирает?

— Нет. Состояние стабильное.

— Слава Богу!

Доктор покачал головой.

— Вот уж и не знаю...

Но Александру было все равно. Если Маша не умирает...

Да плевать на причины! Главное — результат! А там... пусть хоть железо выводится, хоть золото... главное — чтобы жива осталась. Остальное разберем!

* * *

Плевать было Александру.

Он бы и на железо согласился, и на золото, и на что хочешь, лишь бы любимая женщина выжила.

Вот ведь...

Под пулями ходил, не кланялся, но в том-то и беда. Под пулями — проще. Легче, спокойнее...

Тебя убьют — и все. Миг и нет. И только тебя, не родных, не близких...

Ты уходишь первый, ты отдаешь свою жизнь за правильные цели. За родину, за царя-батюшку, за то, чтобы Русь стояла, чтобы никогда не приходила на родную землю беда, не плакали женщины, не сиротели дети...

Это правильно.

А в больничной палате, когда уходит твой любимый человек, а ты ничего — вообще ничего! — не можешь сделать?

Землю бы перевернул, дракона голыми руками поборол, а нет того дракона. Не с кем бороться, и сделать ты ничего не можешь, и врачи не могут...

Какое ж гадкое ощущение бессилия.

И можешь ты только сидеть до последнего рядом, и за руку держать — и плевать, что там снаружи происходит.

Последние минуты рядом у него никто не отберет.

Так Александр и поступил.

А вот врачам было весело и интересно.

Они даже самим себе не могли объяснить, что происходит с больной. И ладно бы больная была никому не нужна, тогда б ее по-простому на опыты пустили. Она была нужна. И важна. И ей интересовались. И требовали отчета...

И как отчитываться?

Так и доложить?

Извините, но я не знаю?

Что-то с больной происходит, но что именно — непонятно. Надо понаблюдать, а там, может, и разберемся. А может, и нет.

Разрешения на препарирование ведь никто не даст...

Вот как тут быть?

Никак.

Врачам оставалось только крутиться рядом, заходить каждые полчаса, мониторить состояние пациентки и с удивлением констатировать, что расход магии на поддержку не увеличивается, а состояние не ухудшается. А пора бы...

Два дня?

Да и суток не давали!

Не женщина — решето, чудом не повреждено сердце, крупные сосуды... или?

Вскрывать, повторимся, ее не дали. А что там внутри — как иначе посмотришь? Магия — не всесильна, увы.

Оставалось ждать, ждать и ждать.

* * *

Дома Ваня устроил Нила в кроватке. Сел рядом, погладил малыша по голове.

— Интересно, кто ты такой?

Малыш посмотрел недоуменно.

— Нил Синютин.

Свою имя-фамилию он уже знал, и где мама живет — тоже. Мог сказать про Березовский и про Храмовых, мало ли что? Конечно, Ванин вопрос он понял в самом, что ни на есть, прямом смысле.

— Это понятно...

Ваня понимал, что задавать малышу вопросы — глупо. Какого ответа ты от него хочешь? Что он должен рассказать?

Ему три года. Даже меньше...

И все же, все же...

— Нилушка, а что ты с мамой сделал?

— Мама бо-оо...

— Правильно. А ты что сделал?

— Ззял...

До появления первых логопедов оставались десятилетия, а потому Ваня вооружился терпением и принялся обстоятельно допрашивать малыша. Получилось плохо.

Маме бо-оо, поэтому Нил ши-и-и, а оно пуфффф.

Малыш искренне старался все объяснить, но добился только того, что у Вани заболели и голова, и зубы. Юноша махнул на все рукой и взял сказки, которые надиктовала Маша.

Так ему казалось, что сестра рядом, и сама их рассказывает, и вообще, скоро войдет и еще ругаться будет.

Не спите?

Ай-яй-яй... бессовестные!

— ... Это Полоз окружил все то место, да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу. Попробуй, найди, где он лежал...*

*— П. Бажов. Сказы. 'Про великого Полоза', 'Змеиный след', прим. авт.

Ваня оторвался от сказки и поглядел на Нила.

Может ли так быть...?

Нет.

Не может.

Сказки это, он и сам знает, Маша их при нем сочиняла, смеялась еще...

Сказки.

А вдруг...?

Ваня замотал головой и задавил в зародыше появившуюся мысль.

Нет такого.

Не было и не будет.

Нил — человек. Чешуя ему просто почудилась. Способности у малыша есть, с матерью — магом земли чудно было бы, когда б их не было.

В остальном — все.

Человек.

И никак иначе.

И Ваня взялся за книгу.

О своей догадке он никогда и никому не расскажет. Ни Пете, ни Александру — никому. Ни детям, ни внукам, когда те появятся...

Нельзя о таком говорить. Думать — и то не стоило бы, да как о чуде не думать, когда оно у тебя на глазах совершается?

И все равно: молчать, молчать, молчать...

— Вая... дасе...

Иван Синютин тряхнул головой и вернулся к сказке о том, как двое мальчишек получили в дар от Великого Полоза золотую жилу. И что из этого вышло.

Сказка. Просто — сказка. И точка.

* * *

— Стареешь, Игорь Никодимович.

Его императорское величество смотрел с укором. А Романов так себя и чувствовал.

— Казните, государь.

— Это — уже второй раз. Покушение — пропустил, о том, что Шуйский может отомстить — не подумал.

Романов развел руками.

А что тут скажешь?

И пропустил, и не подумал... да, ему такое и в голову не пришло!

Ладно, пришло, но весьма вторично.

Вот охрану княжны он организовал.

Охрану императора.

А дети княжны...

Да паскудиной надо быть, чтобы на детей покуситься, вот и весь ответ! Полной паскудиной и конченой мразью, которой и черти-то в аду руку подать побрезгуют, вилами в котел закинут.

Для всего есть пределы.

Понятно еще покушение на государя, хотя и там — чай, на площади дети были, и Шуйского то не сильно взволновало. Всех приговорил.

Понятно покушение на княжну Горскую — если б не она, все бы удалось,

Но — дети?

Слов нет. Плюнуть — и все тут.

Даже этого нельзя. Остается лишь повторить — казните, государь. Дурак, недосмотрел. И правда, пора на покой, розы выращивать.

Его императорское величество хмыкнул.

Покачал головой.

— За одного битого, двух небитых дают, так, Игорь Никодимович?

Романов прикусил губу.

Оставят?

Тогда он точно из шкуры вывернется.

— На должности ты останешься. Но помни, еще один такой прокол...

Романов поклонился.

И мешая заверения в преданности с изъявлениями благодарности, подумал, что не постарается — сделает. Все сделает, чтобы больше такого никогда не повторилось.

Иван XIV поступил правильно.

Романов собирался вылезти из кожи.

Или — снять шкуру с врагов престола. Второе было явно предпочтительнее.

* * *

— Ничего не могу понять.

— Главное — жива.

Александр только отмахнулся от доктора, который в ажитации бегал по палате.

— Вы не понимаете! Это медицинский феномен!

— А мне казалось — это вы ничего не можете понять? — не удержался Благовещенский.

Ехидство пропало втуне, медик даже головы в его сторону не повернул.

— Ничего не понимаю! Этого быть не может...

— Но есть ведь!

Александр препирался вполне охотно, Машу ему пришлось временно выпустить из рук. Девушку переодевали.

Да-да, уже четвертый раз за эти сутки. И похоже, это был не конец.

Что с ней происходило — неясно, но поить ее приходилось чуть не каждые полчаса. Девушка начинала метаться, стонать, облизывать губы, кожа у нее пересыхала, температура поднималась, но стоило только поднести к ее губам больничный поильник с носиком, как Маша успокаивалась.

Она выпивала залпом чуть не четверть ведра* — и успокаивалась.

*— имеется в виду ведро дореволюционное — 12 л, четверть — около 3 л воды, устав о вине 1781 г., прим. авт.

А потом начиналось нечто несусветное.

Обычно как выводится вода?

Да, она проходит сверху — вниз, это естественный процесс. И выпить четверть ведра, кстати — сложно.

Не в этом случае.

Маша начинала потеть.

По ее коже катились крупные капли пота, причем не бесцветного, а какого-то неправильного, рыжеватого, пачкали ночнушку, оставляли следы на простыне...

За час — полтора промокал даже матрас.

Доктора терялись в догадках.

Что происходит, как это можно объяснить... нет, непонятно.

Магия?

Но никто не знал такой магии! И даже если предположить, что из тела Маши выводится железо.... Александр, честно говоря, так и думал, с тех пор, как увидел рыжеватые, похожие на ржавчину, следы на простыне, то что делать с поражениями внутренних органов?

Она-то останутся...

Допустим, не будет осколка.

Но куда ты денешь дырку от осколка?

И каков вообще должен быть состав крови, чтобы выводить железо? Растворять его, убирать...

Не так давно, около часа назад, доктора таки нацедили на исследование кровушки и понесли в лабораторию.

Вот и стоит один из них в дверях, Натан Самуилович, мнется, смотрит большими глазами (действительно большими, карими такими, с поволокой) и не знает, что сказать.

— Что у вас, коллега?

— Непонятное что-то, Мирон Яковлевич.

— Что именно, Натан Самуилович?

— Да по анализам, у нашей больной в венах крови нет.

Ошалели все, в том числе и Александр.

— К-как?

— Простите, оговорился. Крови там ничтожно мало. В основном — соединения железа.

— Соединения? Железа?

— Да. Причем в жидком, что странно, состоянии. Какие-то сложные, непонятные...

Теперь недоумевали оба доктора и Александр за компанию. Кстати он как раз — меньше всех.

— Соединения железа в жидком виде? Это они выходят?

— С научной точки зрения сие невозможно, — вздохнул Мирон Яковлевич. — Но — да. Похоже на то....

— Больная должна быть уже мертва, — отреза Натан Самуилович. — Это вообще чертовщина какая-то!

— Это — не чертовщина — Александр сориентировался первым, показывая на распятие, которое висело над кроватью. Увесистое такое, сделанное из освященного серебра, украшенное драгоценными камнями, сапфирами и рубинами.

Действительно, колье сияло незамутненным серебром, камни не светились, оставались тусклыми... как драгоценные камни, конечно, но — обычными. Глубокими, темными.

Если бы происходило нечто... богопротивное...

Александр не знал, как именно заговаривали эти распятия. Не знал, что с ними делают святоши. Но если бы Маша была проклята. Или поучаствовала в 'черных' ритуалах — распятие начало бы светиться.

И погасить его было невозможно.

Обмануть, подделать реакцию, убрать ее...

В таком случае срочно вызывали специалистов из храма, а дальше уж по обстоятельствам. А сейчас как?

Нет, не понять...

— Никакой магии не отмечено?

Оба доктора плотоядно уставились на Благовещенского. Тот поднял руки вверх, показывая, что сдастся сам.

— Готов пройти любые испытания и анализы, но я ничего не делал. Слово чести.

Взгляды притухли. Не до конца, вдруг да сделал что-то? Просто не осознал, что именно сделал? Бывает же такое?

Бывает.

Но это можно будет еще потом выяснить.

Доктора переглянулись и направились к приборам.

Увы...

После долгих мучений те... ничего не показали.

Не было магического воздействия. Не было, вообще не было, Марию Храмову просто поддерживали магией, но это-то стандартно!

А посторонних воздействий не было.

В чем-то верно, Нил действовал не магией.

Кровь Полоза взывала к крови, это не магия, это немного другое. Вот и не зафиксировали приборы. Так ухо не может услышать ультразвук. Почувствовать может, где-то на грани, а вот услышать, что в ультразвуковом диапазоне сказано — нет.

Вот, если бы в палате велась фотосъемка или видеосъемка — дело другое. Но до них мир еще не дозрел. Так что остались и Ваня, и Нил вне зрения докторов.

Ваню даже и не рассматривали.

Пришел брат.

Он мещанин, никакой магии в нем нет, это каждый видеть может.

Принес малыша. Малыш, правда, маг.... Кажется. Это еще проверять надо. Но ведь три года! Что он там может понять? Это даже не смешно!

Чушь какая-то.

И все это предстояло доложить Романову.

* * *

Игорь Никодимович появился быстро.

Прошел в палату, посмотрел на Машу, которую недавно переодели, на кучу простыней, которые еще не убрали... и вид у простыней был грустный. Испятнанный ржавым, рыжим, желтым...

— Что она еще натворила?

— Что значит — еще натворила? — ощетинился Благовещенский. — Игорь Никодимович, позвольте...

Романов только рукой махнул.

— Успокойтесь. Я ее ни в чем не обвиняю, но что Мария могла сделать по недомыслию...

— Ничего не могла, — отчеканил Александр. — Потому что не делала. Ей было некогда.

Романов покачал головой.

— Александр, вы неправы. Само по себе подобное не происходит, поэтому когда княжна очнется, мне хотелось бы с ней поговорить...

— О чем? — агрессивно поинтересовался Александр. — о том, как она на грани смерти побывала?

Романов развел руками.

— Вы должны понимать, это может быть полезно...

Александр ссутулился, словно из него часть скелета выдернули и опустился на стул.

— Полезно... Игорь Никодимович, а вам никогда не приходило в голову, что Маша — тоже живой человек, у нее есть дела, интересы, желания...

Романов покачал головой.

— Нет. Буду откровенен, Александр, для меня сейчас речь идет о моей дальнейшей жизни. Я сильно прокололся с Шуйскими.

Если Романов ожидал отрицаний и заверений, мол, это не так, все будет хорошо, вы ни в чем не виноваты...

Не дождался.

Александр молча кивнул и стал ждать продолжения.

— Мне бы не хотелось в отставку. А княжна Горская может оказаться полезна...

— А она что за это получит?

Романов сделал невинное лицо.

— Тихую и спокойную жизнь.

— После смерти?

— Стоит ли так утрировать?

— Стоит, — отрезал Александр. — Давайте определим временные рамки, Игорь Никодимович.

— Я не могу их определить, все решает только государь.

— А вы попробуйте, — мягко надавил Александр. — Речь идет о вашем будущем, не так ли? Маша может дать вам нечто, позволяющее сохранить должность и место, допустим. Но все должно укладываться в четкий период времени, например, месяц. А потом Мы уезжаем, и никто, ни вы, ни государь, ни сам Господь Бог нас не останавливают.

— Куда уезжаете?

— Не за границу, — усмехнулся Александр. — Исключительно в Березовский.

Романов задумался.

— Вас и там могут в покое не оставить.

Александр ответил милой и доброй улыбкой голодного уссурийского тигра.

Пусть приходят. Это — не дворцы, в тайге проще. Закон — тайга, прокурор — медведь, присяжные — волки. Обращайтесь в любую инстанцию, мы не против... зверье кормить надо.

— И генерал-губернатором вы уже не будете.

— У меня есть деньги, у моей супруги есть идеи, сложим все это воедино — нам хватит, — отрезал Александр. — так что?

Романов подумал.

— Я не могу отвечать без согласования с Его Императорским Величеством.

— А я могу твердо предсказать, как поступит Маша. Она моя невеста, я ее знаю и люблю, — Александр не собирался уступать. — Согласовывайте, делайте, что пожелаете, Игорь Никодимович, но я хочу знать сроки. В противном случае...

— Вы мне угрожаете?

Благовещенский выдержал взгляд непосредственного начальства даже не моргнув.

— А вы? Вспомните, Игорь Никодимович, вы тоже были там, на площади.

Романов перестал давить и задумался.

— Ладно. Я поговорю с его императорским величеством. Сегодня же, когда буду докладывать о состоянии госпожи Храмовой.

— Буду вам очень признателен.

Романов кивнул.

Вслух это сказано не было, но мужчины все понимали. Фактически состоялся торг, и решение было принято.

Месяц.

Потом княжна выходит замуж и уезжает. А что там будет в столице... ее это уже не касается.

* * *

— Игорь Никодимович, это ведь...

Доктор аж задыхался от волнения. И можно было его понять.

Реакция княжны Горской действительно была — АХ!

И слов других не было. Решительно.

Сепсиса не было.

Магии не было.

Но она — выздоравливала?

Да.

А за счет чего?

Открытие века! Даже не так — ОТКРЫТИЕ ВЕКА!!!

Неужели нельзя...

— Нельзя.

Романов совершенно не понимал всей тонкости текущего момента. Ужас какой-то!

И вообще, они же не станут пускать княжну на опыты, они аккуратно, осторожненько...

Тоже нельзя?

Но это может в дальнейшем спасти сотни и тысячи жизней! Вот если бы Его Императорское Величество...

Получив заверения, что и император не разрешит, доктор загрустил.

— Но если княжна сама...

— Если сама — тогда подумаем,, — решил Романов со вздохом.

Подумаем, поговорим...

Действительно ведь — чудо.

* * *

Вечером того же дня Романов входил к императору.

— Проходи, Игорь Никодимович, садись, — встретил его Иван XIV.

Его императорское величество был спокоен и грустен. Все же сын, да и остальное... тут кто хочешь дрогнет.

— Ваше им...

— Государь. Докладывай. Что там княжна Горская?

— Государь, вполне возможно, Мария Ивановна выживет.

— Вот как?

Глаза Ивана XIV стали серьезными и внимательными.

— Да, государь. Медики отмечают благоприятный прогноз.

— Сепсис не начался?

— Более того. Осколки металла, которые остались в ее теле, активно растворяются. Кровь буквально перенасыщена железом, медью, какими-то еще металлами, и все это активно выводится.

Государь широко открыл глаза.

— Такое возможно?

— Вероятно да, государь. Доктора едины в своем мнении. Они не знают как это происходит, но что именно происходит — уже поняли.

Иван XIV встал и заходил по комнате.

— Магия?

— Не отмечено ни малейшего воздействия.

— Наука?

— То же самое, государь. Ничего не происходило, но госпожа Храмова активно теряет железо...

— Безумие... если она выживет — я хочу все знать доподлинно. Сделай это, Игорь Никодимович. Что, кто, когда, как...

И я прощу тебе провал.

Эти слова были не сказаны, но в воздухе они висели, словно легкое облачко дыма.

— Ваше императорское величество...

— Да? — Иван XIV посмотрел с легким неудовольствием, но отступать Романов не собирался. Выбора не было. Вот хоть ты что делай а он подозревал, что успех возможен только при содействии самой княжны. А если она упрется?

Закапризничает?

Романов даже не сомневался, что она может, он уже успел достаточно изучить княжну. Характер у человека такой... жесткий.

— Что я могу обещать княжне Горской в обмен на сотрудничество?

Император задумался.

— Что именно она желает?

— Она неоднократно говорила об этом, государь. Тихой и спокойной жизни вместе с родными и близкими. К примеру, в Березовском.

— Что ж. Это мы ей можем обещать, — кивнул Иван XIV.

Романов подумал, что процент шпионов в Березовском будет весьма высок, но... какая разница?

Обещали-то жизнь спокойную, а под приглядом неких структур и служб оно завсегда спокойнее будет. Разве нет?

Да и Благовещенский не дурак. Понимает, что раз попав в поле зрения Романова, из него уже не выйти. Но это плата за карьеру, да много за что...

— Когда, государь?

Иван XIV не стал ломать комедию.

— Смотря, сколько времени понадобится ученым.

Романов покачал головой.

— Ваше императорское величество...

Они отлично понимали, что изучать человека можно всю жизнь. Иногда — весьма этим изучением укороченную...

И сейчас в голосе Романова звучала укоризна.

— Это необходимо государству.

— Мария Ивановна и так сделала для государства многое. Она фактически, пожертвовала жизнью. Если бы хоть один осколок попал в голову или в сердце...

Император нахмурился.

— Намекаешь на мою неблагодарность?

— Государь!

Романов выглядел оскорбленным до глубины души.

Как можно!?

А вот так... император и сам все отлично понял.

— Я сына не пожалел. И себя не пожалею...

— Она себя тоже не пожалела, государь.

Иван XIV побарабанил пальцами по столу.

— Полгода.

— Ваше импе...

— Полгода, Игорь Никодимович. И она сотрудничает добровольно. А потом пусть убирается в Березовский. Выходит замуж... если все в порядке будет, я крестным е первого сына буду. Лично.

— Она по достоинству оценит эту честь, государь. Я уверен.

Император тоже это знал.

И оценит, и поймет, и...

Если выживет.

Или уже — когда очнется? Вполне возможно и это.

Что ж. Власть делает человека сволочью. Но его никто не упрекнет в том, что он сволочь неблагодарная.

Он должен княжне не только свою жизнь, и он отдаст долг. Пусть живет спокойно и счастливо.

* * *

Поздно вечером князь Горский сидел в своем кабинете.

Коньяк казался безвкусным, огонь — горячим, а из форточки невыносимо дуло.

Жизнь разлаживалась, стремительно и беспощадно. И все это из-за сопливой девчонки....

Алябьевы остались весьма недовольны и высказали много нелицеприятного князю, который попытался втянуть их в свои авантюры. Еще и должен им остался.

Плохо.

Прав на дочь у него никаких. Раньше можно было как-то поиграть, но сейчас, когда она под защитой его императорского величества...

Жить хотелось больше,, чем жировать.

Внуки?

Вообще без шансов.

А ведь могло бы так хорошо все сложиться...

Деньги, деньги, деньги...

Князь и не помнил, когда ему было достаточно, а ведь в этом-то и беда. Счастлив не тот, у кого много, а тот, кому хватает. Ивану Горскому денег не хватало всегда.

В юности — он начинал свои дела.

В зрелости — деньги тратила жена.

В старости... можно подумать, что бабы золото плавят и хлебают половником. Или на тело мажут, столько его требуется!

Конечно, он согласился выдать дочь замуж за Демидова. Выгодный ведь брак, разве нет?

Недовольна была Мария? Так дура-девка своего счастья не понимала! Муж — золото!

Богатый, умный, расчетливый... ах, не Аполлон? Так и ты не Ариадна, или кто там еще... в греческой мифологии князь был не силен, если что и помнил с детства, так благополучно забыл за прошедшие годы.

Все было бы хорошо, не начни Машка дурить. А она...

Побег, замужество...

Да и потом...

Э-эх....

Князь отпил еще глоток коньяка и поставил бокал на стол. Настроение было отвратительным.

В этот момент и поскребся в дверь слуга.

— Ваша светлость...

— Что?

— Принять просят...

Карточка на подносе содержала четкое:

А.В. Благовещенский.

Ни — кто, ни — что...

На оборотной стороне карточки четким почерком:

По вопросу замужества княжны М. Горской.

— Проси, — кивнул князь. И поднялся из кресла.

* * *

Вошедшего он знал... мимоходом.

Благовещенского — Виктора, но того вся Москва знала. Его сына — так, мимолетно. Вроде как он по военной части подался, а военным в столице не сидится, они по приграничью больше. А князь в основном, в столице жил, ну, в имении, так там тихо...

Не доводилось им как-то пересекаться.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, господин Благовещенский. Что вам угодно?

Александр, а это был именно он, улыбнулся краешком губ.

Сегодня он решился оставить Машу. Ненадолго, когда узнал, что она выживет.

Две недели жуткого страха подошли к концу, сегодня, проверив состояние девушки, доктора единогласно заявили, что состояние стабильное, организм восстанавливается, и по их мнению, девушка даже не в беспамятстве, а в чем-то вроде спячки.

Как змеи зимой.

Анабиоз?

Нечто подобное.

Сколько она в нем пробудет?

Да пока не выздоровеет окончательно. Судя по тому, что показывает обследование, это будет достаточно скоро. И ей нужны будут положительные эмоции.

За семью отвечал Виктор Николаевич. Там все было в порядке.

Ваня и Петя учились, бабушка активно тискала внуков, не сильно различая родного и приемного, авторитет императора охранял семью Синютиных-Храмовых не хуже легендарного Змея Горыныча.

Так что Александр решил разобраться еще с одной проблемой.

Маша не должна волноваться после выздоровления. А если ее отец опять что-то устроит...

— Я бы хотел поговорить с вами о моей невесте.

— Вашей невесте?

— Мария Ивановна Храмова, в девичестве Горская — моя невеста. Его императорское величество с этим согласен.

Князь поморщился.

После покушения аристократию трясли, что те яблони по осени. Досталось и князю, так что...

— Тогда что вам угодно от меня, молодой человек? Я не имею никакого влияния на дочь.

Благовещенский покачал головой.

— Когда Маша придет в себя, ей потребуются положительные эмоции.

— Она выздоравливает?

— Да.

— Я рад.

Князь действительно был рад.

Хоть и дура, но дочь же...

Но хоть и дочь, а дура.

— Его императорское величество согласился стать крестным отцом нашего первенца. Но мне бы хотелось, чтобы вы отвели Машеньку к алтарю.

— Вот даже как?

— И ей бы этого хотелось.

— Сомневаюсь.

— Зря, ваше сиятельство...

— Иван.

— Александр.

Мужчины переглянулись.

Иван Горский не собирался давить. Если император сделал такое предложение, если Александр протягивает руку дружбы... имеет смысл ее принять. Лучше героиня в семье, чем героиня вне семьи. Разве нет?

— Выпьете, Александр?

— Благодарю, вынужден отказаться. Мне потом еще в больницу.

— К Маше?

— Да.

— Моей дочери повезло.

— Нет, Иван. Это мне очень повезло с вашей дочерью. И я хочу, чтобы она была спокойна.

За свою спину. За своих детей. За свою безопасность. Я не хочу, чтобы ты подстроил подлость.

Вслух Александр этого не скажет. Но и он, и Виктор Николаевич считали, что лучше уж поговорить. Князь не дурак, он все правильно поймет.

Это — не отступление, а протянутая рука. Хочешь быть рядом?

Будешь.

Да, на наших условиях, но все зависит от тебя. Как себя поставишь...

Князь задумался.

— Что вы мне предлагаете, Александр?

— Дружбу вашей дочери. Спокойные ровные отношения с ней и внуками. Дальше — как получится.

— Дружбу?

— Ваша светлость, вы ее сильно обидели.

— Я хотел как лучше для нее.

— Нет. Вы считали, что для нее так будет лучше, но заботились о себе, — покачал головой Александр. — Если вы найдете в себе силы начать все сначала — напишите. Я считаю, что у моих детей должны быть два деда.

— Детей?

— У нас с Машей будет двое мальчиков — определенно, — улыбнулся краешком губ Александр. — Может и больше, если Бог даст.

— А если не даст?

— Мне уже достаточно. А вам они все равно — внуки.

— Первый — приемный.

— Мальчик уже сейчас сильный и проявленный маг.

Князь вздохнул. Махнул рукой, словно сдаваясь и опустился в кресло.

— Дети... ох уж эти дети.

— Я буду ждать вашего письма, ваше светлость.

— Допустим, я решу не писать Маше?

Благовещенский обернулся.

Темные глаза визитера налились холодом, опасно сверкнули.

— Я смогу защитить свою жену и детей, ваша светлость. Полагаю, вы в курсе, что случилось с неким Андреем Матвеевым? Честь имею.

Александр развернулся и вышел.

Иван Горский осушил залпом бокал коньяка. Сплюнул, налил полбокала — и жахнул залпом, не почуяв...

Андрей Матвеев.

Давно это было, красавчик, гусар, блестящий бретер, любимец света и толпы...

В один день ему отсекли уши и ранили в пах.

Повод для дуэли был... полноте, да был ли повод?

Иван Горский порылся в своей памяти и вспомнил, как восторгалась вторая супруга.

Ах, Ваня, это так романтично, а вот ты бы, ради меня...

Точно!

Андрей Матвеев как-то некорректно высказался о Дарье Благовещенской. Точно...

Что же он сказал?

Да уже и не вспомнить за давностью лет. Но муж вызвал его на дуэль. Результат — страшные раны, затворничество и монашество.

Месть?

Матвеев (глава юрта) не мстил. Выставлять себя на посмешище? После того, как Благовещенский на всю столицу объявил, что: 'оскорбивший женщину недостоин даже плевка'?

За дело прилетело, просто остальные побаивались — кому ж охота в гроб? Или в монастырь... Андрею-то в ответ на его дела и прилетело. Он такое тоже проделывал.

Не убивал, уродовал.

А Благовещенский не побоялся.

Так что списал все Матвеев, похоже, Андрей и главе юрта тогда надоел со своими выходками. А, дело житейское.

Но сам факт.

Благовещенский-младший достаточно умен, жесток и крови не боится. А еще за ним стоит император. Может, и стоит прогнуться?

Даже не прогнуться, просто наладить отношения с дочерью?

Можно попробовать.

И князь Горский выпил еще коньяка.

Да, стоит, стоит наладить отношения с Машей. А там, авось, какая выгода и отломится...

* * *

Александр ехал в госпиталь и улыбался.

Горский неглуп, он все поймет правильно. А там и поверит, что сам принял решение. И порадуется. И Маша порадуется.

Не в отце дело, просто он видел, как раздражала девушку возможность удара в спину. Стоит убрать ее — заранее.

Только бы она выздоровела.

Только бы...

И все у них будет хорошо. Он постарается.

Нет. Не так.

Он — сделает.

Глава 12

Вышел ежик из комы... и попросился обратно.

Больно.

Других эмоций у меня не осталось.

Сил нет ни на что.

Красный туман — и боль.

Кажется, боль везде.

Это единственное доступное мне ощущение, она пронизывает мир, она выплескивается за его грани ярко-алыми всполохами, она рвет мое тело на части...

Больно.

Кажется, каждая моя клеточка сейчас помещена в кислоту.

Однажды я вылила раствор себе на руку, слабый, но все равно было больно. Сейчас я тону в этой боли.

Корчиться? Кричать?

Это когда боль не такая сильная. А у меня нет сил даже крикнуть.

Я словно в кошмаре, и он все длится и длится. Не открываются глаза, не разлепляются губы, нет сил шевельнуть даже пальцем... я в аду?

Я — в аду?

Но за что?!

Глупый вопрос, будто не за что?

Чьи-то голоса, но я даже прислушаться к ним не могу. Больно, больно, больно...

К моим губам... у меня есть губы?

Кажется, да. И мне в рот льется нечто восхитительно прохладное и кислое. Я выпиваю все до капли.

Ад?

А там есть такой сервис?

Я помню слово — сервис?

На этой мысли я улетаю в беспамятство.

* * *

Больно.

Мне все равно жутко больно. Но сейчас я уже могу размышлять.

Я — Маруся.

Или я — Мария Ивановна Горская?

Кто я?

Но в этот раз у меня есть тело. Точно, если бы его не было, оно бы так не болело.

Делаем вывод — я жива.

Открыть глаза?

Нет, на это у меня сил нет. Я лежу и прислушиваюсь.

— ...она?

— Сегодня лучше.

— Я рад.

Александр.

Сердце у меня забилось часто-часто, и я поняла, что опять проваливаюсь в беспамятство.

Но на этот раз со мной проваливалась твердая уверенность.

Я — Мария Горская.

Я — жива.

* * *

Больно — аж жуть, но это уже не та боль.

Та — накрывала, давила, стирала и уничтожала меня, как личность.

Эта... она была. Но я вполне могла с ней справиться.

И попробовала открыть глаза.

Сначала я увидела белые потолок и стены.

Потом — окно, за которым ярко зеленела ель.

А потом обратила внимание на всю остальную обстановку палаты.

Белая тумбочка, белый стул, и на нем сидит...

— Александр!

Вслух я это не сказала — губы не повиновались. Но какой-то звук у меня все-таки вырвался. Александр открыл глаза, посмотрел на меня — и почти взлетел со стула.

— Маша!!!

Упал рядом с кроватью, схватил мою руку...

Зря.

Боль рванула меня с такой силой, что я опять отключилась.

* * *

В следующий раз я уже открывала глаза осторожнее. Так вот, возьмут — да и угробят от нечаянной радости. А жить-то хочется. Даже если все болит...

В этот раз Благовещенского в палате не было. Рядом со мной, на том же стуле сидела медсестра, или, как это называлось здесь, сестра милосердия.

Большой головной убор, платок, спадающий на плечи, платье с фартуком...

Смотрелось это всяко лучше, чем халаты. Но халат гигиеничнее.

Я попробовала что-то хрюкнуть — и сиделка тут же оказалась рядом.

Ей было лет пятьдесят, невысокая, вся какая-то кругленькая, круглые щечки, ямочка на подбородке... что мне лезет в голову?

Не знаю... чушь какая-то.

Но лицо у нее действительно было, как у доброй бабушки.

Уютное такое, почти без морщин, с большими голубыми глазами.

— Наша барышня очнулась... ну-ка...

К моим губам поднесли поильник. Я потянула в себя прохладную жидкость и ощутила нечто кисло-сладкое. Хорошо...

— Черничка, да чуток бруснички. И медок свойский, липовый...

Я подняла бровь.

Не тяжело для желудка?

— Все в порядке будет, мы немножко...

И верно, много я выпить не смогла. Пару глотков, не больше. И то внутри было... неприятно.

— Вас все это время магией поддерживали, вам сейчас время потребуется, чтобы восстановиться.

Вопросительный взгляд — сколько?

— Может, месяца два, может больше. Вы здесь уж давненько лежите.

СКОЛЬКО!?

Сколько я здесь лежу!?

— Да уж около месяца. Никто и не верил, что вы выживете...

Я выдохнула, успокаиваясь.

Я здесь.

Александр тоже здесь, значит, с моей семьей все в порядке. Но как же задать вопрос?

Тетка оказалась сообразительной и все поняла сама.

— Родные ваши, почитай, каждые два дня приезжают. Свекор со свекровью, братья, детки ваши... оба-двое. Хорошенькие такие... старший — вообще чудо.

Они сюда притащили Нила!?

Рехнулись!

— Сегодня их, кстати, еще не было. А муж ваш тут и дневал, и ночевал...

Муж?

Свекор со свекровью?

И кто это нас поженить успел, а главное — когда? Почему я не помню? Но как тут спросишь?

Ладно, плевать!

Мои живы, мои могут располагать своим временем, как захотят, что еще требуется?

Да ничего!

Я жива, они живы, остальное — чепуха.

— Я сейчас доктора позову, подождите, барышня...

Можно подумать, я собиралась встать и удрать. То есть я-то да, но ноги не идут. Беда...

Сиделка развернулась — и удрала за дверь.

* * *

Доктор появился через пару минут. Такой уютный, кругленький, темноволосый и кареглазый.

— Добрый день, Мария Ивановна. Мое имя Натан Самуилович, будем знакомы.

Я даже моргать не решилась — пока еще больно.

— Мария Ивановна, нам надо с вами пообщаться. Я понимаю, вы не можете пока разговаривать, поэтому прошу думать как можно более адресно и ничего не бояться. Больно не будет.

В смысле — больнее не будет?

И на том спасибо...

Моего лба коснулось нечто холодное.

— Как вы себя чувствуете.

Хорошо. Спасибо. Хреново.

Натан Самуилович рассмеялся.

— Да вы шутница, Мария Ивановна.

Затем и в себя пришла. Пошутить.

— Понятное дело, за этим самым. Де у вас болит?

Везде.

— Голова болит?

Да.

— Тошнит?

Я прислушалась к себе.

Нет. Не тошнит.

Доктор пытал меня еще с полчаса. И под конец обрадовал.

— Ваши родные сегодня еще не приходили. Скоро уж должны быть...

Я не дождалась.

Я честно ждала, наверное, еще около получаса, но измученный организм плюнул на все и отправил меня уже не в беспамятство — в целительный сон.

* * *

В следующий раз рядом со мной сидел Александр.

— Машенька!

Но не дотронулся, и то хорошо. Научился обращаться с больными.

— Тебе дать попить?

Да, да, ДА!!!

Александр поднес к моим губам поильник.

Хорошо... в этот раз я выпила уже больше. Теперь бы еще узнать, что случилось, когда я...

Благовещенский понял мой взгляд правильно.

— Там, на площади... когда тебя ранили, все забегали, как тараканы. Планировалась бомба, накрыло бы всех... эти сволочи, Шуйские, туда столько поражающих элементов засунули — всем бы досталось. Хорошо хоть ядом не покрыли, времени не было. Но говорят, хотели.

Ядом?

Тогда бы мне точно конец пришел. Интересно, что в этот раз спасло?

Александр понял мой взгляд правильно.

— Мы не думали, что ты выживешь. Тебя сильно поранило, куча осколков, убрать нельзя, ждали, что разовьется сепсис... но почему-то ты пошла на поправку.

Если что — я не в претензии. Еще бы понять — почему.

— Доктора считают, что ты как-то растворила металл и вывела его.

Ёжь твою рожь!

— Ты не знаешь, как это могло произойти?

Я повела глазами вправо — влево. Нет, не знаю. Хотя предположения у меня были, только делиться я ими ни с кем не собираюсь, вот еще не хватало.

Кровь Полоза.

Власть над золотом?

Э, нет. Власть над всеми недрами земными. Что хочу, то и сделаю. Ладно, не совсем все, но многое, многое... все же я не родная по крови, я приемная.

Если бы осколки попали мне в голову или в сердце — подозреваю, да, я бы умерла. А так...

Хотя и сердце могло зацепить.

Рано или поздно я сделаю с металлом все, что захочу. Но я не хотела... а кто?

Есть выбор?

Если не я, то Нил. Наверняка. Если Александр скажет мне, что малыш был здесь...

— Мы думали, ты умираешь, даже детей принесли попрощаться...

Точно.

Солнышко мое шипящее, расцелую.

— Маша, я так счастлив, что все обошлось... даже дотронуться до тебя страшно.

А мне-то как страшно.

Я эту боль еще помню, до сих пор стараюсь даже ресницей не шевелить. Но...

— Все. Будет. Хорошо.

Получилось скорее движение воздуха, чем полноценные слова, но Александр расцвел хризантемой. Или еще каким цветком.

— Обязательно будет, родная.

— Что? Еще? Случилось?

— Шуйского поймали. Последнего, Василия. Сдох, гадина такая, очень жаль...

Мне тоже было жалко.

— Мальчишки, все четверо, довольны и счастливы. Носятся по особняку, учителя с ними с ног сбиваются.

Это радует. Скорее бы их увидеть.

— Твой отец решил помириться.

И кто у нас в лесу подох? Хотя я и так знаю — последний Шуйский.

— Его величество очень тебе благодарен.

Да? И сколько? То есть в чем его благодарность выражается? Надеюсь, не в пенделях и трендюлях? А то обычно награда в них выдается. Или с ними...

— Он готов быть крестным отцом нашего первенца.

У Андрея уже крестный есть. Но я не против. То есть — мы женимся?

— Мы с тобой поженимся, как только ты пожелаешь. И уедем отсюда в Березовский. Его императорское величество согласен. Он разрешил.

Замечательная новость.

— К сожалению...

Я так и знала, что небескорыстно. Ну? Где собака порылась?

— Император просил тебя в течение полугода оставаться в столице.

И все?

— И принимать участие в медицинских исследованиях.

Нашли подопытного кролика. Тьфу...

— Он надеется понять, что спасло тебе жизнь. И я бы попросил тебя о том же. Сама понимаешь, это важно. Люди гибнут, в том числе и от осколочных ранений...

И что? Можно подумать, это поможет! Даже если меня всю на анализы растащить, вам пользы не будет. Это кровь полоза, ее всем подряд не перельешь.

Даже если меня выжимать, как губку, народу и по капле на нос не достанется.

Вслух я этого не сказала, понятное дело. А вместо этого опустила ресницы.

Согласная я, куда ж деваться?

Да и не стоит жаловаться.

По сравнению с теми перспективами, все очень неплохо.

Муж — тот, которого я сама выбрала.

Семья — в порядке.

Уехать дадут.

Ну и чего еще надо?

Ах, в экспериментах поучаствовать? Ну... гадость, конечно, но придется это пережить. А так все достаточно неплохо.

Я практически свободна и почти что замужем. Заметим — по своему собственному выбору и за отцом моего сына. Жива, скоро буду здорова...

Еще дети?

Что-то мне подсказывает, что они у нас будут. Тут и эксперименты пойдут в строку, заодно проверюсь вдоль и поперек. Полезно будет.

А пока можно немного поспать. Пусть меня разбудят, как ребята придут, хорошо?

Александр понял и улыбнулся.

— Спи, родная. Я побуду рядом. Все будет хорошо.

С этим ощущением я и закрыла глаза.

А ведь и правда.

Все будет хорошо.

* * *

Кого первого должны пустить к очнувшейся женщине?

Мужа?

Детей?

Родных?

Госбезопасность!

В следующий раз у моей постели оказалась сиделка. Она вышла на минуту, потом вернулась и принялась обтирать меня и предлагать судно. А стоило мне только сделать все дела...

Сто лет не виделись!

Игорь Никодимович, собственной персоной.

— Добрый день, Мария Ивановна.

— Здравствуйте, — вяло поздоровалась я.

Общаться совершенно не хотелось. Но кто меня спрашивал?

— Как ваше самочувствие?

— Отвратительно, — не стала я кривить душой. — Игорь Никодимович, вы спрашивайте, пока я в состоянии лежания. А то отключусь, пока вы церемониться будете.

Романов перевел дух.

Явно ожидал чего угодно, но не делового подхода. Но раз так...

— Какое заклинание вы применили?

— Попросите у Вани мои записи. Там есть магнит...

Романов махнул рукой.

— Это и так понятно. А для исцеления?

Я воззрилась на него большими глазами.

— Ничего не применяла.

— Мария Ивановна, вас едва довезли, кровь сутки переливали, вы были в жутком состоянии, врачи просто отказались бороться за вашу жизнь.

Вот спасибо!

Кажется, эта мысль очень явственно отразилась на моем лице, потому что Романов счел нужным пояснить:

— Когда вы притянули к себе осколки от бомбы, в вас попало... много. Извлечь их все не представлялось возможным, вас проще вскрыть было, и то — никто не давал ни на что гарантии. Врачи решили, что вы просто умрете на операционном столе, и не стали связываться.

— Хотя бы не мучили.

— Даже пробовать не стали. Безнадежно.

Бедные мои родные.

Представляю, как они сидели и ждали конца.

— Я точно ничего не делала. Я вообще была без сознания.

— А ДО того? Может, вы проводили опыт или применяли какое-то заклинание?

— Точно не было. На себе я не экспериментирую.

— Кто-то другой?

Я посмотрела на Романова, как на идиота.

Ага, сейчас. Отловили меня и начали кровь переливать и в центрифугу запихивать. Или что там с людьми делают?

Вот еще не хватало.

— Но каким-то же образом осколки просто растворились в вашей крови.

Я офигела.

Чтоб не сказать матерно, я просто остолбенела и остекленела.

— КАК!?

— Вот это и я хотел бы узнать.

Я только головой покачала.

— Узнаете — поделитесь. Может, это связано с тем, что я маг земли?

— Остальные маги таких талантов не проявляли.

Я пожала плечами.

— Они и селекцией не занимались, хотя не понимаю — почему?

Романов хмыкнул.

— Потому что магов мало, и у них есть работа.

Намек на то, что я баба и бездельница?

Ну и наплевать! Кушать и цари хотят, причем повкуснее и побольше.

— Все равно я не знаю, почему так произошло.

— Ладно. Выясним.

Прозвучало многообещающе. Ну и наплевать. Вот именно, что разбирайтесь. А я — я подозреваю о причинах, но не скажу.

Ни слова не скажу.

Если Полозова кровь смогла это сделать...

Молчать и еще раз молчать. Мне только полозов-квартеронов начать рожать не хватало. То есть рожать я и так буду, это в перспективе, но отца детям я уже выбрала. Меня все устраивает, менять Александра я ни на кого не собираюсь, тем более, на какого-нибудь ГБ-шника.

Не имею ничего против охранки, у них работа такая, но лучше — без меня.

Немного беспокоили предстоящие опыты, но...

Если до сих пор ничего не обнаружили, то и потом не найдут. Наверняка у меня кровушки уже литр откачали, чтобы проверить и то, и это... не разобрались? Может, на генном уровне и было бы что-то интересное, но здесь еще не доросли до понятий 'гены' и 'хромосомы'.

Вот и не надо, меньше знаешь — лучше спишь.

— Кроме меня пострадавшие есть?

— Нет. Благодаря тебе, кстати. Как ты их увидела?

— Задержалась, — сказала я чистую правду. — огляделась, увидела, ну и... что могла — то сделала.

— Этого оказалось достаточно. Странно что ты обратила внимание.

— А куда ваши люди смотрели? — огрызнулась я.

Хотя...

Честно сказать, не так уж Романов и был виноват.

Нет у него моего опыта. А у меня в подкорке прописано — надо быть осторожной.

Надо ждать подвоха и пакости.

И вообще — если есть праздник, могут быть и террористы, которые решительно пожелают этот праздник испортить. У них работа такая, делать гадости.

Но что я ему скажу? Оглядывалась по привычке?

Потому что подсознательно ждала теракта? Вот просто — на подсознательном уровне, который не поддается никакой психокоррекции?

Вбилось уже это в нас.

Жди подвоха, жди подвоха, жди подвоха...

Почему его не ждали люди Романова?

Это тоже неудивительно.

Вообще-то, его величество — маг. И в охране у него маги. И терактов здесь не случалось уж лет дцать... да никогда не случалось!

Зачем?

Невыгодно!

Это в толерантном мире террористы могут рассчитывать на суд, передачки с воли и прочие радости жизни.

А здесь...

Не останется ни капли крови.

Всех их прямых родственников вырежут до десятого колена, может, детей маленьких и пощадят, но память сотрут начисто. И отдадут в другие семьи.

Само упоминание о роде сотрут.

Дураков нет так подставляться. Получится у тебя или нет — еще вопрос. Но даже если получится — для ГБ делом чести будет развесить твои кишки по березкам.

На такое может решиться...

— Кто это был?

— Шуйские.

Все верно.

Те, кому терять нечего. Их и так уже — того-с. И по березкам развесят, и уничтожат, и памяти не оставят. Правильно ли это?

С моей точки зрения — да. Я же тут чуть не померла? Я и имею право на претензии.

— Игорь Никодимович, я не знаю, как я так. Я была без сознания, так что не в ответе за происходящее. А в опытах я уже согласилась поучаствовать.

— Хорошо. То есть жаль, конечно, что вы ничего не знаете, Мария Ивановна...

— Жаль, — эхом повторила я.

— Поправляйтесь. Мы еще побеседуем — позднее.

— Хорошо, Игорь Никодимович.

Романов ушел, а я откинулась на подушки и задумалась.

Хотя чего тут думать?

Все просто.

Полгода — и рвем когти из столицы. Ну ее к лешему!

Надоело мне тут. То замуж пытаются выдать, то убить...

Лучше уж в Березовский. Там тихо, спокойно и тепличка есть. И грядки.

Домой хочу.

До-мой.

Так я и заснула с этой мыслью, не дождавшись Александра.

* * *

— Маша!

— Машенька!!!

— МАМА!!!

Самые лучшие в мире голоса.

И самые лучшие слова.

Я приподнялась в кровати — и тут же стекла обратно, молясь, чтобы не побледнеть слишком сильно. Больно, ёжь...

Даже очень больно.

Ну ничего, преодолеем. Раньше хуже было, я и ресницей двигать не могла, тут же в обморок стекала. А сейчас даже сидеть пробую...

Издырявило меня так, что ей-ей, решето отдыхает. Родных ко мне пустили только через две недели. А могло бы и не случиться, если б я все доработала! Сама виновата!

Вот выйду — займусь проблемой вплотную!

Даешь кевлар!

Правда,, кроме формулы я ничего и не знаю, ну и ладно! Остальное додумаем по ходу действия. А если что — отпихаюсь лапами. Вон, помню, рассказывали, какой-то мужик формулу бензола открыл спросонок. Что он увидел во сне?

Трех обезьян, которые за ручки держались. *

*_ Кекуле Ф.А., прим. авт.

И готово.

Хотя... в те года и героин от кашля продавали, и кокаин от нервов, и абсентом баловались, и опиумом лечились...

Вопрос?

Что кушал перед сном великий химик? От какого средства он словил такой прилив гениальности?

С другой стороны, а я чем хуже? До сих пор живу на болеутоляющих.

— Маша!!!

Других слов Ване и не нужно было — все заменяло сияющее лицо брата.

Счастливое, довольное, радостное— его мир встал на место. И Петя....

А малышня вообще верещала что-то невразумительное и пыталась влезть мне на голову. Братья с трудом удерживали детей.

Сестра милосердия смотрела недовольно, но не вмешивалась. Пару раз у нас уже возникли споры, и я победила по очкам. Пришлось тетке смириться и не шипеть лишний раз в мою сторону. Сейчас она тоже пофыркала бы на меня, но не хотела скандала.

Порядок в палате воцарился минут через десять.

Когда я всех натискала, умилилась подросшему Андрюшке и порадовалась тому, что Нил осваивает буквы. Да, он уже взрослый, уже половину алфавита знает.

Умничка моя...

— Тебя скоро выписывают?

— Думаю, через месяц — полтора, — призналась я. — Продержитесь?

— Мы приходить будем. Каждый день.

Лицо сиделки было неописуемо.

— Приходите, — вальяжно разрешила я.

Должно у меня быть хоть что-то приятное?

* * *

Могу на своем опыте заверить, выздоровление — не самое приятное дело.

Хотя бы потому, что тебе зверски больно.

Понимаешь, что дело не так плохо, что ты идешь на поправку, но ведь все равно больно! Это в кино показывают, как сразу после операции двигаются больные. Бодренько так, может, опираясь на палочку (обязательно элегантную с набалдашником), картинно поскрипывая тщательно отбеленными зубками.

В жизни все печальнее.

Мне было больно — все.

Стоять, лежать, сидеть, сгибаться, разгибаться... когда я попробовала выпрямиться в первый раз — почти стекла на пол и несколько минут пыталась понять, где у меня ноги, где голова.

Но — не сдалась.

Вперед и только вперед, вот мой девиз.

После того, как я пришла в себя, я позволила себе пролежать два дня. Вот тот, в который я себя осознала — и следующий.

Из-под меня таскали судно, меня обтирали тряпочкой, а я лежала и все яснее понимала — сейчас или никогда.

Как только расклеишься, как только позволишь себе распуститься... готово! Вконец киселем растечешься, век себя в форму не соберешь!

И на шестой день я попробовала сползти с кровати.

— Да вы что! Барышня!!! — офигела сиделка.

Ага, как же!

Я специально выбрала момент, когда ни ее, ни Александра рядом не было. Она вышла за завтраком, а Сашу я отослала на минуту, купить свежую газету.

И попробовала сползти с кровати.

Ощущение было — как будто у меня внутри катается стадо голодных ежиков. И они своими колючками мне елозят по внутренностям, уже на терке все натерли... с-сволочи...

Ничего!

Очень осторожно, очень бережно переваливаемся набок, авось там печенкой ежей придавит, потом подтягиваем колени повыше — и спускаем на пол обе ноги одновременно. Есть?

Половина дела сделана, теперь надо поднять верхнюю часть тела. Это сложнее, но я использовала стоящий рядом с кроватью стул. Вцепилась в спинку — благо, настоящий, дубовый, фиг подвинешь, откуда только взяли, и кое-как поднялась.

И осознала себя сидящей на кровати.

Теперь так же вцепиться в кресло и начать вставать.

Вот на этом мои подвиги и кончились, потому как влетела сиделка, уронила поднос с завтраком, а я, от избытка усилий, опять стекла вниз.

Больно.

Визгу бы-ыло...

Но в итоге мы с врачами разошлись взаимозачетом.

Они не мешают мне, а я стараюсь себя не угробить. Не могу сказать, что обе стороны были довольны, но — переживут. Я же терплю их заботу?

Сиделка меня вообще раздражала. Я что — калека?

Мне работать надо, все разрабатывать, двигаться, чтобы спайки не образовались... я еще по той жизни помню совет одного хирурга.

Как мне сказали — двигайся, зараза!

Двигаться надо начинать сразу же. Слезать с операционного стола и шевелить лапами. Позволишь себе расклеиться — вся работа насмарку пойдет, что резали тебя, что не резали... работай!

Я запомнила. И шевелилась.

Постепенно, потихоньку, я начинала подниматься на ноги, ходить по палате, потом рядом...

Так прошло две недели.

А потом меня обрадовали.

Меня хотел видеть лично Его Императорское Величество.

* * *

Ввиду моего состояния нестояния, процедуру встречи упростили.

Ни придворного наряда, ни реверансов.

Достаточно было зайти в соседнюю палату. На меня натянули балахон, чем-то напоминающий мантию астролога, туфли, и заботливо помогли перейти коридор — вдруг ляпнусь?

Иван XIV сидел в большом кожаном кресле. И кивнул мне на стоящее напротив.

— Присаживайтесь, княжна.

Я послушно опустилась в кресло.

— Ваше импе...

— Государь.

— Прошу прощения за нарушения этикета, государь. — На язык лезло бессмертное: 'не корысти ради, а токмо волею, паки, паки...'. Пришлось прикусить язык и потупить глазки. Бесстыжие.

— Все в порядке, Мария Ивановна. Я знаю, сколько сил пришлось приложить лекарям, чтобы мы сейчас разговаривали.

Я кивнула.

— Да, государь. Фактически, я выжила чудом. И мне очень повезло, что я быстро потеряла сознание.

Иван XIV улыбнулся.

Он тоже знал о простом факте.

Я применила заклинание магнита. Но... представляете, сколько металла было на площади?

Пряжки, ордена, оружие, прочие полезные вещи... если бы оно все ко мне притянулось, масса металла внутри меня превысила бы собственно, мою массу.

Повезло.

Заклинание я активировала — и что в меня попало быстрее всего?

То, что было в воздухе, не привязанное ни к чему, без преград...

То есть — шрапнель, или чем там начинили бомбу Шуйские.

Меня ударило, отбросило, и заклинание деактивировалось. А вот оставайся оно активным хотя бы секунд двадцать...

Вот где было бы весело!

— Нам всем повезло. А я вам обязан жизнью. Своей и своей семьи.

— Это мой долг, государь, — отозвалась я.

Обязан.

Но... королевские обязательства — они такие... джинн обязан выполнить три ваших желания. Но кто сказал, что вам понравится результат?

Хочу тонну золота?

Вот тебя ей и уплющит. Ежели оно сверху свалится, прямо на голову.

Хочу меч-кладенец.

Вот ты его и получишь. Только хозяином его был и останется другой человек, ты ведь это не оговорил. А тебя этот кладенец и зарежет, твоей же рукой. Есть у них такая функция.

Да, здесь другие сказки про исполняющих желания джиннов. Здесь стариков Хоттабычей нет. И подозреваю, его императорское величество ничем от героев сказок не отличается.

Так что не буду настаивать на награде.

— Долг... Почти сотня охраны, караул, маги... и никто! Никто не среагировал быстрее вас!

Я пожала плечами.

Если на то пошло, я считала, что все прекрасно укладывается в поговорку: 'у семи нянек дитя без глазу'. Да и когда еще такое событие состоится, не каждый же день наследника престола хоронят?

Весь церемониал, ритуалы, угощение, кстати говоря...

Гвардейцы понадеялись на Романовских, а сами глазели во все глазелки.

Романовские — наоборот, ну что может случиться, если вся площадь оцеплена?

Результат?

На площади.

Маги?

А что они — не люди?

Люди, и отвлекаются точно так же, и теряются... если на вас летит 'КАМАЗ', вы — как? Мгновенно проанализируете обстановку и поймете, куда прыгать?

Или застынете на месте?

У каждого свои реакции. И вообще...

Придворные маги не есть боевые маги. Суть разная.

Когда ты магией свою жизнь спасаешь, это одно. Тут и на сусличий свист дергаться станешь. И сил будет немного, а защиту будешь обеспечивать по полной программе.

А когда ты при дворе интригуешь...

Беда любого мира.

На передовой оказываются специалисты, во дворцах — управленцы. Которые отлично знают кого и куда послать (и в каких выражениях), но практики из них — паршивые. Это ж надо каждый день упражняться, работать, тренироваться...

Сложно?

Еще как.

Элементарная лень и инерция мышления. Вот и результат.

Вслух, понятно, я этого не сказала. Скромно предположив:

— Может быть, государь, ваши придворные маги больше хороши, как теоретики? У них наверняка фундаментальные и энциклопедические знания...

Иван XIV покривился, но спорить не стал. И верно — не мое дело магов разбирать. Так уж получилось, что я среагировала первой.

И не виной ли тому кровь Полоза?

Кто-то видел бросок змеи?

Потрясающее зрелище, доля секунды, скорость, стремительность, натиск...

— Я обещал вам свободу, и я сдержу обещание, — переключился на другую тему Иван XIV, — но вам придется какое-то время поработать с моими магами. У вас есть какие-то предпочтения?

Я пожала плечами.

— Нет, государь. Разве что...

— Да?

— Тот ученый, которого подставили Шуйские, государь. Он ведь работает на Корону, верно?

Иван XIV не ответил ни да, ни нет. Молча смотрел, ждал...

— Мне бы не хотелось с ним работать. В остальном — воля ваша, государь.

— Это я могу понять. Хорошо, ваша просьба оправдана. Мария Ивановна, вы точно больше ничего не хотите? Я должен вам, и не привык быть в долгу.

Я впервые подняла глаза — и наши взгляды скрестились.

'Серые глаза — рассвет', — не к месту вспомнился мне Киплинг.

— Государь, вы и так даете мне самое ценное. Возможность жить своей жизнью.

— Вдали от столицы, в глуши...

— Государь, я не создана для столицы. Для блеска, балов, интриг, крови, подлости... я так жить не хочу. Мой дом, моя семья, мое крохотное, но только мое дело — разве мало?

— Кому-то другому? Безусловно. Если б вы знали, Мария Ивановна, что можете потребовать. Земли, деньги, удачную партию...

Я пожала печами.

— Земли, с которыми я не справлюсь, и которые зарастут бурьяном. Люди, которыми я не смогу управлять — это не мое. Деньги? Но мне не надо много, мне на все хватает. А так я и еще заработаю. Удачная партия? Человек, который будет рассматривать меня исключительно, как навязанную ему женщину? Нет, я не хочу такого для себя и детей. Простите, государь.

— Вы мудрая маленькая женщина, Мария.

Я пожала плечами.

— Государь, я не возьму больше того, что смогу поднять.

— Я читал ваши истории. Занимательно... помнится, там была история о детях, которые попросили золота. Золото им дали, а унести они его не смогли, верно?

— Голубая змейка, государь, — мимолетно улыбнулась я.

И вспомнила исходные варианты.

А как бар изживем, так и вовсе заживем... как-то так. И царей, кстати, тоже.

А уж что там думал уральский сказочник, писал он эти фразы в рамках 'идеи коммунизма', или верил в них сам — кто теперь ответит?

Точно не я...

— Хорошо, Мария. Я дам вам все просимое. И напоследок — поработайте с моими магами.

— Конечно, государь.

— Я знаю о вашей затее. Вывести новые сорта овощей, фруктов...

Я насторожилась.

Сейчас еще заявит — цыц, баба, знай свое место, и все...

— Вы уверены, что эта работа не навредит вашим детям?

— Уверена, государь.

— Возможно, через год или два я к вам пришлю несколько магов на обучение.

Ну вот еще!

Но посылать на фиг было явно не к месту.

— Государь, вы согласуете со мной кандидатуры?

— Да, Мария. Это вы заслужили.

И то хлеб. Хоть абы кого не пошлют...

— И последнее. Я в курсе ситуации с вашим вторым сыном. И могу вас заверить, что никаких проблем с Храмовыми у вас не будет.

Я выдохнула.

— Благодарю вас, государь.

— И с первым сыном. Ему присвоена фамилия Демидов. Нил Демидов — звучит?

Я медленно кивнула.

— Фамилия, государь?

— Не только. Бумаги у вашего будущего супруга. Александр хороший и верный человек, он позаботится о вас и о ваших детях. И о ваших общих детях — тоже.

Хороший.

Верный, умный, добрый.

Не карьерист, не лизоблюд, не подхалим. И правильного подхода к начальству не знает. Увы.

А еще немного подкаблучник. Ну так что же? Есть много разных вариантов супружеских пар, так кто сказал, что право на жизнь имеет лишь одна версия? Та, где мужчина полновластный хозяин, а женщина стоит наготове с домашними тапочками?

Это красиво в кино. Но в жизни — лучше подобный вариант не воплощать. Рано или поздно сорвет тормоза у любой женщины, и тапочки полетят в лицо 'властелину мира'. Это еще лучший вариант, о худших и думать не хочется. Навидалась.

— Благодарю вас, государь, — от души высказалась я.

— Не стоит благодарности, Мария Ивановна. С вашим отцом я переговорю. Взял моду — ссориться с детьми...

Я хмыкнула.

— Строго говоря, государь, я виновата больше.

— Вот как?

Удивление было искренним. Оно и понятно, кто из женщин удержался бы в такой ситуации? Мигом назначили бы крайнего и принялись обмазывать отца черной краской.

Но в том-то и дело...

Да, для меня поступки Ивана Горского — неприемлемы. Для меня.

Женщины двадцать первого века, который ознаменовался войнами и революциями.

А для него? Для моей предшественницы, которая погибла в результате взрыва?

Вполне логичны и адекватны. И не влюбись княжна в Милонега, я бы ее тело не заняла. Вышла б она замуж как миленькая, по Пушкину. См. 'Дубровский'.

Поженили?

Все, конец книги. Дальше игры не будет, я этому человеку отдана и верна буду. Хотя так и так... гадство!

Для меня.

А судить чужой монастырь со своей колокольни — глупо. И полетом с этой колокольни закончится.

— Отец хотел для меня лучшего, государь. Возможно, через призму своих желаний и взглядов, но зла он мне точно не желал.

— Я рад, что вы это понимаете, Мария. Но с князем я все равно поговорю.

— Благодарю вас, государь.

— Не стоит благодарности, княжна. Вам я титул дать не могу, но вашему супругу я его присвою. Думаю, графиня Благовещенская — это звучит красиво.

— Государь...

— Титулы и ордена — то, что дешево обходится императорам, не так ли, Мария?

Я хмыкнула.

Вообще-то да.

— Земли у вас есть, остальное — приложится. Вы точно не хотите остаться при дворе, Мария?

— Не хочу, государь, — четко ответила я.

— Жаль. Очень жаль.

И взгляд...

Так.

Срочно надо рвать когти. И замуж, однозначно замуж!

Не то, чтобы во взгляде императора был мужской интерес. Откровенный и голодный.

Нет.

Скорее... такое ленивое любопытство. Новая зверушка, интересная игрушка... как равную он меня никогда не примет. Ни при каких обстоятельствах.

А вот попробовать на зуб — не откажется.

Только мне такого не надо. И даром не надо, и с доплатой не надо...

— Государь, воля ваша...

— Я своих слов не меняю, Мария. Его императорское величество поднялся из кресла — и коротко склонил передо мной голову.

А потом вышел из комнаты.

Ох, ёжь твою рожь!

Это серьезная честь. Очень серьезная...

Мне остается только промолчать. Отдохнуть еще немного в кресле и отправиться к себе в палату.

Надо восстанавливаться, надо выходить замуж, работать с магами, уезжать из столицы...

У меня громадье планов — и я не стану бросаться ни единым днем той замечательной жизни. Я сполна за нее заплатила.

Я сидела в кресле и смотрела в окно.

Там зеленели темной хвоей ели, по колючей лапе прыгала какая-то птица, что-то искала, синело небо, в открытую форточку просачивались уличные шумы — ветер, шелест ветвей, чириканье, где-то вдалеке перекликались человеческие голоса, а я сидела — и понимала, что наконец-то.

Я вросла в этот мир.

Сроднилась с ним, он стал и моим миром, и я счастлива.

Я довольна своей жизнью.

Интерлюдия.

Иван XIV шел по коридору.

Медленно, спокойно...

Кто-то кланялся, кто-то глядел подобострастно, а Иван все никак не мог забыть бледного лица княжны.

Казалось бы — что такого?

Да выкинь ты ее из головы и живи дальше. Не красавица, не Бог весть что, и получше есть, и милее...

А вот что-то зацепило.

Иван XIV и сам не мог понять — что именно?

Что?

Не внешность — его любовница намного эффектнее. Не спасение его жизни, нет.

Характер.

Да, именно характер.

Иван XIV улыбнулся.

Оно и неудивительно, что у княжны были трения с отцом. Великолепная женщина, но когда сталкиваются две сильных личности...

Князю Горскому можно было только посочувствовать.

Благовещенскому?

Хм...

Вряд ли он справится с такой женщиной. Может, и справляться не будет.

Его все вполне устроит. Княжна никогда не даст ему понять, кто в доме хозяйка, скорее, у них образуется тандем. Чем-то будет заниматься княжна, чем-то — ее супруг. Но с ее понятиями о чести, Александр Благовещенский не будет чувствовать себя ущемленным.

Никогда.

Она ведь поняла намек... и не захотела остаться при дворе. Даже ненадолго.

Власть, влияние, все это не нужно княжне Горской. Что ж, пусть будет счастлива на свой лад. Это она заслужила.

Кровью оплатила.

Гнусностью будет не отдать этот долг... и — да. Он обязательно станет крестным ее сына.

Но какая женщина!

Иван XIV знал, что Мария Горская навсегда останется в его памяти.

Не подруга, не любовница, не возлюбленная, но — Женщина. С большой уважительной буквы.

Чего-то это да стоило.

Эпилог.

Или 20 лет спустя.

— Какая красивая пара!

Муж с умилением смотрел на стоящих перед алтарем детей.

В маленькой церкви, той самой, что была отделана малахитом, помещалось двадцать человек, пришлось отбирать их очень тщательно.

Мы с мужем — это естественно. Родители невесты должны присутствовать на свадьбе.

Дети — шесть человек. Двое родителей моего мужа.

Родня со стороны жениха — еще есть человек. Осталось только втиснуть новобрачных и священника. И то едва-едва.

Все остальные ждали нас снаружи.

Дядья — тетушки, сводные — двоюродные, троюродные — племянники... сколько ж у нас тут родни накопилось!

У одного Александра, брат, сестры, их жены-мужья, дети — внуки...

Родня исчислялась не десяткам — сотнями.

А чего стоили Демидовы?

Когда Нила признали Демидовым и официально сообщили об этом семье, нас настиг скандал.

Первой примчалась сестра Сергея Демидова, и разразился скандал.

Варвара Демидова с порога заявила, что не позволит, чтобы их род ублюдками прирастал. Я мгновенно завелась, высказалась, что ублюдки в их роду как короли ходить будут, на фоне убийц, чернокнижников и подонков... Варвара ответила, что не Горским рты открывать...

Еще минут пять — и мы бы сцепились, как две кошки.

Я бы точно проиграла, потому как после всех врачебных процедур едва ноги таскала.

Спасибо Виктору Николаевичу — мужчина мигом нашелся, произнеся простую фразу:

— Дорогуша, денег будет только больше.

Дама заткнулась, видимо, от неожиданности. А свекор объяснил, что Сергей Демидов оказался в оппозиции к власти. Почему и хирели последние годы заводы. А вот Нил Демидов в оппозиции к власти не состоит, мать его милая девушка, с родными всегда дружить готова...

Как есть — гад.

Через два часа я забыла, с чего начинался разговор, да и Варвара Демидова была не лучше. Из гостиной мы вышли почти подругами...

Куда там ссориться?

Разобраться бы на каком мы свете.

Постепенно как-то утряслось.

Не могу сказать, что Демидовы нас полюбили, но им и правда стало лучше жить.

Управлять семьей Нил не мог по малолетству, я вообще в это лезть не собиралась, живите себе хоть с крокодилами,, а Александра и свекра интересовали только заводы и рудники.

Вот производство они налаживали на совесть.

Мы с Нилом ездили по рудникам, разглядывали жилы, пробовали их притянуть поближе, иногда получалось, иногда — нет...

В любом случае, Демидовым стало лучше.

Денег больше, контроля меньше...

Через пару лет они принялись поздравлять нас с праздниками, к концу десятого года начали наезжать в гости и приглашать к себе, еще через пять лет — подружились.

Теперь Варвара просит у меня новейшие саженцы вишни, а в ответ лично (семейный рецепт) варит для меня варенье с кусочками грецких орехов. Я его не варю никогда.

Надо из каждой вишенки вытащить сердцевину, сунуть в нее кусочек ореха...

Вкусно — язык проглотишь.

Возиться — с ума сойдешь.

А Андрюшка присматривается к Кате Демидовой. Очень милая девочка, посмотрим, как у них дальше сложится.

Умирать Демидовы тоже перестали.

Как ушла основная ветка, так и перестали.

Видимо, Нита им мстила, пусть даже из могилы, а сейчас все закончилось. Ушло проклятие, выдохлось, исчерпало себя.

Естественно, это связали с Нилом.

Сплетни ходили и ходят — жуть. Но нам было все равно, и будет все равно. Пусть хоть что говорят, лишь бы жить не мешали.

А сегодня Нил женится.

Невеста — Селена Аркадьевна Шаврина.

Или — Ссссарешшшеллана эн Шшаверессс. Да, и так тоже бывает.

На улар начали сползаться Полозы.

Почуяли, гады, родную кровь.

Посмотрели на происходящее, полюбовались на меня, на Нила... первым объявился родной дядюшка малыша. Ташшаралдан эн Шшарраласс, извольте любить и жаловать, можно просто Тарш.

Вы не переживайте, я вас не стесню, я тут мимо проползал...

Так удачно проползал, что рядом поселился.

Смотришь, а он уже с Александром подружился.

Глядишь — к Нилу забегать начал, и учить его всяким полозовским штучкам.

А там и гости приехали, друг остался, знакомые поближе перебрались...

Когда Нил сказал, что сделал предложение девушке, я только порадовалась.

А когда узнала, что милая девочка — полоз... и родня у нее чистокровные полозы. А Нил — полукровка.

Ничего, никто сильно не шипел.

Нил, хоть и полукровка, оказался посильнее многих чистокровных.

Почему?

Мы это еще выясняем.

Оказалось, что на стыке человеческой и змеиной магии есть много интересных возможностей. Пока что мы их исследуем вместе.

Потом?

Я не загадываю.

Березовский медленно, но верно превращается в человеческо-змеюшный оазис. Иногда так и тянет написать транспарант: 'человек человеку друг, товарищ и змей'. Мне известны три смешанные семьи, но это скорее, пока исключение, нежели правило. Хотя со временем...

Ссарешесс мало того, что очень консервативны, они еще и однолюбы. Люди таким постоянством похвастаться не могут, поэтому пары обычно образуются из мужчин — ссарешесс и человеческих женщин. Есть у нас и парочка полукровок.

Я в Березовском развела целое опытное хозяйство. Ничуть не хуже, чем в Мичуринске получилось.

Маги земли сюда едут со всей страны.

А рассада из Березовского питомникам давно стала знаком качества.

К нам и из-за границы пытаются приехать, но в этом отношении его величество строг.

Ни-ка-ких!

А то сегодня любопытствующие, завтра гости, а послезавтра от шпионов отбиваться замучаемся. Игорь Никодимович Романов с императором полностью в этом солидарен.

На троне пока еще сидит Иван XIV. Уже скоро он должен передать престол своему сыну.

Игорь Никодимович Романов ушел в отставку около пяти лет назад. И уехал... да-да, именно сюда. В Березовский.

Государь поставил его генерал-губернатором города, а на деле выходит так, что в его руках вся тайная полиция. Ну и пригляд за нами, учеными.

За мной, за Ваней...

Петя с нами не работает. Его потянула торговля и он попросился под крылышко к Благовещенскому. Виктор Николаевич не стал спорить. Петя активно помогает ему, собирается жениться на симпатичной девушке из купеческого сословия. Уже привозил ее на смотрины.

Хорошая такая девочка...

Ваня женился шесть лет назад.

На Арррашшшене эн Ссавериссс. Тоже змейка, полукровка, очень симпатичная. У них с Ваней двое детей, может, и еще нарожают. Здесь так принято.

У нас с мужем, кроме Андрюшки, еще пятеро родилось. Три сына, две дочери.

Крестником первого сына, Ванечки, стал лично его императорское величество.

Я в столице почти не бываю, Виктор Николаевич пересказывает мне новости. Хотя что там рассказывать?

Тишина, спокойствие, стабильность. Хорошо ли это?

Уж точно не плохо.

Отец приезжает к нам изредка, вместе с сестрами. Но — редко.

Как-то не срослось у нас.

Александр старался нас помирить, потом махнул рукой да и плюнул.

Не сбылось. Не удалось.

Друг от друга мы не шарахаемся, но и не бросаемся на шею.

Нет, не семья.

Не отец, не сестры... так, посторонние люди. Не самые лучшие и интересные. На троечку по десятибалльной шкале.

Тогда, двадцать лет назад, мы не сразу уехали из Москвы.

Я долго выздоравливала, раны гноились, не хотели заживать. Чудо, что вообще справилась, но постепенно и на ноги встала, и чувствовать себя стала лучше.

И пришло время опытов.

Ученые меня щадили, насколько могли, но все равно было тяжело. Морально сложно ощущать себя лабораторной крысой.

Но постепенно все утряслось. Ничего нового и интересного для науки внутри меня не обнаружили, чем я искренне порадовалась. Со скрежетом зубовным с этим смирился его Величество, и отпустил меня на волю. В Березовский.

С Александром мы поженились, как только меня выпустили из больницы.

Не могу сказать, что все было легко и гладко.

И ругались, и посуду били, и притирались, и мирились и снова ссорились...

Я решительно не могла сидеть под каблуком и слушаться мужа.

Александр хотя и шел мне навстречу, но регулярно начинал ругаться.

Когда узнал правду про Нила, когда Тарш решился сознаться, когда познакомился с полозами, когда...

Поводов было много.

Александр до сих пор поглядывает с опаской — все ли мои секреты он знает?

Или еще что-то осталось?

Я улыбаюсь. Что за женщина без маленьких тайн? Даже неинтересно как-то...

— ...объявляю вас мужем и женой...

Ох, это я и службу пропустила за воспоминаниями.

Бывает.

Кстати, с церковью у нас тоже проблем нет.

Нашли общий язык. И теперь ездят к нам за семенами. Поди, приятно, когда урожай хороший? И цены на хлеб падают

И получать с гектара не тонну зерна, а пять — шесть тонн тоже хочется.

Мы уверенно идем к этим цифрам.

Селекция, селекция и еще раз селекция.

Иван XIV, поняв, что от наших работ есть польза, принялся нас финансировать. Теперь мы можем себе позволить и лаборатории, и сотрудников...

В Лощинке мы выстроили себе дом.

Свадьбу праздновать мы будем именно там.

Медленно двигаясь за новобрачными, мы вышли из церквушки на яркое солнце.

— УРРРААААА!!!

Сколько же тут было людей!

И люди и полозы, Благовещенские и Храмовы, Романовы и Демидовы, Шшараласс и Ссавериссс...

— ГОРЬКО!!!

Лена бросила букет.

Белые цветы упали в руки... я проследила взглядом и ахнула.

— Анна!

Моя старшая дочь уверенно держала хрупкие стебли.

— Да, мам?

Веселая, красивая, уверенная.

И так похожая на Ниту?!

Что я могла сказать по этому поводу?

Счастья, дети мои. Счастья... такого же, как довелось узнать и мне. Здесь и сейчас — я счастлива. Большего и не надо.