Маруся-3. Попасть не напасть

— Правда, пойду я спать. А уж завтра, на свежую голову...

— Пошлешь девушке цветы.

— Я действительно дурак...

— Какие цветы — подсказать?

— Разберусь.

— Главное, не посылай кактусы, — глаза Виктора Николаевича смеялись. Ох уж эти дети. Но жена, будь она жива, была бы довольна. Мария — хорошая девушка, и семью держать сможет не хуже его супруги, а молодость... молодость — недостаток проходящий.

Саша рассмеялся и отправился спать.

А Виктор Николаевич отправился в кабинет. Он ведь не давал сыну никаких обещаний, верно? Где тут бумага?

Госпоже Марии Ивановне Храмовой.

Мария Ивановна!

Прошу принять меня для разговора по личному вопросу...

Не хочешь получить в невестки жабу — не пускай сына бродить по болотам в одиночестве. А то не расхлебаешь!

* * *

Игорь Никодимович Романов сидел над кипой бумаг. И задавался он одним вопросом.

Вроде бы он признаков идиотизма не показывал, верно?

Верно...

Так почему же люди считают его идиотом?

Или они просто считают себя самыми умными, а всех остальных по умолчанию — дураками? Очень на то похоже.

Ладно, поймаем, допросим, выясним.

Глава 6.

Шапка на пушистых лапках.

С утра мне доставили письмо.

Виктор Николаевич Благовещенский просил принять его для решения нескольких важных вопросов. Что ж, отказываться не стану.

Действительно, с любой проблемой надо переспать. После этого она резко уменьшается и отношение к ней уже другое.

Узнал Благовещенский про свое отцовство? Ну и что? Переживем! Что проблемного?

Все живы, здоровы, а остальное утрясется, никуда не денется.

Поймали врагов?

Вообще великолепно. Пусть Романов разбирается. Хотя... если честно, были у меня подозрения, но сейчас задумываться не хотелось. Со своими бы проблемами разобраться.

От Александра мне доставили цветы.

Громадный куст с нежными кремовыми розами. Именно куст, не букет... я распорядилась высадить его в саду и подумала, что меня неплохо изучили.

Не люблю цветы в букетах, они быстро вянут, и смотреть на это неприятно. Люблю цветы в горшках. Можно их пересадить, можно передарить, в любом случае, это намного интереснее.

Виктора Николаевича я дождалась к обеду и естественно, пригласила за стол.

Мужчина согласился, и весь обед поддерживал ничего не значащую беседу и погоде, природе, ценах на урожай... о таком я могла бы беседовать в любой светской гостиной.

Ваня с Петей переглядывались, но вперед меня не лезли, и это было правильно. А вот после обеда я пригласила возможного свекра в кабинет. Думаю, сейчас и начнется серьезный разговор.

Я не ошиблась.

Виктор Николаевич сделал пару глотков кофе и улыбнулся мне.

— Мария Ивановна, спасибо, что согласились принять меня.

— Не стоит благодарности. Это и в моих интересах.

— Скорее, в моих. Мария Ивановна, — от недавней расслабленности и следа не осталось, передо мной сидел настоящий хищник. — я правильно понимаю, что у вас нет предубеждения против Александра в качестве мужа?

Я покачала головой.

— Нет.

Действительно, Александр был бы лучшим вариантом. Достаточно умный, в меру авторитарный, сообразительный, к тому же, у меня уже есть один ребенок от него. И Нила он любит, и змееныш к нему хорошо относится.

Про финансовую сторону дела молчим, денег у меня и своих хватает, но Благовещенский не станет мне мешать заниматься опытным хозяйством, сам из купеческой семьи, понимает...

Да и лучше уж отечественный огород, чем салон французской литературной сволочи. *

*_ Не знаю ничего более гнусного, чем литературная сволочь. — Вольтер Письмо к Э. Дамилавилю от 24 сент. 1766 г. Полагаю, он знал своих соотечественников. Прим. авт.

Ну и...

В постели мне с ним тоже понравилось. Будем честны сами с собой.

— Вот и отлично. Тогда что вас останавливает?

— Исключительно планы Его Императорского Величества на мою особу, — призналась я. — Благодаря им я уже едва не погибла, и никто не скажет, что дальше будет лучше.

— Это — все?

— Все остальное прекрасно решается брачным контрактом, — пожала я плечами.

— Приятно видеть такой разумный подход в столь молодой девушке.

— У меня двое детей и двое братьев. И сестра, — помрачнела я. — Буду неразумной — оставлю всю эту ораву без присмотра. Этого допустить нельзя...

— Мария Ивановна, я рад, что в вас не ошибся. Скажите, когда решится ваша проблема, вы сможете ответить положительно на предложение Александра?

— А он знает о своем предложении?

— Конечно. Догадывается — точно, кольцо еще не заказал, но все еще впереди. Вы какие камни предпочитаете?

— Сапфиры, — с чистой душой ответила я.

— Учтем.

— Виктор Николаевич, а ничего, что ваш сын уже женат?

— Нас это абсолютно не волнует, — отрезал Благовещенский-старший. — Даша была хорошей супругой моему сыну, но сейчас она, фактически, мертва.

— Она жива.

— Мозг разрушен, надежд на восстановление нет.

Я прикусила губу.

— Плохо...

— В таких случаях церковь допускает развод. Даже настаивает.

А если приплатить, то и поощрит. Я поняла. Хотя не уверена, что мне это нравится.

— Виктор Николаевич, зачем вам такая невыгодная невестка, как я?

— А почему нет? — искренне удивился Благовещенский-старший. — Умная, красивая, из благородной семьи, и даже ваша репутация, Мария Ивановна, только в плюс. Еще два года назад свататься было бы бессмысленно, ведь так?

— Отец планировал продать меня намного выгоднее, — побаловала я правдой мужчину.

— Я рад, что у него это не получилось. У Саши появился шанс, и он его не упустит. Не сомневаюсь.

Я тоже не сомневалась. Но...

— Давайте выживем, а там посмотрим.

— Безусловно, Мария Ивановна. Безусловно.

Я мило улыбнулась.

Хорошо, когда все закончится, я попробую устроить личную жизнь. А пока...

— Мария Ивановна, а что у вас за опытное хозяйство, о котором вы рассказывали моему сыну?

Я улыбнулась и принялась рассказывать о своих опытах.

Виктор Николаевич внимательно слушал. А потом подвел итог:

— Мария Ивановна, никому об этом не рассказывайте. Такие идеи немалых денег стоят, мы еще придумаем, как их пустить в оборот. Надеюсь, вы не против?

— Я только за.

Мы улыбнулись и расстались полностью довольные друг другом.

Если повезет, у меня будет хороший свекор. И хороший муж. А остальное?

Приложится!

* * *

Настроение сильно подпортил приехавший Романов.

— Мария Ивановна, как вы себя чувствуете?

— Благодарю. Отвратительно.

— Вот и замечательно. Тогда собирайтесь. На вечер вам назначена аудиенция у его величества.

Я вздохнула.

Вот уж чего не хотелось. Но — надо так надо. И я отправилась собираться.

* * *

Иван Четырнадцатый принял меня вполне радушно.

— Мария Ивановна, рад видеть вас в добром здравии.

— Благодарю...

— Государь.

— Благодарю вас, государь, — поклонилась я.

— Настало время поговорить о наших дальнейших планах.

Я вежливо молчала.

— Благодаря вам, мы выцепили часть преступной сети. Я надеюсь, вы поможете нам и с остальными...

Каюсь, я не удержалась.

— Государь, разве Матвеев не даст показаний?

Сформулировано было достаточно коряво, но Его величество понял. И улыбнулся.

— Мария, скажите, вы бы дали такой компромат на себя?

Я подумала пару минут.

— Но...

— Матвеев — глава юрта, уже не первый год. Умный, хищный, расчетливый... и так подставляется? Да вас бы скрутили еще тогда, как колбасу, или вообще, не так похищали. Вам дали время известить своих, вас буквально притащили на кучу улик — и все указывают на Матвеева.

Хм...

Я почувствовала себя дурой. Действительно, опять — театр?

— Государь, но тогда — кто?

— Матвеев, конечно, виновен. Но не в том, в чем вы думаете. Итак, Мария, мне нужна от вас помощь. Сейчас вы должны пройти ритуал, разрывающий связь между вами и цесаревичем Василием — это первое.

— Да, государь.

Вот уж на что я соглашусь с радостью.

— Второе. Вы должны завтра вечером появиться в свете, вместе с цесаревичем.

ЧТО!?

— Ваше императорское величество, но...

— Я понимаю, что это достаточно негативно скажется на вашей репутации.

Негативно!?

Мать-перемать, ёжь — перерожь!

Тут вообще никаких цензурных слов не остается. Фактически, это выглядит так — умер мой супруг, и я приехала в Москву, на потрахушки. И подцепила цесаревича.

После такого — не во всякий монастырь еще и примут. Не просто клочья от репутации — мне ее уничтожают в хлам. В ноль. В пыль.

Кажется, мое лицо было достаточно выразительным, потому что его величество прищурился на меня.

— Уверяю вас, Мария Ивановна, ваша репутация не пострадает. И награда будет достойной.

Я бы смолчала. Я бы согласилась на все, здесь не спорят с верховной властью. Но...

Вот пришла мне в голову жуткая идея. И я, не долго думая, выдохнула.

— Ваше императорское величество, прошу лишь об одной милости.

— Какой же?

— Умоляю никак не соединять мою судьбу с цесаревичем.

Потому что два слова, возникшие у меня в мозгу, были страшными.

Морганатический брак.

Неравнородный, лишающий права на престол... цесаревич и так подвергся обработке, путь ему и так закрыт. Но... если сказать вслух об этом нельзя?

Если нужна другая причина, то чем такой брак хуже?

То-то и оно.

Парией я не стану, плевать мне вслед не будут — такое неуважение к императорской семье здесь не проявит никто, это вариант самоубийства. Но придворная жизнь для меня будет хуже смерти.

Лучше пусть сразу казнят, спокойнее будет и безопаснее.

Мужчины переглянулись, и я поняла, что... ох! Ёжь твою рожь!

Все равно!

Лучше грудью на баррикады, чем в такой брак! Убейте меня сразу, нечего меня еще сто лет мучить! Не хочу!!! Не дамся!!! Не сдамся!!!

— Мария Ивановна, у вас уже есть кандидат? — вкрадчиво осведомился Романов.

Я покачала головой.

— Нет. Гнусно было бы с моей стороны давать кому-либо надежду, до завершения всей этой истории.

— Тогда почему такая реакция на предположение? Да, это был бы морганатический брак, но тем не менее...

Я замотала головой так, что коса метнулась, хлестнула по подолу платья, словно плеть. Сегодня я волосы не закалывала в затейливую прическу, но косу заплела сложную, с нитями черного жемчуга.

— Я не создана для придворной жизни.

— Это тоже решаемо.

— Я сделаю цесаревича несчастным, равно как и он меня.

— Умная женщина будет счастлива в любом браке.

— Ваше императорское величество!!! Умоляю!!!

Я упала на колени. Больше ничего не оставалось.

Иван Четырнадцатый только головой покачал.

— Мария Ивановна, это был бы самый лучший и простой вариант. Но если вы так решительно настроены...

Так?

Решительно?!

Я лучше съем перед храмом... да что угодно я там сожру! От паспорта до кольца, от ведра навоза до живого слона. Но замуж не пойду!

И с Благовещенским удачно получилось. Вовремя мы с ним поругались, и он у меня не показывается. Подставился бы он сейчас по полной программе, а так — все может еще и обойтись. Надо только Виктора Николаевича предупредить, пусть сидит тихо.

Кажется, мужчины оценили мое настроение. Переглянулись.

И его величество подвел итог.

— Давайте начнем с ритуала.

* * *

Оказывается, в Кремле и такое есть.

Подвалы.

Стены побелены простой побелкой, пальцы пачкает. Потолки невысокие, и видно, что кладка старая. Древняя даже.

Кое-где камень выкрошился...

Я иду по коридорам.

Холодно, даже не столько холодно, сколько промозгло, и до костей пробирает. И словно смотрит кто-то в спину... так, как будто палец у него на спусковом крючке.

Пристрелить?

Обойдется? А решение не я принимаю. И смотрит, смотрит...

Оценивающий такой взгляд, равнодушный. И что самое страшное — без эмоций. Словно все от меня самой зависит.

А на мне только балахон из простого, некрашеного даже полотна, на живую нитку сшитого. Явно для ритуала делали.

А мне просто принесли.

Балахон чуть великоват, под него дали тапочки — до места дойти, не то ноги замерзнут, и подол приходится придерживать, чтобы не наступить и не ляпнуться носом. Подозреваю, где-то есть шкаф с этими балахонами, как с ритуальной одеждой.

Передо мной идет Романов.

Его величество ушел куда-то, поручив Игорю Никодимовичу доставить меня на место проведения ритуала. Романов предложил мне руку и мы пошли.

Сначала меня вымыли служанки.

Потом расчесали — на мне и ниточки своей не осталось. Причем мыли интересно так...

Сначала молоко, потом вино, потом проточная вода в бассейне. У нас такие во всяких купелях устраивают, бассейн небольшой, из одной трубы вода вливается, в другую уходит. В родном мире я один раз искупалась, потом брезговала, а здесь, вот, пришлось.

Волосы мне тоже вымыли, высушили тканью и расчесали. Хлопот было...

Это не стрижка-боб, это настоящая толстенная коса, которую мыть — и то замучаешься. Но промыли.

Потом принесли балахон, помогли надеть его и оставили одну.

Романов был одет, как и раньше, а в ответ на мой вопросительный взгляд покачал головой.

— Я только до места вас доставляю. На ритуале я присутствовать не буду.

— Есть-пить ничего не надо?

— Таких ограничений нет.

— А вот эти купания?

— Не знаю. Может, как-то связано с родовой магией хозяев — магией воды, — откровенничать Романов не пожелал, даже если что-то знал.

Я пожала плечами. Ладно, все равно правды не расскажут. А ведь даже у нас в сказках что-то сохранилось...

Ты сперва в воде студеной, а потом в воде вареной...*

*— П. Ершов, Конек-Горбунок. Прим. авт.

Ритуальная, обрядовая магия вообще одна из самых сложных, там каждый чих свой смысл имеет. Ладно, хоть не надо было голодать или три дня поститься — и то дело. Я бы и не то выдержала, но неохота.

Коридор закончился дверью. Старой, из такого древнего дерева, что оно от старости почернело и стало тверже камня, сразу видно. Кольцо бронзовое, и металл тоже старый.

Я не удержалась и коснулась его кончиками пальцев...

Металл ответил теплом и неожиданной лаской... ему было тяжело здесь, под землей. Он так давно здесь находится... почти тысячу лет. А до того был в другом месте, в святилище....

Дальше я узнать не успела, Романов легонько коснулся моего плеча, приглашая пройти внутрь.

И я шагнула, размышляя, то ли мы не все знаем про нашу историю, говоря, что Москва основана в 1147 году, то ли эту дверь просто удачно где-то сперли и приделали, когда Кремль строили... кто ж мне теперь ответит?

Внутри было неожиданно светло.

И душно.

Несколько десятков свечей пожирали кислород с активностью термитов, добравшихся до добычи. Комната, в которой я оказалась, была квадратов так на пятьдесят, может, и побольше, но вентиляция, наверное, не чистилась с основания Кремля.

Подзабылось, подзабилось...