Маруся-3. Попасть не напасть

Бывает.

Сводчатые колонны поддерживают стены, на потолке сложная роспись, что-то такое, астрономическое. Не стилизованные солнышки, а вполне профессиональный чертеж, надо полагать, для ориентации по сторонам света, а то и для каких-то подсчетов.

Пол сложен из грубоватых квадратных плит. Темных, почти черных... мрамор?

Нет, базальт.

Аф-фигеть!

Это откуда ж его такой взяли? Как вырубили, отполировали, привезли, это сколько стоило? Дороже чугунного моста получается!

Или просто маг земли уговорил один камень превратиться в другой?

Это возможно. Но сил требуется...

Не на сутки работа — на года.

Камни слишком инертны и не любят меняться. Они могут поддаться воде, ветру, но суть свою не изменят, а тут...

Лучше даже не думать. Хотя вряд ли это измененные камни, в ритуальном зале не должно быть посторонней магии. Те же магические светильники, хоть и дорого, но подвесить можно.

В теории можно. На практике — нельзя. Запрещено категорически. Конфликт сил может случиться, и конфликт заклинаний, Такое можно наворожить — самоубьешься, а не исправишь.

На полу был начерчен сложный рисунок, похожий на трехлучевую звезду со всякими вписанными внутрь рунами и символами.

Я пригляделась.

Чем хороша некромантия — символы смерти узнаешь сразу. Но здесь их не было.

И судя по тому, что я увидела, между мной и цесаревичем действительно желали только разорвать связь. Это неплохо.

Недоверие?

Недоверие — мое второе имя, и никак иначе. Жить хочется, знаете ли, а избыток доверия не способствует выживаемости.

— Да вы не стесняйтесь, Мария Ивановна, проходите.

Ироничный мягкий голос застал меня врасплох. За разглядыванием зала я упустила все остальное и теперь краснела.

Бывает...

Внутри уже находилось два человека.

В таких же балахонах, как и у меня — ку-клукс-клановцы обзавидовались бы. Один — его величество лично. У него было какое-то отличие, потом я поняла.

Балахон был вышит белой нитью по белому.

Второй — цесаревич Василий.

Обжег меня взглядом, попробовал сделать шаг вперед, но его величество только кашлянул — и парень вернулся в строй.

И вот за это меня хотят замуж выдать?

Не спорю, мне удобно будет, им командовать несложно, приучен, но...

Все, что делается, все к лучшему. Сядет такая тряпка на трон, и об страну все, кому не лень, начнут ноги вытирать. Все же, монархия — очень удачная форма правления, но монарх должен быть реально грамотным, сильным, умным, хищным...

А если во главе державы олень, то державу растерзают волки.

Начнут с глав-оленя, закончат...

Не закончат. В моем мире до сих пор терзают...

Я послушно прошла.

— Тапочки снимать, государь?

— Безусловно. Вот ваш угол звезды, минут через пять снимете тапочки и встанете.

— Слушаюсь, государь.

Я послушно сняла тапочки и тут же пожалела об этом. Холод голодным зверем вцепился в пятки, обглодал подошвы и начал продвигаться к коленкам. М-да.

Если это продлится долго, я артрит заработаю.

Цесаревич послушно занял второй луч звезды. Смотрел на меня он прямо-таки спаниельим взором, но рот открыть не решался.

С одной стороны я его понимала — его величество производил впечатление.

С другой... ладно — я! Человек посторонний! Но это ведь его отец! Ну что ему император сделает?

Убить не убьет, побить не побьет, поздно уже лупить, не тот возраст.

Ну и?

Чего так трусить?

Нет, не хочу я замуж за цесаревича. Совсем не хочу.

Его императорское величество установил последнюю свечу и поднялся с колен.

— Ритуал идет примерно десять минут. Постарайтесь не мешать мне, это не больно, неприятных последствий не будет. Обещаю.

Я кивнула.

Цесаревич повторил мое движение.

Император устроился на третьем луче звезды и протянул руки вперед. Это меня чуток успокоило, не стал бы он принимать участие абы в каком ритуале, верно?

Должны быть какие-то требования безопасности, ведь так?

Должны.

Под сводами кремля медленно полились слова.

Я почувствовала себя дурой — в который уж раз? Говорили явно на русском, но русском — древнем. Этот язык звучал в лесах, когда еще последователи Христа не создали свою религию. Этот язык был таким же древним, как славянские боги, этот язык помнил самого Рода.

Он раскатываться под потолком, заполнял пространство, гремел и перекатывался, словно водопад. Я выхватывала отдельный слова...

Явь...

Навь...

Правом крови...

Что-то проявлялось, что-то выкристаллизовывалось, сила натягивалась, вибрируя, словно тетива на луке...

Звезда наливалась тревожным алым огнем, пульсировала, словно живое человеческое сердце, трепетала и билась. Я подавила детское желание коснуться ладонью нарисованных рун.

Тихо, тихо, вот так...

Голос императора то становился тихим и почти успокаивающим, то гремел раскатами грома.

Я отвлеклась ненадолго.

Алое сияние метнулось вверх, захлестнуло мои ноги, поднялось до сердца, точно так же охватило цесаревича, императора — и в алых отблесках стало видно нечто...

Словно черный канат, который соединял меня с Василием.

Нетолстый, но какой-то особенно гадкий, пульсирующий.

В руке императора черным блеснул нож из какого-то камня, полоснул по жгуту. Раздался визг, словно этим ножом прочертили по стеклу.

Больно, черт!

Мне не солгали, особо неприятных ощущений не было. Так... чесотка, щекотка... в пределах терпимого. У стоматолога и похуже бывало.

Мне.

А вот цесаревичу.

Ой, ёжь твою рожь!

Парень упал на колени, скорчился, словно из него кишки тащили... это как же ему паршиво сейчас приходится?

Но чем я могу помочь?

Ничем.

Вмешиваться в чужой ритуал, да еще пытаться в нем что-то подправить — это для самоубийц. Жахнет так, что Кремль снесет, трубы потом найдут на Юпитере, а наши тушки на Сатурне. Это в романах непроявленный маг может вмешаться в ритуал проявленного мага. А в жизни...

Нет, в жизни с этим лучше не связываться. Целее будешь.

Поэтому я стояла и ждала. И единственное, что я могла...

Это — не магия. Это — кровь Полоза.

Моя вундервафля, моя страховка на крайний случай, мой резерв, о котором никому знать не обязательно.

Змей — не приворожить. Мы сами кого хочешь и заворожим, и зачаруем, и покусаем, и отравим...

Особенно — последнее.

Нил все-таки ядовит. Возможно, что ядовита теперь и я. И если в моей крови есть яд, нельзя ли его собрать так, чтобы он пережег этот жгут?

Я его не хочу, я его отторгаю, я хочу, чтобы эта дрянь убралась из меня, я ее попросту ненавижу!!!

ЗАБЕРИТЕ!!!

Истошный мысленный вопль принес свои плоды.

Словно громадная золотая змея зашипела, обвилась вокруг меня, хлестнула хвостом, будто плетью, прогоняя наглую конкурентку.

Мое-ссссс...

Не отдамсссссс.

Сссссгинь!

Жгут с моей стороны начал ссыхаться и отпадать, пара минут — и я была свободна. Я.

А вот цесаревичу пришлось хуже.

Если между двумя людьми растянуть змею, а потом один человек ее отпустит — куда денется гадина?

Правильно. Нападет на второго.

И сейчас вся ярость, вся ненависть заклинания достались цесаревичу. Обернулись вокруг него тугим жгутом...

Ёжь твою рожь!

А ведь если бы он сбросил эту пакость, все досталось бы мне.

Наверняка. И я бы вот так же корчилась на полу, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли не дать себя задушить... речитатив императора взмыл под потолок и оборвался.

Кажется, происходящее не предусматривалось ритуалом.

Звезда погасла.

Алое сияние исчезло, но черный жгут я видела отчетливо, и понимала, что происходит. Сейчас эта дрянь пытается закольцеваться, встроиться, влезть в маноядро цесаревича, как гадкая пиявка. И выжить он не сможет.

При таком раскладе — нет, не сможет.

Но что делать, что делать?!

Император стоял и молча смотрел, как борется его сын. Только так... нельзя помочь?

То, что я сделала дальше, наверное, было идиотизмом. Да я и не говорила, что умная, никогда не говорила.

Выход был только один. Если эта дрянь испугалась змеиной крови, змеиного яда, может...

Я плюнула на все и сделала ровно три шага вперед. Звезда-то небольшая,, если шаг сделаешь, то уже вытянутой рукой дотянуться можно.

А, гори оно все ясным гаром! Не могу я смотреть, как сейчас молодой парень умрет! Не могу!!!

Ванька немногим младше этого балбеса, и плевать, что цесаревич, был бы крестьянин — так же помогать бы кинулась! Человек же!

— Нет!!!

Поздно.

Не обращая никакого внимания на крик, я поднесла ладонь к губам бьющегося на полу человека. И в мою ладонь впились зубы, прокусив малым, не насквозь.

Кровь хлынула в оскаленный рот цесаревича.

Я заорала от дикой боли. Кажется, из меня и кусок мяса вырвали, нет?

Но жгут вдруг дернулся, и начал сваливаться с Василия, словно обожженный.

Победа?

Победа???!

Ответа я так и не узнала, уйдя от боли в глубокий обморок.

* * *

Прохладное. Кислое. Вкусное.

Еще хочу!

— Тише-тише, Мария Ивановна. Сейчас.

Чья-то ладонь приподняла мою голову, и в рот мне полилось это самое вкусное.

Я жадно пила, потом рискнула открыть глаза.

М-да.

Это уже не ритуальный зал.

Больше всего это похоже на дамскую спальню, всю в розовых и белых тонах (кто сказал, что женщинам обязательно нравится розовое, да еще с рюшечками? Живодеры!!!), с золотыми вкраплениями, с рисунками каких-то мясистых нимф на потолке.

Чем-то холодным меня поил лично его императорское величество.

Опс...

Но подавиться меня бы и рота Цезарей на марше не заставила. И пролить хоть каплю этого счастья?

Никогда!

Я выпила, наверное, три полных стакана, прежде, чем смогла оторваться.

— Благодарю вас...

— Не стоит благодарности, Мария Ивановна. Как вы себя чувствуете?

— Отвратительно.

Я не соврала. Болело все.

Болела голова. Болели глаза. Болело горло, надо полагать от крика. Жутко болела рука, и что там... повязка?

А что под повязкой?

Лучше не думать.

— У вас прокушена ладонь, — пояснил его величество, заметив мой взгляд. — Маг посмотрел, обещает, что заживет без следа. И к вам будет ходить мой личный лекарь.

— Благодарю, государь.

— Это я вам благодарен, Мария. За сына.

Я прищурилась.

— Так я все правильно поняла?

— Вполне.

Я промолчала.

Что мне хотелось сказать?

Да много всего и не всегда печатного. Козе понятно, меня списали в расход. Его величество прекрасно понимал, что ритуал может закончиться смертью одного из нас.

Морганатический брак?

Ага, как же!

Ослабить связь, надорвать ее, сделать так, чтобы хлестнуло по мне, а не по цесаревичу...

Неожиданным козырем оказалась змеиная кровь. Кровь полоза.

Я бы выжила в любом случае, с меня это заклинание спало бы, рано или поздно, как вода со змеиной чешуи — не причинив вреда. Соскользнуло бы.

А вот в цесаревича оно глубоко впилось.

Приворот.

Цепь. Одним концом к приворожившему, другим — к привороженному. И посидите в оковах, на здоровье.

Скованные одной цепью?

Да, именно так. А результат?

Лучше о нем не думать. Ох, лучше...

Но не получается.

Я умираю, с цесаревича приворот спадает, я так понимаю, ритуал был направлен на ослабление связи, чтобы для него это прошло достаточно безболезненно. А дальше...что дальше? Можно его хоть на крокодиле женить. В наследники не годится, но в расплод — вполне. Будет еще одна побочная ветка, чего плохого?

— Что с цесаревичем, государь?

Его императорское величество помолчал пару минут.

— Жив. Лекари обещают, что придет в себя и достаточно скоро.

— Что с этой гадостью?

— Спадает. Постепенно, но спадает.

— Это хорошо, государь.

— Я задолжал вам, Мария Ивановна. За сына.

Я посмотрела прямо в ледяные императорские глаза. И не испытала никакого страха.

— Отпустите меня домой, государь? В Березовский?

— И только-то?

Я медленно прикрыла веки.

— Мне — достаточно, государь.

— Лежите и выздоравливайте, Мария Ивановна. Я дам знать вашим домашним, что вы задержитесь в Кремле на несколько дней.

— Благодарю вас, государь.

Его императорское величество вышел. А я откинулась на подушки и вздохнула.

Да, не везет мне капитально. Небось, еще и анализов с меня набрали, пока я без сознания лежала. И неизвестно какие выводы сделают.

Лишь бы в лабораторию на опыты не сдали.

А жить так хочется...

Интерлюдия.

Угрызения совести монархам несвойственны. Никакие.

Никогда.

И все же, сегодня Иван Четырнадцатый был к этому близок. Такое странное, давно забытое чувство — совесть.

Что такое государственные интересы — и как они сопоставляются с интересами человеческими?

Да никак.

Государство — прежде всего. Остальное потом, потом...

Так Иван Четырнадцатый и жил всю свою жизнь. Так всех правителей и учили еще со времен Грозного царя, работа у них такая.

Женился, исходя из интересов государства. Нельзя сказать, что безумно любил жену, но хорошие моменты у них были. А любовь...

Была в его жизни и любовь, и фаворитки были, куда ж без этого? Втайне, не афишируя лишний раз, чтобы супругу не нервировать, но были. Чего только не было.

Интриги — были, покушения были, внебрачные дети — и те есть. Четыре штуки, мальчик и три девочки. И законных детей тоже четверо, правда, там в обратную перекос, три мальчика и девочка. Парням надо бы побыстрее невест подыскать, да и дочку замуж выдать, раз уж пошла такая пьянка...

Его величество налил себе яблочного сока и выпил. Подумал, повторил, но добавил в сок минеральной воды. Получилось вкусно...

К спиртному он был не просто равнодушен — не понимал, что люди в нем находят.

Ну, вино, водка, коньяк... горькие, невкусные, а потеря контроля над собой — это вообще швах. Расслабление?

Тоже как-то мимо. Не получалось у его величества расслабиться, не считал он состояние одурения — обурения таким уж расслаблением и релаксацией, а учитывая, что силушки его величество был немаленькой и натворить мог много чего, снятие стресса алкоголем вообще откладывалось. И так-то пьяница что хочешь натворит, а уж маг-пьяница, это вообще кошмар.

Природа мудро позаботилась о том, чтобы на улицах не встречалось много пьяных магов, каждый знал, что алкоголь плохо влияет на магические способности. К примеру, будешь пить по рюмке вина в день, круглый год — и сила твоя уменьшится процентов на двадцать от общего. Каналы сузятся, маноядро ссохнется.

Да, именно так.

А начнешь напиваться — процесс пойдет еще быстрее.

Год — два, и не будет мага, как такового, будет очередной алкоголик.

Лучше уж в тренировочный зал, или мечами с кем позвенеть, или самому железо потягать — полезнее будет.

Сегодня и этого не хотелось.

Как она смотрела...

Что же было такого во взгляде девушки, что его так зацепило?

За сорок лет своего правления, насмотрелся правитель на разные взгляды. Его любили, его ненавидели, его проклинали, за него молились... иногда к нему даже была равнодушны. Но что было во взгляде Марии Горской?