Маруся-3. Попасть не напасть

Обида переплеталась с обидой, наслаивалась и усиливалась. А тут еще и это.

Оказывается, у него есть сын. И между нами, я удивлялась сдержанности Благовещенского. Я бы за такое голову оторвала.

Попользовались, родили, и ни слова, ничего...

С другой стороны — не ходи по борделям.

С третьей стороны — это элитный бордель и дамы там профессионалки. Им платят как раз за отсутствие подобных случаев. Вот человек и был спокоен. И... я его зацепила.

А тут — все сразу.

Обидно же! Мне бы точно обидно было...

Наши переглядки оборвал спокойный голос 'титанового колобка'.

— Суть дела ясна. Давайте решать, что будет дальше.

Мы опомнились и переглянулись.

— А нам есть что решать? — уточнила я. — Андрей — Сергеевич. Храмов. Муж его признал, так было и так останется. Всех и все устраивает.

— Это мой сын!

— Вам никто не запретит с ним видеться. Равно как и вашим родственникам.

— Подачками и урывками?

— Все равно вас пошлют куда-нибудь — и вы его так и будете видеть, — не сдалась я. — Именно что подачками и урывками, как служба позволит. Ребенку нужен постоянный родитель, а не 'приходящий папа'.

— Это решаемый вопрос.

— А репутация моей сестры — это какой вопрос?

Ваня впервые заговорил, и его слова прозвучали, как удар грома. Я обернулась и улыбнулась брату.

— Ты прав, Ванечка.

— Сейчас вы увидели вместе отца и сына, то есть ваших сына и внука. Вы похожи, — Ваня говорил, обращаясь к Виктору Николаевичу. — Похожи настолько, что этим вопросом задастся любой человек, увидевший вас всех вместе. И что начнется? Чью репутацию уничтожит скандал? Вашу? Моей сестры?

— Это решаемо, — пожал плечами Виктор Николаевич.

— Да неужели?

— Ваша сестра должна выйти замуж за моего сына.

— Я не согласна.

— Неплохая идея.

Мы с Благовещенским произнесли эти слова дуэтом, и я встала с кресла.

— Я. Не. Согласна.

— Почему?

'Колобок' интересовался с чисто научной целью. И я понимала суть вопроса.

Приведите аргументы? И без глупостей вроде 'любит — не любит', 'плюнет — поцелует', здесь все люди взрослые, здесь вам не модный журнал с дамским романом о любви.

— Потому что мне это не нужно. У меня есть все. Дети. Деньги. Перспективы. Я сама себе хозяйка, у меня репутация вдовы, я могу жить спокойно и свободно, ни на кого не оглядываясь. Менять все это на сомнительное удовольствие брака? Во имя чего?

— Репутация?

— Мою репутацию и так душевно уничтожают Романов и Его Императорское Величество. Куда уж еще хуже?

— Возможно, еще дети?

Я покачала головой.

— Двоих мне хватит.

— Безопасность, — тихо произнес Александр. — Вас не оставят в покое. Рано или поздно, скорее рано, нежели поздно, вас вынудят выйти замуж. И лучше сделать то по своему выбору, прописав все в брачном договоре, чем сдаться на милость того же Матвеева.

Я хмыкнула.

— Это аргумент. Но его мало. Мой покойный муж сделал все, чтобы защитить и меня и сына.

— Я тоже готов сделать для этого все возможное. И... Маша, это мой сын. Я не знал о нем, но...

— Но?

— Я и так полюбил твоих детей. Просто за то, что они твои дети. И предложение тебе бы сделал, хотел сделать.

Я хмыкнула.

— До или после окончания служебного расследования.

— После, разумеется. Что я могу тебе предложить? Неуверенность в завтрашнем дне?

— А что вы мне можете предложить сейчас?

— Маша, теперь это другое. Андрей мой сын, и я не хочу его отдавать. Не смогу...

Я помассировала виски.

Вот что тут ответишь? Как вывернешься? Хотя... а чего я голову ломаю?

— Александр Викторович, а вы не забыли, что пока еще женаты? Или вы собираетесь Дарью придушить подушкой?

Судя по растерянному лицу Благовещенского — именно что забыл. И вспоминать не собирался.

Но прежде, чем я успела как следует по нему потоптаться, вмешался Виктор Николаевич.

— Довольно. Сегодня мы уже сказали многое. Давайте сделаем перерыв, а потом примем решение, которое всех устроит.

Я посмотрела на Виктора Николаевича.

— Скажите, вы не маг?

— Нет.

— И ни капли крови, ничего...

— Увы.

— Какая жалость!

— Благодарю за комплимент, княжна. А теперь позвольте нам откланяться.

Мы улыбнулись друг другу.

Да, вот от такого свекра я бы не отказалась. Вот где настоящее сокровище! Аристократы там, маги...

Жаль, что таких Викторов — победителей мало. А то бы я открыла охотничий сезон. Однозначно.

Интерлюдия.

Александр Викторович Благовещенский сидел и напивался.

Злобно.

До упора.

В стельку, как последний сапожник

И не собирался останавливаться раньше, чем свалится под стол. Ну, или в блюдо с мясом, принесенное прислугой в качестве закуски.

Обидно было...

Или не обидно?

Александр и сам не мог понять, какие чувства им владели. Сложная смесь получилась.

Обида там была, безусловно, и кто бы не обиделся? И злость. И почти ненависть. И любовь, и...

Да не перечислишь тут всего!

А как еще нормальный мужчина должен на такие новости отреагировать? Без его ведома от него зачали ребенка — ладно бы по случайности, тут можно и простить, и понять. Никто не застрахован, дети, знаете, как тараканы, выползут, когда и не ждешь.

Но вот так?

Холодно, расчетливо...

И ведь он стал первым мужчиной у Лейлы... то есть у Маши. Первым... и единственным?

Получается так.

До его прибытия в Березовский она точно ни с кем... пока беременность, пока роды — вряд ли. А потом он и сам был в курсе. Город маленький, амурные приключения не скроешь.

И в то же время, за него даже замуж не пойдут.

Каково?

Неперспективен? Нет, даже не это! Ладно бы — беден, не может ничего предложить, или хочется большего. Нет. Просто — ей это не нужно.

А что ей нужно, черт возьми?!

Что нужно этим женщинам!?

И потом... как она могла промолчать? Не сказать, что у него — сын!

И как она могла сказать? Как начать разговор? Вы знаете,, мы с вами уже спали... просто я под другим именем была и в другом виде.

Сейчас-то он сходство видел. Малиновку можно вымазать углем с ног до головы, но в ворону она точно не превратится. Вот и Машу можно покрасить в черный цвет, можно нанести на лицо косметику, но черты останутся те же. И сходство прослеживается...

Мать объяснила.

Вот черт!

Александр налил еще одну рюмку водки и выплеснул в рот. Сгреб ломоть мяса, прожевал...

Хорошо пошла?

Плохо. Повторим.

Виктор Николаевич перехватил занесенную руку.

— Ты напиться хочешь — или разобраться?

Александр вздохнул и руку убрал. Отца он любил, уважал... и — да! Отца!

И плевать, кто там корову покрыл, теленок все равно вышел хозяйский! Другого отца, кроме Виктора Николаевича, Александр не знал, знать не хотел, а теперь и убедился, что был прав на сто процентов.

— Не знаю.

— Тогда даже и не начинай с водкой. Сейчас слуги все уберут, а мы с тобой побеседуем.

Александр кивнул.

— Хорошо.

— Тошно тебе?

— Да.

Слуги зашуршали мышами, вынося поднос с водкой и закуской. На его месте появился другой. Саша взглянул и улыбнулся.

— Шоколад?

Не какао, нет. Не то, что привыкли называть этим словом.

Настоящий шоколад, из какао-бобов, густой и крепкий. Отличная штука, которая прочищала мозги не хуже кофе.

— Он самый. Кофе мне врачи запретили, так хоть шоколадом спастись. Его тоже, правда, много нельзя, ну пару чашечек мы с тобой примем. За здоровье моего внука Андрюши. Кстати — откуда такое имя?

Благовещенский хмыкнул.

— Ма...ша, — уменьшительное имя далось с трудом вместо привычного 'Мария Ивановна' — рассказала. У нее был друг по имени Андрей. Не любимый, но человек, который очень многое для нее сделал. Она поклялась, что назовет сына в его честь.

— Был друг?

— Он умер. Маша сказала, что он прожил не самую счастливую жизнь, но всегда старался поступать по справедливости. И честь не опозорил.

— Понятно. Что ж, хорошее имя. Ты на нее обиделся?

— Я ее готов был убить, — честно сознался Благовещенский. — Вот просто — прикончить! Это ж надо! Мой ребенок — и мне ничего не сказали! Ладно бы она меня не знала, не доверяла мне... ведь не доверяет, верно?

— Стоп-стоп-стоп. Не гони. Давай, выпей еще шоколада, а там и дальше будем разбираться.

Саша повиновался.

— Ты тоже был обижен на мать?

Как-то раньше он об этом отца не спрашивал. Ни к чему было. Или и так все было ясно? Если б обиделся — не взял бы в свой дом, не признал сына, не... А вот сейчас...

Привычная картина мира дрогнула, нарушилась.

Виктор Николаевич покачал головой. Медленно сделал глоток шоколада и аж прижмурился от удовольствия. Хорошо...

А потом еще и кусочек лимона утащил. Посыпанного кофе и сахаром. И улыбнулся сыну.

— Никогда не обижался.

— На мать?

— Вообще.

Саша удивленно посмотрел на отца.

— Непродуктивная эмоция, — пояснил патриарх семейства Благовещенских. — Надо понять человека, вот и все. А дальше, если ты его понял, ты либо принимаешь его таким, какой он есть, либо выкидываешь из круга близких, либо начинаешь обращаться, как с треснутой чашкой — не жди слишком многого, скоро вообще расколется.

— То есть?

— Армия плохо на тебя подействовала, сынок. У тебя остались либо свои — либо чужие. А мир не состоит из двух цветов, он многогранный и разноцветный.

Саша вздохнул. И отец без труда прочитал на его лице тоску от философии. Ладно же, будем более конкретны.

Дети есть дети, хоть им сорок, хоть им восемьдесят. Хоть они маги, хоть генералы.

И задача родителей — всегда, в любом возрасте, помочь детям справиться с теми проблемами, которые они сами почему-то не одолевают. Либо не видят, либо не понимают, что надо увидеть.

Ну ничего, сейчас он сыну покажет, куда бить, а дальше парень и сам разберется.

Что поделать, дети...

Не потому, что глупые, или маленькие, или еще какие, нет. Но человек живет на планете Земля и не чувствует ее движения. Вращение Земли хорошо заметно с Марса, к примеру. Саша сейчас такой землянин. Он внутри этой проблемы, он эмоционально вовлечен в нее и потерял способность мыслить абстрактно. И кто бы его за это упрекнул? А Виктор Николаевич смотрит со стороны. И готов подсказать сыну то, что тот пока еще не заметил.

— Что двигало твоей матерью? Любопытство, сострадание, желание помочь, влюбленность — не любовь. Гремучая, в совокупности, смесь, но не из тех, что горит долго. Полыхнет, прогорит, погаснет. Даже поженись она с этим Храмовым — все равно закончилось бы плохо.

— Разве?

— Конечно. Разные люди, разные миры. Дочь купца и аристократ... нет, добром бы это не кончилось.

— Допустим.

— Любила она его? Нет. Любила она меня? Нет. Мог я это исправить? Безусловно. И нужно было лишь уделить побольше внимания и принять тебя, как своего сына. И все у нас прекрасно получилось, сам знаешь.

Саша знал.

Более счастливой семьи, чем свои родители, он не видел. Не напоказ, а внутренне, искренне счастливых. И лишь сейчас он понимал, сколько усилий для этого потребовалось приложить родителям. Когда сам носом об забор налетишь, оно так доходчиво получается!

— А что надо мне?

— Давай сначала определимся с поступками твоей.... Маши.

— Допустим.

— Я распорядился навести справки, еще когда ты мне рассказал о ней. Итак, Горская, Мария Ивановна. До определенного момента обычная аристократка, ничего особенного, маг земли, с непроявленным даром, послушная дочь — серая мышь. Дальше интереснее. Отец решает выдать ее замуж за Демидова, ты в курсе истории, не так ли?

— Да.

— С княжной происходит несчастный случай. И после этого она меняется. Словно бы пропадает послушная дочь, она сбегает из дома, как теперь понятно, объявляется в Березовском и живет там под именем мещанки Марии Синютиной.

— Да.

— Саша, ты не задумывался, что жизнь — не роман? Это там то баба мужиком переоденется, то мужик — бабой, то дворянин — крестьянином.

— И?

— В жизни так не получится. Ты мне поверь, чтобы княжна могла жить, как мещанка... это практически нереально. А Мария Синютина еще и приобретает в собственность кусок земли...

— Лощину.

— Да. Занимается хозяйством... чтобы так поступить, надо иметь серьезный стержень. И цель.

— Я не задумывался.

— Ты восхищался, — припечатал отец. — А теперь подумай, что может быть целью девушки в таком случае?

Долго думать Александру не пришлось. У него перед глазами была мать, были сестры...

— Независимость.

— Возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой, верно. Это ей не удается, ей приходится, как я понимаю, выйти замуж.

— Приходится?

— Саша, а ты сам подумай? Какой муж подложит свою жену под другого мужчину, если ее искренне любит? Это не браке говорит, о сделке.

— Тоже верно.

— Во-от. Они получают каждый свое, но полагаю, стремление к независимости у Марии Ивановны проявляется еще ярче.

Благовещенский-младший почувствовал себя идиотом.

— Я об этом так не думал.

— Тебе никто не запрещает подумать, — поддел отец. И долил горячего шоколада.

Терпкая тягучая сладость прояснила мозги.

— Отец, я дурак?

— Но не круглый, раз уж ты это осознаешь, — поддел отец великовозрастного сына. И принялся загибать пальцы дальше. — Почему на тебя пал выбор Храмова — понятно. Ты его сын.

— Я твой сын.

— Полагаю, Храмов об этом не догадывался, — глаза 'стального колобка' смеялись и Саша улыбнулся в ответ.

— Это стало бы для него немалым сюрпризом.

— Верно. А как княжна должна на тебя смотреть? Ты его сын.

Александр передернулся.

— Не подумал.

— Так подумай, сынок, подумай. Оно полезно, — мужчина улыбался вовсе уж лукаво. — А насчет сына, что должна была тебе сказать девушка?

— Эммм...

— Мы встречались в борделе, мой муж меня под тебя подложил, вот результат встречи?

— Ты затем меня и утащил, чтобы я дров не наломал?

— Примерно так. Посиди пока дома, сынок, а с твоей... кем?

— Невестой.

— Вот-вот. С невестой я сам поговорю.

— Я сам с ней поговорю.

Виктор Николаевич спорить не стал. А вместо этого проникновенно поглядел на сына и поинтересовался.

— Сынок, если бы я с тобой не поговорил, сколько бы ты дров наломал?

— Много.

— Вот и не спеши. Дай женщине все обдумать, и помни — они эмоциональнее нас. Не глупее, но успокаиваться будут намного дольше, это уж точно. Думаешь, почему я с тобой говорю?

— Почему?

— Потому что мама сейчас очень сильно возмущена. Она ведь женщина в полном смысле этого слова.

— На что ты намекаешь?

— Поговорите с Марией через пару дней. Так лучше будет.

— Думаешь?

— Уверен.

— Я подумаю. Спасибо, отец.

— Не за что. А теперь предлагаю отправляться спать.

Саша выдохнул. Допил остатки шоколада.

Действительно, почему бы и нет? Сейчас ситуация уже не казалась такой неразрешимой. Да и обида поутихла, и на смену ей пришло понимание. Есть за что благодарить отца. Есть.