Время вспять

— Пора, Воин. За тобой уже прислали.

Древлянин пружинисто вскочил с жесткого топчана, размял отлежавшие члены.

— Как там голощекий?

— В добром уме, но слаб еще. Палач его — Егорий, лбом оземь бьет пред Громовержцем. Кровью своей жертвенной уже весь алтарь залил.

— Пусть молиться, все одно победа за мной станет.

— Знаешь, Филин! Я, почему-то в этом уже не сомневаюсь. Только понять не могу, что за слабину ты у Кашалота отыскал, ты ж его в битве не видал.

— У него за спиной был меч большой двуручный. По всему видать, им он и драться станет. Люди не боги — рано или поздно устают. Мне только на первых порах туго придется. Если выдержу, то победа за мной. Если нет, то отдавайте заложников и уходите.

Филин принялся снаряжаться на битву. Благо кой-какие доспехи и добротное оружие в храме нашлись. Железом себя особо не отягощал. Небольшой медный щит крепко приторочил к левому предплечью да короткий меч выбрал.

В зал спустился уже готовый к бою, став объектом всеобщего внимания. Статный, но незаносчивый, волевой, но не упрямый, жесткий, но не жестокий. Одним словом — настоящий Воин. Даже, с полудня мявший колени, Егорий ощутил подавляющую всех и вся Силу, исходившую от Филина. Силу незримую непонятную, заставившую Задиру осознать обреченность свою, а, жавшихся в углу, Амазонок не выказывать неприязни по отношению к мужу их освободившему.

Гоблины подобно верным псам заняли место позади хозяина. Джошуа смотрел приветливо, улыбался. Лишь Лихарь, пялившийся на Моряну, не выказывал никакого участия.

На дочь княжескую, стоило посмотреть. Радовала глаз ее холодная красота, что, в купе с незлобивым нравом, делала ее вожделенной для мужчин.

При виде Филина Моряна зарделась, но ясны очи не опустила. Гневно потребовала отпустить суженого. Инженер слабый голос в поддержку молодой княжны подал.

— Лихарь слово дал, что убьет Задиру, — ответил Филин. — А слово Лихаря — твердь каменная.

— Лихарь за меня в отместку порешить боярина обещал, — тихо промолвил Джошуа. — Мне кровь его не нужна. Мне ничья кровь не нужна.

— .Живодер Задира наказание понести должен. Готова ли ты молодка помочь ему? — обратился Филин к Моряне.

— Как я могу ему помочь? — княжна заподозрила неладное.

— Если обвенчаешься с Лихарем, то и волоса с головы Драгомира не упадет.

Обескураженная девушка растерянно взглянула на покрасневшего молчуна, который в тот момент не знал, куда глаза девать со стыда.

— Лихарь наш — жених хоть куда! Он даже приданого с отца твоего не возьмет, — вступился Змеелов, сильно пнув под дых, собирающегося было, возмутится, Задиру.

— Не по нраву он мне вовсе,— произнесла Моряна. — И не могу я так, без отцова на то дозволения, замуж выходить.

— Не по нраву, говоришь,— вскликнул Змеелов. — Ты ж его не знаешь совсем. А когда узнаешь — сильно полюбишь. Никто тебе, так уже мил не будет как Лихарь. У него сотни добродетелей: совестливый, храбрый, руки золотые, а главное он всегда молчит.

— Оставь ее, говорун не замолкающий, — возмутился Лихарь.

— Ну, я думаю, Змеелов ты сам здесь все уладишь, пока Егорий еще Жрец, а то потом искать придется, — промолвил Филин и выбежал во двор, где расположился вездесущий Стрига с ватагой. Еще с полудня гнал его Филин прочь, обещав неприкосновенность со стороны поморов. Но Головастик, собравший уже целый мешок артефактов, твердил о нежелании покидать храм, ибо ждал, чем дело закончится. Поединок, опять же, страсть как хотелось узреть.

Кроме контрабандистов, снаружи толпились вооруженные люди, во главе с Тюленем, что были призваны сопроводить древлянина на Арену.

Всей гурьбой двинулись в путь. Шли ходко по пустынным улицам города, вызывая любопытство, редких прохожих.

— Кашалота раньше называли Громилой. Он мой друг старинный,— говорил Филину Головастик. — Когда то давно мы вместе с ним немало по миру побродили. В нашей ватаге, тогда Барсук с Чоном были. Слышал про таких?..

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил Филин.

— Не хочу я смерти Кашалота...

— А моей смерти ты хочешь?

— И твоей ни хочу.

— Хм... Задал ты мне задачу, — призадумался Филин. Названные Стригой имена были хорошо известны древлянину. Лишать жизни старинного друга Барсука ему никак не хотелось.

К Арене было не протолкнуться. Невообразимый шум стоял вокруг. Толпа напирала со всех сторон, не смотря на вооруженных людей. Благо контрабандистам удалось расчистить проход средь толпы.

Филин вошел в ярко освещенный круг Арены, оставив у ее входа своих спутников. Соперник, облаченный в хорошо подогнанные стальные доспехи, уже стоял готовый к бою. И время от времени пробовал длинный двуручный меч, рассекая воздух короткими ударами крест на крест. Глашатай объявил, что Кашалот защищает честное имя Егория перед богами, Филин же наоборот обвиняет Жреца от имени тех же богов. Поединок должен рассудить, на чьей стороне истина.

Бой начался. Кашалот, сразу ринулся в атаку и был хорош: вертел тяжелый меч, как игрушку. Бил от пояса, начиная нескончаемую серию ударов способных искрошить в мелкую капусту десяток Филинов. Рубил сверху, перенося всю немалую тяжесть своего тела на выставленную вперед ногу. Закручивал замысловатый финт из-за головы. Древлянин ощутил всю мощь его ударов и ушел в глубокую оборону. Берег силы, не предпринимая попыток к нападению. Филин крутился волчком, чудом уклоняясь от смертоносной стали. Ловко работал уже искореженным и помятым щитом, отбивая меч соперника. Перекатывался и кувыркался через голову, заставляя Кашалота идти за собой, тратить силы на преследование и новые удары. Вскоре натиск помора ослаб. По лицу залитому потом и по часто вырывающемся из необъятной груди хрипам, стало заметно, что Кашалот выдыхается. Древлянин раскрылся, опустил руки, дразня противника презрительной улыбкой. Толпа просто бесилась, подначивая соплеменника раздавить древлянина. Тот послушно закрутил новую серию ударов, но уже без должной быстроты и силы. Филин как-то ловко поднырнул под просвистевший над головой меч и, кувырнувшись на встречу, нанес свой первый за бой рубящий удар, отделивший безразмерную ступню Кашалота от толстой ноги. Колос споткнулся и припал на колено.

В наступившем гробовом молчании было отчетливо слышно, как лязгнула сталь, выбитого из ослабевших рук помора меча. Далее последовал сильный хрустящий удар ногой по голове пославший побежденного Кашалота на бурую гальку Арены.

Филин резко отбросил в стороны оружие и, переведя дух, обратился к примолкшей толпе:

— Я не стану убивать вашего лучшего воина. Примите его жизнь в обмен на неугодного богам Егория.

Одобрительный шум прокатился по рядам Арены. Стрига стоявший у входа выкрикнул имя победителя. Его люди подхватили здравие. Нестройный хор голосов пошел во все стороны — по кругу. Вскоре вся Арена скандировала: — Фи-лин! Фи-лин! Имя победителя гулким эхом разнеслось по окрестностям, и было хорошо слышно в Храме, где Змеелов пытался уговорить артачившеюся Моряну связать свою жизнь со славным и благородным воином, названным Лихарем. Потенциальный жених, молча, сидел подле заснувшего Джошуа и зорко следил за кладущим поклоны Егорием.

— Слышишь, Морянушка, глас народа поморского, — говорил Змеелов, широко раскрывая ставни окна. — Филин победил самого Кашалота. Теперь Задиры черед настал.

— Убей меня лучше подлюка, — прорычал связанный Драгомир. — Только не терзай сердце княжны молодой.

Змеелов дал понять, сидевшим в замешательстве, Амазонкам, что они могут немного размяться, и указал на боярина. Дикарки уже разобрались, кто тут враг, а кто друг. Два раза им повторять не пришлось. Боярин был развязан и тут же жестоко избит.

Пока Амазонки бутузили, решившего было, оказать сопротивление Задиру, Змеелов продолжал нашептывать пришедшей в ужас от всего увиденного Моряне:

— Ты знаешь княжна, что сделал Филин с Сигурдом на Муиране?.. Правильно — четвертовал и очи выдавил. То же самое, ожидает Драгомира — душегубца. Только его еще оскопить надобно будет, дабы вывести породу богам ненавистную под корень.

— Хватит мучить его! — негодующе воскликнула Моряна, которая была уже не в силах смотреть на страдания любимого человека.— Пусть обвенчает меня Жрец Егорий. Только отпустите Драгомира.

— Вот и славно, — обрадовался Змеелов, оттаскивая разбушевавшихся Амазонок, от бесчувственного тела боярина. — Давай Жрец готовься к таинству обряда святого. Я пред богами свидетелем буду со стороны жениха, а вон та молодая особа Герой названная — со стороны невесты.

— Дикарку нельзя — она веры не нашей, — заартачился Егорий.

— Так, посвяти ее в нашу веру. Да поторапливайся, не ровен час — отлучат тебя от Храма.

Глава 18

— До рождения света белого тьмой кромешною был окутан мир. Был во тьме лишь Род — прародитель наш. Род — родник вселенной, отец богов. Был вначале Род заключен в яйце, был он семенем непророщенным, был он почкою нераскрывшейся. Но конец пришел заточению, Род родил Любовь — Ладу-матушку. Род разрушил темницу силою Любви, и тогда Любовью мир наполнился. Долго мучился Род, долго тужился. И родил он царство небесное, а под ним создал поднебесное. Пуповину разрезал радугой, отделил Океан — море синее от небесных вод твердью каменной. В небесах воздвигнул три свода он. Разделил Свет и Тьму, Правду с Ложью. — Джошуа полулежал на корме большой ладьи, вырвавшейся на широкий простор моря из узких островных шхер, и с неподкупным интересом слушал удивляющую человеколюбием и добротой проповедь своего нового раба Егория.

Тут же за рулевым веслом восседал Лихарь. Он зорко следил за ветром, полощущим широкий парус, и время, от времени, стрелял виноватым взглядом в сторону своей молодой супружницы, которая расположилась вместе с Амазонками возле мачты.

На подавленную Моряну жалко было смотреть. И молчун уже проклинал тот день, когда впервые увидел девушку, заставившую помора потерять буйну голову.

Мутанты привалилась по бортам, и не выказывали никакого участия. На баке Филин и Змеелов обсуждали планы на будущее.

— Дивлюсь я, Филин, как Димитрий дочь свою любимую с нами отпустил, — говорил Змеелов. — Не уж-то гнева богов испугался, пред коими Моряна поклялась в вечной верности Лихарю?

— Сам того не пойму, — отвечал расслабленный после ухода с Пур-Наволока древлянин. — Видать, деваться ему не куда было. Обряд свершился. Кому теперь его дочь нужна. А так глядишь, какой-никакой муж. Дубыня сказывал, уж больно княжич зол был — аж волосы на себе рвал. Я теперь его враг наипервейший. Ну да ладно — одним врагом больше, одним меньше. Живы будем, не помрем, а семи смертям не бывать, так, кажись, Лопарь покойный говаривал.

— Как дальше жить мыслишь?

— Я голощекого свести к Странникам обещал. Не намерен больше его оставлять. Кабы опять, в какую беду, не вляпался... Схороню вас в Запретных землях. А сам с Инженером пойду в Озерный Край.

— Я с вами.

— А дикарка, как же?

— Земфира ей больно мила, неразлучны они. Пока Земфира при ней нет возможности укротить строптивую Геру.

— Может убить мужланку, — предложил Филин.

— Тогда, подруга ее, меня возненавидит до смерти. Да еще, боюсь, руки на себя наложит. Уж больно сильна привязанность их бабья, мне непонятная.

— Не терзай себя Змеелов, может еще сложиться все. Ведь рожают они от кого-то.

— Слыхал я — племя их дикое в дни подходящие мужиков ловит, а после совокупления головы им режет в дар богине своей, дабы девочка уродилась.

— А коли, мальчик появится?

— Тоже в жертву приносят.

— Земфиру я попробую отвадить, — пообещал древлянин. — Но на Геру давить не буду. По своей воле она должна к тебе прийти, а не по принуждению затуманенного разума.

Море слегка штормило и вскоре, побледневшие от килевой качки, женщины лежали в лежку. Вообще, присутствие противоположных полов на борту вносило определенные неудобства в путешествие морем. Поначалу нередко чалились к островам, дабы не стыдно было нужду справить. Теперь, в открытых водах, приходилось терпеть до Ильмень — острова, который появился лишь к вечеру.

Здесь путешественников встречал Головастик, обогнавший Филина на целый день. Весь обвешанный нелепыми цацками Предшественников с Волшебными Глазами на груди, и увесистой поклажей за спиной, Стрига привел с собой Любомира, также отягощенного походным скарбом.

— Никак в дорогу собрались? — поинтересовался древлянин.

— Захвати нас до материка, — попросил Головастик. — Дела у нас там.

— Ну, про твои дела я, предположим, ведаю, а боярин какого ляда в Диггеры решил податься?

— Поможет мне на первых порах, — смущенно ответил Стрига.

— Возьму вас охотно. Только предупредить тебя, Любомир, желаю, дабы не удумал ты пакости, какой учинить.

— Слово боярское даю, что не желаю я зла ни тебе, ни людям твоим, — заверил Хитрый.

Взошедший на борт Головастик, не мог ни привлечь всеобщего внимания своим импозантным одеянием. Джошуа сразу заметил, что новоявленный Диггер облачен в вещи Предшественников, которые на удивление хорошо сохранились, если учесть, что им не одна тысяча лет. Много раз латанный брезентовый комбинезон плотно закрывал тело Стриги диковинной молнией от самого горла, и был заправлен в дырявые резиновые сапоги со стягивающими застежками наверху. На лысой голове покоился испещренный трещинами пластиковый шлем, затянутый под самый подбородок, уже самодельным ремешком. Пластмассовые черные очки со сломанными душками в темноте смотрелись нелепо и наверняка мешали видеть, но Головастик их упорно не желал снимать. Помимо бинокля на груди покоились несколько сильно поврежденных бижутерий. Оба запястья украшали по две пары часов, как электронных, так и механических, часы естественно не функционировали, чего не скажешь о компасе, также пристегнутом к руке Сталкера.

— Ты знаешь, для чего служит этот предмет? — поинтересовался Инженер.

— Это Волшебный Указатель, — стал объяснять Стрига. — Он указывает части света.

— Верно! — Джошуа был удивлен осведомленностью своего собеседника. — Это ведь мой компас. Как он к тебе попал? ... Впрочем, о чем я? И так ясно, что ты его у жрецов забрал. ... Обратно мне его, конечно, не отдашь.

— Не отдам, — подтвердил Головастик.

— А ты знаешь, что компас в купе с географическими картами может сильно помочь в путешествиях, как по морю, так и по суше.

— Мне ведомо, что такое карты: у Предшественников они водились.

— Ты их видел? — загорелся Джошуа. — Карты Предшественников. Видел?

— Нет! Просто знаю, что были. — Стрига явно не договаривал.

— Вот и я тоже знаю, но не видел, — огорченно произнес Инженер.

Отплыли, не дожидаясь утра — затемно. Лихарь сидевший, уже, какой день без сна, начал клевать носом и Змеелов вызвался подменить его у руля. Полная луна слегка морщинилась облаками, источала неяркий свет, делая ночь иссиня — темной. Джошуа не спалось, болела голова, ныли еще свежие ожоги на теле. К тому же рядом находился близкий по духу человек, прикидывающийся простаком, но на самом деле знающий гораздо больше чем, кажется. Инженер двинулся ближе к привалившемуся на бок Стриге и зашептал: