Время вспять

В тот день он обнаружил еще одного живого человека. Это был молодой рыбак, потерявший много крови, но раненый не смертельно.

Глава 3.

Барсук стоял по пояс в воде и нещадно тер свое мускулистое тело глиной, пытаясь отмыть кровь и сажу. Вода была холодной, почти ледяной, но охотника это нисколько не смущало.

Дело сделано, хотя пришлось изрядно потрудиться. Тела погибших преданы огню, их души освободились и ушли в иные миры. Ребенок с рыбаком сокрыты в землянке на берегу. За ними присматривает Волк. Зверь почему-то отказался сопровождать хозяина и суетился вокруг малышки.

Девочка ожила, видимо, боги благосклонны к этому существу. Ее даже удалось накормить козьим молоком. Коза паслась на привязи неподалеку от поселения, и была обнаружена все тем же Волком.

Рыбак пока без сознания, но сильный, молодой организм не даст ему умереть. Барсук обмыл и перевязал его рану на голове. Вскоре парень должен прийти в себя. Как только это произойдет, охотник оставит погорельцев. Одинокому бродяге не нужна обуза.

Барсук вышел из реки, неспешно оделся. Солнце уже высоко, ярко светит, но не греет — зима, пора дождей и холодных ветров. Снег иногда идет, но очень редко, хотя последнее время зачастил. Видимо, что-то происходит в природе. Вот и вода стала уходить. Мертвое море ширится год от года, намывами и мелями к суше прирастает. Если дальше так пойдет острова соединяться с материком, ни к чему хорошему это не приведет. Но какое Барсуку дело до мирской суеты. Его ждет лес — непередаваемая атмосфера красок, звуков, запахов. Его ждет свобода и независимость.

Охотник достал из реки сеть, поставленную накануне. Рыбы попалось прилично, пришлось идти за корзиной, благо в поселке сей утвари хватало. Вернувшись к реке, он принялся потрошить и чистить рыбу.

Надо будет засолить и ушицей погорельцев напоследок побаловать.

Внезапно стало тревожно и неуютно. Опять предчувствие!? Барсук украдкой осмотрелся, продолжая скоблить ножом жирную форель. Так и есть — в кустах на другом берегу — три твари. Похоже, лесовики, в народе известные как лешие, Странники их еще эльфами кличут. Хороши эльфы — низкорослые, сплошь покрытые волосами, лопоухие мутанты. Как их сюда занесло? Они ведь от своего Поющего Леса далеко не уходят. А тут, почитай верст десять с гаком, да еще в обход Ядовитой Пустоши.

Прыжок. Протянутая рука схватила лежащий рядом ясеневый лук. Кувырок. Барсук еле успел откатиться за ближайший валун, как несколько отравленных шипов просвистело над местом его недавнего пребывания. Твари на редкость метко умели плеваться из своих бамбуковых трубок.

Теперь повоюем.

Охотник вытащил оперенную стрелу с каленым железным наконечником. Деловито вложил ее в свое безотказное оружие. Определил силу и направление ветра. Ноги-пружины сами подбросили годами тренированное тело вверх. Цель установлена. Отточенный поворот слившегося с натянутым луком тела. Тетива отпущена. Освобожденная стрела запела предсмертную песнь, не оставляя никаких шансов ушастому существу в кустах и вошла незадачливому лесовику прямо в глаз, пробив мерзкий череп насквозь. Тварь ухнула, завалилась набок. Оставшиеся лесовики испуганно защебетали и пустились наутек, кувыркаясь и виляя, дабы избежать участи павшего товарища.

Барсук вернулся к прерванному занятию. Надо бы сплавать на тот берег, стрелу забрать. Стрела с железным наконечником. Таких у охотника мало. Железо в стране древлян ценнейший материал. Только больно мараться не хочется. Лучше уж новых стрел наделать, благо в поселении кой-какие железки имеются.

Закончив потрошить рыбу, охотник направился на берег моря — к вырытой землянке. Отодвинув зашторенный шкурами вход, осторожно заглянул внутрь. На земляном, засланном лапником полу мирно спала малышка. Она жалась к теплому телу Волка, непроизвольно вцепившись в шерсть своей маленькой ручкой. Зверь лежал на животе держа свою лохматую морду на вытянутых передних лапах и беспокойно стрелял глазами в сторону раненого рыбака. Парень метался в бреду, его бил озноб.

Надо бы целебных трав поискать, отвар сделать, а то помрет рыбак. Да и девочке новую одежду справить нужно, холодно ей в старом рубище.

Укрыв спящих меховыми накидками, Барсук засуетился по хозяйству, уж больно много дел в раз навалилось, не скоро, видать, уйдет он в свой лес.

Глава 4

Пещеру охотник обнаружил совсем неожиданно. Она находилась в неприметном месте — среди густых зарослей покрывающий склон сопки, и имела достаточно места, чтобы разместить всю новоявленную кампанию Барсука.

На обустройство ушло пару дней. Охотник срубил два топчана и кроватку для девочки. Снаружи — у входа сложил из камней место для костра. Сам вход завесил дублеными шкурами. Пол застелил дерном и мхом. Посредине помещения поставил широкий пень, рядом пару чурок, чем не стол со стульями. Из поселка притащил необходимую утварь, кой-какой провиант, козу не забыл привести. Наконец перенес ребенка и все еще бредившего рыбака. Последний доставил много хлопот. До пещеры его пришлось тащить на себе.

Как бы там ни было, переезд на новое место жительства состоялся. Охотник стал ощущать себя человеком, обремененным семейными заботами, коих в своей жизни еще не ведал.

Ребенок уже узнавал Барсука. При его появлении девочка тянула ручки, улыбалась, лепетала какие — то одной ей понятные фразы. Но ее лучшим другом, несомненно, являлся Волк. Животное находилось при малышке постоянно, и стоило ему отлучиться ненадолго, как тут же начинался плач да возмущенный крик.

Вскоре после переезда рыбак пришел в себя. Это произошло ранним утром, когда Барсук вышел развести огонь и подоить козу.

Ребенок еще спал, когда раздался дикий рев очнувшегося парня. И понеслось. Охотник метнулся внутрь. Девочка проснулась и заплакала. Волк подбежал к кровати раненого, агрессивно зарычал и, широко расставив лапы, встал в атакующую позу. От всего этого переполоха даже коза заблеяла.

Рыбак бился в истерике и дико ревел, порываясь встать. Охотник навалился на него всем телом, пытаясь осадить разбушевавшуюся плоть. Но раненый продолжал метаться, отчего открылась незажившая рана на голове и кровь брызнула фонтаном, заливая лицо безумца. Барсуку пришлось нажать на сонную артерию парня тем самым вогнать того в беспамятство.

Опасаясь новой истерики, охотник крепко спеленал ослабшее тело рыбака. Затем приложил к ране кусок мха, перевязал.

Плачущее дитя он взял на руки и понес к ручью умываться.

Когда вернулся, парень уже лежал с широко открытыми глазами и тупо пялился в сводчатый потолок пещеры.

Охотник оставил девочку на попечение Волка и подошел к кровати рыбака. Осмотрел рану, развязал парня.

Бросил: 'Не дури', и ушел кормить ребенка.

— Ну, что у нас сегодня на завтрак? ... Молоко. ... Надоело, говоришь. ... Надо есть. ... В твоем возрасте надо есть молоко обязательно. ... Немножко рыбки. ... Ягодки вот кушай.

Барсук поймал на себе осмысленный взгляд.

— Тая,— прохрипел парень

— Что — Тая? — Барсук невозмутимо продолжал возню с дитем

— Девчонку зовут Тая.— Парень дико озирал лицо охотника, на коем остались татуировки, свидетельствующие о принадлежности их обладателя к Клану.

Более нелепой картины представить было нельзя. Воин — безжалостный, лишенный эмоций убийца, недосягаемый для простых смертных идол, сюсюкается с малым дитем. Или это не Воин вовсе? Просто человек, на свой страх и риск, сделал татуировки. Хотя нет. Ловкое, натренированное тело, жесткий уверенный взгляд, испещренный ранами лик — это Воин, и, скорей всего Воин элитный... Смешно, очень смешно. Рыбак разразился истеричным смехом.

Пару хлестких пощечин отозвались нестерпимой болью в голове. Рыбак вскрикнул и тихо заплакал. Плакал он совсем не от боли, и Барсук это прекрасно понимал. Память вернулась к парню. Память, которая преследует человека всю его сознательную жизнь, подбрасывает нестерпимо постыдные или до боли горькие воспоминания, заставляет жалеть о бездарно прожитых годах. Она терзает, будоражит, не дает уснуть. Толкает в омут. Ее не отрезать, не сломать, не удавить. Она всегда с тобой. Безумство не спасет от этого истязателя души. Только смерть — абсолютное ничто, может справиться с хронической болезнью, которая зовется памятью.

Рыбака звали Тит. В тот день, нагруженный рыбой и крабами, он отправился к Поющему Лесу: отшельники вели торговлю с эльфами, с которыми, как ни странно, им удалось найти общий язык. Обратно он должен был принести вино, орехи, мед. Староста поселка, не смотря на молодость, сделал Тита торговым посредником по двум причинам. Первая — у парня имелась коммерческая жилка, и вторая — Тит мог постоять за себя, хотя особой силой не отличался. Он имел другой талант — чертовски точно метал всевозможные острые предметы, будь то ножи, топоры или дротики. Сия способность была замечена у мальчика местным кузнецом Стрикером, который помог парню развить ее, превратив в навык. Мало того, кузнец посчитал односторонне острое оружие малоэффективным и изготовил для Тита особые метательные круги, снабженные острыми лезвиями по всему диаметру.

Далеко от деревни уйти парень не успел, послышались крики, плач, незнакомая гортанная речь. Тит, сбросил поклажу и поспешил обратно. Дома у него остались молодая жена, с недавних пор носившая плод под сердцем, и трехгодовалый сын. Парень ускорил шаг. На ходу достал свой остро заточенный нож, ощупал притороченный к поясу карабин с шерикенами.

В поселении хозяйничали невиданные доселе люди. Они были облачены в волчьи шкуры, хорошо вооружены. Действовали спокойно и расчетливо. Все кто оказал сопротивление, уже полегли. Стрикер, разрубленный наискось от плеча до по пояса, валялся в луже крови у своей кузницы. Староста и еще пятеро мужчин сложили головы на берегу, так и не сумев забрать с собой ни одного пришлого. Местный шаман Драгомир, искавший заступничества у своих богов, был раздавлен огромным камнем. На камне гордо восседал гигант — воин. Он презрительно смотрел на своих товарищей придававшихся насилию и грабежу.

У реки топили детей. Женщин насиловали, где попало. На морской берег сгоняли уцелевших селян. Со стариками не церемонились: рубили лишь заприметив.

Тит перемахнул через плетень крайнего дома. Какой — то патлатый, измазанный кровью варвар тащил из хаты молодую Сазаниху. Обезумевшая, с расхлестанными волосами, в порванной рубахе, из которой вываливалась тяжелая грудь, женщина упиралась, как могла жалобно причитала, указывая на окно горницы:

— Дитё! Дитё у меня там.

Возбужденный сопротивлением воин, завалил молодуху на крыльце. Задрал подол ее длинной юбки. Тит в два прыжка оказался за спиной варвара. Тот, заподозрив неладное, потянулся, было за топором, да поздно — отточенный взмах ножа вспорол сонную артерию насильника. Фонтанируя кровью, варвар обмяк на теле визжащей Сазанихи.

Тита заметили — бросились наперерез. Арбалетная стрела сбрила пучок волос.

Парень метнулся за угол дома. И дальше к реке, намереваясь спрятаться за камнями. Маневр удался. Тит достиг укрытия, осмотрелся.

Преследователи обходили его с двух сторон. Бежали легко и уверенно, несмотря на увесистое снаряжение.

Внезапно шерикен разделил широкий лоб вырвавшегося вперед варвара на две равные части, отчего тот замедлил шаг, остановился, потом рухнул на спину, с недоуменными, залитыми кровью глазами.

Несколько мгновений в рядах нападавших длилось замешательство, что позволило отправить в Совенгард еще пару викингов. Оставшиеся воины быстро пришли в себя, рассредоточились, залегли.

Теперь они приближались к укрытию Тита короткими перебежками, прикрываясь костяными щитами. Сзади подтягивались арбалетчики, среди которых важно шагал гигант-воин.

Тит, скрытый прибрежными валунами, понял, что попал в западню. Враги уже рядом. Река не спасет, его быстро нашпигуют стрелами. Прорваться в лес он не успеет по той же причине. Принять открытый бой — равносильно смерти.

Нервы сдали — парня трясло. Постыдный страх сковал тело, мешал сосредоточиться.

Два броска не увенчались успехом: первый шерикен был парирован щитом, от второго как-то ловко увернулся гигант, удививший своей реакцией.

Вот и все, пора умирать. Жаль — ведь жизнь только начиналась.

Парень поднял глаза. На камнях, возвышались несколько фигур в волчьих шкурах. Со стороны реки зашевелились кусты, обнажив гиганта.

Исполин, шутя, отбил выпад, предпринятый Титом. Заломил руку с зажатым ножом. Суставы хрустнули, оружие непроизвольно выпало из ослабшей кисти.

Убивать почему-то не стали, а погнали на берег, где уже сгрудились тесной толпой полоненные селяне.

Там же, на камне, в окружении двух телохранителей, опершись на длинный двуручный меч, сидел мужчина средних лет. Его красивое, обрамленное длинными седеющими волосами, лицо с аккуратно подстриженной бородой уродовал глубокий шрам, проходивший от центра узкого лба к правой скуле. Одежда воина, покрытая дорогим нагрудником, отличалась тем, что была пошита из хорошо выделанного меха росомахи. Нагрудник и наручи были прекрасно подогнаны, и, судя по всему, делались на заказ очень искусными мастерами.

Скучающий взгляд викинга остановился на представшем в почтении исполине, который своей огромной лапищей держал за тонкую шею молодого парня.

Короткий обмен фразами дал понять, что предводитель варваров носит имя Сигурд, а гиганта кличут Троллем.

Главарь полоснул Тита своими холодными глазами. Немного задумался и перевел взгляд на полоненных селян. Узнать в женщине, беспокойно смотрящей на пленника, его жену не составляло особого труда. Вцепившийся в подол мальчишка — несомненно, сын рыбака.

Обоих сюда.

Снова шум, гам, переполох. Из толпы пленных вытащили красавицу Заряницу — жену Тита и, вместе с сынишкой Яриком, тычками погнали к предводителю.

Женщина растрепана и побита, стыдливо прячет глаза. Несомненно, ее насиловали.

О боги! Она же носит еще одного ребенка.

Заряницу бросили к ногам Сигурда. Откуда-то появился стальной ошейник с длинной цепью. Его защелкнули на горле супруги. Ярик, отлученный от матери, громко заплакал.

Тит, что есть силы, рванулся на выручку, но могучая рука исполина, крепко сдавила грудь, другая рука за волосы запрокинула голову высоко вверх: гигант не хотел, чтобы парень видел страдания близких людей.

Грубый окрик Сигурда заставил Тролля ослабить хватку. Голова Тита приняла нормальное положение.

Картина уже изменилась. Предводитель, зло улыбаясь, прижал затылок мальчика к себе, заведя руку под горло ребенка. Свободной рукой выхватил обоюдоострый нож, вскрыл грудину. Резким движением раздвинул ее в стороны и вырвал изнутри маленький, пульсирующий комочек.

Это какой-то страшный сон. Этого просто не может быть. Сердце сына лежало на окровавленной ладони смеющегося варвара.

Тит почувствовал свободу — гигант более не держал его.

Теперь надо выйти из ступора, добраться до ублюдка, а там душить, грызть, рвать. Это не человек, это даже не зверь, это исчадье Аида.