Время вспять

Размышления Егория были прерваны посыльным жрецом по прозвищу Скороход. Молодой человек достопочтенно выпрашивал разрешения сходить в город по надобности великой. На вопрос, какого рода надобность возникла у жреца на ночь, глядя, тот поведал о болезни престарелой матушки.

Получив согласие, Скороход пулей вылетел из храма, и, метнувшись через широкий двор, выбежал на улицу. За ближайшим поворотом его должна была ожидать миловидная девушка. Некоторое время назад он передала через дворовую прислугу, что хотела бы встретиться с симпатичным жрецом. Получив приглашение, слуга божий, было, возмутился. И даже самолично вышел со двора, дабы отказаться от богомерзкого предложения. Но, завидев приветливо улыбающуюся прелестницу, передумал, помыслив о чрезмерной строгости храмового устава. Девушка указала за угол высокой изгороди, давая понять, что будет ожидать симпатягу жреца именно в том месте.

Какого же было удивление Скорохода, когда за поворотом вместо девушки его приняли бандитского вида мужланы. Они быстро повязали перепугавшегося до смерти посыльного и, засунув в рот кляп, потащили задворками к терему боярина Дубыни. Там Скорохода ждал сущий душегуб с покореженным лицом, украшенным чуть заметными тату Воина Клана.

Филин, еле освещенный скудным светом ущербной луны, спокойно озирал трясущегося от страха жреца, уже какой раз отмечая, что своей внешностью отталкивает людей. Тем удивительнее казался тот, непонятный здравому смыслу факт, что такой урод, как он, смог пробудить любовь красавицы скандинавки. Промелькнувшее не к месту воспоминание о недавно погибшей подруге подняли осевшее на дне души чувство вины. Пришла плохо контролируемая злость. Ненависть к мучителям беспомощного друга просто замутила сознание. Вся эта буря страстей отразилась на перекошенном от злобы лице.

Филин цепко ухватился за кадык седеющего на глазах жреца и прорычал сквозь зубы:

— Отвечай мразь, жив ли еще пленник, привезенный Задирой.

— Ма-г?— Скороход уже плакал и заикался.

— Маг.— Филин ослабил хватку, отметив, что пора снова начинать работать над собой, ибо так не долго и в Сигурда превратится. — Говори спокойно. Я не обижу тебя.

— Жив он... Жив, — часто закивал посыльный.

— Ты поможешь мне и останешься цел. Иначе умрешь лютой смертью.

— Что? ...Что я должен сделать.

— Сейчас ты пойдешь в дом боярина. Якобы от Егория. И передашь приглашение посетить храм немедля.... Тебе возразят, де поздно уже. ...Но дело не терпит отлагательств, ибо маг умирает и перед смертью хочет открыть секрет своих машин. Дубыне дозволено расспросить маленького демона перед смертью.... Когда покинешь дом тебя примет мой человек и схоронит на время. Обманывать меня не советую: на ремни порежу. Ты все понял?

— Я сделаю. Я все как ты сказал, сделаю.

— Вот и славно. Ступай помолясь, — заключил Филин и исчез в непроглядной тьме, будто и не было его.

Немного переведя дух, Скороход засеменил к хоромам Дубыни, испуганно оглядываясь по сторонам. Позади, засунув кисти в широкие рукава, двигался человек в рясе жреца. Его голову покрывал мешковатый капюшон. Посему разглядеть лицо провожатого не представлялось никакой возможности.

Большие ворота, ведущие во двор терема, были заперты изнутри. Пришлось долго стучать, прежде чем стражник отворил калитку. Посланника провели в дом. Дубыня еще не ложился и выслушал Скорохода без промедления.

Новости не радовали. Маг при смерти — доконал его жрец проклятый. Надо поспешать, пока пленник совсем богам душу не отдал. Боярин отпустил посланника, быстро оделся и, успокоив домочадцев, в сопровождении трех телохранителей, вышел на темную улицу.

После протопленной горницы, его неприятно обдало промозглым ветром. Дубыня плотнее запахнул меховую накидку и двинулся в след факельщику, освещающему путь спереди. Следом двигались еще двое стражников. Лунная ночь поражала безлюдьем и тишиной, изредка нарушаемой брехом собак, беснующихся за заборами спящих дворов, мимо которых проходил боярин с телохранителями.

Впереди идущий стражник, вдруг споткнулся и упал прямо лицом в грязь. Выпавший из его и рук факел тут же зашипел и погас в придорожной луже. Почуяв неладное, боярин остановился. Оглянулся за спину. Шагах в пятнадцати позади темнели два лежащих на земле силуэта. Скинув накидку, Дубыня сорвал с пояса меч, попятился спиной к ближайшему забору.

— Брось оружие, боярин, — послышался незнакомый голос.

— Ты кто? Что тебе надо? — Дубыня понимал, что если бы его хотели убить, то сделали это сразу, из арбалета, как стражников.

— Для начала надо поговорит, — продолжил невидимка. — Только уйдем с дороги, а то патрули тут часто шастают.

— Куда идти?

— За мной следуй. — Плохо различаемый человек появился из темноты и спокойно забрал меч из рук боярина.

Какие то тени уже суетились на дороге, стаскивая трупы стражников в заросли кустов. Незнакомец развернулся и направился вглубь дворов. Сзади пристроилась еще двое вооруженных людей, которые то и дело грубо пихали Дубыню в спину. Шли непонятными закоулками порой по колено в грязи. Остановились неподалеку от заднего двора храма, обозначенного высоким забором.

— Подождем здесь Лихаря, — сказал незнакомец, повернувшись к боярину изувеченным лицом.

— Какого еще Лихаря? — Дубыня был не столько напуган, сколько раздражен. — Объясни, быс тебя дери, что тут происходит? И назови себя, смертник?

— Кличут меня по-разному, кто Демоном, кто Гоблином назовет. Тебе, боярин, я известен как Филин.

— Филин бесстрашный Воин, а не ночной вор.

— Значит, можешь звать меня Вором.

— Что ты хочешь от меня? Денег? Артефактов?

— Ты скоро все сам узнаешь, — произнес Филин, поднимая вверх палец. — Чу! Слышишь? Молчун наш уже идет.

Лихарь нес на плече связанную по рукам и ногам младшую дочь княжича. За ним следом, двое людей Стриги тащили под белы рученьки бесчувственное тело Задиры. Филин хотел, было поинтересоваться — какого рожна притащили изувера, но по растерянному лицу молчуна и по тому, как бережно тот нес упирающуюся Моряну, стал понятен ответ — резать голову жениху в присутствии невесты не достойно настоящего Воина, Драгомира надобно в поединке забить.

Лихарь взял милующихся голубков за городом, на берегу мелкой речушки. Боярин, так распалился от объятий и поцелуев, что сам того не замечая, полез ручищами под цветастый сарафан подруги. Моряна запротестовала, велев потерпеть до свадьбы. Но Драгомир отвечал, что свадьбы может и не быть вовсе, а обуздать желание — нету мочи, посему надо пойти в дом к Задире, где предаться любви. После чего бежать на Калгуев — остров и укрыться там, на время, средь свободного братства каперов. Молодая княжна еще не успела толком переварить услышанное, как ее жених ни с того ни с чего дико взвыл от боли и, ухватившись обеими руками за самый дорогой всякому мужчине орган, резко присел аж до самой земли. Такая реакция суженого была вызвана сильным ударом ноги в промежность, который нанес сзади Лихарь.

Пока не видевший света белого Задира сидел на корточках, Моряну принялись вязать налетевшие из темноты контрабандисты. Девушка оказалась сущей строптивицей. Царапалась, кусалась, звала на помощь. Пришлось спеленать потуже, да грязную тряпку в рот засунуть. До храма добрались без приключений. Филин с полоненным Дубыней уже ждали на условленном месте.

Человек Стриги поднес зипуны и шапки снятые с погибших стражников, в чей наряд тут же облачились Лихарь, сам Головастик и Филин, который между делом наставлял Дубыню:

— Мы сейчас пойдем вместе с тобой в храм. Караульным прикажешь провести нас в покои Егория, ибо дело у нас к нему неотложное. Держи себя спокойно, и будешь жить. Моряна будет жить. Жрец будет жить, к великому сожалению моему. За Задиру поручиться не могу.

— Зачем тебе это все? — обреченно спросил боярин.

— Я пришел забрать своего друга.

— Очень благородно, — саркастически заметил Дубыня и, кивнув на одежды своих стражников, добавил. — Спасти друга и пролить за это кровь невинных поморов.

— Вы сами затеяли эту войну. Око за око, так кажись, Предшественники сказывали.

— А еще что Предшественники сказывали?

— Да много чего. Не желай ближнего своего, к примеру.

— Откуда тебе известны сии поговорки?

— Еще остались на материке Странники, что хранят заветы Предшественников. Передают из поколения в поколения, из уст в уста, — спокойно объяснил Филин. — Ну, нам пора. Пошли боярин.

Караульный, узрев с внешней стороны храмовых ворот Дубыню в сопровождении трех телохранителей, впустил боярина без лишних промедлений. Бредущая следом ватага мужиков тащивших Задиру и какую-то женщину с мешком на голове, вызывала чувство тревоги. Но караульному объяснили, что Драгомир подвергся нападению и нуждается в помощи. А на вопрос, о подозрительном сброде, направляющимся в храм вместе с Дубыней, последовал совет не совать нос в дела великодержавные.

Авторитет боярина был непререкаем и вся процессия, без труда, оказалась у центральных дверей храма, где их встретил Циклоп с двумя подручными за спиной. Главный опричник заподозрил неладное и собирался отделить зерна от плевел — разобраться, что за нужда привела Дубыню и его непотребное окружение в столь поздний час. Но ему не суждено было воплотить задуманное в жизнь. Контрабандисты во главе с Филином напали неожиданно, а посему бой оказался слишком скоротечным. Циклоп со своими людьми полегли прямо на крыльце Храма. Еще несколько караульных нашли свою смерть на разных концах широкого двора.

Вскоре, как и положено, ударил набат, подающий сигнал сбора служивым людям города. Но нападавшие уже заперлись изнутри, сгоняя напуганных жрецов из их тесных келий в просторное помещение общего зала. Егория обнаружили почти сразу: старик так и уснул в кресле позади алтаря и был брошен Головастиком ниц пред Филином. Лихарь торопился броситься на поиски Инженера. Он быстро привязал Дубыню и плохо себя чувствующего Задиру к ногам деревянного идола и стремглав кинулся в подвалы Храма.

С Моряны скинули мешок и вытащили кляп изо рта, отчего та часто задышала, дико озирая общий зал Храма, по которому сновали ужасного вида люди. Переворачивали все вверх дном, ругались матерно, избивали вздумавших оказать сопротивление жрецов.

Стрига пинком отправил первого подвернувшегося священно служителя наружу, дабы тот сообщил собравшимся в храмовом дворе поморам о захваченных заложниках и уберег служивых от необдуманных поступков. Вдогонку Филин велел передать требование о встречи с княжичем или его верным человеком.

Вскоре появился Лихарь с окровавленным Джошуа на руках. Осторожно уложил Инженера рядом с Моряной, повелел жрецам принести воды и чистые тряпицы. Увидавши израненного друга, Филин за шиворот поднял Егория на ноги.

— Нет, в этом мире, такой муки, какую я не желал бы тебе, старик. — На вид непроницаемого древлянина просто трясло от ненависти изнутри.

— Ты всю оставшуюся жизнь будешь рабом этого человека. — Воин указал в направлении бывшего узника, над которым хлопотали Лихарь и Моряна, изъявившая желание помочь. Сердобольная девица была уже освобождена от пут, и смывала запекшуюся кровь с распухшего от побоев лица Джошуа, при этом с тревогой поглядывала в сторону пришедшего в себя Задиры.

Видевший всех и вся Филин тоже обратил внимание на Драгомира. Он толкнул Егория в руки подвернувшегося контрабандиста и подошел к флотоводцу с вопросом:

— Зачем ты напал на "Индрик"? Чем помешали тебе мои люди?

— Демонами вы все были для меня, — спокойно ответил Задира, облизывая разбитые губы.

— Когда окрепнешь для поединка, сообщи. Драться будем.

— Будем, — согласился Драгомир. — Если одолею тебя, то Моряну пускай отпустят.

— Моряну и так отпустят.

— Я должен его убить, — возмутился Лихарь, хорошо слышавший разговор. — Я пообещал.

— Ты его и убьешь, — успокоил друга Филин. — Только моими руками.

Тем временем, Стрига, ощутивший тесноту от собравшихся внутри зала людей, отправил всех служителей наружу, удержав пару старших жрецов, дабы выпытать место хранения священных Артефактов. И вскоре, исчез с одним из них в глубине подвалов Храма.

Толпа освобожденных жрецов выбежала во двор, где царила давка от собравшихся со всего города ратных людей, и стоял невообразимый гвалт. К штурму все было готово но, сотники не решались вести своих людей на приступ, ожидая указаний от княжича. Вскоре появился Кашалот. Один, без сопровождения, он громко рявкнул на толпу велев разойтись прочь. Когда двор Храма очистился, и наступила долгожданная тишина, прерываемая лишь щебетом птиц встречающих показавшееся солнце, Кашалот окликнул Филина, не преминувшего появится тот час.

Воины долго стояли друг против друга в полном молчании. Кашалот поначалу засомневался, что перед ним победитель Громобоя и ярла Сигурда. В его представлении древлянин должен был быть здоровяком способным гнуть мечи каленые в бараний рог, а тут обычный Воин с татуировкой Клана на кривом лице. Но тот факт, что сам Великий Князь Помории готов идти на уступки сему человеку заставлял поверить в истинное положение вещей.

— Говори, — разрешил Кашалот.

— Я слышал о тебе помор, как о великом воителе, во славу которого слагались песни. Уверен, что на моем бы месте, ты или умер или спас своих друзей, — спокойно произнес Филин и замолчал, ожидая реакции собеседника.

Кашалот ответил не сразу. Долго буравил древлянина своими умными глазами. Наконец произнес:

— Слишком пафосно говоришь, древлянин... Да и вряд ли бы я мог бы очутиться на твоем месте.

Что означает слово 'пафосно' — Филин не знал. Но вида не показал.

— Предлагаю замириться и разойтись полюбовно, — сказал он. — Я не желаю поморам зла и с радостью отдам Моряну с Дубыней. Мне же вернут Змеелова с его подругой, двух гоблинов и Инженера, в купе с вечным рабом его Егорием.

— Не понял — с кем?

— С Егорием.

— Со Жрецом ты перегибаешь, древлянин, — вдруг нахмурился Кашалот. — Он богами поморов на свое место избран. Нельзя его забирать.

— Свято место не бывает пусто. Егорий — душегуб отъявленный и тебе ли не знать, скольких невинных людей этот изувер на костер отправил да в застенках Храма замучил.

— Не отдаст тебе Димитрий Егория, — спокойно сказал Кашалот. — Даже за дочь свою не обменяет. Потому, как проклят, будет жрецами и людьми.

— Ух, ты, как тут все запущено! Нет, стало быть, власти у Великого князя над жрецами, — удивился Филин.

— Храм не подвластен Димитрию.

— Тогда я оставлю княжичу его святого человека, но дочь заберу. Как тебе такой расклад?

В глазах Кашалот читалось нескрываемое презрение.

— Нет в тебе чести Филин. Противен ты мне, — произнес помор.

— Тогда биться давай. Поединок рассудит, на чьей стороне богиня, что Правдой зовется.

— Биться будем вечером на Арене, — согласился Кашалот. — Пусть все увидят, как сгинет враг рода человеческого.

— Коли уж ты Арену вспомнил, то распорядись гоблинов и названных мной людей прислать — на Дубыню в обмен.