Время вспять

Кабан выхватил меч и приставил его острие к горлу наглеца, требуя, чтобы тот, наконец, заткнулся. Кувалда, без особых на то распоряжений вышел из-за стола и приложился своим кулаком — молотом в ухо Ворону. Ворон был крепкий малый, но выдержать удар кувалдой по недавно контуженой голове, все одно, не смог и рухнул на пол как подкошенный.

После того, как бывшего сотника оттащили, в подвал, наступила тягостная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине. В сумрачном зале стала ощущаться нехватка света, и Лиходей запалил факелы, что были притороченные вдоль бревенчатых стен. Плотно закрыл высокие ставни, за которыми сгущалась темнота, и уныло шумел дождь.

Дождь не переставал уже, какой день и доставлял явные неудобства новобранцам Клешни. Молодые Воины были вынуждены существовать прямо под открытым небом, чтобы научиться стойко, переносить все тяготы и лишения походной жизни.

Сам сотник вместе селился в единственной землянке, вырытой посреди тренировочного лагеря, и уже подумывал о передислокации в теплые казармы Центральной городьбы.

В тот вечер в лагере случился переполох, вызванный приближением четырех всадников, двое из которых оказались мутантами.

Когда Клешня вышел из землянки, все его сотня уже собралась в боевой порядок и ожидала дальнейших приказов своего вожака.

Всадники остановились лошадей неподалеку от лагерных костров и не предпринимали никаких действий.

Клешня не сразу узнал Филина и Чона. А когда узнал, то успокоил своих парней и велел, разойдись. Сам же направился к незваным гостям.

Чон с Филином спешились и сдержанно поздоровались с сотником. Клешня не испытывал особой радости от встречи со старыми знакомыми, но и вражды не выказывал.

— Я знаю, зачем вы ко мне пожаловали, — произнес он.

— Тогда скажи ответ свой, — потребовал Чон.

— Я не пойду с вами.

— Потому что мы предали Клан, которому ты поклялся служить верой и правдой, — вывел причину отказа Чон.

— И потому тоже, — согласился Клешня.

— Еще ты боишься, что тебя осудят соплеменники, — продолжил Чон. — Отрекутся сыновья, что защищают интересы Клана на восточном рубеже.

— А тебе не кажется старик — то, к чему вы меня склоняете не достойно настоящего Воина?

— Зато резать Странников и Хранителей беззащитных — весьма, достойно настоящего Воина.

— То враги Клана, стало быть — мои враги, — Клешня сам того не желая повторил слова Кувалды, произнесенные в корчме, около месяца тому.

— Все дело в том, что я не хочу быть твоим врагом, и Филин — не хочет, и Барсук.

— Я тоже не желаю с вами войны, но еще больше я не желаю воевать с сынами родными.

— Послушай напоследок совета, — Чон тяжко вздохнул. — Сдается мне, что Клан падет скоро. Есть у меня такое, пока не объяснимое, предчувствие. Посему вытаскивай детей своих из щупалец той гидры, что Кланом зовется. И коли надумаешь, знай — дорога в Пристанище для тебя будет всегда открыта.

— Благодарствуй за приглашение! — ухмыльнулся Клешня.

Филин, до сих пор хранивший молчание, обратился к сотнику с просьбой:

— Не мог ты, учитель мой, узнать у Диктатора ответ на переданное предложение о мире между древлянами и Хранителями.

— Зачем тебе это. Ведь и так ясно — никакого мира быть не может.

— Ясно то — оно ясно. Но боги свидетели, как не хочу я, обрекать своих соратников на лютую смерть.

— Какую лютую смерть? Ты что несешь?

— Так ты пойдешь к Диктатору? — Настойчиво спросил Чон, не обратив внимания на последнюю реплику Клешни.

— Пойду, коли просишь.— Недовольно пробурчал сотник.

Его привязанность к старику была безграничной. Это было видно не вооруженным взглядом. Внутренние противоречия просто раздирали Клешню. И чтобы больше не мучить своего старинного друга, Чон велел Филину разворачивать коней.

Гости быстро покинули стан... Куда и зачем пошли? — Было непонятно. Но судя по всему, бывшие друзья Клешни затевали, что-то нехорошее.

Как бы там ни было, Клешня намеревался выполнить данное старику обещание и поутру направился к Диктатору.

Город уже ожил и зашумел. Десятки запахов витали в свежем утреннем воздухе: пекарня источала аромат свежевыпеченного хлеба, с винодельни тянуло приятным кислым запахом забродившего винограда, свинарник и живодерню лучше обойти стороной.

Вот и крепость. Здесь — совсем другая атмосфера, другие запахи, другие звуки, и по большому счету другой мир. Этот мир, заключен в квадрат высоких бревенчатых стен, обнесен рвом с затхлой водой, окружен сторожевыми башнями. Он надежно защищен и может жить без помощи извне долгие месяцы. Склады, арсеналы, казармы, тренировочные площадки и, конечно же, большой терем Диктатора — размещены внутри цитадели. Более тысячи хорошо обученных Воинов обретаются здесь, не вправе завести семью, без особого на то дозволения.

Клешня преодолел ров по широкому перекидному мосту. Проследовал мимо скучающих караульных. И вошел внутрь через немалые ворота крепости, которые на его веку еще ни разу не закрывались.

Диктатор его принял в своих покоях. Внимательно выслушал и устроил разнос за недозволенное попустительство злодеям.

— Меня окружают одни изменники и трусы,— гневно рубил он прямо в глаза сотнику. — Вместо того, чтобы повязать наших злейших ворогов — ты с ними точил лясы... Теперь нет к тебе моего доверия. Посему убирайся с глаз моих долой. Видеть тебя боле не желаю. Отправишься на западную заставу простым Воином.

— Филин пришел просить мира, — заметил Клешня. — С переговорщиками не воюют.

— Мира со злодеем и изменником, коего Филином обзывают, у меня не будет. Кабан возглавит новый поход в Озерный Край. Выжжет весь лес вокруг, но до островов доберется. — Диктатор остыл малость и уже понимал, что явно перегнул палку, когда разжаловал старого ветерана, десятки раз проливавшего кровь за интересы Клана, в простые Воины. Однако на обратный ход идти было уже поздно. Он махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена.

Клешня развернулся к выходу, но в дверях столкнулся с Лиходеем, который сообщил, что с северной заставы пришел сигнал бедствия.

— Поморы перешли на материк и атаковали нашу крепость, — доложил Лиходей.

Клешне в тот момент в голову пришли недавние слова Чона о закате Клана. Хотя то, что на севере наблюдаются шевеления поморов, еще ни о чем не говорило. Вепрь наверняка продержится до подхода основных сил и тогда Всеславу не поздоровиться. Он так и Волхов потерять может. Отчего же тогда накатившие сомнения?

Диктатора сомнения по поводу скорой кончины Клана никоим образом не смущали, он даже мысли такой не мог себе представить, зато видел явную возможность забрать у поморов Волхов. Только для этого надобно поспешать.

Диктатор приказал Лиходею организовать общий сбор и остановил Клешню.

— Погоди, — сказал он сотнику. — На твое счастье боги дают нам шанс. Рассудок Всеслава, несомненно, помутился. Он вылез из непреступной норы, в гордыне своей явно не понимая, что творит... Я сам возглавлю поход на север. В городьбе останешься ты со своими новобранцами. Будите за порядком следить. Остальная рать пойдет воевать Волхов. Другого случая боюсь не представиться. Мы погоним супостата и на его плечах ворвемся через укрепленный перешеек на остров. А там уже землю грызть будем, но обратно не отойдем.

— Да, Диктатор! Я все понял! — Кротко сказал Клешня и покинул терем, направив свои стопы в лагерь новобранцев, дабы успеть до отхода дружины привести свою сотню в казармы.

В крепости бил набат, царила суета, неизменно присутствующая перед выходом большого войска в поход. Оружие, провиант, доспехи — все это следовало быстро собрать и приготовить. Определиться с личным составом, дождаться отсутствующих Воинов, которые уже, должно быть, спешили в крепость, повинуясь сигналу общего сбора.

Филин заметил своего бывшего Наставника, когда тот проследовал по перекидному мосту через ров. Окликнул. Но Клешня лишь недобро взглянул и полоснул рукой по своему горлу, дескать, достал ты меня, по самое не могу. Ответ Диктатора стал окончательно понятен. Впрочем, иного и ожидать не стоило. Была, конечно, зыбкая надежда на взаимопонимание. Ведь Филин оказал Верховному Вождю Клана личную услугу, когда покарал Сигурда и отомстил за убиенного брата Драгомира. Но ведь ясно, что Диктатор не мог поступиться принципами, не мог простить смерть десятков Воинов погибших на болотах, иначе он не был бы Диктатором.

Теперь у Филина появился еще один враг, которого он не хотел иметь не потому, что боялся, а потому, что уважал и был благодарен за доверие, оказанное когда-то.

Уже более трех лет прошло с того дня, когда никому неизвестный десятник, прозванный за умение ориентироваться в темноте Филином, предстал пред грозным Диктатором и другими Вождями, дабы не спросить позволения покинуть Клан.

— Ты можешь покинуть Клан, только умерев, иначе будешь считаться изгоем, — произнес Диктатор, явно раздосадованный неподобающей просьбой своего Воина, о коем из уст Клешни слышал много лестных отзывов.

— У меня есть веская причина, касающаяся чести моего Диктатора, — Филин сильно рисковал, упоминая честь Верховного Вождя. Кувалда уже разминал кулаки, каждый из которых был с голову годовалого ребенка. — Я намерен отомстить за смерть его младшего брата Драгомира, который был моим духовным отцом.

— Что ты знаешь о смерти Драгомира? — Диктатора не могла не интересовать судьба исчезнувшего где-то в Запретных землях брата.

— Сигурд Непобедимый зарубил его.

— Что сталось с телом?

— Барсук предал тело Драгомира огню.

— Барсук то, каким местом ко всему этому причастен?.. Впрочем, не говори. Тут и так все ясно. Сей беглый изменник, бродил в Запретных землях и наткнулся на пепелище оставленное викингами. Там он тебя и обнаружил. Выходил, понатаскал малость и указал лазейку, как можно в Клан просочиться помимо Отбора. — Диктатор недобро глянул в сторону Лиходея. — Уж не знаю, каким образом, но тебе это удалось — ты попал в Клан, и, насколько я понимаю, уже приобрел все навыки присущие настоящему Воину. Во всяком случая так тебе кажется. Теперь настало время покинуть ставший не нужным Клан и пуститься на поиски злодея Сигурда, который, видимо, убил кого-то из твоих близких людей. Но ты не хочешь носить ярлык предателя, посему решил заручиться моей поддержкой, дабы выглядеть этаким благородным героем, идущим защищать честь самого Диктатора.

— Все верно! — Филин смотрел прямо в глаза Верховного Вождя.

— Не юлишь — и это похвально, — продолжил Диктатор. — Но ты не учел одного — смогу ли я поверить в то, что простой Воин Клана, сумеет добраться до самого ярла Сигурда, с которым у нас давние счеты.

— Сигурд же добрался до тебя, убив твоего брата.

— А ты проницателен, — Диктатор взглянул на Воина с неким уважением. — Я тоже склонен думать, что набег на ваше поселение был совершен с целью — убить Драгомира. Тем самым причинить мне боль утраты. Не знаю, каким образом Сигурд проведал о моем младшем брате, но это уже не важно. Важно, то, что и мне ведомо о его выродках рассеянных по всей западной части Архипелага. Жаль добраться до них не могу.

— Дай мне возможность добраться до них.

— Каким образом? — Малая толика заинтересованности стала проявляться на лице Диктатора.

— У Барсука есть названый брат среди каперов, что с позволения Димитрия совершает набеги на острова норгов. Я думаю, он не откажется принять меня в свою дружину

В тот день Барс не дал ответа и велел Филину удалиться.

Через месяц он вернулся к начатому разговору и вызвал уже потерявшего надежду Воина к себе. Разговор состоялся без посторонних ушей.

— Ты можешь покинуть Клан, — сказал Диктатор.— Но знай, наша договоренность никоим образом не освободит тебя от звания беглого изменника. Тебе больше не будет места среди нас.

— А коли я отомщу самому Сигурду? — спросил Филин.

— Я не верю в это. Возможно, ты зарежешь кого-нибудь из его сынов или братьев, но сам Сигурд тебе не по зубам.

— Не буду переубеждать тебя Диктатор. Время покажет, — не стал спорить Филин.

И вот — время показало. Свершилось то, во что Диктатор поверить никак не мог — Сигурд превратился в жалкий кусок обрубленной плоти. Драгомир был отмщен и захоти Филин, он, весьма вероятно, получил бы место среди Вождей Клана, даже не потому, что оказал Диктатору немалую услугу, а потому что уже стал великим Воином, способным со временем занять место самого Диктатора. За последний год с ним случилась грандиозная трансформация, превратившая заурядного капера не только в легендарного воителя, которому не сыскать равных, но и в провидца. И это стало для Филина неожиданным открытием. Теперь он мог с большой точностью предугадать тот или иной шаг своих противников. Он уже не предчувствовал, а был уверен в том, что Любомир пойдет на север, где развяжет новую войну, также как и в том, что Диктатор не преминет воспользоваться случаем возглавить войско идущее захватывать Волхов. И задумай Филин, поднять на воздух крепость древлян с тысячной ратью Клана, готовящейся выйти в поход, это ему удалось бы наверняка — он был уверен. Можно судить все наперед. В поднятой суматохе, когда через ворота крепости туда-сюда сновали десятки татуированных лиц, на Филина никто внимания не обратит. Шрам, оставленный мечом Сигурда, весьма кардинально изменил черты лица, да и седины добавилось, стало быть, вряд ли здесь его кто-нибудь узнает. Дальше, стоит понатыкать пластида по укромным местам. Взобраться на стену по ступенчатой лестнице, где подпалить брусок взрывчатки да швырнуть его, допустим, на крышу кузни, а дальше взобраться на бруствер и прыгнуть в ров. Все — нет больше Клана. Поморы и горцы войдут в незащищенную страну и довершат начатый разгром. Вот только рука не поднимется совершить невиданное доселе злодеяние. Коли не угоден богам Клан, то пусть накажут его руками хотя бы того же Любомира.

Глава 11

Любомир испытывал сильное нервное напряжение, нарастающее по мере приближения дружины Диктатора к захваченной у древлян заставе. На карту было поставлено, возможно, дело всей его тридцатилетней жизни. В случае успеха боярина ждет не виданный триумф и популярность, способная затмить самого Филина, не говоря уже о Рыжебородом неудачнике, который имел наглость претендовать на сердце его потенциальной невесты. Правда, в случае провала он ничего не теряет, разве, что сильно ущемленное самолюбие не будет давать спокойно спать по ночам, но лучше бы все удалось. Хитрость — вот залог победы над непобедимым Кланом. Необходимо все просчитать. Диктатор, по всему видать, выслал вперед себя проворных лазутчиков, которые должны знать, что поморы все еще сидят на заставе, то, что застава пала, не дождавшись подкрепления, ему уже верно известно, и сейчас надобно успеть во время отступить, оставив древлянам ловушку.

Диктатор действительно узнал об устроенной поморами на Утином Носе резне уже на следующий день после выхода в поход. Весть не из приятных, что и говорить. Но поворачивать уже поздно: есть еще надежа на то, что Всеслав окрыленный быстрой победой вознамериться оборонять захваченный форт и не уйдет за укрепленный перешеек Волхова. Даже если уйдет, все одно отступать от задуманного уже поздно, ибо негоже супостату с рук гибель дружины Вепря спускать.