Маруся-3. Попасть не напасть

Соболянские — по жизни маги воздуха. Но и маги воды у них встречаются, просто слабосилки. Так что в потомстве возможно усиление магии. А еще Соболянским принадлежит кораблестроение. Куча верфей по Руси-матушке, речное судоходство, рыбалка, заготовка рыбки, икорный бизнес...

Там даже рыба на гербе. Белуга, кстати говоря.

И есть у Соболянских еще хорошее качество. Они не честолюбивы. Вот вообще. Никак.

Воздушники, что тут скажешь? У них для стремления к власти слишком легкое отношение к жизни. Спокойное такое, без суеты.

Власть?

А на кой, простите, черт она сдалась?

И без нее забот по горло.

Видимо, по такому отношению юрт Соболянских и стал одним из самых крупных и сильных. Известно же, начинаешь тащить на колени кошку — удерет и оцарапает.

Спихнешь? Кошатина тебе на голову влезет, все силы потратит, но тебя обласкает. Судьба такая.

Видимо, власть — тоже в чем-то кошка.

Ссориться с Соболянскими не решился даже Матвеев.

Лариса Соболянская... сколько я в памяти не копалась, девушку не припомнила. Да и неважно. Пусть будут счастливы.

Я еще раз чертыхнулась и принялась подбирать платье.

* * *

Темно-лиловый цвет, очень удачный оттенок.

Отделка более светлым кружевом. Украшения из аметистов.

Помолвочное кольцо пришлось снять. Не сомневаюсь, что государь, что Романов — оба в курсе дела, но оповещать весь свет я не стану.

И так...

Колечко стоит, как три Кадиллака. Откуда дровишки?

А все из той же заветной шкатулки. Драгоценности там такие, что я Дарью поняла. Искренне. Когда Александр мне их показал, даже у меня сердце екнуло, уж на что я равнодушна к украшениям. Кто бы не был ювелиром, он старался показать красоту камня. Минимум оправы, максимум самих камней — и камни там были выдающиеся.

Одно колье из сапфиров с бриллиантами чего стоило! Этакий водопад камней, ограненных каплями, и неясно как закрепленных в невесомой оправе.

Я вздохнула, облизнулась — и вернула все владельцу. Даже если... даже когда мы поженимся, вряд ли я буду это носить. Не умею.

Не дано.

Драгоценности должны быть частью твоего образа. А не ты — выставкой для побрякушек. Вот, у меня все время получается второй вариант.

Так что никаких драгоценностей. Обручальное кольцо, серьги и брошь с аметистом — и довольно.

Я в трауре, меня здесь вообще быть не должно. Ни на каком приеме. Но с его величеством не поспоришь. Да еще в качестве кавалера мне предлагался лично Игорь Никодимович. Замечательно, правда?

Он за мной и заехал.

Преподнес букет ирисов, поцеловал ручку.

— Мария Ивановна, вы, как всегда, очаровательны.

Я мило улыбнулась в ответ.

— Благодарю вас, Игорь Никодимович.

— Мария Ивановна, я вас очень прошу, что бы вы ни услышали сегодня — ничего не отрицайте и ничего не бойтесь.

Я посмотрела с подозрением.

— Игорь Никодимович, а что именно я должна услышать?

Романов пожал плечами.

— Что угодно, Мария Ивановна. Что угодно. Вы знаете, как искали предателей, во времена оны? Когда на подозрении было несколько человек, а кто именно — неясно?

— Нет.

— Допустим, есть люди А, Б и В. А говорят, что золото у Б, Б говорят, что золото у В, а в, что золото у А. И смотрят, кого обворуют первым.

Я прищурилась.

— И какую же информацию вбросили вы?

— Что цесаревич Василия собирается сделать вас своей морганатической супругой — раз. Что вы любовница Его Императорского Величества — два. Что у вас магия совершенно иного типа, не земли, а возможно би-потенциал — три. Что вы — наследница Демидова, потому как завещание составлено именно на вас — четыре.

Я застонала.

— Это все? Или еще чем порадуете?

— Мария Ивановна, а вам мало?

— Мне? Мне просто интересно, кто меня убивать придет.

— а нам-то это как интересно, — ответствовал Романов, помогая мне утрамбоваться в карету. В буквальном смысле — чертовы юбки раскрылились на метр в ширину.

— Чтоб вас совесть с утра до вечера мучила, если меня убьют, — ласково пожелала я главе тайной канцелярии.

Романов ответил милой улыбкой.

— Переживу. Обещаю.

— Обещаю. Не переживете.

* * *

Зла я была несказанно.

Чтобы такое распускать...

Сволочи!!!

С государственными интересами, я все понимаю, но сволочи!!!

НЕНАВИЖУ!!!

Репутацию мне обосрали так, что вонять и двадцать лет спустя будет. Или кто-то думает, что забудется? Ни черта!

Это не просто пятно, это и моим детям припомнят, и как бы не внукам. А значит — что?

Выбора у меня нет!

Маркизы де Монтеспан и де Помпадур мне в помощь. А так же все фаворитки царей и императоров. Выставили меня шлюхой? Ну так я сама себя выставлю! Так, чтобы народ облизывался, а руки не тянул! Возьмем, к примеру, Кшесинскую! Все любовники — Романовы, другим нельзя! Личная, так сказать, царскофамильная собственность!

И я — не хуже! Даже круче!

По знакомой уже лестнице я поднималась, кипя веселой злостью. Здесь и сейчас я намерена была развлекаться по полной и кусать кого попало. А что мне терять?

Мне терять таперя неча, кроме собственных оков. Оков — и тех не выдали за казенный счет, жлобы царственные.*

* Л. Филатов. Про Федота-стрельца, удалого молодца, прим. авт.

Этот бал ничем не отличается от множества других.

Сначала народ собирается, около часа фланирует по залам, общается, немножко выпивает и танцует, потом появляются их величества, и начинается торжественная часть.

Объявление — в честь чего мы здесь так здорово собрались, поздравления, танцы, ужин, еще немного разговоров — и домой. Надо каких-то часа четыре потерпеть. Час на общие сборища, час на объявления-поздравления, час — танцы, час — ужин. Сильно это дело не затягивают, все ж живые люди, хотите потом еще развлекаться — катитесь и развлекайтесь за свой счет. Это правильно, все равно либо напьются, либо подерутся — ни к чему пускать действие взатяг.

— Игорь Никодимович, а про нас с вами никаких слухов не ходит?

— К сожалению, нет. Нельзя, Мария Ивановна, я бы головы лишился, за такое...

— Покушение на чужую собственность?

— Да, именно так.

Мне достался немного виноватый взгляд, но...

Вот и зал.

Не бальный, танцевать мне покамест нельзя. Нехорошо. Остается только выпивать, разговаривать... интересно, с кем?

К нам уже спешил мой отец. Под руку с какой-то блондинкой лет двадцати пяти. Такой... фигуристой. Даже фигуристее меня.

— Машенька!

Мне досталась милая улыбочка от отца. Я оскалилась в ответ.

— Папенька, какая радость видеть вас.

— Познакомьтесь. Это Светлана Галицкая, а это моя дочка, Мария, нынче Храмова.

— Добрый день, — мило улыбнулась блондинка. — Я помню вашего мужа, такой милый дедушка... мои соболезнования.

Зубки решила поточить? А зря, я сейчас в таком состоянии, что спусти меня в Нил — и спасать придется крокодилов.

— Вы в лучшем положении, госпожа Галицкая. Я, вот, вас совершенно не помню. Равно как и вашего мужа, и ваших детей.

— У меня нет детей...

— О, я вам так соболезную, — оскалилась я. — Впрочем, простите, я и не могла помнить вашего супруга. Я не так давно начала выезжать, а вы который год вдовеете?

— Третий, — дама поняла, что зубы у меня никак не меньше, но решила не отступать. — Конечно, когда я выходила замуж, вы еще в куклы играли.

— Что же случилось с вашим супругом?

— Удар, — дамочка коснулась краешка глаза кружевным платочком. — Мой бедный Николя...

— Господин Галицкий и господин Храмов были хорошими друзьями, господин Храмов служил под началом Николая Александровича, — Романов возник рядом, словно раб лампы. И протянул мне бокал с чем-то прозрачным.

Я улыбнулась.

— Игорь Никодимович, благодарю вас.

— Не стоит благодарности, Мария Ивановна.

Отец смотрел на меня ледяными глазами.

— Машенька, можно тебя на два слова?

Так и хотелось отрезать: 'можно — Машку за ляжку и козу на возу', но мудрость братца-дембеля здесь точно не ко двору придется.

— А мы пока потанцуем с госпожой Галицкой, — Романов тут же подхватил даму, послав мне улыбку. Он даже не сомневался, что я захочу перемолвиться словечком с отцом. Ну и ладно...

— Слушаю, папенька?

Отец не стал юлить и сразу перешел к делу.

— Алябьевы сегодня будут на балу. И отец и сын.

— Я за них рада.

— Я могу составить хороший договор и учесть твои интересы, Мария.

Я прищурилась.

— Папенька, а что — Игорь Никодимович непонятно все объяснил?

Отец вздохнул. И вдруг даже как-то ссутулился.

— Мария, его величество, конечно, наш повелитель. Но ты подумай, надоевшую игрушку всегда забрасывают в угол. А тебе нужна семья, дети...

— Я надеюсь, его императорское величество выберет для меня более уютный угол, — отрезала я.

— Ты зря на это рассчитываешь. Знаешь, где сейчас предыдущая фаворитка его величества?

— Где же?

— В какой-то чухонской провинции. Ее выдали замуж за помещика и отправили туда, где всего общества лишь свиньи.

Я прикусила язык. Так и чесалось сказать: 'очень приличное общество, особенно рядом с вами, папенька'. Лучше уж хрюшки, их хоть на колбасу пустить можно, а вас куда?

Вместо этого я насмешливо поинтересовалась.

— Четвертую супругу подбираете, папенька?

— Девочкам нужна мать, — и не подумал отступать отец.

— Особенно когда своих детей у нее нет. Ну-ну, вольному воля.

— Ты меня учить вздумала?

Я бестрепетно встретила папашин гневный взгляд.

— Торговать мной — можно, а выслушивать мое мнение не обязательно? Папенька, этот этап мы уже прошли. Можете передать Алябьевым, что меня их предложение не интересует.

— Может, подумаете еще раз, Мария Ивановна?

Я медленно повернулась.

За моей спиной стоял Симеон Михайлович Алябьев, собственной юртовской персоной. И рядом с ним молодой человек, напоминающий более молодую кальку с отца. Только некачественную.

Явно бумага, на которую сводили рисунок, была рваной и туалетной.

Те же черты лица, но красные прожилки, желтоватая кожа, тусклые глаза...

Алканарий. И наличие высокого титула лучше парня не делает. Вот ни на минуту.

— Добрый вечер, Симеон Михайлович, Кирилл Симеонович...

Кирилл Симеонович подхватил мою руку и запечатлел на ней поцелуй. И разразился потоком комплиментов.

Он восхищен, я очаровательна, если я подарю ему танец, следующие несколько лет он будет самым счастливым человеком во всех мирах.

Пришлось разочаровать.

— У меня траур, Кирилл Симеонович. Я не танцую.

— Тогда я могу показать вам парк...

Знаю я, какие ты парки будешь показывать. Перебьюсь.

Я отбивалась, и ждала, пока закончится музыка... ну наконец-то!

Рядом материализовался Романов с дамой. Мило улыбнулся — и наконец, отбил меня от этой своры. Взял под руку и предложил пройтись.

Разумеется, я согласилась.

Ага, ненадолго.

Девушки, милые, благословите тех, кто придумал колготки! Святое дело люди сделали, истинно святое!

А чулки!

Да на подвязках...

Не на резинках, нет, не те, которые на силиконе и так удачно за него цепляются!

На эротических, мать их за ногу, подвязках с бантиками, которые реально завязываются на ноге. Не доводилось?

Ваше счастье!

Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет — это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет припомнят.

Пояс для чулок?

А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное — и ни фига не держится!

Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.

Там-то меня и поймали.

Чулок я подвязала, и даже комнату задумчивости навестила — на всякий случай, а на выходе...

— Мари!

Ёжь твою рожь!

— Зизи? — вспомнила я эту побрякушку.

И прищурилась. Ласково так, по-доброму... ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать, то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя...

Это мне — медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла...

Раздражение накатило и схлынуло. И 'подруга' уже вцепилась мне в руку.

— Мари, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров...

Я пожала плечами.

— Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.

— О-о... А у Храмова было свое имение?

Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе того?

— Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.

— Так это правда, что он Демидова сожрал?

И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер... меня тут дурой считают? Видимо, да.

— Откуда сведения?

— Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими...

— Врали.

— Правда?

— Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?

На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.

— А-а...

— Вот я могла сожрать Демидова, — оскалилась я.

— ТЫ!? НО КАК!?

Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.

Настала моя очередь похлопать глазками.

— Сибирь, понимаешь. Дикие люди, стаи медведей бегают, кто не успевает спрятаться, того сжирают прямо на площади, перед Управой... вот, загнали нас с Демидовым в один подвал, день сидим, два сидим, на третий я его убила и съела...

— Аххх!

Я добавила в голос истовости записного каннибала.

— А потом и обнаружила, что одной стены у подвала нет. Пришлось домой топать.

Зизи поняла, что над ней издеваются — и надулась.

— Мари! Как это некрасиво с твоей стороны!

— А со стороны моей подруги красиво мне и записочки не прислать?

— Куда?

— На адрес супруга, вестимо. Глядишь, и уцелел бы бедный Демидов. Особенно если к письму хоть корочку хлеба приложили бы. Сидела б я в том подвале и грызла ее, печально так...

— ФИ!

Издевательство окончилось закономерно, 'лучшая подруга' задрала носик и вышла вон.

Я послала ей ядовитую ухмылку и принялась неторопливо мыть руки. Сейчас, еще прическу поправлю — и можно опять в гадюшник. Дайте только с духом собраться.

Ага, размечталась.

Не дали.

* * *

Я так буду бояться в туалет сходить, определенно.

Выходишь из кабинета, идешь по коридору, а тут перед тобой — Матвеев воздвигается.

— Мария Ивановна.

— Матвей Иванович.

Пришлось по всей форме реверанс делать. Интересно, где он тут в засаде сидел?

— Вы мне не уделите пару минут для приватного разговора?

Я подняла брови.

— Вы уверены, что сейчас подходящее время?

— Мария Ивановна, я пытался встретиться с вами...

— Но?

— Романов весьма не одобрил подобные намерения.

Я хмыкнула.