Время вспять

Сотня Тигров во главе с Кабаном была выслана в обход форта, дабы отрезать пути к отступлению. Марш бросок изрядно вымотал элитных Воинов на полдня опередивших основные силы древлян. Но было уже поздно: поморы покинули полуостров. Кабан ясно видел следы, недавно оставленные уходящей дружиной неприятеля.

Утиный Нос обезлюдел. Ничто не выдавало присутствие человека. Лишь полуразрушенная крепость заставы, над которой кружила черная туча воронья, одиноко маячила в унылом свете пасмурного дня. Посреди заставы древляне увидели большой сколоченный из бревен помост, на котором лежали начавшие уже разлагаться тела павших Воинов. Под помостом была сложена порядочная куча хвороста и дров, предназначенных для погребального костра. Все это вызвало удивление Кабана не чаявшего увидеть такого проявления благородства от поморов. Сотник не стал запаливать огонь, решив дождаться прибытия Диктатора, дабы не лишать того возможности отдать последние почести Воинам Вепря. Диктатор подошел к вечеру вместе с основной дружиной, отчего в крепости стало, ощущается теснота, вызванная большим скоплением ратных людей. Обнаружив отсутствие противника, Верховный Вождь был явно раздосадован таким поворотом событий, но от планов захвата Волхова не отступился, замыслив обойти укрепленный перешеек по морю и осадить непреступную цитадель поморов с севера, тем самым отрезать остров от основных путей снабжения. Предстоит вести долгую осаду, на это уйдут многие месяцы, потребуются дополнительные силы, но грядущие трудности придется преодолеть, ибо задета честь Клана. Все это в будущем, а сейчас потребно возжечь огонь Смаргла и помолиться за души павших защитников заставы.

Дружина плотно окружила помост с телами мертвых соратников. Диктатор самолично поднес пылающий факел к приготовленному костру, прошелся по кругу, поджигая со всех сторон на удивление сухие дрова. Огонь, раздуваемый ветром, быстро занялся, превращаясь в огромный, взметнувшийся до небес, костер, свет от которого, в наступившей темноте, был виден даже из крепости Волхов — острова, где на высокой южной стене, в ожидании предстоящей огненной феерии, скопилось не малое количество поморов во главе с Всеславом. Любомир стоял по правую руку от князя и пребывал на грани нервного срыва из-за непомерного груза ответственности за начатую с его подачи войну. По всему периметру заставы и даже за ее стенами он заложил почти всю имеющуюся в наличие Волшебную Глину, уповая на то, что первый взрыв, спровоцированный погребальным костром, под которым покоился основной заряд пластида, вызовет повышение температуры, от чего придут в действие другие бруски Глины, лежащие окрест. Все так и вышло: череда, хорошо различимых из крепости взрывов, прокатилась по полуострову, их грохот донесся до ушей ликующих поморов уже в виде не сильных хлопков. Любомир был на седьмом небе от счастья, он сделал это — дружины Диктатора боле не существует, ибо вряд ли кто выжил в Пекле Аида устроенном боярином на земле.

На следующее утро огромное, чуть ли не тысячное воинство, ведомое самим наследным князем поморов, проследовало мимо широкого соленого озера образовавшегося на месте еще вчера стоящей здесь заставы и, ни обращая внимание на плавающие в воде тела единоверцев, вступило в незащищенную страну извечного врага.

Перед Всеславом стояла непростая дилемма: идти на восток, где с помощью горцев уничтожить мощную группировку Клана, засевшую на Пограничном Кряже или повернуть на запад и предать грабежу слабо защищенных поселений древлян. Очень хотелось выбрать последнее, но разум подсказывал, что у себя в тылу противника оставлять нельзя, посему было принято половинчатое решение, и часть дружины под руководством Любомира свернула на восток, другая ее часть, ведомая Всеславом, пошла на запад.

Любомир обогнул стороной хорошо укрепленную Восточную городьбу древлян, старался особо не задерживаться, но окрестные села и хутора все же пожог. И через день вышел к Пограничному Кряжу. Сей Кряж, кривой линией проходил поперек всего материка, беря свое начало от мертвого моря на севере и заканчиваясь в непролазных топях на юге, он являл собой естественную преграду, как — будто специально созданную природой, дабы защитить страну древлян от воинственного народа гор. Надо отдать должное фортификаторам Клана, сумевшим дополнить итак тяжело преодолимую каменистую гору, рукотворными террасами и пещерами, что были вырублены на разных уровнях, вдоль всей длинны Кряжа. Естественно, эти укрытия смотрели в сторону возможного нападения и вмещали в себя сотни готовых к бою стрелков держащих под прицелом проходы и перевалы. На самих перевалах стояли укрепленные заставы, этакие небольшие форты способные держать оборону долгие недели, до прибытия основных сил из Восточной городьбы или с других застав. К одному из таких перевалов и повел свою дружину Любомир.

На подходе древляне их заметили, но собрать достаточно сил для отпора не успели. Стремительная атака позволила с немногочисленными потерями достичь высоты, где среди снежных заносов стояла укрепленная застава. Быстрое восхождение изрядно вымотало нападавших, но медлить было нельзя: перевал достаточно узок. Для маневра — места мало, и все численное преимущество пойдет коту под хвост, если с фланговых высот ударят стрелки, которые, верно уже, подтягиваются к заставе по хорошо известным им горным тропам.

Холод стоит собачий снег кругом, коего в долине отродясь не было. Руки стынут, к оружию прилипают. Надо на штурм идти иначе померзнет все неподготовленное для зимы воинство. Волшебная Глина пособила и на этот раз. Горящая арбалетная стрела с кусочком пластида воткнулась в частокол форта и через мгновение взорвалась, лишив крепость ее западной стены вместе с укрывшимися за ней древлянами. Овладеть заставой уже не составило труда. Поморы вырезали весь гарнизон, сами же заняли круговую оборону в ожидании горцев, коим взрыв послужил сигналом к началу атаки. Горцы — народ дикий, безжалостный. У них нет понятия — кто враг, а кто друг. Посему, как только их первые воины появились на перевале, Любомир дал сигнал к отходу. Нечего кровь поморов понапрасну лить. Если дикари высоту захватят, то уже так просто не отдадут.

Вся не малая рать лавиной покатилась в низ, но в конце спуска, прямо на входе в долину поморы неожиданно столкнулись с дружиной древлян идущей с Восточной городьбы на подмогу своим. Благо удалось быстро — на всем ходу, прорваться сквозь сомкнутый строй и рассеяться по предгорью.

Теперь все смешались в единой куче. Начали резать друг дружку. Где свои? Где чужие? Любомир свистел в сигнальную дуду, дабы организовать хоть какое-то подобие строя, но это ему не удавалось, лишь привлекло к его персоне внимание со стороны противника. Кругом все шевелиться, звенит аж уши закладывает, раненые вопят от боли нестерпимой, мат-перемат, ругань стоит несусветная. Боярин в раж вошел, отдался на волю рефлексам, стараясь держаться знакомых фигур, рубился, как мог, но чувствовал, что силен соперник, хоть и числом мал.

День уже угасал, вечерние сумерки перешли в непроглядную тьму. Любомир изрядно устал и еле держался на ногах. Несколько незначительных ран кровоточили, отчего силы убывали еще быстрей. Неожиданно древляне быстро отошли под свет факельщиков расположившихся у них в тылу, перегруппировались для новой атаки Поморы, тоже разожгли огонь, организовали строй, понимая, что превосходство все еще на их стороне, хотя уже не явное. Коли так дело дальше пойдет, то все у этого Кряжа и полягут, древляне обозлены страшно, они на своей земле, их дело правое, умрут, но не отступят.

За спинами послышалось улюлюканье, сопровождаемое топотом сотен ног — с перевала катилась дикая орда горцев, сметающая всех и вся на своем пути. Любомир дал команду своим воинам разбегаться и малыми группами пробиваться на север к полуострову Утиный Нос. Сам тоже припустился, правда, немного стыдясь такого не благовидного поступка, но свою совесть, пытающуюся упрекнуть его в трусости, топил осознанием того, что еще один великий подвиг свершен, ибо восточный непреступный рубеж прорван благодаря его стараниям и теперь извечный враг на грани истребления.

Всеслав о прорыве горцев в долину узнал несколько дней спустя от своих пластунов. Он вел дружину широким строем, оставляя позади себя выжженную землю и опустевшие селения. Страна древлян безропотно покорялась ее новому повелителю, не встречающего на своем пути ни малейшего сопротивления. Наследный князь был даже немного раздосадован тем фактом, что не подвернулось до сих пор оказии, блеснуть своим полководческим талантом. Посему повелел двигаться в сторону Центральной городьбы, где по информации лазутчиков имелась какая-то разношерстная рать, не понятно из кого состоящая.

Сия рать встретила поморов на широком поле перед городом и была действительно разношерстной — наскоро набранные ополченцы, жрецы да новобранцы. Правда, с севера удалось вернуться двум десяткам чудом уцелевших Воинов, что теперь составили костяк дружины Клешни, стоявшего в полном боевом облачении впереди своего войска.

Построение древлян было не хитрое, особыми стратегическими изысками не отличалось: три уже готовых к бою подразделения — центральный полк, полк левой руки и полк правой руки. Клешня хорошо видел, как Всеслав, особо не мудрствуя, тоже разделил свою дружину на три части, но основные силы все же расположил по флангам.

Ветер способствует поморам — дует им в спины, преимущество в численности у врага — неоспоримо, а самое главное — неприятель лучше обучен. Что могут сделать вчерашние ремесленники и крестьяне супротив закаленных в боях воинов?! Лишь умереть достойно — не повернув спины. Вот он — закат Клана о коем говорил Чон.

Рать поморов, звеня металлом, двинулась на встречу, широко обходя древлян по флангам тем самым, заставляя растащить и без того немногочисленные силы. Но на правом крыле получилась непредвиденная задержка. Клешня хорошо видел, как из леса, в тыл наступающей дружине выскочил всадник на вороном коне, резко осадил вставшее на дыбы животное. А вслед за тем стал жечь и разить поморов тонкими световыми лучами исходящими, как казалось за версту, прямо из его руки. Силуэт всадника был плохо различим в хмуром мареве зимнего дня. Но Клешня мог поклясться, что наездник, гарцующий на коне позади неприятельского войска — это вездесущий, и, с недавних пор, ненавистный Филин. Тем не менее, кто бы там ни был — это в любом случае, на данный момент, союзник. Посему Клешня послал Горбуна организовать атаку полком правой руки, и, по возможности, зайти поморам в тыл, а сам, сплотив оставшихся ратников в широкую дугу, готовился встретить левое крыло и центральный полк неприятеля.

Наконец сшиблись. Секира Клешни, описав полукруг, сразу обезглавила дюжего помора и пошла, рубить просеку средь гущи людских тел. Он бился яростно и неистово, презрев защиту. Выкладывал всего себя без остатка, дабы надолго запомнил супостат Воина Клана коего звали Клешней. В пылу сражения успевал замечать, как редеет его воинство под натиском неприятеля. Редеет, но не бежит, и то гоже! Наконец и Горбун вдарил с тыла! Теперь оно легче пойдет! Однако, быстро калека обернулся, видать, Филин здорово пособил!

Филин помог действительно чрезвычайно, разрядил весь бластер, но две сотни поморов положил. Потом, зашел с тыла, вклинился прямо верхом в ряды атакующих, призвав на помощь гоблинов верных. Тут и горбатый подоспел с дружиной своей малой.

Дрогнул Всеслав, сыграть отход повелел, заметив, что к нему рвутся три всадника, двое из коих сущие демоны. Нет мочи устоять поморам супротив них. Уж больно ловко с лошадьми справляются и идут, напропалую, не щадя никого, кто посмел встать на пути.

Добрались, таки, до князя. Подхватили, перекинули через лошадиный круп, придавили, так что не продохнешь, и прочь увезли. Достигнув лесной опушки, скинули на землю как мешок с соломой. Никакого должного уважения не проявляя. Филин, совсем уж по-хамски, за волосы наследного князя схватил, голову запрокинул и говорит:

— И куда это вас с Любомиром понесло? Неужто мало вам полуострова? Вы еще и кровью мирных жителей умыться захотели.

— Какое дело тебе до всего этого? — Всеслав с ненавистью смотрел в изуродованное лицо древлянина.

— Мы с Любомиром лишь об исконных поморских землях речь вели. Вот там и сидите.

— Это не тебе решать, человек. — Князь оказался не из робкого десятка.

— Стало быть, меня ты слушать не желаешь! — Подвел итог беседы Филин, повелел гоблинам спеленать пленника, и когда дело было сделано, снова водрузил тело Всеслава на круп своего скакуна, дабы отвезти его Клешне.

Клешня стоял в закатном свете на поле недавней брани в полном одиночестве, если не считать жрецов копошащихся среди тел поверженных воинов, то тут, то там, подающих признаки жизни. Просто стоял и смотрел в никуда, оперев руки на древко воткнутой в землю секиры. Было что-то былинное и величественное в его отрешенной позе, заставившее подъехавшего Филина проникнуться еще большим уважением к своему Наставнику.

Филин осадил коня и сбросил тело Всеслава к ногам победителя. Клешня лишь молча повернул голову в сторону всадника. Слова излишни: лицо Наставника как открытая книга все на нем ясно написано — догадки о причастности Филина к невиданному злодеянию, учиненному поморами на севере, непримиримость и невозможность простить, даже если учесть, что Филин помог в бою. Отговорки про долг перед Странниками, тоже не принимаются. А этот пытающийся встать на ноги мешок дерьма Клешне за ненадобностью.

Так, не проронив ни слова, и расстались. Филин заспешил на болота, где его должны были ждать молодые древляне, собравшиеся к Колядному дню, дабы пройти Отбор в новое воинство Озерного Края. А Клешня остался стоять посреди поля со своими тяжкими думами о будущем Клана, Диктатором которого он теперь мог запросто стать. Только так ли это нужно ему? Воин поднял глаза к вечернему небу, закрытому пеленой низко летящих облаков, будто ни спрашивая совета богов. Небо прояснилось, явив взору Клешни мириады далеких звезд и озарив поле брани блеклым светом полной луны.

Глава 12

Троллю давно запали в голову слова Джошуа о преимуществах кавалерии пред пехотой в наземном бою. Земфира тоже не раз говорила о необходимости посадить воинов на коней и сама выразила готовность привить викингам навыки верховой езды. Берсерк принялся ладить стойла и большой загон за речкой, послав Амазонку с подручными к западным предгорьям, дабы заарканить, десятка два диких скакунов, коих Инженер обзывал мустангами. Но всех проблем связанных с содержанием лошадей Тролль, все одно, не учел, ибо для одомашнивания этих четвероногих тварей следовало заготавливать еще и корм, состоящий преимущественно из овса и сена. Времени и рук на все не хватало: с уходом людей Филина, работ на строительстве поселения прибавилось. Посему решено было идти в набег в земли древлян, где попробовать разжиться невольниками или, на худой конец, привлечь новых колонистов. Задуманный набег сулил успех: вернувшиеся с востока пластуны докладывали о начавшейся в долине войне, сильно ослабившей западные гарнизоны Клана из-за передислокации Воинов к Центральной городьбе, где новый Диктатор сколачивает мощную дружину, дабы, наконец, навести порядок в своих землях.