* * *
— Шеф, из отпуска вернулся наш огнеборец и, похоже, с подарками, — сказала Юля, закрывая поднос со стаканами. — Его рассказами весь персонал заслушался.
— Правый, — не раздумывая выбрал я.
— На этот раз не угадали.
Не говоря ни слова, я вытащил из сейфа банку с малиновым джемом и демонстративно водрузил её на стол.
— А так?
— А так, вам с лимоном, — сказала она, забирая одной рукой джем, а второй ставя громоздкий подстаканник с гранёным стаканом на стол. — А что это у вас на столе?
— Как видишь, карта.
— Я вижу, что карта, даже представляю, где протекает эта река — Юля провела сверкающим от лака ногтем по извилистому руслу — Карлин.
— Я тоже умею читать, — указав пальцем на надпись вверху карты. — Вообще-то, это в Неваде. Эту территорию я выкупил в тридцать девятом. Только ты не обратила внимания, что карта с рекой лежит поверх другой карты, с надписью.
Убрав верхнюю карту, я представил к осмотру лежащую под ней. Здесь запасы золота на сто лет добычи, а на той, где ты водила пальцем, всего лишь нефть.
— Нефть — это тоже золото, только чёрного цвета и совсем жидкая.
— Может быть. Только зачем мне сначала добывать нефть, а потом продавать её за золото, если я сразу могу добыть золото?
— Тогда вы ройте золото, а я стану копать нефть. Карта моя?
— Забирай. Ещё не известно, есть ли в Туймазах нефть и цифра 5600 может означать глубину залегания, как в футах, так и в аршинах. Эта карта Ллойда Счастливчика.
— А откуда она у вас?
— Есть такая компания Newmont Mining Corporation. В далёком шестнадцатом году Уильям Бойс Томпсон основал её и занялся инвестициями. В России его знают как полковник Томпсон, он был членом мисси Американского Красного креста. С ним плотно сотрудничала 'бабушка русской революции' Екатерина Брешковская. Почётный полковник помогал Керенскому, потом большевикам, но основная его задача состояла в сборе данных по полезным ископаемым. Он был не из тех, кто предлагал золотые горы тем, кого отправлял в преисподнюю и частенько их не выплачивал.
— По причине преждевременной кончины получателей?
— Именно. Уильям держал данное им слово даже в проигрышной ситуации. Люди ему доверяли и вокруг полковника часто крутились незаурядные личности. Ллойд Счастливчик, тот самый бакинский геолог Ротшильдов, работал на него и совершил трёхгодичную экспедицию, составив более пятидесяти карт, два тома записок с замерами и пробами. А ещё он припрятал свой блокнот, данные с которого не вошли ни в отчёт, ни в карты. Не странно ли?
— Видимо, предел доверия был не такой и большой, раз для себя старался, — улыбнулась Юля.
— А ты как думала, капитализм он такой. Не отходя от темы, я владею частью этой компании и родственники этого Ллойда, эмигрировав в США, вышли на меня с предложением. Андерсон привёз для меня документы, и только сейчас появилось время, разобрать их.
— А тут я, с чаем, — улыбнулась она.
— А тут ты. Кстати, зря улыбаешься. Насколько мне известно, СССР затратил на геологоразведку тридцать миллионов рублей в прошлом году, а в этом планирует, все сорок пять. Этим картам два десятка лет. Если Счастливчик и нашёл где-то нефть, то там уже вполне могут стоять вышки и под землёй ничего не осталось.
— Я удачливая, шеф. Мне обязательно повезёт.
В правом уголку моего рта проявилась маленькая горькая складка. Юля была лишь кем-то наподобие ищейки по различным поручениям, пусть и класса 'люкс', но уже вышедшей в тираж, которой доверяют безнадёжные дела. Да, они могут выстрелить, как то весящее на стене ружьё, но чаще всего оно просто занимает место на голой стене. Однажды она сама станет безнадёжным делом. И хорошо, если о ней не станут вспоминать, и она тихо и мирно уйдёт на пенсию в библиотеке маленького городка. И как вытащить её из этого капкана, я пока не представляю, да и не просила она меня об этом. Эта карта, как конфетка для дрессированной мартышки. Она отнесёт её своим кураторам, а они погладят её по головке. Изыскания пойдут в архив, так как из Главгеологии шлют победные реляции, при отсутствии нефтяных фондов для разбуривания. Хотя, возможно я и ошибаюсь, но в сороковом году на 33 тысячи пробурённых метров прирост скважино-точек был ноль. В общем, посмотрим. Чем чёрт не шутит и скважина номер 100 даст нефть не в сорок четвёртом, а уже в этом году.
— У меня к тебе просьба, — обратился я к секретарю. — Завтра, после катания на паровозе, детей повезут кормить мороженым в 'Асторию'. Ты не могла бы поехать вместе с ними или хотя бы подъехать и проследить, что б руки помыли?
— Сто лет не была в 'Астории', шеф. Конечно, я согласна. А вас ожидать?
Я на секунду задумался.
— Если успею закончить все дела в Смольном, но это маловероятно. Кстати, а где наш начальник снабжения?
— С утра должен быть на станции. Из Владивостока пришёл эшелон с вьетнамским рисом. Все надписи по-французски, разрешительные документы на японском. Владелец груза компания из Питерсберга. Никто не может ничего понять в бумагах. Отчего-то решили, что какой-то малограмотный перепутал и оставил старое название города и из Ленинграда рис скатался во Владивосток и прибыл обратно. И если знатока французского ещё можно как-то отыскать и привлечь, то с японским полный завал. Разыскали деда, который когда-то воевал в Маньчжурии, но он опознал лишь один иероглиф и это был рис.
С Азией сложная логистика, вот только если взять сто мешков с сыпучими продуктами питания, то двадцать восемь будут оттуда и заместить азиатский рынок какими-либо альтернативными поставками утопично. В принципе, вишисты во Вьетнаме как-то крутились и после первого августа, когда японцы заняли Сайгон. Торговать-то ещё можно было, но риски уже превышали все возможные пределы. Требовались налаженные личные контакты и присутствие представителей на местах. Несмотря на все перипетии самое печальное было не в этом. Уже с мая месяца нельзя было зафрахтовать ни один балкер для вывоза с азиатских портов и ни один танкер частному лицу для вывоза из Америки. 'Скорлупка', как ласково называл наш тихоокеанский сухогруз Арчибальд Билл Фунт, совершала один из последних рейсов, везя в своих потрохах высокооктановый бензин в бочках. Но если силосы станут заполняться с покосами, то заполнить зерном наши элеваторы и склады без азиатского участия станет сложновато. По крайней мере, в плане возможного объяснения появления продукта. Хотя, как мне кажется, во время повышенного востребования, никому не будет дела, каким образом в области объявились запасы зерна. Если уже сейчас такая неразбериха на станции с рисом, что будет потом можно только догадываться.
— Языковые проблемы, говоришь, — подмигнул я секретарю. — Что же, видимо червонца не достаточно. Подготовь приказ о доплатах за подтверждённое знание иностранного языка в размере десяти процентов от оклада, но не более ста рублей в месяц . И отправь огнеборца в сопровождение детей. Пусть занимает их рассказами, как он перья из павлиньих хвостов драл.
— Шеф, откуда вам про павлинов известно? Я об этом не рассказывала.
— Васильева, Васильева, — я покачал головой. — Запомни раз и навсегда: только добрые дела остаются в безызвестности. Все прочие рано или поздно становятся достоянием общественности.
— И всё же?
— В твоё отсутствие из ялтинского санатория телеграмма пришла. Пожарный-то у нас, оказывается, тот ещё затейник... павлиньими перьями по кхм... Пришлось успокаивать заведующую 'живого уголка' и прислать им парочку птиц взамен изувеченных.
* * *
(в центре Ленинграда, недалеко от Смольного)
'В принципе, ломаться тут нечему. Система бесперебойного питания рассчитана на два часа беспрерывной работы. За это время кто-то из вас должен подать напряжение на трансформатор от электрических сетей. Если и там возникнет проблема, вы запускаете генератор. Закончилось топливо, заливаете канистру с НЗ, садитесь на оставленный во дворе пикап, едете к ретранслятору на дачу Бадмаева и привозите оттуда газойль. Хотя спалить 420 галлонов и понять, что горючее подошло к концу — это надо постараться. Держите печать с ключом, и брошюру знать назубок. Хорошего дня'.
Когда он вышел, техник закурил и слегка нахмурился. Его, окончившего с отличием Ленинградский электротехнический институт имени В.И. Ульянова-Ленина, разработавшего в ОСТЕХБЮРО систему связи для ВМФ, только что чуть ли не макали в справочники, как несмышлёного котёнка в молоко. Наладчик его несколько удивил. Хотя у него был вид иностранца, но совершенно очевидно, что он был русским, но не нашим русским. На вид достаточно обычный для своего возраста, носил спецовку, будто это обыденная одежда и отработал от и до, точно будильник поставил. Двигался неспешно, экономно, видно, что долгое время работал в тесных помещениях, даже приседал как-то аккуратно и вставал, словно боялся взлететь и удариться головой, хотя на голове был фибровый шлем с фонариком. Прямо шахтёр какой-то, но познания в радиоделе и термины... да одно только применение коаксиального кабеля с малым значением затухания, приёмный тракт, дополнительный каскад, четвертьволновый штырь с противовесом — не разбиравшийся в этом человек в жизнь не поймёт и половины. А ведь многие решения, которые сегодня были применены, даже нигде не описаны. Но чужеродное в нём было нечто другое. Глаза, всё дело в них. Серо-голубые, совершенно лишённые какого-либо выражения, как лампочки. Казалось, что они смотрят прямо на него и сквозь него так, словно в помещение и вовсе никого нет. Да что там, погас бы свет, и он бы этого даже не заметил. Они были похожи на глаза того капитана, в ДмитЛаге, где техник провёл самые ужасные три года из своей жизни. Странным парнем был тот капитан. В один момент он был полон доброты и участия, а буквально в следующие мгновение мог, не моргнув глазом, зевать, наблюдая, как уголовники забивают насмерть какого-нибудь зека. Ему было скучно и не интересно. Точно! Он смотрел на всё это, как на каменные орудия неандертальца: с исторической точки зрения любопытно, но как это уже устарело. Техник вздрогнул и развернул переданную ему наладчиком брошюру. Та была подписана Минкиным, и стоял штамп 'ДСП'. Ещё перед началом работ и инструктажа, он ставил подпись в журнале и даже не удосужился прочесть, что подписывал. Теперь стало понятно. Он аккуратно сунул её в карман и покатил пустую тележку к соседней двери. Буквально пару минут спустя он закрыл за собой железную дверь на ключ, помял пальцами пластилин, придавил его в специальные отверстия, прикрепил бечёвку и, достав из коробочки печать, опустил в тальк, после чего опечатал дверь. Техник закурил папиросу и постарался не забивать голову различными мыслями. Довольно насвистывая, он вышел через другую дверь и отправился в подсобку. Напарник, Лев Александрович Юткин, уже должен был вскипятить воду в чайнике. Странная у них компания: два изобретателя, два бывших, по совершенно надуманному делу заключённых, оба из одного лагеря и обои скрывших судимости по окончании срока, когда вернулись в Ленинград. Оба родились в одиннадцатом и у обоих отцы были врачами. Они разные по складу характера, разные по взглядам на жизнь, но как оказалось, с одинаковыми судьбами. И вот, у них появилась лаборатория, где они могут творить без оглядки на авторитеты от науки, и человек, который это устроил, попросил об одолжении. Отказаться было нельзя, отнимающая немного драгоценного времени работа по обслуживанию связи давала слишком много преимуществ, и этим временем стоило жертвовать.
Через подсобное помещение техник вошёл в лабораторию. Голос Юткина звонко звучал в большом помещении. Он напевал весёлую песенку. Свет от ламп играл на белых металлических частях аппаратов. Большая доска управления с многочисленными измерителями и контрольными приборами закрывала широкую стену лаборатории. Посреди помещения стоял ещё не распакованный огромный ящик из белёной фанеры. Выше человеческого роста с надписями по-английски, он вроде бы и мешал, но только не творческому процессу. Возле него причудливо размещались переплетённые провода, катушки и трансформаторы. Справа и слева были расположены щиты управления постоянно включённых приборов, кнопки пуска, тумблеры переключателей и квадратные экраны лучевых трубок. Из стоявшего на полу чайника летели брызги кипящей воды вперемежку с клубами пара. У Юры даже кипяток получался при помощи электроэнергии.
* * *
Фактически, на налаживание связи для Жданова у меня ушло чуть меньше суток, и львиная доля этого времени пришлась на выбор и осмотр места. Не каждый ленинградский институт подходил для моих требований, а установка ретранслятора на вышке элеватора кировского комбината хлебопродуктов требовала ещё и длительного согласования, но в итоге всё вышло даже лучше, чем надеялся. В полдень я уже находился в сквере возле Исаковского собора и ожидал подъезда автобуса с детьми. Тип с гитлеровскими усиками объявился в десять минут первого и вольготно расположился через лавочку от занятой мною. Он не заметил меня, и видимо даже не обратил внимания на рабочего в спецовке, развалившегося на изогнутой деревянной спинке с аппетитом жующего свой обед. Да даже если бы и обратил внимание? Очень не просто идентифицировать человека вне движения и разговора. Исчезает сразу несколько маркеров, такие как походка, жестикуляция и особенности речи. Ещё сложнее, когда объект окружают множество предметов, из-за которых внимание рассеивается. Возле моих ног ящик с инструментами, на мне надвинутая на глаза кепка, в руке газета, а ко рту поднесён бумажный пакет с ливанским фастфудом, который позже обзовут 'шавермой' (москвичи станут называть 'шаурмой'). К слову, баба Маша окрестила это блюдо 'шаварма' и готовит его совсем не по арабскому рецепту, а по запискам самой Екатерины Авдеевой и её почитателей. Но это тонкости. А в обобщении, на таких людей внимание не зацикливается. Природа устроила человеческое восприятие так, что мы обращаем свой взор в первую очередь на что-нибудь яркое. Вот пройдёт дама в красном платье и что? Это лет через десять-двадцать, когда оставшиеся в живых адепты плаща и кинжала станут читать лекции в шпионских школах и писать мемуары, люди узнают, насколько это уникальная профессия и даже призвание, быть разведчиком. Вот только гражданин с усиками явно не из их когорты. Хотя зачатки кое-какие есть и его, скорее всего чему-нибудь научили, но метод 'решать нахрапом' всё портит.
Наконец автобус с детьми остановился возле ресторана, а за ним притормозил шикарный кабриолет. Недруг тотчас, как бладхаунт, с выражением сосредоточенности на лице, сделал стойку и стал пожирать взглядом выходивших из автобуса пассажиров. Вот появился наш молодцеватый павлиний террорист и как ни странно Рахиль Исааковна, впрочем, чего тут странного? Её только на голодовку не заманить, а так она весьма коммуникабельна и, безусловно, ярчайший тип экстраверта. Следом за ними стали спрыгивать дети. Вот сколько замечал, взрослые сходят с подножки транспорта, а дети безрассудно спрыгивают. Пока взвод малышей, мелькая жёлтыми панамами с оранжевыми рюкзаками, разбивался попарно и строился, из ресторана уже выпорхнула Юля. Подзывая, она махнула рукой, сообщая, что можно заходить. Автобус отъехал метров на сто вперёд, и соглядатель через некоторое время решился убедиться, не пропустили ли его глаза искомый объект. Шустро перемещаясь, он пересёк разделявшую парк и ресторан улицу, мельком посмотрел в окна, насколько это было возможно из-за портьер, и шмыгнул к входу. И пока я наблюдал за 'усатым', чуть не упустил ещё двоих. Тех самых, которых видел в буфете Мариинки. Крепкие и мордастые, как отъевшиеся на корюшке питерские коты, они расположились с разных концов парка, и кто был их целью ещё предстояло выяснить. Наконец-то 'усатый' вышел на улицу и, не подавая никаких сигналов, двинулся прочь, в сторону улицы Связи. Соблюдая предосторожность, двое пошли по его следу.
