* * *
Теперь выход Патрика. Прости старина, но домой из виртуального мира тебе ещё рано. Зевая и спотыкаясь, проснувшийся ирландец всё никак не мог отыскать ботинки. Он опаздывал, пришлось вызвать такси (как это удобно, когда дома есть телефон, странно, что он не замечал его раньше) и пока была возможность, уснул в дороге. Ведь он весь вечер провёл в пабе, и ему было тепло на душе, а ветер свободы залетал в открытое окно автомобиля. Только хорошие эмоции, только хорошее настроение. Сны пролетали один за другим и все они были такие замечательные, что просыпаться совсем не хотелось. Патрик уже не мог отличить реальность от вымышленного мира, да и не спешил, судя по всему. 'Снова эти мрачные русские', — подумал он про себя, когда оказался возле знакомого паровоза и стал, как и прежде, показывать всё с азов молчаливым парням. 'Тяговое усилие 64800 фунтов, давление в котле 300 psi, диаметр паровых цилиндров 25,08 дюйма, вес 475000 фунтов'. Русские, как ни странно, схватывали всё на лету, распоряжения выполняли вовремя, глупых вопросов не задавали, но и не смеялись над его шутками. 'Мрачные', — ещё раз утвердился в своих мыслях ирландец.
Паровоз был готов на все десять долларов — премия сдающей бригаде, если ничего не надо исправлять, доливать масло, подтягивать болты и совершать прочие полезные манипуляции — и Патрик дал добро на разжигание топки. Ему было всё равно, как станут развиваться события, единственное, в чём он был твёрдо уверен — что доведёт состав до Ленинграда, а там конец контракта, паб и тепло на душе, и только хорошие эмоции, и только хорошее настроение.
* * *
Тем временем я связался по телефону с приёмной горкома. Как и девятнадцатого числа, снова представился от Жданова и пообщался с первым секретарём Альтерисом Клейнерисом. Беседа была коротка, так не испугавшийся принимать ответственные решения человек сразу уловил всю суть. Видимо, панические брожения уже ощущались, но никто не ставит под сомнение, что пока существует хоть какое-то управление, иррациональности места не достанется. Давно известно, что через дверь с высокими колоннами вывести людей быстрее и безопаснее, чем через такую же, но без оформления. То, что подобный архитектурный приём можно было использовать и в других ситуациях, он знал без лишних объяснений.
— Товарищ Клейнерис, здравствуйте. Вас беспокоит директор санатория 'Осиновая роща', Борисов. Мы с вами общались, в четверг. Путёвки для детей.
'Здравствуйте, помню. Путёвки для детей из детских домов. Что-то с детьми'?
— С детьми всё в порядке, едут в Гагры вместе с вашими сопровождающими. Я по другому вопросу. Возле станции Шилену стоит наш железнодорожный состав, заправленный всем необходимым под завязку. Санитарный поезд следует в Ленинград и к нему прицеплены три совершенно свободных пассажирских вагона. Есть паровозная бригада, только нужен специалист, пусть самой невысокой квалификации, но ориентирующийся на данном участке железной дороги и пара-тройка стюардов с каким-нибудь человеком, смыслящим в приготовлении пищи. В эшелоне сейчас тридцать раненых с врачом и персоналом. Шестьдесят ранбольных ещё можно принять. Интересно?
Конечно, интересно, особенно когда вокзал забит уезжающими, а лишних паровозов и вагонов нет. А ведь через пару часов будет дана рекомендация об эвакуации семей партийной верхушки, как это было сделано в столице республики. Об этом уже говорят, и первый секретарь не мог об этом не знать. Понятно, что моё предложение как щепка в море, но эта щепка давала дополнительный шанс. Ухватившись, Клейнерис не стал меня выпускать: 'Так что ждите, специалиста привезут и людей тоже', ну и я в ответ продолжал выпрашивать.
— Эшелон не имеет номера. Три полувагона заняты секретным грузом, а из Таураге вот-вот должен прибыть автобус с милиционерами. Старший там Сильвестров Иван Фёдорович, если возможно, Их всех на поезд.
'Не совсем в моей компетенции, — неожиданно произнёс Клейнерис, — но постараюсь решить и этот вопрос'.
— Товарищ Альтерис, вы уж приложите все возможные усилия, а в Ленинграде мы их временно устроим, и рекомендованных вами людей тоже, и вас ждём в гости. Сами понимаете, нельзя не рассматривать вариант, когда ваши люди временно задержатся.
Дальнейший разговор протекал в том же духе: 'Ах, есть возможность помочь с жильём в Ленинграде? В пригороде тоже сойдёт. Всё сделают, не о чем беспокоиться. Вот если бы ещё один состав, пассажирский... Точно нет проблем? Ничего страшного, что паровоз слабенький, подождём сколько нужно и врачей известим об объявлении набора на санитарные поезда'.
Пока ожидали прибытия специалистов, очнулись раненые, которые выглядели почти выздоровевшими, и медицинский персонал, ставший понимать в своём труде чуточку больше. В общем, настало время строить цепочку взаимодействия и отношений. Ромуальд Викентьевич отменный хирург, но никудышный организатор, поэтому комендантом поезда временно стал Ковальчук. Завхозом госпиталя как был Виктор Степанович, так и остался. Мужик приемистый, не то, что бы жадный до добра, просто рачительный. У такого снега зимой без объяснений просто так не выпросишь. Два санитара из военнослужащих, врач-терапевт Ольга Фёдоровна, с которой я даже не успел пообщаться и Клавдия Геннадиевна, в силу обстоятельств, ставшей старшей медсестрой. Вот и весь неполный набор врачей и работников. Наконец появился грузовик в сопровождении легкового автомобиля, а мне нужно было спешить на лётное поле.
Шауляйский аэродром за день подвергся бомбардировке уже два раза. Взлётная полоса была исковеркана в нескольких местах, но служба обеспечения полётов оперативно засыпала выбоины и воронки, а всю сгоревшую и повреждённую технику оттащили в сторону. Наш лётчик с механиком с девятнадцатого числа обустроились в пригороде, в посёлке Зокняй и должны были ожидать вызова. Проехать милю на велосипедах для парней оказалось двадцатиминутным приключением и, подобрав их, мы вскоре оказались на КПП. Дежурил там тот же самый боец, который встречал нас по прилёту. Красноармеец Мишкинис плохо понимал по-русски, но узнав, что я знаю литовский, прямо нашёл отдушину. Вызвав дежурного, он всё пытался рассказать, как бомбили аэродром и как Клименко и Бокача вопреки всему полетели и дали немцам перцу под хвост. Одного он не знал (да и не положено ему такие подробности знать), что по прилёту их арестовали. Ложечки потом, конечно нашлись, но парням инициатива дорого встала. Поведал он и о судьбе нашего бензина. Пятьдесят вылетов за сегодня и оставленный на хранение бензовоз тю-тю. Наконец пришёл дежурный. Поздоровавшись, он сообщил, что меня ожидает командир, майор Деревнин Константин Павлович.
Война не любит слабых, а сейчас, как ни крути, десятый истребительный авиационный полк был именно таким. Шесть летчиков (пятая часть полка) вместе со своими техниками находились в Риге, получали новые самолёты МиГ-3, которых так и не привезли. Более трёх десятков летательных аппаратов представлены в виде искорёженных частей, сваленных к югу от аэродрома; пусть многие из них доставшееся старьё от литовских ВВС, но всё ещё числились как боевые единицы. Впрочем, истребители И-15БиС вместе с исчерпавшими свой скудный моторесурс И-16 не намного превосходили Ansaldo или ANBO-41 с Гладиатором (Gloster). Есть уже потери среди лётного состава. Прямо тут, в бою возле аэродрома погибли Лобода и Яковлев. Хотя Волков и сбил Ju-88, но счёт-то 1:2. В штабе, вместе с командиром находился военный комиссар полка старший батальонный комиссар Василий Иванович Опарин и начальник штаба Никулин Владимир Александрович.
— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался я и, не дожидаясь объяснений, каким образом топливозаправщик оказался совершенно пустым продолжил:
— По поручению первого секретаря горкома Ленинграда, товарища Жданова, вашему авиаполку, на средства работников санатория 'Осиновая роща', заводом номер 1 имени 'Авиахима' была построена эскадрилья МИГ-3. Предполагали передать в торжественной обстановке завтра, но с известными событиями, второй секретарь горкома товарищ Кузнецов дал распоряжение не задерживать. Теперь вы знаете, по какому поводу я прилетел сюда.
— А где можно получить самолёты? — поинтересовался Опарин.
— Какое вооружение? — спросил Никулин. — И почему...
Тут он запнулся, так как хотел спросить, почему в обход смешанной дивизии и без ведома заместителя командира по технической части. Ведь не мешок гвоздей привезли, но грозный взгляд командира полка потушил ненужную инициативу. Время задавать подобные вопросы закончилось в четыре утра.
Военные засуетились. Деревнин бросил взгляд на часы и многозначительно кивнул командиру.
— Истребители находятся неподалёку, на окраине Шилену, — ответил я и тут же пояснил: — Их сгрузили с железнодорожных платформ и установили в кузовах тягачей. Мы посчитали, что привезённые в ящиках будут не так эффективно смотреться, чем уже собранные. Но шофёры не прибыли и судя по всему, ожидать их уже не стоит.
— Это почему не стоит? — спросил Опарин.
— Я только что разговаривал с первым секретарём Альтерисом Клейнерисом. Политическая обстановка крайне обострилась. На национальном уровне, так понятно?
— Сбежали! — проговорился Опарин.
Видимо, подобное поведение сегодня уже не новость. Литовцы дезертировали и оставляли места работы, а кое-где могли и выстрелить в спину. Если облик и обычаи разных славянских народов имеют оттенки, подобные мелким различиям между головками подсолнуха, которым засеяно обширное поле, то в остальных чертах они очень сходны. Их можно было бы с полным правом назвать собратьями — собратьями, осознавшими, порой на горьком опыте своё родство. Но одного этого родства порою недостаточно. И раз за разом русские натыкались на предательство, считавшие соседей своими и раз за разом прощали его.
— От вас требуется лишь сменить караул, если он там ещё есть, — продолжал я, — да отыскать несколько водителей, перегнать грузовики с самолётами на аэродром. Как закончите, автотранспорт используйте по своему назначению. Транспаранты уже не совсем актуальны, их можно снять, а маскировочную сеть, по моему мнению, оставьте. Что касается вооружения, наверно, самое лучшее. Синхронные пушки ШВАК и ещё что-то. Извините, с оружейными системами мало знаком. Но точно знаю, что снарядов много и есть действующий стрелковый тренажёр со схемами тактических приёмов, таблицы данных для стрельбы, силуэты и макеты германских самолётов с их техническими характеристиками. И хочу особо заметить, макеты клеили дети, а в штабном автобусе посылки, собранные нашими женщинами. Надеюсь, политуправление распределит подарки.
Опарин после последних слов надул грудь колесом.
— За самолёты, огромное спасибо, — высказал за всех общее мнение командир полка. — Известие неожиданное и радостное. Мы вообще-то пригласили вас совсем по другому вопросу.
— По поводу заправщика? Можете не утруждаться. Наш самолёт заправлен. А если у вас проблемы с горючим, то в автоколонне полно авиационного бензина. Правда, в бочках, но это же не проблема?
— Не проблема, — согласился Константин Павлович.
Тем временем, на взлётном поле царило большое оживление: утро и день выдался из ряда вон выходящий, каждому было о чём рассказать товарищам, и всем не терпелось обменяться впечатлениями. Война это не только пиф-паф, но и обсуждение. Боевые товарищи рассказывают и показывают ладонями или другими подручными средствами своё видение боя. Так нарабатывается опыт, учитываются оплошности и возникают придумки. Асами редко рождаются, ими становятся, познав свои и чужие ошибки; пройдя через пот учёбы, кровь потерь, боль разочарования и конечно, желание стать лучшим. С аэродрома по-прежнему, с урчаньем двигателей и шумом пропеллеров, взлетали миги и поликарповы. Очумевшие за день механики не успевали нормально отдохнуть, и едва вырвав пару минут, ложились прямо на траву. Прилетавший с задания самолёт осматривали, пополняли боезапас, заправляли и заменяли лётчика, если по какой-либо причине тот уже не мог управлять истребителем. Вот, пара И-15бис оказались в стороне. Их место давно в ремонтной мастерской, но попытались на авось. Подтянуть, подклеить и заменить на почти точно такое, только чуть лучше уже не про них. Мотор ПД М-25В — сердце летающей машины, изнашивается чересчур быстро. Требуется серьёзный многочасовой ремонт и, судя по всему, эти самолёты никуда не полетят. Инженеры и конструкторы делали всё, чтобы успеть подготовиться к войне, пока Молотов и Риббентроп крепили мир во всём мире. Но какой бы скверной не выглядела ситуация, год назад она была бы намного хуже. Когда я выходил из штаба, в полк пришёл приказ: в шестнадцать часов планировался большой вылет. Шесть истребителей отправляли сопровождать последние бомбардировщики СБ и СБ-РК (Ар-2) 46-го ПБАП, дислоцированного в Грузджяйе, и механики вновь забегали возле самолётов. Пилотов, способных поднять миги в небо и полноценно ими управлять в бою, всего несколько, поэтому полетят старички поликарповы. Как оказалось, осваивание новой техники, и обучение больше проходили в классах и в отчётах начальства.
Пока образовался свободный коридор, на взлётную полосу вырулил серебристый Lockheed Electra Junior. Наш механик занял место второго пилота, Ваня и Петя — пассажирские кресла. С ними разместились четверо раненых при бомбёжке лётчика и санинструктор. Я остался на аэродроме, нужно передать самолёты. Глупая бюрократия, но без этих бумаг в дальнейшем станет невозможно получить ни топлива, ни боеприпасов. Я один знаю, что полк завтра перелетает в Ригу и через пару дней подняться в воздух смогут лишь восемь самолётов и все эти бумажки уже станут не актуальны через сорок восемь часов. Война слабых не любит, но только в бою можно стать сильным.
* * *
Эта тихая ночь, наполненная дыханием военного лета, которая своим ароматом словно бы очаровала самых лютых солдат и заставила замолчать все орудия, была создана для отдыха. На войне всегда есть победившие и побеждённые и первые, как известно ещё со времён Наполеона, спят крепче. Вообще, Таураге лежит в живописной равнинной местности, и река струится по ней, минуя низины и возвышенности, леса и заросшие дюны. На другом берегу простираются широкие луга, а за ними высятся два холма, поросшие, насколько хватает глаз, еловым лесом. Юра вьётся извилистой лентой на много миль вперёд, исчезая за горизонтом.
Если идти с севера, городок, лежащий на склоне невысокого холма, виден как на ладони со своими красновато-коричневыми черепичными крышами и церковными шпилями в центре и более скромными чуть дальше. По окраинам раскинулись целые улицы одноэтажных домиков, утонувших в зелени ольхи и дубов. Здесь, на окраинах, все жители знают друг друга в лицо, но уже не все знают друг друга по имени. После сегодняшнего дня, картина несколько изменилась.
В дымке предрассветных сумерек едва вырисовывались контуры разрушенных зданий. Покосившаяся лавочка напротив упавшего столба с подкопченным прожектором, преграждали мне путь. Я перешагнул столб, опасаясь задеть спутавшиеся провода. Его треснувшее зеркало рефлектора, словно печально ослепший глаз, отражал свет луны. Чуть дальше, по дороге стали попадаться следы недавнего боя. Россыпи гильз, раскуроченный взрывом 'максим', противогазные сумки, каски. Всё более-менее ценное уже собрано, но даже остатки поражают своим объёмом. В деревянной, обмазанной глиной стене конюшни, там, где раньше были ворота, теперь зияла огромная дыра, похожая на развесистую пасть чудовища, замершего в своей ненасытной алчности. Сквозь дыру виднелся обуглившийся станок для лошади и останки её самой. Сгоревший жилой дом, ещё один, где даже брёвен не осталось, лишь одиноко торчащая печная труба.
