— Шеф, нужна ваша помощь. Вчера мне предложили вступить в дачное товарищество и выкупить домик. Я наконец-то смогу съехать из коммуналки.
— Так в чём проблема? Если в деньгах, то оформляйте ссуду у Раппопорт, я подпишу. Похоже, она за главного бухгалтера, а Храпинович у неё на посылках; жалкий подкаблучник, не удивлюсь, если он тайно посещает синагогу.
— Спасибо за ссуду. Это очень поможет. Но требуется помощь иного плана, не могли бы вы съездить со мной?
— Совсем не на кого положиться?
— Положиться я могу только на этот диван, — шутливо произнесла она и добавила: — для меня это очень серьёзная сумма и просто не к кому обратиться.
— Далеко дача?
— В Сосновке.
— Не так далеко от города, — глянув на карту области, произнёс я. — Даже автобусы ходят, это хорошо. Несомненно, вам выпала удача, только сумейте правильно распорядиться недвижимостью. Первый человек, кто погорел на квартирном вопросе, был Адам. Его попросту выперли их Эдема, и мне станет обидно, если вы пополните этот список.
Юлины руки утвердились на талии, и она чуточку наклонила голову вбок, посмотрев на меня с укоризной.
— Шеф, отчего все истории у вас связаны с чем-то нехорошим?
Мне пришлось на секундочку задуматься: действительно, а почему?
— Скорее всего, это связано с воспитанием. Вот, вам, Юлия, какие в детстве сказки рассказывали? Уверен, что добрые и хорошие. А мне почитывали сказки Перро и братцев Гримм. Какие у меня были примеры героев в детстве? Мальчик с пальчик, который предлагает родителям аферу со своей продажей и последующим бегством от покупателей в мышиную нору? Или взять современные мультфильмы, да те же 'Три поросёнка '. Обратите внимание на портреты, которые висят в доме Ноф-Нофа: с мамой всё понятно и нет вопросов, а вот папа поросят изображён в виде сосисок, а дядя? Основы поведения закладываются в самом раннем возрасте. Что бы при первом шаге во взрослую жизнь не стоять на вокзале и озираться в поисках утащенного воришками чемодана. Так то.
Можно сколько угодно спорить о пользе и вреде средств навигации, но как бы я сейчас хотел услышать сокровенное: 'Маршрут построен'. Свернули, называется... и метров через семьсот чуть не встали. Земля в этом месте была необычной. Ровная и плоская на первый взгляд, на самом деле она оказалась неровной, бугристой и растрескавшейся. Не особо фантазируя, её можно было сравнить с лицом пожилой женщины, кажущимся издалека гладким, а вблизи — изборождёнными морщинами. Бьюик то поднимался, то скользил вниз по бороздам, пытаясь не увязнуть в грязи едва подсохшей торфяной дороги. Справа виднелось русло ручейка, уходящие в сторону рощи, где по плану должно находиться озерцо. Но вместо него мы увидели одиноко пасущуюся молодую корову, которая резко обернулась на шум, и поспешно засеменила к деревьям, исчезая в листве.
— Какая проворная! — восхитилась Юля.
— И совсем тощая. Домашняя скотина такой быть не может, — заметил я.
Васильева ещё некоторое время наблюдала за тем местом, куда спряталось животное.
— Наверно, вы никогда не были в деревне, — еле слышно произнесла моя спутница.
— Если в деревнях все коровы такие, то откуда на рынке сметана и масло?
— Не всё так благополучно, как пишут в газетах, шеф. Это на выставках они как на подбор: стройные, лоснящиеся, с большим выменем и влажными ноздрями. Говорят, в этом году не хватило запасов кормов.
А то я не знаю, что не хватило. Митякин такие отчёты шлёт по нашей программе, что волосы дыбом становятся. И ведь сено в запасниках было, но пусть оно лучше сгниёт, чем раздать колхозникам в личные хозяйства. Ведь Иван Бенедиктов, был наверно единственным наркомом с профильным высшим образованием и отлично понимал, какими последствиями грозил весенний кризис кормов в Ленинградской области. И тут только два варианта: либо не всё докладывали, либо поступило распоряжение сверху не прикасаться к мобилизационным резервам.
Мы ехали вдоль границы озера, дорога становилась всё лучше, и вскоре повстречали покосившийся деревянный забор, с широкими прорехами и проржавевшим ведром на уцелевшей штакетине. Похоже, тут не годы прошли с его постройки — десятилетия. За забором виднелся развалившийся дом, за ним ещё один и ещё. Пустые глазницы окон, проваленные крыши, растасканные брёвна.
— Немного запущено, — заметил я. — Удивляюсь, как тут уцелела повстречавшаяся нам скотина. Вероятно, людей мы здесь так же не встретим. Слышал, несколько лет назад отсюда вывозили население из-за какой-то эпидемии?
— Эпидемия кулачества и антисоветского элемента, — вздохнула она. В этом вздохе почувствовалась какая-то горечь, глубокое отчаянье и даже ненависть. — В тридцать пятом, с апреля по май. Как косой прошлись.
Проехав брошенный посёлок, некоторое время мы ехали молча и даже можно сказать, наслаждались запахом хвои, насколько это возможно при работающем моторе, потом Юля спросила:
— А вы были на войне?
— Вы имеете в виду, застал ли я Великую войну? — нет, не застал. В Европе меня не было и что бы там не говорили, в той бойне зло сражалось со злом, а воевать за чужие интересы — увольте.
— А мою семью это коснулось, — с грустью произнесла она.
— Сожалею.
Юля на минутку замолчала и, несмотря на своё грустное настроение, улыбнулась при воспоминании о чём-то и тут же задала неожиданный вопрос:
— Случись война, вы бы воевали за Советский Союз?
— Юля, вы иногда задаёте такие вопросы, на которые сложно дать откровенный ответ.
— Но всё же.
— Если я скажу, что здесь зародиться тот самый огонь, который сожжёт всё зло на земле, вы поверите?
— Как-то пафосно...
— Вот видите, простым ответом мало кто будет удовлетворён. Я бы воевал за этот город. Хотя бы потому, что в нём живёт такая девушка как вы.
Юля смущённо скрыла улыбку, и вскоре указывая рукой на какое-то старое дерево, заговорила с воодушевлением:
— Чувствую, мы скоро приедем. Вот, кривая осина и первый дом за ней. Где-то тут Лермонтов стрелялся с Эрнестом де Барантом. Секунданты стояли под этим деревом.
Я кивнул, но в душе не согласился. Вряд ли Михаил Юрьевич с Эрнестом попёрлись бы в такую даль. Секунданты дуэлянтов: Смирнов и д'Англес договаривались о мероприятии за Чёрной речкой, но не как ни здесь, где поиск ровной площадки лишённый зарослей превратился бы в более захватывающий поединок, нежели выяснения отношений с оружием в руках. Тем более дуэль изначально была на шпагах и поэта поцарапали чуть ли не на первом выпаде. Пистолеты были потом.
Дачный посёлок начинался неожиданно. Мы въехали на пригорок, обогнули сосновый лесок из стройных высоких деревьев и сразу заметили расположившиеся на значительном расстоянии друг от друга четыре дома. Дела пошли на лад. Искомое нами строение на первый взгляд выгодно отличалось от остальных лишь архитектурным решением. А так, дача есть дача. Высокий первый этаж и мансарда с балконом.
— Если вы не торопитесь, я только одним глазком взгляну и сразу назад.
— Не будьте такой импульсивной, Юля. Какой смысл отмахать двенадцать миль по грязи, что бы только одним глазком. Идёмте, посмотрим, что к чему.
Калитка запиралась на ремешок и, сбросив петельку, Васильева упорхнула куда-то вправо, где виднелся остов от разломанных качелей. Походив вокруг них, она поднялась на крыльцо и провела рукой над косяком запертой двери. Потом ещё раз и удивлённо уставилась на меня.
— Ключа нет.
— А как вы договаривались? — спросил я.
— Ключ всегда оставался здесь, — растерянно произнесла она.
Я посмотрел по сторонам, заглянул под порожек, но искомого предмета не обнаружил.
— Факты свидетельствуют, что не в этот раз. Может, вас обманули?
Юля зло посмотрела на меня.
— Мне тридцать, шеф. Я знакома с жизнью, спасибо. Нужно искать лучше.
С возрастом я ещё никогда так не промахивался. Ну, двадцать пять, максимум. Однако.
Ключ нашёлся за наличником. Дерево рассохлось, и маленький проржавевший ключик провалился, хорошо, что не глубоко, а то бы пришлось отдирать доску полностью. Признаться, после открытия двери, заходить внутрь мне расхотелось. Пришлось ждать Юлю снаружи, да и не приглашала меня хозяйка войти. Но когда она показалась, не нужно было быть знатоком женских душ, чтобы понять, отчего вдруг краснеет нос и слезятся глаза.
— Позвольте предположить, что произойдёт дальше, — попросил я слова. — Рекомендую прислушаться к речи опытного прожигателя дачного счастья. Вы потратите деньги на восстановление забора, замену стёкол, двери, крыши, отделкой ламелью вон тех стен, но это будет как вода в песок. Потому, что там, где снаружи такой беспорядок, внутри, обычно, ничуть не лучше. Вы попадёте в тупик вечного ремонта и, в конце концов, расстроитесь так, что бросите всё к чёртовой бабушке. Снесите и стройте новый.
— Вы не понимаете, — хлюпнув носом — проронила Юля. — Совершенно ничего не понимаете.
— Уверены? Тогда позвольте дать один урок.
— Не надо уроков, не сейчас. Я уверена, что вы хотите сказать, что со старым надо кончать, оставлять всё за спиной и иди вперёд. Что рубить нужно сразу, одним ударом, а не растягивать мучения. А я не хочу! Вы носите на своей шее старый кусок золота, почему не выкинули?
Я достал из кулона 'самородок' и запустил его в сторону дома.
— Довольны?
— Дурак! — сказала Юля и пошла к машине.
— Нет, не дурак, — едва слышно произнёс я, и мысленно дал команду: 'Сканировать здание, построить модель 0-1 и внести в каталог'.
Упав на крышу, золото растеклось тончайшей не видимой глазу плёнкой, проникло внутрь, обволакивая все встречающиеся на пути предметы, внося их в реестры и запоминая местоположение, проводя анализ и структуру материала, отмечая всё на неподвластном человеку уровне, моделируя логически не законченное или утраченное. И там, где на столе валялся огрызок карандаша, в памяти оставались варианты, начиная от огрызка и заканчивая целым, словно только что вынутым из упаковки. Будь отдан приказ о построении более продвинутой модели, карандаш стал бы проходить стадии 'конструктивного эволюционирования', достигнув состояния идеального средства по своему назначению. Жалко, что человек не сможет в полной мере воспользоваться сконструированным предметом, для этого мы сами должны эволюционировать. Мгновенье и 'самородок' вновь оказался у меня на шее.
— Юля, а сколько акров земли с этой дачей? Я вижу, вон там, песчаный отвал.
— Я не интересовалась, — обернувшись, ответила она.
— А стоит. Если песок на вашей земле, я могу у вас его купить. Наш 'Юклид' (самосвал Euclid Trac-Truk) берёт за раз 11 тонн. Появятся дополнительные средства, и кто знает, может Сосновка-Хайтс когда-нибудь заинтересует модных фотографов из глянцевых журналов. Я знаком с Райтом и Фрэнк по моей просьбе спроектирует вам дом не хуже чем для профессора Пола Ханна. Что скажете?
— Знаете, это можно устроить прямо сейчас. Мне всё равно нужно отдать залог, там и спросим.
В сороковые годы не все садовые товарищества имели чёткую границу землеотвода между участками. Многие дачи, ещё с прошлого века строили в самой что ни наесть глуши, когда ближайшее строение было в версте друг от друга. Однако спускать такое на тормозах советская идеология не могла в принципе. С колхозниками в тридцать девятом определились просто: 0,15 га вместе со строениями и будьте здоровы. Как говорят в Генуи, об провалившимся ночью в колодец ведре, не вспоминают. К сожалению, про горожан (не проживающих в сельской местности на постоянной основе) не вспомнили и утром, когда это ведро можно было достать без особых последствий . Да и само понятие 'дача', старались избегать, хотя летние дачи для детей и для определённого круга приближённых существовали повсеместно. Садовые товарищества, как форма коллективной собственности. Тьфу, да и только. Называли бы вещи своими именами, не возникало бы дурацких вопросов. У нас слишком часто задирали нос, забывая об изменении круга обзора, а ведь, порою, гораздо важнее видеть, что твориться вблизи, под ногами. Однако нужно было закончить начатое и, в конце концов, мы отыскали исполняющего обязанности председателя.
Председатель профкома Сруль Абрамович Лившиц был единственным членом этого 'дачного кооператива', жил в Ленинграде и к домикам не имел никакого отношения, как он всем это говорил. Он небезосновательно считал, что чем умнее черти, тем тише омут и вёл себя соответственно. Просто вышло так, что за Политехническом институтом были закреплены несколько участков, организованных в товарищества и разбросаны они были чуть ли не веером, как и сами здания учреждения, за что огромная благодарность архитекторам Вирреху и Шмеллингу. До тридцатого года всё шло своим чередом, пока несколько преподавателей не заигрались в политику, открыто поддержав Дмитрия Аполлинариевича Рожанского (человека мужественного и до конца защищавшего свою точку зрения о смертной казни), а самому хитрому приглянулась давно желаемая должность. В итоге Васильева и Борисова отправили на двадцать лет туда, где Макар телят не пасёт, а год назад и 'хитрый' проследовал следом, когда то ли разбирали дела невиновно осуждённых, то ли новый донос пришёлся в тему. По итогу выходило, что теперь уже три из четырёх домиков пустует и допустить развитие ситуации до того момента, когда кто-либо проявит излишний интерес не входило в планы Лившица. В институте уже не раз поднимался вопрос, и с каждым разом откладывать решение предмета спора становилось всё труднее и труднее. В последний день апреля наступал крайний срок. Официально продать их он не мог, но устроить покупателя на должность третьего помощника сторожа или техника-лаборанта в институт, с приёмом в члены товарищества, возможность имел. А тут с Васильевым удачно подвернулось. С женой то он развёлся в семнадцатом, а дочка с матерью осталась. Многие об этом знали. Некоторое время там кто-то иногда жил, но председателю намекнули не обращать на это внимания. И если бы не та злосчастная путёвка в Ялту, когда Раппопорт обзванивала вместе с Юлей профкомы, то на моего секретаря в жизнь бы не вышли с предложением. Недурно зарабатывающая однофамилица в поисках жилья пришлась тютелька в тютельку. Кто ищет, тот всегда найдет, особенно если подскажут.
В ходе нашего разговора Лившиц не стал юлить и ходить вокруг да около. Даже при великом желании его не на чем было ловить. Вакансии в институте были, вступать или не вступать в товарищество — дело личное и не обязательное. А что на счёт домиков, так даже у него его нет. Сруль гол как орех, упавший с дерева. Да и хлопотно это всё: вода из колодца, электричества нет, ближайший телефон у чёрта на куличках. К сожалению, с приусадебной территорией, временно исполняющий обязанности толком ничем не помог. Да, были когда-то обсуждения, да, слышал про 0,15 гектара. Единственное, что можно огородить, так это строение со стороны дороги. Так все делают. Ну, или до вас забор стоял, и вы обновили штакетник. Песок общественный, когда потребуется — копайте для своих нужд хоть до морковкина заговенья. А вот деревья рубить не смейте, не принято. За дровами ходят в лес или заказывайте торф.
