— Сомнения слушателей заслуживают внимания. Но мы-то знаем, что так обнимают только братьев. Ух ты, официальное представление сына своей пассии. Мистер Малфой, так у вас это серьёзно? Девушке явно некуда деваться, заметно даже отсюда, куда она хотела бы послать белокурого принца, но воспитание не позволяет, а жаль. Впрочем, принц отступил, девушка с братом исчезают. Но судя по улыбке Малфоя, сдаваться он и не думает. Как жаль, портключи — это зло, мы прощаемся с сиятельным семейством и смотрим, кто ещё заслуживает нашего внимания. Похоже, семейство Блэк мы уже упустили. Три сестры только что ушли порталом вместе со своей великолепной мамочкой. Ага, Рудольфус Лестрейндж демонстрирует всем окружающим нешуточный интерес к мисс Прюэтт. Оно и понятно, ставки "Нотт или Лестрейндж" растут.

— Ставки? — удивился Артур. — При чем тут Нотт?

— О, это беспрецедентный случай, дорогие мои, сразу два ковена решили бороться за руку и сердце доброй девочки Прюэтт. Гильдии и обыватели безуспешно гадают, какой из ковенов обретёт драгоценный приз. По слухам, на руку и сердце малышки претендуют Магнус Нотт и Рабастан Лестрейндж. Что показательно, ни один из них встречать свою принцессу не явился. Господа и дамы, я с нетерпением жду рождественский бал у Лестрейнджей! Это будет весьма занимательно. Смотрите, наша Чарити тоже присоединилась к компании. И мы не можем не сочувствовать этой девушке. Она почти не пытается скрыть, как несчастна. Особенно теперь, когда увидела, кто встречает мисс Прюэтт. Ждала кого-то другого? О, глядите, Алан МакЭвой, славный горец и друг неудачника МакНейра, направляется к нашим ребятам со своим братом Лесли.

— Лесли — это тот здоровенный горец?

— Вы не знаете, кто такой Лесли МакЭвой? Стыдитесь! Среди горцев весьма прославленный тип, заваливший медведя-шатуна без магии. Да-да, у него просто был нож. Жаль, что МакЭвои пренебрегли национальным костюмом. Говорят, под килтами они не носят белья. Проверить, надевал ли его МакНейр на эпическую дуэль, мы не смогли. Трагичное завершение боя не позволило интересоваться столь прозаическими вещами. Так-так, похоже, наши горцы опоздали. Компания Прюэтт-Лестрейндж покидает нас, а ведь это мог быть третий претендент на руку мисс Прюэтт. Не исключено, что префект Слизерина был в курсе. Вы заметили его взгляд в сторону Лесли? Вот-вот. Однако становится скучно. Никого интересного больше не осталось. Мне лично не хватило здесь знаменитого сердцееда Долохова, который, по слухам, не пропускает ни одной юбки, старших Блэков, наводящих священный ужас, и безбородого одноглазика Альбуса, выглядывающего из-за колонны. Но какие наши годы! Чарити была поручена боевику Лестрейнджей, так что мы с чистой совестью заканчиваем этот репортаж. С вами была непревзойдённая Рита Скитер. Всем спасибо.

Артур выдохнул.

— В Нору?

— Домой, — подтвердила Рита, обнимая его за талию. — Мелкие, ждать вызова здесь, мы быстро. Медведик, сейчас аппарируешь нас ты.

Он улыбнулся и крепче прижал к себе девушку. Один миг и облюбованный ими уголок опустел.

Долохов усмехнулся и сбросил чары невнимания. Больше всего ему понравилось про Барсика, у которого стоит только на блондинок. Тонко подмечено! И про себя любимого, вот уж, где не ждал. Преувеличили, конечно, но ради "одноглазика" можно простить. И как сумел не заржать? Про пари "Нотт или Лестрейндж" узнать было забавно. Хотя неудивительно, у народа на подобные вещи чутьё. Поставить, что ли на Басти пару сотен? А вот малышка Прюэтт, ради которой он и предпринял этот вояж, оказалась весьма миленькой, но, чтобы вызвать такой резонанс одной миловидности было явно недостаточно. Антонин усмехнулся, вызвал Темпус, и активировал портключ. Агнешка с подругами, решившими атаковать магловские магазины, наверное, уже вернулась. А к "непревзойдённой" Рите Скитер стоило присмотреться.

Глава 42

"Пятница, 1 сентября 1967 года. Мы уже почти опаздываем на поезд, папа никак не может найти шляпу. Мне кажется, его шляпа старше моего чемодана, который тот ещё раритет. Папа запретил применять к шляпе Акцио, уверяя, что после прошлых магических поисков на неё перестало действовать Репаро.

Может, он и прав. На чемодан Репаро тоже давно уже не действует, и вообще ничего, только чары расширения ещё держатся. А вот чары облегчения веса обновляются через раз, да и то как-то криво. Остаётся надеяться, что до конца учёбы чемодан дотянет.

Не могу перестать думать, что буквально через несколько минут увижу Ф.П. Заранее слабеют колени и трудно дышать. Я загадала, если любимый мне улыбнётся, всё будет хорошо".

В конце записи красовались три восклицательных знака и штук двадцать дурацких сердечек, выписанных красными чернилами. В конце лета Чарити вполне освоила чары смены цвета чернил в уже написанном тексте. Слеза, упавшая на страницу, заставила два сердечка расплыться красной кляксой.

Чарити шмыгнула носом, вытерла глаза рукавом, а к сердечкам на странице дневника приложила промокашку. После чего захлопнула дневник и прижала его к груди.

День отъезда из Хогвартса получился абсолютно сумасшедшим. И заканчиваться не спешил. До кровати добралась только сейчас, среди ночи, вымотанная и настолько уставшая, что сил не было даже на разбор вещей.

И зачем достала из-под подушки свой заветный дневник? Словно мало было сегодня забот, так ещё и это. Последняя запись только расстроила, напомнив о несбыточных надеждах.

С собой в Хогвартс дневник она не брала, во избежание. Несмотря на все поставленные защиты, умельцы вскрыть их все равно находились, а она доверяла дневнику слишком много личного, даже сокровенного, и даже мысли о том, что кто-то его прочтёт, не могла допустить. Как прочли то письмо...

Вызвала Темпус. Три часа ночи! Завтра важный день, а сна ни в одном глазу! Хотя устала ведь — столько всего навалилось в день возвращения домой!

Сначала эта безумная платформа на вокзале Кинг-Кросс, до сих пор стыдно вспомнить. Дома сразу пришлось возиться с отцом, убирать и мыть, готовить старую детскую комнатку для Хлои и малыша, искать, из чего бы сварганить ужин...

Домовушка, увидев свою комнату, растрогалась до слёз. Порывалась помогать, но Чарити её отстранила, заметив, как та тяжело дышит, скрывая явно не лучшее самочувствие. Отправила отдыхать, и хорошо, что зашла потом проведать! У Хлои внезапно начались роды.

Домовушка со слезами просила её уйти, мол, сама справится, магия поможет, но Чарити решительно пресекла возражения, осталась, заверив, что прошлым летом целый месяц подрабатывала санитаркой в Мунго. И пусть роды видела только человеческие, и сама лишь смотрела, но что делать, представляет прекрасно.

Горячей воды наготовила много, чистых простыней ещё хватало, кровоостанавливающие и обеззараживающие зелья тоже были, пусть и на исходе.

Домовушка выглядела неважно, совсем слабой и несчастной. Глаза казались огромными на измождённом лице. Прерывистое дыхание иногда и вовсе замирало, казалось, эльфийка вот-вот потеряет сознание. Думать о летальном исходе Чарити себе запретила.

— Потерпи, милая, скоро всё закончится, — бодро уговаривала Чарити, меняя холодные компрессы на горячем лбу бедняжки.

Домовушка терпела, кусала губы, даже не стонала, только из больших глаз то и дело скатывались слезы. И Чарити даже обрадовалась, когда процесс ускорился. В Мунго это называли потужным периодом, когда до окончания родов оставалось минут пятнадцать, а то и меньше.

Хлоя крепко сжимала руку Чарити, окончательно сдавшись и приняв её помощь. Оказалось, что рожают домовушки стоя. Только что-то мягкое подстилают или удаляются в лес, где мягкая трава...

Чарити всё же успела поддержать стремительно рождавшегося кроху. Прямо на руки его и приняла, подхватила удобней, показала счастливой мамочке.

— Мальчишка у тебя! Подожди, я быстро!

Эльфёнка переложила на табурет, застеленный по такому случаю мягкой ветошью. Обтёрла крохотное тельце тёплой водой, потом специальным массажным зельем. Детский плач, похожий на кошачье мяуканье, слушала как музыку.

Вручив завёрнутого в чистую пелёночку ребёнка Хлое, Чарити ловко обработала лежащую без сил домовушку, сменила испорченные простыни и убрала всё вокруг. На малыша невозможно было смотреть без улыбки. Крошечный забавный эльфёнок жадно сосал материнскую грудь и был очень похож на уменьшенную копию человеческих младенцев.

— Было б магии побольше, — еле слышно пролепетала худенькая как тень Хлоя, — но нас лишают её за провинность. А Хлоя очень провинилась.

— Как его назовёшь? — строго спросила Чарити, чтобы отвлечь, хотя у самой внутри всё клокотало. Как так можно? — Хорошенький сынок у тебя.

— Вы назовите, хозяйка. Если хотите. Вы ж его приняли к себе, хоть он такой кроха пока. Пожалели нас обоих.

— Я обязательно ритуал проведу, как подрастёт, — растерялась Чарити.

— Зачем? — удивилась Хлоя. — Роды самый сильный ритуал. Тут и магия, и кровь.

— А, ну прекрасно, давай вместе назовём, — Чарити укутала обоих пациентов в ещё одну простыню, а сверху добавила маленькое шерстяное одеяло.

— Я бы хотела в честь вас, эльфам часто дают кусочек имени хозяина, если захотят наградить. — Хлоя посмотрела в сторону. — Капельку бы магии, немножечко...

— А у меня взять можешь? — взволновалась сразу Чарити, услышав недовольный писк малыша. — Молока не хватает?

— Хлоя может, — всхлипнула эльфийка, — если б для себя, я никогда... Но Чиф...

— Ой какое имя замечательное, — бодро порадовалась Чарити. — Давай, скажи, что мне сделать? И чётко говори, и не смей извиняться! Я за тебя в ответе, и так будет всегда.

— Дайте руку, хозяйка, — серьёзность в глазах Хлои показала, что она всё поняла, и готова делать, что скажут. — Так ничего не потеряется. Только сами остановите через десять секунд. Хлоя слишком слаба, не сможет сама остановиться.

Когда в руку впились острые зубы, у Чарити даже страха не было. Надо, значит надо. И противно не было, хотя чавкающие звуки домовушки, пьющей кровь, как заправский вампир, могли кого угодно заставить нервничать. Десять секунд давно прошли, но Чарити была уверена, что этого мало. Просто чувствовала.

Вскоре пришлось опуститься на колени, слабость внезапно накатила и потемнело в глазах. "Ещё немного!" Чарити держалась, сжав зубы, но в какой-то момент просто упала, невольно вырвав руку из цепких лапок.

Ну и ничего, пришла в себя быстро. Домовушка выглядела куда лучше, даже как будто стала не такой измождённой. А вот в глазах плескался ужас.

— Вы всё отдали недостойной, — только и смогла выговорить она. — Теперь три дня восстанавливаться будет.

Чарити, было, испугалась, сразу поняла, что речь о магии, но, услышав про три дня, даже рассмеялась.

— Да ну, проблемы какие. Было уже такое, и ничего. Три дня могу запросто не колдовать, я и руками делать многое приучена, не волнуйся.

Руками приходилось делать многое. Чарити и шить, и готовить научилась по-простому. Потому что не только шляпа и чемодан боялись Репаро, многие вещи в доме доживали уже свой век.

— Хозяйка так добра, — пролепетала домовушка. — Но теперь Хлоя сильная. Уже может встать и начать помогать. Только Чиф уснёт...

— Нечего помогать! — отрезала Чарити, — я уже всё сделала, а тебе отдыхать надо и с малышом рядом побыть побольше. Вот и отдыхай, и я пойду. И завтра не спеши вставать, обещай мне, что будешь лежать, пока полностью не окрепнешь.

— Хлоя обещает, Хлоя поняла хозяйку, и не будет доставлять ей лишнее беспокойство. Хлоя полежит, пока не окрепнет.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Чарити. — А может, мне остаться?

— Не надо оставаться, добрая хозяюшка! Хлоя теперь уснёт до утра, раз позволяете. И малыш уснёт надолго, он вашей магии получил очень много через первое молоко, сильным домовиком теперь станет, очень сильным. У Хозяйки было очень много магии, вкуснее Хлоя не встречала. Такая бывает, когда у волшебника даже капелька крови от магических существ, а у вас такой крови больше, чем капелька, хозяйка. Вы тоже сильнее теперь станете. Пусть магии в вас совсем мало осталось сейчас, Хлоя чувствует, что через три дня всё вернётся с прибытком, даже сдерживаться придётся в колдовстве, но Хлоя поможет, если позволите.

Домовушка глубоко зевнула, и это было умилительное зрелище.

— Сама справлюсь, было уже такое, — улыбнулась Чарити, с трудом отводя глаза от крошечного эльфёнка, всё ещё сморщенного и красного, но ужасно милого. — А теперь спите.

Потом она зашла к отцу, проведать, всё ли в порядке. Костероста у целителя в школе Чарити взяла много, Уайнскотт был благодарен за помощь с зельями в больничном крыле, так что даже вопросов не задал, для чего. Просто вручил целый сундучок, где было ровно двенадцать флаконов.

Отец сразу выпил полфлакона, да и заснул, измученный. Обычно костерост спать не даёт, ещё та гадость, но сказывались сутки без лекарств вовсе. Безумно было жалко, что денег отправить его в Мунго нет, но теперь-то она дома, и всё будет хорошо.

Это здорово, что школьников раньше отправили по домам, а то, кто знает, как бы отец пережил ещё несколько суток без костероста и обезболивающих. И угораздило же сломать ногу накануне её приезда. Как ещё сову умудрился послать — неизвестно.

Отец мирно спал, только чуть постанывая во сне. Поправила ему подушку и сбитое одеяло, немножко жалко стало, что магией ничего сделать не может, а то бы добавила чар тепла. Камин едва тлел, дров осталось слишком мало, а экономить отец не умел. Но Чарити что-нибудь обязательно придумает.

Только сама от себя не ожидала, что придёт в свою комнату и расклеится. Вздумала себя сильной считать, вот, пожалуйста — дура романтичная, а не сильная волшебница. Особенно теперь смешно, что возомнила о себе много, когда почти сквибом стала.

Взяв перо, чтобы сделать новую запись в дневнике, задумчиво покусала истрёпанный кончик и вывела аккуратным почерком: "Среда, 20 декабря 1967 года. Три часа ночи. Фабиан не улыбнулся. Наверное, я сошла с ума, когда решилась написать ему письмо примерно месяц назад..."

Стыдно было вспомнить, что там написала. Как в худших любовных романах. Особенно ужасны были некоторые фразы. Например: "Я всегда буду любить тебя, даже если ты не ответишь мне взаимностью", "Кроме тебя мне никто не нужен", "Я решилась открыться, потому что больше не могу пребывать в неведении". Мерлин! Открыться! Хорошо, что забыла сохранить черновик. Перечитывать этот бред не хватило бы духу.

Ответ Фабиана пришёл спустя несколько дней. Сейчас даже можно его понять, а тогда казалось, что уничтожено всё святое, что было в её душе.

"Чарити, — ответ красовался прямо на обороте её письма. Почерк парня был крупным и небрежным, словно писал второпях. — Прости, ничего не понял. Хоть убей, не помню, что когда-то давал тебе повод на что-то надеяться. Если это шутка такая, спасибо, было весело. Но чтобы не было недоразумений, скажу прямо, мне нечем ответить на твою любовь. Постарайся найти себе кого-то другого. Пока, мне уже надо бежать. Фабиан Прюэтт"