— Что привезли? Вы это хотели узнать, но не хотели говорить при посторонних? — дружески уточнила Елизавета Абрамовна.
Элла Леонидовна кивнула.
— Милочка, в нашей работе нельзя быть такой скромницей.
— Меня только взяли на должность, две недели.
— Вот оно как? — приобняв за талию, весело проворковала Елизавета. — Слушай только меня и товарища Сталина. Значит, смотри. В первом грузовике есть хлам, хорошие вещи и очень хорошие вещи. Хлам — мужикам. Пусть они забирают себе все эти наборы для бритья, машинки для папирос, резиновые подошвы для ботинок и патефоны 'Графонола'.
— Патефоны хлам? — удивилась Элла Леонидовна.
— По сравнению с радиолами да. Кстати, их с ручными часами вручишь всем начальникам. Что останется, разыграйте. Только учти, в любой комиссии должны быть представители партии, комсомола и ты, как председатель. Даже гвоздь они должны получать только из твоих рук.
— Так я тоже комсомолка.
— Ты, в первую очередь, представляешь интересы всех рабочих.
— Поняла.
— Теперь про вещи, которые можно отнести к категории 'хорошие': это постельное бельё, набор косметики, духи, отрезы костюмной ткани и пальтовой; шерсть, оксфорд, и лён в рулонах. Есть ещё ситец и хлопок.
— А что такое оксфорд?
— Это как наша рогожка. Все ткани разыгрываешь в лотерею. Как её проводить, есть отдельная инструкция, её немного и на всех не хватит.
— Я поняла. Всё сразу не выставлять.
— Начинаешь соображать. Теперь, очень хорошие вещи. Из тканей это шёлк и бархат. Два отреза директору завода и главному инженеру. Парторгу шиш с маслом, он тут какой-то неправильный.
— То есть? — снова удивилась Элла.
— Потому, что не бывает таких честных мужиков, не верю я в это.
— А почему тогда не лучшим рабочим?
— Потому! Наряды из такой ткани сами по себе штучные вещи. Чтобы пошить что-нибудь приличное из шёлка, потребуются большие деньги. Если жена рабочего изымет из бюджета семьи половину зарплаты мужа, то будет скандал. Хорошо, если обойдётся без рукоприкладства, а если нет? Вот прибежит супруга этого рабочего вся в синяках и укажет на тебя пальцем, мол, из-за сучки этой всё случилось. Тебе оно надо?
— Не надо, — испуганно ответила девушка и тут же представила, как отец поднимает руку на мать. Да одна только мысль об этом была омерзительна.
— С женским бельём всё понятно, всех баб обеспечь. Теперь основное — обувь. Вся обувь, как мужская, так и женская должна пойти простым трудящимся. Если не догадалась, то поясню: ты представляешь интересы рабочих и самое лучшее отдаёшь им. Себе вообще ничего не бери. Я тебе на днях позвоню и скажу куда подъехать. Там и отоваришься.
— Но это неправильно, — неуверенно возразила Элла.
Лиза с прищуром посмотрела на коллегу.
— У тебя какая зарплата, рублей двести пятьдесят?
— Меньше.
— То-то же. Получала бы ты тысячу, не было бы и вопросов. Развратила я тут тебя. Ты просто пойми, равенство, оно только на бумаге, а справедливость всегда лишь на словах. Обязанных здесь нет. Завод попросили о помощи и в ответ поблагодарили. Могли бы и машину с картошкой прислать или как на радиозавод — велосипеды для победителей соцсоревнований. А могли бы и просто спасибо по телефону сказать. Теперь, проводи ка меня к директору Розенштейну, мне с этим кобелём переговорить нужно.
— Его в райком вызвали.
— ... как не вовремя, — Елизавета Абрамовна коротко приложила нехорошим словом сложившуюся ситуацию. — Эллочка, солнышко, сейчас ещё четыре компрессора привезут. Это награда передовикам производства. Два из них даже не сгружайте. Отправишь в райком, третьему секретарю, мол, от завода подарок, а оставшиеся два холодильных шкафа уже распределите сами между директором и главным инженером.
— Но по документам мы же примем четыре, — со страхом в голосе произнесла она. — Для рабочих завода, не райкома.
Елизавета Абрамовна зло посмотрела на коллегу.
— Розенштейн говорил, что ты умная. Сделай, как я тебе сказала!
Элла кивнула. Эта насквозь прожжённая пороком женщина ей нравилась всё меньше и меньше. И если с первых секунд встречи она смотрела на неё с восхищением, то в конце разговора чётко понимала, что появись хоть небольшой шанс избежать знакомства, им надо было воспользоваться.
* * *
Новенький кожаный чемодан тёмно-коричневого цвета со знаменитыми замками-застёжками стоял открытый у изножья кровати. Два ремня, как бездыханные змеи, выполнившие свой долг, свесились язычками. В углу небрежно развалилась сумка и шляпная коробка той же, что и чемодан фирмы, из того же материала и того же цвета. Из раскрытого чемодана выглядывало симпатичное платье кремового оттенка, судя по плечикам только что из магазина. Рядом с сумкой валялись оригинальные босоножки-тапочки, немного пикантные, состоящие всего лишь из подмётки на каблучке и крошечной перемычки спереди. Поскольку дело шло к вечеру, а женщины относятся к своему отдыху очень серьёзно, Елизавета уже разобрала кровать. Оценив соблазнительность сего зрелища, я поставил 1:0 в пользу хозяйки квартиры. Я-то только на часок отлучился. Тем временем Лиза делала вид, что удивлена и капельку смущена столь интимным видом своих покоев, и всё не могла сообразить, куда поставить цветы. Во всяком случае, она подошла к окну и плотнее задёрнула занавеску. Однако не стала поправлять постель, а уж тем более убирать соблазнительные ночные одеяния с глаз долой. Короткие ночные рубашки выглядят ангельски мило. Боясь нарушить очарование этой женской обители, я присел на стул и увидел, что не всё завалено брошенными в спешке платьями и юбками. Под ножкой стула валялась пуговица. Ну, пуговица как пуговица, вот только от кальсон.
— Положите свои вещи куда-нибудь, — тихо сказала она. — А я пока наберу в вазу воды.
Её голос звучал спокойно, возможно, чуточку подчёркнуто спокойно, к тому же она отвернулась, чтобы я не смог заметить её якобы покрасневшего лица:
— Я никогда не приглашала мужчину сюда, домой, — слукавила она.
Взгляд карих глаз был ясным и простодушным и только где-то на периферии бесенята дули в литавры и стучали в барабаны. Впрочем, нужна ли мне была правда? Она поворотом головы указала на массивный деревянный шкаф-истукан, который являлся единственной мебелью, кроме столика с зеркалом в комнате и стула. Едва я разделся, как она повернулась ко мне. Если у неё и были какие-то проблемы с самообладанием или совестью, то она очень быстро их разрешила.
— Прости, я ненадолго, — произнёс я.
— Мне хватит и пяти минут, — сказала она. — Пяти минут простого женского счастья.
* * *
Кое-что уже сделано, некоторые планы и вовсе не осуществились, но в целом, на начало лета я всё же был удовлетворён. Не нужно сейчас говорить о тех временах, о том, что якобы можно было что-то сделать и лучше. Одно совершенно ясно — сделали меньше, чем могли. Это как плохо вложенные деньги в акции. Дела шли ни шатко ни валко, не обанкротились но и не заработали сколько хотели. Но это не говорит о том, что я отказался от основных намерений. Структура не изменилась, просто будут внесены некоторые дополнения. Кто-то обвиняет меня в мизантропии, считая, что я всецело погружён в исследования, а кто-то наоборот, поговаривает, что я филантроп до самых костей. Но никто не знает, что на самом деле я из себя представляю. И этим я удовлетворён более всего. Вот и сейчас я сижу за столом и посвящаю свободное послеобеденное время заметкам. Безусловно, записывать победы и ставить плюсики в блокноте это отличное занятие для успокоения нервной системы и поднятия настроения. Жаль, что в подобных блокнотах, а они весьма похожи на бухгалтерскую книгу, существует правая и левая сторона. К примеру, за океаном ожидался небывалый урожай картофеля в Айдахо и в Орегоне и пока не заработал Объединённый продовольственный совет, я готовился к таким же рекордным приобретениям. В это же время сократились поставки каменного угля из Пенсильвании в связи с приоритетом по закупкам военно-морского ведомства и предприятиями с государственными контрактами. Вроде бы всё было схвачено, но теперь придётся озаботиться поиском новых шахт. Вблизи от нас так же не выходило всё ровно да гладко. Сборка автобусов в Дибунах ужалась до одного в неделю, в связи с насыщением по области и отсутствию фондов, но даже они уже шли в военной комплектации как спецтранспорт для шифровальщиков. Зато втрое увеличился выпуск трициклов с изотермическим фургоном, неожиданно приглянувшихся логистическим отделам пищепрома. Вот так волнами всё и шло.
Васильева закопошилась у барной стойки, раздалось бульканье, и она подошла с двумя наполненными снифтерами, оставляя один предо мною.
— Ваш кальвадос, шеф. Исключительно для расширения сосудов.
— Благодарю. Присаживайся.
— Я случайно прочла надпись на ящике с выжженным оттиском герба, когда пополняла бар. Ваш перстень на пальце... шахматная клетка с тремя бурдюками. Так это правда?
— Правда. Замок де Дрё, сады и поля, и даже городок Креан принадлежали моей прабабушке. Это долгая история. Сейчас там гостят нехорошие люди, и я надеюсь, что в скором времени мы дадим им пинка под зад.
Она отправилась к кожаному дивану, села и поставила свой бокал на край журнального столика. Вот откуда пошло это перекидывание ноги на ногу? Сто раз бы посмотрел на это незамысловатое и полное восхищения действо. Так и хотелось произнести: 'Красавица, повтори ещё раз'. Ведь в волнении, которое мы испытываем при виде заповедных мест человеческого тела, нет ничего постыдного. Подобно тому, как существует красота горных вершин, есть и красота тёмных бездн. И давайте говорить прямо: созерцая это скрытое, страсть полыхает более ярким огнём, чем когда мы восхищаемся чем-то возвышенным. Но с движением ног я заметил — вот выработалась у меня такая привычка при определённых обстоятельствах помечать за ней такие мелочи — что к напитку она не притронулась. Это был нехороший знак. Я взял свой бокал в руку, краем глаза наблюдая за ней. Юля словно чего-то ждала. Я решил про себя: хватит тянуть время, — но отвратительное ощущение неопределённости продолжало меня мучать против моей воли. Совесть это или чувство вины? Даже сам в себе я сейчас не мог разобраться. Так всегда бывает, перед тем, как собираешься ввергнуть себя в пучину рискованных действий.
— Тебя просили проявить активность?
— Приказали, шеф, — ответила она, словно только и ждала этого вопроса.
— Плохо. При цунами, вода сначала отходит от берега, и глупые люди бегут собирать рыбу. Ужасно, если побегут и опытные рыбаки. Волна накроет всех.
Юля согласно кивнула головой, словно была уверена, что приказ активизироваться получила ни одна она. Потом она сказала:
— Они неверно оценивают ситуацию. Я всё думаю о том, что там, — она указала пальцем вверх, — считают себя настолько хитроумными, что могут переиграть всех.
— Помнишь, я рассказывал тебе о шахматной партии. Настоящие игроки обязаны быть самоуверенными и верить в свою победу.
— А если победит тот, другой?
— Обычно, в подобных играх, счёт побед и поражений приблизительно равный. Просто этого не хотят признавать победители, но оно так. Справедливо это или нет, уже вопрос этики.
Юля обречённо опустила взгляд в свой бокал. Вряд ли в своих мыслях она обратилась к богине Астреи, прося её рассудить, что справедливо, а что нет. Просто иногда человеку необходимо побыть с самим с собой. А пока я нянчил свой бокал с толстой короткой ножкой в ладонях, грел его, точно в нём было налита амброзия многолетней выдержки, и притворялся, будто рассматриваю бумаги на столе. Конечно, отчёт по отравлению Жданова сами по себе был любопытными: вещество было достаточно летучим (синильная кислота). Так что если бы медицинские эксперты, задействованные в этом деле, не соблюдали необходимые предосторожности и не работали с похвальной поспешностью, они бы ничего не обнаружили ни в крови, ни в остатках того, что скапливается в кишечном тракте; но сейчас совсем не это было важно. Потом я поднёс бокал к губам и сделал глоток. Присутствие льда только помешало бы мне распробовать всю гамму вкуса, однако яблочный бренди был слишком крепок и не принёс удовлетворения. Похоже, Васильева утратила свой дар, либо я не в духе.
— Я чувствую, — вдруг произнесла она, — что этим летом произойдёт нечто нехорошее. Даже страшное. В моей жизни уже было подобное.
— Правильно чувствуешь, и об этом, — я так же поднял палец вверх, — наверняка осведомлены. Начальник 1-го управления Фитин уж точно. Или думаешь, Павел Михайлович не докладывает? Так что всё обойдётся без тебя.
Юля глубоко вздохнула.
— Это даже не чувства, интуиция подсказывает. Но её к делу не пришьёшь.
— Ты даже в момент откровений не можешь обойтись без гнёта твоей службы. Смотри, однажды перегоришь.
Юля поднялась с дивана, пересела на стул и, подперев подбородок ладонями, уставилась на меня.
— Я как Фигаро, служу двух хозяевам, — произнесла она. — День за днём я делала всё, что нужно, а однажды, проснувшись рано утром, поняла — сил больше нет. Не могу держать это в себе.
— Твоя интуиция тебя не подводит. Насколько мне известно, фюрер Германии подтвердил дату нападения на совещании два дня назад, тридцатого мая. Но вот в чём сложность, чтобы ты не доложила, тебе не поверят. Несмотря на этот факт, ты можешь сообщить кое-что другое — важную информацию.
— Например, что?
Я открыл сейф и вынул фотографии.
— 26 мая начальник генштаба Хейнриксон обсуждал с германским командованием план нападения Финляндии на СССР. Здесь, на фото, они входят в здание. А это снимок с вмонтированного в потолок у люстры фотоаппарата. Качество хромает, но кое-что возможно разглядеть. Наступление силами шести дивизий в сторону Мурманска ожидаемо, но в перспективе Архангельск, а я вложился в порт и не имею желания терять активы. Германское командование уже начало перебрасывать в Лапландию 36-й горный армейский корпус. По договору, мобилизационные мероприятия у финнов начнутся после сосредоточения немецких войск для проведения операции 'Зильберфукс'. В плане захват полуострова Ханко и Аландских островов.
— Снова война с Финляндией?
— Побеждённую в войне страну либо делают союзником, либо лишают вооружённых сил. Ничего из этого сделано не было. Но сейчас не об этом, тебе следует акцентировать внимание не на обсуждении гипотетических военных действий, а на утверждённой операции 'Серебряная лиса', которая должна начаться с двадцать второго по двадцать девятое число этого месяца. Цели: Мурманск и захват месторождений. Можно добавить, что за сутки до дня 'Х', все немецкие суда станут покидать советские порты. В Риге и Ленинграде это легко проверить.
— Потребуются доказательства.
— Юля, даже если ты предоставишь карту генерального штаба с личной подписью Гитлера от восемнадцатого декабря, где он утвердил план 'Барбаросса', это будет последнее, что ты сделаешь в жизни. К слову и начальник твой последует за тобой, войдя в когорту предсказателей дня начала войны, так как не сумеет объяснить её происхождение. Поэтому, чтобы ты не наделала глупостей, не сообщай никаких дат.
