Загфуран постарался поставить себя на место всемогущего телохранителя королевы. Что он может сделать?
"Ну, конечно!" — от внезапного озарения минарс сел на кровати. Замок фей, привечающий королевских особ, — вот где Полад обязательно попытается найти помощь. "Но ведь феи могут помочь и мне. Что им стоит исцелить слугу Света? Или хотя бы подсказать, как это можно сделать..." Раз уж он заразился на Гоште, то и средство для исцеления он быстрее найдет здесь.
Перед глазами Загфурана возникла карта Энгарна. Он так подробно изучил ее, что не было нужды сейчас доставать ее. Замок фей находился в четырех днях пути от Жанхота. Если Полад пошлет принца — а он наверняка пошлет именно его, — то Ялмари придется три дня скакать по Восточному тракту, а после сделать небольшой крюк, обогнув южную границу Яхии (вряд ли он заедет в гости к амазонкам). Затем принц свернет на север в Аваримские горы, одна из которых называется Врата, — только там феи пропускают избранных в свой замок.
Загфуран может переместиться к Вратам в одно мгновение, но придется вновь отправляться на охоту. Его постоянно мучил голод, и он мог использовать только простейшие заклинания до тех пор, пока не утолит его. Для того чтобы переместиться на такое расстояние, крови понадобится немало.
Сразу за стенами столицы раскинулись поля окрестных деревень. В королевский лес, расположившийся в юлуке от столицы, вилланы тоже иногда заходили — им позволено собирать там грибы и ягоды. На вилланов Загфуран и поохотится. Он быстро накинул плащ, натянул на голову капюшон и, не обращая внимания на деревенский люд, как обычно замиравший при виде мага, вышел за пределы селения.
От голода его, как обычно, немного трясло. Зайдя глубже в лес, он быстро скинул плащ и рубашку прямо на землю. В брюках и сапогах он ожидал обращения. По телу прошла одна судорога, другая. Он застонал, стиснув зубы: нельзя, чтобы его услышали. Когда Загфурану в первый раз пришлось расправлять крылья — он кричал в голос. Сейчас боль стала привычной, но едва он представлял, что так будет всю жизнь — хотелось убить себя. Удерживало от отчаянного шага одно: он верил, что вновь станет человеком, вернет себе прежний облик. Минарс до боли зажмурился, чувствуя, как растут из спины два крыла, похожих на крылья летучей мыши.
Но процесс начинается не с крыльев. Сначала глаза краснеют, испуская свет. Кожа темнеет, приобретая противный серо-коричневый цвет. Только после этого на спине возле лопаток появляются два нароста, величиной с кулак. Они двигаются и дрожат, будто внутри спрятан клубок червей. Наконец, кожа лопается, выпуская две мерзких стрелы в трость длиной. Они такие же коричневые, как тело, но испачканы в кровавой слизи. Еще немного, и они начинают становиться толще, разделяются на несколько стрел, между которыми кожаная перепонка, кажущаяся тонкой и хрупкой, но на самом деле настолько прочная, что и острый меч ее не берет. Говорят, только медное оружие способно повредить кожу вампира. Загфуран не пробовал, но это вполне могло быть лишь россказнями вилланов.
Маг подождал, пока боль утихнет, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Взглянул на крылья. Они расправились позади, будто серо-коричневый купол. Следовало подождать, когда они просохнут, и лететь за пищей. Клыки, выдвинувшиеся на нижнюю губу, немного мешали, но ничего лучшего, для того чтобы проколоть артерию, природа еще не придумала.
О переменах, происходивших с ним во время трансформации, Загфуран знал, потому что однажды проделал это перед зеркалом. Он хотел привыкнуть к себе в новом обличье, но пока это не очень удавалось. В душе рождалась лишь ненависть к тому, кто повинен в случившемся, — к энгарнскому принцу.
Быстро свернув одежду, маг легко подпрыгнул и взобрался на дерево, чтобы спрятать ее в дупле. Оттуда, то складывая, то расправляя крылья, он прыгал с дерева на дерево. Он уже научился передвигаться бесшумно — лишь ветка дерева иногда скрипела под тяжестью тела. Остальное можно было принять за шелест листьев. На каждом дереве он шумно втягивал воздух, стараясь уловить человеческий запах. Удача улыбнулась ему скоро: кто-то очень молодой гулял по лесу — запах нежный, не такой противный, как у стариков. Минарс еще принюхался — совершенно точно один, станет легкой добычей. Загфуран переместился в направлении жертвы.
Вскоре он увидел ее: молоденькая девушка-вилланка, в простом платье, едва прикрывающем колени, собирала ягоды земляники. Ветер играл с прядями, выбившимися из косы. Маг ждал, когда она окажется под деревом. Когда девушка подошла ближе, он спрыгнул ей на спину. Не давая закричать и опомниться, откинул голову назад, слыша, как с треском ломаются позвонки. Тут же припал к шее, прокалывая клыками сонную артерию. Солоноватая жидкость фонтаном хлынула в рот. Он жадно глотал, торопясь утолить острый приступ голода. Когда живот перестало сводить от боли, стал пить медленно, смакуя каждый глоток. Но даже когда почувствовал насыщение, все равно заставлял себя глотать кровь, выцедив ее почти до капли. Ему нужно много крови, чтобы перенестись к Аваримским горам. Там, прежде чем идти к феям, можно поохотиться еще раз.
Труп, который он откинул через четверть часа, больше походил на сморщенную старуху. Без крови тело съежилось и побелело. Загфуран принюхался — рядом пока никого не было, и он спрятал труп: лучше не сеять панику рядом с Беерофом. Отыскав небольшое углубление у корней дерева, он затащил туда все, что осталось от еды. Использовал немного магии, чтобы забросать яму землей. Потом вернулся к дереву, где лежала одежда. Снова облачившись в плащ и накинув капюшон, он выставил руки перед собой и развернул их ладонями друг к другу. После еды, покой наполнил сердце, а магическая сила переливалась через край. Кончики пальцев тут же начало покалывать. Серебристые нити протянулись между пальцев.
— Аваримские горы. Врата, — уже не боясь, что его кто-то услышит, громко произнес Загфуран.
10 юльйо, замок графа Зулькада, Кашшафа
Ночь пролетела незаметно. Рекем проснулся оттого, что в комнату кто-то вошел. Он быстро сел на кровати, ладонь легла на рукоять меча. Но тревога оказалась напрасной: Щутела застыл на пороге со стопкой одежды.
— Разбудил я вас, господин. Извиняйте. Я к такой работе не приспособлен, а хозяйка не велела других слуг пускать вам служить. Сердится на принцессу, значит. Вот наша голубка и попросила меня. Тут одежда вам. Вроде должна по размеру подойти. Она как узнала, что вы без слуг, да без вещей так и обеспокоилась сразу. И еще велела, чтобы вам комнату на господской половине дали, потому как вы граф. А хозяйке и не понравилось, вроде как она распоряжается. Так комнату вам все ж таки дали. Я так думаю, хозяйка не сердится, а только вид кажет. Что вдруг, чтобы король наш не осерчал. Так я вам одежду оставлю, а после того провожу в новую комнату вашу. И без слуги вам значицца придется. Дадите прачке одежу, она постирает. А что вдруг — так меня зовите.
— Хорошо, — Рекем отбросил волосы. — Оставь одежду здесь и принеси воды умыться.
— Эт я зараз, — конюх будто обрадовался. Он прошел в комнату, положил стопку на стул. — А то уж принцесса дожидается.
— Она послала за мной? — Бернт вскочил, передумав умываться, но Щутела успокоил.
— Она-то не послала, а просто видно, что ждет.
— Как видно? — уточнил Рекем.
— Да видно и все, — Щутела махнул и вышел, забрав медный таз. Вскоре принес чистой воды и тут же опять ушел, сообщив напоследок:
— А кушать, стало быть, с принцессой. Она только и ждет, чтобы вы значицца пришли.
Рекем выругался в сердцах. Почему бы этому дураку сразу все не объяснить? Он тут прихорашивается, а принцесса сидит голодная.
В коридоре ждал тот же конюх. Заверив, что отнесет вещи в другую комнату, он вновь повел графа на аудиенцию. Мирела ожидала в гостиной. Напротив большого камина из белого камня стоял простой деревянный стол. Когда вошел Рекем, принцесса встала:
— Доброе утро, граф Бернт, — он тут же склонился на колено, а девушка возмутилась над ним. — Нет, это невозможно. Если вы собираетесь падать на колени каждый раз, я не буду приглашать вас к себе. Немедленно поднимайтесь и садитесь завтракать.
Рекем не поверил в эту угрозу. У принцессы так мало гостей, что вряд ли она откажет себе в удовольствии пообщаться с ним из-за того, что он приветствует ее согласно этикету. Она все равно будет приглашать Рекема, а он будет падать на колени. Не только как перед принцессой, но как перед хрупкой девушкой, которая смогла сказать "нет" королю, которому даже самые смелые говорили "да".
Он сел за стол, на который горничная уже постелила скатерть и теперь расставляла различную снедь. Луч солнца, неизвестно как пробравшийся сквозь узкую щель окна, отразился от золотой чайной ложки и брызнул в глаза графу, разом отбросив его на год назад.
...Солнечный луч, отразившись от позолоченного бока графина с вином, резанул глаза. Рекем отодвинулся чуть в сторону. Он, почти не дыша, слушал брата, но тот вдруг умолк, хмуро кусая губы.
— И ты не склонился перед ней на колени? — подтолкнул его Рекем. Он всегда был очень сдержан в проявлении чувств, но сейчас не мог сдержать восхищения братом.
— Нет, — коротко ответил Яхин. Затем поднялся, подхватил с кресла плащ. Золотая застежка, изображающая голову иттая, с алым янтарем вместо огненных рогов, мягко щелкнула в тишине кабинета. Будто арбалет спустили. — Достаточно того, что Элдад пресмыкается перед ней. Граф Бернт не признает ее королевой.
Рекем помрачнел, тоже поднялся. Застежка на его плаще проще. Не он наследует титул графа. Он всего лишь маркиз Цаир. Хотя ему все равно повезло больше, чем большинству дворянских сыновей. Цаир — это не какая-то деревенька в десять домов, а большое поместье. Но по обычаям их семьи, второй сын становится военным. Поэтому он одевался скромнее. Хотя и старший брат не любит показной роскоши. Вот эта родовая брошь — единственное исключение.
Яхин молча шел по коридору. Рекем следовал за ним. Все, что не было произнесено вслух, кипело внутри. Младший брат был совсем другим. Он любил роскошь, любил королевские милости. Он прилепился во дворце, как репей к шкуре пса, и готов был танцевать и ползать на брюхе, чтобы заслужить "кость", брошенную царственной рукой. И там, где Яхин проявил твердость, Элдад прогнулся. Граф Бернт не пожелал склонить колени перед Сайхат, как того требовал этикет, а Элдад, говорят, даже стихи ей писал. Дурные стихи, конечно. А еще, говорят, что молодая "королева", обещала в благодарность сделать Элдада графом Бернтом. Только ничего у нее не выйдет. Пусть мрачный орден Избранных в одно мгновение превратился в Святую церковь, а люди, прячущие лица под темно-коричневыми балахонами, по мановению королевской руки стали священниками, но никто не торопится изменять вере предков и храмы Святой церкви пустуют. Так и тут. Может, ведьма и желает передать титул младшему брату, но законов страны ей не изменить, графом останется Яхин.
До того, как братья вышли во двор, Рекем все же заговорил.
— Мне следовало согласиться возглавить дворцовую стражу. Хотя бы временно, для вида. Я бы вправил мозги этому...
Брат резко останавливается и разворачивается к нему. В каждом движении, во взгляде, столько власти, что сердце невольно вздрагивает. Впервые Рекем чувствует, что стоит не перед Яхином, с которым играл в прятки в огромном замке, а перед своим сюзереном.
— Оставь его в покое, — он произносит эти слова спокойно, но так, что даже мысли не возникает ослушаться. — Если в нем есть хоть капля разума, он скоро поймет, что к чему. А если не поймет... просто считай, что у нас нет младшего брата. Мы не воюем с королем. Даже если его величество сто раз поступит неправильно, мы не будем воевать с ним. Мы просто не оказываем почести ведьме и шлюхе. Это понятно?
— Да, мой господин.
В этом ответе нет подобострастия, только обещание полной поддержки и повиновения и брат улыбается светло, кладя руку на плечо.
— Идем, нас уже заждались.
Во дворе шумно. Смеются женщины в дорогих охотничьих костюмах, лают псы. Лесничий держит рог на полпути к губам, ожидая сигнала от графа.
— Мы уже думали, вы не придете. Хотели начинать без вас, — мама чуть хмурит брови. Она уже не молода, но еще сильна и здорова, седые волосы в волосах ничуть не портят ее величественной красоты. Хотел бы Рекем, чтобы у него была такая же жена. Она будет меняться с каждым годом, но оставаться такой же привлекательной. Сейчас за невинной фразой он видит тревогу. Она спрятана в глубине карих глаз. Хочется точно так же положить ей руку на плечо и сказать: "Все будет хорошо. Это понятно?" Но сейчас такое будет неуместно. Братья легко вскакивают на лошадей, которых подвели слуги, лесник наконец трубит в рог.
...Все происходит так неожиданно, что Рекем не успевает ничего сообразить. Вот они с братом несутся по лесу впереди всех. Собаки лают все громче, значит еще немного — и они загонят оленя. А в следующее мгновение лошадь испуганно всхрапывает и поднимается на дыбы.
Он чуть не вылетел из седла. Еле успокоил ее. И только потом понял причину ее строптивости. Прямо на дороге лежит лошадь Яхина, жалобно ржет — нога явно сломана. А сам Яхин неподвижно валяется поодаль. Еще до того, как он подбегает к брату, вокруг снова оказывается очень много людей, слуг. Они переворачивают брата на спину, один щупает артерию, прижимается ухом к груди. Наконец выносит вердикт.
— Граф Бернт мертв. Шею свернул.
Кто-то из женщин вскрикивает, кто-то падает в обморок, кто-то начинает громко рыдать. Мужчины предлагают перенести тело в замок, за спиной перешептываются о превратностях судьбы, и только он ревет как раненый медведь.
— Это ложь! Он не может умереть. Лошадь не может сломать ногу на ровном месте. Этого не может быть!
Он рвется к Яхину, чтобы доказать, что они бестолковые врачи. Всех почему-то пугает его поведение, его пытаются удержать...
Он немного пришел в себя только к вечеру. Вдруг очнулся возле камина в гостиной с бокалом вина в руках и осознал, что его накачивают лейнским уже несколько часов. Вот только не берет нисколько. Хлебает его как воду, а в голове по-прежнему звенящая пустота, ощущение, что он видит дурной, вязкий сон.
