2. Убывающая луна: распутье судьбы

Убывающая луна: распутье судьбы

Роман

Благодарность Елене Богдановой (Диане Медяковой) — более трепетный и вдумчивый читатель мне не попадался. Огромное спасибо за помощь!

Благодарность Александру Аданая — он помог убрать очевидные ляпы.

Благодарность Игорю Дроздову http://zhurnal.lib.ru/d/drozdow_i_r/ — он добросовестно вычистил из текста всех "блондинов".

Можешь ли ты измерить ненависть?

Оглянись — и ты увидишь, что она повсюду

в каждой травинке и в каждом сердце.

Поэтому едва человек начинает двигаться, он бьет своего брата,

а самые прекрасные сады быстро зарастают сорной травой.

Но ненависть не враг, она оружие.

Одни используют ее, чтобы убивать,

другие — чтобы лечить.

Ненависть, как инструмент врача,

рассекает живые ткани, чтобы удалить смертоносный наконечник.

Хочешь знать тайну?

На берегу Вечности, есть озеро Ненависти.

Никто из людей не может выжить здесь, а потому

не стоит приходить туда, чтобы взять хоть каплю этого смертоносного яда.

Но ты можешь принести к берегам свою долю.

И тогда где бы ты ни был — твоя ненависть будет целительной.

Песня Чувств (отрывок), Книга Вселенной.

Пролог

Кандалы на руках и ногах растерли кожу в кровь. От этого все тело горит огнем, а цепи будто тянут к земле. Они наверняка хотят, чтобы она ползла на эшафот на коленях, но этому не бывать. Не бывать. Она взойдет как королева, и люди ужаснутся, увидев, кого они хотели казнить. Надо только собрать мужество. Собрать последние силы. Ее почти не кормили последние дни — боялись. Они боятся ее даже такой: скованной, изможденной, униженной. И если они все же подписали смертный приговор, то лишь потому, что знали: выйди она на свободу, ее обидчики долго не проживут. Так что у них выхода нет, кроме как убить ее. И у нее нет другого выхода, кроме как... выжить. Пусть они беснуются, пусть они радуются. Их торжество будет недолгим. Недолгим.

Господи, ну за что же? Нет. Не паниковать. Надо держать себя в руках. Ничего не изменить ни ей, ни им. Все было предопределено, заранее расписано... Распутья судьбы иногда встречаются. Перекрестки, где ты можешь свернуть в другую сторону и изменить жизнь. Но раз свернув, вряд ли у тебя появится второй шанс. Она тоже свернула. Она рискнула всем. И вот итог. Но это неважно. Неважно. Сейчас все неважно. Сейчас надо собрать мужество. Собрать силы...

Ноги предают в самый неподходящий момент. Она ползет на коленях, но никто не подает руки, не помогает встать. Они все еще боятся. Надо собрать... мужество... собр... силы... Надо... превозмочь боль... А слезы — внутрь. А наружу — улыбку. Смелую, открытую. Вот так, только голову поднять. Выше... еще выше... И спину прямей. Плечи развернуть...

Смотрите. Вы хотите казнить меня? Меня? Смотрите!

Если бы не кандалы, она бы сейчас вскинула руки вверх. Смотрите, любуйтесь. Вам страшно? Вам должно быть страшно. Потому что меня нельзя убить. Невозможно. Меня не...

9 юльйо, замок графа Зулькада, Кашшафа

Дорога еще раз свернула, и лошади чуть ли не ткнулась мордой в замковые ворота. Замок графа Зулькада упрятали в такую глушь, что если бы не дорога, причудливо петляющая между деревьями, Рекем бы точно заблудился. К тому же пришлось задержаться в городе: он не имел возможности сменить лошадь, так что пока он добрался до Шаалаввина, бедняжка совсем выбилась из сил. Лишь к обеду он продолжил путь, и когда нашел нужное место, серые сумерки сменились синей ночью. Он спрыгнул с коня и решительно постучал молотком в металлический круг, прикрепленный к косяку. Ворота вздрогнули. Ударь он сильнее и вполне мог бы выломать дверь. Какое же тут все ветхое! Совсем не подходит для принцессы Кашшафы. Интересно, король был здесь хоть раз? Или это наказание девушке за строптивость?

За воротами было тихо, и Рекем постучал еще раз. Конечно, он сильно запоздал, добрые люди в такое время не ходят, но неужели его оставят ночевать за воротами? Он снова протянул руку к молотку, когда изнутри раздался недовольный голос:

— Не ломайте дверь! Кого шереш на ночь глядя принес?

— Рекем Ароди граф Бернт! — крикнул Рекем. — Откройте, я к ее высочеству Миреле принцессе Кириаф-Санне.

За воротами послышались возня и бурчание:

— Ишь ты. Принцессу ему. Графа Бернта шереш притащил. За каким шерешем он его притащил? — слуга рассуждал достаточно тихо, чтобы не оскорбить высокородного гостя, но так, чтобы тот понимал, насколько неуместно его появление. Наконец открылось маленькое окошко, и Рекем увидел пытливые черные глаза.

Граф снял шляпу, чтобы привратник мог лучше разглядеть его. Лукавый взгляд скользнул по длинным темным волосам, серым, чуть на выкате глазам, благородному тонкому носу. Ароди одевался довольно просто. Шерстяной дублет без разрезов, чуть видневшийся из-под дорожного плаща, украшали лишь мелкие серебряные пуговицы. Неширокий отложной воротник из простой ткани тоже говорил не в пользу гостя — богатые носили широкие, кружевные. Впрочем, когда предстоит долгий путь верхом, никто не наряжается, как на бал. Гораздо больше о благосостоянии гостя свидетельствовало то, что он приехал один, без слуг.

— Вас ожидают, господин? — поинтересовались из-за двери.

— Насколько мне известно, ее высочеству позволено принимать гостей, — Рекему очень хотелось поставить слугу на место, но приходилось быть вежливым. Сейчас судьба графа в руках этого простолюдина: его действительно не приглашали, и о своем приезде он не предупреждал.

За воротами воцарилась тишина, затем Ароди с облегчением услышал, как сдвинулся засов.

— Не обессудьте, господин, — бородатый слуга держал в руке масляный фонарь. В его свете смутно белела простая холщовая рубаха. — Время позднее. Вы постойте, я узнаю насчет вас.

— Хорошо, — кивнул Рекем, и когда слуга, покряхтывая, скрылся в замке, потрепал лошадку по холке. — Потерпи, милая. Надеюсь, ты скоро поешь.

Бородач вновь появился довольно быстро. Неизвестно, какие распоряжения ему дали, но особого рвения он не проявлял.

— Приказано дать вам комнату, господин, — сообщил он, беря под уздцы лошадь. — Если принцесса соизволит, примет вас завтра. Только вы не особенно тут кричите, что она принцесса. Хозяйка ругается. Да хозяйка и не виновата. Порядок такой. И еще графиня Зулькад желает знать по какому делу вы к принцессе.

— Так же, как и все, — пожал плечами Рекем. — Ищу защиты.

— Понятно. Ну, тогда принцесса примет, она кроткая, как голубка. Щас я вас значицца в комнату провожу. Вы там, вещи оставьте, коли есть, и к графине Зулькад. И не называйте ее высочество принцессой при ней, — повторил он наставления. — Хозяйка у нас добрая, но порядок такой. Вон видите щелочку, — он указал на полоску света из приоткрытой двери, — вон туда значит, и сразу направо. Там у нас комната для гостей. Не бог весть, но если задержитесь, так потом принцесса о вас позаботится. А я лошадку вашу пока пристрою. Я ведь конюх здешний, Щутела. Ну и привратник заодно. А как значит, лошадку оботру, так и за вами приду. К графине пойдем.

Рекем отправился в указанном направлении. Комната оказалась чистой, но очень скромной. Стены недавно побелили, потолочные балки нависали так низко, что казалось, он вот-вот стукнется о них головой, хотя высоким ростом не отличался. Освещалась комнатушка и днем, и ночью чадящей свечой — окон, даже самых простых, затянутых бумагой, здесь не предусмотрели. Не сделали и камина, так что зимой тут наверняка холодно. Из мебели — стол, стул, да узкая кровать. Едва ли кто-то предложил бы ему такую комнату раньше. Но теперь, когда арестовали мать...

Он отогнал невеселые мысли, снял плащ и повесил на гвоздь. Умылся в небольшом медном тазу, стоявшем нас столе. Пригладил волосы. Если графиня Зулькад хочет видеть его сегодня, больше он никак себя в порядок не приведет. Посидел в задумчивости на стуле. "Что сказать ей? "Хозяйка добрая"... — с иронией вспомнил он слова конюха. — Добрые люди не берутся быть надсмотрщиками у невинных людей. Скорее всего, доброта оттого, что вторую жену короля Манчелу казнили, а первая до сих пор жива. Теперь никто не знает, что будет с принцессой. Вдруг ее вернут ко двору, и она обретет прежнюю власть? Что тогда станет с графиней? Вот она и добрая. По крайней мере нескольких человек по просьбе принцессы король помиловал. Это о чем-то говорит".

Негромкий стук прервал его размышления, он вскочил.

— Господин... — конюх приоткрыл дверь. — Графиня ждет вас.

Бернт еще раз пригладил волосы и вышел в коридор. Щутела с тем же фонарем в руке показывал дорогу. Вскоре конюх толкнул какую-то дверь, стало светлее от свечей, горевших в подсвечниках на стенах, — господскую часть освещали лучше. Коридор расширился, под потолком Рекем разглядел лепнину. Конюх остановился у темной двери, явно не менявшейся много лет, постучал и тут же приоткрыл.

— Госпожа, граф Бернт, — объявил он.

— Пусть войдет, — королева не смогла бы произнести эту фразу более величественно.

Щутела толкнул дверь, сделал приглашающий жест, а сам остался снаружи.

Рекем шагнул внутрь. Его ожидала "хозяйка" — леди Зулькад. Женщине едва исполнилось сорок, а морщинки уже легли возле глаз и рта — слишком много забот лежало на ее плечах. Из-за высокой прически она казалась худой и длинной, точно кипарис, росший в Лейне. Строгое темно-синее платье закрывало и горло, и руки, несмотря на летнюю жару, — с тех пор как на королевской охоте погиб ее муж, она всегда одевалась так. Кабинет был очень маленький — в его замке такие комнаты оставляли слугам. Все, что тут умещалось, — это секретер слева у стены с медной фигуркой лошади наверху, небольшой столик напротив входа за спиной графини, да пара мягких стульев. Пожалуй, лишь они покупались недавно и были достойны служить мебелью для знатной семьи. От остального веяло древностью. Обои выцвели, и рисунок на них почти не проглядывался. Из-за того, что в большой железной люстре, висевшей под потолком, зажгли не все свечи, дальняя часть узкой комнаты терялась в полумраке.

— Добрый вечер, леди Зулькад, — Рекем склонил голову. — Извините, что так поздно. Задержался в дороге.

— Добро пожаловать, граф Бернт, — женщина поджала губы, показывая, как ей не нравится это вторжение. Так ведь Рекем не к ней прибыл. — Как мне передали, вы хотели видеть леди Шедеур?

Тоненькая фигурка в шелковом коричневом платье шагнула из темноты так стремительно, что Ароди отпрянул.

— Я дочь короля, леди Цуришаддай принцесса Кириаф-Санна, — заявила светловолосая девушка. — И требую, чтобы меня называли полным титулом.

— Леди Шедеур, — сузила глаза графиня, — я думала, хотя бы при графе вы будете...

Закончить она не успела. Рекем склонился на одно колено, чтобы как полагается приветствовать королевскую особу.

— Ваше высочество...

Пусть король выгнал ее мать из дворца, пусть он требует признать дочь незаконнорожденной, но все, даже графиня Зулькад, понимают, что это наглая ложь. И никто, никогда не сможет изменить того, что Мирела — дочь короля Манчелу, единственная принцесса крови в стране.

Совсем недавно уже за такое обращение человек мог попасть на плаху. Сейчас формально ничего не изменилось, кроме того, что после казни ведьмы Сайхат, второй жены короля, принцесса вновь начала переписку с отцом. Но дерзость Рекема сбила с толку графиню, и она, передернув плечами, заявила.

— Я позволяю вам побеседовать четверть часа. Его величество король Манчелу дал мне четкие указания относительно содержания леди Шедеур...

— Я принцесса Кириаф-Санна!

— ...И если вы будете нарушать королевский указ, мне придется немедленно доложить об этом его величеству, — графиня быстро покинула комнату, не дожидаясь очередного возражения.

Граф слушал это, не поднимаясь с колен.

— Встаньте, граф Бернт, — как только дверь за женщиной закрылась, тон принцессы изменился, в голосе послышалась усталость. Ароди не стал спорить, поднялся и наконец рассмотрел ее. Тонкие, очень нежные черты лица. Волосы собраны у висков, но свободно падают на спину золотой волной. Голубые, как у отца, глаза при неярком освещении приобрели глубокий, синий цвет. — У нас такое каждый день, — чуть виновато объяснила девушка. Мой духовник учит меня, что если я промолчу хотя бы один раз и не потребую, чтобы меня называли принцессой, ничто уже не сможет изменить мою участь. Для всех я стану незаконнорожденной дочерью. А ведь это несправедливо, — она опустилась на стул, а графу указала на другой. — Садитесь.

— Ваше высочество, — запротестовал он, — по этикету...

— Боже мой, о чем вы? — горько воскликнула она. — Какой этикет? Меня унижают уже семь лет, и теперь я должна заставить стоять единственного человека, оказавшего мне почтение? Садитесь немедленно!

Рекем едва заметно улыбнулся и исполнил приказ. На первый взгляд девушка была такой хрупкой, что казалось, стоило крикнуть, и она упадет в обморок. Но теперь стало понятно, как она смогла сопротивляться королю и ведьме Сайхат столько времени. Несколько лет ей, как и ее матери, не позволяли покидать стены замка, не давали деньги даже на необходимое, лишали верных слуг, не позволяли писать письма и видеться с друзьями. Сайхат с ведома короля с каждым годом ужесточала условия их содержания. Всех, кто проявлял милосердие к изгнанницам или называл женщин титулами, которых они лишились, — жестоко наказывали. Лишь после казни ведьмы король стал обращаться с пленницами мягче, и многие надеялись, что скоро он вернет их ко двору.

Мирела рассеяно окинула взглядом Бернта. Он смутился: знал бы, что увидит принцессу, обязательно бы побрился. Одна прядь длинных темных волос упала на лоб, и он машинально откинул ее.

— Что у вас случилось, граф? Вы выглядите не очень хорошо. Надеюсь, с вашей матушкой все в порядке. Я помню ее. Она играла со мной в детстве.

Леди Ароди графиня Бернт и вправду какое-то время была фрейлиной королевы Езеты и няней юной принцессы, но как Мирела могла это запомнить?

— Леди Ароди... — он прочистил горло и продолжил. — Моя мать в тюрьме. Я хотел просить вас...

— Что?! — Мирела вскочила, и Рекем тоже поднялся. — Графиня Бернт в тюрьме? Как это могло случиться? Это же бред какой-то! Ей уже шестьдесят лет...

— Шестьдесят три, — уточнил граф.

— Я в жизни не знала более доброй и безобидной женщины, — принцесса сделала несколько шагов к узкому, похожему на бойницу, окну, но тут же вернулась. — В чем ее обвиняют?

— У нас нашли... — Рекему нелегко было говорить об этом, но принцесса должна знать все. — У нас дома сделали обыск... Видимо, кто-то донес... И нашли небольшой кусок холста с изображением герба... И в этом гербе... Там листья яйтана, а под ними — огнерогий иттай... Так что ее обвинили в государственной измене и подготовке заговора.

В комнату неслышно вошла горничная. Сервировала стол для чая, наполнила чашки ароматным настоем и села в дальний угол на маленькую скамеечку.

— Да это же просто подлог! — по-прежнему возмущалась Мирела. — Герб... Она что, сама его рисовала? Художника, я думаю, не нашли?

— Я не знаю. Возможно, нашли. Возможно, он и донес.

— Послушайте, граф, вы что, действительно верите, что ваша мать могла заказать такой герб?

Да, он верил. Лет с семи, как только родилась принцесса, он помнил, как мама шутила о том, что его невестой станет принцесса крови. И когда нашли эту улику... Но ведь это не повод арестовывать ее! Никакого заговора не было, только наивные материнские мечты. Он и не видел принцессу до сих пор ни разу.

— Да что с вами, Бернт? — удивленно всматривалась в него Мирела. — Леди Ароди — она же умная женщина, иначе бы не дружила с моей матерью. Неужели бы она стала хранить такое у себя? Неужели бы заказала такую вещь у художника? Нет, тут все подстроено. Конечно, подстроено. И я сегодня же напишу его величеству. Скорее всего, кому-то потребовались ваши земли. Ведь ваш родовой замок недалеко от столицы?

— Да, ваше высочество, — он поразился, как быстро она все расставила по местам.

— Я прошу вашего разрешения... Могу я от вашего имени предложить королю выкуп? Леди Ароди отпустят, но ваш замок...

— Все что угодно, ваше высочество! — горячо воскликнул он. — Мне дорог родовой замок, но жизнь матери с ним не соизмерима. У нас есть другие владения. Я стану графом Цаир, маркизом Пелон, кем угодно! Пусть только отпустят ее. Но я должен предупредить вас... Король Манчелу и сам предлагал ей свободу. Если она примет помазание в Святой церкви, то ее отпустят, возвратив все замки. Если же она откажется, то через месяц ее казнят.

Святая церковь была еще одной "шуткой" короля, с помощью которой он пополнял казну. Говорят, та же Сайхат подсказала ему, что если он объявит государственную религию вне закона, то легко отнимет имущество у тех, кто не пожелает перейти в новую церковь. Да и храмы церкви Хранителей Гошты заодно можно ограбить — за долгие века там накопилось немало золота.

— То есть я права, — подвела итог Мирела. — Все дело в ваших землях и деньгах. Королевский указ уже зачитали?

— Да. Я присутствовал при этом.

— Это плохо. Его величество не любит отказываться от своих слов. Но я все же напишу ему. Если все дело в деньгах, он может согласиться на такие условия. Он же понимает, что леди Ароди не предаст свою веру. Он должен согласиться.

— Ваше высочество... — Рекем проглотил ком в горле, чтобы голос не звучал хрипло. — Вы наша единственная надежда...

— Эль-Элион наша единственная надежда, — строго возразила Мирела.

— Бог редко вмешивается в то, что происходит на земле... — горько заметил Бернт. — Мой отец... старший брат... теперь мать. Разве Бог... — осмелев, он посмотрел ей в глаза и запнулся на полуслове, будто наткнулся на холодный клинок.

— Не смейте так говорить, — холодно и раздельно произнесла Мирела. — К сожалению, четверть часа, отпущенные нам, истекли. Я напишу письмо немедленно, — она сцепила пальцы перед собой. — Мой слуга доставит письмо в Беероф в течение недели. И... я попрошу вас задержаться, пока не придет ответ.

— Да, ваше высочество, — он поклонился. Подождал, пока она выйдет из комнаты в сопровождении горничной. И только после этого усмехнулся.

Не слишком она верит в помощь Эль-Элиона, если просит его остаться. Да, его слова звучали как богохульство, но Бог не вмешался и не вернул королеву Езету ко двору. И принцесса Кириаф-Санна, эта светлая девушка, проводит лучшие дни в старом, заброшенном замке. И ему надо ждать здесь, потому что если на этот раз король не захочет исполнить просьбу дочери, то следующим арестуют его.

9 юльйо, в шавре пути от Жанхота

Ялмари ночевал в сигнальной башне. Как всегда, золотой знак сделал свое дело: особому посланнику королевы выделили лучшую комнату. Конечно, в круглой башне, где жил отряд из пятидесяти солдат, поддерживающих порядок в окрестных деревнях, особого комфорта не найдешь, но Ялмари привык обходиться малым: ему дали постель, воду, чтобы искупаться и побриться, — значит, все не так уж плохо.

Рано утром он надел неизменную черную куртку, спускающуюся ниже бедер, надвинул на лицо старомодную широкополую шляпу и спустился вниз. Капитан будто его караулил: стоило Ялмари подойти к лестнице, как скрипнула дверь, и "волк" пошел следом.

На первом этаже башни Ялмари взял под уздцы лошадь. Выведя ее из башни, он повернулся к капитану, чуть сдвинув шляпу на затылок. Здесь уже рассвело — красное солнце Гошты летом всходило рано. В лесу, видневшемся на горизонте, сумеречно, а посреди поля, где стояла башня, казалось, уже наступил день.

— Спасибо за приют, — Ялмари коснулся полей шляпы кончиками пальцев. — Может, еще встретимся.

"Волк" неодобрительно цокнул: он считал, что особый посланник королевы должен одеваться получше, но от замечаний воздержался. Мало ли какие причуды у этого мальчишки — солдату, служившему со времен последней войны, двадцатидвухлетний Ялмари казался зеленым юнцом. Капитан еще раз взглянул на "гостя": темные волосы слишком длинны, для того чтобы он походил на аристократа и слишком коротки для простолюдина. И такой цепкий взгляд... Черные глаза смотрят серьезно и испытующе. "Будто в душу глядит, — передернул он плечами. — Как с Поладом себя чувствуешь. Нет, этот парень не так прост, и не мне ему указывать, что носить..."

— Счастливого пути, — кивнул он, немного радуясь, что особый посланник не задержался дольше.

Ялмари легко вскочил в седло и, чуть тронув бока лошади, направился к Северному тракту — это самая короткая дорога в столицу, к тому же мощеная — Полад исправно собирал со страны налоги на содержание четырех трактов, идущих от столицы приблизительно в направлении сторон света. Никому такое положение дел не нравилось, но все молчали: телохранитель королевы очень быстро расправлялся с недовольными. Он возвысился неведомым образом, да так, что фактически правил страной. Его боялись и ненавидели. Но два заговора против него были жестоко подавлены, и недовольные на какое-то время притихли, стараясь даже выражением лица не выказывать несогласие: иногда казалось, Полад знает замыслы противников еще до того, как вслух будет произнесено хотя бы слово.

Особый посланник не торопил лошадь, потому что хотел вернуться домой и в то же время боялся этого возвращения. Он еще раз обдумал все, что произошло.

Когда он покинул Жанхот две недели назад, никак не ожидал, что пробудет в пути так долго. Всего-то и надо было узнать, почему из замка графа Иецера, стоящего у западной границы Энгарна перестали поступать донесения. Но чем дальше он продвигался на запад, тем больше убеждался: в стране творилось что-то неладное. Оборотни убивали людей, тогда как раньше ничего подобного не происходило. Люди сходили с ума, приближаясь к Рыжим горам. Ялмари быстро нашел причину этих событий. И даже лично столкнулся с этой "причиной".

"Ты будешь орудием в моих руках и не догадаешься об этом... Куда бы ты ни пошел, я буду следить за тобой. И ты исполнишь мою волю, хочешь этого или нет", — неужели маг не блефовал, когда говорил это?

А дома ждала встреча с Илкер. Как вести себя с девушкой следовало решить прямо сейчас: либо расстаться, либо рассказать правду. Хватит уже морочить голову и ей, и себе. Уходить было больно, довериться — сложно. Не привык он никому доверять, кроме своей семьи. Разум подсказывал, что есть только один правильный выбор, а сердце не желало с ним смириться. Может, все как-то образуется само собой? Например, он вернется, и окажется, что горничная принцессы уже помолвлена с кем-то. Это довольно часто случается...

Поле закончилось, Ялмари въехал в лес — единственное место, где он чувствовал себя свободным. Поэтому и жил он чаще в домике лесника, чем в столице, и представлялся почти всегда лесником. Илкер вот тоже считала, что он лесник...

...Он расслышал стук копыт издалека — кто-то ехал навстречу. Судя по всему, человек торопился — еще не галоп, но довольно резвая рысь. Вот-вот всадник должен вылететь из-за поворота. Ялмари на всякий случай направил коня к обочине.

Мужчина, пронесшийся мимо через несколько мгновений, оделся довольно странно: необычно короткие рукава бордового колета открывали белоснежную рубашку с большими кружевными манжетами. Поверх ворота лежал огромный отложной воротник. Свободные штаны заканчивались под коленом и были подвязаны шелковой лентой с бантом. На большой шляпе, слегка приподнятой с одного бока, развевались огромные перья. Ялмари с трудом подавил смешок. Только один человек в Жанхоте мог так одеться — лорд Нево. Он придержал лошадь, ожидая, когда Герард опомнится и сообразит, мимо кого только что проехал.

Вскоре раздалось жалобное ржание, потом понукание и вновь приближающийся стук подков. Ялмари так и не обернулся. Лорд приблизился и смущенно пробормотал с вопросительной интонацией:

— Э-э-э... Ллойд?

— Да, — подтвердил Ялмари и только после этого обернулся. Оба рассмеялись.

— Рад видеть тебя, — Сорот подъехал ближе, снял шляпу. Каштановые волосы чуть растрепались, но это не портило идеальную внешность друга: правильные черты лица, голубые глаза и обаятельная улыбка искупали все. — Рад видеть тебя, хотя с грустью наблюдаю, что эта поездка не повлияла на тебя в лучшую сторону. Ты по-прежнему не умеешь одеваться.

— Скорее всего, я изменился в худшую. Чего не скажешь о тебе. Все так же изобретаешь немыслимые наряды? Тебя гнилыми яблоками еще не закидали?

— Что ты! — ослепительно улыбнулся Герард. — Вот графа Харвинда едва не закидали, но он чуть-чуть переборщил с лентами: навешал их и на рукава, и на брюки, и на сапоги. Я сразу понял, в чем его ошибка, так что мой костюм сегодня считается самым модным в столице.

— Поздравляю, — иронично хмыкнул Ялмари.

— Тебе бы тоже не мешало переодеться, — заметил друг.

— Все еще мечтаешь сделать меня похожим на аристократа? Бесполезно, неужели еще не понял?

— Ладно, поедем в деревню, там поговорим, — лорд Нево надел шляпу.

— Зачем мне в деревню? — настороженно поинтересовался Ялмари.

— Не порть сюрприз. Приедешь — узнаешь. Мы тебя уже три дня поджидаем. Ты задержался, — они поехали рядом. — Рассказывай, что у тебя там случилось? — Герард взглянул на собеседника. — Что-нибудь серьезное или всего лишь еще один заговор? — он подмигнул.

— Серьезней не бывает, — задумчиво кивнул Ялмари. — И, к сожалению, на этот раз энгарнские заговорщики тут ни при чем. Я даже пожалел, что это не они, когда с нашим врагом столкнулся. Но подробности пока рассказывать не буду, извини.

— Ладно, — опять легко согласился Сорот. — Да и неудобно тут как-то рассказывать. Слушай, а давай устроим пирушку по случаю твоего возращения, и там ты все расскажешь? Уже сто лет ничего подобного не устраивали. Давай, а?

— Какую пирушку? — уточнил особый посланник. — Только ты и я? Или...

— Только ты и я — это не то что пирушкой — ужином назвать нельзя. На ужине слуги присутствуют. А пирушка — это когда ближайшие лорды и графы соберутся. А так же прекрасные женщины.

— Тогда без меня, — отказался Ялмари, и прежде чем лорд возмутился, задал еще один вопрос. — А зачем вы ждали меня три дня? Что-то в столице случилось?

— Нет, — успокоил его лорд, любуясь птичкой на ветке. — У нас все так тихо, что помереть со скуки можно. Просто надо было проследить, чтобы ты мимо нашей деревушки не проехал. Представляешь, на трех трактах тебя ждали. А вчера донесение пришло, что ты по Северному с утра поедешь, так я навстречу, чтобы уж точно не пропустить. Нам сюда, — он указал на тропинку, спускающуюся направо с тракта. — Следуй за мной. Вряд ли ты здесь уже был.

— Да уж, не довелось, — согласился Ялмари.

Тропинка еще около трех лавгов вилась по лесу, а потом деревья расступились, и перед ними предстало поле с желтой, почти поспевшей пшеницей. За ним виднелись аккуратные домики вилланов.

— Напрямик ближе, — заметил Сорот, чуть обернувшись, — но ты ж у нас правильный до тошноты, урожай топтать не позволишь, — он направил лошадь в объезд, не увидев ухмылки спутника.

Только когда они подъехали к дому на околице, Ялмари почувствовал: что-то идет не так. Он окинул взглядом около десяти карет, стоявших прямо на улице и мешавших проезду. Повсюду сновали слуги, благоговейно кланявшиеся при виде всадников. Он заметил знакомого графа, затем лорда. Они также почтительно склонили головы в знак приветствия. Ялмари понимал, что это капля в реке — судя по количеству карет, тут собрались все богатые аристократы столицы и ее окрестностей. Он пришпорил лошадь, нагоняя Герарда.

— Может, объяснишь, что здесь творится? Мне это не нравится.

— Не сейчас, Ллойд. Доедем до домика, где я остановился, там и поговорим.

— Герард... — с угрозой произнес Ялмари.

— Ллойд, мне казалось, ты не любишь публичные скандалы. Будь добр, подожди, пока мы останемся наедине.

Если бы они не выросли вместе, Ялмари бы развернулся и уехал обратно в лес немедленно. Но сейчас он сцепил зубы, решив выслушать друга. Вскоре лорд Нево остановил лошадь возле добротного дома виллана. Они спешились, и Герард легко взбежал по ступенькам. Едва переступив порог, он крикнул:

— Эй, хозяйка, накрывай стол!

Ялмари вошел в дом следом. На зов выбежала хорошенькая селянка, круглолицая и русоголовая. Увидев Ялмари, зарделась и потупила глазки.

— Маменька ушла, я вам накрою, — пропела она негромко и вновь исчезла, чтобы через миг вновь появиться со снедью.

— Садись, — пригласил Сорот друга, первым опускаясь на лавку. — Точно знаю, что ты еще не завтракал.

Ялмари обогнул стол и, подвинув к столу табуретку, сел напротив.

Девушка меньше чем за четверть часа заняла весь стол большими и маленькими горшочками и судками, ближе к правой руке обоих гостей поставила два кувшина и скрылась в соседней комнате.

— Приготовь нам пока горячую воду — купаться будем, — крикнул лорд ей вслед.

Герард взял ложку и, делая вид, что не замечает глядящего в упор друга, стал есть. Потом не выдержал.

— Что ты так смотришь? Ешь, а то остынет.

— Герард, — с нажимом произнес Ялмари, — ты же меня знаешь. Я не буду есть, пока ты не объяснишь все. И не надо увиливать.

— Ллойд, что ты горячишься? Я тебе что, западню устроил? Государственный заговор? Я привел дворян, чтобы они проводили тебя в столицу.

— Герард...

— Да-да, именно так все и будет. Сейчас ты искупаешься, переоденешься, сядешь в открытую повозку, которую я специально приготовил для такого случая и торжественно въедешь в город. Так делают все: от принцев во всех королевствах Гошты до захудалых графов, у которых одна карета на ходу. Все торжественно въезжают в город.

— Герард, этого не будет, — холодно произнес Ялмари.

— Будет-будет. Ты сделаешь это. Ты въедешь в город в сопровождении дворян и доставишь удовольствие подданным, принц Ецион-Гавер.

Ялмари вскочил, задев стол, так что деревянные тарелки подпрыгнули.

— Герард! Я обычно помню, что я принц и сохраняю вежливость, — вскипел он. — Но когда ты начинаешь разговаривать так, мне хочется сказать одно: пошел к шерешу!

— О! Напугал, — лорда Нево рассмешила злость принца. — Я еще и не такое от отца слышал. А уж как принцесса ругается... Где она только этому научилась?

— Герард!

— Ллойд! Ты что думаешь, принц отсутствовал полмесяца, и этого никто не заметил? — Сорот сложил пальцы в замок и положил на них подбородок. — Люди все замечают. И задают вопросы. Так что, будь добр, покажись народу.

— Герард, — Ялмари заставил себя успокоиться, облокотился на стол, навис над Соротом. Если бы лорд стоял — этот фокус бы не удался, тот выше Ялмари на полголовы. — Герард, посмотри на меня. Выслушай, — он втолковывал почти по слогам, стуча указательным пальцем по столу. — Никто. Никогда. Не мог заставить меня делать то. Чего я. Не хочу. Даже королева. Это понятно?

— Послушай, чего такого сверхъестественного от тебя требуется? Я не понимаю, почему ты так противишься. Из-за этой горничной?

Рука Ялмари тут же сжалась в кулак. На щеках заиграли желваки.

— Если ты хочешь. Остаться. Моим другом. Не упоминай о ней. Всуе.

Он отвернулся, подошел к окну. В довольно большую раму вставили мутную слюду, но света она пропускала достаточно.

Лорд Сорот подошел, прислонился к стене и заглянул в лицо.

— Ллойд, тебе надо немного подумать и о матери. Совесть у тебя есть или нет? Ты постоянно один, отдаляешься от всех — это же для людей страшный грех! Тебя почему сумасшедшим считают? Только поэтому. Хорошо, что преступником не посчитали.

— Хочу напомнить, что я всего лишь принц крови и трон не наследую. Как ведет себя принцесса, всех устраивает? Значит, я могу жить так, как мне нравится.

— Ллойд, одиночки подозрительны.

— Пошел к шерешу! — принц снова отвернулся.

— Тебе что трудно сесть в карету?.. Ты должен что-то сделать для королевы.

— Я сделаю для нее все, что потребуется, — перебил Ялмари. — Но соблюдать дурацкие, никому не нужные ритуалы, не буду. Это понятно? — не дожидаясь ответа, он решительно направился к выходу.

— Эй, постой! — вскинулся за ним следом Сорот. — Ты же не уйдешь вот так?

— Еще как уйду, — Ялмари надвинул шляпу и сбежал по ступенькам.

Лорд выскочил за ним.

— Ты не можешь уйти! Люди ждут тебя. Мы что, зря торчим в этом захолустье три дня?

— Герард, не я это придумал, — он вскочил на лошадь.

— Ллойд, сделай хоть что-то для меня!

— Я не буду говорить на эту тему.

— Я прошу, хотя бы не въезжай в город вот так: прямо сейчас, в этой куртке, на этой лошади.

— А что ты предлагаешь?

— У тебя же есть какой-то домик в лесу? Посиди там немного. Как стемнеет, незаметно приедешь. А я пока все-таки устрою тебе торжественный въезд.

— Идет, — Ялмари пришпорил коня и исчез за околицей.

— Шереш знает, что творится... — взгляд лорда упал на копошащегося рядом слугу. — Ты что делаешь?

— Так велели жа повозку приготовить.

— Какую повозку?! — заорал Сорот. — Дубина! Ты что не знаешь — принц тяжело ранен. Он не поедет в открытой повозке. Быстро карету приготовь.

— Да где жа возьму карету? — растерялся парень.

— А вон, у графа Харвинда возьми. Скажешь, нужно для раненого принца, он с удовольствием уступит. Чтобы вмиг было готово. Я сейчас вино допью и отправляемся. Понял?

— Так и есть, господин лорд.

— Молодец. И другим передай, что принц ранен, поедет в карете, просил, чтобы никто его не беспокоил, — с чувством выполненного долга Сорот вернулся в дом, процедив беззлобно. — Вот дубины!

Передышка в домике лесника Ялмари устраивала. Об основных событиях он уже изложил в донесении Поладу, а другие дела могут и подождать, тем более что он так и не принял важного решения: что делать с Илкер. С девушкой, которая неожиданно стала так важна для него, но с которой он не мог быть вместе...

...В шесть лет он узнал, что у него, в отличие от остальных людей, два имени. Одно — Ллойд Люп. Его дал король Энгарна — все полагали, что он отец принца. Второе — Ялмари Онер — дал настоящий отец. Ллойд Люп погиб, когда принцу шел пятый год. Только четверо в огромной стране знали о том, как это произошло: королева, ее телохранитель Мардан Полад, принц и принцесса. Королева Эолин до сих пор не могла спокойно вспоминать о событиях тех лет: она винила себя в смерти достойного человека. Полад короля никогда не любил, и всякое упоминание о нем его злило. Принц и принцесса чуть ли не с младенчества выучили главный урок: если тайна раскроется, их благоденствию придет конец. Но чем старше становился Ялмари, тем очевиднее было, что он нисколько не похож на Ллойда Люпа, мнимого отца. После совершеннолетия он собирался покинуть Энгарн, чтобы больше не волноваться об этом. Но теперь обстоятельства складывались так, что он вынужден остаться рядом с сестрой и матерью. Он нужен им, чтобы защитить. Сейчас не время думать о себе.

Среди деревьев показался домик лесника, и снова нахлынули воспоминания.

" — ...Простите, сударыня. Я напугал вас.

— Немного, — согласилась девушка. — Вы кто?

— Ялмари Онер, — представился он. — Лесник ее величества.

— Илкер Лаксме, — сообщила она в свою очередь. — Горничная фрейлины ее высочества, — и добавила с долей сомнения. — Никогда не слышала, что тут есть лесник..."

Она заблудилась в лесу, а Ялмари совершенно случайно на нее наткнулся.

" — ...Ты недавно служишь во дворце?

— Почти месяц..."

Еще одна случайность. Если бы она служила чуть дольше, обязательно бы узнала чокнутого принца. А так, маленькая хитрость — попросил сестру, принцессу Эолин, взять девушку себе в горничные и освободить от работы — и они могут свободно общаться. Остальным слугам строго настрого запретили открывать ей истинное положение "лесника". Обман. Конечно, обман. Илкер не заслуживает, чтобы с ней так поступали.

Ялмари завел лошадь в стойло, насыпал ячменя. Позже он отведет ее в королевскую конюшню, на какое-то время здесь будет ее дом.

Во дворе немного постоял возле колодца. Заходить в дом не хотелось. То ли потому, что еще не успел обжиться здесь, то ли из-за того, что приснилось ему у скованного мага Намжилдоржи. Тогда маг успокоил: "Твои сны раньше не сбывались, значит, и этот не сбудется". Но буквально через день он убедился, что некоторые его сны все же вещие.

Он поколебался немного и вновь отправился в лес. Шел, не разбирая дороги, погрузившись в мысли и воспоминания. Все-таки было намного легче, когда он выполнял задание. Там некогда было думать, успевай поворачивайся. А здесь надо просчитывать каждый шаг...

Только когда солнце перевалило за полдень, он дернул дверь на себя. Когда уезжал, так торопился, что даже не запер ее, но и воровать в доме особенно было нечего.

Он шагнул за порог, и на него нахлынуло острое желание увидеть Илкер. Настолько острое, что Ялмари едва справился с собой. Заставил себя пройти дальше в дом. Вскоре понял, что происходит: померещился запах девушки. За полмесяца он почти забыл, как она пахнет.

"Что за наваждение?" — Принц надеялся, что сейчас все встанет на свои места: он придет в себя, запах исчезнет. Но куда бы он ни ступил, всюду его преследовала Илкер. — "Она была здесь! Прикасалась к стулу, к столу, поднялась наверх". Он шел по ее следам до кровати. Живо представил, как девушка сидела на покрывале, как позже заботливо поправляла его, чтобы скрыть свое пребывание, и силы для борьбы иссякли. Торжественный въезд в столицу уже наверняка завершен. Теперь он уже никому не помешает, если приедет во дворец. А если кого-то смутит, что "тяжелораненый" принц спокойно разъезжает на лошади, то это не его проблемы. Не он это придумал.

Ялмари стремительно спустился вниз, вновь оседлал лошадь и помчался в столицу.

Когда Ялмари ступил на мраморный пол холла, запахи сотен людей окружили его. Он плыл в них, как в реке, выискивая один-единственный необходимый поток. Принц почувствовал девушку на втором этаже, у спальни принцессы.

"Нет, она недавно вышла отсюда. Куда пошла? Опять читать книги?"

Он приоткрыл дверь в библиотеку. Высокие книжные шкафы стояли рядом с камином, который летом не топили. В огромные, разделенные на маленькие рамы окна обильно лился солнечный свет. В центре потолка хрустальная люстра переливалась семицветьем радуги. Кресло недалеко от изящного стола пустовало — Илкер стояла рядом, спиной к выходу и, положив тяжелый фолиант на стол, рассматривала картинку. Она что-то почувствовала и обернулась, но прежде чем что-то произнесла, принц обхватил ее за талию, закружил смеясь.

— Илкер, милая моя...

Но девушка нисколько не обрадовалась его внезапному появлению. Она отвесила звонкую пощечину и зашипела от возмущения:

— Как ты смеешь? Отпусти немедленно!

Ялмари тут же поставил ее на пол. Тяжело дыша, отступил на шаг. Потрогал горящую щеку:

— Илкер...

— Ты думаешь, если я горничная, значит, со мной можно обращаться, как... как... — она не могла подобрать вежливое слово.

— Илкер, вовсе нет, прости!

— Если ты королевский лесник, а у меня нет приданного — это не повод думать, что можно... Хотя я сама виновата, — гневно отчитывала она. — Я вела себя неподобающе с тобой, и ты решил, что я...

— Ты ни при чем! — прервал ее Ялмари. — Прости. Я... — он горько рассмеялся. — Господи, я просто дурак! — воскликнул он и выскочил из библиотеки.

Он шел по галерее, не видя ничего вокруг, не замечая, как склоняются в почтительном поклоне слуги, приветствуя его. "Идиот! — ругал он себя. — Хожу, ломаю голову: остаться с Илкер, бросить Илкер. А надо было задать один вопрос: да нужен ли ты Илкер?"

Позади раздался голос Герарда:

— Ллойд! Ллойд! Постой.

Он замедлил шаг.

— Что?

— Ты еще дуешься?

— Нет.

— А чего такой сердитый?

— Что. Тебе. Нужно, — раздельно произнес он.

— Да ничего... — растерялся лорд Нево. — Ты к королеве?

— Да, — Ялмари пошел быстрее.

На третьем этаже свернул в комнату, которую мать приказала держать готовой на случай, если он заночует во дворце. Здесь стояла огромная кровать, застеленная покрывалом, вышитым золотыми нитями, и кресло — вдруг перед сном принц захочет посидеть у окна.

Опустившись в него, он закрыл лицо руками. "Это же надо так вляпаться! — бичевал он себя. — Надо же быть таким дураком".

В комнату заглянула королева. В трауре по погибшему мужу уже много лет: бледная и величественная в кружевном платье, цвета топленого молока. Кому нужно это притворство? Но вот что совершенно точно не являлось притворством — это впавшие щеки и синева под глазами. Ее попытались загримировать, но она все равно проступала. Этого было достаточно для Ялмари, чтобы понять, как волновалась о нем мать.

— Ллойд! — она лишь чуть повысила голос, показывая возмущение. — Ты вернулся и не зашел ко мне? — упрекнула она сына. — Если бы я не заглянула сюда...

— Извини, мама, — он подошел, легко поцеловал подставленную щеку. — Я шел к тебе. Просто... немного устал с дороги.

Эолин тут же сомкнула губы, будто заперла остальные упреки. Она заговорила после долгой паузы, и Ялмари показалось, что она старалась справиться с собой, чтобы голос звучал так же холодно и отстраненно.

— Хорошо, отдыхай. Я рада, что ты вернулся... невредимым, — она прикоснулась к его заросшей щеке. Единственный жест, которым выдала волнение, но и то всего лишь на миг. Интересно, она хоть иногда дает волю чувствам, или ее справедливо называют "ледяной" королевой? Он вот не умеет так, поэтому и не любит дворец. — Вечером, приходи, пожалуйста, на ужин, — продолжила королева, уже вполне справившись с собой. — Ради тебя мы сделаем его позже. До десяти вечера ты отдохнешь?

— Да, мама.

Королева вышла. Может быть, чуть поспешно для настоящей леди. "Как она не сошла с ума, находясь постоянно "на сцене"? И как ей может здесь нравится?" — в очередной раз поразился Ялмари.

Сняв лишь куртку и сапоги, он упал на постель и будто впал в забытье.

Очнулся, когда на город опустились сумерки. Полежал немного, прислушиваясь. Вскоре послышался бой башенных часов. "Девять вечера. Еще немного и я бы опоздал", — он быстро сбросил рубашку на пол, амулет в виде черного матового камня и круглый медальон, висевшие на витой цепочке, тоже снял и аккуратно положил на кровать. Сполоснулся в тазу, затем переоделся: в шкафу всегда ждала его любимая одежда — черные рубашки и длинные штаны, которые носили, "волки" Полада. Ялмари не любил надевать чистую одежду на немытое тело, но искупаться и побриться не успевал. Машинально провел ладонью по щеке: чтобы лицо было чистым, приходилось бриться два раза в день, но и тогда щеки отдавали синевой.

Когда он вошел в комнату, где по вечерам встречалась их семья, удаляя даже слуг, королева и принцесса уже ужинали. Хрустальная люстра, висевшая низко над центром стола, освещала небольшое пространство, и уже за спинками стульев начиналась тьма.

Увидев сына, королева Эолин величественно улыбнулась. Светлые волосы, белая кожа, холодная улыбка — на этот раз королева сохранила самообладание и не только не упрекнула сына за опоздание, но даже не поднялась из-за стола. Она нисколько не походила, на ту измученную женщину, что днем заглянула в спальню принца. Ее манеры вновь могли служить образцом для благородных леди.

Восемнадцатилетняя принцесса, напротив, подскочила к нему и повисла на шее.

— Братик, как же я рада, что ты вернулся! Я к тебе уже заглядывала, но ты спал, ничего не слышал. Я тебя не стала будить.

Он обнял ее и чмокнул в щеку.

— Я тоже рад тебе, сестренка.

Принцесса Эолин казалась молодой копией матери. Некоторые утверждали, что когда королеве было восемнадцать, она отличалась такой же непосредственностью и искренностью, но смерть короля Ллойда в одну ночь изменила ее, превратив из юной девушки в зрелую женщину.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась королева таким тоном, будто задала вопрос исключительно из вежливости.

— Прекрасно, — поддержал Ялмари великосветскую беседу. Отодвинув стул, сел рядом. Положил в тарелку овощи и мясо.

— Давай я за тобой поухаживаю, — сияя, предложила сестра. — Специально для тебя мы заказали повару паштет.

Она передала маленькую тарелочку.

— Спасибо, — тепло улыбнулся он. — Полад задерживается?

За столом повисла тишина. Женщины переглянулись.

— Мама, ты расскажешь или... — начала принцесса.

— Он не ужинает с нами... — бесстрастно сообщила королева.

— То есть как? — Ялмари перестал жевать.

— Не хочет, — она бесстрастно нарезала рыбу. Только вот взгляд она прятала, и это выдавало, что она опять лицедействует, а настоящие чувства спрятаны глубоко внутри.

Принцесса не выдержала.

— Они поссорились, — пояснила она недоумевающему брату.

— Поссорились? — он вновь перевел взгляд на мать. — И ты не попыталась помириться?

— Я пыталась, — королеве не нравилась эта тема, и она поспешила завершить ее. — Давай не будем об этом.

— Хорошо, — Ялмари поднялся.

— Ты куда? — холодность королевы все же поколебалась, она с беспокойством следила за принца.

— Хочу найти Полада и узнать, что происходит.

— Но я почти не видела тебя...

— Мы вернемся вместе, — пообещал принц.

Когда он вышел, Лин дотронулась до руки матери.

— У него получится.

— Нет, — покачала головой королева.

— Получится! — настаивала принцесса. — Им даже не надо говорить, чтобы понять друг друга.

— Ты хочешь задеть меня? — королева прищурилась. Она не любила намеки, будто принц и телохранитель понимают друг друга лучше, чем она, мать, понимает своего сына. — Ешь, молча, пожалуйста.

Спальня Полада встретила тишиной, но Ялмари заметил движение на балконе и прошел туда. Телохранитель покачивался в кресле-качалке, глядя в пустоту перед собой. Увидев принца, показал на соседний стул.

— Что случилось? — поинтересовался он, мельком взглянув на Ялмари.

— Пришел ужинать и с удивлением обнаружил, что тебя нет.

— Я не об этом, — прервал его телохранитель. — У тебя что-то случилось. Что?

— Как ты все чувствуешь? — принц облокотился на колени и сжал виски.

— Я твой отец, — Мардан Полад произнес это одними губами.

Принц с любовью взглянул на сидевшего перед ним человека. Люди считали, что принц и принцесса выросли сиротами, хотя отец находился рядом каждый миг их жизни. Но они не имели права называть его отцом — Полад запрещал. Всегда и везде, наедине и в мыслях, по имени: Полад или Мардан. Иначе можно проговориться и подставить всех под угрозу. Лишь сам телохранитель иногда нарушал приказ, но так же, как сейчас — не произнося ни звука вслух. Иногда Ялмари думал, что если бы мать много лет назад отказалась от титула и уехала с отцом в другую страну — они все были бы намного счастливей.

— Не осуждай ее, — Мардан, как обычно, угадал, о чем размышляет сын. — Сначала она не могла поступить иначе, а теперь слишком поздно что-либо менять. К тому же дворец не нравится только нам с тобой. Женщины от него в восторге — и это естественно. Женщины другие. Так что у тебя случилось? Поссорился с Илкер?

— Это... трудно назвать ссорой. Я почему-то полагал, что она чувствует то же, что и я.

— Разве нет?

— Выяснилось, что нет, — натянуто рассмеялся принц. — Для меня это стало неприятной неожиданностью.

— Глупости, — Полад так же мерно покачивался в кресле. — Она, несомненно, чувствует то же, что и ты. А может, и больше... Да-да, не ухмыляйся так. Если бы я не разбирался в людях, меня давно бы уже здесь не было. Тебе, конечно, сейчас кажется, что твое чувство самое сильное на Гоште и даже во вселенной, но... Я бы на твоем месте не сдавался. Добивайся этой девушки, она стоит того.

— Не знаю. Что если встреча со мной сулит ей смерть? Я мучился этим много дней. Приехал — а она решила со мной расстаться. Наверно, так лучше.

— Так не лучше. И в любом случае все так не останется. Уж поверь мне.

— Верю, — улыбнулся принц. — Но не отвлекай меня от цели моего прихода. Что у тебя произошло с мамой?

— То, что должно было произойти, — холодно пожал плечами Полад. Один Ялмари мог почувствовать, какая боль скрывается за внешним спокойствием. — Она жалеет о том, что связалась со мной. Жалеет о том, что погиб Ллойд Люп.

— Не может быть, — не поверил принц. — С чего ты взял?

— Она почти открыто мне об этом сказала.

— Нет, Мардан, ты что-то неправильно понял.

— Тогда почему она не разубедит меня в моих выводах?

— Она говорит, что пыталась, но...

— Слушай, когда я впервые увидел герцога Люпа, я сразу понял, что он подходит ей больше, чем я. До нее эта истина дошла не сразу. Но в любом случае в ту ночь он не оставил мне выбора.

— Может, ты ревнуешь к прошлому?

— Эолин никогда не давала мне поводов для ревности. Но я предполагал, что она пожалеет о том, что выбрала меня. Слишком невыгодная партия.

— Ладно, я не буду расспрашивать о подробностях. Просто сделай мне одолжение: поужинай с нами.

— Не лукавь, — улыбнулся Полад. — Вряд ли ты сможешь нас помирить.

— Что ж тогда хоть поедим, — рассмеялся принц.

— Только сегодня и только ради тебя, — Мардан не тронулся с места. — Но сначала ты расскажешь, почему задержался. Последнее донесение, которое я получил, пришло из сигнальной башни восточнее Умара. События в замке Иецер и о Загфуране — первосозданном, объявившем нам войну, я помню. Но ты должен был вернуться дня три назад. Где ты был?

— Где я был? — Ялмари не очень хотел рассказывать о том, что произошло. Оборотни не поняли его, поймет ли отец? Но если Мардан Полад спрашивает, отвертеться не удастся. Никому еще не удавалось.

Что это было — провидение или происки врага, — но он узнал о зеркалах, которые могли показать будущее, прошлое и настоящее, подсказать правильное решение. Как не воспользоваться таким случаем? И Ялмари отправился на поиски скованного мага Намжилдоржи, чтобы узнать у его магических зеркал, как предотвратить войну с Кашшафой. Хотя были и сомнения: Истинная церковь учила, что никто не может обратиться к магу, не рискуя при этом вечным блаженством во дворцах Эль-Элиона. Единственное, что утешало: мага сковали, он уже не мог пользоваться силой, как раньше, но согласится ли Полад с такими рассуждениями? Оборотни не согласились.

...Предсказания зеркал сбылись одно за другим, и Ялмари на обратном пути вновь посоветовался с ними. Он хотел знать одно: надо ли ему возвращаться во дворец или будет лучше, если он уедет куда-нибудь. Его смущали слова Загфурана: что если Ялмари действительно исполняет злую волю этого человека, хочет того или не хочет?.. Но на этот раз зеркала подшутили над ним...

...В конце длинного — около двух тростей — коридора темнела дверь, вырезанная из цельного ствола дерева, не покрытая лаком. Ялмари толкнул ее — она открылась легко — значит, зеркала ждали.

За порогом зияла темная бездна. Принц набрал в грудь воздуха и шагнул во мрак.

Тьма рассеялась почти сразу, как закрылась дверь за его спиной. Еще один длинный коридор в трость шириной наполнил бледно-серый свет, похожий на предрассветные сумерки. На этот раз Ялмари никуда не пошел, стоя на месте, ожидал, когда ему покажут, что он должен делать.

Через несколько мгновений подул легкий ветерок, донесший запах... свежей рыбы. Он помотал головой и вдруг оказался на берегу широкой реки. С высоты крутого берега Ялмари увидел незнакомый город, освещенный лучами заходящего солнца. Стены из серого камня. За высокой стеной краснели черепичные крыши домов — такие бывали в городах, где шла активная торговля по воде с Шумафом. В центре возвышались башни старинного замка. На реке подрагивали лодочки рыбаков, чайки с криком падали на их улов, и вилланы спешили накрыть его тканью.

Неожиданно картина изменилась. Ялмари ехал по ночному городу. Конь, не торопясь, ступал по узкой, мощеной булыжником улице. Дорогу освещал редкий свет из окон домов, высившихся с обеих сторон. Вдоль мостовой тянулась сточная канава. Отвратительная вонь заставила Ялмари сморщиться и пришпорить коня. Внезапно впереди в темноте он заметил шевеление и различил голоса.

— Значит, ты — Шела Ястреб? — насмехался кто-то. — Мы тебе сейчас крылья-то подрежем. Будешь знать, как нам цены за два дня до праздника сбивать!

В тупике мужчины в одежде городских оружейников окружили молодого парня. Он встал к стене, прикрывая спину. Он умел сражаться: Ялмари заметил это уже по стойке, — но напало слишком много человек. Ремесленники не боялись оружия — швыряли в парня все, что попадало под руку, даже собственные куртки, — и когда Шела отвлекся, бросились на него...

Видение исчезло. Принц стоял в зеркальном коридоре, глядя на собственное отражение. Внутри, так же как в первый раз, отчетливо прозвучал голос: "Ты знаешь все. Иди".

Без сомнения ему показали этот город с одной целью: он должен спасти Шелу. Зеркала ничего не подсказывали просто так, и, как испытал на себе Намжилдоржи, тех, кто не послушался совета, ждало чудовищное возмездие. Он никогда не бывал в городе, похожем на тот, что увидел. Надо было сосредоточиться и отгадать, куда ехать.

Нефтоах — самая полноводная река в Энгарне — протекала через всю страну, а затем пересекала Лейн. Самые большие порты на Нефтоах — Иазер на севере и Щефам на юге. Лишь они могли получать красную черепицу с другого материка. Так куда ему требовалось попасть? Ялмари еще раз припомнил видение. "...Цены за два дня до праздника..." — так ведь сказал нападающий. Через три дня наступал праздник Добрых Духов, наверняка речь шла именно о нем. "Тогда это точно Иазер, — определился принц. — До Щефама я доберусь не раньше восьмого, если и по ночам скакать буду, а в Иазер приеду как раз к вечеру пятого, за два дня до праздника".

Рано утром он покинул дом Намжилдоржи, а к шести часам пополудни уже стоял на крутом берегу, и картинка, показанная ему зеркалом, повторилась с точностью до мельчайших подробностей: серые стены, красные черепичные крыши, лодочки рыбаков... Ялмари тронул бока лошади и спустился к воротам города.

Первое, что порадовало в Иазере — Загфуран сюда не добрался. Ни бесчинства проклятых оборотней, ни магических камней здесь не наблюдалось. Порт жил обычной жизнью: "волки" поддерживали порядок, люди их ненавидели в большей или меньше степени, как ненавидят все новое, нарушающее привычный распорядок жизни.

Ялмари остановился на постоялом дворе, чтобы переждать до вечера — он ведь видел, что на Шелу напали ночью. Но и здесь он, хлебая мясную похлебку, прислушивался к разговорам. В этом трактире коротали вечера в основном ремесленники обувного цеха, но может, именно они нападут на заезжего купца?

Ожидания не оправдались. Когда начало темнеть, принцу пришлось оседлать лошадь, которая, как и он сам, получила лишь короткий отдых и отправляться дальше на поиски.

Около часа Ялмари бесцельно ездил по улицам в вечерних сумерках, сворачивая то направо, то налево. Он все надеялся найти улочку, что показали ему в видении. Иногда казалось, что он узнает это место, но потом взгляд натыкался на окошко с розовыми занавесками или вывеску трактира, и принц четко понимал: этого не было, надо искать дальше.

Чем больше наливалось чернотой небо, тем сильнее он понукал лошадь. Десятки вопросов не давали покоя: все ли правильно он сделал? не рано ли ушел из гостиницы? в той ли части города ездит? Единственное, что его утешало: зеркала предсказали, что он приедет вовремя и спасет парня, — значит, так и случится.

Людей на улицах становилось все меньше: город засыпал до утра. Звук лошадиных копыт гулко отдавался в тишине пустынных улиц. На одной из них на Ялмари обрушился поток воды, за тем раздался пронзительный бабий крик:

— Хватит шляться! Уснуть невозможно!

Принц повел носом — к счастью его облили чистой водой, но тут же в ноздри ударила вонь сточной канавы. Странно, что раньше он не чувствовал ее так остро. Через поллавга принц опять свернул, и в одно мгновение все словно ожило: улица сделала знакомый зигзаг, знакомо скрипнула дверь в отдалении, крик чайки над головой, тусклое отражение луны в слюдяном окне... Ялмари пришпорил коня. Он близко, очень близко, главное, не опоздать.

Вот он, знакомый тупик! Темные силуэты маячили впереди. Драка завязалась нешуточная. Шелу отодвинули от стены. Он оборонялся от трех нападавших, из левого бока сочилась кровь. Четвертый ремесленник занес руки с большим камнем над головой Ястреба. Принц не успевал. Казалось, время замедлило бег: Шела плавным движением ударил мечом наотмашь и отбил ножи сразу двоих горожан, медленный, словно в танце, шаг в сторону третьего, чтобы достать его клинком, булыжник приближается к темени...

И тут же все стали двигаться по-прежнему. Ремесленник с кряканьем швырнул камень в парня. Шела покачнулся. На миг показалось, что нападавший не достиг цели, но тут ноги Ястреба подкосились, и он упал плашмя, лицом в камни, как падают только мертвые... Только теперь разбойники обернулись на цоканье копыт. Ялмари спешился, вынул меч, а потом чуть сдвинул шляпу на затылок. Люди замерли не дыша, а затем, завопив с хрипом, надсадно, помчались в проулок, теряя оружие, натыкаясь друг на друга, спотыкаясь и падая. Принц не преследовал их — подбежал к телу, перетащил парня ближе к тусклому квадрату света, падавшему из окна. На белое как полотно лицо со лба стекала струйка крови. Ялмари нащупал пульс на шее — сердце билось.

Принц подложил парню под голову свернутый плащ и забарабанил в ближайшую дверь. Открыли неохотно, но когда он бросил старому слуге серебряный, тот поспешил позвать хозяина. Уже за золотой горожанин принял у себя раненого. Шеле выделили небольшую чистую комнату, а слугу отправили за доктором.

Доктор Декокт недолго осматривал больного. Ялмари с тревогой ожидал, что он скажет — взгляд врача хорошего не предвещал.

— Это ваш родственник, сударь э-э-э...

— Онер, — подсказал принц.

— Онер, — повторил Декокт. — Так кто он вам? — уточнил врач.

— Случайно столкнулись, — пояснил Ялмари.

— Что ж... Тем лучше.

— Он не выживет?

— Выживет... — доктор смотрел серьезно и строго. — А за остальное не ручаюсь.

— За что "остальное"?

— После такого удара люди редко остаются в здравом уме.

Ялмари резко выдохнул — оказалось, есть что-то более ужасное, чем смерть. Он оплатил услуги доктора. В коридоре его ожидала хозяйка — женщина зрелых лет.

— Можно будет переночевать у вас?

— Да, сударь, конечно, — она присела в реверансе.

Золотой оплатил услуги гостеприимного дома на полгода вперед, но все же перед отъездом Ялмари еще раз переговорил с доктором Декоктом, чтобы убедиться, что Ястреба не выставят за дверь, пока он не поправится.

Выслушав рассказ, Полад поднялся.

— Идем, а то королева огорчится, — когда они вышли в галерею, Полад заверил. — Ты поступил правильно.

— В чем? — уточнил Ялмари.

— Во всем. В том, что искал зеркала, что посоветовался с ними. Я внимательно читал твои донесения, и думаю, что Намжилдоржи не ошибся. Зеркала имеют какое-то отношение к Творцу Гошты, кем бы он ни был.

На стенах галереи зажгли свечи. Стражу Полад отпускал, оставляя "волков" лишь на нижних этажах. Слуги тоже сюда не заглядывали после одиннадцати — чем занимаются королевские особы по ночам, им было знать необязательно, и так слишком много болтали.

— Прочитав сообщение о твоем столкновении с эймом-соколом, — продолжил Полад, — я узнал, что смог об эйманах. Этот народ живет за северо-восточными лесами Энгарна. Леса считаются непроходимыми и нежилыми, а возможно, там действует и какая-то магия. В общем, никто из людей к ним в гости не заходил. А вот сами они постоянно вращаются среди людей. Большинство из них — купцы, и, надо сказать, не бедные. Они никогда не афишируют свою особенность, так что некоторые ученые, — он произнес слово с иронией, — заключили, что эйманов на самом деле не существует, что это домыслы необразованных простолюдинов. Но знаешь, чем отличается эйман от человека? Кроме того что у него есть эйм-животное, разумеется...

— Чем? — Полад шел довольно быстро, Ялмари приходилось чуть не бежать за ним.

— У них на груди, возле сердца, татуировка. Его вторая сущность, его эйм. То есть, например, если бы ты раздел эймана Алета, который чуть не убил тебя, то увидел бы у него татуировку сокола.

— Татуировку делают и люди, — засомневался Ялмари.

— Таких не делают, — не согласился Полад. — Эта татуировка живет отдельной жизнью. Она будет изображать летящего сокола, спящего сокола, сокола с жертвой, — в общем, постоянно будет меняться, в зависимости от того, чем занимается эйм в данный момент.

— Интересно. Но готов поспорить, эйманы нечасто раздеваются, — подмигнул Ялмари.

— Ты абсолютно прав, мой мальчик. Но еще у эйманов необычные фамилии. Я почти убежден, что Удаган Лев — эйман. Ты должен его помнить такой обаятельный светловолосый гигант, который поставил на уши весь Жанхот лет пять назад. Наши аристократки прыгали к нему в постель чуть ли не после первой встречи, даже то, что муж может их убить, не останавливало.

Ялмари обдумал услышанное.

— Ты хочешь сказать, что Шела Ястреб...

Полад остановился у двери в обеденную залу.

— Я в этом почти уверен. Только этим можно объяснить то, что тебя направили на его спасение.

— Не понимаю.

— Если Творец Гошты на нашей стороне, он ищет союзников для нас. Ты спас эймана — они могут отблагодарить.

— Отец, когда я уезжал, он был очень плох. Рассудок у него сохранился, но он не помнил и своего имени! Физически работать мог, но вернуться домой — нет. Даже где вещи оставил в городе не знал. Хорошо, что доктор взял его слугой.

— "Пути Творца неисследимы", — улыбнулся Мардан Полад. — Еще помнишь, чему тебя учили в школе священников?

— Это незабываемо, — рассмеялся Ялмари.

— Что ж, идем. И не говори о делах при наших женщинах. Не надо их огорчать.

Ялмари полагал, что Полад напрасно ограждает мать и сестру от неприятностей. Первая посчитает, что не так уж нуждается в нем, а второй когда-нибудь предстоит занять трон, и она должна готовиться к этому заранее. Не всегда же ее будут опекать.

9 юльйо, Беероф, столица Кашшафы

Три дня назад Загфуран и герцог Тазраш вернулись в Беероф. Вряд ли столица когда-нибудь стала свидетельницей более позорного возвращения. Когда 13 юньйо они покидали Кашшафу, маг даже предположить не мог, что такое возможно. Всего четыре дня им потребовалось, чтобы захватить приграничный замок в Энгарне, хотя с ними даже полуроты солдат не было, только сто пятьдесят драконов, сто барсов и сто лучников и арбалетчиков. Захват произошел очень тихо: Загфурану был необходим плацдарм, чтобы подготовить Энгарн к победному шествию кашшафской армии. Но по глупости герцога все планы потерпели крах. Мало того, что пришлось оставить замок Иецер, так почти все воины погибли в бою за него. Те, кто выжил, — попали в плен. Лишь Загфурану и Тазрашу удалось выскользнуть из мышеловки. На обратном пути Загфуран наедине готовил аргументы для беседы с королем. Следовало убедить монарха дать магу новую армию, а Тазраша отстранить от командования. Вот только удастся ли убедить короля, что один герцог виноват в поражении? Манчелу и в первый раз неохотно согласился на эту авантюру. По сути, если бы герцог не согласился собрать эти три с половиной отряда на собственные средства, вряд ли бы вообще что-то получилось.

Тазраш, конечно, почувствовал, что маг настроен решительно и предложил сделку: Загфуран с помощью доверенных людей герцога убивает короля, и на трон всходит малолетний бастард Манчелу, принц Еглон. А молодому королю еще десять лет будет необходим мудрый регент. И магу будет выгодно, если это будет человек, который с радостью будет исполнять его волю.

Предложение выглядело более чем разумно, но Загфуран не торопился о чем-то договариваться с неудачником. Сначала следовало увидеть короля. Зачем тратить силы на переворот в стране, если минарс может сразу заняться Энгарном?

Когда они явились во дворец, Манчелу уже доложили о происшедшем. Он сидел на троне, вцепившись побелевшими от гнева пальцами в подлокотники. Очень кратко Загфуран изложил причину гибели армии, и Тазраша увели в Чаштероф. Минарс не ожидал, что король будет так суров. Все же Тазраш находился рядом с Манчелу уже много лет и был почти единственным человеком, которому король прощал почти все. Но на этот раз Манчелу решил избавиться от последнего "друга". Он назначил казнь через два дня после праздника Добрых духов. Загфуран не отговаривал короля, но предложил:

— Он виновен в гибели армии и в том, что вы, ваше величество, не вступите во владение новой провинцией и не получите доходы от нее. Думаю, если вы казните герцога, то много от этого не выиграете. А вот если заставите его искупить вину деньгами или победами — получите выгоду.

Король сделал вид, что не услышал мага. Загфуран равнодушно отошел в сторону: судьбу герцога должен определить Эль-Элион. Если король казнит Тазраша — значит, такова его судьба.

День Добрых духов миновал. Манчелу будто забыл о томящемся в темнице фаворите. Тазрашу повезло, но мага гораздо больше волновало, позволят ли вновь начать оккупацию Энгарна. Однако он чувствовал, что королю нужно дать время, чтобы успокоиться, а потом, исподволь, используя магию, вновь нашептывать ему в уши, что война с Энгарном — выгодна и не стоит откладывать ее надолго. Несколько дней Загфуран серой тенью следовал за королем, не говоря ни слова. Манчелу развлекался, охотясь на вепря или молоденьких девушек. Это пойдет ему на пользу. Что лучше успокоит вспыльчивый нрав?

Сегодня маг решил не посещать дворец. После возвращения в Беероф Загфуран приобрел себе домик в небольшом селении, которое пока располагалось за пределами городских стен, но уже лет через пятьдесят тоже будет считаться столицей. Домик крошечный: там всего одна комната, но ему хватало. Зато там пристроили конюшню: маг платил вилланам, чтобы они смотрели за животными, не беспокоя его. В большой сарай, прилепившийся с другой стороны дома, он поставил небольшую повозку. Подходит на тот случай, если Загфурану понадобиться побеседовать с кем-то на прогулке. Он не держал слуг, чтобы иметь возможность хотя бы наедине с собой открыть лицо. Раз в день мальчик из трактира приносил еду, а раз в неделю приходила женщина, чтобы навести порядок.

В спальне, которая была и кабинетом, и столовой, у единственного окна слева стоял небольшой стол. Сквозь слюду, обрамленную деревянной рамой, пробивался тусклый свет с улицы. Он мог потратить деньги на настоящее стекло, но зачем? Теперь ему вдвойне опасней чужие глаза. Так что пусть комнату и днем, и ночью освещают лампа и камин. Загфуран бросил взгляд на веселое пламя, пожирающее поленья. Нет, с камином он погорячился: кровь вампира будто бурлила внутри, так что жар пламени мешал. Больше не надо подбрасывать дрова.

Маг с удовольствием растянулся на кровати, застеленной холщовым покрывалом. Легкое чувство голода будоражило кровь и помогало лучше думать. Вот только утолить этот голод не сможет даже зажаренный целиком теленок. От мысли, что он навсегда останется чудовищем, минарса передернуло. Ему недавно исполнилось тридцать два. Пусть Эль-Элион не наделил его высоким ростом, зато внешностью не обидел: голубые глаза, волнистые русые волосы. Но после того как по нелепой случайности его обратили в вампира...

Больше всего Загфуран боялся, что о его обращении узнают в Храме Света. По всем правилам, едва он заразился, он должен был упасть в ноги диригенсу Нафишу. Покинуть Гошту и лечь в изолятор, вместе с минарсами, от которых в других мирах тоже отвернулась удача. Загфуран не сделал этого, потому что таких, как он, там не было. Одно дело — подхватить пусть самую заразную, но болезнь, а другое — превратиться в отвратительного монстра, считающегося в Храме навеки проклятым. Маг верил в милосердие братьев, и предполагал, что его не убьют сразу, а попытаются вылечить. Но если диригенсам этого не удастся, его не выпустят, убьют в изоляторе, чтобы не плодить нечисть.

Минарс скривился и заставил себя думать о деле. Только о деле.

Пусть ему пришлось отступить, но это еще не проигрыш. Он успел многое сделать в Энгарне. Духи гор по-прежнему сводили с ума жителей приграничных городов и деревень. Люди, на которых наложено проклятие луны, так же убивали по ночам, обращаясь в волков: пока луна не превратится в половинку эльтайона, проклятые будут слышать ее зов. С каждым днем страна все больше будет напоминать камень Зары — легкое движение руки, и она воспламенится. Значит, Полад будет пытаться нейтрализовать его усилия. Но как он сделает это, если в стране нет ни одного мага, а почти все священники потеряли силу?..

Загфуран постарался поставить себя на место всемогущего телохранителя королевы. Что он может сделать?

"Ну, конечно!" — от внезапного озарения минарс сел на кровати. Замок фей, привечающий королевских особ, — вот где Полад обязательно попытается найти помощь. "Но ведь феи могут помочь и мне. Что им стоит исцелить слугу Света? Или хотя бы подсказать, как это можно сделать..." Раз уж он заразился на Гоште, то и средство для исцеления он быстрее найдет здесь.

Перед глазами Загфурана возникла карта Энгарна. Он так подробно изучил ее, что не было нужды сейчас доставать ее. Замок фей находился в четырех днях пути от Жанхота. Если Полад пошлет принца — а он наверняка пошлет именно его, — то Ялмари придется три дня скакать по Восточному тракту, а после сделать небольшой крюк, обогнув южную границу Яхии (вряд ли он заедет в гости к амазонкам). Затем принц свернет на север в Аваримские горы, одна из которых называется Врата, — только там феи пропускают избранных в свой замок.

Загфуран может переместиться к Вратам в одно мгновение, но придется вновь отправляться на охоту. Его постоянно мучил голод, и он мог использовать только простейшие заклинания до тех пор, пока не утолит его. Для того чтобы переместиться на такое расстояние, крови понадобится немало.

Сразу за стенами столицы раскинулись поля окрестных деревень. В королевский лес, расположившийся в юлуке от столицы, вилланы тоже иногда заходили — им позволено собирать там грибы и ягоды. На вилланов Загфуран и поохотится. Он быстро накинул плащ, натянул на голову капюшон и, не обращая внимания на деревенский люд, как обычно замиравший при виде мага, вышел за пределы селения.

От голода его, как обычно, немного трясло. Зайдя глубже в лес, он быстро скинул плащ и рубашку прямо на землю. В брюках и сапогах он ожидал обращения. По телу прошла одна судорога, другая. Он застонал, стиснув зубы: нельзя, чтобы его услышали. Когда Загфурану в первый раз пришлось расправлять крылья — он кричал в голос. Сейчас боль стала привычной, но едва он представлял, что так будет всю жизнь — хотелось убить себя. Удерживало от отчаянного шага одно: он верил, что вновь станет человеком, вернет себе прежний облик. Минарс до боли зажмурился, чувствуя, как растут из спины два крыла, похожих на крылья летучей мыши.

Но процесс начинается не с крыльев. Сначала глаза краснеют, испуская свет. Кожа темнеет, приобретая противный серо-коричневый цвет. Только после этого на спине возле лопаток появляются два нароста, величиной с кулак. Они двигаются и дрожат, будто внутри спрятан клубок червей. Наконец, кожа лопается, выпуская две мерзких стрелы в трость длиной. Они такие же коричневые, как тело, но испачканы в кровавой слизи. Еще немного, и они начинают становиться толще, разделяются на несколько стрел, между которыми кожаная перепонка, кажущаяся тонкой и хрупкой, но на самом деле настолько прочная, что и острый меч ее не берет. Говорят, только медное оружие способно повредить кожу вампира. Загфуран не пробовал, но это вполне могло быть лишь россказнями вилланов.

Маг подождал, пока боль утихнет, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Взглянул на крылья. Они расправились позади, будто серо-коричневый купол. Следовало подождать, когда они просохнут, и лететь за пищей. Клыки, выдвинувшиеся на нижнюю губу, немного мешали, но ничего лучшего, для того чтобы проколоть артерию, природа еще не придумала.

О переменах, происходивших с ним во время трансформации, Загфуран знал, потому что однажды проделал это перед зеркалом. Он хотел привыкнуть к себе в новом обличье, но пока это не очень удавалось. В душе рождалась лишь ненависть к тому, кто повинен в случившемся, — к энгарнскому принцу.

Быстро свернув одежду, маг легко подпрыгнул и взобрался на дерево, чтобы спрятать ее в дупле. Оттуда, то складывая, то расправляя крылья, он прыгал с дерева на дерево. Он уже научился передвигаться бесшумно — лишь ветка дерева иногда скрипела под тяжестью тела. Остальное можно было принять за шелест листьев. На каждом дереве он шумно втягивал воздух, стараясь уловить человеческий запах. Удача улыбнулась ему скоро: кто-то очень молодой гулял по лесу — запах нежный, не такой противный, как у стариков. Минарс еще принюхался — совершенно точно один, станет легкой добычей. Загфуран переместился в направлении жертвы.

Вскоре он увидел ее: молоденькая девушка-вилланка, в простом платье, едва прикрывающем колени, собирала ягоды земляники. Ветер играл с прядями, выбившимися из косы. Маг ждал, когда она окажется под деревом. Когда девушка подошла ближе, он спрыгнул ей на спину. Не давая закричать и опомниться, откинул голову назад, слыша, как с треском ломаются позвонки. Тут же припал к шее, прокалывая клыками сонную артерию. Солоноватая жидкость фонтаном хлынула в рот. Он жадно глотал, торопясь утолить острый приступ голода. Когда живот перестало сводить от боли, стал пить медленно, смакуя каждый глоток. Но даже когда почувствовал насыщение, все равно заставлял себя глотать кровь, выцедив ее почти до капли. Ему нужно много крови, чтобы перенестись к Аваримским горам. Там, прежде чем идти к феям, можно поохотиться еще раз.

Труп, который он откинул через четверть часа, больше походил на сморщенную старуху. Без крови тело съежилось и побелело. Загфуран принюхался — рядом пока никого не было, и он спрятал труп: лучше не сеять панику рядом с Беерофом. Отыскав небольшое углубление у корней дерева, он затащил туда все, что осталось от еды. Использовал немного магии, чтобы забросать яму землей. Потом вернулся к дереву, где лежала одежда. Снова облачившись в плащ и накинув капюшон, он выставил руки перед собой и развернул их ладонями друг к другу. После еды, покой наполнил сердце, а магическая сила переливалась через край. Кончики пальцев тут же начало покалывать. Серебристые нити протянулись между пальцев.

— Аваримские горы. Врата, — уже не боясь, что его кто-то услышит, громко произнес Загфуран.

10 юльйо, замок графа Зулькада, Кашшафа

Ночь пролетела незаметно. Рекем проснулся оттого, что в комнату кто-то вошел. Он быстро сел на кровати, ладонь легла на рукоять меча. Но тревога оказалась напрасной: Щутела застыл на пороге со стопкой одежды.

— Разбудил я вас, господин. Извиняйте. Я к такой работе не приспособлен, а хозяйка не велела других слуг пускать вам служить. Сердится на принцессу, значит. Вот наша голубка и попросила меня. Тут одежда вам. Вроде должна по размеру подойти. Она как узнала, что вы без слуг, да без вещей так и обеспокоилась сразу. И еще велела, чтобы вам комнату на господской половине дали, потому как вы граф. А хозяйке и не понравилось, вроде как она распоряжается. Так комнату вам все ж таки дали. Я так думаю, хозяйка не сердится, а только вид кажет. Что вдруг, чтобы король наш не осерчал. Так я вам одежду оставлю, а после того провожу в новую комнату вашу. И без слуги вам значицца придется. Дадите прачке одежу, она постирает. А что вдруг — так меня зовите.

— Хорошо, — Рекем отбросил волосы. — Оставь одежду здесь и принеси воды умыться.

— Эт я зараз, — конюх будто обрадовался. Он прошел в комнату, положил стопку на стул. — А то уж принцесса дожидается.

— Она послала за мной? — Бернт вскочил, передумав умываться, но Щутела успокоил.

— Она-то не послала, а просто видно, что ждет.

— Как видно? — уточнил Рекем.

— Да видно и все, — Щутела махнул и вышел, забрав медный таз. Вскоре принес чистой воды и тут же опять ушел, сообщив напоследок:

— А кушать, стало быть, с принцессой. Она только и ждет, чтобы вы значицца пришли.

Рекем выругался в сердцах. Почему бы этому дураку сразу все не объяснить? Он тут прихорашивается, а принцесса сидит голодная.

В коридоре ждал тот же конюх. Заверив, что отнесет вещи в другую комнату, он вновь повел графа на аудиенцию. Мирела ожидала в гостиной. Напротив большого камина из белого камня стоял простой деревянный стол. Когда вошел Рекем, принцесса встала:

— Доброе утро, граф Бернт, — он тут же склонился на колено, а девушка возмутилась над ним. — Нет, это невозможно. Если вы собираетесь падать на колени каждый раз, я не буду приглашать вас к себе. Немедленно поднимайтесь и садитесь завтракать.

Рекем не поверил в эту угрозу. У принцессы так мало гостей, что вряд ли она откажет себе в удовольствии пообщаться с ним из-за того, что он приветствует ее согласно этикету. Она все равно будет приглашать Рекема, а он будет падать на колени. Не только как перед принцессой, но как перед хрупкой девушкой, которая смогла сказать "нет" королю, которому даже самые смелые говорили "да".

Он сел за стол, на который горничная уже постелила скатерть и теперь расставляла различную снедь. Луч солнца, неизвестно как пробравшийся сквозь узкую щель окна, отразился от золотой чайной ложки и брызнул в глаза графу, разом отбросив его на год назад.

...Солнечный луч, отразившись от позолоченного бока графина с вином, резанул глаза. Рекем отодвинулся чуть в сторону. Он, почти не дыша, слушал брата, но тот вдруг умолк, хмуро кусая губы.

— И ты не склонился перед ней на колени? — подтолкнул его Рекем. Он всегда был очень сдержан в проявлении чувств, но сейчас не мог сдержать восхищения братом.

— Нет, — коротко ответил Яхин. Затем поднялся, подхватил с кресла плащ. Золотая застежка, изображающая голову иттая, с алым янтарем вместо огненных рогов, мягко щелкнула в тишине кабинета. Будто арбалет спустили. — Достаточно того, что Элдад пресмыкается перед ней. Граф Бернт не признает ее королевой.

Рекем помрачнел, тоже поднялся. Застежка на его плаще проще. Не он наследует титул графа. Он всего лишь маркиз Цаир. Хотя ему все равно повезло больше, чем большинству дворянских сыновей. Цаир — это не какая-то деревенька в десять домов, а большое поместье. Но по обычаям их семьи, второй сын становится военным. Поэтому он одевался скромнее. Хотя и старший брат не любит показной роскоши. Вот эта родовая брошь — единственное исключение.

Яхин молча шел по коридору. Рекем следовал за ним. Все, что не было произнесено вслух, кипело внутри. Младший брат был совсем другим. Он любил роскошь, любил королевские милости. Он прилепился во дворце, как репей к шкуре пса, и готов был танцевать и ползать на брюхе, чтобы заслужить "кость", брошенную царственной рукой. И там, где Яхин проявил твердость, Элдад прогнулся. Граф Бернт не пожелал склонить колени перед Сайхат, как того требовал этикет, а Элдад, говорят, даже стихи ей писал. Дурные стихи, конечно. А еще, говорят, что молодая "королева", обещала в благодарность сделать Элдада графом Бернтом. Только ничего у нее не выйдет. Пусть мрачный орден Избранных в одно мгновение превратился в Святую церковь, а люди, прячущие лица под темно-коричневыми балахонами, по мановению королевской руки стали священниками, но никто не торопится изменять вере предков и храмы Святой церкви пустуют. Так и тут. Может, ведьма и желает передать титул младшему брату, но законов страны ей не изменить, графом останется Яхин.

До того, как братья вышли во двор, Рекем все же заговорил.

— Мне следовало согласиться возглавить дворцовую стражу. Хотя бы временно, для вида. Я бы вправил мозги этому...

Брат резко останавливается и разворачивается к нему. В каждом движении, во взгляде, столько власти, что сердце невольно вздрагивает. Впервые Рекем чувствует, что стоит не перед Яхином, с которым играл в прятки в огромном замке, а перед своим сюзереном.

— Оставь его в покое, — он произносит эти слова спокойно, но так, что даже мысли не возникает ослушаться. — Если в нем есть хоть капля разума, он скоро поймет, что к чему. А если не поймет... просто считай, что у нас нет младшего брата. Мы не воюем с королем. Даже если его величество сто раз поступит неправильно, мы не будем воевать с ним. Мы просто не оказываем почести ведьме и шлюхе. Это понятно?

— Да, мой господин.

В этом ответе нет подобострастия, только обещание полной поддержки и повиновения и брат улыбается светло, кладя руку на плечо.

— Идем, нас уже заждались.

Во дворе шумно. Смеются женщины в дорогих охотничьих костюмах, лают псы. Лесничий держит рог на полпути к губам, ожидая сигнала от графа.

— Мы уже думали, вы не придете. Хотели начинать без вас, — мама чуть хмурит брови. Она уже не молода, но еще сильна и здорова, седые волосы в волосах ничуть не портят ее величественной красоты. Хотел бы Рекем, чтобы у него была такая же жена. Она будет меняться с каждым годом, но оставаться такой же привлекательной. Сейчас за невинной фразой он видит тревогу. Она спрятана в глубине карих глаз. Хочется точно так же положить ей руку на плечо и сказать: "Все будет хорошо. Это понятно?" Но сейчас такое будет неуместно. Братья легко вскакивают на лошадей, которых подвели слуги, лесник наконец трубит в рог.

...Все происходит так неожиданно, что Рекем не успевает ничего сообразить. Вот они с братом несутся по лесу впереди всех. Собаки лают все громче, значит еще немного — и они загонят оленя. А в следующее мгновение лошадь испуганно всхрапывает и поднимается на дыбы.

Он чуть не вылетел из седла. Еле успокоил ее. И только потом понял причину ее строптивости. Прямо на дороге лежит лошадь Яхина, жалобно ржет — нога явно сломана. А сам Яхин неподвижно валяется поодаль. Еще до того, как он подбегает к брату, вокруг снова оказывается очень много людей, слуг. Они переворачивают брата на спину, один щупает артерию, прижимается ухом к груди. Наконец выносит вердикт.

— Граф Бернт мертв. Шею свернул.

Кто-то из женщин вскрикивает, кто-то падает в обморок, кто-то начинает громко рыдать. Мужчины предлагают перенести тело в замок, за спиной перешептываются о превратностях судьбы, и только он ревет как раненый медведь.

— Это ложь! Он не может умереть. Лошадь не может сломать ногу на ровном месте. Этого не может быть!

Он рвется к Яхину, чтобы доказать, что они бестолковые врачи. Всех почему-то пугает его поведение, его пытаются удержать...

Он немного пришел в себя только к вечеру. Вдруг очнулся возле камина в гостиной с бокалом вина в руках и осознал, что его накачивают лейнским уже несколько часов. Вот только не берет нисколько. Хлебает его как воду, а в голове по-прежнему звенящая пустота, ощущение, что он видит дурной, вязкий сон.

— Граф Бернт, леди Ароди хочет видеть вас.

Слуга почтительно замирает у входа, а он вскакивает радостно оглядываясь. Сон! Конечно, сон. Он просто напился, вот и снится всякое. Где Яхин? Он выискивает брата среди людей, все еще толпящихся в гостиной. Они смотрят так странно: с испугом, сожалением, некоторые со злорадством. Почему они так смотрят?

— Граф Бернт, что мне передать леди Ароди?

Рекем встречается взглядом со слугой и наконец понимает, что тот обращается к нему. Ну конечно. Теперь он не маркиз Цаир, а граф Бернт. А безголовый Элдад сегодня стал маркизом Цаиром.

— Этого не может быть, — твердо повторяет он вслух. — Лошадь не может сломать ногу на ровном месте.

— Не надо об этом так... громко, — выдыхает маркиза Чанер. — Говорят, ведьмы могут слышать издалека.

И гости начинают торопливо расходиться. Что если ведьма и видеть может издалека? Тогда Сайхат не понравится, что они поддерживали семью Ароди. Никому не хочется погибнуть, совершая верховую прогулку...

— Я совершу молитву.

Голос принцессы звучал виновато, хотя извиняться следовало ему. Он даже открыл рот, чтобы сделать это, но слова застряли в горле. Солнечный свет освещал Мирелу со спины, создавая вокруг нее золотое сияние, как обычно рисовали на картинах у святых.

Рекем склонил голову, но не услышал из молитвы ни слова. Напрасно он приехал сюда. Как эта девушка поможет ему? Она сама нуждается в защите...

— Кушайте, граф, — предложила принцесса. — Письмо отцу я уже отправила. Уверена, все будет хорошо, — она мягко улыбалась.

Характером она походила на мать: и простотой в общении с подданными, и стойкостью, когда дело касалось ее принципов. Завтракая, девушка задавала вопросы, намеренно избегая болезненных тем. Рекем сам не заметил, как разговорился. Он рассказывал об общих знакомых, о происшествиях в детстве. Она весело смеялась, затем тоже рассказывала что-то. Завтрак давно закончился, горничная убрала со стола. Правила этикета требовали закончить аудиенцию, но он никак не мог уйти.

— Мы встретились в печальное время, — Мирела будто прочла его мысли. — Но ваш приезд утешение для меня. До сих пор единственное, что я делала, — это читала Священные книги и молилась в часовне.

— О здешней часовне ходят легенды, — улыбнулся Рекем. — Я едва приехал — уже слышал некоторые от слуг.

— Наверно, вы имеете в виду священника, которого пригласили, чтобы молиться об одной из предыдущих графинь Зулькад, потому что она никак не могла зачать наследника? — подхватила принцесса. — Да здесь любят эту легенду. Священник молился почти целыми сутками, но выходил из часовни, пылая здоровьем: бодрый, с румянцем на щеках. А некоторые даже говорили, будто от него пахло костром и жареным мясом. Но главное — наследник все же родился. Вам об этом рассказали?

— Да, — рассмеялся Бернт.

— Это было почти первое, что я услышала, когда вступила в этот замок...

— Госпожа! — в комнату, запыхавшись, вбежала горничная. — Госпожа, что делается...

Принцесса вмиг переменилась: она умела быть властной, когда это требовалась.

— Что случилось, Векира? — строго спросила она.

— Госпожа, там какой-то граф от короля приехал, мне кажется, это Даут...

— Даут? — принцесса дрогнула.

Граф Даут когда-то познакомил короля с Сайхат — она приходилась ему племянницей. Когда Сайхат казнили, он тоже впал в немилость, но это проявлялось лишь в том, что он меньше времени проводил в обществе короля. И теперь, когда Манчелу желал наказать кого-то из подданных, он посылал Даута. Его визит вселял трепет, потому что без причины он не приходил.

— Граф Бернт, — Мирела встала. Рекем тоже поспешно вскочил, ожидая указаний. — Идите в свою комнату и там ожидайте... Будьте готовы... Если что...

Принцесса хочет, чтобы он сбежал, если Даут прибыл из-за него.

— Я буду готов, — он вышел.

В комнате он взял меч. Если его пришли арестовывать, он не сбежит и не сдастся. Все равно умирать, так лучше в бою. А если помощь потребуется принцессе, он вступится за нее.

Мирела попросила горничную открыть дверь в гостиную и передвинула стул так, чтобы он стоял точно напротив входа. В коридоре послышался шум, тяжелые шаги, шелест платья. Видимо, Даут шел по коридору, а следом спешила графиня Зулькад.

— Леди Шедеур только что завтракала. Может быть... — послышался ее холодный голос.

Они появились в дверях. В последний раз Мирела видела графа Фихол около девяти лет назад, но он будто совсем не изменился: напыщенное, самодовольное лицо сильно сужается к подбородку, щеки выбриты до синевы, слишком большой, мясистый нос возвышается горой среди впалых щек. Ему исполнилось уже пятьдесят пять — он был немного моложе короля, но выглядел значительно лучше Манчелу, потому что, в отличие от короля, нисколько не поправился. Даут никогда не улыбался, всех подозревал. Немало дворян закончили жизнь на плахе из-за того, что они не понравились этому человеку. Выгоду это приносило и государственной казне, и карману графа. Даже графиня Зулькад боялась его, хотя она всего лишь сделала свой дом тюрьмой.

— Вина с дороги? — казалось, она заискивала перед графом, но принцесса, знавшая эту аристократку много лет, понимала, что это всего лишь маска. Граф этого не почувствовал.

— Позже, — отрезал он, пристально глядя на принцессу, гордо вскинувшую подбородок.

Мирела не знала, что делать. Даут с порога унизил ее, не только не преклонив колени, но и не поздоровавшись. Встать ли ей и произнести протест, как учил ее духовник, или же сидеть, демонстрируя такое же пренебрежение?

— Леди Шедеур, — граф соизволил обратиться к ней, и Мирела вскочила.

— Я принцесса Кириаф-Санна и требую, чтобы ко мне обращались согласно моему титулу. Я не позволю, чтобы...

— Что ж вы так с порога? — Даут удовлетворенно оглядел строптивицу. Он горой возвышался над ней. — Вы ведь не знаете, с какой вестью я приехал к вам, а уже возмущаетесь.

— Я требую...

— Подождите требовать, — чуть насмешливо перебил мужчина. — Я к вам, даже не отдохнув, чтобы по приказу короля вслух прочитать его письмо. Выслушайте его, а после этого будете требовать, — граф достал из-за пазухи сложенный и запечатанный сургучом листок. Сломав печать, он выставил его перед собой и с пафосом прочитал. — "Моя дорогая дочь, Мирела, — отец не назвал ее "леди Шедеур", как приказал, отметила девушка, а значит, хочет примириться. Принцесса вслушивалась в письмо, стараясь уловить то, что грубый голос графа не мог передать — хотя бы малейший намек на то, что отец любит ее. Граф высокопарно продолжил. — Я рад был услышать, что ты хорошо себя чувствуешь. Я скучаю по тебе и, надеюсь, мы скоро сможем увидеться. Я направляю к тебе брата Жамберу, он священник Святой церкви. Ты можешь доверять ему, как себе. Он будет проводить богослужение для тебя и твоих слуг, а также приготовит тебя и всех желающих к посвящению в Святую церковь. Как только ты пройдешь обряд, ты вернешься в Беероф, где публично заявишь об этом, и мы сможем встретиться после долгой разлуки. Король Манчелу".

В комнате стояла мертвая тишина. Муха с мерным жужжанием летала вокруг Даута, ища, куда приземлиться. Справа и чуть позади графа замерла фигура, в сером длинном балахоне, капюшон которого был сильно надвинут на лицо. Смутно виднелась лишь длинная борода.

— Брат Жамбера, — наконец произнесла принцесса. — Снимите капюшон, у нас не холодно.

— Священники Святой церкви, не показывают лица, согласно уставу, — Жамбера говорил глухо и хрипло. — Вы ведь знаете это, не так ли? Так было и в церкви Хранителей Гошты в ордене Избранных, откуда я вышел.

— Орден Избранных весь присоединился к Святой церкви? — уточнила девушка. — Не случайно он мне не нравился. Никогда не понимала это установление. Отец согласен с тем, что священники должны прятать лицо?

— Он одобрил эту традицию, — охотно пояснил Жамбера.

— И священники согласились сделать это? — расспрашивала она, будто обладала властью изменить что-то. Даут с насмешкой наблюдал за ней. — Так, может, это не Святая церковь, а преступная? Только разбойники прячут лица.

— Мы скрываем лицо, — возразил Жамбера кротко, — чтобы наша паства знала, что наш голос — это голос Божий, а не человеческий. Эль-Элион говорит тебе, Мирела, что если ты не смиришься перед отцом, то навсегда останешься в тюрьме, а если смиришься — вновь станешь первой леди королевства. Преклони колена, чтобы я благословил тебя, и мы можем немедленно начать духовные уроки, — предложил он.

— Эль-Элион говорит тебе, Жамбера, — смело откликнулась Мирела, шагнув вперед, — что люди, предающие веру, предадут и короля. Я не изменю ни королю, ни убеждениям. И от того, что я и моя мать находимся в тюрьме, мы не перестали быть первыми леди королевства.

— Ты отказываешься исполнить волю отца? — вступил Даут.

— Я буду присутствовать лишь на богослужении, проводимом отцом Иавином, моим духовником.

— В таком случае, его арестуют.

— Тогда я буду читать слово Божие и молиться в часовне, но к брату Жамберу я не приду.

— Вы и в этом противитесь отцу, леди Шедеур?

— Я принцесса Кириаф-Санна, и буду повиноваться отцу во всем, что не противоречит воле Эль-Элиона.

— Я доложу об этом королю, а до его особых распоряжений, вы лишаетесь всех привилегий, — скривил губы граф.

Он обернулся. Графиня Зулькад с фальшиво-подобострастной улыбкой сообщила:

— Стол накрыт в большой зале. Или вы сначала искупаетесь?

— Графиня, — словно не слыша ее лепета, обратился Даут, — отныне король освобождает вас от обязанности присматривать за леди Шедеур. Она переходит под мою опеку, а вы должны позаботиться, чтобы мне и моим людям понравилось у вас в гостях, — он вновь повернулся к принцессе. — Сейчас вы, леди Шедеур, пройдете в спальню и не выйдете оттуда до особого распоряжения короля. А чтобы вы исполнили это повеление, двое моих людей будут караулить возле дверей.

— Вы не имеете права назвать меня, не упоминая моего титула, — Мирела начала произносить протест, который выучила наизусть. — Вы не имеете права...

Даут повернулся спиной, отдавая приказ:

— Имна, Кеназ, проводите леди Шедеур в спальню. Если она будет сопротивляться, примените силу, — с этими словами он вышел.

Мирела вспыхнула, но спорить больше не имело смысла. Если она не хочет, чтобы ее унизили перед обитателями замка, ей придется подчиниться.

Принцесса безучастно сидела возле письменного стола, не слыша, что воркует суетящаяся вокруг нее Векира. Все вернулось. Она надеялась, что жизнь налаживается, что отец любит ее и, освободившись от ведьмы, захочет вновь увидеть. Он ведь даже по ее просьбе помиловал несколько дворян. Но все вернулось. Неожиданно ей стало душно, и она рванула ворот платья.

— Госпожа, госпожа, дать вам вина? — переполошилась горничная.

— Нет, — Мирела стиснула зубы, чтобы не расплакаться. — Оставь меня, все будет хорошо.

"Я выдержу, я смогу, — твердила она себе. — Разве не написано в Священной книге Кашшафы, что Эль-Элион посылает лишь столько, сколько мы можем вынести?"

... — Ты выдержишь. Разве не написано в Книге Вселенной, что Эль-Элион посылает лишь столько испытаний, сколько мы можем вынести? — рука отца Узиила, духовника ее матери, который привез ей добрую весть, пахнет ароматным маслом. Она сморщенная, но теплая. Когда девочка касается ее губами, ее наполняет сила, потому что Узиил любит ее. Любит, возможно, больше, чем собственных детей. И наверняка больше, чем ее отец.

— Я так устала, отец Узиил, — она опускает голову ниже, чтобы духовник не заметил ее слабости: по щеке скатилась слеза, хотя она так старалась ее сдерживать. — Мне только четырнадцать. Я больше не могу бороться в одиночку.

— Ты не одна, — в голосе старика нет упрека, только утешение. — Пусть твоя мать, да и я, чаще всего далеко от тебя. Но мы молимся о тебе и желаем тебе добра. Отец захочет подкупить тебя своей добротой, но ради матери, ты должна быть непреклонна. Ты принцесса Кашшафы. Не соглашайся на меньшее.

Манчелу приехал в замок верхом. Большинство подданных, сопровождавших его, отстали, после бешеной скачки. Несмотря на возраст и полноту, король выглядел молодо, хорошо держался в седле. Отец легко спрыгнул на землю, бросил поводья кланяющемуся конюху. Для дальней дороги он надел темно-синий кафтан, из-под которого виднелись декоративные доспехи из синей кожи с золотыми клепками. Темные волосы придавали моложавость, но в небольшой бородке появились седые волосы. В каждом шаге, в каждом движении сквозила уверенность и величие. Он добродушно смеялся над шуткой очередного фаворита, семенящего следом. Зубы сверкали на загорелом лице, от короля исходила энергия и здоровье. И в сердце девочки закралась надежда: отец доволен и счастлив, и возможно, сжалится над ней. Возможно, ей не придется с ним бороться.

Когда он вошел в комнату, Мирела встала на колени и смиренно склонила голову. Смех короля тут же утих. Девочка не могла видеть его лица, но, казалось, тяжелый недобрый взгляд скользит по ее голове, сгибает спину ниже. Ничего не изменилось. Он не любит ее, поэтому сейчас он скажет только одно...

— Я вижу, леди Шедеур смирилась. Ты готова признать, что мой брак с твоей матерью не был законным?

— Господин, — он не знала, откуда взялись силы, как она смогла справиться со страхом и отчаянием. — Я люблю и уважаю вас, как отца и короля. Я буду повиноваться вам во всем, что не противоречит моей совести. Я не могу согрешить перед Эль-Элионом и оправдать то, что вы сделали с моей матерью. Я принцесса Кириаф-Санна, Ваша законная дочь.

Она сделала все так, как ее учил духовник.

— С...!

Грубое слово будто плетью стегнуло по спине. Никто и никогда не обращался с ней так. А в следующее мгновение король уже вылетел вон. Возможно, он боялся, что убьет непокорную дочь, если задержится еще немного. Но она слышала, как он рычит в бешенстве:

— Графиня Зулькад, если мне доложат, что вы слишком мягко обращаетесь с леди Шедеур, я прикажу казнить всю вашу семью по обвинению в государственной измене.

Мирела все еще стояла на коленях, когда на улице послышался шум. Король покидал замок, не задержавшись здесь даже полчаса. Тогда она поднялась, пошатываясь, вышла на балкон и там снова упала на колени, она всматривалась в могучую фигуру отца, чтобы поймать его взгляд, но Манчелу даже не оглянулся.

— Вот, выпейте, госпожа, — обратилась к ней горничная.

Принцесса словно очнулась. Она взяла бокал и, даже не пригубив, отставила его в сторону.

— Векира, надо предупредить графа Бернта. Теперь ясно, что я не смогу помочь леди Бернт. Ему надо как можно скорее покинуть замок.

— Да что вы, — всплеснула руками девушка. — Граф Бернт разве уехал бы? Видели бы вы, как он вступился за вас. И Даута не побоялся. Прямо как древний рыцарь против дракона, наскакивает на него — Даут-то его выше. Говорит: "Какое вы имеете право? Король не мог приказать так обращаться со своей дочерью!"

— Он сошел с ума!

— Да он, верно, влюбился в вас, — авторитетно заявила девушка. — Вон вы у нас какая хорошенькая. А и вам веселее будет. Вовремя он сюда прибыл.

— Векира, как ты смеешь?! — возмутилась Мирела. — Принеси мне вина и перестань болтать глупости.

— Вино вон рядом с вами стоит, — понимающе усмехнулась горничная. — Я уж не знаю, о чем там король распорядился, но Даут разрешил Бернту с вами видеться, если вы, конечно, захотите. А покидать замок ему запретили. Сейчас я вам печеньев с кухни принесу.

Горничная вышла, и принцесса потрогала вспыхнувшие щеки. Они были такие горячие, что кажется, приложи к ним бумагу — загорится. Девушка заглянула себе в душу: что ее так смутило? То, как смело Рекем вступился за нее, и даже бестактное замечание Векиры доставили ей удовольствие. Но играть с чувствами других очень неприлично, поэтому, если придется увидеться с графом, надо вести себя как можно сдержанней, чтобы он ни в коем случае не мечтал о несбыточном. Знатные дамы часто заводили себе любовников из мелких дворян, но она не такая, и граф Бернт это прекрасно понимает.

10 юльйо, Жанхот, королевский дворец

Вчера Ялмари и Полад закончили трапезу в кругу семьи. Сначала беседовали ни о чем, боясь затронуть опасные темы. После этого принц и принцесса покинули столовую, оставив родителей наедине.

— Как тебе это удалось? — спросила Эолин, пока они шли по коридору. — Я его тоже уговаривала, но Полад был неумолим.

— Он согласился ради моего приезда. Сказал, что только на один раз.

— А он не рассказывал, что у них произошло?

— В общих чертах. Но мне кажется, тут какое-то недоразумение. Очень надеюсь, что они помирятся. И так проблем много...

— Я тоже на это надеюсь, — вздохнула Эолин. — А то каждый раз, когда обращаешься к Мардану, чувствуешь себя предательницей. Ты куда сейчас?

— Хотел уехать в Ецион-Гавер, но Полад просил быть поблизости. Так что — опять в домик лесника.

— Хотел уехать? — не поверила принцесса. — А как же горничная? Ты знаешь, что она, оказывается, дочь графа Лаксме? Мардан сказал. Ее отец долго был в плену в Лейне. Они его выкупили, продав все, что только можно было продать, но он все равно вскоре умер. Теперь ее брат живет у тети, а ее хотели замуж выдать за сына главы цеха мясников. Представляешь? В общем, она предпочла служить горничной. А я хотела сделать ее фрейлиной, так она отказалась. Такая гордая!

— Тогда понятно, — хмыкнул принц.

— Что понятно? — уточнила Эолин.

— Понятно, почему она меня так холодно встретила. Дочь графа и лесник... Не пара, — он криво усмехнулся.

— Так ты бы сказал ей правду. Давно пора!

Они постояли на лестнице. Здесь принцесса должна была свернуть в галерею, а Ялмари, спуститься вниз, чтобы покинуть дворец.

— Не хочу, — покачал головой он. — Думаешь, это очень весело, когда тебя любят лишь за то, что ты принц?

— Ты прав, — согласилась девушка. — А что мне теперь делать? Уволить ее? Или отдать другой фрейлине?

— Ни в коем случае. Пусть все будет как прежде. Пусть читает книги, гуляет по лесу и вообще делает все, что хочет. Я могу сам оплачивать расходы по ее содержанию.

— Думаешь, я такая жадная, братик? — принцесса смотрела с укором. — Я пока, да пошлет Эль-Элион долгих лет жизни Поладу, не бедствую.

— Ладно, тогда до завтра, и предупреди еще раз слуг, чтобы не болтали.

— До завтра, Ллойд.

Ялмари чуть нахмурился, но промолчал. Слышать это имя из родных уст было неприятно, от других он терпел его потому, что они не знали правды.

Он доехал до домика довольно быстро. Как ни претила мысль входить в комнаты, где все пахло Илкер, он себя пересилил. Не строить же другой дом из-за этого недоразумения.

Но, войдя, он первым делом растворил окна, впуская свежий лесной воздух. Знал, что это не скоро поможет, острое обоняние еще долго будет улавливать присутствие девушки. "За любое благословение надо платить", — грустно улыбнулся он.

Утром он встал позже обычного — сказались долгие дни, когда он не мог нормально отдохнуть. Чтобы взбодриться, первым делом отправился к колодцу. Пару ведер холодной воды на себя — и он готов опять скакать и сражаться. Вообще делать все, что скажет Полад.

Трава приятно покалывала босые ноги. Дух на мгновение захватило, когда ледяные струи окатили его с макушки до пяток. Ялмари уже бросил ведро в колодец, чтобы достать следующее, но вместо ручки ворота, схватился за штаны — ветер донес знакомый запах. Хорошо, что одежду рядом положил. Он затягивал ремень, когда из леса выбежала Илкер.

Он поздоровался и уже при ней натянут рубашку, одновременно пытаясь вникнуть в ее невнятные объяснения. Кажется, она очень сожалела о вчерашней ссоре — это единственное, что он понял. Девушка, стоявшая так близко и так безмятежно беседовавшая с ним, сводила с ума. Ялмари убеждал себя, что это наваждение, что она такая же, как и другие, — ей нужен богатый и знатный жених, а не какой-то лесник. Но уговоры не помогали. А она все продолжала тараторить, будто боялась захлебнуться в собственных словах. Остаться друзьями? Как прежде гулять по саду, и беседовать о пустяках? Но теперь все изменилось. Неужели она не понимает?

— Значит мир? — горничная робко улыбалась.

"Совершенно не понимает", — сделал вывод он.

Илкер не находила себе места. Сидя над Священной историей Энгарна, она пыталась успокоиться после неожиданного появления лесника. Правильно ли она сделала, что так сурово отчитала его? Конечно, правильно! Что такого было между ними, что он позволил себе подобное? Но у Ялмари было такое лицо... С таким лицом топиться идут. Уж к ней он точно не придет после этого — от этого становилось очень тоскливо. "Ну и пусть не придет! — уговаривала она себя. — Он такой же как все, хочет развлечься с горничной, хотя я ничего для него не значу!" Но тоска не проходила, наоборот, она все больше росла. Девушка отодвинула книгу и попыталась разобраться в себе.

Следовало признать, что Ялмари попал под горячую руку, пришел именно тогда, когда все в ней кипело. Она бы никогда так резко не одернула парня, если бы не два обстоятельства.

Первое — это знамение, которое она попросила у Эль-Элиона. Первого юльйо она ходила в лес и случайно набрела на домик лесника. Обошла его, дотрагиваясь до вещей, представляя, как тут жил Ялмари... А когда уходила, загадала: если Ялмари вернется до восьмого юльйо, то он ее любит, и они непременно поженятся... Но проходил день за днем, а лесник так и не появлялся. Илкер уже пожалела об опрометчивых словах. Один голос убеждал: "Если не приехал через неделю, как ты загадала, значит, не твой, и не надо обманываться". Другой возражал: "Тоже мне пророчица! Разве не надо слушать сердце?" Теперь этот случай казался ужасной глупостью — с чего она взяла, что Эль-Элион будет давать ей знамения?

Но решающее значение в том, как она встретила Ялмари, имело другое обстоятельство. Ялмари почему-то не нравился Пайлун — подруге-горничной. Она возьми да и скажи вчера ближе к полудню:

— А лесник-то твой приехал уже. Весь город его видел. Раненый, говорят. Что-то он к тебе не торопится прийти!

Поначалу она услышала только "ранен", в испуге расспрашивала подругу о подробностях: может, ему требуется уход? И лишь потом до нее дошло главное: Ялмари вовсе не хочет ее видеть. Она слишком много о себе вообразила, а у него есть дела поважнее. Может, и невеста у него есть. Побогаче. А Пайлун будто мысли ее подслушала:

— Знаю я таких. Улыбаться умеют. Слова красивые говорить. Да только не для того, чтобы жениться. Женятся-то они пусть на уродинах и ведьмах, но на богатых!

Илкер очень старалась не показать, как ранят ее эти слова. Но и спорить не стала. Разве Ялмари не исчез после того, как она сказала, что у нее нет приданного? После этого и исчез, даже не попрощался. Может быть, подруга еще что-то о нем знает, только рассказывать не хочет, чтобы не огорчить ее, поэтому и не любит его. Илкер тоже не стала расспрашивать. Зачем травить себе душу? Лучше выбросить его из головы раз и навсегда. В мрачном настроении она ожидала, что принцесса даст ей какое-нибудь дело. Но Эолин, чем-то очень взволнованная, не обращала внимания на новую горничную. Тогда девушка отправилась в библиотеку, но и тут металась, не могла найти книгу, которая бы заняла ее мысли и успокоила. Достала одну, полистав, положила на место, взяла вторую. Третью. И тут внезапно Ялмари налетел как вихрь... Именно в тот момент, когда она в мыслях сто раз обиделась на него по сотне мелких причин и одной крупной, высказала все, что она думает о его поведении и раз десять рассталась, громко хлопнув дверью.

И пожалела о своей резкости, едва Ялмари скрылся. Конечно, он вел себя дерзко: верх неприличия прикасаться так даже к невесте, об этом в церкви на проповеди чуть не каждый день отдыха говорят. Но она не хотела прогонять его совсем, только установить определенные правила. Конечно, он не имел права поступать так, если имел хоть каплю уважения к ней и такое поведение показывает, что он считает ее доступной, пригодной для того, чтобы развлечься и забыть. И это говорит о том, что он только притворялся порядочным.

Или не говорит?

С каждым мгновением ей все труднее верилось в то, что Ялмари — чудовище. И чем чаще она твердило это про себя, тем меньше в это верилось. Он просто был рад ее видеть. Он соскучился. Он не пришел сразу после приезда? Но, возможно, у него были какие-то дела. Возможно, ему надо было отчитаться перед Поладом. Он ведь служит Поладу.

Смятение добавляло то, что совсем недавно, во время тяжелой болезни, она видела странные сны. В них Ялмари ни капли не походил на бессердечного развратника, только и думающего, как соблазнить горничную. Он был совсем другой. И она готова была умереть, чтобы спасти его. Конечно, это был лишь сон. Конечно, ей приснилось то, о чем она мечтала: что она любит и любима.

А что если нет?..

Тогда что это было? Нет, ну что за самомнение! Конечно, это был обычный болезненный бред и ничего больше.

В этой мучительной борьбе прошел весь день, а потом и вся ночь. Под утро Илкер поняла, что ей необходимо поговорить с Ялмари еще раз. Если это всего лишь недоразумение, он поймет. Они помирятся, и все будет как прежде. Если же он плохой человек, это тоже сразу будет видно. Но она хотя бы успокоится, поняв, что поступила правильно.

Позавтракав и убедившись, что у принцессы по-прежнему нет поручений, Илкер пошла в лес. Чем ближе она подходила к домику лесника, тем сильнее стучало в висках. Она уже жалела, что затеяла этот поход, но потом образумила себя: она объяснит, почему так поступила, извинится и уйдет. Непредосудительно извиниться, когда ты не права. Чтобы не передумать, девушка прибавила шаг и почти выбежала на полянку перед домом лесника.

Ялмари, стоя у колодца, обливал себя водой. Из одежды на нем были только брюки. Она смущенно отметила, что на груди у него много волос. На шее висела золотая цепочка с черным овальным камнем на груди. Рядом с камнем, блеснул медальон.

— Здравствуй, — неуверенно произнесла она.

Ялмари потянулся за рубашкой.

— Здравствуй, Илкер, — пробормотал он. Надел черную рубашку ("Опять черную!" — мелькнуло у Илкер) прямо на мокрое тело. — Извини, — от вчерашней радости, с которой он кружил ее по комнате, не осталось и следа. Взгляд напряженный, будто ожидает подвоха.

— Ялмари, — начала Илкер, но слова, которые она заготовила, куда-то делись. Заговорила сбивчиво, надеясь, что он поймет, как понимал всегда. — Ялмари... — повторила она. — Вчера я... Все произошло так неожиданно, и ты... Я не знаю, почему ты подумал... Ведь нельзя обнимать девушку. Даже невесту обнимать не поощряется... — она несла ужасную чушь и от этого покраснела. Собравшись с духом, закончила. — Но я не хотела тебя обидеть. Может быть, ты не имел в виду ничего дурного. Мне кажется, мы можем остаться друзьями... Как раньше...

Ялмари слушал это, чуть сдвинув брови. Напряженность не исчезла. Нет, она ошиблась, он ничего не понял, будто тоненькие ниточки, связывавшие их раньше, порвались безвозвратно. Илкер добавила торопливо:

— Ты не против?

Он прикоснулся к цепочке на шее, будто погладил. Уточнил негромко:

— Остаться друзьями?

— Да, — подтвердила девушка.

— Не против, — серьезно ответил он.

Илкер несмело улыбнулась:

— Значит, мир?

— Да, — он так и не улыбнулся. И шага навстречу не сделал.

— Тогда я пошла? — робко спросила она. — Еще увидимся?

— Да, — повторил он. — Еще увидимся.

Она отправилась обратно в лес. На краю поляны обернулась. Ялмари так же стоял у колодца, пристально следя за ней. Илкер помахала ему и скрылась за деревьями.

Солнце уже поднялось высоко, когда королева наконец смогла разомкнуть веки. Но тут же снова прикрыла их. Еще немного понежилась в постели, ожидая, когда пробьют городские часы, чтобы определить, сколько же она проспала. Она не отдыхала так целую неделю, с тех пор как поссорилась с Поладом. На нее свалилось все сразу: увлечение сына горничной, его отъезд в опасное путешествие, ссора с... мужем. Он ее муж уже восемнадцать лет. Почти с той самой ночи, когда погиб король Ллойд.

— ...Дан! — Эолин никогда не называла любовника полным именем. Только так, как в детстве, — Дан.

— Тише, — даже в темноте она видела его улыбку. Он стоял у края постели. Волосы густые и темные, совсем как у маленького принца. Пройдет немного времени, и Дану придется стричь их как можно короче, чтобы никто не заметил сходства между ними. Шрамы от многочисленных ожогов уже зажили без следа, а ведь три дня он был между жизнью и смертью, и никто не верил, что человек с такими ранами выживет...

— Почему ты так долго, Дан? Я чуть не уснула.

— Я бы разбудил тебя, — он лег рядом. Когда успел раздеться? Она с любовью провела ладонью по его плечам.

Четыре года назад Мардан Онер помог ей добраться до Жанхота, избегая многочисленных ловушек врагов, желавших погубить наследную принцессу. Когда Дан захотел покинуть Энгарн, чтобы вернуться на родину, Эолин не препятствовала и не обмолвилась о беременности. Вместо этого поговорила откровенно с молодым герцогом Цереф-Шахаром, смотревшим на молоденькую принцессу с нескрываемым обожанием. Она не ошиблась: Ллойд Люп тут же согласился стать королем и скрыть позор принцессы. Венчание назначили через неделю после коронации...

— Я так скучала... — шептала она любовнику.

— Не обманывай, — снова засмеялся Дан. — Ты вся в государственных делах и скучать тебе некогда...

Так они жили: днем королева и король притворялись счастливой парой, а ночью приходил Дан, единственный, кого она любила. Хорошо, что никто не знал, кто сопровождал принцессу в Жанхот. Но фамилию пришлось изменить — она фигурировала в некоторых документах. Теперь из Мардана Онера он превратился в телохранителя Мардана Полада. Король то и дело предъявлял права на супружескую постель, но Эолин вновь и вновь просила не торопить ее чувства, намекнув, что в свою очередь не возражает, если тот будет содержать любовницу. Главное, чтобы это не стало достоянием страны.

— Ты сказала Люпу, что беременна? — поинтересовался Дан, между поцелуями. Его очень беспокоило, как король отреагирует на это известие. Все-таки одно дело — покрыть грехи молодости, а другое всю жизнь воспитывать чужих ублюдков.

— Я сказала... Все хорошо, не волнуйся.

Король действительно на удивление спокойно принял это известие. Даже не спросил, кто отец ребенка.

...Дверь распахнулась так неожиданно, что Эолин вскрикнула. Король Ллойд с факелом в одной руке и мечом в другой шагнул в спальню. Дан перекатился на край кровати, и уже садясь, попытался дотянуться до оружия. Но Ллойд опередил его: в горло уперлось острие меча.

— Ты? Мерзавец... Охраняешь королеву? А ты, Эолин... Как ты могла так опуститься? Спать со слугой...

— Ллойд, пожалуйста! — она старалась не кричать. Супруг пришел один — это к лучшему, можно договориться...

— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я всю жизнь бесстрастно наблюдал за тем, как ты спишь с этим...

— Не смей оскорблять ее... — прошипел Мардан.

— Сможешь мне помешать? — ухмыльнулся Ллойд.

Вместо ответа Мардан стремительно отклонился назад, а в следующее мгновение обхватил запястье короля и сжал так, что Люп, вскрикнув, выронил меч. Телохранитель подхватил оружие налету и выставил перед собой.

— Дай мне одеться, и встретимся в другом месте, — предложил он.

Ллойд сдержанно кивнул и вышел.

— Дан! — Эолин заплакала.

— Все будет хорошо, — женщина видела, что телохранитель и не пытался успокоить ее, в мыслях он уже беседовал с королем. — Никуда не выходи, — предупредил он.

Через полчаса Дан вернулся в спальню, устало сел на кровать.

— Король мертв, — сообщил бесстрастно. — Мне придется уехать.

— Нет! — воскликнула она, обхватила руками за шею, будто могла удержать его так, если он захочет уйти. — Мы все уладим, — горячо запричитала она. — Если надо — найдем преступника. Не бросай меня! — она не задумывалась о том, что произошло. Главное — Дан жив, ничто не угрожает ни ей, ни ее детям.

— Как скажешь, — взгляд пустой, бесстрастный. — Если ты хочешь, я останусь. Но тогда ты должна стать моей женой.

— Но...

— Об этом никто не узнает, но я хочу, чтобы перед Богом ты стала моей женой, а дети — моими законными детьми. Это мое требование. Если ты не согласна — я уеду.

— Нет, не уезжай!.. — ей на миг показалось, что он может прямо сейчас раствориться в ночи, а ей придется самой решать навалившиеся проблемы. — Я сделаю все, как ты скажешь. Я согласна, — заверила она, вцепившись теперь в его руку.

— Тогда поженимся завтра же, — категорично заявил он. — А сейчас одевайся. Иди в Зал Славы. Там найдешь Люпа. Кричи и плачь, рви на себе волосы — люди должны поверить, что ты скорбишь о муже. Я спущусь позже вместе с другими слугами.

— Хорошо, — она мелко задрожала от страха — ей придется первой увидеть труп короля, мужа...

— И еще — виновных найти не должны. Я не хочу, чтобы кого-то казнили. Поняла?

— Да.

— Одевайся, — Дан вышел, тихонько закрыв за собой дверь.

Никто, кроме детей, не знал, что после смерти короля Ллойда, она и Полад обвенчались в маленькой церквушке, хорошо заплатив священнику. Он даже не знал настоящих имен тех, кого венчает. Смешно. Если бы она захотела расторгнуть брак, Мардан не смог бы найти ни одного свидетеля, подтверждающего, что он заключен. Но Поладу это кажется таким важным...

Эолин провела рукой по широкой постели. Дан ушел, когда небо за окном даже не посерело. Хорошо, что сын убедил его поужинать с ними. Она не ожидала, что у него получится... Дальше все произошло как-то само собой. Наверное, Дан устал от этой ссоры не меньше, чем она.

Часы за окном пробили десять утра. Королева со вздохом села на кровати — надо подниматься и вновь играть скорбящую вдову.

10 юльйо, Замок Фей

Загфуран в один миг оказался в Аваримских горах, но визит в Замок фей пришлось отложить до утра. Силы, которые он получил после убийства, он истратил для перемещения, а для встречи с феями необходимо быть во всеоружии. Кто знает, что там случится?

Он слишком хорошо помнил наставления, которые давали в Храме Света перед отправлением на Гошту.

В Храме серебристое сияние излучают и стены, и пол, и потолок, и алтарь, похожий на гигантский якорь: из центра полукруга с заостряющимися концами под потолок уходит стела-стрела. Во время служения три острия, смотрящие в небо, из серебристого превращаются в ослепительно-белые. Диригенсы и минарсы, допущенные к служению, носят серебристые одежды, поэтому иногда церемониальные одеяния сливаются с льющимся со всех сторон серебром, и кажется, что служители растворяются в воздухе. Только головы и ладони летают отдельно от тел...

Минарсы исполняют самый большой и опасный труд для Ордена Света. После обучения они идут в многочисленные миры, вербуют помощников, встречаются с Управителями миров. Если Управители не хотят подчиняться Свету — их уничтожают силой ареопагита. Часто минарсы погибают в неравной схватке. Вот почему перед тем как они выходят в очередной опасный мир, их благословляют перед алтарем.

Загфуран склоняется на колени, запрокидывает голову, распахивает руки, вбирая в себя силу Света. Позади него полукругом стоят диригенсы, в том числе и его учитель Нафиш — высокий старик с длинными белыми волосами и бородой. С учителем у него сложные отношения. Но он единственный, кто не отказался от Загфурана и уже за это стоит поблагодарить его. Иначе ареопагит мог заинтересоваться минарсом, от которого отказывается третий учитель, но теперь вроде бы все уладилось. А ведь все, что было нужно Загфурану, — чтобы его поменьше "наставляли", просто не мешали заниматься самообразованием. Нафиш с этой задачей прекрасно справился.

Сейчас диригенсы, стоя за его спиной, поддерживают молодого минарса — человек не вынесет столько силы, сколько излучает алтарь, поэтому они несколько сдерживают ее.

Когда алтарь угас, Загфуран упал на пол. Нафиш подошел к нему, перевернул на спину. На губах ученика застыла блаженная улыбка. Диригенс слегка похлопал его по щекам. Минарс тут же встрепенулся. Казалось, тело распирает изнутри от энергии, хотелось хохотать, как сумасшедшему, и передвинуть какую-нибудь гору на другое место. Нафиш ласково улыбнулся.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Сам когда-то проходил через это. Но горы лучше не двигать. Силы пригодятся для перехода. Соберись. Ты знаешь, что на Гоште у нас нет полноценных союзников. Каждый может помочь и в следующий момент — предать. Поэтому погиб Бадиол-Джамал, твой предшественник.

Загфуран едва сдержался, чтобы не фыркнуть: по его мнению, Бадиол-Джамал был напыщенным стариком и погиб из-за собственной глупости.

Нафиш заметил, как изменился взгляд минарса, и укоризненно покачал головой, но вслух упрекать не стал.

— Мар-ди хочет что-то сообщить тебе.

Вперед вышел сухонький старичок в больших очках. Седые волосы торчали вокруг лысины, делая его похожим на сумасшедшего ученого, которых иногда показывали в фильмах в одном из миров. Воспринимать его всерьез было сложно, но недавно благодаря ему минарсы Храма Света проникли в закрытый мир, а позже нашли его Управителя Ланселота, который долго скрывался от Храма. Более того, оказавшись под полным контролем Управителя, Мар-ди не захотел вредить делу Света и сделал все, чтобы ареопагит заметил его необычное поведение. За проявленную смекалку и верность ареопагит удостоил Мар-ди высокого звания золотого диригенса — высшего отличия в Храме. Теперь он мог менять внешность по собственному желанию и то, что он оставался в том же несуразном теле, подчеркивало истину, что внешнее впечатление бывает обманчиво.

— Загфуран... — голос золотого диригенса звучал слишком тонко для седого мужа. — Недавно мы получили информацию из мира Ланселота — Флелана. Я сопоставил ее с теми сведениями, что мы получили от Бадиол-Джамала на Гоште... Дело в том, что во Флелане живут феи. Точнее не совсем во Флелане, а над ним — они создали заоблачный замок, границы которого не пересекает никто, даже сами феи...

Загфуран сжал зубы — если ему собираются читать лекции о мире, к которому он не имеет никакого отношения...

— Господин золотой диригенс, не могли бы вы кратко изложить то, что хотите сказать? — прервал Мар-ди Нафиш, который тоже не любил, когда драгоценные минуты тратятся на ненужные объяснения.

— Да-да, — смутился Мар-ди. — Я сейчас... Дело в том, что феи обычно неохотно идут на контакт, поэтому Бадиол-Джамал не пытался найти у них поддержку. Но возможно, феи Гошты — это нечто иное. Во Флелане есть легенда о фее по имени Гармсел. Она ушла в другой мир, потому что не принимала порядки, который установили в Замке фей. Так вот повелительницу фей на Гоште тоже зовут Гармсел. Если это одна и та же личность — а вы легко выясните это — то она поддержит человека, который хочет принести мир и свет на планету. Дело в том, что эта фея когда-то была женой человека, но потом...

— Думаю, эти подробности уже не так важны, — вновь прервал диригенса Нафиш. — Самое важное уже сказано. Ты, Загфуран, — человек, который служит добру. А значит, имеешь шанс убедить Гармсел помочь тебе. Не упускай этот шанс...

Поначалу на Гоште Загфурану сопутствовал такой успех, что он забыл об этом эпизоде, но сейчас ему было как никогда важно опередить Энгарн и заключить союз с Гармсел раньше. Но появилось небольшое препятствие: мало того, что он весь чесался — это всегда происходило на Гоште после использования магии. Он еще и частично потерял человеческий облик. Если он хочет, чтобы верховная фея не уничтожила его как порождение шереша, ему надо как следует напиться крови, чтобы в ненужный момент не засверкали глаза красным, не начали расти клыки. Потом он применит небольшое отвлекающее заклинание и будет надеяться на то, что феи не справятся с магией Храма.

Весь вечер и ночь он охотился. Для этого пришлось улететь южнее, туда, где расположились селения Лейна. Рядом с Аваримскими горами охотиться было опасно: если феи узнают о случившемся, могут заподозрить его. Хорошо, что крылья позволяли преодолевать большие расстояния, а вампиры на Гоште не боялись солнца. В том же Флелане они выходили на поверхность по ночам, да еще девяносто процентов из них теряли при мутации разум. Так что в каком-то смысле ему повезло.

На рассвете Загфуран, пресыщенный кровью так, что казалось, она булькала где-то в горле, возвратился к горе Врата, ко входу в царство фей. Напротив Аваримских гор, в лесу, находилась крохотная страна Яхия, в которой в армию шли исключительно женщины, а мужчины пахали землю, содержали в порядке дом и смотрели за скотом. Из леса Яхии выходила широкая мощеная дорога, ухоженная лучше, чем тракты Полада, хотя за ней никто не следил. Она шла напрямик с запада на восток примерно юлук, и обрывалась у горы Врата. Здесь и находился вход в царство фей, хотя ни пещеры, ни даже маленькой щели никто бы в горе не разглядел. Еще удивительней, что с обратной стороны Аваримских гор начиналась пустыня Чарпад, и никаких следов фей там никогда не было. Некоторые предполагали, что замок фей находился прямо в горе Врата, но Загфуран знал, что тут существовало какое-то искажение пространства. За горой находилась целая страна, и войти в нее можно было только через Врата.

Он вернул себе человеческий облик еще до того, как подошел к горе. Потрогал камни — они не нагрелись на солнце. Ни единой травинки не пробивалось на поверхности скалы, как это обычно бывает в горах. Он попробовал использовать магию, чтобы открыть дверь, но не получилось. Врата будто оттолкнули силу: не хотели пускать его. Он сосредоточился, стараясь найти кого-то за этой скалой. Почувствовал испуг, переполох. Потребовал: "Пропустите!" Услышал в ответ: "Входи", и, не раздумывая, шагнул вперед. На этот раз скала пропустила.

Перед ним простиралась цветущая долина. Зеленый ковер густой травы перемежался с пестрыми цветами — от гордой розы до полевой гвоздики. От этого многообразия пестрело в глазах. Но стоило кинуть взгляд чуть выше — многоцветие исчезало, подавленное огромным темно-синим замком, занимавшим почти весь горизонт. Стены замка, сложенные из крупных темно-синих камней, поднимались не меньше, чем на десять лавгов в высоту по местным меркам. Но они не скрывали замок: его галереи, мосты, перекинувшиеся от одной круглой башни у другой, иссиня-черной паутиной высились над ними. Тонкие шпили взмывали в небо, будто указательные пальцы великанов, желавших дотронуться до звезд. Издалека они казались тоненькими, но наверняка и в них кто-то живет.

"Замок не так близко к вратам, — оценил минарс. — Если идти пешком, то и за два дня не доберешься".

Он вытянул руку вперед и стены замка выросли прямо перед ним, что-то произошло: то ли он переместился, то ли замок придвинулся. Маг посмотрел вверх, но стоя так близко он не мог увидеть окончания стены — голова закружилась. "Где же вход?" — удивился он.

Темно-синие камни перед ним тут же подернулись дымкой и растаяли. Загфуран шагнул на мостовую, которая приобрела более приятный оттенок кобальтовой сини. И чуть не столкнулся с девушкой в длинном темно-зеленом балахоне. На волосах лежал венок из цветов, к которому впереди прикрепили светло-зеленую вуаль. Вуаль полностью скрывала лицо, хотя казалась прозрачной и легкой.

— Здравствуй, нездешний, — голос звучал молодо и звонко, разрушая торжественную тишину величественно-мертвых стен замка. — Что ты ищешь в замке фей?

— Здравствуй... фея. Я хотел увидеть Гармсел, повелительницу фей. У меня важное послание для нее.

На миг девушка замерла, чуть задрав подбородок вверх, будто прислушивалась.

— Хорошо, — произнесла она. — Гармсел, повелительница фей, встретится с тобой, нездешний. Следуй за мной.

Она пошла к небольшой дверце, похожей на черный вход для слуг в большом замке. Но другого крыльца Загфуран не увидел. Маг последовал за ней, откинув капюшон: все равно от фей внешность не скроешь, они видят лучше, чем люди, тем более что и смотрят не глазами...

Коридоры замка фей пропитались магией. Минарс чувствовал ее дыхание повсюду. Повсюду на стенах разнообразные пейзажи: какие-то из них напоминали Гошту, другие были слишком фантастичными для этого мира. Хотя бы эта картина: горы соединены дивными ажурными мостами, в долинах растекаются желтые туманы... "Да это же мир Эдельвейса!" — вспомнил Загфуран и дотронулся до изображения. В тот же миг желтый туман окружил его, и он согнулся пополам, разевая рот, чтобы глотнуть хоть каплю кислорода, но вместо него ядовитые испарения проникали в ноздри, рот, выжигая все внутри. Загфуран рванул на себе одежду. Но прежде чем он разорвал плащ в клочья, тонкая рука коснулась его локтя, и он снова очутился в коридоре замка фей.

— Следуй за мной, — повторила девушка.

Минарс закашлялся и прислонился к стене, приходя в себя. Он жадно глотал необыкновенно чистый воздух Гошты. Что с ним случилось? Оглядевшись, он сообразил, что девушка не стала ждать, когда он восстановится, и теперь он остался наедине с картинами. А за его спиной все то же изображения Эдельвейса, где испарения, которые выпускала долина, разъедали легкие и сводили с ума.

Он уже собрался догнать фею-проводницу, когда его озарило. Замок фей — это не просто здание. Из него можно попасть в любой мир, который тебе нужен, а значит, если владеешь магией, то и сюда можешь попасть из любого места. Но если это так, то к чему долгие переходы в погоне за феей?

Загфуран решил немедленно проверить свою теорию. Он произнес внутри себя: "Гармсел". Мир вокруг превратился в радужную полосу, и тут же он очутился в торжественном зале, будто переместившимся сюда из дворца Манчелу: полы белого мрамора с серыми разводами, такой же камин. Два кресла — тяжелые и мощные, обитые дорогой атласной тканью, украшенные золотом. Камин освещал небольшое пространство, но зорким зрением вампира, Загфуран у дальней стены разглядел большой книжный шкаф и секретер рядом с ним. Это казалось настолько чуждым феям, что Загфуран предположил, что комнату создали специально, чтобы встречаться с людьми. Воздух дрогнул, и перед ним появилась женщина в серебряном платье, облегающем стройную фигуру. Лицо лучилось энергией и жизнелюбием, черные глаза смотрели с задором юности. В седые волосы, уложенные в высокую прическу с замысловатыми прядями, вплели нити жемчуга.

— Кто ты?! — голос полон возмущения, а не испуга.

Сначала Загфуран хотел съязвить. Сказать что-то вроде: "Как вы прекрасны! Балахоны и вуали полагаются лишь вашим подданным?" Но одернул себя — он пришел сюда, чтобы получить союзника, а не еще одного врага. После недолгого замешательства он склонился на колено.

— Приветствую вас, повелительница фей, — внутренне он скривился — не любил кланяться, а становиться на колени перед женщиной вдвойне неприятно. Он поднялся и продолжил. — Разрешите представиться. Я — маг Загфуран. Прошу простить, за столь внезапное появление. Когда я проходил по коридорам вашего замка, меня посетила одна идея и чтобы проверить ее, я...

— Понятно, — сухо прервала женщина и опустилась в кресло возле камина. — Кто ты? — опять спросила фея, глядя в огонь.

— Я — Загфуран, маг Кашшафы, — повторил он. — Я пришел...

— Ты лжешь. Может, сейчас ты и служишь Кашшафе, но ты родом не оттуда. Ты вообще родился не на Гоште. Поэтому мы назвали тебя — нездешний. Кто ты? — в третий раз потребовала она.

— Откуда вы... — опешил Загфуран, но тут же взял себя в руки. — Ничто не укроется от вашего проницательного взора. Вы правы, я не отсюда, о моей родине не стоит упоминать сейчас. Важно, что десять лет я служу Храму Света. Добро несем мы в каждый мир. И кто как не феи помогут нам в этом?

Гармсел оторвала взгляд от огня и посмотрела на Загфурана. Благосклонно кивнула.

— Не сердись, что я обращаюсь к тебе на "ты". Когда я появилась на свет, не существовало и твоего пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадеда. Садись, — милостиво позволила она, указывая на стоящее рядом кресло. — Итак, чего ты хочешь от меня?

— Помощи и защиты, — откликнулся Загфуран, опускаясь на самый краешек. Всем своим видом он желал показать почтение собеседнице и заинтересованность в ней.

— Не понимаю, почему я должна помогать тебе и защищать тебя, — пожала плечами Гармсел.

— Если вы позволите... я немного расскажу о нашем Храме. Уверен, что тогда вам легче будет принять решение.

— Я слушаю, — Загфурану почудилась ирония в ее улыбке. Впрочем, кто поймет женщину? Сколько бы ей ни было лет, кем бы она ни являлась — она прежде всего женщина.

— Я уверен, многие вещи вы уже знаете, не сердитесь на меня, если я повторюсь, — он просительно улыбнулся. — Гошта — одна из немногих миров, — начал он, — где известно об истинном устройстве вселенной.

— "Первыми сотворил Эль-Элион духов-помощников"? — процитировала Гармсел книгу Вселенной. — Ты это имеешь в виду?

— Да-да, именно это.

— Надеюсь, ты не будешь утверждать, что Орден Света имеет какое-то отношение к этим духам?

— Будьте терпеливы, правительница, — еще раз доброжелательно улыбнулся Загфуран. — Я объясню. Вы прекрасно видите, что я не дух, а всего лишь человек, обладающий магическими способностями. В книге Вселенной я хотел бы обратить ваше внимание на сотворение Первосозданного мира, в котором Эль-Элион дал дар каждому человеку. Дар творить прекрасные вещи, картины, музыку...

— Миры... — подхватила Гармсел.

— Именно! Миры. Вы бывали в некоторых мирах. Возьмите, например, хотя бы мир Эдельвейса, в котором я чуть было не погиб только что, провалившись туда из вашего замка. Он ужасно сотворен. Дело в том, что не все Управители, которым Эль-Элион дал дар Творца, используют этот дар на благо. От этого зло расползается в другие миры и даже в Первосозданный мир. А если Первосозданный мир погибнет... Сохранятся ли другие миры, вторичные по отношению к Первому? Вот почему орден Света поставил цель привести миры к Свету, остановить поток зла. Для того чтобы справиться с некоторыми Управителями, нам приходится развязывать войны, но конечная цель — спасение всех живущих.

— Очень интересно, — снисходительно поджала губы Гармсел. — И похвально. Если, конечно, правда. Чего ты хочешь от меня?

— На сегодняшний день мы убедились, что Управитель Гошты — некий Эрвин, если вы не знаете, — Гармсел недоуменно подняла брови, — не желает повиноваться Свету. Поэтому нам необходимо устранить его. Но мы не знаем, где он находится. Вот почему я ищу дом Эрвина или его зеркала. А они находятся на территории Энгарна, — он заметил недовольство феи и быстро закончил. — Не буду отнимать ваше драгоценное время. Возможно, очень скоро у вас будут искать помощи правители Энгарна. Я убедительно прошу вас не оказывать ее.

— Правители Энгарна... — усмехнулась фея. — Кого вы имеете в виду: королеву Эолин, несчастного принца, который несет на себе тайну семьи, или телохранителя королевы Полада?

— Это не имеет значения. Кто бы ни просил о помощи, я прошу...

— Вот что... Загфуран. Я не буду давать никаких обещаний. Дела людей мне неинтересны. Эрвина я знала — он маг намного могущественней, чем я или ты. Не знаю, с чего ты взял, что он — Управитель. И ты очень наивен, если думаешь, что справишься с ним. Что касается остального... В войну феи не вмешиваются. Если же ко мне обратятся за помощью, то я сама решу, кому помогать, а кому нет.

— Но леди Гармсел, — мягко возразил Загфуран. — Ведь мое дело относится не только ко мне или Храму, но и ко всей Гоште. Ко всей вселенной, в конце концов! Вы не можете сохранять безразличие.

— Загфуран, — Гармсел поднялась. Минарс тоже вскочил. — Не надо меня обманывать. Я не верю, что кто-то из людей знает, что происходит с мирами и как уничтожить зло. Это дело Эль-Элиона, а не наше. Ты мне не понравился и помогать тебе я не хочу. Если из Энгарна придет кто-то подобный тебе — я откажу ему. Если же он мне понравится... Но я никому не помогаю просто так. Человек должен сам добиваться того, чего хочет.

— Я тоже готов добиваться! Испытайте меня.

— Отлично. Тебе нужна помощь в борьбе с Энгарном? Найди ее, — она протянула к нему руку, и, прежде чем маг успел сказать еще хотя бы слово, он закружился в черном вихре.

Вокруг летали какие-то предметы, то и дело, больно ударяя по голове, ребрам, рукам и ногам. Ветер с такой силой бил в лицо, что он не мог вдохнуть. "Шереш бы побрал эту Гармсел!" — разозлился он. Призвал на помощь магию, чтобы вернуться к Аваримским вратам. Но тело скрутило чудовищной судорогой, так что он потерял сознание от боли.

Очнулся в полной темноте, тело скручивало и корежило, будто с ним случился эпилептический припадок. Он не мог справиться с собой.

— Нельзя пользоваться магией в черном вихре, — раздался нежный женский голос, от которого судороги исчезли, но вместо долгожданного покоя ужас наполнил сердце. Загфуран не смог бы объяснить, что напугало его. Больше всего хотелось никогда не слышать этот голос, но желание не исполнилось.

— Все боятся меня, хотя я несу покой. Ты недолго еще будешь слышать меня. Недолго будешь бояться.

Женщина стояла в темноте где-то слева от него, полы ее одежды коснулись минарса, но он по-прежнему не мог пошевелиться. Еще через миг ладони дотронулись до его шеи, скользнули по груди. Дыхание становилось, и страх ушел. Сердце наполнил покой.

— Тебе хорошо? — он ощутил свежее дыхание. — Хочешь, я поцелую тебя?

"Да!" — откликнулось сердце, но разум последним усилием выкрикнул:

— Нет! — он не узнал собственный голос, похожий на карканье. — Кто ты? — произнес непослушными губами.

Женщина замерла, он почувствовал ее недоумение, и тут же вернулась боль. Сейчас Загфуран обрадовался этому. Пока тело болит — он жив.

— Я несу покой, — вновь полилась нежная речь. — Разве ты не хочешь покоя? Не хочешь освобождения от боли?

— Нет! — вновь твердо произнес Загфуран. — Ты смерть? — спросил он напрямик.

— Я фея, — немного обиженно произнесла женщина.

Загфуран с облегчением перевел дух. Он ошибся, и вполне мог согласиться на поцелуй.

— Фея смерти, — добавила женщина. — Напрасно ты противишься мне. Никто не приходит ко мне просто так. Пришел твой час.

Сердце вновь перестало биться от ужаса, но маг усилием воли, заставил себя успокоиться. Пока он страдает, пока он говорит, есть шанс.

— С чего ты взяла... что я... пришел к тебе... за смертью... — губы шевелились с трудом.

— Ко мне приходят только за этим, — ему показалось, что фея улыбается, и в душу вновь полился покой.

— Нет! — выкрикнул он. И уже через боль добавил. — Я пришел за помощью. Гармсел... отправила... меня...

— Гармсел прислала тебя за помощью? — фея удивилась. — Какая помощь тебе нужна? Я не могу прийти к тому, кто здоров и силен.

— Выслушай! — взмолился он.

— Говори, — зрение вампира начало возвращаться к Загфурану. Лицо феи, склонившей над ним, закрывала темная вуаль. Серо-черные складки балахона колыхнулись.

— Я не могу... — прохрипел он.

Она провела над ним рукой вдоль тела, и Загфуран почувствовал, что может сесть. Он оперся руками позади себя. Отдышался, подождал, пока прекратится головокружение, немного погодя встал.

Фея смерти тоже поднялась. Она едва доставала ему до плеча. Таких маленьких женщин он встречал очень редко.

— Я нравлюсь тебе? — поинтересовалась она.

— Я не вижу вас, — Загфуран подумал, что, спрашивая о внешности, она забыла откинуть вуаль.

— Когда выбираешь в жену фею, зрение не нужно, — объяснила она. — Надо слушать сердце. Я тебе нравлюсь.

Маг не мог не признать, что испытывал странное влечение, но быстро отбросил это наваждение — ему не нужна жена из другого мира. Сейчас скажешь что-нибудь не то — потом не отвертишься. Из замка фей женушка в любом месте достанет тебя.

— Когда я просил о помощи, я не имел в виду женитьбу, — сказал он как можно вежливей.

— А что ты имел в виду? — фея излучала любопытство.

Загфуран набрался терпения и снова изложил, все, что рассказывал Гармсел. Одновременно пытался понять, где находится и как вернуться обратно на Гошту. Вдруг его осенило: а что если и вправду его закинуло туда, где он получит помощь? Гармсел сказала: "Найди". Может, он и нашел?

— Не понимаю, при чем здесь я, — сказала фея, выслушав его рассказ. "Хорошо, что убивать опять не начала, — обрадовался Загфуран. — Как можно убедить ее помочь?"

— Как вас зовут, леди? — так нежно и вкрадчиво он не говорил еще ни разу в жизни.

— Пурланти, — сообщила она.

— Пурланти, смысл вашей жизни на Гоште — приходить к умирающему и даровать ему покой перед смертью. Разве нет?

— Да, — согласилась она.

— Но что вы будете делать, если все погибнут? Если не останется никого, кто нуждается в покое? И самой Гошты не будет, замок фей исчезнет. Что тогда вы будете делать?

— А такое возможно?

— Именно об этом я и рассказывал вам только что. Гармсел связана определенными обязательствами и не поможет мне открыто, но она направила меня к вам, зная, что вы поддержите меня.

Пурланти молчала долго.

— Я помогу тебе, — согласилась она. — Идем, — она повела минарса куда-то сквозь тьму. — Здесь неудобно разговаривать, — объяснила она. Тьма сменилась солнечным днем так неожиданно, что Загфуран испугался, что ослепнет. Он крепко зажмурился. До его локтя вновь дотронулись, и резь в глазах исчезла. Загфуран удивленно посмотрел на фею. — Все считают, что фея смерти приносит лишь страдания, — грустно объяснила она. — Но я могу облегчать боль и даже исцелять. Все ненавидят меня, и почти никто не пробует договориться, — они стояли на цветущем лугу. Слева виднелись горы, через которые он вошел, справа подпирал небо темно-синий замок. — В чем тебе отказала Гармсел? — спросила фея, в который раз ставя в тупик мага. Он-то надеялся, что она поверила, будто верховная фея послала его за помощью, а оказывается, ему удалось спастись потому, что он заговорил с феей, в то время как другие лишь проклинали ее.

— Я просил Гармсел не помогать Энгарну, но она заявила, что сама решит, что будет делать.

— То есть если к ней придет принц Энгарна — с кем-то другим она вряд ли захочет говорить — то она поможет ему, так? — вопрос Пурланти задала риторический, и потому сразу продолжила. — А если он не доберется до замка?

— Вы помешаете ему войти сюда? — уточнил Загфуран.

— Впускает или не впускает сюда только Гармсел, но недалеко от горы Врата, находится страна Яхия. Слышали о такой?

— Страна женщин-воинов, — показал осведомленность маг.

— Да, они ненавидят мужчин. Мне кажется, я смогу убедить их поддержать тебя. Они не пропустят мужчин из Энгарна.

— Это великолепно! — в восторге Загфуран поцеловал руку Пурланти.

— И все-таки ты испытываешь влечение ко мне, — снисходительно заметила она. — Но боишься, что любовь будет мешать тебе. Я не настаиваю. Небольшое удовольствие быть женой вампира. Но я помогу тебе один раз.

— Вы можете исцелить меня? — с надеждой спросил Загфуран, размышляя, что для этого даже женился бы на фее в черном.

— Может быть, и могла бы... — задумчиво прошелестела Пурланти. — Но теперь мы этого никогда не узнаем.

Загфурану почудилось, что она лукаво улыбается. Он уже хотел применить все свое красноречие, чтобы убедить ее дать ему еще один шанс, но фея смерти растаяла в воздухе, оставив его с открытым ртом на дороге, заканчивающейся в лесу Яхии.

Странные манеры у этих фей. Он сердито втянул воздух и тут же почувствовал голод, от которого болезненно сжался желудок. На этот раз он будет охотиться в Энгарне: надо посеять смуту и ужас среди врага, раз уж он так и остался монстром.

11 юльйо, замок графа Зулькад

Мирела посмотрела на изголовье кровати. Там висел золотой элий — символ церкви Хранителей Гошты — единственное, что сохранилось от прошлой жизни. Меч с широким лезвием лежал на круге. Гарда меча напоминала голубя с распахнутыми крыльями: хвост лежал на лезвии, а голова устремлялась в небо. Все в элие имело значение. Круг был знаком того, что все начинается и заканчивается в Боге, что у Эль-Элиона нет ни начала, ни конца. Меч, выступающий за края круга, означал силу Эль-Элиона, которая вмешивается в этот мир, чтобы вершить справедливость. Необычная гарда свидетельствовала, что лишь зло наказывает этот меч и никогда не погубит невиновного. Однажды сила Эль-Элиона изменит этот мир, так, что зло исчезнет, меч принесет одним избавление, другим — смерть.

— Яви силу Свою... — начала Мирела заученную с детства молитву, но тут в комнату снова ворвалась горничная.

— Радость-то какая! — воскликнула она. — Отец Узиил приехал от вашей матушки.

Мирела вскочила. Вот оно: не зря же написано, что Эль-Элион слышит молитвы раньше, чем человек их произносит.

— Где он, Векира? — бросилась она к девушке.

— Идет, уже идет! И граф Даут разрешил поговорить и даже этих противных мордоворотов от вашей двери убрал. Даут-то он не такой страшный. Ему король, наверно, и не разрешал ничего такого с вами делать, вот он и испугался, что у вас столько защитников.

Мирела сильно сомневалась в этих словах. Даут никогда не действовал по собственному произволу. Он снова задумал какую-то подлость, но она устала бояться и ожидать худшего. Сейчас она очень хотела встретиться с духовником матери.

Вошел старик с длинной серебряной бородой и волосами, в длинном красном облачении. Девушка вскрикнула от радости и склонилась на колени:

— Отец Узиил!

Старик коснулся ее лба узловатыми пальцами.

— Да благословит тебя Эль-Элион, дочь моя. Встань, милая. Я приехал к тебе с печальными известиями.

Мирела тут же вскочила с колен, тревожно вглядываясь в Узиила.

— Садитесь, отец, — она указала на стул, на котором только что сидела. Священник тяжело опустился. Принцесса уселась у его ног на маленькой деревянной подставке для ног. Она взяла священника за руку и с мольбой посмотрела на него.

— Вы привезли мне письмо от матери? Отец Иавин давно уехал к вам, я не знала, почему он так долго задерживается...

Духовник Узиил неотрывно находился рядом с королевой с того дня, как король Манчелу удалил ее от двора, чтобы жениться на молодой любовнице. Он долгие годы был ее утешением и поддержкой и отправился вместе с ней в ссылку. От королевы требовали одного: чтобы она признала свой брак с Манчелу незаконным. Такого же признания требовали от принцессы. Женщины, полностью зависящие от прихоти монарха, проявили строптивость, за это он заключил обоих под стражу. Замки, где их содержали, находились в двух шаврах друг от друга, но им запрещали видеться друг с другом. Лишь изредка мать и дочь могли обменяться письмами. Когда Манчелу встречался с принцессой в последний раз, он отказал ей и в этой милости, справедливо посчитав, что переписка помогает женщинам сохранять непреклонность. Теперь письма тайно привозил духовники Узиил или Иавин, но не слишком часто, чтобы не вызвать подозрения.

— Нет... — промолвил священник после долгой паузы. — У меня нет письма. Я задержал отца Иавина, поскольку... — он не закончил фразу и начал новую. — Сейчас я вернул тебе духовника. Он немного отдохнет и поедет к графине Аззан, старушке стало хуже, надо ее исповедовать перед смертью... Придется тебе еще немного побыть без него в это нелегкое время... — он с любовью глядел в глаза девушке. — Я приехал к тебе в большой спешке. Надеюсь на милость Эль-Элиона, что Он защитит и поможет тебе... Ты должна написать письмо королю. Милостиво просить его о том, чтобы он позволил тебе свидание с матерью.

Мирела опустила голову, пряча слезы.

— Вряд ли он ответит мне. Не далее как сегодня он потребовал, чтобы я приняла помазание от его церкви и проводила богослужения с его священником. Я отказалась, и Даут заключил меня под стражу, сказав, что я не желаю покориться воле отца и в самом малом!

— Я не знал этого, — огорчился старик. — Но мы должны попробовать. Может быть, твое письмо придет раньше, чем донесение графа. Я постараюсь доставить его. А может, король в любом случае проявит милость, ведь это... особый случай... Дело в том... королева Езета тяжело заболела и, скорее всего, скоро умрет.

Прикрыв веки, Мирела слушала короткий рассказ, не замечая бегущих слез. Она представляла мать в черном платье (с тех пор как муж отказался от нее, она носила траур), с прямой спиной и доброжелательной улыбкой. Светлые волосы Езеты слегка тронула седина, голубые глаза даже в испытаниях лучились внутренним светом и добротой. Давным-давно она могла бы найти поддержку, чтобы уничтожить супруга. У нее немало сторонников... Но она твердо отказывала всем: "Я буду повиноваться супругу по всем, что не противоречит моей совести..." Эти слова Мирела выучила наизусть, как и протест.

Отец Узиил рассказывал неспешно, а девушка будто наяву видела, как 6 юльйо Езета посетила Храм святого Идлафа. Чувствовала себя хорошо, улыбалась и раздавала по дороге медные монеты вилланам. После обеда почитала книгу, вдруг побледнела и чуть не упала со стула. Священник едва успел подхватить ее. Она с трудом добралась до постели, чувствуя слабость и острые рези в животе. С тех пор она ни разу не вставала, и письмо дочери не смогла написать, хотя часто вспоминала о Миреле. Езета очень ослабела, а со вчерашнего дня впала в беспамятство.

— Мне кажется, она проживет не больше недели, — закончил Узиил невеселый рассказ.

— Ее отравили! — вспыхнула девушка.

— Тише, дочь моя, — предостерег ее священник. — Здесь даже у стен есть уши, — он тоже понизил голос. — Я думаю, ты права, Мирела. Ей подсыпали какой-то яд, но не смертельный. Тут не обошлось без колдовства. В бреду она говорит с Сайхат. Ведьме отрубили голову, но кто знает, на что она была способна? Напиши письмо отцу. Я отвезу его королю Манчелу. Может быть, он будет так милостив, что позволит тебе увидеть мать... А может быть, ты спасешь ее.

— Но как? Что я могу?

— Не знаю. Я попробую что-нибудь выяснить в Беерофе. Но вряд ли королю понравится, что Сайхат еще имеет власть над живыми. Может, он сам вмешается в то, что происходит.

— Напишу сейчас же, — вскинулась она.

— Я подожду внизу, — священник поднялся со стула. — Не стоит долго разговаривать, а то Даут заподозрит нас в заговоре, — он тут же вышел.

Никогда еще Мирела не писала столь красноречиво. Слезы капали на бумагу, оставляя следы. Перо стремительно скользило по бумаге, оставляя изящные росчерки. Она молилась над каждым словом: "Эль-Элион, пусть он разрешит! Пусть он разрешит мне спасти маму. Пожалуйста!"

Отец Узиил зашел снова уже в дорожном плаще.

— Завтра к вечеру я буду в Беерофе, а к одиннадцатому числу, на день Добрых Духов, вернусь сюда. Молись, дочь моя, чтобы я принес хорошие известия.

Принцесса подошла к окну. В ее спальне оно больше походило на щель, она с трудом разглядела, как старик легко вскочил в седло, поднял руку для благословения в сторону ее окна, будто знал, что она наблюдает, и пришпорил коня.

Дверь за ее спиной открылась. Слуги уже принесли обед, но аппетит исчез. Она беспокойно ходила по крохотной спальне. Четыре шага туда, четыре обратно. В памяти всплывали слова священника. "Она очень ослабела, а со вчерашнего дня впала в беспамятство... Мне кажется, она проживет не больше недели..." Но если все так плохо, то двенадцатого и даже одиннадцатого юльйо будет поздно ехать к матери. Надо ехать сейчас, не медля. Эль-Элион защитит ее.

Когда к ней вернулась горничная, она уже собирала вещи в небольшую котомку.

— Вы куда-то собираетесь, ваше высочество? — испуганно спросила Векира.

— Мне надо срочно ехать к матери. Я спасу ее, — Мирела не сомневалась, что слуги уже знают, зачем приезжал Узиил. Она постояла в задумчивости: все ли она взяла, что понадобится на первое время?

— Вы не можете ехать, ваше высочество, — тихо, но горячо заговорила девушка. — Если Даут сообщит о вашем побеге королю, вас казнят!

Мирела рассеянно ответила, задумчиво потирая лоб.

— Даже если казнит — я все равно поеду!

— А как же мы? Как же мы, ваше высочество? — запричитала горничная, услышав, что госпожа готова нарушить приказ, даже если платой за это будет ее жизнь. — Вы умрете, а с нами что будет? Разве вы не знаете, что вы наша единственная защита!

— Эль-Элион защитит меня и вас, — произнесла принцесса неуверенно.

— Не больно-то Он торопился защищать вас до сих пор, — пробурчала девушка, чувствуя, что сейчас победит и удержит госпожу от рокового шага. Но она просчиталась.

— Не смей, — прикрикнула Мирела. — Никогда не смей говорить так при мне. Я еду.

Векира испуганно отступила. Благие намерения пошли прахом. Мирела внимательно посмотрела на служанку.

— Мне нужно одно из твоих платьев, чтобы никто не узнал меня. Принеси немедленно, — девушка беспрекословно исполнила просьбу. — Помоги! — потребовала принцесса, поворачиваясь к ней спиной, чтобы та расшнуровала корсет. Переодевшись, Мирела подхватила вещи, накинула плащ и, приказав напоследок: — Не выходи из комнаты! — решительно покинула спальню.

— Я-то не выйду, — поджала губы Векира, зная, что ее уже не слышат. От страха ее охватил озноб. — Да ведь сюда кто-нибудь зайдет.

Мирела шла узкой темной галереей. Этот замок Зулькада — настоящая тюрьма. Дворцы, в которых Мирела провела детство, другие — светлые, с большими окнами, в которые проникает солнечный свет, со стенами, расписанными великими художниками, украшенными золотом, хрусталем и мрамором... А здесь мало того, что окна не окна, а скорее бойницы, так еще и графиня будто специально зажигает мало факелов, поэтому в галереях мрачно и днем, кажется, что в темноте прячется враг.

Мирела вздрогнула, проходя мимо ниши, в которой стояли доспехи первого графа Зулькада. Казалось, рыцарь пошевелился, желая помешать ей бежать из замка. Принцесса зажмурилась и оставшееся расстояние до лестницы преодолела почти бегом. Во дворе поискала слуг, но все словно прятались от нее. Девушка помчалась в конюшню, подошла к белой лошадке, подаренной когда-то отцом. Теперь она уже состарилась, но до замка матери донесет — не так уж и далеко. Мирела погладила лошадь по морде.

— Милая моя Снежка, ты ведь поможешь мне, правда? — провела ладонью по крупу и тут же сообразила, что не сможет оседлать лошадь, если не появится конюх. — Щутела! — позвала она негромко. — Щутела! Немедленно иди сюда, — никто не отозвался. — Щутела, я пожалуюсь графине, что ты где-то прячешься, когда надо работать!

Эта угроза подействовала, появился бородатый конюх в старом камзоле.

— Векира? — неуверенно спросил он.

— Это я, Щутела, — принцесса чуть приподняла капюшон, чтобы он узнал ее. — Оседлай лошадь, — потребовала принцесса, добавив металла в голос. Конюх не сдвинулся с места. Переступил с ноги на ногу. — Ну? Чего ты ждешь? — потребовала она.

— Вы извиняйте, ваше высочество, но вы же знаете, что не велено. На вас блажь напала, а попадет потом мне.

— Щутела, об этом никто не узнает, — прошептала Мирела.

— Да как же... Не узнает. Что ж Даут подумает, что вы сами лошадь оседлали? Да вы и седло-то не поднимете...

— Щутела, мне нужна помощь.

— Да и мне нужна помощь, ваше высочество. Меня-то кто от виселицы спасет, когда узнают, что вы сбежали? Вам и по замку-то ходить запрещено, а вы вона куда собрались...

— Ах вот как... — оторопела Мирела. — Ты теперь Дауту помогаешь королеву убить? — Щутела обиженно засопел от столь несправедливого обвинения. Я сама оседлаю лошадь, — она прошла к седлу, но не смогла оторвать его от земли — согнулась от тяжести.

Щутела дернулся было помочь ей, но тут же замер и, вздохнув, вышел из конюшни. Глотая слезы, принцесса волоком потащила седло к Снежке. Но ее остановили.

— Постойте, ваше высочество, — она обернулась. Рекем неслышно подошел ближе. — Сейчас не время.

— И вы тоже? — не поверила девушка. — От вас я такого не ожидала! Тоже боитесь?

— Пожалуйста, тише, — попросил граф. — Выслушайте меня.

— Я не желаю ничего слышать. Я должна спасти маму.

— У вас все получится, — заверил ее Рекем, забирая седло и возвращая его на место. Он вернулся к принцессе, оторопевшей от такой наглости. — Вы спасете королеву. И я вам помогу. Но надо чуть-чуть подождать, — уговаривал он Мирелу негромко. — Я слышал Даут скоро едет в гости к своему другу, графу Керлину. Когда он покинет замок, мы сбежим.

— Я не собираюсь сбегать! Я всего лишь хочу...

— Да-да, я понимаю, — терпеливо объяснял Рекем. — Но ведь Даут велел вам не выходить из спальни, значит, это побег. Ваше высочество, я помогу вам. Оседлаю свою лошадь — она кроткая, но быстрая. К тому же горничная на моей лошади не будет привлекать столько внимания, сколько лошадь принцессы. Пусть Векира прямо сейчас скажет, что вы посылаете ее в город за... за лентами, например. Что вы написали письмо королю, чтобы он дал вам возможность увидеться с ним, и надо приготовиться к встрече с его величеством. Векира умеет ездить верхом? — уточнил Рекем.

— Да, я брала иногда ее с собой на прогулку, но за покупками никогда не посылала...

— Но ведь это особый случай. Может, и не поверят, но сразу в любом случае не хватятся. Итак, возвращайтесь в спальню и сделайте так, как я вам говорю. Пообедайте — два шавра — это не так мало. Когда Даут уедет, приходите сюда, я все приготовлю и поеду с вами.

— Вы рискуете...

— Не больше, чем вы. А путешествовать одной очень опасно. Вам обязательно нужен сопровождающий, а там — будь что будет.

— Спасибо, граф, — искренно поблагодарила Мирела, чуть сжав его руку, и поспешила обратно в замок.

Она вошла в спальню, и Векира вскинулась:

— Ваше высочество, как же я рада, что все обошлось! Что вы не уехали...

— Молчи! — прервала ее Мирела. — Я уеду очень скоро, а пока надо кое-что сделать.

Она в точности пересказала горничной указания Рекема. Векира побледнела, услышав хитрый план, и принцессе пришлось снова сделать ей внушение, чтобы она вела себя как обычно, а то заподозрят неладное, увидев, что горничная так пугается из-за поездки в город за лентами.

Мирела съела все, что принесла Векира из кухни — прежний обед остыл. Даут все не уезжал, и чтобы успокоиться, она взялась за вышивку: она уже давно начала вышивать монограмму отца на алом поясе — золотые буквы Ц и М поддерживаемые рогами оленя и осененные ветвями яйтана. Олень — символ династии Цуришаддая, к которой принадлежал ее отец. Она насчитывала около пятисот лет. Дерево яйтан — символ династии Шедеуров, к которой принадлежала мать Мирелы, королева Езета. Род Шедеур намного старше, даже в Священной книге Лейна упоминается о нем. Манчелу очень гордился тем, что заключил такой выгодный брак. Ему тогда исполнилось двадцать три, а Езете — двадцать девять. А через двадцать лет, он заявил, что супружество было ужасной ошибкой. Он выкинул первую жену в отдаленный замок, как выбрасывают на улицу собаку, потерявшую нюх. Манчелу твердил, что брак с Езетой незаконен, что никто не имеет права принуждать его жить с женщиной, которую он никогда не любил, которую всего лишь навязали ему родители...

Во дворе послышался шум. Мирела подошла к окну, чтобы понаблюдать, правда ли Даут уезжает. Колени дрожали. Принцесса удивилась — она испытывала не страх, а тревогу, но тело неожиданно ослабело. Даут вскочил на коня. Раздался отрывистый приказ, гомон слуг, и вскоре все стихло.

— Пойди... проверь... — приказала Мирела, язык стал тяжелым, непослушным. "Что со мной происходит?" — вновь изумилась она.

— Что с вами, ваше высочество? — встревожилась Векира. — Вам как будто плохо?

— Наверно... пере... волновалась... Сяду... А ты... проверь...

— Сейчас, сейчас. Все узнаю, — горничная усадила ее на стул. — Может, воды вам?

— Нет. Иди...

— Иду... — девушка выбежала, а Мирела решила, что надо уже надеть плащ и взять вещи, чтобы, как только Векира вернется, покинуть комнату.

Мирела поднялась и сделала шаг, но тут же ноги подкосились, и она со стоном упала на пол. Живот свело такой острой болью, что слезы навернулись. В сознании звучали слова отца Узиила: "Внезапная слабость... Острые рези в животе... Упала со стула..." Принцесса обреченно закрыла глаза, даже не пытаясь встать. Ее отравили так же, как мать.

Рекем ожидал принцессу на конюшне. Как только Даут со слугами выехал, он оседлал лошадей. Но принцесса медлила. Что если она передумала? По правде говоря, он бы обрадовался, если бы это произошло. Он прекрасно понимал, чем может закончиться такое путешествие, но и бросить девушку одну не мог. Вдруг послышался шум, чей-то плач. Он бросился в замок. Там, начиная от кухни, поднялась суета. Он нашел Щутелу и потребовал отчета.

— Ее высочеству плохо, — сообщил конюх, пряча взгляд. — Как бы не отравили тоже. И ведь совпало как: Даут приехал, и слегла наша голубка.

Рекем направился к спальне принцессы. Оттуда как раз выскочила горничная.

— Что? — спросил он, поймав ее за руку.

— Ой плохо! — запричитала девушка сквозь слезы. — И так неожиданно. Сидела, собиралась ехать, тут вижу — шатается. А меня послала посмотреть, уехал Даут или нет. Я возвращаюсь, а она на полу лежит и не шевелится совсем. Уж я испугалась...

— Врач! — крикнул Рекем. — Врач есть?

— Да где же есть... Мы врача из города приглашали.

— Где? — потребовал граф. Каким-то чудом, девушка поняла, чего он хотел.

— В Шаалаввине на центральной площади крайний дом слева, — залепетала она. — Доктор Юмагужа.

— Я еду, — он помчался обратно в конюшню.

Остальная часть дня прошла как во сне. Рекем отключил эмоции и мысли. Мама учила: "Нельзя чего-то хотеть очень сильно. Спугнешь этим желание. Надо сделать вид, что тебе все равно, сбудется твоя мечта или нет". Поэтому он старался не думать о том, что торопится, потому что очень боится: Мирела умрет. Она ведь такая хрупкая, яд на нее может подействовать еще быстрее, чем на королеву.

Он вернулся чуть раньше, чем прибыл доктор на своей карете. Даут тоже возвратился от Керлина. Они обменялись взглядами — Даут смотрел чуть насмешливо, Рекем спокойно и серьезно. Бернт прислонился к стене в коридоре напротив спальни принцессы, ожидая вердикта врача.

Когда через час невысокий, начинающий полнеть, доктор вышел из спальни принцессы в распахнутом камзоле, Рекем убедился, что наставления матери не помогли. Он все равно умудрился спугнуть желание. Либо силы, ополчившиеся против принцессы, были слишком сильны, и такими простыми уловками их было не пронять. Юмагужа рассеянно поглаживая длинную острую бородку, сбивчиво пояснил:

— Если это яд, то я не знаю какой. Пустил кровь, но, кажется, это не очень ей помогло. Вы, граф, не могли бы съездить в Шаалаввин? — увидев утвердительный кивок, подал записку. — Возьмите у аптекаря это лекарство. Оно поможет. Я пока поживу здесь.

Рекем вырвал записку у доктора и опять поехал в город. Вернулся быстрее, чем ожидал Юмагужа, чуть не загнал лошадь до смерти и вновь занял пост у дверей. Пока доктор пытался хоть чуть-чуть улучшить состояние Мирелы, обсудил произошедшее с горничной. У девушки покраснели глаза, она плакала не переставая. И сейчас, когда заговорила с ним, вновь начала плакать.

— Я ведь, знаете, чего боюсь? Священник приезжал, так он говорил, что не простое это отравление, что колдовство это. Если колдовство, то доктор ничего не сделает.

— А где духовник ее высочества? Его позвать?

— Он недавно уехал. В соседнем замке у графа Аззана мать умирает, он поехал туда. Может, завтра вернется, а может и еще задержится. Да вот если бы духовник мог помочь, то тогда бы отец Узиил королеве Езете тоже помог, а он вон к королю поехал за разрешением матери дочь перед смертью увидеть. Ой, боюсь я. Что же с нами-то будет?

— Я все-таки съезжу за духовником. Где, говоришь, замок Аззана?

Рекему было проще ехать куда-то, чем смотреть, как умирает эта светлая девушка. На закате, еще раз взглянув на Даута и с его молчаливого согласия, он выехал из замка, на лошади принцессы.

Мирела заблудилась в лесу. Никогда прежде она не бывала здесь: деревья густо облеплены длинным зеленым мхом, высокая трава скрывает поваленные стволы и коры деревьев. Она брела куда-то, спотыкалась, падала. Ноги болели невыносимо, кажется, она подвернула их не однажды. Но девушка упорно вставала и шла дальше. Ей непременно надо выбраться отсюда — иначе смерть. Не случайно же каждый раз, когда она оборачивалась, ее преследовала полупрозрачная фигура в длинном черном одеянии с лицом, закрытым черной вуалью. Но деревья будто не хотели выпускать жертву. Сучья цеплялись за платье, безжалостно раздирали его, хлестали по щекам, вырывали волосы.

Как она попала сюда? Как отсюда выйти?

Внезапно от земли поднялся густой белый туман. Весь мир будто погрузился в молоко. Принцесса взглянула вверх, чтобы увидеть небо — но оно скрылось за переплетенными ветвями.

Стремительно темнело. В сердце не осталось страха, только усталость. Если она не смогла покинуть лес, то будет здесь, пока не взойдет солнце. Девушка обессилено опустилась на траву, но тут же вскочила. Туман внизу, у земли, стоял еще гуще. Он не просто скрывал все вокруг, он выжигал легкие, так что Мирела закашлялась. Прислонилась к стволу — мох, противно-склизкий на ощупь, жадно облепил ее. Сморщившись от омерзения, девушка стряхнула его... Не получилось. Зеленые "волосы", словно живое существо, заползали в рукава, за шиворот, под подол. Она закричала, сбрасывая его с себя, и тут услышала чье-то тяжелое дыхание.

Забыв про мох, она растерянно оглянулась на звук. Откуда-то издалека слышалось гудение мощных легких: вдох-выдох, вдох-выдох. И в такт дыханию — звук прыжков: гигантские прыжки чудовища, которое вот-вот настигнет ее.

Сучья рвали кожу, но Мирела бежала. Знала, что не успеет — он слишком большой, этот зверь, — но все равно мчалась из последних сил. Ноги заплетались, она падала на землю, с криком вскакивала и снова спешила, слыша, как ближе и ближе за спиной слышится хруст веток, сминаемых под лапами монстра.

В душе боролись два противоположных чувства: хотелось оглянуться, чтобы увидеть, насколько он близок, и она боялась оглянуться, веря, что умрет от страха, разглядев огромную пасть. Когда раздался рык, от которого будто тисками сдавило виски, она упала на колени, закрыла руками уши и взмолилась: "Эль-Элион! Дай мне умереть быстро!"

Рык тут же смолк. Мирела еще посидела так на земле, боясь открыть глаза, но вдруг почувствовала, что вокруг заметно посветлело. Принцесса подняла голову. На лицо определенно падал какой-то свет. Девушка осторожно приоткрыла веки: туман рассеялся, с неба, прямо на нее лился слепящий свет и чей-то голос звал так нежно:

— Мирела! Мирела...

— Мама? — девушка вскочила, прислушиваясь к звукам, что звучали с неба.

— Иди сюда. Иди ко мне, Мирела, — позвали ее вновь.

— Где ты, мама? — спросила она и пошла на зов.

Теперь, казалось, свет переместился. Он светил откуда-то из глубины леса, оттуда же звал голос.

— Мирела! Иди сюда, милая...

— Я иду, мама! — закричала она. — Где ты?

Лес изменился. Теперь деревья не ранили ее, они расступались, открывая дорогу. И через лавг она вышла на поляну. Там спиной к ней стояла женщина в светло-розовом шелковом платье.

— Мирела, — позвала она еще раз, не оборачиваясь.

— Мама? — теперь уже ее голос не казался похожим на мамин. Девушка вновь почувствовала страх.

— Подойди ко мне, Мирела, — ласково попросила женщина.

Принцесса сделала шаг и остановилась. Ужас парализовал ее.

— Ты не мама, — откуда-то взялась уверенность, что женщина обманывает.

Незнакомка оглянулась и посмотрела на Мирелу веселыми карими глазами.

— Откуда ты знаешь, что я не твоя мама? — доброжелательно улыбнулась она. — Ты угадала. Но подойди ко мне. Я тоже люблю тебя. Люблю как мать.

Девушка смотрела на красивую, молодую Сайхат Жааф и чувствовала что-то неправильное в том, что она стоит здесь. Не может она разговаривать. Потому что... потому что ее казнили!

Сайхат весело рассмеялась и провела по шее, открывая ужасную рану, из которой на платье сочилась кровь.

— Тебя это беспокоит? — спросила она.

Мирела вновь удивилась, что рана нисколько не испортила голос молодой женщины.

— Я не умерла. Меня нельзя убить так просто, — заявила она. — Я ведь ведьма, ты знаешь. А вот Езету и тебя убить легко. Твоя мать вот-вот умрет, а тебя я убью прямо сейчас.

Прежде чем Мирела успела сделать что-то, Сайхат оторвалась от земли и как коршун налетела на нее. Они упали на землю, и ведьма с силой навалилась на грудь девушке. Теперь кровь из раны на горле текла на Мирелу. Она, кривясь от отвращения, уворачивалась от цепких пальцев, тянущихся к горлу. Но девушка чувствовала, как силы покидают ее. Сайхат намного сильнее, принцесса не сможет бороться с ведьмой.

— Я убью тебя. Править должна моя дочь. Моя дочь, а не ты! — зашипела ведьма.

"Она сумасшедшая, — думала принцесса, обреченно глядя на длинные, похожие на змей, руки Сайхат. — Я никогда не буду править. И Яхса не будет. В Кашшафе трон наследуют только мужчины. Править будет мой брат Еглон".

Горло ломило от цепких пальцев.

— Я не боюсь тебя, — прохрипела она спокойно. — Моя жизнь в руках Эль-Элиона. Можешь убить, если хочешь.

Женщина задрожала, превратилась в туман и исчезла. "Как легко, — размышляла Мирела, лежа на поляне и глядя в синее небо. — Нельзя ее бояться и тогда она не будет иметь власти надо мной". Руку на сгибе кольнуло чем-то острым. Мирела вскрикнула и... очнулась.

...Векира причитала над ней: лицо испуганное, губы быстро движутся, но не слышно ни слова.

Принцесса лежала в спальне, на кровати. Над ней склонился человек с длинной острой бородкой. Под локтем стоял тазик, куда стекала кровь из вены. Вскоре вернулся и слух.

— Вот видите, — проблеял мужчина. — Сразу очнулась. Лучшее средство от любой болезни — кровопускание. И вот это лекарство давайте ей каждый раз, как очнется. И кормите, кормите ее побольше — смотрите, как она исхудала. Это всего лишь голодный обморок. Будет много есть, пить мое лекарство — обязательно поправится. А если будет хуже — сразу кровь пускайте. Ну-ка, давайте сейчас выпейте, — он взял со стола бокал, налил немного жидкости из пузырька. — Давайте-ка, поднимайтесь, — мужчина поднес бокал к ее губам.

Девушка выбила бокал из его рук, мимоходом удивившись: откуда взялись силы?

— Не буду пить, — прохрипела она пересохшими губами.

— Что? — удивился он.

— Убить меня хотите? — губы Мирелы изогнулись в хищной улыбке. — Не выйдет. Не буду пить!

— Что? — оскорбился доктор. — Я? Убить? Так вот и не пейте ничего. Завтра же помрете. Я — убить! Это же надо такое выдумать!

Громко возмущаясь, он собрал инструменты в чемоданчик. Мирела наблюдала за ним: он ожидал, что его становят, но принцесса молчала, и Векира, наблюдавшая за происходящим, тоже не спешила сделать это.

Когда дверь за доктором закрылась, горничная тут же подбежала и перевязала руку на сгибе локтя.

— Мне он тоже не понравился, ваше высочество, — причитала она. — Хорошо, что вы очнулись. Этим кровопийцам лишь бы кровь пустить, ничего не соображают. Вот я вам от моей матушки лекарство принесу...

— Нет!

— Ваше высочество, — обиделась Векира. — Да неужто вы считаете, и я вас отравить хочу? Я же...

— Воды, — потребовала принцесса.

Горничная поспешила наполнить бокал и подать его принцессе.

— Покушаете что-нибудь? — предложила она, следя, как жадно пьет Мирела.

— Нет! — успела отозваться принцесса, прежде чем опять потеряла сознание.

11 юльйо, королевский дворец в Жанхоте

Ночь Ялмари вновь провел во дворце. После встречи с Илкер, домик лесничего не нравился. Возможно, придется совсем его забросить. За ужином Полад сообщил, что скоро принцу придется снова уехать. И тут же успокоил королеву, что сын, конечно, отдохнет недельку другую, но вообще время поджимает. Если Загфуран на самом деле один из Первосозданных, то противостоять ему будет нелегко, и надо непременно найти не менее могущественного союзника. За эту неделю он тщательно обдумает, где его можно найти.

Утром принц предложил Сороту поохотиться, но обнаружил, что у сестры и Герарда появились какие-то общие дела. Это стало неприятной неожиданностью. Блуждая по дворцу, он машинально зашел в библиотеку. Немного покопался в себе, пытаясь понять, что ему так не понравилось. Пришел к выводу, что причина — характер Герарда. Будет ли сестренка счастлива с ним? Он сильно сомневался.

Ялмари достал книгу легенд. Это было недавнее переиздание древних манускриптов — он хотел восполнить пробел в образовании. В Умаре его поразило, что оборотни знают многое из того, о чем он даже не слышал. Пусть это всего лишь легенды, но ведь они помогли выжить. А что если он найдет что-нибудь еще важное здесь?

Он не успел прочитать и одной страницы, когда в библиотеку заглянула Илкер. Радостно улыбнулась, подлетела к столу, опустилась в кресло напротив.

— Здравствуй! Читаешь?

Он запоздало встал, чтобы поприветствовать ее.

— Здравствуй, — проглотил ком в горле. "Надо держать себя в руках!" — Да... Надо найти кое-что...

— Новое задание? — поинтересовалась она, подперев щеку кулачком. — Мне Полад сказал, что ты служишь ему.

— Сказал? — спросил без всякого удивления. — Странно, — хорошей фразы для продолжения разговора в голову не приходило. "Почему раньше было так просто беседовать с ней и так сложно сейчас? Ведь она ожидает этого: чтобы все осталось как прежде", — а он никак не мог прийти в себя от нежного запаха ее кожи, который чувствовал очень остро. Чтобы она не заметила его состояния, ткнулся носом в книгу, сделал вид, что читает.

— А можно узнать, что за книга? — поинтересовалась девушка. Не в силах вымолвить ни слова из опасения, что снова скажет или сделает что-то не то, Ялмари показал обложку. — Легенды? — удивилась девушка. — И это тебе нужно для задания?

— Да, — он пожал плечами, смутился. — Нет... Я кое с чем столкнулся... Хотелось бы узнать подробнее...

— Расскажи, пожалуйста! — она умоляюще подняла брови. — Мне ужасно интересно, где ты был эти дни. Кого видел, что нового узнал. Расскажи! Если, конечно, это не государственная тайна.

— Нет. Не совсем... — он потер виски. Девушка выжидающе смотрела на него. Он терялся от ее чистого взгляда. "Она не понимает, что происходит. Как же можно быть такой бесчувственной?" Вслух же пробормотал, опустив лицо в книгу. — Я был в Сальмане... в Биргере... в замке Иецера... и еще...

Такой отчет всерьез задел Илкер. Она выпрямилась.

— Кажется, ты не в настроении общаться со мной. Ты обижаешься на меня? Или когда ты убедился, что я не буду твоей любовницей, потерял ко мне интерес? Ладно, не буду тебе мешать, — она направилась из библиотеки.

Ялмари сидел, неподвижно глядя ей вслед, затем решительно догнал и преградил путь.

— Илкер, подожди!

— Что еще? — она побледнела, губы вздрагивали, будто она собиралась заплакать, но изо всех сил сдерживала себя.

— Илкер, — он заговорил с болью в голосе, — может, у меня тяжелый характер, может, я иногда выгляжу сумасшедшим, но не надо делать намеки, будто я подлец!

— Но так это выглядит со стороны! — на смену обиде к Илкер пришло возмущение.

— Как выглядит? Что я сделал?! — оскорбился Ялмари. — Покружил тебя по комнате? Извини, не сдержался. Ужасно скучал по тебе и по глупости надеялся... — он замолчал. — В чем еще моя вина?

— Хочешь, я расскажу тебе, как произошедшее вижу я, — парировала девушка горячо и быстро. — Сначала ты почти назначаешь мне свидание, предлагаешь встретиться, но вдруг исчезаешь, не сказав ни слова, не оставив и записки. Хорошо, тебя отправили срочно, ты не успел предупредить. Но после этого мне сообщают, что ты вернулся, что ты ранен. Я, между прочим, переживала, не знала, что с тобой. Но оказалось, тебя все видели. Все! Кроме меня. Ты вернулся утром. Тебя видели. Ко мне ты пришел после обеда. И сразу...

— Не понимаю, — оторопело прервал ее Ялмари. — Кто меня видел?

— Да все! Пайлун сказала, что весь город тебя видел, что ты герой и так далее.

— Да пусть убирается к шерешу твоя Пайлун! — взорвался Ялмари. — Пусть она придет сюда и скажет, когда это мы с ней встречались. И сразу со всем городом. И в какое место я ранен, пусть скажет, а то получается, она больше, чем я, знает! Чушь какая-то. Я устал в дороге, был в своем домике в лесу, потом к тебе. Я даже у Полада не был!

— Что? — Илкер разом остыла. — Но Пайлун говорила так искренно. Зачем ей обманывать? — смущение было недолгим, она вновь перешла в наступление. — Хорошо, это было недоразумение, но дальше? Я ведь извинилась. И ты сказал, что мы можем быть друзьями, а теперь ведешь себя так...

— Илкер, извини, — гнев исчез, он разжал судорожно сжатые кулаки. — Извини, — повторил он. — Я сморозил глупость. Я пообещал то, чего выполнить не могу. Все не будет как прежде, — посмотрел на потолок. — И быть твоим другом я тоже не могу. Прости, — он собрался сесть обратно за книгу, но девушка задержала его.

— Но почему? — недоуменно потребовала она. — Что случилось? Ты не можешь простить меня?

Ялмари горько рассмеялся и воскликнул.

— Да не в этом дело! Боже мой, ты же умная девушка. Неужели ты не понимаешь? — она растеряно покачала головой. Ялмари шагнул ближе, заглянул в глаза — теперь она их прятала, а он смотрел пристально. Заговорил тише, всматриваясь во вспыхнувшие щеки, закушенную от волнения губу. — Совсем-совсем не понимаешь? — она робко бросила на него взгляд и тут же опять опустила ресницы. Ей бы отодвинуться подальше, но казалось, что Ялмари крепко держит ее в объятиях, хотя он и пальцем не прикоснулся. — Не понимаешь, что я люблю тебя? — спросил еле слышно. Подождал ответа. Не услышав ничего, хотел уйти. — Прости. Не надо отвечать. Так бывает. Не судьба.

— Нет-нет, — испугалась Илкер, хватая его за рукав. — Что ты... Ты не обращай внимания. Я растеряна. И все так неожиданно. Я просто...

Ялмари притянул ее к себе. Казалось, он всего лишь всматривается в нее, но губы оказались так близко от ее губ.

— Ты просто...? — спросил тихо, от чего у девушки побежали мурашки. — Ты просто хочешь, чтобы мы были друзьями? Или...?

— Я тоже люблю тебя, — прошептала Илкер и спрятала лицо в куртке, чтобы он не видел, как она покраснела. Куртка была прохладной и пахла... Ялмари. Девушка слышала, как тяжело он дышит, сильнее прижимая к себе, как гулко бьется его сердце и от этого почему-то становилось спокойнее. Теперь-то она поняла, что он пережил за эти дни. Она бы простояла так целую вечность, впитывая в себя его тепло, его запах.

Лесник поцеловал ее щеку. Медленно отстранив от себя, притронулся к губам, а затем еще раз, чуть смелее. Тут же покой в объятиях Ялмари сменился страхом. Илкер попыталась освободиться.

— Ялмари, пожалуйста. Нельзя же...

— Что нельзя? — вкрадчиво поинтересовался он и поцеловал уголок ее губ.

— Ничего нельзя, — она отстранилась, но Ялмари был значительно сильнее. Она не могла с ним справиться! — Пожалуйста, — попросила она. — Ты же знаешь, что до помолвки ничего нельзя.

— Не бойся, — улыбнулся он, объятия тут же ослабли, теперь она в любой момент могла убежать. — Я тебя не обижу. Ты ведь понимаешь, что если бы я хотел тебя обидеть, то давно бы это сделал? — Илкер кивнула. Сейчас она это очень хорошо понимала! Как глупо было подозревать Ялмари. Они же в лесу вместе гуляли. Если бы он захотел... ему бы никто не помешал.

— Все должно быть по правилам, — она на миг умолкла, потому что Ялмари снова ее поцеловал. — Я хочу, чтобы все было по правилам, — настойчиво повторила она. — Сначала помолвка, потом... поцелуи.

Ялмари рассмеялся.

— Хочешь, я прямо сейчас подарю тебе колечко и будем считать, что мы помолвлены.

— Что? — Илкер деланно возмутилась. Надо было срочно возвращать свою язвительность, иначе ее ничто не спасет. Она не захочет быть спасенной. — Я надеюсь, ты пошутил? — она выскользнула из его рук и хотела отойти, но Ялмари поймал ее ладонь. — Помолвка, это когда присутствуют родители, родственники, друзья... — объясняла Илкер, стараясь освободить и ладонь.

— Но у тебя же нет родителей, — Ялмари прислонился к стене, легко потянул девушку на себя.

— У меня есть тетя. Ялмари... — она уперлась ему в грудь локтем, недовольно сдвинула брови. — Такое ощущение, что ты держишь меня на поводке. Я вроде бы свободна, но освободиться не могу. Пойдем лучше в город погуляем.

— Пойдем, — широко улыбаясь, согласился он и, поцеловав еще раз напоследок, все-таки отпустил ее. — Я чуть действительно не свихнулся за эти два дня.

...Они гуляли по городу, и вскоре Илкер убедилась, что в толпе поцеловать девушку легче, чем в комнате наедине — здесь не так-то легко увернуться. Она сердилась, потом смеялась, — но Ялмари не распускал руки, как другие позволяли себе по отношению к горничным. Он заметил ювелирную лавку и повел девушку туда.

— Пойдем, я выберу тебе колечко в подарок.

— Не надо.

— Пойдем, — уговаривал он, — мне хочется подарить тебе что-то.

— Нет, Ялмари, правда, я не хочу.

Внезапно он догадался, почему она противится. Если получит подарок, будет чувствовать себя обязанной что-то позволить ему.

— Илкер, мне хочется что-то подарить тебе, — попросил он. — Выбери сама, что именно. Я не потребую ничего взамен. Обещаю.

Она уже открыла рот, чтобы отказаться, но тут же лукаво прищурилась.

— Ты купишь все, что я попрошу?

— Все, — подтвердил он и тут же оговорился. — Если, конечно, ты не попросишь замок принца. Столько денег я с собой не захватил.

— Даже на маленький замок не хватит? — притворно надула она губки и тут же посерьезнела. — Серебряный у тебя найдется?

— Найдется, — кивнул он.

— Тогда идем. Я куплю тебе занавески. А то это ужас какой-то: такой большой дом, и место есть куда вешать, — но ни одной занавески.

Он покорно шел следом к лавке тканей. Занавески так занавески.

— Только я сама подберу. Хорошо?

— Хорошо, — покорился он.

Илкер исчезла. Спустя четверть часа выскочила, поинтересовалась, найдется ли у него два серебряных и не слишком ли это дорого для него, а то она своих добавит. Ялмари едва не рассмеялся, но, играя роль лесника, убедил, что он может потратить два серебряных. Вскоре она вышла со свертком.

— А теперь идем к тебе, я их сейчас же повешу. Эти будут висеть внизу, в гостиной. А в другие комнаты позже купим. Когда у тебя день рождения?

— Двадцать пятого нуфамбира.

— Это долго, — огорчилась Илкер. — А вот на День добрых духов я тебе ничего не дарила, потому что тебя не было, — тут же обрадовалась она. — Так вот я задним числом подарю тебе занавески в спальню.

Они добрались до домика лесничего почти бегом. Илкер тут же выставила его на кухню.

— Посиди тут. Зайдешь, когда я разрешу!

Ялмари выдержал недолго, а потом потихоньку прокрался в гостиную. Девушка цепляла бледно-голубые в синий цветочек занавески на металлические крючки. Он не мог сохранять невозмутимость, глядя на вытянувшуюся в струнку фигурку. Подкрался сзади, снял Илкер с подоконника, закружил по комнате. Илкер приглушенно взвизгнула, счастливо рассмеялась и прошептала:

— Отпусти.

Они стояли в ярких солнечных лучах. Тонкая голубая занавеска развевалась на ветру на двух металлических крючках, а в груди появилась тянущая пустота, будто кто-то медленно, по каплям пил его жизнь. Он быстро опустил девушку на пол и сжал виски.

— Что? — испуганно спросила она. — Что случилось? Голова заболела?

— Нет, — прохрипел он. — Нет. Просто... Мне снилось... все это...

— Что снилось? — удивилась Илкер.

Ялмари, глядя на окно, с трудом рассказал.

— Солнечный день. Окно в моем доме. Ты вешаешь занавески. Я подкрадываюсь и снимаю тебя оттуда.

— Правда? — восхитилась девушка. — Все так и приснилось?

— Да. Даже занавески... те же...

Илкер оглянулась.

— Ялмари, но это значит, что тебе снятся вещие сны! Ты видишь будущее. Твои сны сбываются.

— Лучше бы этот сон не сбылся... — он проглотил ком в горле.

— Почему? — девушка замерла.

— Потому что в этом сне ты умерла, — закончил Ялмари беззвучно.

В комнате повисла тишина. Они напряженно смотрели в глаза друг другу.

Наконец, девушка рассмеялась — искренно и беззаботно.

— Как умерла? Упала с подоконника и сломала шею?

— Это не смешно, — Ялмари не ответил на шутку.

— Напрасно ты не посмеешься над этим сном. Я жива. Так что тебя так напугало?

— Сон вовсе не предсказывал, что ты умрешь сегодня. И есть еще кое-что...

— Что? Расскажи, может, тогда я пойму, почему ты так беспокоишься. Но давай я сначала закончу работу.

— Лучше я, — улыбнулся он. — А то вдруг и вправду сломаешь шею.

— Ладно. А я тогда пока приготовлю что-нибудь на обед.

— Не стоит, — задержал он девушку.

— Стоит. Я уже проголодалась.

Когда он зашел на кухню. Илкер сидела за накрытым столом. Она успела испечь картофель, и теперь от него поднимался ароматный парок. Девушка отыскала копченое мясо и пирожные, нарезала тонкими ломтиками белый хлеб.

— У тебя такой изысканный десерт, — указала она на пирожные, когда он сел и положил в тарелку немного картошки. — Можно сказать королевский. Да еще копченое мясо... Тебя принц угощает или королева?

Ялмари, жевавший кусок картошки, подавился и долго кашлял.

— Постучать по спине? — участливо спросила девушка.

Он помотал головой и, вытерев слезы, пробормотал.

— Не в то горло попало.

— Так что ты хотел рассказать о моей смерти? — спросила она, подцепив вилкой ломтик мяса.

— Не шути так, — он тут же посерьезнел.

— Не буду. Но мне уже давно хочется услышать о твоих приключениях. Расскажи, пожалуйста.

Ялмари обреченно вздохнул и стал рассказывать по порядку обо всем. Илкер слушала внимательно, прерывая рассказ испуганными возгласами, хотя он старался как можно скромнее описать свои приключения. Когда он описывал зеркальный коридор, девушка прервала его.

— А в зеркальном коридоре ты меня не видел?

— Нет, только во сне.

— Тогда почему ты так разволновался?

— Потому что один мой сон уже сбылся.

— Про синие скалы?

— Да.

— Когда?

— Можно я расскажу по порядку? — приподнял он брови.

— Да, конечно. Извини, что перебила, — девушка покраснела и тут же воскликнула удивленно. — Так об Умаре зеркало правильно тебе предсказало? Ты был у оборотней?

— Да, — ему нравилась эта детская радость, но он боялся ненужных вопросов.

— Ты был у оборотней! — повторила она восхищенно. — Вот здорово. И они тебя пустили к себе? Они же не очень любят людей.

— Пустили. Они сторонятся людей, но "не любят" — это слишком сильно сказано, — он не глядел на Илкер, а затем накрыл ее руку своей ладонью. — Пойдем, погуляем?

— Нет, ты сначала расскажи все про оборотней. Все-все. Мне так интересно!

Не выпуская ладони Илкер, поглаживая ее пальцы, он описал помолвку у костра.

— Постой, так оборотни не обмениваются кольцами? — вновь прервала она рассказ.

— Нет. Парень дарит девушке половинку эльтайона.

— А что за эльтайон?

— Это... Понимаешь, каждого оборотня учат воевать, и каждого оборотня учат работать с металлом. Конечно, есть и кузнецы — они всю жизнь посвящают этому делу. Но любой оборотень в случае необходимости может выковать меч. И он обязан выковать эльтайон. Обычно парни делают это лет в восемнадцать. Это такой круглый медальончик, его носят, пока не найдут невесту.

— Круглый золотой медальон на скрученной цепочке? — переспросила девушка. — Как у тебя? — она попыталась вырваться, но Ялмари удержал ее. — Я видела у тебя на шее. Это эльтайон?

— Да, — осторожно подтвердил он.

— Ты сделал себе такой, как у оборотней? Тебе понравилась идея, да?

— Да, — подтвердил он.

— Покажи, пожалуйста, — она все-таки выдернула руку и, обогнув стол, подошла к Ялмари.

Недолго думая, он усадил ее к себе на колени и, прежде чем она возразила, достал из-за пазухи цепочку и вложил ей в руку. Илкер заинтересованно рассматривала медальон.

— Видишь, по нему идет изогнутая полоска?

— Вижу, — подтвердила девушка, — а что это?

— Если разломить эльтайон, то он расколется по этой полоске и будет два медальона необычной формы. На них есть дырочки на обоих, видишь? Вот во время помолвки, князь разламывает эльтайон и отдает половину невесте. Такая половинка подходит лишь к одному эльтайону. Знак того, что только вместе они целое.

Он снял с шеи медальон. Разделил цепочку на две нити, застежка тоже раскололась. Вслед за этим разломил эльтайон. Илкер не сразу догадалась, что он хочет сделать. В следующее мгновение он уже надел ей на шею половинку.

— Все. Теперь ты моя невеста, — улыбнулся он.

— Но...

— А при родителях обменяемся кольцами позже, — предупредил он ее протест.

— А что это за черный камень, — спросила девушка об амулете с небольшим углублением в центре.

— Это... — Ялмари смутился, — охранный амулет... Подарок матери.

— Никогда такой не видела.

— Редкая вещь.

Он смотрел на Илкер так пристально, что девушка смутилась. Ялмари заметил, как румянец выступил на щеках, а дыхание участилось.

— Отпусти, пожалуйста, — попросила она тихо.

— Хорошо, — согласился Ялмари.

Девушка встала и отвернулась.

— Что-то не так? — встревожился он.

— Мне кажется, уже пора возвращаться во дворец.

— Я провожу тебя, — согласился он.

По дороге в город, она потребовала, чтобы он закончил рассказ о путешествии. Долго обдумывала услышанное. Наконец спросила.

— А когда тебе снился сон? Какого числа?

— Кажется... Да, первого юльйо.

— Так я тогда очень сильно болела и чуть не умерла. Вот тебе и приснилось такое. Но сам Полад — представляешь? — дал мне лекарство, вот я и выздоровела. Не волнуйся за меня, пожалуйста. Все будет хорошо, правда.

Они подошли к черному ходу дворца. Ялмари попрощался и собрался уходить, но Илкер остановила его:

— Ялмари... — она смотрела на лесника, не отводя глаз. — Здесь и сейчас ты можешь меня поцеловать, — у него чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он приблизился к девушке. — Что нужно делать, когда целуешься?

Он улыбнулся и прочистил горло:

— Думаешь, у меня очень большой опыт? — прошептал он.

...У Ялмари едва хватило сил оторваться от девушки. Ладони Илкер лежали на его шее и пальцы вздрагивали. Она не удержалась и провела руками по его спине, а потом коснулась волос. Наконец, отвела губы.

— Пусти. Мне пора.

— Илкер... я завтра зайду к тебе... часов в десять. У нас так мало времени, — он прижимал девушку к себе. — Кто знает, когда мне придется уехать...

— Хорошо, — согласилась она. — Но если принцесса не займет меня каким-нибудь делом.

— Я уверен, что не займет. Это будет бесчеловечно с ее стороны.

Он легко поцеловал ее волосы, прежде чем она исчезла за дверью. Теперь возвращение в домик лесника уже не тяготило, как раньше. Вообще не хотелось никуда уезжать. "Полад оказался прав. Как всегда", — усмехнулся принц. Одно омрачало радость. Как ни старалась девушка успокоить его, странный сон не шел из головы. Может, Илкер тогда и лежала в постели в горячке, но во сне-то ему привиделось, как они вместе повесили занавески. Только после этого она умерла...

12 юльйо, Беероф, столица Кашшафы

Отсутствия Загфурана в Беерофе особенно не заметили. Минарс посчитал, что это к лучшему. В нем кипела энергия — перемещаясь по Энгарну, он не отказывал себе в крови, хотя и соблюдал предельную осторожность. Он постепенно привыкал к новому облику. Крылья вампира — еще одно преимущество, которое он получил. Передвигаться так он мог значительно быстрее, не прибегая при этом к магии, от использования которой долго чесалось тело.

Перелетев через Пегларские горы, отделявшие Энгарн от Кашшафы, маг посетил ремесленника-минервалса, чтобы узнать, что слышно в столице, а позже направился к себе домой. В путешествии его осенило: для того чтобы воздействовать на короля, ему нужны влиятельные сторонники. Кто станет помощником, не оспаривая при этом право Загфурана отдавать приказы? Магу однозначно не хватало влиятельной организации. Не разбросанных по стране тут и там минервалсов, а официальной структуры, чего-то вроде монашеского ордена, причем такого, который король поддержал бы хоть на первых порах, не сразу заметив, что он под контролем минарса. Решение лежало где-то поблизости, но никак не давалось. Загфуран уже решил, что обдумает все, после отдыха, когда нос к носу столкнулся со священником Избранных, выходившим из беленькой церквушки, построенной около трех лет назад.

Загфуран рассмеялся. Конечно! Вот то, что ему нужно. Манчелу тщетно пытался насадить Святую церковь взамен старой. Когда король задумал реформы, то поддержал его в этом орден Избранных. Маги и духовники сопротивлялись переменам. Но магов в церкви Хранителей Гошты осталось мало, и они с каждым годом все слабели, а духовников много, но они ничем не смогли помешать королю.

Подоплеку ревности короля о Боге, не знали лишь младенцы: хотя по стране провозглашалось, что монарх хотел облагодетельствовать народ, но это был всего лишь способ обогатить казну. Манчелу действовал до примитивности просто: если на какого-то духовника церкви Хранителей Гошты жаловались, король отдавал приказ именем Святой церкви казнить его. Приход отдавался одному из Избранных. Золото, хранившееся в церкви, а так же внутреннее убранство шли королю. Что происходило дальше, не очень волновало монарха. Постепенно приходы вокруг столицы передавали Святой церкви. Но любимицей народа она так и не стала. У короля обладавшего железной волей, не хватало ума, как сделать свое детище сильным. Он убедил Высочайшего Дишона, главу церкви Хранителей Гошты в Кашшафе, оставить свой пост и удалиться в провинцию, но вся страна по-прежнему почитала его духовным лидером. Казнить же его Манчелу боялся, опасаясь новых волнений.

Если сейчас минарс подскажет, как изменить сознание людей, чтобы они полюбили Святую церковь и возненавидели церковь Хранителей Гошты, король поддержит его начинания, а Загфуран создаст внутри церкви орден Светлых, на который будет опираться, когда потребуется помощь в покорении Гошты.

Минарс отпер дом. Так же, как и в деревенском доме, прислугу здесь он не держал. С улицы маг попал в спальню, которая являлась и кабинетом, и столовой. У единственного окна слева, где он вставил настоящее стекло вместо слюды, стоял небольшой стол, за которым он и писал, и обедал. Камин в противоположной стене Загфуран давно не топил: пищу он не готовил, а летом в Кашшафе было достаточно тепло. Взглянул на узкую кровать, застеленную холщовой тканью. Надо бы отдохнуть хоть немного, но нет, это подождет. Сначала он запишет идеи для себя и для короля и встретится с монархом, чтобы убедиться, что получит поддержку. Затем он позволит себе краткий сон. Налив вина в кубок, он уселся за стол и придвинул к себе бумаги и перо с чернилами.

"Итак, главой Святой церкви Манчелу назначил себя. Это менять не будем, пусть король потешит самолюбие. Ему подчиняется совет из пятнадцати Избранных. А вот это исправим. Святая церковь должна что-то взять из старых обрядов, но не имена, нет. Пусть новый орден называется орденом Светлых", — он потер верхнюю губу. Убедить короля, что надо сменить имя будет несложно. "Надо хорошенько взвесить, какие обряды Хранителей Гошты полезны, чтобы взять их на вооружение: народ почувствует преемственность. От некоторых же избавимся без сожаления". Загфуран быстро внес несколько пунктов в две колонки — хорошо, что в богословии Гошты он разобрался, еще когда находился в Храме Света.

Следом он продумал несколько показательных действий Святой церкви для завоевания народной любви. До сих пор Избранные умело манипулировали сознанием людей, выставляя напоказ недостатки старой церкви, прославляя короля и демонстрируя собственное благочестие. "Надо пойти дальше. Пусть священники новой церкви откроют школу в приходах для желающих, а также больницы и приюты. Средства? Средства мы изымем у непокорных". Минарс знал, что монарха непременно надо успокоить: из-за предложений мага он не потеряет доход, а наоборот приобретет, когда Святая церковь завоюет страну без пролития крови. Школы, больницы, приюты — это то, что людям понравится. Еще им понравится, если священники не будут требовать седьмину, плату за обряд посвящения и похороны. А чтобы денежный поток при этом не уменьшился, надо пробудить в сердцах желание Новой Гошты и страх перед вечной гибелью. Проповеди о Новой Гоште, которую сотворит Эль-Элион, когда дни Вселенной подойдут к концу помогут в этом. Там каждый будет есть, пить и веселиться, никогда не работать, но всегда получать то, что желает. Тем более что в книге Вселенной можно найти подходящие тексты. С другой стороны, тех, кто не следует в точности заповедям Всемогущего, ожидает смерть в подземельях Шереша. Версия закона Эль-Элиона, которая существует на Гоште, неплоха, но слишком кратка. Люди любят, когда им объясняют подробно, что именно и в каких количествах можно, а чего категорически нельзя. Иллюзия оберега от ошибок, но на самом деле в душе поселяется неизбывный страх: они что-то упустили в поклонении, забыли выполнить какое-нибудь установление. А это промах, это значит, что их ждет вечный холод, царящий в выше упомянутом подземелье. Избежать его можно одним способом: щедро жертвовать церкви за каждую ошибку, и получить приглашение на Новую Гошту.

Маг отстранился от стола. Людям невдомек, что Эль-Элион ожидал, что они сами научатся размышлять и определят, что есть добро и что зло. Им проще, когда кто-то думает за них. В данном случае думать будет Загфуран.

Минарс записывал все кратко и точно. Закончил он предложениями по реорганизации духовного сословия Святой церкви. Нехорошо, если все священники будут скрывать лицо. Пусть только орден Светлых соблюдает эту традицию.

К полудню он приготовил несколько поправок к уставу Святой церкви. Одни для прихожан — простых людей, не открывавших Священных книг ни разу в жизни. Другие для ордена Светлых. Третьи для Пресветлых — тех, кто будет руководить церковью.

Цедя вино, Загфуран удовлетворенно перечитывал записи. Поправки, конечно, придется со временем вносить еще, но незначительные. Кое-что он взял из законов храма Света, чуть адаптировав для примитивной цивилизации. Тот, кто захочет вершить судьбу страны и Гошты, должны принести клятву посвящения: "Вступая в орден Светлых, я клянусь сделать все, чтобы на Гоште каждый человек мог стать совершенным и содействовать этому каждой своей мыслью, каждым своим словом, каждым своим делом и всей своей жизнью". Другие правила вытекали из этой цели.

Теперь следовало подобрать человека, который, руководя церковью, будет правой рукой Манчелу, выполняя при этом волю Загфурана. Это поможет минарсу остаться в тени, чтобы со стороны видеть, что происходит на планете, а в случае необходимости отлучиться по собственным делам. Итак, звание Светлейшего пусть будет у короля. А вот для тайного правителя церкви следовало найти человека доверчивого, в меру глупого и в меру фанатичного. Загфуран перебрал в уме минервалсов, которых успел завербовать. Лучшей кандидатурой казался Сусий. До недавнего времени шестидесятилетний служитель церкви Хранителей Гошты обладал определенным авторитетом, входя в совет как Мудрых магов, так и Мудрых Избранных. Он уже принял помазание от Святой церкви: после того как его посвятили в минервалсы, он верил, что у него есть особая миссия. Надо дать ему статус Пресветлого, пусть руководит не только коллегией Святой церкви, но и другими минервалсами.

Минарс сделал наброски относительно структуры Святой церкви. "В коллегии, как и прежде, будет пятнадцать человек. Каждый из них пусть выберет еще одиннадцать человек себе в ученики — они будут управлять прелатурами и составлять Круг Правой руки. За своих подопечных отвечает избравший. Ошибется в выборе — будет наказан, лишен статуса Пресветлого". Эту заметку Загфуран одну из первых внес в устав ордена. Пусть Пресветлые учатся отвечать за поступки и относиться к своему званию с ответственностью. Прежде чем выбрать кого-то, подольше понаблюдают за человеком, чтобы оценить, достоин ли он быть в Круге Правой руки. Это хотя бы на первое время избавит организацию от слабых звеньев. Продвигать Святую церковь следовало, декларируя те же идеи, что и раньше: здесь нет таких тупых и развратных людей, как в церкви Хранителей Гошты, — эту тактику справедливо считали самой эффективной.

Один из пунктов устава ордена Светлых: каждый Светлый сторож брату своему. Эту цитату он взял из книги Вселенной. Сторож должен внимательно наблюдать за другим Светлым, чтобы вовремя заметить, если он ступил на путь погибели. Каждый Светлый должен проходить определенное обучение. Если он покажет верность ордену, то получит звание выше, войдет в круг пятнадцати Пресветлых, сместив тех, кто нерадиво относится к своим обязанностям. В конечном же итоге все на Гоште должны стать Светлыми. Но это настолько далекая цель, что кому-то покажется несбыточной. Однако по привычке Загфуран наметил ближайшие цели: укрепить Святую церковь и орден Светлых в Кашшафе, завербовать людей стоящих у власти в орден или же заменить их Светлыми. А затем дальние: он надеялся распространить влияние ордена на соседние страны материка, прежде всего на Лейн, а потом и Энгарн. Если Эль-Элион поможет, он тогда уже будет осуществлять контроль и над этой частью суши...

Завершив работу, Загфуран еще немного посидел, потирая лоб. Он размышлял о Манчелу. Король очень упрям. Если ему не понравится вмешательство минарса в его дела, он даже читать не будет, и тщательно продуманный план рухнет. Маг огладил бороду. Определенно не следует сразу предлагать Сусия, это насторожит монарха. Другие предложения он должен оценить, ведь ему это выгодно. Если же не оценит...

Загфуран допил вино, с громким стуком поставил кубок на письменный стол и решительно вышел из дома с бумагами. Эти предложения были попыткой договориться с Манчелу. Если король Кашшафы поддержит его предложения, он будет править. Если же нет — придется воспользоваться списком герцога Тазраша: людьми, готовыми посадить на престол четырнадцатилетнего принца.

Чтобы не тратить время на дорогу, маг переместился прямо в восточную галерею дворца. Тут его неожиданное появление не так шокирует — обычно днем восточное крыло пустует.

Убедившись, что его никто не видит, быстро почесал шею и грудь, и направился в центральную часть дворца. В просторных светлых галереях он не встретил никого кроме королевской гвардии, стоявшей через каждые поллавга. При виде спешащего куда-то мага, в развевающемся на ходу сером балахоне с капюшоном, они вытягивались в струнку и замирали. Проходя мимо воинов, Загфуран ощущал их страх, слышал учащенное биение сердца — это тоже благодаря сущности вампира. По этой же причине он мог не спрашивать, куда ушел король: маг чувствовал Манчелу как добычу. Он так настроился на серьезный разговор, что чуть нервничал оттого, что король сейчас мог оказаться в спальне одной из фрейлин, живущих во дворце, несмотря на то, что королевы пока нет.

Чутье Загфурана вывело его из дворца во внутренний дворик, где на стриженой лужайке Манчелу бился на мечах с графом Ульфатом. Молодой граф явно поддавался монарху — минарс знал, как хорошо Ульфат владеет мечом. Но и Манчелу сохранил хорошую форму. Он очень своевременно парировал выпады графа, то и дело переходя из защиты в атаку.

За этим сражением, одобрительно вскрикивая и аплодируя в случае удачных приемов, наблюдали еще два фаворита — граф Харун и младший Ароди, без сомнения тоже будущий граф. Когда казнят леди Ароди, наступит очередь строптивца Рекема. Всматриваясь в белозубую улыбку мальчишки-фаворита, которого, как и остальных, Манчелу приблизил для забавы, маг размышлял: понимает ли он, какой ценой заслужил расположение монарха? "Понимает, — ухмыльнулся Загфуран. — Прекрасно понимает, поэтому и здесь. Если бы не вырезали его семью, он бы сейчас мог рассчитывать лишь на должность духовника в умирающей церкви Хранителей Гошты. Он только не понимает, что от таких, как он, тоже довольно быстро избавляются, потому что предавший семью предаст кого угодно".

Слуги, стоявшие поодаль с полотенцами и кувшином вина, заметили Загфурана, недвижимо наблюдавшего за боем, и тут же от них полился страх. Магу начинало нравиться это. Этот запах заставлял кровь бурлить, он перевоплощался в охотника. С наслаждением предвкушал, что вот сейчас молодые аристократы, искренно восхищавшиеся королем-легендой, увидят его и тоже испугаются. Хладнокровие и надменность сохранит лишь король. Он не боится минарса. И совершенно напрасно. Страх предупреждает об опасности, и Манчелу однажды пожалеет, что недооценил опасность, исходящую от мага.

Минарс шагнул ближе к фаворитам. Удовлетворенно заметил, как бледнеют их лица, а восхищение сюзереном становится наигранным. Они слегка кивнули Загфурану, но тот не удостоил их ответом, неотрывно глядя на короля. Манчелу тоже почувствовал перемену в зрителях и, обведя меч противника, выбил его у вскрикнувшего Ульфата. После чего снял перчатку и протянул открытую ладонь.

— Хватит, Байзет, — он с силой потряс ладонь фаворита. — Ты доставил мне незабываемые минуты, благодарю.

Он взял полотенце, поданное слугой, и вытер шею. Затем повернулся к Загфурану.

— Кутаетесь в балахон? — ухмыльнулся он вместо приветствия, потом шагнул ближе, чтобы его не слышал никто, кроме мага. — Не знаю, зачем вы пришли, но рад, что вы спасли меня от этих молодых козликов. По их мнению, я еще должен пылать энергией и задором, а уставать и болеть — не приличествует королевской особе. Так что у вас? — он быстрым шагом направился во дворец, не беспокоясь о том, успевает ли за ним Загфуран и хорошо ли его слышит. — Новую войну затеваете? Предупреждаю: больше я на такую глупость не пойду.

— Это не ваша глупость, — утешил он монарха. — И, безусловно, подобного не повторится. Я искренне надеюсь, что еще таких, как Тазраш, в армии Кашшафы нет, — и прежде чем король что-то возразил (маг почувствовал гнев короля), он продолжил. — У меня есть предложения относительно Святой церкви. Смиренно прошу выслушать их, потому что уверен: они послужат на благо вам и всей стране. Не пройдет и пяти лет, как в Кашшафе будут знать и помнить только Святую церковь и повиноваться лишь ее главе — Светлейшему Манчелу.

Услышав подобное обещание, король чуть замедлил шаг, с интересом взглянув на мага.

— Я выслушаю ваши предложения за обедом, — вынес вердикт он, входя в Голубую гостиную, где для него приготовили трапезу.

Загфуран любил эту комнату. Сайхат могла быть сто раз ведьмой, но вкус у нее был отменный. Эту комнату отделывали под ее руководством. Она первая догадалась сделать потолок лазурным, а не белым, как обычно. Парча, свисавшая с карнизов, в действительности была гобеленами, созданными по эскизам королевы Сайхат: по сине-золотому фону рассыпались дивной красоты алые и белые узоры. Картины со сценами из Священных книг смотрелись уместно и гармонично: бывшая королева повесила их не очень мало и не очень много, — ровно столько, чтобы в гостиной сохранилась гармония голубых оттенков. Великолепный паркет покрыли роскошным ковром из Шумафа. Раньше под легким газовым балдахином, возвышалась кровать с занавесками и покрывалом из лейнского атласа, расшитыми золотой нитью и окаймленные серебряным позументом. Сайхат любила принимать гостей, полулежа под пологом, в то время как гости сидели на расставленных вокруг ложа стульях.

Кровать давно перенесли. На ее месте поставили большой стол, накрытый дорогой парчой в тон гобеленам. За эти столом, уставленным блюдами так, что мыши негде было развернуться, вполне мог пировать совет лордов, но сегодня Манчелу явно собирался насладиться трапезой в одиночестве. Если, конечно, не считать слуг, замерших в позе борзой собаки, учуявшей дичь. Справа — врач его величества, слева — гофмейстер, позади — капитан королевской гвардии и два стража. Раньше здесь присутствовал один из Мудрых священников, чтобы благословить пищу. Но теперь главой церкви стал король, и он не всегда следовал ритуалу, справедливо полагая себя выше этого.

Маг знал, что к столу его не пригласят, поэтому лениво рассматривал еще один стол черного дерева, на котором красовался серебряный канделябр с пятнадцатью разветвлениями, в каждое из которых заботливо вставили ароматизированную свечу, — еще одна память о той, кто придумал декор этой комнаты.

Вообще столики разместили повсюду: круглые, квадратные и овальные; низкие и высокие. В нескольких местах стояли отделанные эмалью шкафчики с отделениями для мраморных и лазуритовых статуэток. Бронзовая корзинка и хрустальные вазы со свежими цветами украшали каминную полку. На книжных полках с витыми украшениями из позолоченной меди стояли переплетенные в сафьян томики — Сайхат, в отличие от Манчелу, любила читать. Может, поэтому и закончила так плохо. Король болезненно самолюбив и любит превосходить всех и в уме, и в силе. Поэтому, предлагая что-то ему, следует убедить короля, что это его собственные мысли.

Манчелу успел съесть суп из учурки. Следом попробовал суп с прожаренным мясом оленя, сдобренным соком щуала*. Далее последовала отварная телятина, и только после нее Манчелу снизошел до того, чтобы поинтересоваться, какие идеи посетили мага.

Когда Загфуран заговорил, никто не смог бы сказать, что он задет пренебрежением короля, — он давно научился держать себя в руках. Мягко и убедительно, время от времени цитируя его величество, он изложил мысли по поводу укрепления Святой церкви.

Минарсу показалось, что король, уплетая костный мозг и ту же учурку, но рубленую с хлебными крошками, не услышал и четвертой части того, что он сказал. Однако к его удивлению, когда Манчелу перешел к желе и печеным яблокам с сахаром, он стал задавать вопросы — меткие, точные, показывающие, что король не только внимательно слушал, но и действительно не глуп. Позже Манчелу долго смаковал вино, глядя в лазурный потолок как в небо. И вынес вердикт, поразивший Загфурана до глубины души.

— Я уже давно подумывал, что надо окончательно уничтожить церковь Хранителей Гошты, ставшей кандалами на моих ногах. Вы сделали интересные и своевременные предложения. Святая церковь должна стать моим оплотом в битве с разжиревшими духовниками и магами, в битве с дворянчиками, оспаривающими мое право приказывать им. И вы правы, для этой цели нужна жесткая структура и дисциплина. Итак, продолжайте свое дело, а я пока подготовлю соответствующий указ. Единственное условие, — Манчелу бросил быстрый взгляд на неподвижно застывшую фигуру в сером балахоне, — без моего согласия, никто не войдет в коллегию Пресветлых. Напишите список, кого вы желаете там видеть, я внесу туда правки, а потом мы придадим законность некоторым перемещениям.

Загфуран покинул столовую со смешанным чувством. Он вроде бы победил. И в то же время проиграл. Потому что если король будет контролировать состав коллегии, церковь не станет альтернативной силой в государстве, но лишь еще одной опорой трона. По крайней мере, Манчелу хочет сделать все, для того чтобы так было. "Посмотрим, кто кого. Главное, чтобы в коллегию вошел Сусий".

Манчелу с удивительной энергией принялся воплощать идеи Загфурана в жизнь. После обеда он подписал указ, а еще через час его отправили священникам Святой церкви и знатным аристократам страны. Но и на этом его величество не остановился. Манчелу пригласил Загфурана, чтобы он стал свидетелем беседы с отцом Узиилом. Духовник приехал с просьбой принцессы повидаться с умирающей матерью. Загфуран тогда подивился наивности престарелого священника. Король, не сомневаясь ни мгновения, отправил старика в темницу. Туда они и направились для разговора.

Престарелый священник сидел на куче соломы в темной камере. Услышав скрип открывающихся дверей, он даже не поднял головы.

— Добрый вечер, отец Узиил, — Манчелу проявил избыток вежливости.

— Добрый вечер, сын мой, — священник явно иронизировал.

— Как вы себя чувствуете? — король сделал вид, что не заметил колкости, а может, решил ответить такой же саркастической вежливостью.

— Прекрасно! — заверил его духовник. — У меня есть крыша и постель. Меня кормят раз в день. Чего еще мне желать?

— Может быть, свободы?

— Я всегда свободен, ибо человек не может сковать мой дух. Но если, сын мой, вы отпустите меня к королеве Езете, я буду рад еще послужить моему государю и моей стране.

— Да, я имел в виду именно это. Я уверен, что вы были бы очень полезны и мне, и Кашшафе. С сегодняшнего дня мы начинаем реорганизацию Святой церкви. Коллегия Пресветлых будет сформирована заново. Наша цель — помочь каждому человеку открыть в себе образ Божий. Мы уже долго хранили Гошту, и толку от этого было мало. Настало время для решительных действий. Я бы очень хотел, чтобы вы стали примером для моих подданных, возглавив коллегию Пресветлых. Выше вас в стране буду только я.

— Еще противитесь хранителям Гошты? — увещевающе произнес старик.

— Не смешите меня, отец Узиил. Кому я противлюсь? Пьяным, зажравшимся духовникам, которых ненавидит народ? Нет такого дела, которым бы не занимались ваши братья с целью обогащения. Они становятся адвокатами, обвинителями и истцами, отправляют купеческие караваны не только по стране, но и на другие материки. Они имеют двух, а иногда и более жен, и все женщины живут одновременно в их домах, похожих на небольшие дворцы. Они самостоятельно устанавливают пошлины, а иногда их слуги грабят на дороге всех, кто отказывается платить установленные ими подати. Они закрывают кладбища и отказываются погребать умерших, если считают, что прихожане обделяют церковь седьминами. Они готовы медяки у калеки отобрать — ничем не брезгуют. Повторюсь: они делают все, чтобы нажиться. Кроме одного. Они не проповедуют и не живут в повиновении Эль-Элиону. В этом причина духовного упадка, который постиг страну. В Святой церкви не будет подобного. Мы отберем средства у недостойных и раздадим их обездоленным. Кто как не вы подскажете остальным, кто из, так называемых, Мудрых недостоин не только носить это звание, но и вообще жить на этой земле. Мы будем судить их по закону, чтобы справедливость восторжествовала. Но такие люди, как вы, отец, нужны нам. Именно вы должны вести людей к духовным высотам. Поможете ли вы мне в этом нелегком деле? Пойдете ли рядом со мной?

— Итак, я стану главным в стране после вас? Значит, вы упорствуете в этой ереси, мой король, и хотите быть главой церкви?

— Да, отец. И это не ересь. Кто еще проследит за тем, чтобы Святая церковь не пошла по тому же пути, что и церковь Хранителей Гошты? Если я буду обладать не только светской, но и духовной властью, эта задача будет мне по силам.

— Но если вы, мой король, имеете такую прекрасную цель, то не стоит ли начать духовное возрождение с себя? Вернуть законную жену и дочь...

— Я, безусловно, верну Мирелу ко двору, если она исполнит мою волю и примет помазание от Святой церкви. Что же касается Езеты... Мое сердце уже три дня скорбит о ее гибели. Она была достойной королевой. Жаль, что я так поздно осознал непоправимую ошибку, которую совершил.

— Не кощунствуйте, — голос старика приобрел твердость. — Эль-Элион слышит ваши слова.

— Прискорбно, отец, что вы не верите в мою искренность. Я надеялся, что вы как никто другой поддержите кающегося грешника.

— Я готов поддержать кающегося. Если вижу его искренность, — и пока Манчелу не возмутился, завершил. — То, что вы хотите сделать, противно Богу. Для того чтобы наказать нерадивых священников не надо уничтожать церковь Хранителей Гошты. Достаточно...

— Ни слова больше, — тон короля изменился. Он снял маску вежливости. — Если вы не со мной, то против меня. Если не хотите стать моей правой рукой в Святой церкви, то умрете вместе с моими врагами.

— Меня это не пугает, — доброжелательно объяснил Узиил. — Я стану мучеником за веру моих отцов.

— Не обольщайтесь. Вас казнят как прелюбодея и изменника. Кажется, вы воспитывали племянницу, дочь вашей умершей сестры. Я найду людей, которые подтвердят, что она не только в доме прибиралась, но и постель вам согревала. Много найдется людей, которые поверят в вашу невиновность?

Старик молча смотрел на короля. Загфуран оценил это молчание — оно было красноречивее слов. Манчелу развернулся и вышел. Даже по его походке Загфуран увидел, как разгневан монарх. Еще бы — он так унижался, чтобы склонить гордого старика на свою сторону, но план не сработал. А задумка была великолепная: если бы отец Узиил встал рядом с королем... То, что священник сделал другой выбор, вопило не о его наивности, но о настоящей глупости. Если бы в нем сохранилась хоть капля мудрости, он присоединился бы к Святой церкви хотя бы для вида, чтобы использовать власть для помощи тем, кто верит ему, для помощи той же принцессе... Что-то подсказывало минарсу, что Мирела поступит так же, как этот священник, и тогда в стране начнется раскол. Но это выгодно им. Если не дать восстанию разгореться и действовать быстро, можно уничтожить врагов трона, обвинив их в пособничестве принцессе, которая хочет убить отца. Если Манчелу не блефует и оклевещет противников так, чтобы они не представляли опасности, победа Святой церкви обеспечена. Загфуран посмотрел на монарха с уважением. До сих пор он недооценивал Манчелу.

— Меня обвиняют в смерти Езеты! — пробурчал король. — Да зачем мне сдалась эта старая кляча, она бы сама умерла в ближайший год...

Минарс с удивлением взглянул на монарха. По правде говоря, он тоже считал, что смерть Езеты произошла не без участия короля. Но если не он, то кто? Впрочем, это уже не важно. Маг направил мысли монарха в другую сторону.

— Ваше величество, если позволите...

— Чего тебе? — недовольно пробубнил король.

— У меня есть кандидатура не такая одиозная, как отец Узиил, но не менее достойная на пост вашей правой руки.

— Уж не ты ли? — хмыкнул Манчелу. В гневе он забывал о том, что с Мудрыми надо обращаться уважительно, и переходил на "ты".

— Что вы! — Загфуран изобразил подобострастие. — Я весьма скромного мнения о своих способностях.

— Списки всех, кого вы хотите порекомендовать, передайте мне, — повторил монарх, не оборачиваясь. — Я проверю и утвержу тех, кого посчитаю нужным. И еще — забудьте об Энгарне. Все силы бросьте на Святую церковь. Это мое последнее предупреждение, — после этого король махнул, делая знак, что дальше за ним следовать не стоит.

Загфуран постоял немного, размышляя. Король требует списки — он предоставит их, но сначала надо тщательно их обдумать. Кого стоит сразу показать Манчелу, а чьи имена пока отложить, чтобы затем незаметно ввести их в орден Светлых. Теперь он еще раз убедился: борьба с церковью Хранителей Гошты будет легкой. Одних казнят за неподобающее духовникам поведение, вторые поспешат перейти под крыло короля. Третьих казнят, как Узиила, за непокорность. Самая большая проблема в другом: как переиграть короля? Минарсу надо было не столько утвердить Святую церковь, сколько покорить Энгарн. И если Манчелу будет в этом мешать... Придется с ним расстаться.

12 юльйо, Раввиф, столица Яхии, страны амазонок

Ветерок, вырвавшийся из объятий березовой рощи, обласкал беленые стены городской стены, скользнул выше, поцеловав щеки женщины-стража. Она смущенно тряхнула головой, но сердце ее преисполнилось благодарности. Несмотря на то, что уже тридцать лет враг не подходил к стенам Раввифа, стражи, так же как и женщины-воины, находившиеся у границы страны, носили полные доспехи. Даже шлем с пышным конским хвостом на затылке они не могли снять, пока стояли в дозоре. В летний полдень и кожаные брюки заставляли истекать потом, не то, что закаленная сталь... Женщина перехватила копье и вновь устремила взгляд на дорогу. Ничто не заставляет чувствовать раздражение так сильно, как осознание бессмысленности своего дела. Если бы враг перешел границу, королева бы узнала об этом и без городской стражи. Яхия очень невелика, умещается в небольшом лесу между Энгарном и Ногалой, так что бой сразу бы услышали, а вскоре и увидели бы. Отвернувшись от леса, женщина с тоской представила бассейн у себя в доме. Когда закончится ее стража, она полежит там с часок, пока не замерзнет. Может, и раба пригласит присоединиться. Она захватила его месяц назад — виллана из лейнской деревни. С тех пор как Энгарн заключил перемирие с Яхией, на его территории королева ходить запрещала. Раб, которому она пока не дала имя, оказался в меру уродливым и в меру тупым. Если с работой по дому он еще справлялся, то с утешением госпожи не очень. Кажется, он так сильно боялся ее, что оказывался способным на подвиг в постели только после того, как много выпьет. Женщина ободряла себя тем, что таким он будет недолго. Мужчины ведут себя одинаково, когда становятся пленниками амазонок, спустя время это проходит. Вон они — рабы и свободные — обрабатывают поля за городом, доставляют госпожам пищу. Они старательно выполняли многочисленные обязанности и в поле, и в постели. Жаловались на них редко. Рабы старались не доводить госпожу до того, чтобы пришлось жаловаться.

Женщина взглянула на лес и тут же вновь на работающих вилланов. Среди них происходило нечто необычное. Внезапно они замирали и стояли недвижимо среди поля. Амазонка нахмурилась, всмотрелась в них до рези в глазах. Что происходит? И тут она заметила: фигура в длинном балахоне сначала казалась прозрачной, немного погодя сотканной из серого тумана. Постепенно этот туман густел, превращаясь в черную дымку и обретая плоть. "Что за чудеса?" — женщина собралась свиснуть, чтобы подать тревогу, но будто два черных шила вонзились в сердце — так посмотрела на нее незнакомка. Посмотрела сквозь легкую черную вуаль, колышущуюся на ветру. Амазонка замерла, не в силах пошевелиться. А гостья приблизилась к воротам и произнесла тихо, но так, что сердце судорожно сжалось в комок от этого голоса:

— Я хочу видеть королеву. Я не причиню зла.

Неизвестно, зачем она это сказала — противиться все равно никто бы не смог. Кто может противиться смерти?

Уже когда фея смерти миновала городские ворота, амазонка повернулась и посмотрела ей вслед, точно, как мужчины, работающие в поле. Черная фигура, удаляясь среди белых городских улиц, постепенно теряла плотность, вновь превращаясь сначала в дымку, потом в туман, и, наконец, исчезая в воздухе.

"Что ей нужно от королевы?" — подумала женщина, и сердце заныло в тоске.

Зелфа сидела в парадном зале, мало отличавшемся от других комнат и домов ее амазонок. Разве только ковры и стоявшие рядком стулья новее — привилегия королевы. Но стены, как и везде, покрыты белой известью — не деревянными панелями или обоями, как в Энгарне и Лейне, не мрамором, как в Ногале. Намного проще. Они не так богаты, чтобы тратить золото на украшение домов. Война делала их богаче, но пока они вынуждены были обходиться редкими набегами на деревни Лейна, да тем, что производили рабы...

Зелфа откинула длинные светлые волосы за спину и отхлебнула холодного чая. На длинных ногах лишь кожаные сандалии. Еще одна привилегия жизни в Яхии — не надо прятать тело под многочисленными юбками, опасаясь разгоряченных самцов. Вот он, самец — сидит тихонько на табуретке в углу и ждет, когда королева подаст знак, что бокал пуст, чтобы вновь наполнить его. Здесь все такие. Потому что воинскому искусству обучают только девочек. Да еще и с присказкой: "Будешь хорошо сражаться — станешь королевой". У мальчиков, родившихся в Яхии, есть право покинуть страну — они считаются свободными. Но таким правом воспользовались единицы. Идти на чужбину без денег — это на долгие годы обречь себя на нищенскую жизнь. Зачем, если можно сытно жить тут? Работать в поле или по дому за еду. А свободным разрешается и госпожу себе выбирать. В том смысле, что из тех женщин, кому он приглянулся, он выберет ту, которая нравится ему — заставить-то ни одну амазонку нельзя. У тех, кого захватили в набегах, и таких прав нет. Они навсегда остаются рабами. И пусть этому рабу не нравится королева — широкоплечая женщина с лошадиным лицом — он и пикнуть не посмеет, сделает все, что от него потребуют.

Зелфу избрали королевой пять лет назад. Не потому, что она лучше сражалась, но потому, что ее уважали амазонки. До тех пор пока она поддерживает законы страны, она будет править, даже если превратится в дряхлую старуху. После ее смерти изберут другую. Амазонок не пугал столь суровый закон. Если королева переставала устраивать большинство, ей помогали умереть. Но такое случалось один раз за тысячелетнюю историю Яхии. У нее конфликтов с девочками пока не намечалось. Яхия не голодала, рабов и денег хватало. А что еще нужно? Через шесть дней Зелфа сделает пир для своих воинов в честь дня рождения. Ей исполнялось сорок, но она не чувствовала возраста, хотя женщины-ровесницы в Лейне уже наверняка превратились в старух.

Легкий шелест платья отвлек королеву от размышлений. Он посмотрела на дверь и окаменела. В покоях стояла женщина в черном балахоне. Мелькнувший вопрос: "Как она сюда попала?" — отпал сам собой. Раз королева при виде гостьи не могла пошевелиться, значит, и со стражами она проделала такой же фокус. Оставалось надеяться, что она пришла не для того, чтобы убивать.

— Я пришла с миром, — прошелестела гостья, и волосы у королевы зашевелились от ужаса. — Ты выслушаешь меня, Зелфа?

Попробовала бы королева воспротивиться! Но через миг она почувствовала, что в состоянии кивнуть.

Воспользовавшись разрешением, фея смерти прошла в зал. Не дотрагиваясь до стула, пронесла его в воздухе и опустила напротив трона. После этого села. Зелфа покрутила шеей — позвонки хрустнули. Боковым зрением отметила, что ее раб сидит с выпученными глазами и покрасневшими щеками, будто его кто-то придушил.

— Он мне не нравится, можно я заберу его? — прошелестела фея.

— Мне он тоже не нравится, но у нас не так много рабов, чтобы убивать каждого, кто не понравился... — Зелфа быстро пришла в себя. Может, амазонки впервые видят таинственную гостью, но встреча со смертью для них не в диковинку. Странно бояться того, к чему привык.

Гостья одобрительно рассмеялась.

— Хорошо, я оставлю его. Оставлю, потому что мне нравитесь вы — женщины, бросившие вызов этому миру. Женщины, не боящиеся смерти. Могу я попросить об одолжении? Как женщина женщину?

— Я думаю, мы найдем общий язык, — улыбнулась Зелфа. Фея смерти прекратила пугать и заговорила в просительном тоне — это понравилось.

— Что нужно Яхии, для того чтобы страна процветала? — вновь задала вопрос фея и тут же ответила на него. — Война на чужой территории, не так ли? Если кто-то из соседей захочет сломить вас, вы не выстоите — слишком мало амазонок. Но воевать на чужой территории — это взять много одежды, денег, рабов... Это лучшее время для амазонок... Война грядет, — закончила фея веско. — Война, которая изменит карту этого материка, а может и всей Гошты. Некоторые страны исчезнут, некоторые расширят территории. Где будет Яхия после этой войны?

Фея замолчала. Несмотря на то, что лицо ее скрывалось за темной вуалью, Зелфа чувствовала, что смотрят на нее выжидающе, но сама спросила:

— Кто может предсказать исход кроме Эль-Элиона и пророков его?

— Королева, не поклоняющаяся никому, кроме Праматери, вспомнила об Эль-Элионе и его пророках? — гостья доброжелательно усмехнулась. — Ты еще веришь в Его силу? Сомневаюсь. Ты всегда верила в силу своего оружия. И это правильная религия. Даже капище Праматери не для тебя, а для тех, кто слаб духом, кому нужна уверенность, что их поддерживает кто-то свыше. Мы с тобой похожи, я тоже привыкла рассчитывать на себя. Поэтому я подскажу тебе, Зелфа, что нужно сделать, чтобы Яхия стала в два-три раза больше. Чтобы вы получили много золота и рабов. Чтобы ни одна амазонка не погибла, — самое важное фея приберегла напоследок. — Я, фея смерти Пурланти, обещаю тебе, что ни одна амазонка не умрет на этой войне. В обмен на эту услугу, ты тоже окажешь мне одно незначительное одолжение.

— Это серьезное предложение, — королева старалась не показывать страх, хотя мурашки бегали по телу. — Но возможно ли, чтобы большую услугу оплачивали чем-то незначительным?

— Возможно, — заверила Пурланти. — Вы не сделаете ничего, что бы противоречило законам Яхии. Вы ненавидите мужчин и убиваете строптивых, убиваете тех, кто считает себя самыми сильными в мире. Тех, кто не почитает женщин, как должно. Вскоре... Вероятно, еще до того, как этот месяц закончится, мужчина будет проезжать недалеко от границы Яхии. Он может быть один, а может, кто-то будет сопровождать его... Пусть никто из энгарнцев не вернется домой. Главного убьете, что вы сделаете с его спутниками — превратите их в рабов или тоже казните — для меня значения не имеет. Если ни один из них не вернется домой, наш договор будет в силе. Я выполню обещания.

В комнате воцарилась тишина.

— И? — не выдержала Зелфа.

— Что ты хочешь услышать? — подтолкнула ее фея.

— Имя. Кого нам надо убить?

— Ах да... Ллойд Люп.

— Энгарнский принц...

— Да.

— Он так важен? Ведь в конечном итоге победит не Энгарн, — Зелфа насмешливо скривила губы.

— Не следует придираться к моим словам... — вкрадчиво предостерегла Пурланти, и амазонка вцепилась в деревянные подлокотники, чтобы не залезть под стул от ужаса. — Ты принимаешь мое предложение, королева Зелфа? — заигрывания окончились, фея спрашивала жестко, требовательно.

— Как я могу противиться? — пролепетала Зелфа, с трудом разлепляя трясущиеся губы.

— Вот и хорошо. Тогда у тебя есть шанс пережить не только свой день рождения, но и дожить до глубокой старости. Я подскажу тебе, как поймать и убить принца. А главное, как убедиться, что перед тобой именно принц. Когда он будет мертв, я вернусь, чтобы выполнить первую часть своего обещания...

...Час, проведенный в общении с феей, показался Зелфе вечностью. Когда фигура в черном балахоне исчезла, она не сразу смогла оторвать взгляд от проема двери. Затем, зло выругавшись, резко отпустила подлокотники и закрыла лицо трясущимися руками. Тут же опомнилась — ее видит раб. Посмотрела на него. Мужчина покачнулся и упал на пол. Зелфа даже подходить не стала и так поняла, что он мертв. "Вот дрянь! — вновь выругалась королева. — Все-таки забрала. Хотела показать, что не шутит. Кто бы сомневался..."

Зелфа подошла к окну. Надо немного успокоиться и позвать другого раба, чтобы закопал мертвеца. После этого пригласить сотниц, чтобы отдать приказ: никто из Энгарна не должен проехать мимо. Скорее всего, это относится к стражам южных границ, но предупредить следует всех. Осечки быть не должно.

12 юльйо, замок графа Зулькада, Кашшафа

Добравшись до замка графа Аззана, Рекем попросил духовника Мирелы срочно ехать к принцессе, хотя тот еще и не закончил дела у графа. Старушка-мать Аззана плохо себя чувствовала, но еще жила. Однако принцессе присутствие духовника было более необходимо. Граф сопровождал старика на обратном пути в замок, используя это время, чтобы спросить о том, что его беспокоило.

Отец Иавин был чуть моложе отца Узиила, но абсолютно не походил на духовника королевы. В отличие от него, он заметно располнел и не смог бы забраться на лошадь, чтобы поехать верхом. Волосы его поседели, но были не белыми, а темно-серыми, коротко стрижеными и аккуратно уложенными, как и борода. Он бодро залез на место кучера в открытой повозке, и, умело управляя парой лошадей, пустил их рысцой вперед. Рекем ехал рядом.

— Вы — граф Бернт? — зачем-то уточнил священник. — Это ведь вашу мать недавно арестовали? Куда мы катимся... Лучших людей уничтожают... Но отравить королеву и принцессу — это и подавно выше моего понимания.

Рекем задал вопрос, который его беспокоил больше всего:

— Отец Узиил сказал, что это не отравление, а какое-то колдовство, — осторожно начал он.

— Да? — недоверчиво покосился Иавин. — И почему он сделал такие выводы?

— Необычные симптомы. Наш врач тоже не смог определить, каким ядом отравили принцессу. Кроме того, в бреду королева Езета, как и ее высочество, упоминала имя Сайхат.

— В этом как раз ничего необыкновенного нет. Ни для кого не секрет, что в травле королевы и принцессы участвовала больше эта ведьма, чем король. Она подсказала ему идею развода, она науськивала его строго обращаться с этими несчастными... Даже идею создать Святую церковь подала она.

— Мне кажется, король не тот человек, которому можно указывать, что делать, — скривился граф.

— Опасно мыслишь, сын мой, — вновь покосился священник.

На короткое время воцарилось молчание. Потом Рекем поинтересовался.

— Скажите все же, может ли мертвая ведьма как-то повредить живым?

Отец Иавин ответил не сразу. Он хмурил брови и сосредоточенно правил лошадьми на узкой дороге. Они въехали в лес, окружающий замок Зулькада. При свете дня смешанный лес казался гостеприимным. У дороги деревья проредили: вилланы собрали хворост. Казалось, здесь можно гулять, как в парке, но Рекем уже знал, как обманчиво это впечатление: стоит свернуть с дороги, и лошадь переломает ноги среди бурелома.

— Церковь Хранителей Гошты, — отчеканил духовник после размышления, — утверждает, что ведьма никоим образом не навредит ни при жизни, ни после смерти, если человек во всем повинуется Эль-Элиону. Странно было бы подозревать принцессу в нечестии. Не думаю, что зло коснется ее.

— Но она умирает, — возразил Рекем, — и врач не знает, как ей помочь. И отец Узиил считал, что тут замешана Сайхат.

— Отец Узиил тоже иногда ошибается, — засомневался духовник. — Мы ведь не боги, а всего лишь смиренные слуги Всемогущего.

— Но кто-то же знает точно, что случилось? Может быть, надо позвать другого врача?

— Где у нас другие врачи? — горько усмехнулся отец Иавин. — У них одно средство на все случаи жизни: пустить кровь. Нашу принцессу это быстро убьет. Часто лекарки в деревне больше знают. Не хочешь к лекарке съездить? — предложил он молодому графу.

— Не смейтесь надо мной, — Рекем прищурился. — Если я кроме этого ничего не могу сделать — поеду к лекарке.

— Да-а-а... — протянул духовник. — Вижу ты готов на все. Вот ведь как бывает... — покачал головой отец Иавин. — Что, и к ведьме зайти не побрезгуешь? Ведьма-то, пожалуй, точно бы тебе сказала, может ли такая, как она повредить после смерти. Если, конечно, захочет с тобой разговаривать.

Граф Бернт сосредоточено молчал, затем решительно посмотрел на духовника.

— Вы правы. Если кто и знает, ответы на все вопросы, то это ведьма. И я бы заставил ее говорить. Вы знаете, где можно найти ведьму?

— Вот как бывает... — повторил отец Иавин. — Непуганый, а это плохо. Думаешь, справишься с ведьмой?

— Почему нет? — непринужденно повел плечом Рекем. — С Сайхат же справились...

— Несколько магов и духовников? — уточнил отец Иавин. — Справились. И то не сразу. А один поедешь, так закружит она тебе голову, как Сайхат его величеству.

— Только не мне! — категорично возразил Бернт. — Вы знаете, где найти ведьму?

Духовник опять помолчал, прежде чем ответить. Затем нерешительно продолжил:

— Не должен я отправлять тебя к ней, не должен. Какой же я духовник после этого? Но кто знает... Вдруг и вправду сможешь помочь Миреле? Ладно, попытайся. Но знай: душой своей рискуешь и я тебя предупреждал об этом. Вроде бы в деревеньке рядом с Шаалаввином есть ведьма. Местные ее лекаркой тоже зовут, и прячут от посторонних, между прочим. Чтобы, значит, не сожгли ее за ведовство. Так что мне вот и не скажут, если я в красном одеянии своем приду. Да и ты ведьму не спрашивай. Лекарку спрашивай. Скажи, лекарство нужно, родственница умирает. Может, и найдешь. С Богом, — граф развернул лошадь и, пришпорив ее, скрылся. Священник пробормотал себе под нос, глядя ему вслед. — Может, Миреле не поможешь, но хоть себя чем-то займешь. Все не так больно тебе будет.

...Синий туман скрывал опасные ямы и пропасти. Мирела спускалась с горы, хотя не могла вспомнить, как оказалась в этом месте. Острые камни расцарапали руки и кололи босые ноги. То и дело она останавливалась, молясь, чтобы этот страшный спуск закончился, но позже холод вновь гнал ее вперед. Она плакала, жалела себя. Темно-синий туман вился вокруг. То и дело она наступала не на твердую почву, а в расселину. Проваливалась, через боль выбиралась обратно и снова падала. А рядом черная женская фигура, с лицом, закрытым вуалью — можно было бы спутать с тенью, если бы она не жила отдельной жизнью, не парила рядом, когда Мирела срывалась в пропасть.

Внезапно откуда-то раздался голос:

— Мирела! Иди сюда, тут безопасно. Иди ко мне.

— Кто там? — спросила принцесса, дрожа от холода.

— Иди ко мне, доченька! — вновь позвали ее.

— Мама! — с надрывом вскрикнула она и пошла на зов. Туман сгустился еще сильнее, она протягивала вперед руку и не могла различить кисть. — Мама! — позвала она.

— Иди ко мне, Мирела. Здесь хорошо, — опять позвали ее.

Она сделала еще шаг. Полшага.

— Мама!

— Иди скорей!

Внезапно туман чуть раздвинулся: на камнях лежала женщина.

— Мама! — она помчалась к ней. Казалось, Езета упала на камни с высоты. Тело было сильно изувечено, повсюду сочилась кровь. Девушка зарыдала в голос, сознавая, что ничем не поможет ей. "Я увижу, как она умирает!" — с ужасом подумала принцесса. Езета смотрела на дочь с любовью и нежностью.

— Не плачь, милая, не надо, — прошептала она еле слышно.

— Что же это, мама? — плакала Мирела.

— Я умираю. Это не страшно. Мы скоро встретимся. Тебе осталось недолго страдать на этой земле.

— Мама? — Езета готовила ее к смерти.

— Там лучше, — заверила женщина. — Не бойся, это не страшно, — повторила она.

— Я позову на помощь, — Мирела собралась идти на поиски, но мать взяла ее ладонь, останавливая.

— Не надо. Мне никто не поможет кроме тебя. Но я не могу просить тебя об этом.

— Я сделаю все, что нужно, только скажи! — девушка вытерла слезы.

— Твоя кровь целительна, — вымолвила мать очень тихо, так что Миреле пришлось наклониться очень низко, чтобы услышать. — Дай мне немного. Может быть, я успею...

— Что я должна сделать?

— Одну каплю... — глаза ее закатились.

Мирела оглядела себя, чтобы найти рану и дать матери кровь. К ее удивлению теперь на теле не нашлось ни царапины. Тогда она окинула взглядом скалы вокруг себя, ища острый камень, чтобы сделать рану. Она боялась отойти от матери хотя бы на шаг. Вдруг снова потеряет ее в тумане? Но рядом не было ничего, способного ранить. Тогда принцесса стала с силой тереть руку о землю, чтобы порвать кожу. Она плакала от боли, но немного погодя ей удалось задуманное: появилась рана. Она сдавила ее, чтобы показалась кровь. "Мама сказала, что нужна хотя бы капля", — поднесла ладонь ко рту матери. Езета приоткрыла веки, с любовью и благодарностью наблюдая за ее действиями...

...Рекему пришлось объехать несколько деревушек, прежде чем он нашел доброхота, который подсказал, как найти лекарку Люне, заодно давая ей хорошие рекомендации: получалось, тут почти все деревни в округе, живут исключительно ее настоями и заговорами: она и людей, и скот лечила, и в случае чего, могла пропажу найти и вора обличить. В душе Рекема боролись сомнение и надежда.

Всего три года назад, когда ему было двадцать три, он восхищался старшим братом и развлекался с младшим. Он не задумывался о политике, зная, что его участь — военная карьера. И пока не пришла война, хотел получить удовольствие на многие годы вперед. Рекема никто бы не назвал развратным. Он встречался с женщинами, но больше любил охотиться, посещать балы, устраивать розыгрыши для ровесников из знатных семей, периодически сражаясь с ними в шутливых поединках, которые редко заканчивались пролитием даже капли крови.

Его жизнь сильно изменилась после гибели Яхина. Неожиданно Рекем стал графом Бернтом. Но и после этого он старался не заглядывать далеко в будущее, а ставить близкие цели и решать их. Вот сейчас у него цель — спасти мать. Принцесса Мирела покорила его необычайным сочетанием женственности и силы духа. Как-то само собой получилось, что он взял на себя ответственность и за нее тоже. Казалось, если она умрет, будет виноват он — не доглядел. Вот и все его цели. Если бы он мог спасти этих женщин, отдав поместья королю — он бы сделал это. Но кто же его спросит? Манчелу предпочитает убивать тех, кто ему мешает.

К полудню по едва заметной тропке он добрался до стоящего в глубине леса дому лекарки Люне. Или все же правильнее было бы называть ее ведьмой? Рекем решил сначала увидеть ее, а лишь потом решить этот вопрос. Обычно в лесу селились те, кого не принимала деревня — разбойники или отщепенцы, не соблюдавшие общинных обычаев. Дома их редко отличались богатством и уютом. Но лекарка явно не бедствовала. Высокое крыльцо вело в одну из самых больших изб, которые он когда-либо видел. Большинство сельских духовников довольствовались гораздо меньшим домом, чем эта лекарка. Уже это насторожило. Он пересчитал деньги, которые взял с собой. Возможно, увидев дворянина, Люне запросит больше...

На его стук никто не открыл. Он подергал дверь — она оказалась заперта. Разочарованный он уселся на ступени крыльца. Куда она могла уйти? Сколько придется ждать? А что если он ждет напрасно?

Голова, казалось, отяжелела от мыслей. Он прислонился к перилам, и глаза сами собой закрылись. Снилось ему что-то муторное, тяжелое. Он задыхался среди черных клубов дыма. Но не пытался спастись, стоял на месте, потому что понимал: не видя дороги, он погибнет наверняка. Надо чтобы прояснилось немного... Он пытался разогнать дым руками, прижимал к лицу полу дублета, чтобы дым не выжигал так легкие. Но дорогу так и не увидел. Вместо дороги рассмотрел во тьме блеск чьих-то глаз. Кто-то с улыбкой наблюдал за его мучениями, и Рекем чувствовал: когда он умрет, эти глаза будут смеяться.

Он вздрогнул и, закашлявшись, открыл глаза. Прямо перед ним, внизу ступеней стояла молодая девушка в темно-коричневом сюрко поверх льняной рубашки. В таком положении, когда он сидел на ступенях, а она стояла внизу, их лица были почти точно напротив друг друга. И Рекему показалось, что это ее взгляд он видел только что во сне. Черты лица девушки не были очень уж правильными. Глаза чуть раскосые, а веки чуть припухшие. Курносый нос придавал лицу детскость, а тоненькие губки якорьком делали ее еще более наивной и беззащитной. Но вот глаза, эти зеленые глаза, смотревшие не на него, а в него, будто делая дырку в черепе... Эти глаза предупреждали об опасности. Он с трудом подавил желание вскочить на лошадь и убежать. Черные волосы девушка уложила так, что они волной лежали у щек, а сзади собирались в замысловатую прическу.

— Вы ко мне, господин? — спросила девушка без тени страха.

— Если ты — Люне, то к тебе, — ответил он тихо, в душе сомневаясь: вот эта девчушка знаменитая лекарка и опасная ведьма? Вот она может погубить его душу?

— Я — Люне, — заверили его. — Вы позволите мне пройти в дом?

— Конечно, — он поднялся и посторонился, давая ей пройти. Теперь Рекем возвышался над ней на целую голову. Девушка вошла в дом, а он пошел следом, бормоча по дороге. — Я хотел бы поговорить с вами, сударыня, — но все, что он задумал, казалось, какой-то глупостью. Он должен рассказать безродной деревенской лекарке, по сути еще девчушке, о принцессе, просить у нее помощи. Он уже раскаялся, что приехал, но все же не отступил. Пусть он приехал напрасно, но покинет он этот дом не раньше, чем убедится в этом.

Люне даже не оглянулась на него, прошла на кухню, которая очень походила на кухню ведьмы: повсюду висели большие и маленькие пучки трав, корешки и ветви деревьев в полумраке казавшиеся чьими-то высохшими руками. Девушка быстро развела огонь в очаге, достала картошку, стала чистить ее. Тоненькая стружка сползла на стол. Люне будто и не замечала постороннего в доме, занималась обычными делами.

— Сударыня... — вновь обратился он. Зеленые глаза стрельнули в него так, что, казалось, сердце остановилось от этого взгляда. И его даже качнуло к ней. — Ведьма... — прошептал он.

— Что вы, господин? — испуганно возразила девушка. Бросила и картошку, и нож, шагнула ближе, всматриваясь ему в глаза снизу вверх. — Посмотрите на меня, — попросила она еле слышно. — Разве я похожа на ведьму?

— Ведьма! — упрямо повторил он.

И Люне, поджав губы, вернулась к столу и снова взялась за картошку.

— Так чего ж вы пришли к ведьме? Или вас маменька не учила, что к ведьме ходить нельзя? Или когда маменьку вашу в тюрьму посадили, да голову ей отрубить грозятся, так вы уже и не соблюдаете ее повелений? — Рекем молчал потрясенный, девушка невозмутимо продолжала. — Да только не матушка вас сюда привела. Заноза у вас в сердце, господин, и знаете вы, что нет от нее исхода. Жива останется принцесса — так вашей никогда не будет. Умрет принцесса — тоже кровоточить будет сердце. А все ж таки лучше вам, чтобы сейчас она умерла. Так и не спорьте с сильными.

— Что ты такое несешь? — возмутился Рекем, забыв о вежливости.

— Или я ошиблась в чем? — и снова так взглянула, будто две стрелы вонзились в сердце, так что оно застучало с перебоями, грозя остановиться совсем. — Так вы скажите громко, скажите, чтобы этот дом услышал, что не любите вы ее, не готовы вы душу свою заложить, только чтобы ее спасти. Тогда и заноза из сердца вынется. Дом ведь у меня тоже непростой, — такое Рекем сказать не мог, и Люне усмехнулась. — Молчите. Так и не спорьте с Люне. Люне все видит. Не я первая такая, дай бог, не я последняя. У меня еще прабабка все видела, стоило только в глаза человеку посмотреть, а у тебя любовь из глаз плещется, защищает тебя от дурного, — она тоже неожиданно перешла на "ты". — Да только зря ты ко мне пришел, господин. С сильными спорить нельзя. Ни тебе, ни мне. Умрет принцесса, и ты ей не поможешь.

Рекем подошел к ней, отобрал у нее нож и картошку, взял рукой за щеки, поднимая голову.

— Все видишь, говоришь? — прошипел он. — Тогда скажи, что ты сейчас видишь, ведьма?

Поначалу Люне смотрела все также насмешливо, но вдруг дрогнула, попыталась отшатнуться, но Бернт крепко держал ее.

— Пусти, — взмолилась она и тут же ударила с невиданной для девушки силой, так что Рекем от неожиданности отлетел к стене, на него посыпались горшки и трава. А Люне будто выросла, почернела, заслонив собой маленькое кухонное окошко. — Стой, Мирела! — крикнула она громко. И продолжила нежнее. — Живи, Мирела, — и тут же наваждение рассеялось. Рекем встал, а девушка сникла, закрыла лицо руками. Затем, вновь выпрямилась, заговорила быстро и серьезно. — Хочешь спорить с сильными? Попробуй. Королеву Езету убила Сайхат. И Мирелу она убьет, если ты не вмешаешься. Сайхат не мертва вовсе, умертвием стала. И принцессу убьет. Молчи, слушай, запоминай. Один раз скажу, пока не слышит никто. Если ведьма наложит на себя заклятие умертвия, она будет жить и после смерти. И убить ее тогда невозможно. Даже если сжигаешь — она обгорит сверху, но не как обычный человек, до костей. Все думают, что ведьма мертва, хоронят ее. А через девять месяцев, так же как человеческий ребенок, она выходит из могилы.

Пальцы Рекема непроизвольно сжались в кулак.

— Сайхат Жааф казнили около девяти месяцев назад!

— Молчи, слушай, запоминай! — прикрикнула Люне. — Убить Сайхат теперь невозможно. Сайхат сейчас и не жива, и не мертва. С одной стороны — очень слабая. С другой — врагам навредить может. Если пища долго стоит на открытом воздухе, она может капнуть туда своего яда, а затем, когда человек ослаблен, убить его во сне. Главное, у нее есть шанс обрести человеческую плоть, и тогда уже будет непобедима: когда нужно станет человеком, когда нужно — умертвием. Это произойдет, если принцесса даст ей хоть каплю своей крови, даст добровольно. У Сайхат-то в замке помощник есть. Кто-то позволяет ей яд капнуть в еду принцессе... Защита от умертвия... — она потерла лоб. — Не знаю я защиты. Только Эль-Элион защищает от ведьмы, да не всегда защищает... Хочешь спорить с сильными — передай своей принцессе: пусть призывает имя Эль-Элиона. Главное, чтобы не давала она кровь свою! Иди к ней, скажи, — Рекем бросился из избы, и замер, когда Люне приказала. — Стой! — он не мог шевельнуться, а она будто ножи метала слова ему в спину. — Молчи, слушай, запоминай. Дальняя дорога предстоит тебе. За мать не переживай, ее судьба определена сильными. С ней все будет хорошо. На чужбине будешь долго, не увидишь свою принцессу, пока не выйдет она замуж. Но мы еще встретимся, брат Рекем. И когда ты пойдешь к костру, вспомни, что Люне не отказала тебе в просьбе, что Люне тоже восстала против сильных и помогла тебе. И когда ты пойдешь к костру, вспомни Люне, брат Рекем и остановись...

Только когда тропа вывела его на широкую дорогу, ведущую к Шаалаввину, сознание Рекема немного прояснилось. Последний слова ведьмы походили на пророчество и заклятие одновременно. Но думать сейчас об этом он совершенно не хотел. Надо было успеть спасти принцессу.

...Мирела поднесла окровавленную ладонь к матери и сдавила ее, чтобы на губы женщины попала хотя бы капля, но в этот момент кто-то крикнул над ней так громко, что она отшатнулась:

— Стой, Мирела!

Ослепительный свет пролился с неба, уничтожая туман, и принцесса в испуге отступила: перед ней лежала Сайхат, из раны на шее лилась кровь, она злобно зашипела, потом поднялась на четвереньки и поползла к ней. Мирела отходила назад, но что-то почувствовав, обернулась: позади разверзлась пропасть. Такая глубокая, что она не могла различить дна. Девушка замерла на краю, не зная, что делать. Но страх тут же ушел. Сияние, которое лилось с неба, согрело не только тело, но и душу. Она засмеялась. Сайхат изумленно посмотрел на принцессу, затем тоже встала.

— Я все равно сделаю то, что хочу. Ты никогда не будешь в безопасности. Править будет моя дочь. Моя!

Девушка пожала плечами.

— Как угодно Эль-Элиону.

От этих слов ведьма отшатнулась и упала на землю, будто ее ударили.

Принцесса же почувствовала, как что-то нежное коснулось щеки.

— Живи, Мирела! — дохнул кто-то в ухо. Она взмахнула руками и полетела в пропасть. Летела, наслаждаясь свободным падением, будто ничто ей не угрожало, будто она птица, и легко полетит в любое место, когда захочет этого. Вскоре она мягко опустилась на перину, понежилась в ней, прикрыв веки. Никогда еще не приходил такой покой и комфорт. Помедлив, открыла глаза.

Перед ней была та же спальня, что стала тюрьмой на долгие годы. Принцесса вздохнула от разочарования, но тут же успокоилась. Ее спас Бог. Спас, потому что она еще не все сделала здесь. Дал жизнь, чтобы она выполнила особую миссию. Солнечный луч, пробравшись сквозь узкое окно, освещал лицо, согревая и наполняя радостью, точно так же как во сне. "Сколько же времени сейчас? — размышляла она. — Если солнце светит в окно, значит, уже вечер. А вчера я тоже просыпалась на закате. Как долго я была без сознания!"

Она чувствовала себя лучше. Слабость не прошла, но появилась уверенность — она не умрет. Над ней участливо склонилась Векира.

— Госпожа... как вы?

— Лучше, — с трудом выговорила Мирела. — Пить.

Но когда горничная поднесла к ее губам чашу, принцесса мотнула головой.

— Что с вами, госпожа? — обиженно произнесла девушка.

— Откуда вода?

— Да вот принес, слуга ихний. Даута, то есть.

— Векира, — язык еле шевелился во рту, но если она не скажет то, что хочет, то не выживет. — Тебя выпускают?

— Мне можно выходить, — с готовностью подтвердила горничная.

— Принеси воды с кухни. Незаметно.

— Так вы думаете... — Векира умолкла на полуслове. — Я сейчас схожу. У кухарки нашей сосуд есть небольшой, я его принесу, никто и не заметит.

Она вышла из комнаты. Вернулась встревоженная, так что даже забыла дать пить, беспокойно ходила по комнате, то приближаясь, то отходя от кровати принцессы.

— Пить, — вновь попросила Мирела.

— Да-да, сейчас, — горничная достала небольшую глиняную бутылку, спрятанную под фартуком. — Вот, госпожа, пейте.

Принцесса сделала два глотка и больше не смогла. Откинулась на подушку.

— Что случилось? — спросила она, немного отдохнув.

— Госпожа, — Векира виновато смотрела в пол, — откуда вы все знаете всегда? Может, не надо вам знать пока...

— Говори, — потребовала Мирела.

— Отец Узиил... В тюрьме он сидит, госпожа.

— Не может быть! — прошептала, тяжело дыша, принцесса.

— А граф-то Бернт все по вашим делам ездит. И сейчас только вернулся, стоит в коридоре, караулит. Я-то погляжу, ему тоже бежать надо, пока не оказался вместе с матушкой своей... Если уж священников сажают, что дальше-то будет?

Мирела закрыла глаза в тоске. Графу Бернту грозит опасность, а он так нужен ей. Уже одни эти слова, что он переживает и хочет сделать что-то для нее, так утешают. Друзья покинули, отец Узиил брошен в тюрьму, долго ли еще отцу Иавину позволят оставаться здесь?

— Граф Бернт сказал, чтобы я передала вам, госпожа, когда вы очнетесь, что вас правда отравить кто-то хочет, только вы выздоровеете, если этой ведьме Сайхат не поддадитесь. Она вроде жива, то, что ей голову отрубили — это ничего. Но вы с именем Божиим против нее, она Бога боится.

Мирела слушала, закрыв глаза. "Да, Бернт прав. Откуда он узнал обо всем? О том, что отравили ладно — это и так понятно. А вот о том, что Сайхат жива, что убить меня хочет. И ведь действительно, дважды, когда я в бреду произносила имя Божие, ведьма отступала. Значит, не так уж и сильна. Сказали ли маме об этом? Сайхат вот кровь для чего-то нужна. Для чего? Узнать бы... Она все время мамой оборачивается, а я во сне не помню, что это уже было и что нельзя к маме ходить. Нет, Эль-Элион меня хранит. Эль-Элион и..."

Принцесса спросила безжизненным тоном:

— Но есть еще что-то, Векира. Что-то еще случилось, о чем ты мне не хочешь рассказывать, — голос Мирелы так ослаб, что горничная едва различила ее слова.

Векира всхлипнула, и тут же достала платочек, промокнула слезы.

— Все-то вы знаете, госпожа, — заплакала она. — Обо всем-то догадываетесь вы... Матушка-то ваша... умерла вчера.

— Мама... — прошептала Мирела. Горло сжала судорога, но заплакать не смогла — не осталось ни слез, ни сил.

Ночь казалась бесконечной. Отец Иавин заверил, что присутствие графа ничем принцессе не поможет, а если она очнется, то в любом случае первым пригласят духовника, чтобы Мирела успела исповедаться. Но Рекем, рассказав о том, что узнал, караулил возле двери принцессы, будто боялся, что, если отойдет, Даут или умертвие Сайхат что-то сделают с хрупкой девушкой.

Далеко за полночь, когда он чуть не сполз по стене, незаметно для себя задремав, Рекем отправился в спальню. Даже если умертвие захочет убить принцессу, он Мирелу не спасет. Его комната теперь находилась на этом же этаже, но чуть дальше по коридору. Она отличалась тем, что на стенах сохранились выцветшие обои, а мебель сюда поставили более изящную, хотя тоже ветхую. Не раздеваясь, он упал на кровать и провалился в беспамятство.

Очнулся от того, что в ухо ему прошептали:

— У Сайхат-то, наверно, помощник есть... — и он ощутил, как чья-то рука скользнула по волосам. Он резко сел на кровати.

— Кто здесь? — спросил, сжимая меч.

Стояла мертвая тишина. Огонь в камине погас, но Рекем знал, что угли внизу еще тлеют, он вскочил и, разворошив кочергой камин, зажег лучину, а ею запалил масляную лампу на столе. Убедился, что в спальне на самом деле никого нет. Вытер пот со лба, умылся в тазу, который с вечера принес Щутела. Сел на кровать. "Сон? — спросил себя и ответил. — Конечно, сон, что же еще..." Эти слова произнесла ведьма Люне, когда рассказывала об умертвии. Надо повторить все, что он узнал. "Сайхат жива, но слаба. Она может навредить человеку, если он в болезни. Для этого и отравили королеву и принцессу. Но кто-то помог отравить ее. Кто-то знал, что пищу надо на открытом месте оставить, чтобы умертвие яд туда капнуло. Кто же это? Даут? Не слишком ли он подставляется? — засомневался молодой граф. — Он мог бы сделать подобное по приказу короля, но сейчас смерть пленниц Манчелу не выгодна. Гибель двух женщин невыгодна вообще никому, кроме Сайхат. Ведьма могла кому-то пообещать такую же "вечную" жизнь в обмен на помощь. Хотя она могла и Дауту такое пообещать, они родственники, хоть и дальние. Нет, Даут слишком умен, чтобы действовать так прямолинейно. Если не Даут, то кто? — он перебрал в уме всех, кого знал в замке. Кроме графини Зулькад никого подозрительного не нашел. — Пока я не найду виновника, принцесса будет в опасности. Не давать же слугам еду пробовать. Так недолго и весь замок уморить. Что делать? Эх, найти бы тайный ход..."

Когда предки Зулькада строили замок, он еще не стоял в одном из мирных краев Кашшафы. Похожий замок был и в родовых владениях Бернтов, но его поддерживали в лучшем состоянии. Рекем знал, что столетия назад в каждой крепости делались тайные ходы: осажденным надо было дать возможность незаметно ускользнуть от неприятеля, в случае если враг значительно превосходит числом, а запасы еды истощились, или хотя бы послать гонца за помощью. Обычно потайные двери, открывавшиеся при нажатии на какой-нибудь выступ или поворот рычага, существовали в спальне или небольшой гостиной для частных аудиенций, часто в часовне.

В замке Рекема отец, еще живой тогда, приказал заложить секретную дверь в спальне к большому огорчению сыновей-подростков. Осада больше не угрожала, а ему не хотелось, чтобы дети блуждали за стенами, подслушивая взрослых. Какова же была радость Рекема и Элдада, когда они обнаружили, что в гостиной, ставшей кабинетом отца, потайная дверь сохранилась. Они обошли тайными ходами почти весь замок, напугали кухарку, подвывая за стеной кухни. Видеть ее они не могли, но слышали, как она вскрикнула, выронила что-то и торопливо выскочила из кухни. Потом попытались найти выход за пределы замка, но свеча догорала, и пришлось вернуться, так и не узнав, куда ведет ход.

Свеча закончилась, когда они уже почти подошли к выходу. Рекем уронил ее на пол, обжегши пальцы. Дальше пробирались на ощупь и, пожалуй, это были самые страшные мгновения его жизни. Если бы не младший брат, сосредоточенно сопевший чуть позади, он бы трясся от страха, оказавшись в кромешной тьме, а теперь пришлось сцепить зубы и идти вперед, нащупывая на стене нужный рычаг. Если не найдут... А рычаг будто прятался от них, Рекем не запомнил точно, на каком уровне стены он находился, он ощупывал стену снова и снова, шел вперед, возвращался назад, в душу закрадывалось отчаяние. Но Элдад пыхтел рядом, не упрекая и не хныча, и он почти без дрожи в голосе ободрял его: "Ничего! Сейчас выберемся. Не такой большой этот замок, чтобы мы не нашли рычаг".

И тут раздался шорох и на лестницу, по которой они ходили, упал светлый прямоугольник. С радостными воплями они помчались туда... чтобы попасть в руки разъяренного отца. Испачканные в пыли, с налипшей на одежду паутиной, они понурив голову, слушали, как он метал молнии, а сердце ликовало: что им гнев отца, когда на миг они поверили, что умрут в темноте на этой лестнице, так и не найдя выход. После той выходки их посадили под домашний арест до тех пор, пока они не выучат десять глав из книги Вселенной. Это было мучение! В Священное книге Кашшафы хотя бы рассказывалось о подвигах древних героев, а что можно учить в книге Вселенной? Хвалебную песнь Эль-Элиону или Песню Чувств?

Рекем улыбнулся воспоминаниям. Он очень надеялся, что после ремонта замка Зулькада, здесь сохранилась дверь, ведущая в тайный ход. Но где? По его наблюдениям гостиная и спальни, в которые он заглядывал, основательно перестраивались... Неожиданно на память пришла местная легенда о чудодейственной силе часовни. "Значит, священник, выходя оттуда, пылал здоровьем, и от него пахло костром? А что если он вовсе не молился? Надо попытать счастья в часовне! Это ведь так удобно — когда тебе угрожает враг, пойти помолиться и... бесследно исчезнуть. Так и рождаются легенды о чудесном избавлении Эль-Элиона, о том, как служебные духи, посланные Богом, переносят верных слуг Господа в безопасное место".

Часовню в замке Зулькада расположили необычно — в самой дальней башне. Если бы часть замка захватили, люди бы еще долго смогли обороняться там.

Рекем поднялся, повесил ножны с мечом к поясу, надел плащ. Масляную лампу спрятал под плащ, чтобы быть не очень заметным, и вышел в коридор.

По северному крылу он добрался до центральной части замка. На первом этаже располагался большой зал, где много лет назад господин вершил суд, собирал управляющих его угодьями, чтобы потребовать отчета. Если приезжали гости, то сначала зал превращался в обеденную залу, затем столы убирали и тут же танцевали, а уже за полночь, прямо на пол укладывали травяные матрасы, чтобы гости могли отдохнуть. Сейчас, конечно, этот зал использовался редко.

Рекем свернул в галерею, которая вела к центральной, самой высокой башне. Найдя узкую витую лестницу, достал из-под плаща лампу и поднялся вверх. Теперь он мог не таиться — эта часть замка ночью пустовала. За ступенями не следили, споткнувшись пару раз, Рекем смотрел под ноги, не обращая внимания на блики огня, плясавшие на каменных стенах.

Лестница вывела его на крошечную площадку с низкой полукруглой дверью. По старинке в часовню вел низкий проход, чтобы никто не вошел в присутствие Божие с гордо поднятой головой. Даже если захочет. Склонившись, он ступил в большую темную комнату. Свет лампы выхватывал небольшой круг, и казалось, что стены очень далеко, хотя часовня была около полулавга в диаметре. Он решил, что сначала по кругу осмотрит стены: может быть, какой-нибудь подсвечник на самом деле рычаг для потайной двери.

В отличие от городских храмов, здесь не сделали ни одного витража, только узкие, крестообразные бойницы. Зато стены увешали святынями: изображениями древних героев, удостоившихся встречи с Эль-Элионом. В Священной книге Кашшафы есть множество историй об этом. Рекема с детства учили, что когда в жизни случается беда или маленькая неприятность, в которой не помешает помощь высшей силы, надо подобрать историю, напоминающую то, что произошло с тобой, и пообещать что-нибудь святому, который в ней фигурирует. И, конечно, дотронуться до его изображения: цветного витража в церкви или картины в часовне.

В часовне замка Зулькада повесили такое множество расписанных холстов, что казалось, хозяева остереглись и собрали под одной крышей всех, кто мог пригодиться на жизненном пути, расположив их образы в хронологическом порядке, то есть так, как они встречались в Священной книге. Это и к лучшему — легче будет отыскать помощника. Покопавшись в памяти, Рекем помолился за мать святому Каслухиму. Когда-то молодого принца по ложному доносу отправили в тюрьму, где он провел долгих пятнадцать лет. Но, в конце концов, за его благочестие Эль-Элион вывел его на свободу и сделал королем Кашшафы, в правление которого ни одно бедствие не коснулось страны. Кто еще поможет матушке, как не тот, кто сам был невинно осужден? Рекем отыскал его полотно сразу за историей святого Странника, которому хватило мужества обличить короля Идлафа, несправедливо обращающегося с подданными.

Граф подошел ближе к картине. Судя по тому, как вытерт у нее край, помощи у святого Каслухима просили довольно часто. Хотя чему удивляться, если в замке живет принцесса, которая тоже страдает от притеснений. Рекем откинул волосы со лба, поцеловал кончики пальцев и, закрыв глаза, дотронулся до картины. "Святой Каслухим, помоги моей матушке. За это на налоги от имения Цаир я построю часовню в твою честь". Он отошел довольный собой: имение Цаир давало больше всего доходов. Если святой заинтересован в новой часовне, он непременно поможет.

Рекем отправился на поиски следующего подходящего святого. "Что если этот?" — он подошел к небольшому полотну с изображением святого Рецина возле открытой потайной двери. Этот король чудом смог спастись от врагов: Эль-Элион надоумил его подслушать гостивших во дворце вассалов, которым раньше он очень доверял. Оказалось, вассалы строили планы о том, как погубить короля и посадить на трон его сына. Узнав о заговоре, король бежал по тайному ходу и сумел собрать вокруг себя армию верных людей. После счастливого избавления Рецин правил еще сорок три года, дожив до глубокой старости. Кто как не этот святой знает о тайных врагах и ходах? Рекем повторил тот же жест: пальцы к губам, а вслед за этим к картине. Он произнес про себя: "Святой Рецин, помоги мне узнать, кто враг принцессы Мирелы. Я... — он помедлил, следовало обещать первое, что придет в голову, но почему-то ничего не придумывалось. — Я стану духовником, провозглашающим твою силу", — закончил он.

Постоял немного. Не слишком ли много пообещал? Еще недавно духовники церкви Хранителей Гошты пользовались уважением. Многие из них владели большими угодьями, а в случае войны, брали меч и сражались наравне с другими рыцарями. Когда Яхин был жив, Рекем хотел избрать этот путь, но второму сыну всегда предписывалась военная карьера — это не обсуждалось, и он втайне завидовал младшему Элдаду, который по праву рождения должен был принять духовный сан в любом из трех орденов Хранителей Гошты. Но сейчас все изменилось. Даже несмотря на то, что Манчелу старался уничтожить церковь... Кто знает? Короли приходят и уходят, а Хранители Гошты уже несколько тысячелетий служат людям на всех материках Гошты. Судя по предсказанию ведьмы Люне, он скоро отправится в изгнание. Там никто не помешает ему исполнить мечту. А если все сложится удачно, и он станет духовником, тогда Рекем будет чаще рассказывать о могуществе святого Рецина. Почему в таком случае и не дать обещание святому, если их желания так удачно совпадают? Рекем хотел стать или духовником, или магом: им разрешалось создавать семью. Если он станет духовником, а еще лучше Мудрым духовником, он будет не каким-то графом, но человеком, имеющим власть и уважение в стране. А если вспомнить, что в его жилах, пусть на сотую долю, но течет кровь королевской династии Щацел — более древней, чем династия Цуришаддай, к которой принадлежит Манчелу... Тогда, может быть, после смерти короля, когда править будет Еглон, и принцессе позволят выйти замуж, не боясь, что ее потомки будут угрожать трону, тогда может быть... Что если, говоря о замужестве принцессы, ведьма имела в виду именно это?

Королем обязательно станет Еглон — в истории Кашшафы это не первый случай, когда царствует сын фаворитки (деда Манчелу тоже называли бастардом, пока он не занял трон). Старший сын, независимо от того родился он в браке или нет, считался наследным принцем, а в знатных семьях наследовал титул. Поэтому аристократки, выходя замуж, старались как можно скорее родить наследника. Езета вот не успела. Но она с теплом и добротой относилась к наследному принцу Еглону, тем более, Эль-Элион так и не дал ей мальчика. Он рос во дворце, и Мирела часто играла с братишкой. Они очень любили друг друга. Поэтому после смерти Манчелу, принцессу не будут держать вдали от двора.

Рекем прервал мечтания. Как там учила матушка? Нельзя говорить о том, чего больше всего желаешь, можно спугнуть удачу. Итак, он сделал все, что должен сделать всякий благочестивый человек в часовне. Теперь дело.

Он посветил на стены: ни одного подсвечника рядом со святынями не предусмотрели. Возможно, боялись, что огонь случайно испортит их, а возможно по старинке считали, что в месте поклонения должен быть полумрак. Под ликами святых рычаг прятать не будут — это было бы святотатством даже в час опасности. Остается алтарь.

Граф прошел на возвышение, отделенное деревянной оградой с облупившейся кое-где голубой краской. Здесь по праздничным дням становился духовник, чтобы произнести проповедь прихожанам. Сначала Рекем тщательно исследовал стену за алтарем. Святыни тут не вешали, чтобы священник на проповеди не стоял к ним спиной. Кирпичную стену задрапировали небесно-голубым шелком. Пожалуй, часовня — единственное место в замке, где не скупились на убранство. Рекем осторожно приподнял шелк и прощупал, а потом простукал каждый камешек в стене. Все напрасно: ничего похожего ни на рычаг, ни на тайный ход тут не было: пустота нигде не слышалась. Если ход где-то есть, то он в одной из плит пола.

Чтобы лучше обследовать плиты, Рекем поставил лампу на пол и тщательно осмотрел щели в каменных плитах. Подозрительные простукивал. Наконец он вроде бы нашел то, что нужно: у алтаря за одной из плит слышала пустота, когда он по ней постучал. "Как же ее подцепить, чтобы открыть?"

Сначала граф хотел воспользоваться мечом, но вскоре убедился, что ничего не выйдет: щели были слишком узкими. Он взъерошил волосы. "Тайный ход должен открываться быстро, иначе его смысл теряется. Надо искать рычаг". Рекем снова оглядел алтарь. Не так много мест, на которые можно нажать или которые можно повернуть. Если тайный ход расположили на алтаре, то возможно и рычаг находится здесь же. Он ощупал резную ограду и заметил, что внизу ее поддерживают небольшие тоже покрашенные бруски в форме полудисков. Он попробовал нажать ногой на один из них. Ничего. Второй, третий... когда он добрался до того, который располагался как раз рядом с кафедрой духовника, брусок под ногой утонул в полу, а плита уехала вниз. Удача! "Спасибо, святой Рецин!" — граф бросил благодарный взгляд в сторону его картины и, подхватив лампу, посветил в проем. Ступеньки уходили далеко вниз. Ход оказался довольно просторным и чистым. Чуть ниже, он заметил еще один рычаг на стене, видимо, он закрывал ход.

Спустившись по ступенькам, Рекем повернул медный подсвечник — плита, как он и предполагал, закрыла вход. На всякий случай повернул опять — плита отъехала. Он легко вернется. Теперь бы сориентироваться, куда идти.

Закрыв за собой вход, он пошел вниз. Заметив ответвление, хотел сделать зарубку на стене, чтобы позже проверить, куда он ведет, но когда поднес меч к камню, заметил, что кто-то уже отметил ход: на одном из кирпичей нацарапали палочку и букву К. "Что бы это могло значить? Кухня? Конюшня?" — размышлял Рекем.

Через четверть часа он убедился, что верно первое предположение. Узкий ход, привел в тупик с крохотным светящимся отверстием среди камней. Заглянув, он различил кухонную утварь и суетящихся слуг. Итак, замок уже просыпается. Осталось мало времени. Он взбежал обратно по ступеням. Конечно, он не успеет обследовать все ходы, но хотя бы какие-то. В следующий раз он отправится в тайный обход замка, как только все уснут.

Возле следующего хода, который он обнаружил, кто-то начертил две палочки и букву Б. "Ход N 2, большой зал", — объяснил себе Рекем, и отправился проверить это предположение. Извилистая лестница вновь привела в тупик с небольшим отверстием в стене. Рекем поставил лампу и проверил правильность предположения. Однако разглядеть ничего не смог. Если кто-то и обитал тут, он еще не проснулся и не зажег свет. Рекем уже собрался идти обратно, когда расслышал за стеной шорох и следом голос слуги.

— Вы пришли?

— Не надо так кричать, любезный, — откликнулись злобным шепотом. — Мы встречаемся ранним утром и без света не для того, чтобы разбудить весь замок воплями.

— Простите, господин, — тут же повинился собеседник.

— Что случилось? — потребовал второй голос. — Замок уже просыпается. Зачем тебя прислали?

— Мне велено сказать, чтобы вы предъявили доказательства того, что король знает, чем вы занимаетесь.

В темноте хмыкнули.

— Письмо устроит?

— Откуда мне знать? Давайте письмо, я передам.

— Вот, возьми, — Рекем услышал шелест бумаги. — Мирела умрет через неделю, самое большее — десять дней. Осталось совсем немного.

— Да вот немного, а если... — загудели в ответ, но жалобу резко прервали.

— Все! Письмо докажет, что беспокоиться не о чем. И не тревожьте меня по пустякам.

Рекем на всякий случай еще немного постоял, но за стеной ничего не происходило. Он помчался обратно в часовню. Ночь выдалась на редкость удачной. Он так и не узнал, кто же тайный враг принцессы, но было ясно, что нужно срочно искать еще какой-то способ помочь девушке. Если в этой стране все отвернулись от нее, значит, надо поискать помощи в другой. Он повернул рычаг, но... выход не открылся. Рекем дернул еще раз — плита даже не шелохнулась. В чем дело? Он подошел ближе и толкнул ее, чтобы как-то сдвинуть камень. Промучившись какое-то время, понял, что усилия бесполезны. Прислонился лбом к холодной стене. Кажется, удача от него отвернулась. "И что теперь делать? Поискать другой выход? Он вновь пошел вниз по ступенькам. Теперь Рекем связал все воедино: в этом ходе ответвления помечены, а на лестнице — чисто, будто только что подмели. Кто-то постоянно пользуется ходом. Когда он уходил — рычаг работал, а теперь закрыт намертво. Получается, что его присутствие обнаружили, и...

За спиной послышался шорох. Порыв ветра погасил лампу. Рекем едва успел удивиться: как же такое возможно? Ведь огонь защищен стеклом... Но почувствовав опасность, тут же выхватил меч, присел, уклоняясь от удара, и повернулся к противнику. В кромешной темноте он не знал, откуда ждать удара. На всякий случай шагнул назад, но еще недостаточно хорошо знал эту лестницу, чтобы ходить по ней в темноте — оступился и чуть не скатился вниз. Еле успел восстановить равновесие, как почувствовал, что противник вновь приблизился. Меч со свистом рассек воздух и Рекем едва успел подставить свой, защищаясь удара, который перерубил бы ему шею. Но не отступил и на звук нанес удар, меч звякнул о камень, и тут же предплечье задели кончиком меча. Хорошо, что он успел уклониться, иначе бы рана была больше. Воцарилась тишина. Рекем старался не дышать: противник ориентировался на звуки, как и он. Новый порыв ветра обдал его. На этот раз он пах как-то странно. Рекем вдохнул приторно-сладкий воздух, и голова закружилась. Он еле успел подставить руку, чтобы смягчить падение на ступени...

14 юльйо, Жанхот, столица Энгарна

Еще с вечера небо заволокло тучами, и как Илкер ни надеялась, утро пришло пасмурное, гулять на улице в такую погоду совсем не хотелось. Ялмари постучал в комнату горничных сразу после завтрака. Он приоткрыл дверь и, поздоровавшись, тут же закрыл ее, чтобы не смущать девушек. Илкер собралась выйти, но ее поймала Пайлун.

— Илкер, — серьезно спросила она. — Ты помнишь, о чем я тебя предупреждала? Не позволяй ему ничего, слышишь?

— Помню, — девушка покраснела от смущения. — Не волнуйся за меня.

Она быстро вышла из комнаты. Илкер давно чувствовала, что Пайлун не нравится лесник. Тот обман, из-за которого она чуть не поссорилась с Ялмари, Илкер поспешила списать на недоразумение. Ей не хотелось думать о подруге плохо. Но теперь она старалась ни о чем ей не рассказывать. Тем более и без того было с кем поделиться секретами — Ялмари она могла рассказать почти все.

— Куда пойдем? — поинтересовалась она, едва дверь за ней закрылась. — В библиотеку? Сегодня погода не для прогулок.

Ялмари легко коснулся ее губ, прежде чем ответить. Илкер обрадовалась, что в темноте он не разглядит, как она покраснела.

— Я хотел предложить тебе исследовать одно очень интересное место. Это недалеко от дворца, — взяв ее за руку, он пошел по галерее к парадной лестнице.

— Тогда я, пожалуй, накину платок.

— Не стоит, — сдержал он ее порыв. — На улице не холодно. Но если замерзнешь, я дам тебе куртку.

— Неизменный черный цвет, — заметила она, спускаясь по ступенькам, чуть позади него. — Почему ты так любишь черный цвет?

— На черном не так заметна грязь, — отшутился Ялмари. Он галантно открыл перед девушкой двери, когда она выходила.

— Так куда мы идем? — спросила Илкер, когда они свернули в одну из улочек, начинавшихся почти сразу за ограждением дворца.

— Пустой дом, — он помог девушке перебраться через сточную канаву. — Знаешь такое место? Не бойся, тут еще недолго такая вонь.

— Кто же в Жанхоте не знает Пустой дом? — она искоса взглянула на спутника. — Надеюсь, ты шутишь?

— Нисколько. В детстве... В далеком детстве, когда мне исполнилось восемь, мы с ло... — Ялмари чуть не сказал "с лордом Нево", но тут же спохватился. — С другом, несколько раз туда заходили. Я хотел кое-что показать тебе там. В Пустом доме нет ничего страшного. Пойдем?

— Если бы меня пригласил кто-то другой — даже принцесса — я бы ни за что не пошла, — улыбнулась девушка.

С тех пор как он приехал, они встречались каждый день. К счастью, принцесса будто забыла о новой горничной, как только лесник вернулся. Илкер не задумывалась, почему так получилось, она лишь радовалась тому, что может чаще бывать вместе с Ялмари. Обычно они гуляли в лесу или дворцовом парке.

Его прикосновения, взгляды... Иногда Илкер казалось, Ялмари заполнил собой всю ее жизнь. И она не могла не заметить, что с каждым днем он становился смелее, ближе. Вел себя так, будто они действительно уже помолвлены, хотя о знакомстве с родителями он даже не заговаривал. А она стеснялась торопить его. К тому же, они были так мало знакомы...

Пустой дом находился в четверти часа ходьбы от дворца. Его назвали так, потому что там никто не жил. Внутри стояла мебель, в книжных шкафах ждали читателей книги, дорогие ковры покрывали деревянные полы, но жильцов в доме никто не помнил. Воры ни разу на него не позарились. Люди боялись этого дома и обходили его стороной, считая, что он заколдован. Кто-то утверждал, что дом принадлежал злому магу, и его темная сила до сих пор обитает там. Другие говорили, что единственным грехом мага было то, что он — маг. Потом он раскаялся в использовании силы Шереша и стал священником, но на дом наложил заклятие, чтобы из его знаний никто ничего не взял. Сходились люди в одном: и находиться рядом с Пустым домом опасно, не то что заходить в него. Опасное жилище стояло на углу, а соседние дома построили в лавге от него, хотя желающих поселиться в столице находилось немало, и дальше дома уже тесно прижимались друг к другу, не оставляя и маленького зазора.

Когда Ялмари и Илкер подошли к Пустому дому, тучи, казалось, еще сильнее сгустились. Дом тускло поблескивал стеклами, разделенными на маленькие квадратные рамы. Илкер осмотрела потемневшую от времени, но не потрескавшуюся лепнину вокруг окон.

— Вряд ли нас ждут здесь, — заметила она.

— А мы сейчас проверим, — Ялмари нажал на ручку. — Кое-кто говорил мне, что двери всегда заперты. Но когда прихожу я — тут открыто, — он дернул ручку. Она вздрогнула, но не поддалась.

— Вот видишь, — Илкер почувствовала облегчение.

Но лесник дернул еще раз, и дверь без скрипа отворилась, открывая темный коридор. Он посмотрел на девушку.

— Если не хочешь, не пойдем.

— Пойдем! — в Илкер проснулся азарт. Она первая шагнула внутрь.

Ялмари надвинул шляпу и вошел следом. Полоска света с улицы падала на лестницу, но тут порыв ветра захлопнул дверь. Оказавшись в темноте, Илкер испуганно оглянулась, но Ялмари нащупал ее руку.

— Не бойся. Пойдем наверх, там светлее, — он пошел вперед. Темнота нисколько ему не мешала. — Вот, держись, — ладонь Илкер он положил на перила, и повел ее за собой вверх.

— Удивительно, — произнесла Илкер, с трудом нащупывая ногой ступеньки.

— Что? — спросил Ялмари, не оборачиваясь.

— Ни одна ступенька не скрипнет. А ведь Пустому дому столько лет!

— Кажется, за домом присматривают, — хмыкнул он.

В доме стояла необыкновенная тишина, словно большой город за стенами исчез. На втором этаже Ялмари открыл дверь, и прямоугольник яркого света упал на ковровую дорожку.

— Что это? — страх в сердце Илкер окончательно сменился любопытством.

— Все как тогда, — пробормотал Ялмари. — Сейчас увидишь, — добавил он и ступил за порог.

Первое, что бросилось Илкер в глаза — окна комнаты выходили во внутренний двор, но здесь тоже вставили стекла, к тому же большого размера. Не маленькие, а большие прямоугольники в обрамлении темно-коричневых рам. В огромные окна лился ослепительный солнечный свет, будто на улице стоял жаркий полдень, а не пасмурное утро. Девушка не выдержала и подскочила к окну. Ее взору открылся цветущий яблоневый. Девушка ахнула.

Ялмари подошел к ней сзади и прижал к себе. Вместе они любовались цветущими деревьями, залитыми красным светом солнца Гошты.

— Весенний сад. Все как тогда, — повторил Ялмари. — Всегда солнечный день. Я давно не бывал в Пустом доме, и все забылось. Но вчера перед сном, в голове вспыхнула эта картинка: весенний сад... И захотелось привести тебя сюда. Здесь на сердце нисходит необыкновенный покой. Чувствуешь? — Илкер кивнула. — Я вчера так и загадал: если будет пасмурно, пойдем в Пустой дом.

Девушка отодвинулась от Ялмари и осмотрела комнату. В больших книжных шкафах вдоль стены справа — застекленные дверцы. Точно как во дворце — уже одно это подчеркивало богатство хозяина. Во многих странах Гошты только очень богатые аристократы могли позволить себе вставить прозрачное стекло в окна, остальные использовали слюду или цветное стекло, а здесь стекло даже в шкафах. Светло-зеленые обои с золотыми цветами, также придавали комнате весеннее настроение. В дальнем углу темнела еще одна дверь в соседнюю комнату. Илкер перевела взгляд на массивный стол такого же красивого темного дерева, как рамы и книжные шкафы. Огромная столешница размерами напомнила кровать во дворце. Перед столом располагался огромное кресло, обитое темной кожей. Илкер уселась в него и звякнула резными медными ручками выдвижных ящиков. Открывать не решилась — все же это чужой дом, даже если он Пустой. Придвинула к себе медный стаканчик с перьями и чернильницу.

— Ялмари, тут даже чернила не высохли, — изумленно выдохнула она. — И пыли нигде нет. Ты что прибрался, чтобы пригласить меня? — повернулась она к Ялмари.

Комната и вправду выглядела живой. Казалось, в любую минуту сюда может войти хозяин.

— Нет. Это еще одно чудо Пустого дома. Такое ощущение, что кто-то наводит порядок. В детстве мы с другом пытались застать того, кто это делает, но нам ни разу не удалось. Здесь всегда чисто, а мебель и ковры не приходят в негодность.

— Магия?

— Отсутствие пыли — это еще не колдовство, — возразил Ялмари, подходя к книжной полке. — Во дворце тоже нет пыли, но это чудо делают слуги.

— Но ты ведь сказал, что никого не застал.

Она тоже подошла к книжному шкафу, наблюдая, как Ялмари перебирает книги. На истрепанных корешках не встретила ни одной надписи. Узнать, о чем книга возможно было, только открыв ее. Но Илкер хоть и любила книги, побоялась трогать их. Она чувствовала себя так, будто вломилась в чужой дом без разрешения.

— Родители не позволили нам ночевать в Пустом доме, — объяснил Ялмари, открывая другой книжный шкаф. — Вполне возможно убираются тут ночью.

— Совершенно естественным образом, — подхватила девушка. — Тряпкой, метлой и водой. Необычно то, что убираются — привидения. Обычному человеку не придет в голову убирать Пустой дом по ночам, — Илкер рассуждала таким спокойным тоном, что Ялмари рассмеялся. — Но ты прав: отсутствие пыли не повод для крика. А вот если сюда войдет привидение — у тебя уши заложит так, что неделю слышать не будешь.

— Смотри, что я покажу тебе, — он нашел то, что искал и, вытащив толстую переплетенную книгу, понес ее к столу. Илкер встала рядом. — Это похоже на Зал Славы в миниатюре. Портреты поместили под одну обложку и написали к ним небольшую заметку. Мне кажется, это хозяева дома.

На первой странице изобразили седого старика с длинными волосами и бородой. Серый балахон, складками ниспадавший от шеи, полнил его. Портрет занимал всю страницу. Черты лица так хорошо прорисовали, что казалось, старик вот-вот повернет голову и скажет им что-нибудь. На листе рядом написали: "Сэр Лежго Вайланмат (4357-4489). Занимал должность Руководителя Академии Наук с 4387 по 4450 год. Благодаря его участию в королевстве Каулерс открыто более тысячи школ".

Илкер удивленно взглянула на Ллойда.

— Я никогда не слышала о королевстве Каулерс.

— Я тоже. В юности даже множество заметок о путешествиях просмотрел, чтобы узнать что-нибудь об этом государстве.

— Давай возьмем книгу домой, покажем кому-нибудь.

— Не получится. Мы с... другом несколько раз делали это. Приходишь домой, открываешь книгу — чистые листы: ни рисунков, ни надписей. Приходишь в Пустой дом — смотри на здоровье. Книгу не обязательно сюда возвращать. Ее можно оставить во дворце, порвать или сжечь. Мы пробовали. Все равно, когда придешь в Пустой дом, она будет стоять на полке.

— Значит, все-таки магия?

— Да, но очень безобидная.

— Священники утверждают, что безобидной магии не бывает, — Илкер перелистывала книгу.

— Тогда это не магия, а то, чем пользуются священники, когда посылают огонь с неба, — Ялмари старательно прятал улыбку.

— У скованного мага научился выкручиваться? — тоже улыбнулась Илкер.

Она нашла рисунки жены сэра Вайланмата, его детей, его внуков и правнуков, их жен и мужей. Везде стояло имя, годы рождения и достойные деяния. Илкер хотела закрыть книгу, но Ялмари не позволил.

— Подожди, еще что-то покажу, — он открыл последнюю страницу книги.

На странице для портрета не было ничего кроме надписи: "Сэр Эрвин Вайланмат, г.р. 7673, маг".

— Какой год??? — изумилась Илкер. — Быть не может! Гошта сотворена около пяти тысяч лет назад, может, чуть больше, но не настолько. И почему нет даты смерти? Он что, еще жив?

— Кто знает. Но мне почему-то кажется, что он последний владелец дома.

Ялмари еще раз прочитал его имя.

— Шереш! — вырвалось у него. Он тут же осекся. — Извини, Илкер. Помнишь, я тебе рассказывал, почему читал легенды в библиотеке?

— Ты хотел найти там что-нибудь о духах гор и о...

— Золотом Эрвине, — закончил Ялмари за нее, видя, что она уже догадалась. — Маге, который спас Гошту от духов. Маг, которого оборотни считают Творцом Гошты.

— Неужели это правда? — Илкер разволновалась от такого предположения. — Думаешь, это его дом?

— Кто знает... Но это много объясняет. Например, то, что я хотел тебе показать.

Ялмари повел ее в соседнюю комнату. Там в стене сделали камин из дымчатого мрамора. Девушка с облегчением перевела дух, увидев, что он не зажжен. У противоположной стены разместился диван с обивкой в тон стенам — здесь обои наклеили бордовые с бежевыми розами, а диван — цвета прокисшей малины и позолоченными ручками. Рядом небольшой столик, на котором обычно подают чай. На каминной полке стояла пустая ваза. По сравнению с предыдущим кабинетом эта комната казалась необитаемой: ни картин, ни портретов, словно хозяева вывезли личные вещи и приготовили дом к продаже.

— Сядь на диван, — попросил Ялмари, а сам устроился в кресле напротив, взяв ее руки в ладони. — Пожалуйста, закрой глаза и посиди так.

Илкер послушно прикрыла веки, тело непроизвольно сжалось, приготовившись к опасности. Вскоре девушка почувствовала, как напряжение уходит. Она откинула голову на спинку дивана и расслабилась. Сердце наполнилось радостью. Ей стало так хорошо, что, казалось, она сейчас взлетит.

Неожиданно она оказалась высоко в небе. Вместо платья на ней развевалась на ветру легкая почти прозрачная туника. Раскинув руки как крылья, он летела навстречу красному солнцу, смеясь от восторга... Облака под ней походили на снежные сугробы, но девушка знала, что они не холодные, скорее мягкие, как перина. Чтобы доказать это, она упала в облако и с наслаждением вытянулась в нем. Но немного погодя радость и покой сменились странным ощущением. Чего-то не хватало ей для полного счастья. Она села и оглянулась. Что-то она упустила. Что-то нужно срочно найти.

— Что ты ищешь, Илкер?

Голос с неба прозвучал так внезапно, что Илкер испугалась. Она и не подозревала, что за ней кто-то наблюдает. Поежившись, она обхватила себя и задумалась. Она должна ответить на вопрос — это очень важно. Может быть, это самый важный вопрос в ее жизни. Но что она потеряла? Илкер очень захотелось на землю. Подпрыгнув вверх, она поискала просвет в облаках, чтобы спуститься на землю. Разглядев зеленый лоскут, стала опускаться на землю, с тревогой осознавая, что голос, задавший вопрос, кажется ей знакомым.

Зеленое поле приближалось медленно. И отчего-то казалось, что это не Гошта. С высоты она не заметила ни одного дома, спускаясь, не увидела ни одного человека. Разве есть на Гоште такие безлюдные места? Когда босые ступни коснулись травы, Илкер посмотрела вверх, желая рассмотреть, кто же обратился к ней и вспомнить, где она слышала этот голос.

— Что ты ищешь, Илкер? — вновь спросили ее. — Скажи мне.

Она тряхнула распущенными кудрями и беспомощно оглянулась. То, что она искала, должно было быть где-то здесь. Но как можно найти то, что нужно в огромном поле, где кроме нее нет ничего живого, даже вездесущих муравьев. Но искать надо было не снаружи, а... внутри. Она опять оглянулась. Теперь поодаль стоял Ялмари, тревожно всматриваясь в девушку. Она сделал робкий шаг ему навстречу. Еще один. Лесник наблюдал, не улыбнувшись и не протянув руки.

— Илкер! — предостерег голос ее. — Илкер, подумай хорошо.

Но вместо этого девушка бросилась к Ялмари, прижалась к его груди, почувствовала, как он, дрожащими руками обнимает ее, целует голову.

— Это ты ищешь? Этого хочешь? — голос в небе казался усталым.

"Да", — подтвердила девушка про себя. Тут же налетел ветер, безжалостно хлеща Илкер по голым ногам, но она плотнее прижалась к Ялмари, пряча лицо в его куртке и молясь, чтобы никто не смог разлучить их.

— Это исполнится, — возвестили с неба. — Ты станешь его женой и будешь так счастлива, как немногие женщины на этой земле. Но счастье твое будет недолгим. Или же ты проживешь долгую спокойную жизнь с другим человеком. Подумай. Это не судьба. Это твое решение. Ты понимаешь? У тебя есть выбор.

— У меня нет выбора, — прошептала Илкер и добавила. — Или он, или я, — и открыла глаза.

Ялмари смотрел на нее тревожно.

— Что? Почему ты плачешь? — он хотел обнять ее, но девушка быстро встала и отвернулась к окну, чтобы вытереть слезы. Успокоившись, снова подошла к Ялмари.

— Все хорошо, — она через силу улыбнулась. — Уже все хорошо, не волнуйся. Почему ты привел меня сюда?

— Не знаю... Я хотел...

— Ты тоже что-то слышал в этом доме? — спросила она, посерьезнев. — Что именно?

— Это было давно. Так что...

— Скажи. Мне важно знать...

— Что я не должен бояться жить, бояться быть тем, кто я есть.

— Ты считаешь, что это сказал Золотой Эрвин, Творец Гошты?

— Да. Теперь я считаю так. А что сказали тебе?

— Что... что я выйду за тебя замуж, — безмятежная улыбка скользнула по губам Илкер.

— И от этого ты плакала?

— От счастья, — пояснила она, надеясь, что он не почувствует фальши. Но он почувствовал.

— Ты еще что-то еще слышала и поэтому плакала.

— Ялмари, — попросила она виновато. — Не спрашивай, я не хочу обманывать, а правду не скажу.

— Хорошо, — настроение у него испортилось. — Идем домой? — спросил, не глядя на Илкер.

— Ялмари, не обижайся.

— Нет-нет, я не обиделся, — заверил он. — Как-то тревожно на сердце.

Она положила ладони ему на плечи.

— Все будет хорошо, правда, — и впервые поцеловала его сама.

А в душе Илкер билось: "Я знаю, что это за голос и знаю, где я его слышала... В таинственном храме он говорил так же. Там, где я должна была умереть..."

14 юльйо, Беероф, столица Кашшафы

Несколько дней Загфуран занимался исключительно Святой церковью. Составил список людей, которых можно было поставить во главе, и передал его королю. С некоторыми из списка успел переговорить раньше Манчелу и заручиться их поддержкой. Корректировку священных книг поручил магу Сусию — хоть одну проблему с себя снял. Ведь кроме обычных занятий, ему приходилось еще и охотиться, перемещаясь для этого достаточно далеко, чтобы не взволновать жителей столицы. Чаще он перелетал через Пегларские горы, чтобы охотиться в Энгарне, но старался при этом быть намного южнее замка Иецера — не хотелось сталкиваться с местными вампирами.

Дела в целом шли неплохо. Беспокоило одно: новое дело не давало возможности заняться чем-то другим. У Загфурана даже создалось впечатление, что король намеренно загружает опасного мага.

Утром его ждал неприятный сюрприз. Амулет яжнай Загфуран, как и положено, держал на виду. Воровать у мага боялись, а подозрения этот предмет не вызывал. Он походил на небольшое зеркало, в ладонь диаметром. Его давно не беспокоили. Диригенс Нафиш, формально следивший за работой минарса, знал, что талантливого ученика раздражает строгий надзор. Так что Загфуран уже и внимания не обращал на яжнай. Но сегодня амулет засветился, разбрызгивая по комнате радужные брызги. Минарс едва успел подскочить к зеркалу, чтобы посмотреть, не покраснели ли у него глаза, а потом, пригладив волосы, повернулся к зеркальному камню. Уже через секунду в метре от него появилась фигура диригенса Нафиша в торжественных серебряных одеждах. Фигура мерцала и колебалась — на Гошту волны храма добирались не так просто. Но существовали закрытые миры, как, например, мир Ланселота, куда они вообще не могли проникнуть, так что следовало радоваться и этому. Загфуран непременно бы обрадовался, если бы не вирус вампира, который он подхватил. Он знал, что сейчас, в Храме Света, перед Нафишем точно так же в метре стоит его фигура, и он может заметить какие-то изменения в ученике. Хотя в первый раз, наверно, спишет на усталость.

— Приветствую, Загфуран, — голос учителя звучал четко и почти без искажений — звуки передавались намного лучше.

— Приветствую, диригенс Нафиш, — чуть склонил голову минарс.

— Как твои успехи? Что ты успел сделать?

Загфуран горько пожалел о том, что не приготовил подробный отчет заранее. Такой, который бы устроил храм. Сейчас же он на ходу стал сбивчиво рассказывать обо всем, стараясь уменьшить насколько это возможно промахи, которые он допустил. Откровенное вранье сразу бы разоблачили. Да и сейчас могут понять, что он о чем-то не договаривает. Чтобы ввести в заблуждение диригенсов, следовало хорошенько подготовиться. Нафиш слушал минарса, не перебивая. Когда Загфуран умолк, он еще подождал несколько мгновений, затем губы сложились в недовольную гримасу.

— Ареопагит ожидал большего от того, кто так стремился доказать свою гениальность, — заметил он сухо. — Стоит послать тебе на помощь еще двоих минарсов.

— Нет! — воскликнул Загфуран, тут же глубоко вздохнул, стараясь обрести спокойствие, умерить тон. — Учитель, — минарс употребил это слово, для того чтобы польстить диригенсу. — Пожалуйста, дайте мне еще полгода, я справлюсь. Будет обидно, если они придут сюда и воспользуются плодами моего труда!

— Полгода? — Загфуран попросил слишком долгий срок, но он рассчитывал на то, что как обычно, его срежут пополам, и тогда у него окажется целых три месяца, чтобы найти Эрвина. Но и тут он просчитался. Нафиш веско завершил. — Я попробую уговорить диригенсов дать тебе месяц. Но сомневаюсь, что они согласятся и на этот срок. Загфуран, неразумно отказываться от помощи. Особенно сейчас, когда все мы зависим от твоего успеха. От того, сможем ли мы уничтожить Эрвина, зависит судьба не только Гошты. Этот Управитель очень силен, к тому же у него немало друзей. Сейчас не время для амбиций. Давай, приложим все силы, чтобы победить.

— Я согласен! — Нафиш с облегчением подумал, что строптивый ученик внял его доводам и решил работать в команде, но Загфуран тут же добавил. — Дайте мне еще один месяц. Я справлюсь!

— Хорошо. Один месяц.

Фигура Нафиша исчезла, не попрощавшись. Загфуран от злости топнул ногой. Что можно сделать за месяц? Если бы дали хотя бы год, можно было бы заслать в Энгарн миссионеров и взорвать страну изнутри. Но месяц — слишком мало для этого. Как несправедливо, что сейчас, когда он так близок к исполнению планов, кто-то вмешивается. Если бы он нашел зеркала Управителя или Дом Управителя... Если бы он хотя бы знал, как выглядит этот таинственный дом. Не будешь же обыскивать все дома в Энгарне... Значит, надо хотя бы собрать слухи о необычных, пугающих домах. Но для этого надо находиться в Энгарне постоянно, а не так как он, изредка охотясь на его территории. Остается один выход — война. А чтобы Энгарн наверняка проиграл, надо окружить его врагами. Фея Пурланти уже наверняка посетила Яхию, в ее успехе Загфуран не сомневался. Следовало обратить внимание на северных и южных соседей Энгарна. Людей, живших на побережье Мерзлого океана, не стоило беспокоить: они не способны к войне. А вот с северо-востока Энгарна жили эйманы, загадочный народ, владевший двумя телами — телом животного и человека. Если привлечь их на свою сторону, то они окажут неоценимую поддержку в войне. Вот только их мало. Зато с юга простирался огромный Лейн — страна нищенствующих аристократов, мечтающих лишь о том, чтобы кого-нибудь ограбить. Они с радостью нападут на Энгарн. Если бы объединить их, чтобы создать сильную армию... Кто способен на это? Только два человека: регент Тештер или герцог Пагиил. Загфуран покинул временное пристанище в королевском дворце, чтобы посетить обоих.

14 юльйо, замок графа Зулькад

Мирела очнулась ближе к полудню. Векира сидела рядом, бледная и встревоженная.

— Ваше высочество... как вы? — склонилась она. — Что-нибудь нужно?

— Воды, — с трудом произнесла Мирела.

— Вы не бойтесь, эту воду я принесла. Как вы себя чувствуете? Доктора позвать или отца Иавина? — девушка, обрадовавшись, что госпожа пришла в себя после нескольких суток беспамятства, тараторила, не умолкая.

— Тише, Векира, — прервала принцесса, сделав пару глотков. — Ужасно болит голова.

— Да-да, — всхлипнула девушка. — А у нас тут столько произошло... — по лицу горничной потекли слезы. — Вы слышите меня? — она вгляделась в принцессу: Мирела лежала с закрытыми глазами.

— Слышу. Что случилось? — произнесла Мирела с трудом. Язык еле шевелился, хотелось уснуть, но сны пугали до дрожи. Сайхат, снова и снова в разных образах пыталась взять у нее кровь. Но она уже поняла: нельзя ей поддаваться. Только вот сил бороться совсем не осталось.

— Граф Бернт пропал ведь. Караулил возле вашей спальни и вдруг исчез. Постель смятая, стало быть, спал, а нигде найти его не могут. Даут злится, говорит, сбежал он. Да я-то знаю, не мог он сбежать. Как это он вас бросит? То возле двери почти всю ночь стоял, а теперь сбежал? Быть такого не может. А Даут злится, стало быть, не он его. А кто тогда?

— Векира, — Мирела старалась сохранять самообладание. — Успокойся, пожалуйста, я не понимаю.

— Что же тут понимать? Тут помощь искать надо. Что-то страшное в замке происходит, сила Шереша везде. И вы заболели, и граф Бернт сгинул посреди ночи неизвестно куда. А ведь Щутела ему ворота не открывал и лошадь его на месте. Куда он сгинул? — она выдохнула еле слышно. — Бежать вам надо. Помощи надо искать и бежать, не то и вы сгинете.

— Где же я найду помощь, Векира? — горько рассмеялась опальная принцесса. Сделав усилие, она села на кровати. Горничная тут же подложила ей под спину подушки, чтобы не упала. — Если старого духовника, отца Узиила, в тюрьму отправили, на что мне рассчитывать?

— А я так думаю, надо бы вам письмо в Лейн написать, кузену вашему, стало быть. Айдамиркан, он молодой, конечно, но он же король. И брат ваш двоюродный. И вы даже помолвлены когда-то были. И матушку он вашу любил очень. Напишите письмо ему, пусть поможет вам.

— Векира, если я и напишу письмо, как я передам его? — голова сильно кружилась, но принцесса заставляла себя сидеть. — А если письмо перехватят?

— Ваше высочество, — горничная наклонилась к уху госпожи. — Щутела сказал, тут недалеко лейнские купцы торгуют. Вот с ними бы и договориться, чтобы письмо передали, заплатить им, они и помогут.

— Кто будет рисковать из-за меня? Иностранцы? — засомневалась принцесса.

— Так если заплатить, и рискнут. Купцы они завсегда рисковые. Такой труд себе выбрали. Надо попробовать, а?

— Может быть, — Мирела чуть кивнула — сильнее шевелиться не могла. — Но как купцы смогут добраться до короля Айдамиркана?

— Ваше высочество... купцы-то и смогут. Айдамиркан-то молодой совсем. Восемнадцать ему, поди, не исполнилось еще. Регент при нем. Щутела говорил, а он от купцов слышал, что регентом при нем — Девир Тештер. Старый король, когда умирал, его назначил. Слышали о таком?

— Нет, — удивилась Мирела. Она знала немало знатных дворян Лейна, ведь мама было оттуда родом, но это имя слышала впервые.

— То-то и оно, что никто о нем не слышал, — радостно пояснила Векира. — Потому что он лет семь назад выскочил как шереш из потайной дверцы, и быстро стал главным советником короля. Уж не знаю, в чем тут секрет, но вы ж знаете, что в Лейне творится? Никто короля не слушал и не слушает, каждый творит, что хочет. Так вот говорят, что Тештер там безобразников приструнил. Не позволяет им людей обижать. А еще говорят, — восторгалась Векира. — Говорят, что Тештер сам купец бывший и потому купцов привечает и делает, чтобы им хорошо было. Так что с купцами письмо передать, так точно попадет куда нужно.

— К Тештеру письмо попадет, а не к королю, — поправила принцесса. — Но захочет ли купец Тештер помогать принцессе Кашшафы?

— А если захочет, ваше высочество? Надо попытаться.

— Хорошо, — согласилась Мирела. — Помоги мне одеться, я напишу письмо, а затем позовешь Щутелу.

После нескольких мучительных мгновений, когда ей пришлось стоять, чтобы Векира надела на нее платье, Мирела села за стол. Долго писать она не могла, поэтому получилась скорее записка, чем письмо.

"Ваше Величество, обращаюсь к вам, как к моей последней надежде. Если и Вы отвернетесь от меня, значит, мне судьба умереть здесь, оставленной всеми. Моих невзгод не счесть, я не буду описывать, что довелось пережить мне и моей матушке, королеве Езете за эти годы — Вы и сами, должно быть, слышали об этом. Одному Богу известно, как обращались с нами. Всего этого достаточно, чтобы сократить десять жизней, а не одну мою. Королева Езета не выдержала такого обращения и недавно умерла, хотя в этом мире посвятила себя одной миссии: быть доброй супругой короля. Если Вы не вмешаетесь сейчас, то будет поздно. Меня, несомненно, убьют. Вы единственный близкий человек, который остался у меня. Я знаю, Вы любите Эль-Элиона, как и я. Спасение родственницы, которая влачит жалкое существование, было бы деянием, ценимым более высоко в глазах Господа и не менее славным, чем завоевание и усмирение непокорных дворян, которым Ваше Величество сейчас занимается".

Закончив письмо славословием королю Лейна, она подула на чернила, чтобы просушить их. Будь она чуть хитрее, она бы написала комплименты и его регенту — он ведь наверняка прочтет это послание. Но ей претило лицемерие. Будь что будет. Эль-Элион знает, что делает. Она аккуратно свернула письмо. Горничная поднесла свечу, которую специально зажгла, чтобы хозяйка могла запечатать его. Принцесса надавила печаткой, оставив на сургуче оттиск герба династии Шедеуров. Сургуч медленно твердел, а ей вдруг вспомнился день, когда она впервые увидела Сайхат Жааф.

Король Манчелу никогда не отличался верностью, Езете приходилось мириться с этим. Ему нравились красивые женщины, он требовал, чтобы королеву окружали многочисленные фрейлины — из них он выбирал себе любовниц. Сайхат Жааф впервые появилась во дворце на дне рождения Мирелы. Шестилетие любимой дочери короля, принцессы крови, праздновали почти так же пышно, как день рождения короля. Платье из золотой парчи и шапочка красного бархата с драгоценными камнями привели малышку в восторг. Наблюдая за потешной битвой, устроенной в ее честь, она захлебывалась от смеха: у разбойников были и арбалеты, и копья, а у рыцарей кроме этого четыре пушки.

Позже придворные подносили маленькой принцессе подарки: золотой элий от графини Бернт (он до сих пор висел над изголовьем кровати), двенадцать пар обуви от гофмейстера, золотая солонка, украшенная жемчужинами от Высочайшего Дишона, главы церкви Хранителей Гошты в Кашшафе. Среди всех подошла и красивая молодая девушка в сопровождении графа Даута — близкого друга короля Манчелу. Граф казался чудовищем рядом с этим прекрасным цветком. Он поклонился королю, а потом церемонно произнес:

— Ваше величество, позвольте представить мою родственницу, леди Жааф. Она тоже приготовила подарок для принцессы.

— Ваше величество, ваше высочество... — девушка с темными волнистыми волосами склонилась в реверансе. На праздник она надела очень простое платье: светло-зеленый хлопок с небольшим украшением: кружева с золотой нитью подчеркивали вырез у глубокого декольте и край рукава. Девушка сильно отличалась от разряженных придворных, но Сайхат в тот день продумала все до мелочей. Она походила на бриллиант в грубой оправе, и вызвала у сорокатрехлетнего короля желание исправить это положение. — Позвольте преподнести вам скромный подарок, — она подала серебряную заколку для волос в форме головы оленя с развесистыми рогами. Маленькая принцесса тут же увлеклась забавным подарком. Она знала, что олень есть на гербе у отца, но никогда не замечала, чтобы подобные украшения носили дамы. Манчелу поставил дочь на пол и забыл о ней.

— Какая прелесть, — король смотрел не на скромный подарок, предложенный Миреле, а на вырез платья Сайхат. — Сколько лет вашей родственнице? — поинтересовался Манчелу.

— Шестнадцать, ваше величество, — девушка очаровательно покраснела. — Я впервые покидаю дом.

— Шестнадцать? — король взглянул на Даута. — Почему же вы держите этот цветок взаперти? Нехорошо! — Манчелу погрозил подданному пальцем. — Немедленно определите ее в штат моей жены. Ей как раз нужна новая фрейлина.

Маленькая принцесса, сидевшая на руках отца, слушала этот разговор вполуха. Ей нравились подарки, сияние огней и эта черноглазая девушка, с нежной белой кожей и пухлыми губами, так красиво улыбавшимися. Мама давно уже потеряла привлекательность, а малышке нравилось все красивое. Отец иногда смеялся, что дочь очень похожа на него характером...

Спустя время Мирела узнала, что место фрейлины в свите матери освободилось, потому что двадцатилетняя любовница, утешавшая Манчелу три месяца, надоела королю, и Даут поспешил заполнить пустующее место другой ставленницей. Но шестнадцатилетняя Сайхат оказалась умнее всех, кто был прежде...

Прикоснувшись к сургучу, Мирела убедилась, что он застыл, и хотела положить письмо на стол, когда дверь распахнулась. В комнату вошел граф Даут. Еле заметным движением девушка успела сунуть конверт под Священную книгу Кашшафы, которую держала на столике.

— Чем вы занимаетесь, леди Шедеур?

— Я принцесса, другое обращение ко мне неприемлемо, — Мирела вскинула подбородок. Ей бы очень хотелось встать, но даже сидеть становилось тяжело.

— Я спрашиваю, чем вы занимались, леди Шедеур? — Даут шагнул ближе, навис над Мирелой.

— Я принцесса.

— Чем вы занимались, шереш вас раздери?!

— Как вы смеете? — Мирела, тяжело дыша, смотрела на Даута.

— Леди Шедеур, покажите мне, что вы написали.

— Я принцесса.

— Покажите мне ваше письмо, или я сожгу все записи, которые найду, леди Шедеур.

— Я принцесса.

Даут зарычал и схватил бумаги со стола. Священная книга лежала на прежнем месте, письмо было в безопасности.

— Читайте, — величественно разрешила она. — Вам полезно иногда почитать подобное.

Даут перебирал один листок за другим.

— Это вы писали только что? — спросил он.

— А что, по бумаге вы этого не видите? — спросила она. Миреле не хотелось лгать, и она надеялась, что Даут поймет ее так, как ей нужно. Тем более никаких других записей он не нашел.

— "Молитвы, побуждающие сознание склониться в сторону благочестивого размышления". Трактат. Вам что заняться нечем, леди Шедеур? — он положил бумагу на стол.

— Я принцесса. И благодаря вам, мне действительно нечем заняться. Вы посадили меня под стражу, — голова закружилась, она ухватилась за край стола, чтобы не упасть.

— В этом никто не виноват кроме вас. Если бы вы вели себя разумно, и приняли волю его величества, показали пример другим подданным, присоединившись к Святой церкви, то ваше заключение, леди Шедеур...

— Я принцесса!

— ...Давно бы закончилось. А вы ведете себя как заговорщица. В то время, когда на юге страны дворяне, забывшие о чести и долге перед королем, подняли восстание, вы, вместо того, чтобы дать им пример смирения, вы, леди Шедеур...

— Я принцесса!

— ... упорствуете. Вас даже замуж выдать нельзя. Того и гляди, ваш муж вообразит себя законным наследником и попытается свергнуть короля. Вы, леди Шедеур...

— Я принцесса!

— ...вы сгинете заживо в этой спальне, если не научитесь кротости, приличествующей женщине. Что особенного требует от вас король? Проявите каплю смирения, и он осыплет вас благосклонностью, леди Шедеур.

— Я принцесса! И я готова сделать для отца что угодно, но идти против совести, против Бога, я не могу.

— Хорошо, леди Шедеур...

— Я принцесса!

— ...Если вы не хотите получить милость монарха, вы узнаете, что такое его гнев. Спокойной ночи, леди Шедеур!

Уже в закрытую дверь, Мирела еще раз выкрикнула:

— Я принцесса! — а потом обессилено упала на столик.

В комнату вошла Векира:

— Ваше высочество! Как же я напугалась, ваше высочество, когда этот страшный человек вошел к вам, — зашептала она. — Вам срочно надо лечь в постель. Если я так долго не приходила, так это потому, что он не пускал меня. Он не нашел ваше письмо?

— Нет. Слава Эль-Элиону, нет.

В дверь постучали, Векира приоткрыла ее и вскрикнула. Мирела услышала знакомый голос.

— Мне очень нужно предупредить принцессу.

— Входите, граф, — чуть громче произнесла Мирела. Сердце забилось сильнее. Как же хорошо, что все разрешилось, что он жив. Тут же она придумала, как можно спасти Рекема.

— Ваше высочество, — Бернт быстро склонился на одно колено, принцесса заметила: он был очень взволнован.

— Встаньте немедленно, граф. Не спорьте, у меня нет сил.

Рекем исполнил ее просьбу. Векира села в дальний угол. Взглянув на графа ближе, Мирела замерла на полуслове: на лбу едва затянулась ссадина, на скуле красовался синяк, левую руку явно ранили. Он сильно похудел.

— Что с вами? На вас напали?

— Это не стоит вашего внимания, — чуть сдвинул брови он. — Главное, все благополучно завершилось.

— Рассказывайте все, — непререкаемым тоном произнесла она.

— Ваше высочество... Это трудно объяснить. Тут недалеко есть одна женщина... девушка... Люне... Это трудно объяснить... Но она сказала, что у вас есть враг в этом замке. Кроме, конечно, тех, кто уже умер. И я ей верю.

— Нашла чем удивить, — невесело усмехнулась девушка. — У меня один друг — вы, остальные — мои враги. Слуг я в расчет не принимаю.

— Может быть, — согласился Рекем, — но я имею в виду, что кто-то помогает ведьме Сайхат убить Вас. Я хотел выяснить. И вот... — он неловко махнул, показывая на лицо.

Он не хотел рассказывать подробно, но Мирела настаивала. Пришлось поведать о ночном путешествии по тайному ходу, о том, как он догадался о ловушке, но слишком поздно. О том, как с тяжелой головной болью, с першением в носу и глотке он пришел в себя на ступенях и стал искать выход. Очевидно враги надеялись, что если он не умрет от странного воздуха, то умрет от голода, когда будет блуждать в лабиринте ходов. Но они просчитались. Проведя несколько дней в темных коридорах, Рекем по счастливой случайности не наткнулся на того, кто хотел его убить, но, наконец, не иначе как помощью святого Рецина, выбрался в лес. Ход там обрушился, но протиснуться он смог. Переоделся и сразу сюда.

— Вам надо срочно бежать, — завершил он. — Вас не оставят в живых. Тайный ход в часовне...

— Им воспользуетесь вы, — задумчиво произнесла принцесса. — Вас многие видели, когда вы вернулись в замок?

— Ворота были открыты, но слуги меня видели. Одежда в крови — такое трудно не заметить, тем более я долго отсутствовал.

— Медлить нельзя, — подвела итог принцесса. — Вы узнали, что кто-то хочет убить меня. И это не граф Даут, но кто-то другой, кто лжет, будто действует от имени короля.

— Ваше высочество...

— Я не могу бежать прямо сейчас, надо все подготовить. Я прошу вас помочь. Возьмите письмо под Священной книгой, — она качнула рукой, показывая на стол. — Мне некому довериться. Я прошу, чтобы вы отвезли послание моему двоюродному брату, королю Лейна. И спасли меня.

— Ваше высочество... — Рекем хотел сказать, что не оставит ее одну здесь, на растерзание врагам живым и мертвым, но Мирела не позволила возразить.

— Не спорьте со мной. Я слишком слаба. Если вы действительно хотите мне помочь, исполните мою просьбу. Покиньте замок по тому же ходу, пока вас не схватил Даут. Возьмите это, — она подала изумрудную брошь в форме листьев яйтана. — Продайте и купите все, что нужно для путешествия. В Шаалаввине сейчас торгуют лейнские купцы, договоритесь с ними.

— Хорошо, — в сознании Рекема отчетливо прозвучали слова ведьмы Люне: "Дальняя дорога перед тобою". Пророчества начинали сбываться. Значит, пора ехать, о чем тут спорить. — Ваше высочество, на всякий случай запомните: в часовне на алтаре, рядом с кафедрой священника выступ. Нажмете на него — в полу сдвинется плита, открывая тайный ход. Идите вниз, не сворачивая. Я расчищу там проход, чтобы вы могли пройти, если придется бежать... Он заканчивается в лесу у реки. Если вы подниметесь на берег, то увидите заброшенный охотничий домик Зулькада — можно послать кого-нибудь, чтобы там приготовили еду и необходимые вещи... — Мирела слабо улыбнулась. — Я хотел сказать еще одно перед отъездом. Возможно, мы больше не увидимся... — девушка напряглась, будто готовилась услышать что-то неприятное для себя, но Рекем продолжил. — У меня к вам просьба. Ваше высочество, пообещайте, что не будете доверять никому, кроме Векиры. Никому, даже если вам кажется, что это точно друг. Пусть Векира приносит вам еду тайно. А другое, что дают, выбрасывает куда-нибудь. Я прошу вас...

Мирела с облегчением перевела дух. Ей померещилось, что граф на прощание хочет сказать о своих чувствах, а сейчас не время. Нельзя давать ему надежду — это отравит всю его жизнь, если она умрет, когда Рекем будет далеко. Бернт ей очень нравился, Мирела не хотела, чтобы он страдал. Если бы все сложилось иначе... Если бы король позволил ей выйти замуж, если бы Рекем не находился под угрозой ареста, если бы они встретились в другом месте... Но сейчас надо быть с ним отстраненно вежливой.

— Спасибо... Рекем, — она впервые назвала его по имени, но произнесла его так, чтобы Бернт почувствовал: это милость ее высочества, а вовсе не особое расположение девушки к мужчине. — Мне нетрудно будет исполнить эту просьбу, потому что я тоже хочу жить. Пусть Эль-Элион благословит вас, — Мирела собралась дотронуться до его лба, но комната закружилась. Она бы упала на пол, если бы граф не успел подхватить ее и положить на кровать. Он тут же выскочил.

— Векира! — крикнул он. — Позови доктора срочно!

17 юльйо, лес недалеко от Жанхота. Энгарн

Пасмурные дни не повторялись. Вместе с непогодой ушла и тревога, навеянная Пустым домом. Ялмари не спрашивал Илкер о том, что она слышала, но иногда смотрел внимательно и тревожно. Девушка старалась не думать о том, что произошло. Она знала, что в любой день Ялмари могут отправить еще с каким-нибудь заданием, и в его отсутствие она взвесит все. Но лесник должен уехать со спокойным сердцем, не переживать о том, что оставляет ее одну.

Гораздо больше, чем происшествие в Пустом доме, волновало ее то, что Ялмари по-прежнему не познакомил ее с родителями. Девушка уже дважды намекала, что женихом и невестой они станут после помолвки в присутствии родственников с обеих сторон. Она даже сказала об услышанном в Пустом доме заверении, что станет его женой, а Ялмари по-прежнему не заговаривал об этом событии.

Они почти каждый день гуляли в лесу: брали хлеб, сыр и уходили так далеко, как могли. Ялмари показывал лесные ручьи, логово лисы, в котором подросли лисята, гнездо редкой в Энгарне рассветной птицы... После обеда они возвращались, и когда солнце начинало клониться к закату, он покидал ее у черного хода во дворец с обещанием прийти на следующий день после завтрака.

Иногда ночью на нее накатывал страх. Она всегда думала, что сильная, что сможет противостоять искушению и не позволит мужчине, даже любимому мужчине, лишнее. Но теперь она начала понимать, что не все так просто. Ялмари хотя и соблюдал определенные границы, установленные ей, но то и дело порывался их нарушить. Илкер начинало беспокоить такое поведение. Девушка привыкала к его прикосновениям, и сопротивление с каждым днем слабело. Собирается ли он вообще жениться на ней? Или все же ищет легкой интрижки в период отдыха в Жанхоте. Следовало бы поговорить с ним серьезно. Следовало бы запретить ему целовать ее... Но такой разговор пугал еще сильнее, и девушка все откладывала его. А когда наступало утро, когда после завтрака Ялмари стучал в дверь, тревожные мысли уходили. Она не могла, не хотела верить, что он задумал что-то дурное...

Сегодня лесник привел ее к озеру, которое Илкер нашла на прогулке около месяца назад. В тот день на обратном пути она заблудилась и впервые столкнулась с Ялмари. Если бы не эта случайная встреча... Они, смеясь, вспоминали первые впечатления друг от друга.

— Я только и повторяла про себя: такой странный!

— А я подумал, что ты необыкновенная — не боишься гулять в лесу в одиночестве...

Ялмари снял куртку, оставшись в черной рубашке, постелил ее на бревно и предложил девушке сесть.

— А у тебя все рубашки черные? — спросила она, устраиваясь удобней.

— Нет, — он сел рядом. — Но таких больше. А чем тебе не нравятся мои рубашки?

— Ты же знаешь, — смеясь, объяснила девушка, — что в черном обычно ходят злодеи. К тому же это не очень подходящий цвет для праздника.

— Намечается какой-то праздник? — поинтересовался он.

— Марууш — горничная, с которой я работала у леди Асгат, — выходит замуж за сына деревенского старосты. В день отдыха на этой неделе. Я бы хотела, чтобы мы пошли вместе.

— И ты пойдешь со мной, если у меня найдется рубашка другого цвета? — поддел ее лесник.

— Конечно, я пойду с тобой в любом случае. Но мне бы хотелось...

— Хорошо, — легко согласился он. Илкер залюбовалась им. На память пришел рассказ Ялмари, о том, что какая-то девушка предпочла стать любовницей принца, но не женой лесника... Как такое возможно? Неужели не видела, какой Ялмари необыкновенный? Причем здесь титулы?.. Мысли потекли в другом направлении.

— А странно, что я больше месяца служу во дворце, через стену от принцессы и даже ужинала вместе с королевой и Поладом... но так и не видела принца. И главное, что все его видят, то и дело рассказывают о том, что он серьезно болен, что его надо показать врачам на предмет душевного здоровья, а королева почему-то вовсе об этом не переживает. Все его видят, — повторила девушка, заправляя прядку за ухо, — кроме меня. Как ты считаешь, почему?

— Может, ты тоже его видела, но не ожидала, что принц выглядит так... скромно, — предположил Ялмари, серьезно глядя на девушку.

— Может быть, — согласилась она, и отвела взгляд: неожиданно стало жарко. Илкер, присела у озерца, охладила себя водой. Но стоило ей выпрямиться, как Ялмари прижал ее к груди, собирая губами капли воды, с ее лица и шеи.

— Прекрати! — девушка оттолкнула его.

Он улыбнулся, чуть ослабил объятия, казалось, Илкер может вырваться в любой момент... Обычная игра: она свободна, но освободиться не может. Илкер сопротивлялась сильнее, а он, дразня, то будто совсем ее не держал, то в последний момент стискивал руку... Девушка, улучив момент, снова дернула руку, и... они оба потеряли равновесие и полетели в воду. Илкер завизжала. Ялмари захохотал, и она невольно тоже засмеялась. Брызнув в него водой, чтобы отвлечь хоть на мгновение, она торопливо выбралась на берег. Отжала юбку на себе, стоя спиной к парню. Он тоже вышел из воды.

— Можем пойти ко мне в дом... — начал он негромко.

— Еще чего! — категорично прервала она. — Такая жара. Высохнет. А вот ты можешь пойти переодеться, — боковым зрением заметила, как он покачал головой. Повернулась к нему, сердито сжав губы. — И не смотри на меня!

Ялмари развел руками: как скажешь. Илкер устроилась на стволе поваленного дерева, он примостился рядом, чуть спиной к ней, чтобы не смотреть, как она просила. Вскоре напряжение ушло, они продолжили беседу. Столько лет после смерти отца у Илкер не было умного собеседника, знающего и Священные книги, и других авторов-ученых. С ним можно было обсуждать историю, географию и многое другое...

Одежда просохла, но сегодня они задержались в лесу дольше обычного. Когда направились по тропинке обратно, Ялмари так же, как в первую их встречу, пошел впереди, не оборачиваясь. Когда показался западный тракт, и он заметно повеселел. Солнце ярко освещало дорогу, тогда как в лесу уже наступили сумерки.

Ялмари задержался, чтобы девушка взяла его под руку, и тут же повернул к дворцу. Но Илкер заметила, что они не одни. Чуть дальше стояла могучая вилланская лошадь, а за ней перекошенная телега с мешками. Вокруг прыгало трое детей пяти-шести лет. Рядом валялось колесо, у которого колдовал пожилой виллан. Видимо телегу слишком загрузили, и колесо отвалилось, незадолго до окончания пути. Старик прикрикнул на малышей, и они вместе попытались стащить мешок на землю. Сил им явно не хватало.

— Подожди, — девушка придержала Ялмари, — поможем им, — но он не двинулся с места.

— Это не наше дело. Тебе надо вернуться во дворец.

Илкер с удивлением смотрела на него:

— Ялмари... ты шутишь?

— Если тебе так хочется, я помогу им на обратном пути, но сейчас провожу тебя, — предложил он, девушка уловила в голосе нотки нетерпения.

— Ялмари... — недоуменно прошептала она. — Тут же дети. Старик. Они должны ждать до вечера, когда ты вернешься? Почему не помочь им?

— Илкер, сейчас я не собираюсь таскать эти мешки, — он потянул ее в сторону дворца, — идем. Нам надо спешить, иначе закроют дворцовые ворота, — она вырвала руку, не собираясь никуда идти. Только всматривалась в него, не находя слов. А он заговорил раздраженно. — Илкер, я не обязан помогать каждому, кто попал в беду. Ничего с ними не случится, в крайнем случае, переночуют здесь, завтра найдут помощь.

— Тут дети, — снова прошептала она. — Ты предлагаешь им ночевать в лесу? Я не узнаю тебя. Или я никогда тебя не знала? Я не думала, что ты можешь...

— Не надо давить на меня, — с угрозой произнес Ялмари.

— Я не давлю, — решительно отказалась она и закончила разговор. — Ты иди. Я сама помогу, — она направилась к телеге.

Ее как будто оглушили. Все мечты, планы, которые она так долго лелеяла, рухнули в одно мгновение. Девушка иногда представляла, из-за чего она может поссориться с Ялмари, но такое даже в голову не приходило. И ведь какая-то мелочь, ерунда, но бесследно это не пройдет. Дело не этих мешках и вилланах. Дело в самом отношении к чужой беде: насмешливо-презрительное — "Это не наше дело... Я не собираюсь таскать мешки..." И еще угроза: "Не дави на меня!" Что если все это время она любила выдуманный образ? Видела лишь то, что хотела видеть... И ведь не должно быть больно — она старательно сдерживала слезы — не должно быть! Она всего лишь узнала, что ошибалась. Так бывает, и хорошо, что она узнала об этом сейчас, а не после свадьбы. Но почему же кажется, будто в груди пылает огонь?

Ялмари проскочил мимо так быстро, что ее обдало ветром. Подошел к старику.

— Так, — распорядился быстро, не поздоровавшись. — Идете в Жанхот пешком. Есть там где остановиться?

— У меня там сестра, — пробормотал старик, — а у нее муж... На улице пекарей они. Фанака там все знают.

— Идите туда, к утру я привезу мешки в целости и сохранности.

— Но сударь... — растерялся старик.

— Вам нужна помощь? — с нажимом спросил Ялмари.

— Да... но...

— Тогда идите в Жанхот, утром мешки с мукой будут у вас, — старик хотел еще что-то сказать, но лесник прищурился. — Быстро!

— Ялмари, так нельзя! — возмутилась Илкер. На душе немного отлегло оттого, что он исполнил ее просьбу, но тон лесника ей очень не нравился. Ялмари почему-то говорил со стариком слишком резко. Раньше она никогда не слышала от него подобного. — Вы не переживайте, — обратилась она к виллану. — Он королевский лесник, — успокаивала она старика. — Если что-то будет не так, вы всегда его найдете. Идите домой, а то дети уже устали.

Старик покорно подхватил котомку, поблагодарил добрую девушку и пошел с внуками в сторону столицы.

— Ты иди с ними, — потребовал Ялмари.

— Я останусь, — не согласилась Илкер.

— Не спорь со мной! — произнес он с нажимом. — Иди с ними.

— Не разговаривай со мной в таком тоне, — твердо ответила девушка. — Я останусь с тобой и помогу. Почему ты считаешь, что имеешь право приказывать мне? Я это начала, и я останусь.

Он глухо зарычал, отвернулся. Илкер подошла к телеге и дернула на себя мешок. Ялмари быстро отобрал его, подхватил ее, отнес на обочину.

— Стой и не мешай. Прошу тебя! — воскликнул он.

В течение получаса, Илкер наблюдала, как он швыряет мешки, будто это пуховые подушки. И тут она начала прозревать. Не может человек так легко справиться с подобным грузом. Сильные люди, конечно, встречаются, но у них обычно шире плечи, выше рост... Она наблюдала, как парень без всяких усилий поставил на место колесо телеги, стукнув по нему камнем, проверил остальные, закинул мешки обратно.

На тракте стемнело. Ялмари, вместо того чтобы снять шляпу, как это обычно делают люди, чтобы она не мешала работать, надвинул ее на глаза.

— Садись в телегу, — скомандовал он.

Сам занял небольшую скамейку, предназначенную для возницы. Подойдя к телеге, Илкер убедилась, что он сложил мешки так, чтобы ей было удобно сидеть. И даже куртку постелил, чтобы она не испачкалась.

Девушка устроилась на мешках. Ялмари хлестнул лошадь, телега тронулась. Трясясь на мешках, Илкер обдумала все. Постепенно кусочки мозаики складывались в голове.

Он намного сильнее, чем обычный человек.

Всегда носит старомодную шляпу с широкими полями, которой в темноте закрывает лицо.

Он находит ее за пару минут, хотя никто не знает, где она.

Он лесник королевы, хотя явно слишком молод для такого звания.

Полад дает ему сложные поручения, которые даже опытные воины не могут выполнить.

Его пустили к себе оборотни, которые не любят людей.

Он носит на шее эльтайон как все обор...

Не заботясь о том, что вымажется в муке, Илкер полезла через мешки. Ялмари услышал ее возню.

— Илкер, сиди в телеге, — не оборачиваясь, приказал он.

Но она уже опустилась рядом, посмотрела на него. Он отвернулся.

— Ялмари, — тихо попросила она. — Посмотри на меня, пожалуйста... — он не пошевелился, так же сидел почти спиной к ней. — Ялмари... — опять позвала она.

— Илкер! — в одно раздражительно брошенное слово он вложил все эмоции.

Тогда она решилась:

— Ялмари, ты оборотень? — почти не дыша, спросила она. Его плечи сжались, будто от удара. — Ялмари... — попросила снова. — Посмотри на меня...

Он наконец сел прямо, так что Илкер смогла увидеть его профиль. Но девушка обхватила ладонями его лицо и повернула к себе. Глаза светились желтым как у волка.

— Ты оборотень? — все-таки спросила она еще раз. Он кивнул, почти не дыша. — Ты так грубо себя вел потому, что боялся, что я узнаю твою тайну?

— Я боюсь одного: потерять тебя, — прошептал Ялмари.

— Ялмари... — неслышно сказала она, — я люблю тебя. Ты никогда меня не потеряешь. Никогда. Слышишь?

Бросив поводья, он прижал ее к себе, целовал щеки, глаза, губы, шею.

— Прости меня, — умолял он. — Прости... Я безумно люблю тебя.

20 юльйо, королевский дворец в Фарале, столице Лейна

Слуга, несший из обеденного зала посуду, испуганно метнулся в сторону, при виде регента, стремительного идущего по коридору. На черном удлиненном колете Тештера зловеще посверкивала толстая золотая цепь с огромным круглым медальоном. Темно-фиолетовый рубин в центре сложного золотого плетения весил так много, что при ходьбе почти не раскачивался: мертво застыл чуть выше большой пряжки на ремне регента. Черный плащ с меховой оторочкой развевался на ходу, изредка прикасаясь к черным же, начищенным до блеска сапогам. Глаза у Тештера тоже черные, будто стеклянные, кажется, он никого не видит. Обитатели дворца давно гадали, откуда он прибыл. В ближайших странах не встречались люди с кожей золотисто-коричневого цвета — будто его из клена вытесали. Глаза слишком узкие для широкого лица, а нос возвышался мясистой горой. Вместо солидной бороды, которую носят зрелые мужчины в Лейне, у него широкая полоса черных волос внизу подбородка, отчего оно кажется еще более квадратным.

Девира Тештера боялись почти все в Лейне. И вовсе не потому, что не понимали, откуда он появился на дороге покойного ныне короля, как умудрился стать его первым советником, а чуть позже первым министром, как добился, чтобы его назначили регентом при несовершеннолетнем короле. Его боялись не потому, что такого гиганта хорошо, если человек пять по всему Лейну сыщешь, плечи так широки, что не во всякую дверь может войти. А силища такая, что руками запросто подковы гнет. Страх вселяло другое. Вот уже семь лет жил Девир Тештер в Лейне, а хоть бы что-нибудь изменилось в его внешности: ни морщинки, ни седого волоса не появилось, по-прежнему он выглядел на тридцать пять. А года три назад напали на него дворяне — хотели убить ненавистного министра. Человек десять их сидело в засаде, а домой, израненный вернулся один. Он и в бреду рассказывал, как они Тештера на кусочки порезали. Но регент появился во дворце как ни в чем не бывало, без единой царапинки. Дворянин же тот умер на следующее утро. С тех пор ходили упорные слухи, что Девир Тештер продал душу шерешу. Хотя страдали от регента только аристократы Лейна, но и простые люди старались лишний раз его не злить. А уж если Тештер оделся во все черное — жди бурю. Кажется, сегодня гроза обрушится на восемнадцатилетнего короля.

Пинком ноги распахнув изящные двери, так что они чудом удержались на петлях, Девир Тештер вошел в спальню короля, где он обычно завтракал. Король Айдамиркан, еще не закончивший трапезу, вздрогнул от неожиданности и пролил на себя вино. Но тут же с достоинством поставил золотой кубок и движением ладони остановил слугу, который хотел промокнуть салфеткой золотистый колет его величества — сам привел в порядок костюм. Спальню короля тоже отделали золотой парчой. Если сюда падал солнечный свет, все искрилось так, что буквально ослепляло: и стены, и огромная кровать с балдахином. Поэтому король требовал, чтобы окна задергивали шторами и зажигали несколько подсвечников.

— В чем дело, Тештер? — выдержав должную паузу, спокойно поинтересовался он.

Регент навис над стулом Айдамиркана и от этого король казался золотистым соколом, на которого вот-вот нападет более сильный и опытный стервятник. Несмотря на то, что Айдамиркан значительно уступал в росте регенту, а его телосложение отличалось утонченностью, он никогда не выказывал и тени страха в общении с Тештером. Эти двое вполне могли послужить иллюстрацией к истории из книги Вселенной: дух Эль-Элиона, оказавшийся во власти темного демона. Внешность короля: голубые глаза, русые волосы и одухотворенное лицо — составляла контраст с внешностью регента, к тому же отличавшимся необыкновенной грубостью манер.

Услышав вопрос короля, регент помолчал, сверля злым взглядом подопечного. Он старался вести себя как потомственный дворянин, но это удавалось не больше, чем коню-тяжеловесу Тештера удавалось притвориться быстроногим ногальским скакуном. Однако он сумел взять себя в руки, чтобы не заорать, а вкрадчиво поинтересоваться:

— Вы у меня, ваше величество, спрашиваете, в чем дело?

— А у кого я должен спросить? — Айдамиркан хотел встать, чтобы отойти дальше и не позволить давить на себя, но Тештер облокотился на стул и Айдамиркан не мог отодвинуть его от стола. Тогда он откинулся на спинку, сложил руки на груди, глядя прямо перед собой, чтобы хоть как-то подчеркнуть невозмутимость. — Мне не у кого спросить, кроме вас. Когда так заходят, обычно случается что-то сверхважное.

— Вам, ваше величество, не нравится, когда я так захожу? — вопрошал Девир Тештер, нависая над Айдамирканом.

— Я надеюсь, для этого есть веская причина... — достойно ответил юноша, но Тештер бесцеремонно перебил его.

— Так вот, ваше величество, — казалось, ему доставляет особое удовольствие обращаться к королю полным титулом, при этом поведением оказывая полное пренебрежение монарху, — спешу вас уведомить, что мне тоже не нравится, когда мальчишки за моей спиной оспаривают мои приказы.

— Вы о чем, Тештер? — паж заметил, что его величество побледнел. Не зря регент так взбешен, Айдамиркан действительно ослушался регента, а, возможно, даже попытался взять власть в свои руки. Старый король перед смертью явно был болен рассудком. Либо Тештер на него морок навел. Как мудрый правитель и любящий отец мог отдать трон этому чудовищу? А ведь по законам Лейна, ему еще шесть лет быть полноправным правителем. За это время все что угодно случится. Такой как Тештер и убьет, чтобы дольше у власти остаться... Слуга вознес короткую молитву за господина: "Эль-Элион, вершащий дела на Гоште! Защити невинного и осуди беззаконного".

— Тештер, — заговорил Айдамиркан, не дождавшись продолжения от регента, — хочу заметить, что король Лейна — я. И если я считаю необходимым...

— Если вы считаете необходимым уменьшить войска, защищающие Фаралу, я что должен...

На этот раз перебил король:

— Я уменьшил не войска, защищающие Фаралу, а ваши личные войска. Моих защитников в столице хватает, а вот зачем вы набираете этот сброд...

— Я... — Тештер делал паузы, явно сдерживая себя, чтобы не заорать, — трачу... МОИ... деньги... так... как я... хочу. Если я создаю новый отряд, то вы, ваше величество...

— Простите меня, Тештер, но деньги из государственной казны уже не ваши деньги. Я бы сказал, что это наглость, заявлять подобное. Я имею не меньшее право ими распоряжаться.

— Ах, вот как? И куда вы их потратили, ваше величество? — прежде чем король успел что-то объяснить, регент продолжил. — Молчите! Я знаю. Я знаю обо всем, что происходит в этой забытой Богом стране. Вам показалось, что вы и ваши ближайшие прихлебатели, ведете недостаточно аристократический образ жизни. Вас ущемляют, а тут рядом, только руку запусти...

— Я не трачу деньги напрасно, хотя вы и пытаетесь мне это приписать, — возразил король. — И хочу повторить вопрос: зачем нам столько воинов? Вы очень часто напоминаете о том, что столица должна быть укреплена. Так вот, по моему мнению, она укреплена хорошо!

— Что?! — Тештер развел руками и нервно прошелся по спальне. Айдамиркан воспользовался этим, чтобы встать и занять более выгодную позицию для беседы. — Так, по-вашему, столице ничего не угрожает? — регент замер напротив короля.

— А что? Я не прав?

— Как насчет герцога Пагиила?

— Герцог Пагиил, мой подданный. Если бы не вы, мы бы уже давно примирились. У нас нет никакого повода для разногласий!

— Вот даже как? — Тештер как будто успокоился. — Когда я впервые встретился с твоим отцом, он мог себя чувствовать в безопасности, только если не выезжал из столицы, хотя и считался королем всего Лейна. Многие графы в своих владениях чувствовали себя свободней. Тот же Хавила, например. Как насчет графа Хавила?

— Которого вы подло убили? — ноздри короля дрогнули. — Вы поступили с ним бесчестно! Пригласили ко мне на аудиенцию, обещая неприкосновенность, тут же арестовали и публично отрубили голову. Вы об этом моем подданном ведете речь?

— Нет, мой дорогой, — Тештер прекратил обращаться к королю как должно. — Мертвый Хавила нам не опасен. Я о его сыне, который переметнулся на сторону вашего дражайшего подданного герцога Пагиила и жаждет вашей крови, как и другие родственники бунтовщика-отца. Как вы думаете, он не захочет напасть на Фаралу?

— Он не настолько глуп! — отрезал король. — И если придет сюда, потребует вашей смерти, а не моей. Вся страна знает, что я мало могу изменить в Лейне и практически полностью нахожусь в вашей власти.

— Боже, какая наивность! — расхохотался регент. — На тебе, мальчик, надо зарабатывать: возить по странам и показывать за деньги. Люди со смеху дохнуть будут.

— Я бы попросил вас, Тештер! — выдержка изменила королю, и он повысил голос, но тут же умерил пыл. — Я бы попросил вас, обращаться ко мне с должным уважением.

Девир Тештер упер одну руку в бок, а второй облокотился на стол, будто демонстрируя великолепные перстни, унизавшие огромные пальцы. Паж с сомнением посмотрел на изящный столик: выдержит ли такую тушу?

— Ни о чем не надо меня просить. Лучше вызови меня на дуэль, — Девир знал, что ни один человек, знающий регента не вызовет его, это будет самоубийством, которое осуждает церковь Хранителей Гошты. — Я буду относиться к тебе с уважением, когда ты его заслужишь. А пока объясню для тех, кто вместо исторических хроник читал рыцарские романы. Молодой Хавила, если он явится сюда, не будет требовать моей смерти. Он перережет всех, кто помешает ему разграбить город. И тебя за компанию. Может, из мести, может, от природной тупости, а может, в благодарность герцогу Пагиилу. И дальше, знаешь, что будет? Я покину Фаралу невредимым, а королем станет Пагиил. Тебя такой расклад устраивает? Этого хочешь? Так я могу ускорить события. Деньги, которые я правдами и неправдами добываю в казну, ты называешь своими? Ладно. Они твои. И вообще все королевство твое! Бери и властвуй. А я уезжаю завтра же! — он повернулся и отправился к выходу.

— Никуда вы не уедете! — крикнул ему в спину Айдамиркан.

— Есть еще вариант, — обернулся регент. — Я нанимаю этот отряд обратно, а ты к сегодняшнему вечеру должен изыскать средства, чтобы пополнить казну. И если ты этого не сделаешь, сегодняшняя встреча будет последней. Я уйду вместе с войсками, которые сформировал, и деньгами, которые положил в казну. А ты можешь сидеть на троне и ждать, когда тебя посетят твои горячо любимые подданные.

С этими словами Тештер покинул обеденный зал, на этот раз аккуратно открыв двери.

Он шел по галерее, кипя от гнева. Чтобы развеяться, поехал за город: вряд ли он успокоится, если не зарежет кого-нибудь.

Девир Тештер нисколько не сомневался, что к вечеру все будет так, как он сказал. Если бы все зависело от короля, тот бы давно расстался с регентом. Но у него есть какой-то очень хитрый советник. И он, конечно, подскажет мальчику, что не надо доводить регента до бешенства. Что войска, а тем более деньги им очень нужны, а регент слов на ветер не бросает и ничто не помешает ему исполнить угрозу. Наемники ведь служат тому, кто платит. Если бы он вычислил того, кто манипулирует королем за его спиной, этот человек давно бы закончил жизнь на плахе. Внезапно его осенило: до сих пор он шпионил за друзьями короля и совсем забыл о фаворитке, что греет ему постель. "А что если это она науськивает любовника? Все может быть... — глядя на события, происходившие в Кашшафе, Тештер убедился, что женщина может стать большой силой. — Если ей это позволить! — со злостью добавил он. — Надо будет повнимательней присмотреться к этой козочке..."

Уже въехав под сень леса, он вспомнил, что не сообщил королю о том, что его кузина из Кашшафы взывает о помощи. Он собирался отказать этой далекой из-за расстояния родственнице, даже если Айдамиркан захочет ей помочь. Со своей бы страной разобраться, куда еще в чужие проблемы влезать. Но сейчас свежая идея посетила его. Судя по тому, что он слышал о кашшафской принцессе, характер у нее был из закаленной стали. Помнится, когда-то родители Айдамиркана договаривались с Манчелу о выгодной для обеих стран партии. Если бы принцесса Мирела вышла замуж за Айдамиркана — это стало бы спасением для всех. Для нее — потому что она бы спаслась от тирана-отца. Для Тештера — потому что он бы избавил короля хотя бы от дурного влияния фаворитки. А там, кто знает, может, королю и понравится женщина с огоньком. А благодарная королева, поможет Тештеру управлять этим недоразумением, которого Эль-Элион посадил на трон, чтобы посмеяться. О том, как отнесется Айдамиркан к его затее, он не думал. Такое убожество недостойно того, чтобы о нем думали. Слишком много старый король кудахтал над мальчиком с хлипким здоровьем. Докудахтался.

20 юльйо, Лейн

На территории Лейна Загфуран охотился без опаски: вряд ли кто-то заметит тут исчезновение нескольких вилланов. Формально страна называлась одним именем, на деле же здесь каждый, кто имел крепкий замок и отряд из десятка рыцарей, считался главой и мог творить все, что захочет. Если, конечно, не вступал в противоречия с хозяином замка, владеющим двадцатью рыцарями. Лейнская аристократия не походила ни на дворян Кашшафы, ни на дворян Энгарна. За редким исключением в них не наблюдалось ни изысканных манер, ни возвышенных представлений о благородстве аристократа, а исключительно стремление к наживе. Много денег — много рыцарей — много власти: примерно такая цепочка сложилась в уме крупных землевладельцев. Те же, у кого не осталось ни земли, ни замка, бродили по стране, продавая меч. Один и тот же рыцарь мог за год сменить трех сюзеренов, предав по очереди каждого ради более выгодного предложения. Если обладатели замков сохраняли хотя бы внешнее благочестие, то вассалы не утруждали себя и этим.

Если бы горы не отделяли Лейн от Энгарна, горе было бы соседу. Хотя Загфуран предполагал, что если ни Тештер, ни Пагиил не наведут порядок на своей территории, однажды и горы не станут помехой. Разорив своих вилланов, войска отправятся грабить соседних. Но пока, по крайней мере, в западной части Лейна наступил относительный мир. Девир Тештер хоть и был темной лошадкой, но вызывал симпатию у Загфурана. Он занимался тем, что обычно делал орден Света в покоренных мирах: железной рукой наводил порядок, захватывая все большую территорию. Что ни говори, а простым людям больше нравится твердая власть, чем изнеженное благородство таких как Айдамиркан. Когда Управитель Гошты будет уничтожен, минарсы Храма Света будут наводить порядок в мире не менее решительно. Но Тештер слишком амбициозен, чтобы принять помощь со стороны. К тому же слухи о его связях с шерешем... Следовало проверить, откуда они возникли. Загфуран не имел права на промах, поэтому с регентом он встретится, когда будет знать о нем все. Или попробует договориться через посредника.

По всему выходило, что на данный момент с Пагиилом будет договориться проще — он больше нуждается в деньгах. Пообещай его людям хорошую оплату, и они сделают все, что потребуется. Может, когда дело будет сделано, потребуют еще платы, но в средствах Загфуран не ограничен, Храм Света даст столько золота, сколько нужно. Значит, ему надо попасть к герцогу.

Убив двоих, маг к вечеру перелетел через Нефтоах, которая стала границей, отделявшей западный "королевский" Лейн от восточного "герцогского". Уже не территории герцога Пагиила обратился в человека и стал искать место для ночевки.

В Лейне он странствовал как священник ордена Избранных. В Лейне также господствовала церковь Хранителей Гошты, но, как и вся страна, она пришла в упадок. Избранные — единственные, кто пользовался толикой уважения. Они превратились во что-то вроде астрологов в другом мире: богатые вельможи нанимали их в качестве придворных предсказателей. Загфуран не мог путешествовать как богатый граф — для этого недоставало свиты. В доспехах рыцаря он выглядел бы смешно — слишком маленький рост. Пришлось сменить серый плащ на темно-коричневый, подпоясаться веревкой и надвинуть капюшон поглубже — последнее давно стало привычкой.

Дорога, которую он приметил еще в полете, вилась среди леса, упираясь в переправу на Нефтоах. Откуда он шла, Загфуран пока не знал. Он прошел около юлука так и не встретив жилья, когда неожиданно попал на перекресток: дорога разделилась сразу на четыре. И никакого указателя, как полагалось в таких случаях.

Минарс постоял в задумчивости, но пришел к выводу, что в данном случае без магии не обойтись. Распутье — хорошее место для магии. Не зря же даже выражение есть — распутье судьбы. Выберешь дорогу правильно — будешь иметь успех.

Он поставил ладони друг перед другом и закрыл глаза. Надо было найти путь, который приведет его к Пагиилу. Его позвал путь, ведущий не дальше на восток, а чуть севернее. И не зря.

Не прошел он и трех лавгов по нему, как заметил постоялый двор в одной из деревень. Ноги сами понесли туда и, конечно, не потому, что он устал или проголодался. Здесь он мог найти того, кого искал. С котомкой на плече — в ней лежал плащ минарса — маг вошел во двор трактира. Мальчик-слуга, плохо одетый и чумазый, лениво вышел навстречу и без должного почтения промямлил:

— Чего изволите?

— Комнату и ужин, сын мой, — с усмешкой ответил Загфуран.

Мальчишка не смутился. Почесав за ухом, уточнил:

— А деньги-то у вас есть, отец?

— Есть, — маг продемонстрировал серебряный, как по волшебству оказавшийся в ладонях, только что бывших пустыми. Мальчишка глаза от удивления выпучил. — Есть, да не для тебя, — сурово закончил минарс. — Сначала научись почтительно разговаривать с Избранными.

Он вошел внутрь добротного двухэтажного здания. В полутемной комнате, освещающейся редкими факелами на стенах, сидело не так много людей. Кроме пары рыцарей, неприязненно окинувших взглядами вошедшего, выпивали вилланы, и ужинал хорошо одетый юноша, статус которого на вид Загфуран не смог определить: камзол старомодного покроя выдавал представителя, так называемого, среднего сословия, что-то вроде образованного горожанина, — но что он делал так далеко от города?

Минарс не стал ждать, когда к нему подойдет слуга. Возможно, он не поторопится, решит, как и мальчик на улице, что у пришедшего не хватит денег. Поэтому Загфуран сразу направился к владельцу трактира, стоявшему за барной стойкой, и, положив перед ним серебряный, в меру вежливо произнес:

— Комнату на ночь, сын мой.

Жест он тщательно продумал. Будет швыряться деньгами — найдутся охотники проверить, сколько же имеет при себе священник. Будет жадничать — плохо обслужат. Надо сохранять достоинство, но при этом не казаться высокомерным: тогда люди будут относиться к нему так же и помогут чем-нибудь.

— Что-нибудь еще, отец? — краснорожий лавочник с одутловатым лицом, поставил на поднос кружку с пивом, и она тут же исчезла у слуги, а хозяин облокотился на стойку, всем своим видом выказывая внимание к человеку, у которого есть серебряный, чтобы заплатить за ночлег.

— Что у вас на ужин? — став вампиром, Загфуран нисколько не потерял вкус к пище — это радовало. Обычная пища не насыщала, но удовольствие он вполне мог от нее получить — еще одно преимущество вампиров Гошты. Сейчас он не чувствовал голода, но должен был сделать заказ, чтобы не огорчить хозяина.

— Теленок, дичь, учурка? — угодливо произнес трактирщик.

Маг выбрал теленка. Учурка пища богатых, а дичь наверняка будет на вкус напоминать солому.

— Сильно прожаривать не обязательно, — предупредил он, — и кружку пива.

Пиво он терпеть не мог, но хорошее вино здесь вряд ли ему подадут. Лучше уж пиво, чем напиток, похожий на уксус, сильно разбавленный водой.

Мысли перескочили на вновь обретенную природу. Неужели он так и не найдет "лекарство" от этой заразы? По-хорошему, заняться бы исследованиями, но время не ждет. В любой момент могут прислать еще одного минарса, и тогда карьера в Храме Света закончится, едва начавшись.

Маг уже собирался сесть за стол, когда по какому-то наитию вновь повернулся к трактирщику.

— Сдачу можешь забрать себе, сын мой. Если подскажешь, нет ли поблизости дворянина, нуждающегося в предсказателе.

Трактирщик быстро зыркнул по сторонам и, наклонившись чуть ближе к посетителю, зашептал:

— Дворян-то у нас много, да немногие могут себе предсказателя взять. Вот мой покровитель — герцог Пагиил — может. Да не больно жалует он священников. А вы бы, святой отец, с его секретарем переговорили. Вон он обедает, — даже не взглянув, куда показывал еле заметный кивок, Загфуран понял, что имеется в виду тот самый молодой человек.

Итак, Эль-Элион помог очень быстро найти Пагиила. Юноша за соседним столом допивал пиво и вскоре должен был уйти. Загфуран сделал знак трактирщику, тот подбежал с готовностью.

— Налейте еще пива этому молодому человеку, — сказал он громко, чтобы его услышали за соседним столиком. Юноша удивленно посмотрел на угощавшего. — Вы позволите к вам присоединиться, сударь? — чуть повернулся к нему минарс.

— По правде, я и сам могу купить себе пива, если захочу, — с сомнением произнес он. Рыцари за соседним столиком зашевелились.

— Я не буду надоедать вам, — под столом Загфуран сделал несколько движений пальцами, плетя заклинание, умиротворяющее человека.

— Хорошо, — юноша улыбнулся и расслабился. — Приятно пообщаться с образованным человеком, — заверил он. — Редко сейчас такие люди встречаются...

Конечно, избранный — это тебе не пьяные либо злые рыцари. На фоне окружения и предсказатель образованным покажется. Но секретарь даже не подозревал, насколько он попал в точку.

Маг пересел за соседний столик и после непродолжительной беседы выяснил, что Эвал Цефо служит секретарем у герцога уже год. Пагиил немного доверял ему и отпускал иногда в трактир развеяться, правда, в сопровождении охраны, — по косому взгляду, брошенному на рыцарей за соседним столом, маг догадался, что они скорее следят за тем, чтобы секретарь не сбежал, а не охраняют его от опасности. Герцог сравнительно молод — всего сорок с небольшим — не суеверен, тщеславен и живет оной мечтой: уничтожить Тештера. Пагиил не отличался набожностью, не верил предсказателям, но, ограбив церковь на территории соседа, не забывал отправить значительное пожертвование духовнику на своей территории. Недавно он поселился в замке недалеко от этой деревни. Завтра после утренней трапезы герцог собирался на охоту.

Услышав все, что требовалось, маг наложил заклинание забвения и на секретаря, и на рыцарей, сидевших рядом. Они вспомнят, что секретарь пил пиво с кем-то, но вот кто это был — виллан или сам трактирщик — не смогут припомнить, также как и тему беседы. Когда он завтра увидится с Пагиилом, никто не должен заподозрить Загфурана.

Минарс удалился в комнату, натерся мазью, чтобы унять зуд и лег в постель. Перед сном тщательно продумал встречу с герцогом. Представиться ему предсказателем слишком просто. Надо показать настоящую силу, а по возможности напугать. Что для этого можно использовать? Может, легенду о Сером священнике?

Готовясь к покорению Гошты, Загфуран изучал легенды этого мира. По какой-то причине больше всего пользовалась популярностью в Лейне именно эта. Серый священник появлялся, если чаша терпения Эль-Элиона переполнялась. Он приходил как грозный вестник, чтобы покарать нечестивых и защитить праведных. Иногда он обращался с посланием к царям, чтобы они сами что-то исправили. Серый плащ минарса как нельзя лучше подходил, для того чтобы сыграть эту роль. Скепсис герцога Пагиила объяснялся тем, что секреты Силы в Лейне почти утеряны, здесь практически не осталось магов — только шарлатаны. Если показать могущество, он будет слушать минарса внимательней.

На следующее утро, Загфуран встал на дороге, ведущей из замка. Герцог непременно должен был проехать по ней, отправляясь на охоту. Не прошло и получаса, как послышался звук охотничьего рога, лай собак, выкрики людей. В такой спешке мага могли и затоптать, поэтому он создал радужный ореол вокруг своей фигуры. Теперь герцог и люди, сопровождавшие его, издалека заметят Серого священника. С обеих сторон шумела дубовая роща, из-за сияния минарса казавшаяся темной стеной.

Показалась кавалькада. Увидев необычное явление, всадники придержали лошадей. Загфуран же поднял посох и провозгласил.

— Остановись, сын неба, и выслушай весть!

Голос, усиленный магией, обрушился на герцога и людей, сопровождавших его с высоты, будто голос Эль-Элиона. Кони испуганно ржали и порывались свернуть в лес. Всадники пытались усмирить их. Пагиил в синем колете, брюках, расшитых золотой тесьмой, невозмутимо откинул за спину темно-фиолетовый плащ с золотым кантом по краю. Успокаивающе похлопав по холке гнедого ногальского жеребца, он презрительно усмехнулся в черные усы. Тот, кто получил герцогский титул после "случайной" гибели отца и старшего брата, одевался изысканно и на охоту. Даже черное перо, приколотое золотой пряжкой на небольшой шляпе, гармонировало с небольшой бородкой клинышком.

— Ты кто? — сорокалетний герцог, направил лошадь вперед, не страшась громового голоса. Загфуран ожидал этого. Он провел рукой в воздухе, и лошадь герцога испуганно заржала, наткнувшись на стену.

— Я Серый священник, — ответил Загфуран, — и принес весть тебе.

Герцог, отчаявшись справиться с лошадью, соскочил. Пощупал невидимую стену.

Они стояли в трех тростях друг от друга. Пагиил, хитро прищурившись, всматривался под серый капюшон, надеясь разглядеть собеседника. Рыцарь из его свиты настороженно предупредил:

— Ваша светлость, не подходили бы вы близко. Мало ли что...

Герцог сделал пренебрежительный жест, призывая его замолчать.

— Если Эль-Элиону захотелось поговорить со мной, — громогласно объявил он, — Я выслушаю Его. А затем решу, выгодно ли мне повиноваться, или лучше заключить сделку с шерешем.

— Повиновение Эль-Элиону всегда выгодно, — жестко прервал Загфуран. — Как в этой жизни, так и в будущей, когда мы предстанем перед Творцом, — скептическая усмешка подсказала, что вряд ли герцог заглядывает так далеко, поэтому Загфуран добавил. — Любое дело, совершенное во имя неба выгодно, ибо оплачивается щедро, — после этого он протянул вперед руку. Пагиил почувствовал, что открылся узкий проход. Он без колебаний прошел вперед, тогда минарс провел в воздухе круг и оба они переместились в ту комнату, где почти месяц назад он беседовал с энгарнским принцем. Герцог недоуменно осматривался вокруг, но стены терялись во тьме, лишь сверху падал яркий луч света, освещая Пагиила.

— Что происходит? — спросил он, нисколько не смутившись.

— Я хочу, чтобы мы обсудили все без свидетелей.

— Вы могущественный маг, но вам потребовалось произвести впечатление на меня и моих людей, — герцог словно размышлял вслух, а потом спросил прямо. — Чего вы от меня хотите?

— Вы мудрый правитель, — польстил Загфуран, — и все поняли правильно. Грядет война и мне нужны союзники.

— Что за война? — быстро поинтересовался герцог. — С кем?

— Какое это имеет значение, если каждый воин будет щедро оплачен?

— Никакого, — согласился Пагиил, оскалившись, — но я дорого беру за свои услуги.

— За каждого убитого "волка" Энгарна я плачу по медяку, — назвал минарс цену.

— Не слишком щедро, — нахмурился герцог. — Пожалуй, я лучше продолжу войну с Тештером.

— Я имел в виду, что об этой оплате вы договоритесь с рыцарями. Вам же я плачу за войско: за каждую голову золотой в год, плюс оплата лошадей и доспехов.

— Вы настолько богаты? — засомневался Пагиил. — Я могу набрать большую армию.

— Не волнуйтесь об этом. Плату я внесу вперед. Но сверх того лично вам я обещаю победу над Тештером.

— Вот это по мне, — герцог заметно повеселел. — Я и мои рыцари к вашим услугам, Серый священник.

— Я рад, что вы признали мой статус, — с иронией произнес Загфуран. — Желаю вам удачной охоты. Когда вы вернетесь в замок, найдете там первый обещанный мной взнос. Стоит ли мне говорить, что об этом должны знать только вы?

— Не стоит, — усмехнулся герцог. — Если мы так хорошо друг друга поняли, верните меня обратно.

Минарс исполнил его просьбу. Тут же он отправил и золото в замок Пагиила, наложив охранное заклинание, чтобы ничего не растащили слуги. Вдруг они не так уж и боятся своего господина?

После того как он использовал столько силы, тело чесалось невообразимо. Он быстро разделся донага и обильно натер себя мазью.

Через час Загфуран опять оделся. Он уже собрался вернуться в западную часть Лейна, чтобы познакомиться поближе со знаменитым Девиром Тештером, когда из света, льющегося с неба, на него вылетел белый голубь. Птица обессилено упала в руки и тут же умерла. Еще бы — чудо, что она вообще нашла его здесь, наверно, маг Сусий, отправивший птицу, вложил в нее немало сил.

Минарс положил ладонь на спину голубя, чтобы узнать, какое же послание она несла. И тут же побелел от ярости. Сусий не зря так старался найти Загфурана. Король Манчелу в отсутствие мага арестовал двенадцать человек из минервалсов, которых он завербовал и надеялся продвинуть на ведущие посты в Святой церкви. Монарх разыгрывал расположение магу, а сам решил воспрепятствовать планам минарса. Но Манчелу явно недооценил силу Загфурана. Думает, что ведет борьбу с кем-то, подобным слабосильным энгарнским священникам. Настало время показать, кто хозяин в Кашшафе. Маг решительно перенес себя в ближайшую от Беерофа деревню. Следовало хорошенько подкрепиться, прежде чем предстать перед Манчелу.

20 юльйо, замок графа Зулькада

Несколько дней Мирела не приходила в себя. Когда же она очнулась, рядом по-прежнему сидела Векира. Встретившись взглядом с принцессой, горничная радостно подскочила:

— Я знала, я знала, что вы будете жить. Никто не верил, а я знала. Потому что Бог добрый, Он не допустит такого ужаса, чтобы вы тоже умерли. Вы же молодая совсем. Вам еще замуж надо выйти. Родить наследника престола, потому Еглон молодой совсем, мало ли что с ним случится... Надо чтобы у вас тоже сын был. Дать вам воды, госпожа?

Принцесса улыбалась благосклонно, и горничная рассказала, что врач дважды пускал ей кровь, а когда увидел, что ничего не помогает, уехал домой, заявив Дауту, что не хочет, чтобы в смерти принцессы обвинили его. Рекем ушел по тайному ходу, сразу как в комнате появился врач. Буквально через четверть часа Даут стал искать графа Бернта с воинами. Узнав, что, едва появившись, Рекем снова исчез, "тюремщик" орал, топал ногами и требовал, чтобы заговорщика немедленно вернули. Но посланные, к облегчению Векиры, никого не нашли.

— Потому как, — тут горничная перешла на шепот, — никто им не сказал, что Рекем отправился прямиком к лейнским купцам. А Даут, оказывается, как приехал, доложил королю о том, что Рекем Бернт гостит у принцессы, и Дауту было велено следить за ним, чтобы поймать с поличным всех, кто готовит заговор против государя...

Поскольку время шло, а Рекем ни с кем не общался, но неустанно заботился о принцессе, пришел указ арестовать его и отправить в столицу, чтобы он предстал перед судом вместе с матерью. Даут никак не ожидал, что Рекем исчезнет до того, как принцесса выздоровеет, да еще так внезапно.

— Если бы не вы, моя госпожа, — с гордостью произнесла Векира, — он бы погиб, — Мирела слабо улыбнулась на такое заявление. — Отец Иавин просил пригласить его, когда вы очнетесь. Можно его позвать? — спросила девушка, с сомнением глядя на бледную принцессу. — По мне так, вам бы надо, чтобы никто вас пока не беспокоил...

— Позови, — разрешила принцесса. — Отец Иавин — это же не Даут. Он помолится за меня.

Горничная вышла и вскоре вернулась с духовником.

— Дочь моя, — с отеческой любовью произнес священник, присаживаясь рядом с ее кроватью. — Рад видеть, что вопреки прогнозам врача вы пришли в себя. Может быть, пригласить его, чтобы еще раз приехал, осмотрел вас? Можно послать Щутелу...

— Нет, отец, — отказалась Мирела. — Мне никто не поможет кроме Бога. Молитесь за меня.

— Я неустанно молюсь о твоем спасении, — горько вздохнул священник. — Мне кажется, тебе стоит приготовиться к встрече с Господом и своей матушкой. Возьми, король милостиво передал тебе ее молитвенник.

Мирела все поняла без слов: личные вещи и драгоценности матери перешли в казну, кроме изумрудной броши, которую мама смогла передать дочери раньше. Когда-то король Лейна подарил ее Езете Шедеур на совершеннолетие... Кроме молитвенника король не дал дочери ничего из ее наследства, он все еще наказывал ее за непокорность.

Отец Иавин вложил книгу в слабую руку принцессы, и она поднесла молитвенник к лицу. Открыла, и обнаружила письмо, адресованное ей.

— Оно давно лежало там, — пояснил духовник. — Королева как будто чувствовала, что ее ожидает, написала тебе письмо, а вскоре тяжело заболела.

Мирела отложила молитвенник, развернула листок и прочла послание матери. Она с трудом разбирала слова — все плыло из-за текущих слез. Мама, которую она не видела много лет, прощалась с такой нежностью, что казалось, Мирела слышала ее голос. Она просила прощения у дочери, и, как и отец Иавин, считала, что ей тоже следует приготовиться к смерти.

Принцесса приложила письмо к губам, а потом прижала молитвенник к груди. Сейчас она ясно осознала, что, пытаясь сбежать в Лейн, поступила малодушно. Следует так же, как ее мать-королева, принять свою судьбу и, если Эль-Элиону будет угодно, — умереть достойно.

— Есть еще какие-то новости? — безжизненно поинтересовалась она.

— Хороших нет, — опечалился отец Иавин. — Отец Узиил в тюрьме. Его будут судить вместе с еще двумя графами: Багвой и Юлдашем. Эти двое арестованы недавно. Они осмелились прилюдно сказать, что ваш отец нечестиво поступил с королевой Езетой. Что он к греху прелюбодеяния прибавил еще и грех убийства, и за это не будет стране благословения. Кроме того, они высказали мнение, что в случае какой-нибудь неожиданности, престол до рождения нового наследника мужского пола, можете занять вы, потому что вы — принцесса крови, рожденная в законном браке. Поэтому же вас нельзя держать в тюрьме — имелся в виду этот замок. Сами понимаете, на юге еще не подавили восстание, выдвинувшее такие же требования, подобные речи никак не могли остаться незамеченными. Хотя некоторые утверждают, что обвиняемые подобного не говорили, а наш король нанял лжесвидетелей, но оба графа сейчас тоже в Чаштерофе. Под пытками они признались, что готовили заговор. Государя хотели убить, а вас сделать королевой. Во главе заговора якобы стояла графиня Бернт.

— Нет! — воскликнула принцесса.

— Да, — печально кивнул священник. — Она якобы и предложила этот план, постоянно принимала у себя дома людей, не согласных с действиями короля...

— Послушайте, но это же глупо! Графиню арестовали намного раньше. Почему тогда двое других так смело выступали, если главная заговорщица уже в тюрьме.

— Хотели закончить дело без нее, — пожал плечами отец Иавин. — Так гласит обвинение. Якобы эти дворяне не хотели, чтобы смерть леди Ароди была напрасной.

— Смерть? — принцесса привстала. — Ей шестьдесят три, король не посмеет ее казнить!

— Я не знаю, что будет дальше, но на сегодняшний день к заговорщикам хотят применить квалифицированную казнь.

— Боже, какой кошмар! — принцесса упала на подушки.

Квалифицированная казнь была настолько жестокой, что не всем хватало мужества присутствовать на ней. Человека сначала вешали, но до того как он умрет, вынимали из петли, чтобы дать выпить кислоты и выжечь внутренности, после чего виновного клали на дыбу, поочередно отрывали конечности, чтобы напоследок обезглавить... Мало кто мог выдержать подобное зрелище, поэтому применяли его нечасто.

— Неужели никто не вступится за нее? Ведь должны же они понимать, что графиня не имеет никакого отношения к заговору?

Священник опустил голову. Мирела поняла его: никто не станет рисковать жизнью. Вступиться за графиню Бернт — значило попасть в круг подозреваемых. Хотя, конечно, абсолютно все знали, что король уничтожает тех, кто угрожает трону. Графа Бернта тоже по этой причине хотели арестовать. Леди Ароди происходила из рода предыдущей династии правителей — династии Щацел. Манчелу последовательно уничтожил близких родственников, которые могли претендовать на трон наравне с ним. Теперь взялся и за дальних. А тут еще восстание на юге. Следующей предстать перед судом придется ей. Скажут, что она подстрекала дворян свергнуть короля... Если конечно, ее не убьют в этом замке, сообщив народу, что она умерла от неизвестной болезни.

— Единственная хорошая новость, — печально продолжил священник, — король разрешил облегчить ваше тюремное заключение. В связи с вашей болезнью, его величество разрешил конные прогулки в лесу, но в сопровождении людей Даута. Можете гулять или охотиться. Нет необходимости постоянно находиться в замке. Вот не знаю, сможешь ли ты, дочь моя, воспользоваться этой милостью...

— Отец Иавин, — Мирела не вслушивалась в его слова, — я хочу исповедоваться.

Она рассказала священнику о том, что согрешила перед Богом, избегая смерти. Но теперь она раскаивается и готова принять испытания, которые ей будут ниспосланы свыше. После этого отец Иавин помолился о ней. Окончания молитвы она не услышала — силы покинули ее, и она впала в беспамятство.

25 юльйо, деревня недалеко от Жанхота

В день отдыха Илкер надела лучшее платье. Ялмари вот-вот должен был постучать, чтобы пойти вместе с ней в деревню на свадьбу Марууш, а волосы никак не желали укладываться красиво. Она с мольбой оглянулась на Пайлун, но та сделал вид, что не заметила этот взгляд.

— Было бы из-за кого так наряжаться, — пробурчала она.

Илкер справилась с непослушным локоном и спросила, пристально глядя на подругу.

— Мне кажется, тебе очень не нравится, что я встречаюсь с Ялмари. Почему? Ты что-то знаешь о нем?

Подруга отвела взгляд, а другие девушки переглянулись. Илкер стало страшно: вдруг они знают тайну Ялмари и поэтому так ведут себя? Они ведь могут его выдать, и кто знает, что тогда будет.

— Ладно, молчите, — заторопилась она. — Храните свои секреты, я уверена, что он прекрасный человек и все будет хорошо. Уверена!

Пайлун собралась что-то возразить, но раздался тихий стук в дверь. Илкер тут же распахнула ее. На пороге стоял Ялмари. В темно-синей рубашке.

— Я уже готова, идем, — она буквально потащила его по коридору.

— Илкер, что-то случилось? — улыбнулся он.

— Я потом скажу тебе.

Он рассмеялся, и они почти бегом покинули дворец. Когда они вышли на дорогу, ведущую в лес, Илкер горячим шепотом произнесла:

— Мне кажется, горничные что-то знают о тебе. Особенно Пайлун. Ей ужасно не нравится, что я с тобой встречаюсь. А сегодня, когда я спросила, что они от меня скрывают, они так переглянулись...

Ялмари тут же посерьезнел, но явно не знал, что сказать. Наконец, обнял ее, и прошептал:

— Илкер... Ты не переживай. Я... сам как-нибудь выясню все. Хорошо? Ты такая красивая сегодня, — он попытался поцеловать ее, но она быстро уклонилась и вырвалась.

— Прекрати! — лукаво улыбнулась она. — Сколько можно нарушать правила? До помолвки нельзя! Забыл? А я все помню.

— А давай устроим помолвку прямо сейчас, — предложил он и вытащил из кармана изящное колечко с бирюзой. Но когда он хотел надеть кольцо на пальчик Илкер, она отскочила.

— Спасибо, конечно, — отказалась девушка. — Но помолвка без свидетелей у меня уже была, — она ткнула пальчиком в цепочку, на которой висел эльтайон. — Теперь хочу увидеть твоих родителей.

Ялмари тяжело вздохнул:

— Хорошо, как скажешь. Ладно, идем, а то опоздаем.

На самом деле Илкер очень переживала, что даже теперь, когда узнала его тайну, Ялмари не предлагает познакомить ее с родителями, и о свадьбе не заговаривает. Сейчас она превратила намек в шутку, но, кажется, Ялмари все понял. Он заметил, что Илкер ушла в себя, радость от встречи угасла.

— Илкер, — позвал он, и как только она посмотрела на него, заверил. — Я очень хочу, чтобы мы поженились как можно скорее. Но мне надо обсудить это с родителями...

— Они не знают обо мне?

— Знают, но... возможно не ожидали, что мы будем так спешить.

Девушка зарделась.

— Не подумай, что я тороплюсь, но...

— Я тороплюсь, — успокоил он, беря ее за руку.

Илкер несколько разочаровалась: Ялмари опять не сказал, когда же именно он представит невесту, но покорно пошла за ним. Тут же прыснула от смеха: темно-синяя рубашка казалась почти черной.

— Чему ты смеешься? — невинно поинтересовался он.

— Я просила тебя не надевать черную рубашку!

— Я и не надел.

Дом, в котором праздновалась свадьба, они заметили издалека: туда, будто ручейки, все еще стекались гости, слышалась музыка.

Как только Илкер и Ялмари подошли, им выделили место за длинным столом, обильно уставленным едой. Но к пище никто не притрагивался. Все смотрели на жениха в красивом, вышитом алой нитью и золотом жилете поверх белой холщовой рубахи, и невесту в платье красного атласа.

Илкер второй раз присутствовала на деревенской свадьбе. Она уже знала обряды, которые проходили одинаково в окрестностях столицы. Сначала родители жениха трижды проносили над головами молодых большой круг хлеба. В хлеб воткнули верхушку ели, украшенную лентами. Считалось, что это дерево отпугивает духов шереша. Затем вперед выступал младший священник и давал молодым поцеловать камень какого-нибудь святого. Обычно молодожены выбирали покровителем святого Юнуса. В Священной книге Энгарна были истории о нем: в семьях, которые Юнус благословлял при жизни, росли здоровые, послушные дети, семья всегда имела достаток и смерть обходила ее стороной. Марууш тоже выбрала Юнуса.

Священник лет двадцати пяти, в темно-сером балахоне, который освежал лишь большой белый воротник, лежащий на плечах, поднес овальный медальон с камнем Юнуса — черным мрамором — для поцелуя молодым, и на этот раз родители невесты сделали вокруг них еще один круг с хлебом, чтобы наверняка защитить от сглаза. Потом они укрепили деревце над столом, где сидели молодожены, а хлеб с солью отдали молодым. Они, отламывая небольшие куски, кормили друг друга — так они будут ухаживать друг за другом до конца своих дней. Пока они ели, пожилые женщины деревни, что дольше всех были замужем, обсыпали пару зерном и медными монетами. Только после этого и гости принялись за еду.

Все ели, пили, произносили пожелания и одаривали молодых, кто деньгами, кто скотом, кто тканью или хозяйственными принадлежностями. Чтобы скрепить пожелания — выливали часть вина из кружек на землю. Ялмари подозревал, что так они умиротворяли духа земли, и к официальной религии Энгарна этот обряд не имел никакого отношения, так же как макушка елки. Но смотреть на происходящее было забавно.

Когда гости за столом немного насытились, отец жениха, завязал сыну глаза. И предложил найти молодую жену среди других девушек, касаясь лишь их рук. Вскоре то же предложили сделать невесте, а вслед за этим и гостям. Илкер искоса посматривала на Ялмари и с удивлением отмечала: кажется, он видел подобное впервые. Почему? Может, он недавно живет среди людей, поэтому ему не приходилось бывать на таком празднике?

Когда парням предложили найти свою спутницу с завязанными глазами, лесник тоже поучаствовал в игре. Конечно, он нашел Илкер очень быстро, и пока она не успела воспротивиться, под дружный хохот поцеловал ее. Девушка шепнула ему, покраснев:

— Это нечестно! И нельзя так... Если ты не прекратишь...

Но увидела, что никто не обращает на них внимания: подали свадебного гуся. Успокоившись, она снова уселась рядом, хотя мгновение назад мечтала убежать на край света от стыда.

Столы еще ломились едой и вином, когда начались танцы. Илкер тут же пошла в круг, но Ялмари не двинулся с места. Она вернулась, тянула за руку, уговаривала, но он не поддался, со смешком отнекивался. Девушка прекратила бесполезные попытки, вернулась в круг, сама наслаждаясь танцем. Но когда бы она ни взглянула на Ялмари, ловила его напряженный взгляд...

Начало смеркаться и, оглянувшись, Илкер заметила, что Ялмари надвинул шляпу. Значит, скоро им пора уходить. От последнего танца он не сможет отказаться! Подскочила к нему и прошептала на ухо.

— Потанцуй со мной один раз, а потом уйдем. Пожалуйста!

Он нехотя поднялся. Илкер увлекла его за собой.

— Это очень легко, вот увидишь!

Она сделала поворот, лукаво глядя на него через плечо, хлопнула в ладоши, еще раз повернулась. Скользила мимо него, едва касаясь одеждой... Девушка наслаждалась игрой: тем, что Ялмари так близко, но никто не посчитает это неприличным. Единственное, что огорчало — она не могла поймать его взгляд: он низко наклонял голову. Вдруг Ялмари обхватил ее локоть и повел за собой из толпы танцующих.

Илкер шла за ним и смеялась:

— Куда ты меня тащишь? Что случилось?

Он завел ее за дом. Увидев, что сарай приоткрыт, зашел туда. Прижал к себе.

— Ялмари, — прошептала она испуганно.

Он обнял ее так сильно, как никогда. Зашептал горячо, перемежая слова с поцелуями:

— Не бойся, не бойся, маленькая. Я тебя не обижу... Не бойся.

Илкер замерла в его объятиях. Пытаясь вдохнуть, запрокинула голову и оказалась под градом горячих поцелуев. Он с нежностью снова и снова целовал ее губы, шею, плечи. И в ней что-то сломалось, она не хотела больше сопротивляться...

...Ялмари резко отпустил ее, тяжело дыша, сжал кулаки и выскочил из сарая. Девушка растерялась. Машинально поправила платье на груди. И тут же почувствовала себя испачканной. Как так получилось, что она разом забыла обо всех принципах? Если бы Ялмари сейчас не остановился... Ей хотелось спрятаться куда-нибудь, чтобы никто не видел, как ей стыдно. Илкер тоже стала неслышно пробираться к выходу. Но лесник тут же преградил дорогу. Она отшатнулась.

— Я хочу уйти. Пожалуйста... — прошептала она.

— Илкер, не уходи. Прости меня. Ты ведь не сердишься? Я...

— Ялмари... — голос дрогнул. — Позволь мне уйти.

— Илкер... — он опустился перед ней на колени. — Пожалуйста, возьми мое кольцо, — попросил, доставая его из кармана в куртке. — Возьми сегодня, а завтра я познакомлю тебя с моими родителями. Я не могу ждать дольше.

— Ялмари? — Илкер взглянула на него — глаза лесника светились в темноте по-волчьи. Девушка уточнила радостно. — Ялмари, это правда? Ты познакомишь меня с твоими родителями?

— Да, — подтвердил он. — Завтра.

— Я люблю тебя, Ялмари, — она упала на колени рядом с ним.

Он слегка отстранил ее, взмолился:

— Илкер, мне очень трудно держать себя в руках. Пожалуйста, помоги мне! — он рассмеялся.

Девушка тут же вскочила.

— Пойдем! Лучшее средство, чтобы держать себя в руках — это быть на людях. Идем!

Он признал, что она совершенно права, но на людях им побыть не придется. Пора возвращаться во дворец, пока какой-нибудь пьяный шутник не сдернул с него шляпу. Им предстояла одинокая прогулка по ночному лесу.

Как только они покинули деревню, Илкер легко нашла, чем заполнить это время. Она честно решила помочь ему.

— Расскажи немного о себе, — попросила девушка. — Сейчас твои глаза светятся, и это немного пугает, потому что необычно, — Ялмари тут же надвинул шляпу, — но она запротестовала. — Нет-нет, пожалуйста! Я хочу привыкнуть, — Илкер не пошла дальше, пока он не снял головной убор. — Расскажи мне еще что-нибудь о себе, то, что не рассказывал еще, — попросила она. — Ты видишь этот мир иначе?

Ялмари взял ее за руку, девушка попробовала освободиться, но он не позволил.

— Не бойся, — попросил тихо. Ладонь крепкая и теплая придавала уверенности в темноте, и Илкер не стала сопротивляться. Он замедлил шаг, так хотелось продлить этот путь. Розовая луна, напоминавшая теперь половинку эльтайона, что висел у них на шее, почти не освещала тракт — ее силы не хватало. — Ты хочешь знать, как я вижу этот мир? Острее, чем человек. Для меня почти не существует непроглядной тьмы — даже сейчас, я могу различить маленькую птицу, если она сядет на дороге в лавге от нас. Я лучше слышу. Например, я различал шепот на свадьбе за нашими спинами, а ты не знаешь, о чем судачили твои подружки, — он грустно улыбнулся. — И конечно, запахи. Иногда острое обоняние спасает жизнь, и не только мою, — Ялмари вспомнил перепуганного графа ми Цагуца. Вряд ли бы он смог помочь дворянину, если бы не почуял разбойников издали. — Иногда мой нос становится проклятием: когда я иду по городу вдоль сточной канавы или когда ты так близко, что твой запах лишает меня остатков самообладания.

— Ты хочешь меня съесть? — хихикнула Илкер.

— Оборотни по крови в отличие от проклятых не едят сырое мясо, — напомнил он поучительным тоном, ничуть не обидевшись на вопрос. — Тем более человечину. Твоей жизни ничто не угрожает. К сожалению... или к счастью, ты пробуждаешь во мне совсем другие желания, — Ялмари старался не смотреть на нее, но почувствовал, что девушка все больше нервничает, и торопливо перевел разговор на другую тему. — Из-за запахов, получается, что я немного вижу прошлое. Если мы замолчим, ты сможешь различить звуки леса и понять, что происходит там: кто вышел на охоту, кого уже настигли когти, а кто предупреждает других об опасности. Но я вижу, что происходило здесь до того как пришли мы. Я чувствую запах лисы и знаю, что она стояла на дороге и принюхивалась, а затем перетащила лисят через дорогу. Когда я волк, все еще острее, — он всматривался в ее профиль.

— Я хотела бы увидеть, — прошептала девушка застенчиво и продолжила смелее. — Хотела бы увидеть тебя волком. Как ты обращаешься.

Ялмари умолк, все также не отводя от нее глаз.

— А я хотел услышать эти слова, — медленно проговорил он. — Когда-то так сказала мама моему отцу... Но это будет не сегодня. Мне кажется, будет лучше, если ты увидишь это днем.

Илкер с ним согласилась. Сегодня она будет привыкать к его желтым глазам. "Хорошо, что тетя никогда не узнает, кто на самом деле лесник, за которого я выхожу замуж. Она бы свалилась в обморок. А вот Ашбел был бы в восторге", — девушка улыбнулась своим мыслям...

...Ялмари постоял немного возле дворцовой лестницы. Илкер убежала внутрь так быстро, что они не успели наделать глупостей — так это называлось среди знати. Среди простолюдинов, которых они оба изображали, все было намного строже. Он уже собрался идти в домик лесничего, когда его окликнули негромко:

— Ваше высочество...

Он непроизвольно дернулся: "Не услышит ли Илкер?" — но он тут же успокоил себя: она, должно быть, уже в спальне.

— Что? — тихо откликнулся он.

— Вас искал господин Полад. Просил передать, что будет ждать до утра.

— Хорошо, — он поднялся по ступеням, миновал стоявшего в темноте солдата и вернулся во дворец.

Полад ждал в Большом кабинете. Подсвечник освещал только стол, заваленный бумагами. Кресло Полада и собеседника оставалось в тени. Телохранитель королевы стоял, складывая документы, будто собирался уходить.

— Надо же, — усмехнулся он при виде принца. — Я уже думал, что ты не появишься раньше утра.

— Это издевка? — поинтересовался Ялмари, опускаясь в кресло.

Полад тоже сел. Теперь их разделял стол.

— Не то чтобы издевка, — телохранитель сцепил пальцы в замок. — Но я знаю обо всем, что происходит во дворце.

— То есть ты шпионишь за мной? — Полад разглядел, как чуть сузились глаза Ялмари.

— Тебе это не нравится? — Мардан добродушно улыбнулся. — Я знал, что тебе это не понравится, поэтому... не следил. Но я, знаешь ли, не дурак. Я прекрасно представляю, что происходит между молодыми людьми, когда они проводят много времени наедине. А вы проводите вместе чудовищно много времени. Столько, сколько не положено проводить молодым людям, когда они еще не помолвлены.

— Кстати, о помолвке, — нашел удобный момент Ялмари. — Я хотел завтра познакомить вас. Потому что хочу, чтобы как можно скорее состоялась свадьба.

— Даже так? — сквозь шутовство невозможно было понять искренне удивлен Полад или ждал чего-то подобного. — И она уже знает, кто ты?

— Она знает, что я оборотень, — Ялмари произнес это беззвучно.

Мардан Полад покивал головой.

— Этого слишком мало, чтобы знакомить с нами, — заметил он, взглянув на принца.

— Как это?

— Ты представить себе не можешь, что тебя ожидает, когда она узнает, что ты — принц, что ты обманывал ее, представляясь лесником. И поверь, — торопливо добавил он, увидев, что Ялмари собирается возразить, — ей плевать будет на то, что ты самый завидный жених в Энгарне. Она будет помнить только об обмане. Поэтому... прежде чем ты будешь выяснять отношения, тебе придется выполнить еще одно дело.

— Полад! — возмущенно выдохнул принц, подавшись вперед.

— Увы, выбора у тебя нет. Тем более, я тебя предупреждал. Ты блестяще справился с первой задачей. Мы отбросили кашшафцев обратно. Но духи гор, выпущенные Загфураном, сводят людей с ума. И их становится больше. Я не знаю, в чем Энгарн перешел дорогу этому магу, но он не успокоится, пока не завоюет страну. Нам нужны союзники и эту дипломатическую миссию можешь выполнить лишь ты.

— Какие союзники, Полад? — Ялмари всматривался в отца. — На западе оборотни. Они уже сказали, что не будут помогать. На севере эйманы, которым тоже до нас нет никакого дела. Мы даже не знаем, как до них добраться. Может быть, ты имеешь в виду Лейн, раздираемый междоусобными войнами? Или амазонок на востоке? Где я должен найти союзников?

— Дальше, чем амазонки.

— В Ногале? — изумился принц.

— Но ближе, чем Ногала, — поиграл бровями Полад, а позже подсказал. — Феи.

— Феи? Ты шутишь, — Ялмари откинулся в кресле. — Феям никогда не было дела до людей.

— Ты, видимо, плохо изучал эту тему.

— Слишком хорошо! Феи вмешиваются в дела людей в одном случае. Если одна из фей становится королевой. То есть выходит замуж за короля или принца. Ты мне хочешь еще что-нибудь сказать?

— Не надо так горячиться. Ты правильно все помнишь, но мысли у тебя что-то в одном направлении работают. Как ни поверни, все о женитьбе, — Полад еле сдерживал смех, и Ялмари, расслабившись, тоже посмеялся. — Феям нет дела до людей. Но ты не человек, — телохранитель посерьезнел. У меня есть все основания предполагать, что они захотят с тобой разговаривать и помогут тебе. И тогда, даже если они не станут нашими союзниками, а помогут нам справиться с духами гор... Или хотя бы найти того, кто с ними справится... Это будет большой победой.

— Я понимаю, — сник Ялмари.

— И надеюсь, понимаешь, что кроме тебя никто не сделает то, о чем я прошу. Хотя, на этот раз я отправлю с тобой лорда Нево.

— Это еще зачем? — удивился принц. — Он будет связывать меня!

— Путешествие на восток будет похоже на верховую прогулку: с амазонками у нас перемирие. А мне очень надо, чтобы он реже бывал во дворце.

— Почему? — Полад уткнулся в документы, будто что-то читая, но Ялмари настаивал. — Есть что-то, чего я не знаю?

— Ты многого не знаешь, а я всегда знаю, что происходит во дворце, — усмешка Полада была кривой.

— Он добился расположения принцессы, и тебе это не нравится?

— Да, в проницательности тебе не откажешь, — похвалил он принца. — Не подумай, что я вмешиваюсь не в свое дело. Но ты-то лучше, чем кто-нибудь знаешь, как остро развито у меня чутье. И сейчас оно говорит, что если принцесса выйдет замуж за Сорота, то сильно пожалеет об этом. Хоть он и твой друг, но... Если бы у меня был хоть какой-то повод посадить его в тюрьму, или хотя бы отправить в ссылку я бы сделал это. К сожалению, в отношении законов он чист, а его отец — Чимин Сорот герцог Баит — входит в королевский совет. Их так просто не сдвинешь. Но я буду искать пути.

— Я заберу с собой Герарда, но хочу заметить, что если тебе не нравится Сорот, то надо было давно подыскать достойную замену. У Лин слишком маленький выбор, чтобы она могла устоять против обаяния лорда.

Полад посмотрел на принца заинтересованно.

— Правильно, — согласился он. — Займусь этим сразу после вашего отъезда. Ну что? В путь?

— Постой, ты же не хочешь, чтобы я поехал прямо сейчас?

— Почему нет? Сорот не спит, ждет приказа.

— Я не поеду! Я обещал Илкер помолвку и знакомство с родителями, а сам вместо этого опять уеду не попрощавшись? Ничего не случится, если мы отложим это до утра.

— Хорошо, раз ты настроен так решительно... — тут же сдался Полад. — Хотя тебе не мешало бы обсудить и с королевой эту тему.

— Какую тему? Мою женитьбу? Это она попросила отправить меня?

— Ладно-ладно, не волнуйся так. Ты же понимаешь, что дело не в ней. Понимаешь? Но ты слишком скрытен. Ты собираешься жениться, но не рассказал об этом матери, не сказал девушке, что ты принц, а не лесник.

— Я поговорю с ними, — Ялмари встал.

— Только не завтра, хорошо? — Полад не встал, чтобы проводить его. — Завтра только попрощайся с обеими. Я хочу, чтобы ты уехал спокойно, а не переживая непрестанно, как тебя встретят дома. Ты слишком затянул с Илкер. Теперь будет непросто. Оставь это до возвращения.

— Как скажешь. Я доверяю твоему чутью, — Ялмари подмигнул и вышел из кабинета. Постояв немного в галерее, он отправился в свою комнату. Завтра утром придется уезжать, лучше не тратить время на поездку по лесу, а хорошенько отдохнуть.

25 юльйо, Беероф, столица Кашшафы

Загфуран вернулся в Беероф тайно. Первым делом связался с Сусием — то что, мага заключили в тюрьму, помехой не стало, он послал такого же голубя. Загфурану хотел срочно узнать, кто из его людей еще на свободе. Оказалось, почти никого. Зато король помиловал герцога Тазраша, и теперь он снова купается в милостях монарха. Оставалось узнать, сколько рассказал опальный герцог. Если тайна Загфурана раскрыта, значит, он потерпел сокрушительное поражение. В Кашшафе объявят на него охоту, слухи докатятся до Лейна и там тоже перестанут его поддерживать. Затем придут минарсы из Храма Света и добьют неудачника.

Маг решил не откладывать — узнать новости сразу. Он выяснил, где находится Тазраш. С неудовольствием узнал, что герцог теперь постоянно сопровождает короля, и ему выделили покои во дворце. Там Загфуран и посетил бывшего соратника.

Маг переместился прямо в спальню герцога — дворец он знал хорошо. Силы много не понадобилось, поэтому тело зудело терпимо.

Ждать Тазраша пришлось довольно долго. Минарс, усевшись у него за столом, еще раз проверял списки, чтобы определить, кого можно использовать в том, что он задумал. Немного вздремнул, снова поработал, составляя планы.

Послышались голоса. Загфуран спрятался за тяжелыми портьерами, надеясь, что герцог не притащит с собой женщину. Конечно, можно наложить заклинание забвения, но тогда зуд усилится.

Сквозь занавес Загфуран с облегчением заметил, что сопровождал герцога лишь слуга. Снял с господина богатый колет — красный с золотым, сапоги и брюки. Темные волосы герцога торчали в разные стороны, так же как борода и усы. Маг заметил, что он сильно раздражен. Оставалось надеяться, что злится он на короля.

— Дай вина, — потребовал герцог, забираясь под одеяло.

Слуга подал золотую чашу, украшенную драгоценными камнями. "Подарок короля", — оценил Загфуран.

— А теперь убирайся, — зарычал Тазраш на юношу.

— Но милорд... — возразил слуга.

— Я сказал: пошел вон! — заорал герцог. — Можешь спать под дверью, если тебе так надо за мной шпионить.

— Милорд...

— Если ты не выйдешь немедля, я тебя зарежу, — пообещал герцог, зловещим шепотом. — Уверен, у его величества найдется еще слуга для меня.

Эти слова подействовали: слуга тут же покинул комнату, закрыв за собой.

— Шереш тебя раздери! — крикнул герцог в закрытую дверь и швырнул чашу, из которой так и не выпил ни глотка. Вино разлилось по полу, а Тазраш вскочил и, отыскав меч, пристроил его рядом с собой, после чего хотел опять забраться в постель, но из-за портьеры шагнул Загфуран.

— Кого-то боитесь? — меч тут же уперся в горло минарса. Герцог в который раз пытался заглянуть под капюшон. — Мне это не повредит, — на всякий случай сообщил Загфуран, указывая на клинок.

— Вы пришли убить меня? — спросил Тазраш, не убирая оружие. В длинной ночной рубашке и с оружием он выглядел смешно, но это его не беспокоило.

— Я с миром, — успокоил его маг, одновременно, делая за спиной манипуляции пальцами — несложное успокаивающее заклинание.

Подействовало сразу, Тазраш отшвырнул меч и сел на кровать, закрыв лицо руками.

— Что вам нужно? — спросил глухо.

— Хотел узнать, почему Манчелу воспылал к вам любовью. Вы нарушили слово и рассказали обо мне? — ласково поинтересовался Загфуран, хотя в душе все кипело от гнева.

— Любовью воспылал? — взревел герцог. — Меня перевели в более удобную тюрьму — вот и все. За мной шпионят слуги, я могу побыть наедине несколько часов ночью, но и тогда у порога сторожит кто-нибудь. Мне дарят подарки, но я боюсь прикасаться к ним — что если там яд, которым отравили королеву? У меня отобрали доспехи и только родовой меч оставили, но что я могу сделать им против стрелы, которая вылетит откуда-нибудь из-за угла?

— В таком случае, у меня хорошие известия для вас, — негромко сообщил Загфуран, присаживаясь на стул возле кровати. — Мне кажется, настало время взойти на престол молодому королю, которому нужен мудрый и сильный регент.

Тазраш вскинул подбородок.

— Как я могу верить вам? — наконец спросил он. — Тому, кто помог королю усилить Святую церковь. Помог отобрать земли и драгоценности у прежних духовников и магов, а заодно и дворян, не захотевших принять помазание от его церкви. Как я могу верить тому, кто нарушил обещание и вместо того, чтобы освободить меня из тюрьмы, заставил меня там праздновать именины? Как я могу верить тому...

— Я спас вас от плахи — этого мало? — прервал Загфуран. — А что касается Святой церкви, то вы ведь тоже приняли помазание от нее. А молодой король, будет вести политику по-другому. Думаю, в ваших интересах...

— В моих интересах помалкивать! Иначе я стану следующим в длинной очереди на плаху. И то, что я получил благословение от одного из братьев, не открывающих лица, меня не спасет. У меня, знаете ли, тоже есть что отобрать!

— Выслушайте меня, — Загфуран повторил успокаивающее заклинание — видно, нервы у герцога совсем сдали. — Будет лучше, если король умрет естественной смертью. Я готов ускорить этот процесс. Главное, мне нужно знать, — мы с вами заодно? Вы поможете в деле завоевания Энгарна или мне поискать другого регента для молодого принца?

Герцог судорожно сглотнул, прежде чем вымолвить:

— Я с вами.

В коридоре послышался топот сапог.

— Шереш вас раздери! — закричал граф, когда в спальню ворвались гвардейцы короля Манчелу. — Вы опять предали меня!

— Не бойтесь, — холодно произнес Загфуран, наблюдая, как Тазрашу скручивают руки за спиной. — Доверьтесь мне.

Солдаты, грубо обращавшиеся с герцогом, не решались дотронуться до мага. Наконец офицер прикрикнул:

— Чего смотрите? Велено привести всех, кто в спальне.

Один стражник схватил мага, но тут же заорал: с обожженных ладоней рваными клочьями слезала кожа.

— Не стоит непочтительно обращаться с посланцем Эль-Элиона, — наставительно произнес Загфуран из-под капюшона. Вид обезображенного товарища подействовал на гвардейцев сильнее, чем слова.

— Мудрый маг, — вспомнив титул Загфурана, почтительно обратился офицер. — Король желает видеть вас

— Я навещу короля, — успокоил их минарс.

То, что не смогли сделать Загфурану, выместили на герцоге, грубо толкая в спину, не позволив даже одеться.

Король ожидал в тронном зале. Горели люстры, освещая сидевшего на возвышении Манчелу в традиционном для него черно-золотом одеянии. Белые колонны с изящной золотой лепниной уходили вверх, где с потолка святые взирали на суд монарха. Стража построилась между колоннами, держа перед собой арбалеты: если король прикажет, обвиняемые не обязательно взойдут на плаху — могут умереть прямо здесь.

Манчелу мрачно окинул взглядом пленников, доставленных ему. Кольцом вокруг него застыли фигуры в темно-коричневых балахонах, с капюшонами, скрывающими лицо, — священники Святой церкви, еще недавно бывшие Избранными. Минарс не сомневался, что его величество выбрал самых сильных магов, которые были в его распоряжении, но их присутствие развеселило. При всем уме Манчелу так и не понял, с кем имеет дело. Полагает, что защитится от минарса Храма Света арбалетами и местными магами...

— Вот они, ваше величество... — офицер щелкнул каблуками.

— Вижу, — сквозь зубы отозвался Манчелу. — Вы вернулись, Загфуран, и в первую очередь пришли не ко мне, а к заговорщику? — он не ожидал ответа. — Это к лучшему. Я разгадал ваши планы, но не имел доказательств. Теперь они есть, хотя это чистая формальность. В темницу их! — король кивнул магам, чтобы они помогли доставить Загфурана.

— Не торопитесь, ваше величество, — задержал его минарс, и все, кроме короля замерли, не в силах пошевелиться, но монарх этого не заметил. — Все равно меня казнят, так давайте пообщаемся напоследок? Объясните хотя бы, в чем я провинился.

— В темницу! — заорал король, брызжа слюной.

Вместо этого стук выпавших у стражи арбалетов эхом прокатился по залу. Король недоуменно оглянулся, осознавая, что происходит.

— Если вы не хотите произнести обвинение, тогда его произнесу я, — маг повысил голос, он метался где-то под потолком, и обрушился на голову Манчелу как молнии святых. Минарс протянул ладонь к монарху. — Именем Эль-Элиона я обвиняю короля Манчелу. Ты думаешь, что выше тебя нет суда на Гоште. Ты считаешь себя вправе казнить и миловать для своей выгоды. Ты противишься Свету. Эль-Элион выносит тебе приговор.

Эти слова Манчелу слушал с вытаращенными от натуги глазами. Он пытался встать с трона, но магия, наложенная Загфураном, теперь прочно удерживала на месте и его.

— Твое время закончилось! — провозгласил минарс, и Манчелу на троне обмяк, потеряв сознание.

Маг повернулся к страже. Постепенно отпустил их. Они от неожиданности упали на колени, но некоторые тут же схватились арбалеты.

— Вы молодцы, — улыбнулся минарс, хотя под капюшоном никто не мог различить его улыбку. — Именно этого я и ожидал, — он взмахнул рукой, и будто смертоносный ветер пронесся над залом. Один за другим солдаты падали бездыханными на белый мрамор пола.

Последними Загфуран осмотрел "защитников" короля из ордена Света. По очереди сдернул капюшоны, всматриваясь в искаженные ужасом лица. Минервалсов среди них не было, поэтому маг еще раз провел в воздухе рукой. Оловянными солдатиками упали на пол и они. Маг повернулся к стоящему на коленях герцогу, помог встать.

— Все пошло немного не так, как мы рассчитывали, — минарс передернул плечами — тело чесалось так, будто его всю ночь кусали комары. — Предлагаю вам вернуться в спальню, одеться и с мечом бежать сюда, чтобы, если понадобится, отдать за короля свою жизнь. Этим, — он указал на фигуры в коричневых балахонах, — перережете горло. Одного оттащите к дверям — пусть думают, что именно он пытался спасти короля, но погиб, не выдержав перенапряжения. А я пока найду слугу, которого Манчелу так милостиво дал вам, чтобы шпионить.

Преодолевая чудовищный зуд, Загфуран наложил на слуг в замке заклинание забвения. После этого ненадолго уединился, чтобы хоть немного унять чесотку от использования магии.

Когда же он вновь появился в тронном зале, герцог Тазраш во всеоружии рассказывал, как люди, которым Манчелу больше всего доверял, — маги, скрывшись под одеждами ордена Избранных, подняли руку на короля. Монарха защищал лишь один священник Святой церкви, да Тазраш подоспел на помощь, и, если бы Эль-Элион не дал герцогу силу, чтобы уничтожить мерзавцев, они бы убили и принца Еглона. Жаль, что он не пришел вовремя, чтобы спасти жизнь короля. Верный священник тоже погиб, истощив все силы, чтобы сдержать магов. Храбрые гвардейцы защищали монарха, не жалея жизни, и пали в битве, и только герцога, не коснулось зло, потому что он держал оружие, благословленное Святой церковью.

Загфуран удивился: он считал Тазраша глупее. Но тот очень быстро понял, что виновных нужно найти, а на Святую церковь — основной источник дохода на данный момент — лучше тень не бросать. Незаметно покинув тронный зал, Загфуран, отправился в кабинет гофмейстера: завещание Манчелу находилось там. По дороге он размышлял, что делать с этим вельможей: завербовать в минервалсы или наложить заклятие, чтобы он засвидетельствовал подлинность документа, подмененного минарсом. После второго бедняга вскоре сойдет с ума, но первое заклинание требует больше сил, а он скоро и сам свихнется от чесотки... Значит, второе.

Дворец бурлил, а вместе с ним закипал и город. Следовало срочно найти минервалсов — они будут опорой. Власть в стране будет принадлежать тому, кто быстрее сориентируется, Загфуран надеялся опередить всех.

Вызвав нужных людей, и еще раз растеревшись мазью, минарс дал себе небольшую передышку: обессилено упал в кресло в комнате Тазраша. Тут его нашел герцог.

— До утра можно передохнуть? — спросил тот по-военному.

— На отдых около четверти часа, — Загфуран старался не шевелиться. — А вы молодец, Тазраш, — нашел нужным похвалить он. — Подождите, лет через сто вы станете Святым Тазрашем, и вам будут возносить молитвы в случае опасности. Чтобы вы пришли со своим благословенным мечом и всех порубили.

— Не понимаю, чем заслужил вашу иронию? — недовольно пробурчал герцог, опускаясь на стул.

— Да какая там ирония, — у мага не было сил даже отмахнуться. — Все так и будет. Вы еще не знаете, как появляются святые.

26 юльйо, замок графа Зулькада

Почти неделю принцесса не вставала и не ела, только пила воду, которую тайком приносила Векира. Иногда ей становилось лучше, а потом она вновь видела тяжелые сны, от которых с трудом просыпалась. Векира сообщила, что Даут открыто заявлял, что Мирела не проживет и десяти дней. Он знал, о чем говорил. Может, напрасно они опасались, что ей будут давать отравленную еду. Походило на то, что яд дали один раз, но очень сильный. Радовало девушку одно: Сайхат реже появлялась в ее видениях и часто, пускалась в бегство, если принцесса оказывалась рядом.

Сегодня Мирела проснулась, когда солнце взошло, и почувствовала прилив сил.

— Помоги мне одеться, — велела она Векире.

Девушка посмотрела с недоумением, а затем помчалась за платьем. Затягивая на госпоже корсет, она приговаривала:

— Радость-то какая! Жаль, отец Иавин не узнает. Его вызвали к королю, может, и не вернется больше. Он-то надеялся, что еще с вами увидится. Обещал: "Встречусь с другими духовниками, обсужу кое-что, да и вернусь". И еще он сказал: "Раз она — вы то есть, госпожа, — до сих пор не умерла, то и не умрет, может быть". И ведь как с Богом разговаривал! Только он уехал — вы и поднялись. Вот Даут будет локти кусать!

Мирела вздрогнула, представив взбешенного Даута, с которым обязательно придется столкнуться. Он тут же примчится, если узнает, что принцесса встала.

Векира ушла за едой. Следом за горничной, принесшей из кухни поднос с едой, действительно вошел Даут. Напрасно она надеялась, что хоть немного придет в себя до его прихода. Граф окинул принцессу недовольным взглядом.

— С выздоровлением, леди Шедеур, — и вышел до того, как девушка успела произнести протест.

Мирела облегченно выдохнула. Девушка боялась, что если придется спорить, она не выдержит и снова потеряет сознание. Вспомнилось, что в последнем разговоре отец Иавин упоминал о возможности верховых прогулок. Это очень ободрило. Она воспользуется разрешением, когда немного окрепнет.

Векира, едва дверь за графом закрылась, зашептала:

— Вы смотрите, не кушайте это. Я как граф Бернт велел, это принесла, чтобы все думали, что вы кушаете. А вы кушайте другое, — она подала сверток. — Пища не такая изысканная, но без яда точно, — принцесса медлила, и она добавила. — Кушайте, кушайте. Как покушаете, я вам хорошую весть расскажу.

— Векира!

— Да-да, сначала покушайте, а то разволнуетесь, и вам плохо станет.

— Предлагаю компромисс, — с улыбкой промолвила принцесса. — Ты расскажешь мне новости за завтраком.

Горничная смирилась. Мирела откусила пирог, и Векира заговорщицким шепотом произнесла:

— Сегодня продукты в замок привезли, как всегда. И с поставщиками нашими обычными приехал один новенький. Он Щутеле передал письмо для вас.

Мирела тут же отложила пирог.

— Где оно?

— Ну, ваше высочество, — обиженно заныла Векира, но Мирела сурово сдвинула брови.

Горничная полезла за корсет, и вскоре на свет появился свернутый лист. Внимательно осмотрев печать, принцесса с волнением произнесла:

— Это же из Лейна от короля Айдамиркана!

Она быстро вскрыла конверт, прочитала письмо.

"Моя дорогая кузина. С прискорбием я узнал о том положении, в котором Вы оказались. Считаю своим долгом оказать Вам всяческую поддержку. Вместе с этим письмом я посылаю надежных людей, одного из которых Вы знаете и совершенно справедливо доверяете ему. Он вместе с достойными дворянами Лейна доставит Вас в Фаралу, чтобы я мог оказать Вам прием, достойный дочери королевы Езеты..."

Далее следовал подробный план побега. Если бы ей удалось выйти из замка и добраться до заброшенного охотничьего домика, то там в течение двух недель будет ждать надежный человек, который отведет ее в место, где принцессе обеспечат охрану и по реке отправят в порт Давраф. Оттуда на корабле ее перевезут в Лейн, где с распростертыми объятиями двоюродную сестру встретит король Айдамиркан.

Мирела прочла письмо и пересказала его Векире.

— Но вы ведь возьмете меня с собой? — восторженно прошептала девушка, прочитав послание. — И мы ведь не будем всегда там жить? Когда будет безопасно, мы же вернемся в Кашшафу?

Принцесса вздохнула. Она не знала ответов на эти вопросы. Прежде всего следовало увидеться с человеком, который ожидал в охотничьем домике.

— Векира, а ведь король разрешил мне верховые прогулки. Как ты думаешь, удастся нам вместо этого заехать в охотничий домик?

— Да кто ж его знает...

— Пойди, узнай через графиню Зулькад, отпустят ли нас гулять.

— Госпожа, но как же можно? Вы почитай первый день на ногах...

— Пойди, узнай, можно ли мне получить глоток свежего воздуха, а я пока поем. Если станет плохо — сразу вернемся. Но от таких новостей, у меня как будто прибавились силы.

Горничная вышла, Мирела принялась за завтрак. Но явно переоценила себя — после болезни много съесть не смогла и, отставив тарелку, стала ждать Векиру. Немного погодя спохватилась: попробовала походить по комнате — не кружится ли голова? Может, и тут она слишком самонадеянна? Мирела встала, убедилась, что чувствует себя хорошо. Подошла к окну, выглянула во двор в узкую щель. Увидела нескольких слуг. Затем вернулась к столу.

Векира вернулась огорченная.

— Не разрешил? — тут же спросила принцесса, уговаривая себя, принять все как есть. Значит, ее судьба навсегда остаться в этой тюрьме.

— Разрешил, но с вами поедут двое его слуг. Охранять вас будут.

Мирела с облегчением выдохнула.

— Это ничего, Векира. Он мне не доверяет, но ведь впереди еще две недели. Если я буду ездить каждый день, он привыкнет, и не будет так следить. А если мы устроим охоту, то обязательно сможем оторваться от них. На охоте мужчины уже себя не помнят. Но всему свое время. Главное, начать. Немедленно прикажи Щутеле, чтобы готовил лошадей, а потом поможешь мне надеть амазонку.

Переоделась она быстро. Уже через четверть часа Мирела появилась во дворе. Соблюдая траур по матери, она надела темно-коричневую шерстяную амазонку. Из-под камзола без единого украшения виднелась пышная темно-коричневая юбка с черными кружевами по подолу. В этом наряде принцесса казалась бледнее обычного. Она погладила морду Снежки, забралась в седло и направила лошадь к воротам, не заботясь о том, готовы ли ее сопровождающие.

Она почувствовала себя свободной, как только выехала в лес. Целую вечность она не выезжала за пределы замка. Уже забыла, как поют птицы и шелестит ветер в ветвях. Не торопясь, она направила лошадь по тропинке, подставляя лицо солнцу. Неужели это возможно, и она покинет свою тюрьму? Будет свободно выходить куда захочет?

Хорошее настроение пропало, Мирела опустила голову. Такой свободы она никогда не получит. Следовало честно признать, что она меняет заключение на более комфортные условия: в Лейне она будет полностью зависеть от двоюродного брата. И она никогда не вернется на родину. После побега ее воспримут здесь только как мятежницу...

...Услышав стук копыт, Рекем осторожно подошел ближе к дороге и отодвинул ветви кустов. Сердце забилось быстрее: он будто чувствовал, что Мирела появится сегодня — отправился караулить к дороге. Она очень изменилась: на бледном лице запали щеки, под глазами появились темные круги. Принцесса сильно похудела за эти десять дней. Ему уже сообщили, что она долго болела. Рекем с ненавистью взглянул на следовавших за горничной слуг Даута. Морды как у разбойников — черные бороды... "Да я и сам..." — усмехнувшись, Рекем погладил себя по заросшему лицу. Пожалуй, в одежде лейнского купца Мирела не сразу бы его узнала. По-другому ему не позволили ехать с людьми Тештера.

Четверо всадников проехали мимо, и Рекем, чтобы не искушать судьбу, вернулся в охотничий домик. И так понятно, что сегодня Мирела не придет, будет ждать, когда наблюдение ослабят. Он мог бы легко справиться с этими двумя, но тогда добраться до порта Давраф они не успеют: им надо выиграть хотя бы часов восемь, прежде чем Даут разошлет весть о побеге ее высочества. Если бы Мирелу ждали обратно к вечеру, у них бы все получилось. "Вспомнила бы она о тайном ходе, который вел из часовни..." Он выходил в двух лавгах от охотничьего домика. Конечно, есть опасность встретиться там с врагами, но эта опасность не больше, чем бежать из замка на лошади. "Надо послать еще одну записку ей. Я могу пройти по этому ходу в замок и проводить ее, тогда точно опасности не будет, — Рекем брел еле заметной тропинкой в место нынешнего обитания. — Еще немного. Надо потерпеть немного. Я уже столько терпел".

Граф Бернт приходил к регенту Тештеру каждый день и вместе с толпой просителей ожидал, когда его примут. Письмо принцессы удалось передать вместе с тем же купцом, что за изумрудную брошь доставил его в Лейн. Но вот ответа он не получил. Поэтому и ходил сюда. Собственно, больше ходить было некуда. Не в каморке же сидеть, которую он снял, для того чтобы была крыша над головой. У него почти закончились деньги, он экономил на всем. Но больше всего мучила неопределенность: неужели они не помогут принцессе? Ведь король Айдамиркан ее родственник!

Хотя Рекем быстро убедился, что его величество мало что решает. Он часто видел Девира Тештера и почувствовал к нему неприязнь с первой же встречи. Бывшему купцу нет дела до девушки, которую хотят убить в далекой стране. Он переживает за свой карман. Не просто же так он каждый раз принимает купцов с их мелкими делами и каждый раз оставляет графа Бернта за порогом. Но Рекем снова и снова приходил, повторяя слова из книги Вселенной (и она пригодилась!): "Непрерывность и постоянство делают невозможное".

Четыре дня он приходил и излагал секретарю, свою просьбу. Снова и снова выслушивал ответ: надо подождать, его вопрос рассматривается, и Рекем сидел в коридоре, наблюдая, как после аудиенции заветную комнату покидают счастливые и несчастные субъекты. Счастливых было на порядок больше.

Когда секретарь провозгласил его имя, он не услышал — настолько не ожидал этого.

— Граф Рекем Бернт! — заорали над ухом, и он вскочил, изумленно глядя на секретаря. — Вас приглашает господин Девир Тештер.

Почти бегом Рекем бросился в кабинет, опасаясь, что сейчас секретарь поймет, что ошибся, что ему всего лишь велели выставить назойливого просителя.

Тештер, в пурпурном одеянии с толстенной золотой цепью и медальоном на животе, восседал за столом как древний великан.

— Сядь, — рявкнул он, не приветствуя.

Рекем вскинул подбородок от оскорбления. Даже в Чаштероф так не обращались со знатью. Но ему уже сообщили, что Тештер и короля не очень балует почтительностью, поэтому молча опустился на стул. Однако что-то было во взгляде графа, от чего регент оскалился — зубы казались ослепительно белыми на смуглом лице.

— Я трачу на тебя драгоценное время. Не до церемоний. В двух словах: как можно вытащить твою принцессу?

Рекем опять оскорбился, но все же ясно и четко изложил соображения.

— Ерунда! — вынес вердикт Тештер и почесал щеку. — Большой вопрос, захочет ли она ночью идти по тайному ходу, в котором тебя чуть не убили. Этим ходом, скорее всего, пользуются ее враги, значит, опасно. Замок штурмом мы не возьмем. Они таки стрелять будут, а не реверансы нам делать. Если принцесса умудрится сбежать по тайному ходу — пара часов и ее хватятся. Пошлют погоню — мало не покажется. Все погибнут. Так. Сегодня отправляю почтового голубя графу Юцалии, лейнскому послу в Беерофе. Если он убедит короля, разрешить принцессе верховые прогулки — попробуем ее вытащить. Если нет — на нет и суда нет. Придешь ко мне через два дня.

Через два дня Тештер сообщил, что план уже в действии, что он сегодня же отправляет людей в Кашшафу под видом купцов. Рекем признал, что план, который составил регент намного лучше. Но и он внес коррективы.

— Лейнские купцы никогда не приходят в замок. Им надо ждать в Шаалаввине. А проводить к ним принцессу могу я. С незнакомыми она не поедет.

— Тебя взять? — грозно спросил Тештер и поднялся. Рекем тоже встал. — Нет, тебя не отправлю. Я тебя не знаю и своих людей подставлять не буду.

— Без меня не справитесь, — отрезал Рекем.

Тештер подошел ближе, навис над ним — он был на целую голову выше. Но Бернт не отвел взгляд.

— Она не поедет с теми, кого не знает. А если это ловушка? Многим выгодно обвинить ее в заговоре и убить.

— Ладно, — быстро остыл Тештер. — Сделаем, как ты скажешь, — он повторил исправленный план. — Ты ждешь ее в охотничьем домике, провожаешь до каравана "купцов", оттуда везем ее в порт. Но знаешь что? — внезапно он обхватил огромными ладонями лицо Рекема с обеих сторон, потянул на себя, будто собрался оторвать графу голову, и пристально посмотрел в глаза. Рекему казалось, он хотел увидеть его внутренности и убедиться, что там нет гнили. После долгой паузы Тештер продолжил внушительно. — Если ты окажешься не тем, чем кажешься... если ты хочешь перед королем выслужиться, чтобы мать свою спасти... — "Откуда он знает?" — мелькнуло у Рекема, — так вот я тебя из-под земли достану. У меня и там связи, — он хищно улыбнулся и отпустил графа.

— Я хочу спасти ее высочество, больше, чем свою мать, — процедил Рекем сквозь зубы. — И попрошу впредь не обращаться со мной так. Когда мы освободим принцессу, я...

— Бегом за вещами, — перебил Тештер, отпустил и отвернулся к окну, — на Купеческой улице найдешь караван, который сегодня отправляется в Лейн на корабле. Там спросишь графа Щиллема. Я ему сообщу о тебе. А то, что будет после спасения принцессы, обсудим, когда ее спасем.

Выйдя от Тештера, Рекем порадовался, что не брился с тех пор, как выехал с купцами из Кашшафы: теперь у него выросла бородка, а пока доберутся до замка Зулькада, на лице будут заросли не хуже, чем у купцов Лейна.

Пока спасители принцессы плыли по Великому океану, корабельным магам будто духи Эль-Элиона помогали. Они и днем, и ночью поддерживали попутный ветер, так что до Даврафа добрались за три дня, хотя раньше на такое путешествие уходило не меньше недели. И маги еще и не умерли от перенапряжения, хотя отсыпались потом трое суток. Выходило, что Бог на их стороне и даст успех во всем.

30 юльйо, Беероф

Пять дней со дня убийства Манчелу пролетели незаметно. Загфуран почти не спал в эту неделю. Свалилось столько забот, что про сон пришлось забыть. Как он ни старался, не так легко народ принял убийство короля. Нашлись и те, кто не поверил в заговор Избранных. Наложить заклятие на всех недовольных он не мог физически — если бы все вопросы решались так быстро! Поэтому пользовались старыми испытанными методами: подкуп и запугивание. В этом активно помогал Тазраш. Один маг, пожалуй, и не справился бы. На сегодняшний день большинство влиятельных людей в Беерофе были на их стороне, но оставались провинции. Что делать с ними? Внезапная смерть короля наверняка взволнует их. Загфуран потер покрасневшие веки. Предположим, центральные и западные провинции они еще успеют взять по контроль, но на севере только два влиятельных графа поддержат Тазраша. На востоке — пятеро. Юг страны, вообще область преданная королеве Езете, если раньше они требовали вернуть Мирелу ко двору, то теперь захотят подождать, когда у нее родится сын. Восстание там еще не подавили. Если волнения начнутся и в других провинциях — не хватит людей, чтобы усмирить всех. "Что делать? Что?"

Загфуран почувствовал, что приближается Тазраш, и накинул капюшон. Герцог не должен видеть его лица, достаточно того, что он знает тайну Загфурана. Как же мерзко было зависеть от этого человечка, зависеть от того, будет он хранить тайну или нет. Но изменить это никак нельзя. Рецепта исцеления от вампиризма он не знал, значит, надо было защититься другим способом.

Раздался осторожный стук.

— Войдите, — милостиво позволил маг. Он не ошибся — на пороге стоял герцог, сопровождаемый стражей. Мановением руки Тазраш приказал им подождать снаружи, а сам закрыл дверь и внимательно посмотрел на Загфурана.

— Нас не услышат? — минарс покачал головой. Герцог подошел ближе к столу. — Размышляете над тем, как избежать беспорядков? — и, не дожидаясь кивка, объявил. — У меня есть идея на этот счет.

Загфуран не произнес ни слова, лишь выжидающе посмотрел на Тазраша. Тот удобно устроился на стуле рядом с Загфураном и на всякий случай все-таки склонился ближе к магу. То ли не верил в заклинания, то ли предпочитал быть бдительным.

— Загфуран, — негромко объяснил он. — Если мы не найдем того, кто руководил Избранными, нам не удастся успокоить волнения. Вы понимаете, что я имею в виду? Заговоры не совершаются просто так. Они совершаются в пользу кого-то. Кого хотели посадить на престол Избранные?

Загфуран понял, что хотел сказать герцог. Заговорщики могли быть либо сторонниками принца Еглона, бастарда Манчелу, либо сторонниками опальной принцессы и ее сына, который когда-нибудь обязательно родится, если выдать ее замуж. Других претендентов на престол король давно устранил, опасаясь заговоров. Графиня Бернт и ее сыновья не в счет — малая толика крови древней династии в их жилах решающей роли не играла.

— Я узнал кое-что интересное, — Тазраш увидел понимание. — В день смерти Манчелу приказал доставить в столицу Мирелу, чтобы судить ее по обвинению в заговоре. Это нам на руку. Понимаете?

Еще бы не понять. Все выстраивалось как нельзя лучше. Кто-то из сторонников принцессы узнал об указе короля, и они начали действовать раньше, чем планировали. Поверят в это? Еще как поверят.

Герцог и тут уловил его мысли.

— Если мы обвиним в этом принцессу, то южные провинции захотят защитить ее. Но если мы обвиним не ее саму, а ее сторонников, то бунта можно будет избежать. Для этого надо казнить кого-то из аристократов вместо принцессы — это понравится народу. Еще кого-нибудь можно посадить в тюрьму, но пусть Еглон в день коронации объявит амнистию. Это усмирит строптивых. Из-за чего сражаться? Еглон милостивый царь и хотя он сын фрейлины, а не королевы — это давно никого не смущает в Кашшафе. В общем, надо обезвредить сторонников Мирелы и определить, кого мы казним.

— Графиню Бернт и ее сына, — вынес вердикт Загфуран. — Манчелу арестовал мать недавно. Сын тут же помчался к принцессе, и Манчелу отдал приказ и об его аресте. Он успел бежать, но мы приговорим его к смерти заочно. Они идеальны для вашего плана.

— Вы правы! — восхитился Тазраш. — Сто раз правы! А принцесса нам еще пригодится.

— На случай если Еглон превратится в копию своего папаши? — проницательно усмехнулся маг.

— Именно. Мы должны убедить Мирелу принять помазание от Святой церкви. Это объединит страну. У тех, кто считает себя сторонником старых порядков, не будет мотива к сопротивлению.

— За то, что она примет новую веру, дадим ей некоторые послабления, — Загфуран прошелся по комнате. — Может быть, даже позволим вернуться ко двору. Вы молодец, Тазраш. Вы очень хорошо все повернули. Как это мне не пришло в голову? Если нам придется заменить Еглона на троне, мы выдадим Мирелу замуж. Это будет еще один плюс в нашу копилку.

Повисло молчание. Когда речь зашла о браке, герцог, конечно, подумал о собственной кандидатуре. Его нынешняя жена не станет помехой. В конце концов, король Манчелу развелся, почему бы не развестись и ему, если после этого он станет королем? А можно и без развода вопрос уладить...

Загфуран строил далеко идущие планы. У них есть молодая принцесса, а в Лейне — молодой король. Почему бы не объединить династии еще раз? Это удобно во всех смыслах. Прежде всего, для покорения Гошты.

Но друг с другом планами собеседники не поделились.

— Итак, давайте повторим, — предложил Загфуран. — Коронация восьмого ухгустуса. Восьмой день, восьмой месяц — священники Святой церкви, посчитали эту дату предзнаменованием долгого и благоприятного для страны царствования. Показательный суд лучше устроить до этого. Скажем... третьего ухгустуса. Позаботьтесь о том, чтобы обвиняемые были в Чаштерофе. Если не сможем найти Рекема, пусть будет кто-нибудь из южных провинций. Доказательств и свидетелей должно быть в избытке. Особенно, для графини и сына. Другие пусть будут пешками, обманутыми людьми. Итак, третьего суд. Казнь назначим на девятое. В этот же день объявят помилование всем, кроме двух-трех зачинщиков. Вы справитесь с этим?

— Если вы поможете с доказательствами...

Загфуран сердито зашипел. Он никак не мог привыкнуть к тому, что на Гоште не так легко найти толковых лжесвидетелей. Что ж придется самому поработать над этим.

— Хорошо, за людей отвечаю я.

Тазраш хотел уйти, но Загфуран задержал его.

— Вот еще что... Наши планы действительны в том случае, если принцесса послушна. Если она откажется покориться Святой церкви или попытается бежать, ее необходимо казнить. Перед смертью Манчелу под давлением Лейна разрешил принцессе верховые прогулки. Но вместе с этим разрешением он отдал строжайшие указания следить за принцессой. Так вот, все остается по-прежнему. Нам тоже не нужны наследники трона в соседнем государстве.

— Наблюдение за ней усилено, — герцог сел на стул. — Отменять его не будем.

— Ваш план очень хорош, — повторил Загфуран. — Есть еще идея. Вместе с казнью заговорщиков это должно сработать совершенно точно. Это касается управления страной. Кто будет регентом при малолетнем короле?

— Мы же договаривались... — лицо Тазраша вытянулось. Он приучил себя заискивать перед магом, но внутри у него все содрогалось от ненависти и презрения. Он нуждался в этом человеке, но мечтал о том, чтобы отомстить ему за несколько месяцев, проведенных в тюрьме. Он готов был простить это Загфурану при одном условии: маг обещал сделать его фактическим правителем страны на ближайшие десять лет — до совершеннолетия Еглона. Но если маг задумал свою игру...

— Вы считаете, что регентом непременно должны стать вы? — в голосе Загфурана было столько ехидства, что герцог с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься на него.

— Вы обещали мне это! — выкрикнул герцог.

— Вы же умны, Тазраш. Народ, может и поверит в тот спектакль, что мы сейчас разыгрываем, но лорды, те, кто имеет представление о том, как далеко распространяется сила ордена Магов. Все знают, что они слабы. Они могут поддерживать попутный ветер, швыряться камнями Зары... Да, пожалуй, и все! Погубить столько человек в большом зале они бы не смогли. Неужели вы не понимаете, что обязательно кто-то скажет: "От переворота выиграл только Тазраш, а обвинили кого угодно, но не его". Заметьте — мое имя упоминаться будет во вторую очередь. Никто не узнает, что я от этого выиграл, поскольку я за кулисами, а вот вы в главных ролях. Так вот нужна ли вам такая слава и такие подозрения?

— Возможно, вы удивитесь, но я не боюсь слухов, — хмуро ответил герцог. — Все решится в течение двух-трех недель. Если мы возьмем власть сейчас, то через месяц, в сабтамбире, враги будут держать догадки при себе.

— Может быть, — согласился Загфуран. — А может, и нет. Поверьте, чтобы взять власть сейчас, надо этой властью поделиться.

— Что вы задумали? — неприязненно покосился герцог.

— Тем, кого мы хотим задобрить, надо дать дополнительный стимул. Что если регент будет не один? Что если страной будет управлять, скажем, опекунский совет. Пусть он состоит из одиннадцати... Нет семнадцати влиятельных аристократов со всех провинций страны. Тогда никому не выгодно будет бунтовать. Ведь абсолютно все находятся у власти.

— Вы не понимаете, что предлагаете! Да вы представляете, во что превратится страна, если...

— Очень хорошо представляю. Поэтому опекунскому совету нужен лидер. Ведь не будешь же по каждому пустяковому вопросу собирать со всей страны семнадцать человек? Это будет слишком долго. Совет вполне может заседать раз в полгода или реже. В другое время Еглона будет наставлять глава опекунского совета, — Загфуран, будто невзначай, зашел за спину Тазрашу. — Главой же, несомненно, будете... вы, — он положил ладонь на плечо герцогу.

Тут же будто холодные иголки впились в сердце Тазраша. Сердце перестало биться, дыхание замерло, но он слышал слова мага, звучавшие над ним.

— Я очень доверяю вам, Тазраш. Очень. Я верю, что вы не предадите меня, потому что отныне мы связаны невидимыми нитями. И если что-то произойдет со мной — такая же участь постигнет и вас. Неважно погибну я от наемного убийцы или закончу свою жизнь в одиночной камере. Вы закончите жизнь точно так же, как я. Понимаете?

Герцог очень хотел кивнуть, но не смог пошевелиться. Когда маг убрал руку с его плеча, сердце вновь ожило, но билось с болью, так что Тазраш, охнув, схватился за грудь.

— Я рад, что вы понимаете.

Неизвестно откуда у Загфурана оказалось два бокала с вином. Он пригубил один, а второй подал герцогу.

— Вы что-то неважно выглядите. Бледны. Выпейте немного.

Герцог с усилием помотал головой. Он хотел сбежать из комнаты как можно дальше, чтобы избавиться от этого могущественного монстра.

— Вы можете идти, — Загфуран поставил бокалы на стол.

Тазраш поплелся к выходу. Уже в коридоре наваждение прошло, и он осознал, что его отпустили, как слугу, выполнившего поручение. Ярость охватила его, и герцог процедил сквозь зубы:

— Посмотрим. Мы еще посмотрим...

30 юльйо, Жанхот

Последние дни Илкер просыпалась в печали. Ялмари уехал пять дней назад. Они прощались в темном коридоре, ведущем к кладовкам — единственном месте, которое еще не наполнилось слугами. Он целовал ее и просил прощения. Говорил что-то о срочности, о важности дела и о том, что он должен вернуться через недельку, и тогда непременно познакомит ее с родителями, и они поженятся... Он много чего говорил. При воспоминании об этом прощании Илкер невольно краснела, а сердце начинало биться чаще. Неужели это происходит не во сне, и она действительно скоро выйдет замуж? И тогда ей не придется работать горничной, хотя она и так почти не работала, с тех пор как ее взяла принцесса. Но если она выйдет замуж, то будет заниматься семьей, как другие женщины. Как дочь графа она жить, конечно, не будет никогда, но хотя бы не хуже, чем жена главы цеха... Хотя тоже вряд ли. Жена главы цеха нанимает себе служанок, а ей придется стирать, готовить, убирать. Это не пугало, но она представляла себе, что скажет на это тетя. Она и так фыркает, когда видит племянницу. Фыркает, а затем куда-то в пустоту рассказывает, что одна умная девушка, вышла замуж за сына главы мясного цеха, не побрезговала и теперь купается в роскоши, носит дорогие платья, ездит на лучших скакунах — таких и в конюшне Полада не найдешь — на красивой карете, и еще... Расписывать она могла до бесконечности. Илкер приучила себя не спорить. Это три месяца назад она кричала, что после свадьбы зарежет сначала жениха, а потом себя, что она не вещь и не позволит, чтобы ее продавали, кому попало. Кричала она намеренно громко, чтобы услышали люди, пришедшие ее сватать, услышали и испугались. Она своей цели достигла. С тех пор, когда она приходила навещать брата, ее сторонились даже соседи — наверняка считали сумасшедшей. Это немного задевало, но, в конце концов, это стало небольшой платой за возможность самой выбирать судьбу. Работа горничной для дочери графа намного большее унижение. Но тетя так разозлилась на нее, что готова была выгнать из дома в одном платье. То, что нашлась работа, — большая удача. А теперь, когда она стала горничной принцессы, жизнь совсем успокоилась. К тому же Ялмари...

Илкер еще не рассказывала тете об этом знакомстве. Королевский лесник — это неплохая партия. Но тетя наверняка спросит, почему же для дочери графа зазорно было выйти замуж за ремесленника и не зазорно выйти замуж за лесника. Особенно если учесть, что первый намного богаче. О любви объяснять бесполезно. О том, что этот "мясной" сын мог рассуждать исключительно о способах рубки мяса и обмана покупателей, тоже не расскажешь. "Замуж выходят не для того чтобы разговаривать!" — воскликнет тетя. Вот разве у Ялмари внешность намного приятней. "Хотя тоже спорно, — Илкер рассмеялась. — Некоторым нравятся пузатые мужчины, а не стройные".

Она привела в порядок сначала себя, затем комнату. Немного поболтала с девушками, а чуть погодя отправилась в библиотеку. Каждый день она понемногу читала книгу Вселенной. Прочла почти половину, но сегодня машинально перелистывала священные страницы: после отъезда Ялмари она с трудом сосредотачивалась. К тому же ее занимал еще один важный вопрос.

При воспоминании о нем улыбка исчезла с лица девушки. Несколько дней она снова и снова восстанавливала в памяти болезненный сон и слова, услышанные в Пустом доме. Если и в том, и другом случае, она слышала Золотого Эрвина, то получается, она умрет, как и приснилось Ялмари... Умрет, после того как выйдет за него замуж. Где? Когда? Почему? Как хотелось бы узнать ответы на эти вопросы. От родов, как многие другие женщины? От неведомой болезни? От руки соперницы? Даже это предположение не казалось девушке невозможным. Ялмари прекрасный человек, может, другая любит его, и не хочет, чтобы он женился.

Но сильнее всего пугал храм. Существует ли что-то подобное на Гоште? Как узнать точно? В одном из бредовых видений она попала в темную комнату. На столе стояла свеча, а она листала огромную книгу и наткнулась на изображение храма, но не успела прочесть, что написано о нем. Что если это была подсказка?

Илкер с детства знала только один способ удовлетворить свое любопытство — книги. Отложив книгу Вселенной, она подошла к стеклянному шкафу, располагавшемуся справа от камина. Перечитывала золотистые буквы на корешках. Для читальной комнаты нового дворца отбирали богатые и красивые книги. Девушка не надеялась, что найдет здесь то, что хочет узнать — слишком мало тут книг. Другое дело библиотека, оставшаяся в старом замке. Она самая большая в Энгарне, а некоторым документам около трех тысяч лет...

Илкер уже просмотрела книги почти со всех полок, и хотела перейти ко второму шкафу, но потом вспомнила об одном фолианте и решила, что напрасно обошла его вниманием. Она открыла дверцу и аккуратно вытащила небольшой, ладони две в длину томик в темно-коричневой кожаной обложке с золотым тиснением. "Полный перечень книг и манускриптов королевской библиотеки". Илкер села за стол и перелистала страницы. Если бы она нашла здесь нужное название, можно было бы попросить у принцессы разрешения пойти в старый замок. Вернее, по словам принцессы, пойти она может куда угодно и без разрешения, но вот пустят ли ее в библиотеку?

Скоро она отыскала то, что наверняка помогло бы ей в изысканиях. Ей помогла бы книга "Древние храмы Гошты". Илкер посидела над нужной страницей. Как же ей попасть в старый замок, чтобы принцесса не сочла ее чересчур наглой? Девушка не успела ничего придумать, как дверь библиотеки отворилась. При виде принцессы Эолин она вскочила и вспыхнула так, будто делала что-то неприличное.

— Читаешь? — Эолин окинула взглядом небольшой стол, где лежали сразу две открытые книги. — Вижу, эта библиотека тебе маловата. Сегодня будешь сопровождать меня в старый замок. Поможешь мне. Может быть, найдешь для себя что-нибудь интересное.

Илкер присела в почтительном реверансе, благодаря Эль-Элиона за такую невероятную удачу.

Не прошло и четверти часа, как она ехала с принцессой в карете. Лошади неспешно стучали копытами по мостовой. С обеих сторон ехали "волки" Полада — дворцовые стражи, призванные охранять будущую королеву. Эолин болтала без умолку, Илкер почтительно слушала. Оказывается, лорд Нево уехал куда-то по государственным делам. Ялмари — "Королевский лесник", — произнесла принцесса со значением — сопровождал его в этой поездке. Но почти месяц назад она начала переводить с лордом один манускрипт, написанный древними рунами.

— Ты случайно не знаешь этот язык? — принцесса подала потрепанный листок и пристально посмотрела на горничную.

— Нет, госпожа, — удивилась девушка, возвращая манускрипт.

— Я на всякий случай спросила, — Эолин чуть отодвинула бордовую занавеску из тисненого бархата и мельком посмотрела в окно. — Мало ли... Так вот... Целый месяц мы переводили эту рукопись, и получилась у нас какая-то ерунда. То какое-нибудь осмысленное предложение, вроде "Я мог видеть только пески, пески и пески", то какая-нибудь чушь, вроде "Я шел по пустыне, которая никогда не рожала".

— Может быть, имеется в виду "бесплодная пустыня"? — робко предположила Илкер.

Принцесса несколько мгновений смотрела на нее, а потом хмыкнула.

— А что... Я шел по бесплодной пустыне... Очень может быть. Но дело в том, что там дальше про какие-то цветущие сады и журчащую воду. Вроде бы и не подходит. А вот по поводу этой фразы, что ты скажешь? "Позади меня ждал гроб, а впереди маячил призрак, возрождающий к жизни". Если бы было сказано: позади гроб и впереди призрак, тогда еще понятно. Что-то вроде: куда ни пойду — везде смерть. Но призрак, возрождающий к жизни — это выше моего понимания. Может, у них какие-то легенды были? О мертвецах, которые могли воскрешать. Ты о таком не слышала?

Илкер задумалась. Принцесса действительно искала помощи, но как девушка ни старалась, расшифровать странное предложение не смогла. Эолин, однако, не сильно огорчилась.

— Ладно, может, какой-нибудь учебник отыщем в старой библиотеке. Тогда дело пойдет быстрее, — заключила она и до замка рассказывала уже исключительно о лорде Нево. Говорила она как бы невзначай, но при этом Илкер замечала ее быстрый изучающий взгляд. "Неужели она знает о наших отношениях с Ялмари?" — девушка покраснела и порадовалась, что в полумраке кареты принцесса вряд ли это заметит. Конечно, Илкер нечего было стыдиться, но при мысли, что Ялмари докладывает Поладу о предполагаемой невесте, а Полад затем делится этими донесениями с королевой и ее детьми, становилось неуютно.

После того как королевская семья поселилась в новом дворце, старый королевский замок отдали школе священников. Ворота открыл служка из черных монахов, Илкер слышала, как убегает вглубь темных коридоров нарастающий топот чьих-то ног. Принцесса приехала без предупреждения, и теперь срочно разыскивали Высокого священника, отвечающего за самую большую церковь в столице и за школу, в которой обучаются богатые наследники. Для того чтобы поступить в школу священников происхождение значения не имело, главное, чтобы родители могли оплачивать обучение. В Энгарне только в школах при храмах можно было получить образование. Для неимущих существовали бесплатные школы черных священников. Но там держали лишь умных и трудолюбивых. Существовал еще орден странствующих священников. Но они редко брали себе учеников, да и стремились попасть к ним немногие.

Замок встретил влажным холодным воздухом темных коридоров. Даже факелы на стенах не улучшали впечатление. Пожилой священник в длинной голубой одежде, расшитой золотом по подолу и краю широких рукавов спешил навстречу принцессе, тяжело дыша и переваливаясь с бока на бок, будто хромал на обе ноги. Медальон с сапфиром, показывающий, что покровителем Высокого священника является святой Юлай, раскачивался из стороны в сторону. Эолин ожидала его, нетерпеливо постукивая ножкой. Охрана расположилась вокруг нее, стараясь и здесь защитить со всех сторон.

— Ваше высочество! — воскликнул Высокий священник в притворном радушии и пригладил коричневую с проседью бороду. — Какой неожиданный визит. Вы наконец посетили нашу школу, — он опасливо поглядывал за ворота, которые еще не успели закрыть за спиной принцессы.

На языке у священника крутился вопрос, одна ли принцесса прибыла или ее сопровождает Полад. Эолин тоже догадалась, что означало его беспокойство, и со сдержанным достоинством поприветствовала старика.

— Добрый день, отец Мадиан. Напрасно вы так взволновались. Я не хотела отрывать вас от дел, — пожалуй, только Илкер, которая изучила Эолин, могла увидеть иронию в ее словах. Горничная заметила, как еле заметно дрогнул уголок губы, когда она произнесла эти слова и с удивлением заметила, что принцесса переняла у Полада привычку так улыбаться. — Я приехала одна. Мне всего лишь хотелось воспользоваться вашей библиотекой. Вы же знаете, что во дворце книг почти нет.

Отец Мадиан тут же приосанился, узнав, что телохранитель королевы не появится, он счел необходимым поставить молодую девушку на место: ирония принцессы не осталась незамеченной.

— Библиотекой? Да-да, конечно, — пробубнил он чуть высокомерно. Принцессу он не воспринимал всерьез, что было понятно: слишком молода, слишком взбалмошна. Но с другой стороны, кто знает, может, еще лет шесть, и она станет королевой... — Ее величество королева позволила вам?.. Хотя неважно. Библиотека... — он оглянулся, ища кого-то, потом махнул и вперед выступил белобрысый парень в темно-коричневом, как у студентов балахоне. — Познакомьтесь, наш самый талантливый студент... — Он поможет...

— А что библиотекаря у вас нет? — капризно поинтересовалась Эолин. Священник смерил девушку таким взглядом, что принцесса будто поперхнулась. Тон сменился на просительный. — Отец Мадиан, у меня серьезное исследование. Я перевожу древнюю рукопись, и мне хотелось бы найти человека, который бы легко мог найти необходимую мне книгу.

— Да-да, конечно, — точно так же повторил Мадиан. Повернулся к парню. — Проводи ее высочество к мастеру Ознию. Ваше высочество... — он повернулся к принцессе с явным намерением произнести какое-нибудь нравоучение о непочтительности, но Эолин тут же разгадала это намерение. Не давая священнику говорить, она затараторила:

— Отец Мадиан, я так увлечена этой рукописью, что сама не своя. Меня мама сегодня отчитала, что я с ней невежливо разговаривала. Но вот эта рукопись — она потрясла манускриптом. — Это настоящий кладезь нравственности. Когда я переведу ее, то она станет наставлением для всех юношей и девиц Энгарна. Для меня в первую очередь.

Старик поджал губы. Илкер подумала, что Эолин переигрывает, но формально придраться было не к чему, и, сухо попрощавшись, отец Мадиан удалился. Эолин последовала за студентом, который показывал дорогу в библиотеку. За ней направилась горничная и охрана. Не заботясь о том, что ее услышат, принцесса ворчала себе под нос.

— Не хватало еще, чтобы он маме нажаловался. И так отчитывает каждый день. И вообще как у него совести хватает носить амулет святого Юлая? Ведь он погодой должен управлять, а дождя уже месяц нет. Тучи один раз показались и все. От жары умираем...

Илкер по привычке спрятала улыбку, хотя никто не видел ее лица — охрана следовала позади и чуть впереди, рядом с парнем. Эолин торопила его, шагая чуть быстрее, так что ее платье задевало его ноги.

Недолгое путешествие по прохладным и в летнюю жару коридорам, спуск по лестнице, и вот студент распахнул перед Эолин деревянные двери, ведущие в библиотеку. Они шагнули за ним и очутились почти в полной темноте.

— Мастер Озний! — закричал студент.

Илкер вздрогнула: голос прозвучал резко и неуместно в подвале библиотеки.

Библиотекарь услышал, что кто-то вошел: в темноте раздалось шарканье. Вскоре они увидели пятно света. А еще через миг появился скрюченный старик с длинными седыми волосами. Свет масляной лампы, которую он держал, выхватывал из тьмы лицо да живот. Он носил такой же балахон, как и другие, но серого цвета.

— Добрый день, — пробормотал он, оглядывая толпу. Он узнал принцессу, но не торопился рассыпаться в любезностях. — Что угодно, господа? — поинтересовался он, обращаясь, прежде всего к сопровождающему.

— Ее высочеству потребовались какие-то книги. Отец Мадиан просил вас помочь ей.

— Прекрасно, — кивнул он так старательно, что казалось, у него сейчас переломится шея. — Тогда попрошу стражу подождать снаружи, — он выразительно посмотрел на "волков". — В библиотеке ее высочеству ничего не угрожает, а вот вы угрожаете книгам.

Охрана не шевельнулась, ожидая указаний Эолин. Она всматривалась в мастера, не торопясь приветствовать его и исполнять указания. Потом, кажется, решила, что отношения с библиотекарем лучше не портить.

— Добрый день, мастер Озний, — вежливо произнесла она. — Со мной побудет горничная, — поставила она условие и небрежным жестом отпустила остальных.

"Волки" вышли, и замерли неподвижно в коридоре, оставив библиотеку открытой. Спустя время в библиотеке воцарилась тишина.

— Прошу за мной, ваше высочество, — старик пошел вперед, чтобы его лампа освещала путь принцессе.

Глаза Илкер привыкли к темноте, и она разглядела огромные шкафы, заполненные книгами. "Не так уж много и разграбили захватчики, — определила она. — А может, уже и вернули все, — размышляла она. — А может, забрали самое ценное, а оставили то, что никому не нужно..."

— Почему здесь нет окон? — поинтересовалась Эолин, следуя за мастером к небольшому столу, скрытому за одним из шкафов. Тут посветлело — в стенах слева и справа оказались камины, в них тлели угли, которые изредка облизывали язычки огня.

— Свет, влажность мешают книгам храниться, — объяснил старик, при каждом слове кивая. — Я поддерживаю лучшие условия для хранения манускриптов. Поэтому и окон не открываем, и посетителей много не пускаем. Присаживайтесь, — он указал на единственный грубо сколоченный стул. Подождав, когда Эолин устроится, он склонился над ней, напомнив Илкер балдахин над кроватью принцессы: седые волосы грозили совсем скрыть Эолин из виду. Принцесса чуть отстранилась.

— Вот, — она подала библиотекарю манускрипт. — Посмотрите, пожалуйста. Есть какие-нибудь книги, которые помогут это перевести.

Озний поставил лампу на стол и, держа документ ближе к свету, взглянул на тонкую вязь рун.

— Несколько дней я шел по бесплодной пустыне, — быстро забормотал он себе под нос. — Повсюду, где я мог видеть, были только пески, пески и пески. Даже сухая трава, встречавшаяся раньше, исчезла. Воды сохранилось немного. Я берег ее как мог. Но скоро стало понятно...

— Мастер Озний! — возмущенно воскликнул принцесса, сообразив, что он читает документ, который она с таким трудом переводила. — Я ведь просила вас дать мне книги, которые помогут самостоятельно перевести это, а не прочитать самому!

— Простите, ваше высочество, — в голосе Озния послышалось искреннее раскаяние. — Одну минуточку, сейчас я найду то, что вам нужно, — он скрылся в дальнем конце библиотеки.

— Кто бы мог подумать, — возмущалась Эолин. — Мы месяц сидели над этим листком, а он взял и прочитал! — от обиды она кусала губы.

Илкер старалась не рассмеяться. Вновь послышались шаркающие шаги, Озний вернулся с четырьмя книгами, одна больше другой.

— Вот, ваше высочество, — он опустил книги перед девушкой. — Это все, что вам понадобится, для того чтобы перевести манускрипт. — Он перекладывал книги, объясняя, что к чему. — Это словарь, это учебник по грамматике языка древних, это подробный разбор переводов с примерами. Ну, а это, — он ткнул пальцем в последнюю, — сами переводы. Кстати, где вы достали эту древность? — Озний вгляделся в бумагу, принесенную принцессой.

— Полад дал, — Эолин небрежно рассматривала лежащие перед ней книги.

— Очень интересная рукопись. Я читал ее в переводе и в списках. Считалось, что это выдуманная история, каких немало создавали для развлечения королей. Но это... — Озний еще раз склонился над пожелтевшим листком. — Такая бумага, чернила... Мне конечно, надо сделать подробный анализ, но такое ощущение, что это подлинник. А если это так, то рукопись написали гораздо раньше, чем мы предполагали. Тогда, когда еще не принято было выдумывать приключения... Очень интересно. Может, у господина Полада есть еще что-нибудь подобное?

— Не знаю. Спросите у него, — повела плечом Эолин. Ее сейчас беспокоило другое. — Можно это забрать? — потрогала она томики, лежащие на столе.

Озний смутился, опустил голову так низко, что казалось, сейчас поцелует грудь.

— Дело в том, что книги очень древние, от перемены места и обилия света они могут испортиться, — мягко начал мастер, но, увидев недовольство принцессы, торопливо завершил. — Но если господин Полад даст распоряжение, тогда конечно...

— Вот уж не знала, что сюда надо приходить с разрешением Полада, — возмутилась Эолин.

— Сегодня почитайте книги здесь, — попросил ее старик. — А в следующий раз заберёте... Если господин Полад даст указания.

— Конечно, даст, — принцесса нетерпеливо потянула к себе словарь. Открыла, склонилась над страницами.

Илкер заметила, как удивился старик, когда Эолин стала читать книгу. Чему-то обрадовалась, вернулась к манускрипту. Нахмурила брови, перелистала словарь. Потом, вспомнив об Илкер, подняла голову.

— Распорядитесь, чтобы сюда принесли еще два стула, — обратилась она к мастеру.

— Да-да, — он исчез за шкафами. Озний явно разочаровался: он надеялся, что перспектива провести весь день в темном библиотечном зале напугает избалованную аристократку и она уйдет восвояси. Но принцесса, кажется, намеревалась просидеть долго. Вскоре появилось еще два стула, и Илкер смогла сесть.

— Почитай пока что-нибудь, — на миг отвлеклась принцесса. — Попроси другую книгу, какая тебе интересна.

Илкер не пришлось уговаривать. Она тут же повернулась к мастеру Ознию.

— Скажите, а книга о древних храмах Гошты сохранилась?

Мастер явно недоумевал. Он никак не ожидал, что две молодые девушки могут интересоваться такими серьезными вещами. Что-то бормоча под нос, он исчез. Илкер казалось, что он сейчас ворчит про себя: "Вам замуж надо, а они книги читают. Вот в мое время..." На этот раз мастер отсутствовал довольно долго.

— Интересуешься древними храмами? — спросила принцесса, не отрывая взгляда от словаря.

— Нет... — Илкер замолчала. Объяснять было долго, да и не все смогут понять ее интерес. Наконец, она подобрала слова. — Я услышала кое-что интересное и хотела проверить, действительно существует такой храм или нет.

Эолин не ответила на это.

Из глубины зала раздавалось кряхтение старого библиотекаря.

— Не могли бы вы помочь мне?

Илкер направилась на голос. Старик стоял на высокой лестнице и держал огромную книгу, не меньше четырех ладоней в длину и ширину. Несмотря на небольшую толщину — примерно в половину ладони — библиотекарь с трудом удерживал фолиант. Медленно он опустил его в протянутые руки Илкер, и девушка охнула, почувствовав его тяжесть. Она возвратилась к столу, осторожно положила книгу на свободное место и села рядом. Эолин задержала удивленный взгляд на этой громадине и тут же вновь углубилась в перевод. Подошел Озний.

— Может, подскажете, что вас интересует? — склонился он над Илкер точно так же, как до этого над принцессой.

— Ничего особенного, — пожала плечами девушка. — Здесь есть рисунки, я хотела посмотреть.

Озний облегченно вздохнул.

Илкер бережно листала огромные страницы. Рисунков оказалось очень много — больших, красочных. Храмы покоряли великолепием. На Гоште множество чудес, жаль, что некоторые из них исчезли, но и те, что сохранились, она никогда не увидит, потому что навсегда прикована к одному городу Энгарна...

Сначала она рассматривала рисунки, стараясь запомнить каждую деталь прекрасных сооружений. Но с такой скоростью она не успела бы проверить свои догадки. Кто знает, захочет ли принцесса провести еще один летний день в мрачной библиотеке. А если Полад разрешит взять книги, то вовсе необязательно книгу позволят забрать и ей. Илкер стала листать быстрее, обращая внимание на одну важную деталь: крышу странного храма, что она увидела в бреду, украшал каменный дракон. Он словно прикрывал стены храма огромными крыльями, а уродливая морда, казалось, следила за каждым, кто входил туда.

Перелистав все до конца, Илкер почувствовала облегчение. Она все выдумала. Это был болезненный сон и ничего больше. Она не должна умереть в страшном храме. Девушка посидела, подперев щеку кулачком. Начала еще раз пересматривать картинки, но уже не спеша. Все равно принцесса увлеклась переводом и теперь уже по очереди смотрит во все четыре книги.

Илкер вновь восторгалась архитектурой древних городов. Раньше люди строили намного красивей. Может, у них было больше свободного времени, больше денег или... рабов. А может быть, тогда у них была магия?

В книге нарисовали не только храмы. Если город заслуживал, художник рисовал и его улицы, великолепные дворцы и дома обычных горожан. Перевернув еще одну страницу, Илкер остановилась. Дома показались странно знакомыми. Ярко-желтый цвет их стен согревал. Окна большие и кажутся темными на их фоне: будто не окна, а провалы, но это нисколько не портило здания. Удивляло украшение стен: изящная лепнина, изображающая, то диковинные растения, то необычных зверей, то целые сцены из жизни леса. Каждый дом смело можно было считать произведением искусства. Улицы широкие — два экипажа свободно разъедутся. Сердце Илкер замерло, а потом начало биться быстрее. Разве не этот город приснился ей? Только дома были не такими яркими, как будто за долгие годы цвет поблек. Она торопливо перелистнула вперед, чтобы посмотреть, какой же храм в этом городе. Но на следующей странице уже были другие рисунки. Вернулась назад, с облегчением выдохнула. Храм в этом городе не тот: нет никакого дракона на крыше. Она уже собралась закрыть книгу, но что-то заставило ее вглядеться в рисунок с огромным зданием темно-синего камня. И тут же она похолодела от страха.

Принцесса оторвалась от книги, услышав испуганный возглас.

— Что с тобой? — спросила удивленно. — Тебе плохо? Продолжим завтра?

— Нет-нет, — возразила девушка. — Все хорошо.

Лин углубилась в перевод, а Илкер, торопливо перескакивая с места на место, прочитала то, что написано о таинственном городе: боялась, что принцесса велит уходить, а она так и не узнает, что хотела. Потом, убедившись, что успевает, перечитала страницу уже внимательней.

...Согласно легенде, оммофы начали строить Хор-Агидгад в 1054 году от сотворения Гошты. Первый царь оммофов, по имени Уц построил крепость в долине Заред, чтобы полностью контролировать реку. Строительство длилось 10 лет. Уц наложил дань на подвластные земли: они доставляли камень и рабочих. Семьи, отдававшие на строительство сыновей, освобождались от налогов. Хотя в случае гибели или травмы рабочего, это правило отменялось. Когда строительство окончили, крепость высилась и на правом, и на левом берегу реки. Этому способствовало то, что река здесь сужалась до двух лавгов, так что любой корабль легко обстреливали с берега. Рядом с крепостью осели не только воины, служившие Уцу, но и рабочие. Некоторые из них перевезли сюда семьи, считая, что тут им уже не угрожают набеги других племен. Крепость расширялась, в последующее годы ее неоднократно перестраивали. В 2138 году ученый-путешественник Додов, посетивший Хор-Агидгад, засвидетельствовал, что от первоначальной крепости не осталось ничего, кроме двух громадных камней с памятной надписью о том, что Уц заложил эту крепость. Город уже давно перестал грабить проходящие по реке суда. Напротив он стал центром искусств и наук. На его территории находилось три университета. Количество школ не поддавалось учету. Теперь любая постройка и изменение городского здания проходила не иначе, как под контролем городского совета: здания располагались не ближе десяти лавгов от храма Судьбы и имели определенную архитектуру, гармонично подготавливающую к встрече с главной достопримечательностью города. Тот же Додов утверждал, что справедливо мнение, будто любая улица Хор-Агидгада ведет к храму Судьбы, что имеет символическое значение, ибо от судьбы не уйти. Храм Судьбы, в отличие от других городских зданий, производил впечатление мрачное, даже устрашающее. Однако Додов утверждает, что не видел, чтобы это остановило хотя бы одного человека. Удивительно, что летописи, так подробно описывающие создание города, молчат о храме Судьбы. Упоминается лишь, что Храм этот создал Золотой Эрвин. Могущественный маг сотворил место, где каждый желающий мог изменить свою судьбу к лучшему. Золотой Эрвин поставил одно условие: каждый, кто приходит, должен что-то оставить в храме. И чем больше будет дар, тем больше он получит взамен. Додов сетовал, что в его посещение городские старейшины не разрешали посещать храм всем желающим, но установили за это немалую плату. В результате внутрь попадали только богатые люди, которые часто прибывали издалека и затем уезжали, так что не было никакой возможности узнать, действительно ли Храм имел столь чудодейственные способности или же это уловка оммофов, чтобы обирать иноплеменников...

Илкер уже хотела переписать эти страницы, чтобы вернуться к ним у себя в комнате, но у принцессы закончилось терпение, и она сообщила, что пора отправляться домой.

Обратную дорогу Илкер обдумывала то, что прочитала. Принцесса, что-то рассказывала, но, увидев рассеянный взгляд собеседницы, недовольно поджала губы и умолкла. Перед глазами Илкер все еще стояли ярко-желтые дома, огромная площадь перед храмом, величественное темно-синее здание.

То, что она узнала, тревожило. Золотой Эрвин, храм Судьбы... Кажется, все сходится. Но почему тогда на крыше нет каменного дракона? И почему никогда в жизни она не слышала о народе оммоф и городе Хор-Агидгаде? Вообще ни одного географического названия, которое было бы знакомо, не упоминалось. Либо этот город расположен очень далеко, возможно, на другом материке, либо он давно исчез. И то и другое объяснение не устраивало, хотя против второго Илкер имела и еще один аргумент. Как в книге, написанной современным энгарнским языком, могли писать о таких древностях? О событиях, которые произошли три-четыре тысячи лет назад. Это ведь не рунический язык... Может, не стоит доверять подобным записям?

Илкер долго размышляла и решила, что, если принцесса еще раз возьмет ее в библиотеку, она непременно посоветуется с магистром Ознием. Вдруг он что-то слышал об этом городе?

30 юльйо, замок графа Зулькада

Мирела сообщила Дауту о том, что желает устроить охоту, в тот же день, когда впервые выехала на прогулку. Граф с азартом ухватился за эту идею. Он тоже устал быть тюремщиком в захолустье. Но затея встретила неожиданные препятствия. После смерти графа Зулькада в замке все пришло в упадок. Графиня, посвятившая себя заботам о сыне, не имела ни псарни, ни ловчего, ни следопытов. Потому и охотничий домик давно забросили: никто не охотился и не устраивал пикники на свежем воздухе. Молодой наследник уехал в столицу, так что и он не заботился изменить что-то в этом отношении. За необходимым Даут отправился в соседний замок. Граф Керлин с удовольствием согласился присоединиться к охоте в соседних угодьях, которые давно уже никто не трогал. Чтобы принцесса окрепла и не смогла испортить удовольствие своей болезнью, охоту отложили на четыре дня.

В назначенный день Мирела проснулась рано. В узкую щель окна пробивался сумеречный свет — солнце пробиралось сюда ближе к закату, но окно все равно притягивало взгляд. Свет, даже такой слабенький, — это надежда. Так не бывает, чтобы всегда было темно. Отец Иавин твердил бывало: иногда тучи закрывают солнце, но это не значит, что оно погасло. Надо набраться терпения и ждать. И она ждала. Видит Бог, она ждала очень долго. Но оказалось, что может быть и по-другому: чем дальше, тем темнее, суровей будет обходиться жизнь, не оставляя ни малейшего шанса на счастье.

Однажды ее посетила мысль, что, возможно, для каждого человека отмеряно равное количество счастья и несчастья. Кто-то получается его каждый день понемногу, на кого-то беды обрушиваются горным оползнем, чтобы потом водопадом наградить милостями небес... У нее наоборот: свою долю счастья она получила в детстве. Пока ее не заточили в этот замок, она была любимой дочерью королевской семьи, обласканной, осыпанной подарками, вниманием. Женихов у нее было много: отец только успевал заключать помолвки с соседними государствами, а через какое-то время расторгать их. О замужестве она тогда, конечно, думала меньше всего.

Мирела вспомнила некоторых кавалеров. Огромный для четырнадцати лет, белобрысый Гулбранд, которого его соотечественники звали не иначе как Гулл, показался шестилетней Миреле шумным дикарем. Она его побаивалась, но на приемах держала себя в руках: вела себя спокойно и величественно. Гулл много пил и постоянно смотрел в сторону фрейлин короля, иногда обращая внимание и на "невесту", и тогда девочка слышала одну и ту же фразу:

— Приезжай к нам на Гучин в Шумаф, я тебе лису подарю!

Малышка с достоинством расправляла плечи. Она знала, что лисы есть и в Кашшафе. Ловчий недавно целый выводок лисят приносил. Она всячески старалась показать, что смела и независима, но после этой встречи Гулл частенько снился ей в кошмарах.

Уже через год отец захотел помириться с Энгарном, и она сидела в тронном зале рядом с темноволосым Ллойдом, напоминавшим загнанного в угол волчонка. Мирела пыталась его успокоить и поцеловала в щеку, но мальчишке это не понравилось. Он с такой силой оттолкнул ее, что девочка упала со стула. Говорят, сейчас принц совсем сошел с ума, и она нисколько этому не удивлялась. Кто выдержит жизнь рядом с Поладом? Телохранитель держал страну железной рукой, даже великий король Манчелу, ее отец, о таком мог только мечтать.

Позже была помолвка с сыном императора островного государства Бакане. Ясу отличался утонченностью и невозмутимостью. Он даже меч выхватывал без лишних эмоций и чуть не убил одного графа — Ясу померещилось, что над ним насмехаются. Но Мирелу происшедшее скорее позабавило. Она не успела испугаться, поскольку заокеанский принц не выкрикивал оскорблений, как это делали кашшафские аристократы.

Женихи менялись, но королева Езета то и дело повторяла дочери, что нет лучшей доли, чем выйти замуж за наследника Лейна, Айдамиркана. Это самая достойная династия на Гоште. Девочкой она засыпала, посмотрев на портрет очаровательного ребенка, чьи синие глаза вселяли мир и радость...

Когда Мирелу сослали в замок Зулькада, ей объяснили, что о замужестве она может не мечтать до тех пор, пока не отречется от матери и титула принцессы. Она и не мечтала, сохраняя надежду на то, что однажды король одумается и все станет как прежде. Но теперь и эта надежда растаяла. Если побег удастся, ее жизнь вряд ли станет намного лучше. Айдамиркан не захочет жениться на нищей принцессе — это было бы слишком похоже на сказку. Скорее всего, придется точно так же жить в отдаленном замке, изредка посещая празднества короля Лейна. Возможно, на ней захочет жениться какой-нибудь граф. Возможно, ей повезет, и он не будет слишком уродлив. Но к этому ли она стремилась? Не проведет ли она остаток дней в тоске по родине рядом с чужим мужчиной? Может, лучше умереть здесь, исполнив предназначение, как написала мама перед смертью? Отец Иавин тоже полагает, что для этого она родилась.

Мирела посмотрела на смутно блестевший над изголовьем кровати золотой элий. Он считался сильным охранным знаком. В дни святых праздников мужчины носили браслет с элием на правой руке, женщины прикалывали брошь со знаком к платью. У Мирелы и Езеты были специальные платья для посещения церкви — элий на них вышили на лифе... Сегодня, глядя на элий, принцесса разговаривала с Богом, оставив заученные молитвы. Так, как она разговаривала бы с отцом:

"Где сила Твоя, обещанная невиновным? Где защита Твоя? Мою мать убили, и я чуть не умерла. Хотят казнить графиню Бернт. Почему нечестивые торжествуют, а праведники страдают? Мне так хочется увидеть Твое могущество! Я не хочу никуда уезжать, я хочу жить в Кашшафе и видеть, что Ты можешь творить чудеса, что Ты еще правишь на этой земле. Моя вера слабеет, неужели Тебе нет дела до меня?"

Принцесса зажмурилась от собственной смелости. Никогда еще она не молилась так, поэтому почувствовала укол совести. Если уж она хочет получить ответ от Эль-Элиона, надо идти в часовню. Мирела села на постели и позвала Векиру. Девушка спала на узкой кровати в стене в этой же комнате. Услышав зов госпожи, она вскочила и прямо в рубашке подбежала к принцессе.

— Что случилось? — спросила она, сонно потягиваясь и косясь на окно, в котором лишь чуть посерело небо.

— Даут собирался отправиться на охоту рано утром. Мне надо быть готовой.

— Ваше высочество, так вы хотите сегодня... Но ведь за вами следят всегда. И сегодня он к вам приставит кого-нибудь, чтобы ни на шаг не отходили.

— Поэтому на охоту не поеду. Я не очень хорошо себя чувствую, чтобы полдня провести в седле. Дауту надо передать, что я еще нездорова, пусть он охотится без меня. Я буду в часовне.

— Конечно! — обрадовалась Векира. — А оттуда тайный ход ведет почти к охотничьему домику. Помните, граф Бернт говорил?

Мирела удивленно замерла. Она забыла о словах Рекема перед отъездом. Может, это Эль-Элион дал ей мысль не поехать на охоту и молиться в часовне, чтобы напомнить о прекрасной возможности побега?

— Я совсем забыла, — произнесла она. — Одевайся, а потом помоги мне.

— Да-да, я сейчас, — Векира подошла к камину, зажгла от него лучину, а ею — несколько свечей.

В комнате посветлело. Зевая и потягиваясь, девушка надела платье, затем подошла к принцессе.

— Мне собирать вещи в дорогу? — спросила шепотом.

— Да, — поколебавшись, позволила Мирела. — Только немного, чтобы не тяжело было идти. Сделай сверток, который можно, не привлекая внимания, отнести в часовню.

— Хорошо, госпожа.

Векира помогла принцессе одеться. Пока горничная собирала вещи, Мирела смотрела в окно, за которым с каждым мгновением становилось светлей. Неужели ее страдания заканчиваются? Нет, она примет окончательное решение после молитвы. За окном раздался скрип ворот, ржание лошадей, лай собак. За этим шумом Мирела не слышала голосов людей.

Вскоре Даут постучал. Ему позволили войти. Он лучился доброжелательностью.

— Рад, что вы уже готовы. Граф Керлин со сворой и ловчими уже здесь. Следопыты выследили нескольких оленей, охота должна быть удачной. Ждем вас во дворе.

Он даже не называл ее ни разу "леди Шедеур", чтобы не портить день ссорой.

— Прошу прощения, граф, — Мирела говорила безжизненно, будто вот-вот упадет в обморок. — Я попросила вас устроить охоту, но боюсь, не могу поехать с вами. Я несколько переоценила свои силы.

Даут нахмурился, но тут же повеселел.

— Как скажете. Набирайтесь сил. Когда вы окрепнете, мы устроим охоту еще раз, — он вышел.

Граф явно радовался, что можно будет охотиться, не заботясь об охране ее высочества.

Когда шум во дворе стих, Мирела и Векира переглянулись:

— Идем! — скомандовала принцесса.

Векира взяла небольшой сверток и подсвечник. Плащи не взяли, иначе их могли бы заподозрить. Вдвоем они вышли из комнаты и столкнулись с графиней Зулькад.

— Доброе утро, леди Шедеур.

— Я принцесса! — утренний ритуал обмена колкостями проходил как обычно, и Миреле не верилось, что, возможно, уже завтра она будет плыть на корабле в страну, которую знала по рассказам матери.

— Вы куда-то собрались? — пытливо прищурилась графиня. Она опустила оскорбительный титул, чтобы не выслушивать гневную отповедь.

— В часовню. Я хочу увидеть путь, который приготовил мне Эль-Элион и с достоинством пройти его.

— Достойное времяпровождение, — в словах не прозвучало иронии. — Но мне казалось, вы больны.

— Я плохо себя чувствую, чтобы участвовать в бешеной скачке на лошади, но не для встречи с Богом.

— Хорошо, — в голосе графини Зулькад послышалось уважение, — я распоряжусь, чтобы вам никто не мешал.

— Благодарю, — принцесса пошла дальше по галерее, но вновь остановилась. — Я буду молиться и о вас, — произнесла она доброжелательно.

Графиня кивнула.

Когда Мирела в сопровождении Векиры поднялась в часовню, у нее закружилась голова. Даже если захочет — не убежит, она еще слишком слаба для этого.

Векира прошла в темный круглый зал и зажгла факелы у выхода и у алтаря. Мирела встала на колени. Еще через миг легла лицом вниз. Ей стало стыдно за малодушные слова, произнесенные утром. Эль-Элион велик. Если она родилась для того, чтобы в страданиях прославить Его, кто она такая, чтобы спорить с Богом? В конце концов, их жизнь на Гоште — краткий миг, в который они должны приготовиться к встрече с Творцом. Она живет в мире мужчин, мире, где женщина значит так мало, хотя она и рождена принцессой. Но Эль-Элион Бог женщин тоже, не только мужчин. Он дал власть Миреле. Власть сопротивляться слабодушию и умереть достойно. Эта власть поможет другим заблудшим увидеть свет истины...

...Часы в единении с Богом летели незаметно. Мирела очнулась, когда услышала покашливание горничной.

— Ваше высочество, — виновато залепетала девушка. — Нельзя нам ждать. Кто знает, что Даут задумал, да и графине я не доверяю... Надо идти. Вы помните, что надо нажать, чтобы ход открылся? Мне кажется, граф Бернт что-то упоминал об алтаре.

— Я никуда не пойду, Векира, — отрезала принцесса.

— Как же так, госпожа? — горничная чуть не плакала. — Ведь не знаем, что завтра будет...

— Это не имеет значения, — Мирела хотела сказать еще что-то, но испуганно замолчала. Одна из плит на алтаре зашевелилась. Векира вскрикнула и заслонила собой принцессу.

— Уходим, — принцесса старалась не поддаваться страху, но голос ее дрожал.

Они поторопились к выходу, но знакомый голос задержал их:

— Ваше высочество, не уходите! — Мирела удивленно обернулась. — Ваше высочество... — повторили с возвышения. — Следуйте за мной. Я провожу вас... Дорога каждая минута.

— Кто вы? Почему такая спешка?

Бородатый мужик в добротной длинной вестине, закрывающей сапоги, шагнул ближе, снял черный берет.

— Кто я? Извините, так переживаю о вас, что не поздоровался должным образом. Я...

— Рекем? — потрясенно спросила девушка, вглядываясь в исхудавшее лицо. Тут же поправилась. — Граф Берн, как это возможно? Вас разыскивают по всей стране, вы рискуете...

— Ваше высочество, вы рискуете не меньше. Пожалуйста, давайте поговорим позже.

— Нет, постойте. Что-то случилось? Почему вы так волнуетесь?

— Я очень надеялся, что вы сбежите сегодня. Слышал об охоте, которую затевает Даут, но когда увидел, что вас нет с ними, пробрался в замок... В письме я пообещал, что буду ждать вас две недели, но... этого времени нет. Недавно стали проверять лейнских купцов. И купеческие корабли, и обозы. Кажется, кто-то нас предал, и король знает о готовящемся побеге. Граф Щиллем — он отвечает за все — страшно нервничает. Наверно, он подозревает, что предатель — я. В общем, если вы не сбежите сегодня — завтра будет поздно, мы отправимся в обратный путь.

— Рекем... — она вновь одернула себя. — Граф Бернт. Я не могу ехать с вами.

— Ваше высочество! — граф шагнул ближе. Казалось, он хочет поднять ее на руки и унести, невзирая на сопротивление.

Он воскликнул с таким отчаянием, что Мирела горестно вздохнула:

— Простите меня, граф. Вы подвергали себя опасности, чтобы спасти меня... Но сейчас я как никогда чувствую, что не имею права уезжать. Я остаюсь на родине.

— Ваше высочество... Ваша жизнь принадлежит не только вам. Вы нужны стране живой!

— Моя жизнь принадлежит в первую очередь Эль-Элиону. Я знаю, Он руководит всем. Я нужна Ему здесь, иначе бы я вообще не родилась. Если вы еще почитаете меня как свою принцессу, уезжайте из Кашшафы немедленно и никогда сюда не возвращайтесь. Я сделаю то, что должна сделать. А вы исполните свой долг. Если когда-нибудь, вам удастся вернуться на родину... — она закусила губу. — Впрочем, это неважно. Молитесь обо мне... — она тревожно оглянулась. — Слышите? Кто-то идет сюда. Уходите немедленно!

Рекем задержался еще немного. И лишь когда кто-то требовательно постучал, взбежал на алтарь и исчез в проеме.

— Ваше высочество! — злой голос Даута заставил принцессу вздрогнуть. Она благодарно посмотрела на Векиру, догадавшуюся закрыться на засов. — Ломайте дверь! — скомандовал Даут.

— Прекратите! Я сейчас открою, — властно ответила принцесса. Воины притихли. Мирела подала знак горничной: тайный ход уже закрылся, можно встретиться с врагами, не опасаясь за жизнь Ароди.

Даут быстрым шагом вошел внутрь и быстро окинул взглядом часовню. Не увидев ничего подозрительного, подошел к принцессе.

— Почему вы закрылись, леди Шедеур?

— Я принцесса, и не намерена отвечать на ваши вопросы, пока вы не признаете мой титул и разговариваете в таком тоне.

— Простите меня, господин граф. Ее высочество хотела помолиться, и я закрылась, чтобы никто не мешал. Принцесса не знала о том, что я сделала, — испуганно залепетала горничная.

Даут зло зарычал.

— Проводите леди Шедеур в спальню, — приказал он сопровождавшим его слугам, и выскочил из часовни. Произносить протест перед простолюдинами принцесса не стала и спокойно спустилась обратно в спальню. В душе звучал горький смех. Предатель испортил графу охоту. Мирела точно знала, что кроме графини Зулькад никто не мог доложить Дауту о ее молитве, но она не держала зла на женщину: пусть Бог судит ее. Главное, чтобы Рекем успел скрыться.

Рекем слышал диалог в часовне. Когда Даут, а за ним и принцесса, покинули часовню, он двинулся дальше. Если бы граф не прекратил оскорблять ее, он бы не выдержал и вернулся. Он не мог оставить ее у этого чудовища. И спасти не мог. Он надеялся, что о побеге не узнают хотя бы несколько часов, но предатель и тут оказался настороже, не дав им даже четверти часа. Выйдя из подземного хода у реки, Рекем отвязал лошадей, вскочил в седло и помчался к условленному месту, ведя другую лошадь за собой. На небольшом судне вниз по течению его ждал Авидан Щиллем. Рекем не знал, что скажет ему и людям, много дней рисковавшим жизнью ради принцессы. Вряд ли графу понравится, что взбалмошная принцесса сначала просит о помощи, а потом отказывается бежать. Когда Бернт подъехал к условленному месту, на судно грузили последние тюки и бочки. Щиллем, тоже отрастивший бороду и переодевшийся купцом, тут же вышел навстречу.

— Что?

— Она не поедет, за ней следят, — Рекем спрятал взгляд.

Авидан понял, что он лукавит.

— Отказалась ехать? — граф расхохотался. — Посмотрим, что скажет Тештер. Тащились в такую даль, ради чего?

Оправдывались худшие предположения Рекема. Наверно, ему тоже надо остаться здесь, чтобы не встречаться с грозным министром. Бернт повернулся, чтобы уйти, но Щиллем тут же схватил его за рукав.

— Куда собрался? Его величество велел доставить тебя обратно. Наверно, хочет посмотреть в твои наглые глазки. Иди на корабль.

— Я бы попросил вас... — скрипнул зубами Рекем. — Если вы хотите меня задержать — я готов. Но какое вы имеете право обращаться со мной так?

— Ладно, ладно, — примирительно хмыкнул Авидан и, чуть склонив голову, передразнил кашшафского виллана. — Прощения просим, — тут же посерьезнел. — Мне почудилось, что ты хочешь сбежать. Пойдем на корабль, отплываем сейчас же. Даст Бог, к вечеру доберемся до наших кораблей и до заката отчалим.

Рекем нашел свободный уголок на палубе и, повернувшись спиной к купцам, сел в ожидании отплытия. Время тянулось медленно. Бернту показалось, что прошла целая вечность, прежде чем судно дернулось и берег стал удаляться. Он чувствовал себя никчемной ветошью. Такой, которую не употребят для мытья полов и даже в огонь не бросят, — толка нет. Он нужен своей стране на плахе и в соседнем Лейне, кажется, тоже исключительно для этой цели. Но после встречи с принцессой стало все равно, где умирать. Ничего из того, о чем он мечтал, не сбудется...

Едва солнце ушло из зенита, впереди запестрел порт Давраф. Авидан тут же подошел к графу:

— Подождем в каюте, пока загрузятся, — сообщил он.

Это было предупреждение: сразу иди за мной. Вскоре суденышко причалило рядом с галеоном "Фарала", по имени столицы Лейна. Боевой корабль охранял "Черную розу" — торговый галеон. Они вместе поднялись по трапу, причем Щиллем с легкой улыбкой пропустил Рекема вперед.

В отличие от торгового корабля, на палубе "Фаралы" стояло только самое необходимое. Несмотря на то, что "Черная роза" была очень вместительна, купцы старались загрузить и палубу, чтобы перевезти как можно больше товаров. На военном корабле место занимал такелаж, да прочные сетки с камнями Зары. В бою ими заряжали восемь баллист — по четыре с каждого борта — на корме, прямо на крыше кают капитана и офицеров. Для того чтобы камни Зары загорелись, кораблю по-прежнему требовался маг из церкви Хранителей Гошты. На небольшое расстояние они могли швырнуть камень и без всяких приспособлений. Баллисты же в бою благодаря усилиям магов поражали корабль противника навесной стрельбой и пламенем камней, которое можно было угасить лишь магией. На трех нижних палубах находились катапульты, стреляющие дротиками "с секретом". Когда они пробивали борт корабля, в них разбивалась капсула с горючей смесью. От магов и священников ожидалось, что они позволят пролететь дротику достаточно далеко и сохранить силу, для того чтобы пробить борт — а у военного корабля он мог быть толщиной до половины трости. К этому боевому галеону Тештер приписал целый взвод магов. Для "огневой поддержки" выделили лучшую каюту.

Кроме магов орудия и корабль обслуживали четыре роты солдат и матросов, ночующие в подвесных койках рядом с орудиями. Некоторые матросы сейчас находились на палубе, завершая приготовления к отплытию.

Обойдя грот-мачту, Рекем поднялся по небольшой лестнице и вошел в каюту, в которой вместе с Авиданом они проделали путь сюда. Чуть беднее, чем каюта магов, но зато здесь могло поселиться только два человека. Между узкими койками: одна у стены, а другая у небольшого окна, стоял стол с бутылкой вина, которую Авидан, вошедший следом, тут же принялся откупоривать.

Рекем упал на кровать и отвернулся лицом к стене. Вино журча лилось за его спиной.

— Сущее дикарство пить лейнское вино из этих безобразных кружек, — сетовал Щиллем. — Выпей, — предложил он, — но Бернт лишь повел плечом. — Ну и зря, — продолжил граф. — Лейнское вино, это не ваша бурда. Очень бодрит, знаешь ли, — он вдруг замер прислушиваясь, а потом приоткрыл дверь. — Шереш... — выругался он, — что там творится?

И тут же в дверь постучали и дернули ее на себя. На пороге стоял офицер королевской гвардии Кашшафы. Бернт тут же сел на кровати.

— Кто главный? — спросил офицер, осмотрев обоих.

— Это в каком-таком смысле главный, господин офицер? — залепетал Авидан, преображаясь и становясь угодливым, подобострастным купцом. Рекем только теперь понял, почему Тештер отправил за принцессой его. Он впервые видел, чтобы человек имел столько лиц: мог с одинаковым успехом изображать элегантного графа, разорившегося наглеца и простолюдина. Бернт постарался вести себя так же: вскочил, почтительно склонил голову, переминаясь с ноги на ногу, Щиллем обхаживал военного. — Ежели вы, господин офицер, хотите видеть того, кто это громадиной управляет, то это капитан, он в капитанской каюте. Ихняя каюта, по правому борту. А ежели вам хочется знать, кто заплатил, чтобы эта посудина охраняла мои товары, так это я и есть.

Офицер нахмурился, подал лист с гербовой печатью.

— Вот разрешение на досмотр. У вас два судна?

Авидан поднес бумажку к носу, будто собрался ее нюхать.

— А что такое, господин офицер? Али в чем провинились мы? Да мы же ведь завсегда...

— Приказ, — коротко прервал излияния офицер. В проем Рекем увидел, как солдаты бегают по палубе — много их взяли для досмотра. — Ищем государственных преступников. Это кто? — он кивнул на Бернта.

— Да брательник мой, — торопливо объяснил Щиллем. — Приболел он. Вчера вот перебрал в таверне, так весь день провалялся. Уж я его отпаивал-отпаивал вином-то лейнским. Не хотите ли испробовать, господин капитан?

— Позже, — нахмурился он и, пройдя в комнату, сел за стол. — Какой груз везете? Рассказывайте.

— Да как же какой груз? — Авидан засуетился. — Да вот же у нас бумажки есть. Зерно везем, дерево везем, шерсть везем, много шерсти везем, — он выкладывал перед офицером листки, подтверждающие заключенную сделку. — Металлы ценные везем для оружейников наших, стало быть, но в основном ткань, господин офицер, в основном ткань. Ибо такую ткань ни в одной стране Герела не делают. Уж вы-то знаете, господин офицер. Еще пиво немного везем, тоже нет у нас такого, но немного, совсем немного везем, на любителя ведь. Пиво везем. Государственных преступников — не везем.

— Ну, это мы еще посмотрим, — офицер подкрутил усы. — А что этот молчит? Немой, что ли? — показал он на Рекема.

— Говорю я, — Бернт смотрел в пол, он очень надеялся, что у него получается говорить на лейнском диалекте и кашшафского графа в нем не узнают, — да брательник мой за старшого. Я первый раз. Я ничё тут не понимаю.

— Ясно.

По палубе застучали кованые сапоги, и в комнату заглянул сержант.

— Господин офицер, — доложил он, — подозрительных не обнаружено, женщин на корабле нет.

— Проверяйте следующий корабль, — офицер чуть расслабился, но еще расспрашивал. — Когда прибыли?

— Так вот пять дней назад, стало быть.

— А сегодня уже обратно собираетесь?

— А чего нам? Нам святой Ваана помог, зря, что ли, мы ему часовенку сделали? Как приехали, так он нам прямо и послал, да все такое хорошее было, да не дорого. Уже и трюмы битком и еще кое-что на палубе поставили, да вы посмотрите.

— Посмотрим, — доброжелательно снизошел офицер. — А вино, говоришь, лейнское?

— Как есть лейнское, испробуйте, господин офицер. Ежели вы любитель, так и у нас еще осталось, мы и вашей жене, и деткам пошлем.

— Хм, — одобрительно крякнул офицер, пригубив кружку. — Нам ведь подарки брать не положено, — задумчиво сказал он, глядя, как Авидан суетливо вытаскивает ящик из-под кровати. — Да вот и не откажусь. Хорошее вино. И... не деньги же это.

— И то правда, совсем не деньги, а так... дружеское угощение. Ежели что, так мы, когда приедем в следующий раз, так вы еще заходите, мы угостим. Это же лейнское вино! Хорошего человека, почему не угостить?

— Хм, — офицер поправил усы. — Ну, значит, сударь, без обид. Мы свое дело делаем. И нам строго приказано никого не обижать. Преступников мы ловим, а с Лейном нам ссоры ни к чему. Если кто-то преступникам помогает — накажем. А если честные люди, как вы... То зачем нам ссориться? — он выглянул из каюты, подал знак солдату. Негромко переговорив с ним — Рекем расслышал, что спрашивал о втором корабле и ему доложили, что там принцессу Мирелу тоже не нашли, — он приказал забрать ящик и попрощался. — Значит без обид, судари?

— Как же, господин офицер! Будем ждать, еще приходите.

Щиллем стоял в дверях, пока не убедился, что солдаты покинули галеон.

— Шереш... — вновь выругался он, становясь графом. — Ушли ведь. Я был уверен, что по твоей наводке они здесь.

— Ну да, — Рекем вновь упал на кровать, — мне жить надоело, и я сообщил, что вернулся в Кашшафу.

— А по тебе так кажется, что жить и вправду надоело, так огорчился, когда принцесса тебе отказала. Здорово ты ему ответил. Я страшно боялся, что начнешь куртуазно изъясняться.

— Я же не идиот, — притворно обиделся Бернт.

— Теперь и я вижу, что не идиот. Вернемся, доложу об этом королю, — он взъерошил бороду. — Нас вот выдал кто-то. С чего они проверяют всех? Явно ищут тебя и принцессу. Кто-то, кому принцесса доверяет, докладывает королю обо всем...

— Неужели горничная? — Рекем подскочил.

— Может, и горничная, — согласился Авидан. — Чаще их и покупают. Только ты ложись, чего всполошился? Все равно я не отпущу тебя. Через час отплываем, нечего тут делать. Может, письмо удастся передать. Переговорим с Тештером, он решит.

— Как ты можешь служить ему? — не выдержал Бернт. — Ты же дворянин!

— Я не Тештеру служу, а королю, — нахмурился Щиллем, усаживаясь на кровать. — Не Пагиилу же служить. Вокруг него такая шваль собралась — рядом постоишь и то замараешься. У дворянина в Лейне выбор невелик: идти грабить вместе с герцогом или достойно жить, как жили мои предки, — получать налоги с вилланов и охранять государя. Ты бы предпочел грабить? — Рекем мотнул головой. — Вот и я о том же, — согласился Авидан. — А Тештер — он сегодня есть, а завтра — благослови его Эль-Элион — и нет. Не вечно же ему регентом. Шереш! — он посмотрел на почти пустую бутылку вина. — Весь запас на обратную дорогу забрал, скотина. Воду, что ли, пить теперь?

— Ты ему сам отдал, — хохотнул Бернт, настроение улучшилось.

За стенами каюты раздались отрывистые приказы капитана, топот ног. Не прошло и четверти часа, как судно отчалило. Пусть не так, как они планировали, но можно считать, что их путешествие прошло благополучно: их не раскрыли, все живы.

Авидан будто услышал его мысли.

— А ведь принцессу Эль-Элион хранит. Если бы согласилась поехать с тобой, сейчас бы ее поймали и казнили как опасную заговорщицу. А так поживет еще... Чувствую, Тештер очень хочет ее замуж за короля Айдамиркана выдать. А если он что-то задумал... Найдет еще какой-нибудь способ помочь ей.

Радость Рекема тут же улетучилась. Как же он не сообразил? Это так естественно: принцесса выходит замуж за короля. Они даже из одной династии. Это лучший брак, какой возможен для обеих стран.

1 ухгустуса, восточная граница Энгарна

Бисера издалека заметила двух путников, приближающихся к лесу, и тут же сделала знак женщинам своего десятка. Королева Зелфа дала странные указания: они надели шкуры животных, натерлись пахучими травами — никогда еще людей не ловили так. Но Бисера привыкла выполнять указания в точности, может, поэтому и стала десятницей.

Уже две недели амазонки, сменяя друг друга, караулили двух мужчин. Сегодня ей повезло — они встретили тех, кого необходимо схватить, нарушая перемирие с Энгарном. Все приметы совпадали. И раз королева отдала приказ схватить путников, значит, на это есть веские причины.

Вспомнив еще одно наставление Зелфы, Бисера определила направление ветра, и пока не стало поздно, знаками приказала воинам перейти так, чтобы ветер не мог донести их запах до этих двоих. "Такое ощущение, что не людей, а зверя загоняем", — хмыкнула амазонка, наблюдая за приближавшимися энгарнцами. "Странная парочка", — отметила она, когда разглядела их: на одном черная кожаная куртка, добротная, но уже потертая от носки; другой по одежде вылитый солдат Полада. Но одежда не сочеталась с поведением этих двоих: в носу не ковыряются, не сморкаются, не бранятся громко, движения не суетливые, наоборот — как у тех, кто привык отдавать приказы. Лица хоть и не выбриты, но, похоже, бороду отращивают недавно. Наверно, как отправились в путь, так и прекратили бриться. Кто же они такие, если ради них нарушается перемирие? Бисера окинула взглядом затаившихся среди густых кустов воинов. Всадники подъехали ближе, и она могла слышать их беседу.

— А хотел бы я посмотреть на амазонок. Женщина с мечом — это что-то. Говорят, они и одежды не носят, ходят голые! — высокий красавчик, одетый в безрукавку темно-коричневой кожи как у "волков" Энгарна, насмешливо покосился на спутника.

— У тебя все мысли об одном, — Бисера заметила, что парню в старомодной шляпе с полями, закрывающими лицо, не нравился разговор. Но "солдат" или не замечал этого, или не желал замечать. Продолжал в том же духе.

— Нет, серьезно, Ллойд. Ты представляешь, попасть в город, где сотни... Тысячи! Голых женщин. Представляешь? У меня бы разрыв сердца случился.

— Во-первых, они воины, а воинам глупо ходить без одежды, — Ллойд всмотрелся в ту сторону, где прятался десяток амазонок. Ноздри его дрогнули. "Нюхает?" — изумилась Бисера, и затаила дыхание. Она не боялась, что их обнаружат: неизвестно, что это за вояки, но десяток справится и с лучшими воинами, если их всего двое. Зелфа, конечно, приказала доставить их в столицу невредимыми, но бывают же и исключительные обстоятельства. Однако раз судьба сделала ей такой подарок и послала встречу с этими двумя, хотелось бы повеление королевы исполнить в точности. Может, тогда она вскоре станет сотницей...

Парень тряхнул головой и отвернулся. Парочка не торопясь проехала мимо засады. Названный Ллойдом размышлял вслух:

— Во-вторых, если бы ты попал в город, где разгуливают голые женщины, они бы тебе быстро примелькались. Надоели бы и опротивели.

— А ты откуда знаешь? — хмыкнул второй. — Ты был, что ли, в таком городе?

Ответа он не услышал. Бисера подала знак. В воздухе свистнули два кнута. Тонкий хлыст обернулся вокруг шеи путников, а в следующее мгновение мужчин выдернули из седла.

Они были неплохими воинами: несмотря на внезапность оба успели сгруппироваться, чтобы не сломать при падении ноги и руки. Но она заметила, что парень в черной куртке, пострадал при падении меньше. Он уже вскочил и ладонь скользнула к мечу, но Бисера оказалась рядом чуть раньше, и изо всей силы ударила его в висок рукоятью меча, стараясь, чтобы удар прошел вскользь. Обернувшись на хрипы второго — он старался освободить горло из объятий кнута — она убедилась, что другая амазонка успела нанести удар и ему.

Очнулся Ялмари от невыносимой тряски. Он висел поперек седла, в ноздри невыносимо шибало конским потом. Он пошевелился и еще раз получил по темени.

Второй раз пришел в себя, когда его окатили холодной водой. Он чуть не захлебнулся, судорожно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Поморгал, чтобы стряхнуть холодные струи и сфокусировать взгляд. Тут же набросилась чудовищная головная боль. Невольно он потянулся, чтобы ощупать шишку, но кисти уже прочно, со знанием дела, связали. Перед глазами темнела лужа на булыжной мостовой. Он с трудом повернулся на бок... чтобы уткнуться носом в кожаные сапоги.

— Очнулся, урод? — прогремело откуда-то свысока. Несмотря на то, что ноги были в брюках, голос явно принадлежал женщине. Даже не женщине — девушке. "Амазонки? — потрясенно осознал он. — Какого шереша... Мы сделали все, чтобы обойти их владения!" — Давай, давай, поднимайся, — потребовали ноги и слегка пнули в грудь.

Ялмари с заложенными за спину руками, встал на колени. Теперь он смог разглядеть тех, кто пленил их. Женщины в мужской одежде: недорогих доспехах из прочной кожи. К лукам седла прикрепили шкуры волков, зайцев, лис. У других он заметил пучки душистых трав. Щеки травой выпачканы — не успели помыться, торопились доставить их в Раввиф. Ялмари догадался, что встретили их в лесу неслучайно. Кто-то тщательно подготовил ловушку. Принц знал только одного врага, который мог это сделать — Загфуран.

Они стояли на площади Раввифа. Невысокие белые дома убегали отсюда несколькими лучами. Мостовая из булыжников уже впитала воду. Пленников наверняка привели в чувство, чтобы отвести к королеве.

Ялмари еще раз посмотрел на амазонок. Сорота такой же руганью и пинками подгоняли за его спиной. Лорд будет разочарован: голое тело у женщин-воинов виднелось там же, где и у мужчин — кисти рук, лицо и шея. Но тут же принц осознал, что поторопился с выводами: на площадь подошли другие женщины, заметившие необычное оживление у дома королевы. Те, что сегодня были свободны от стражи, щеголяли обнаженными ногами, легкая туника едва прикрывала бедра. Все стало понятно: обнаженными не повоюешь, тебя быстро ранят или убьют, а амазонки, хоть и женщины, но в первую очередь воины. Но на отдыхе под защитами стен города, они позволяли себе все, что угодно, в том числе такой бесстыдный по меркам соседних стран наряд.

Десятница — она выделялась командирскими замашками — настороженно следила за каждым движением принца. И сквозь изрисованные зелеными полосами щеки было видно, как она хороша: смуглая кожа, большие черные глаза, пухлые губы. Темные волосы туго заплетены в косу — в бою не так-то легко будет ухватить ее за волосы. Девушка заметила, что ее рассматривают, и нахмурилась:

— Хватит моргать. Следуй за мной, — она указала направление.

Ялмари посмотрел в ту сторону и застонал — напомнила о себе головная боль. У Герарда, судя по всему, были те же проблемы. Он на все лады поминал злого духа. Наконец Ялмари резко выдохнул и снова всмотрелся. Беленый дом, стоящий перед ним, ничем не отличался от других. "Она взяла меня в плен, чтобы сделать рабом королевы?" — Ялмари не забыл обычаи амазонок.

— Иди следом, — приказала десятница Сороту.

Полутемный коридор быстро закончился, их ввели в просторный зал. Напротив входа узкие незастекленные окна. Зимой такие придется чем-то закрывать, и света в комнате станет намного меньше. У окон стояло некое подобие трона.

Амазонки, сопровождавшие его, приложили руку к сердцу.

— По вашему приказу, королева Зелфа... — десятница не успела договорить.

Женщина на троне вскинула ладонь, приказывая молчать. Итак, Ялмари не ошибся — их привели к королеве. Поставили трон очень правильно: Зелфа хорошо видела входящих, а вот сама оставалась в тени, так что не угадаешь — сердится она или благоволит к тебе. Вернее, человек не догадается. Ялмари же различил ее и в темноте. На руках высокой широкоплечей женщины рельефно выделялись мышцы. Тяжелая челюсть составляла резкий контраст с маленькими глазами. Даже распущенные светлые волосы ее не украшали. Их взгляды встретились, и королева вскочила, подошла ближе, словно читала что-то по лицу принца.

— Он был без шляпы? — быстро спросила она.

— Всё здесь, как вы... — но десятницу прервали.

— Умница, Бисера, — похвалила королева. — Это те, кто мне нужен. Скоро ты убедишься, что захватила хороших рабов. Я так понимаю, этот, — она кивнула на Ялмари, — твой. Кому принадлежит второй?

Вперед выступила одна из десятка.

— Я пленила второго.

— Прекрасно. Девочки, у меня к вам одна просьба. Сделайте одолжение, пусть они одну ночь посидят в тюрьме. Завтра вы получите рабов целыми и невредимыми.

Ялмари заметил, что Зелфа старалась не смотреть на пленников. "Зачем ей эта ночь? — пытался понять он. — Чтобы убить нас? Но что она объяснит амазонкам завтра? Вероятно, хочет поговорить без свидетелей, — пришел он к выводу. — Что ж, поговорим". Принц решил, что пока подождет. Лорду Нево такая перспектива не понравилась, недоуменно оглянувшись на принца, она шагнул вперед.

— Леди, простите великодушно, но...

Он не завершил фразу. Амазонка, пленившая его, с размаху ударила парня кулаком по губам. Удар был такой силы, что Сорот не устоял на ногах и грохнулся на пол — амазонки отошли.

— Шереш! — пробормотал он ошарашено. — У вас и связанных...

Его ударили ногой под ребра, амазонка замахнулась, чтобы стукнуть ногой в голову.

— Молчать! — прошипела она. — Рабов у нас бьют и связанных, и лежачих, если они болтают без разрешения.

Ялмари поморщился. И еле успел чуть уклониться от кулака, метившего в челюсть. Рука слегка мазнула по щеке, но Бисера будто не заметила этого.

— Не смей кривиться, — прищурилась десятница. Тут же повернулась к королеве. — Пусть переночуют в тюрьме.

Пленников подхватили и повели из дома.

— Не развязывать! — услышал Ялмари указания королевы. — Посадите их в разные камеры, вещи бросьте туда же.

До вечера Зелфа не встречалась со своими подданными. Она все еще обдумывала происходящее. Правильно ли она сделала, что вступила в эту игру?

Никто пока не нарушал границы Яхии, ничто не предвещало обещанной феей смерти войны. Но королева знала: война будет. И сейчас Зелфе следовало принять решение, с кем она будет в это время. Она отдала приказ захватить путников, передала точные приметы того, кого нужно захватить в первую очередь. Она сообщила, как следовало ловить парня в черной куртке. Она не сообщила десятницам одного: кто он. Не сказала потому, что еще не определилась.

Для того чтобы сделать выбор, ей следовало ответить на два вопроса: выгодно ли ей лично слушаться фею смерти и выгодно ли амазонкам слушаться ее. На первый взгляд ей очень доходчиво объяснили, что ответ на оба вопроса положительный. Зелфе это гарантирует жизнь, а ее девочкам — победу в войне. Но если все было так просто, почему Пурланти давила? Зелфа не любила, когда ею управляли. Она стала амазонкой, чтобы никто не смел ей указывать! Она стала королевой, чтобы получить еще большую свободу. А теперь ее ломали. Но дух противоречия не должен затуманить сознание. Она должна взвесить факты.

Итак, выгода союза с феей смерти очевидна. Что имеем в минусе? Она королева амазонок до тех пор, пока соблюдает законы страны. То, что она приказала захватить энгарнцев, — никого не удивило. Она заключила перемирие с королевой Эолин, она могла и нарушить его ради того, чтобы получить ценных рабов. Вот именно — для того чтобы получить, а не для того, чтобы убить. Этого девочки не поймут. Рабов убивают в крайнем случае, когда защищают жизнь. Обычно же их стараются перевоспитать — голод и побои смиряют всех. Почти всех. Она знала, что энгарнского принца они не смирят. Значит, в конце концов его убьют, но произойдет это не так скоро. Либо придется попросить Бисеру сделать одолжение королеве: убить пленника, в обмен на, скажем, трех рабов.

Но тогда десятница получит власть над ней. Если сейчас Бисера выполнит просьбу Зелфы, потом придется расплачиваться за это. Она не глупа, ей будет интересно, что происходит. Это делает положение Зелфы шатким. Если амазонка захочет, она настроит других против королевы. Особенно если дела пойдут не так хорошо, как она рассчитывала. Что если после войны положение Яхии будет не так лучезарно, как ей пообещали. Возможно ли это? Возможно. Да и неизвестно, какой сосед будет лучше. Энгарн враг знакомый — враг, который лет двадцать не причинял зла. Победившая Кашшафа может быть настроена не так мирно по отношению к крошечному соседу на востоке. Если амазонкам придется искать другое место для жительства, покидать обжитой Раввиф и строить другой город, и все из-за того, что победила Кашшафа...

До этого события в любом случае самое меньшее — пять лет, а иногда войны затягиваются на десятилетия. Сначала война, затем послевоенные беспорядки, разруха. О них могут еще лет сто не вспоминать. К тому времени, мало ли что произойдет. А что если вопреки пророчествам феи, победит Энгарн? Победит и жестоко расправится сначала с большим противником — Кашшафой, а позже с маленькой Яхией? Фея смерти отвечает за смерть, а не за победу. Она не знает, кто победит. Неужели от решения Зелфы так много зависит? Убьет принца — победит Кашшафа, сохранит ему жизнь — победит Энгарн. Не может быть! От одного человека не зависит так много. Это всего лишь наклонит чашу весов в чью-то сторону. Надо делать ставку на более сильного. Для этого она и хотела встретиться с принцем ночью, когда никто не будет видеть и слышать их. Представителей Кашшафы она уже выслушала. Теперь послушаем, что скажет загадочный энгарнский принц. Это и определит его судьбу.

1 ухгустуса, Жанхот

Большой кабинет был одной из самых светлых комнат во дворце: шесть окон давали иллюзию простора. Три из них выходили на южную террасу, а еще три на лестницу, спускавшуюся к фонтану. Но Полад работал здесь не только поэтому. Обилие золота и цветной эмали, использовавшихся для украшения стен, раздражало, но в зале Славы он чувствовал себя в окружении призраков: со стен смотрели предыдущие правители Энгарна. В кабинете Зеркал было слишком много Полада, но что особенно не нравилось — слишком много врагов, если туда заходил враг. В кабинете достопримечательностей собрали побрякушки, посетителям трудно там сосредоточиться, а это тратило драгоценное время. Так что Полад обосновался тут.

Мардан провел ладонью по бритому затылку. Повертел в пальцах послание старейшины Сальмана. Утешения оно не принесло. Наоборот все становилось хуже с каждым днем. Все больше людей сходило с ума, приближаясь к горам. Работать в шахтах некоторые уже отказывались, а это значит, скоро встанут плавильные цеха, за ними и кузни. Два виноградника люди обходили стороной — их хозяин разорился и тоже сошел с ума, когда направился в горы, чтобы доказать, будто ничего ужасного в его владениях нет. Следом, надо полагать, забросят поля пшеницы — духи непременно будут искать новых жертв.

Но самое неприятное: за прошлую неделю огромные волки разорвали в городе более двадцати человек и еще около десяти в ближайших деревнях. На западе росла паника. Послание старейшины пронизано одновременно мольбой и скрытой угрозой. Но если бы он и не написал... Если не предпринять каких-либо мер, скоро там начнется восстание. Полад на всякий случай отдал приказ перебросить часть войск из восточной части Энгарна на запад, на востоке он уже начал новый набор в регулярную армию. Если небо будет милостиво к ним, они подготовят войска не только чтобы подавить восстание, но и чтобы воевать с Кашшафой. Хотя, если Загфуран продолжит выпускать духов гор, даже самая большая армия их не спасет.

Загфуран, представившийся благодетелем Гошты, посланником Храма Света, несомненно, был очень силен. И, кажется, именно он незадолго до захвата замка Иецера вдохновил дворян на еще один заговор. "Но почему он не воспользовался магией, чтобы убить меня? Это было бы просто и эффективно... Неужели старое заклятие до сих пор действует?"

Много лет назад, когда его попросили доставить молоденькую королеву из Лейна в Энгарн, на него наложили защиту, чтобы маги не могли причинить им вред, а с воинами оборотень бы и сам справился. Мардан был уверен, что сила заклятия уже давно прекратилась. Поскольку магов в Энгарне не было, проверить этого он не мог, но поведение Загфурана наводило на определенные мысли. Мардан решил при случае как-нибудь проверить эти предположения, а пока надо было решать проблемы у Рыжих гор.

Он мог бы договориться о перевозке металла на запад, чтобы не встали кузни, пока народ не разбежался из той местности, оголив границу, но обстановка там не стабилизировалась, поэтому не имело смысла предпринимать никаких экономических мер. А изменить он ничего не мог. Шонгкор, которого он впервые встретил лет двадцать назад, передал привет через принца. "Урод! Вычистить бы их гнездо огнем, раз не понимают, что сейчас надо притихнуть и не высовываться. Или хотя бы охотились на территории Кашшафы..." Но начать войну с вампирами Полад не мог, сейчас есть более сильный и опасный враг, и если Ялмари не найдет способ справиться с ним... "Хорошо хоть на востоке пока спокойно!"

Мардан положил подбородок на сцепленные руки. Он попробует вычислить проклятых в Сальмане и его окрестностях. Очень большая надежда на священника Цохара. Если он не найдет их, тогда дело совсем плохо. Он уже переговорил с Унием, тот отправил повеление священнику Биргера прибыть в Сальман. Тайные осведомители Полада прислали подробный отчет обо всем, что происходило в городе до того, как вопль о помощи отправил старейшина. Полад тщательно проанализировал события: резня началась, после того как город посетил странствующий проповедник. Раздавая благословения, так легко наложить проклятие. С этим надо срочно разобраться: он не позволит врагу беспрепятственно гулять по стране. Пусть странствующие проповедники прекратят странствовать. "Хотя устав ордена, чтоб его..." Если он изменит устав, они такой вопль подымут: им надо народ спасать, а Полад препятствует. Тогда надо, чтобы орден выдал своим особый знак, без него "волки" проповедовать не позволят. И если этот знак, упаси Эль-Элион, потеряется или попадет к кому-нибудь другому, странствующий проповедник отправится на плаху, невзирая на звание. Телохранитель набросал еще один проект королевского указа. С проклятыми он тоже церемониться не собирался. Если Цохар их распознает — Полад надеялся на лучшее — их сожгут на площади. Конечно, священнику дадут четверть часа, чтобы он снял проклятие, но то, что у него что-то получится — это уже слишком дерзкие мечты.

Еще одно дело, не требующее отлагательств, — в Жанхоте появился гениальный поэт. Такие, может быть, раз в сто лет рождаются. И можно было бы ему даже пенсион назначить и к королевской кормушке пригласить. Если бы не счел он себя поборником справедливости и не использовал талант, чтобы высказать все, что он думает о королеве, Поладе и о том, что творится в стране. Мардан знал, что кто-то оплачивает его вдохновение, но осведомители по какой-то причине не могли вычислить ни заказчика, ни поэта, хотя добросовестно посещали салоны, открытые один в старом городе графиней Чезре, а другой в загородном имении госпожи Вакбакар. Первая собирала цвет аристократии. Вторая на деньги мужа — влиятельного купца Жанхота — привечала любителей искусства из бывших ремесленников. Осведомители посещали оба круга, в обоих были подозреваемые и из числа сочинителей, и из числа "меценатов". Но Полад привык действовать наверняка. Он не надеялся перевербовать поэта, чтобы он сочинял гимны королеве. Гении обычно строптивы и перевоспитанию не поддаются. Остается смерть от тяжелой болезни. Если рифмоплеты не угомонятся, придется с обоими разбираться. Грязная работа, но ему еще мятежников под боком не хватает.

Все навалилось так неожиданно. Пятнадцать лет он создавал в стране хоть какую-то стабильность, и как только что-то начало удаваться, появился маг, который все расшатал. Хоть бы принц смог узнать, как защититься от духов гор — это стало бы первой победой.

А тут еще принцесса надумала влюбиться. Упустил из виду, что долгие часы, проведенные вместе, непременно к этому приведут. Когда спохватился, стало уже поздно, а лорд Нево не тот человек, кого Полад хотел бы видеть королем. Его дело соблазнять замужних женщин и лишать невинности дочерей вилланов. Но он боялся, что тут уже ничего исправить. Хотя он все равно попытается. Он уже послал приглашения ко двору нескольким молодым людям из сыновей графов и лордов. Может, среди них отыщется тот, кто составит хорошую партию будущей королеве. Найти бы хотя бы такого, как Ллойд Люп... В памяти ярко вспыхнули обрывки воспоминаний.

...Король в свете камина: без колета — в брюках и рубашке. Меч дрожит. Он бы крикнул: "Ты чудовище!", если бы мог справиться с трясущимися губами. Страх сменяется отчаянием, отчаяние — безрассудностью. Король лежит на ковре — он и в смерти прекрасен. Кровь из перерезанного горла заливает рубашку...

Мардан Полад откинулся в кресле и позвонил в колокольчик. Его никогда не мучила совесть за убийство короля. Он привык поступать из соображений целесообразности: если чья-то смерть необходима для защиты королевы и ее детей, то это справедливо и правильно. И когда у королевы случались приступы угрызений совести, это уже не причиняло боль, а раздражало. Он не любил компромиссов: выбрала Полада — будь на стороне Полада. Сыну повезло: его избранница готова умереть за него. Если Ялмари упустит эту девушку, он будет еще большим дураком, чем когда собирался жениться на фрейлине королевы.

Увидев предупредительно склонившегося слугу, он лениво промурлыкал:

— Васаг. И капитана дворцовой гвардии ко мне.

1 ухгустуса, замок графа Зулькада

Когда Мирела вернулась в спальню, силы вновь покинули ее. Но пришлось пережить еще несколько неприятных мгновений. Даут ворвался в комнату спустя полчаса. Губы побелели от ярости.

— Кто жил в охотничьем домике? Ваши сообщники? Вы хотели бежать? Где они?

Принцесса отрешено подумала, что если граф будет продолжать в том же духе, его хватит удар. Она молча смотрела на беснующегося тюремщика.

— Я сообщу об этом! Ваши сообщники не скроются, всех поймаем и казним. Как графиню Бернт: квалифицированной казнью!

Этого Мирела не пропустила.

— Вы ведь не знаете, что ждет вас! — воскликнула она, но тут же взяла себя в руки. — Я не буду разговаривать в таком тоне, — после чего стала сверлить стену взглядом, не обращая внимания на ярость надсмотрщика.

— Если бы вы были моей дочерью, я бы засек вас до смерти! — крикнул граф. — Я знаю, кто это был. Рекем Бернт, беглый преступник! Я поймаю его и докажу, что вы были в сговоре, — и вышел из комнаты, стукнув дверью так, что Мирела вздрогнула.

— Бог защитит его, — прошептала принцесса, едва сдерживая дрожь. — А хвастаться грубым обращением с дочерью недостойно дворянина.

Все знали, что Даут всячески унижает свою жену и даже бьет ее. Если король хотел причинить дочери боль, то лучшей кандидатуры, чем Даут, он найти не мог.

— Дай мне воды, — попросила Мирела горничную.

Девушка вскочила и подала бокал.

— Вам плохо? — тревожно спросила она.

— От мыслей, — задумчиво ответила принцесса.

— Я вот не пойму, откуда же он узнал о графе Бернте? — робко поинтересовалась Векира.

Мирела промолчала. Она размышляла о том же. Что это? Чудовищная интуиция Даута или у него есть тайный осведомитель? Если осведомитель, то это может быть только горничная. Либо она проболталась кому-то из слуг. Это вполне возможно. Миреле очень не хотелось подозревать Векиру — девушка служила принцессе около десяти лет.

Принцесса вспомнила о Сайхат. Может быть, она помогает? "Жаль, что я так мало знаю об умертвии..."

На следующий день Векира принесла хорошую весть. Даут очень злился: множество солдат уже несколько дней обыскивают корабли в порту Давраф, но никого подозрительного не задержали. Мирела вздохнула с облегчением: она избежала гибели и позора. Если бы она поехала с Рекемом, ее бы непременно поймали, и кроме нее казнили бы еще многих людей, желавших спасти принцессу. Кроме того, Векира оказалась вне подозрений: она видела графа Бернта и могла дать его подробное описание, чтобы солдаты не обманулись внешностью купца.

После завтрака горничная отнесла поднос с едой на кухню, а вернулась необыкновенно бледная, с расширенными от возбуждения зрачками.

— Что случилось? — новости девушка явно принесла необыкновенные.

— В-ваше высочество, — от волнения Векира слегка заикалась — раньше с ней никогда такого не происходило. — Ваше высочество, даже не знаю, как сказать...

— Ты меня пугаешь, — принцесса с трудом держала себя в руках. — Говори скорее!

— Ваше высочество... — начала Векира. — Король Манчелу... он... умер.

— Что? — девушка вскочила. Она ожидала каких угодно известий, но не этого. — Не может быть! Он был абсолютно здоров. Не доходило никаких слухов, что с ним что-то произошло.

— Гонец прибыл вчера вечером. Вроде привез письмо, где написано, как король умер, но Даут никому не рассказывает, что там написано. Даут очень напуган. Ваше высочество, — Векира опустилась на колени перед принцессой, заглядывая ей в глаза. — Вы же понимаете, почему он так напуган? Вы же понимаете, что это значит? Все знают, как вас любит принц Еглон, а теперь ведь он королем стал! — горничная светилась от радости.

Мирела обессилев, откинулась на спинку стула. Так вот почему Векира так взволнована. Заключение, страдания, унижения, закончились. Брат не допустит, чтобы с ней обращались так, он и сам пострадал от Сайхат: она надеялась родить королю законного наследника и сначала настраивала короля против сына, а потом подкупила прислугу, чтобы те отравили Еглона, — это послужило решающим обстоятельством в обвинении ведьмы. Но в дни, когда Сайхат еще не появилась во дворце, а Мирела проводила праздники не в заключении, а вместе с отцом и матерью, она дружила с Еглоном: они вместе играли и читали книги под присмотром графини Бернт... Королева Езета благосклонно относилась к сыну фрейлины: она не могла родить наследника, хорошо, что это сделала другая женщина. Езета знала: если Мирела будет в хороших отношениях с братом, то когда он станет королем, тоже будет милостив к сестре. Даже когда все изменилось, и первая жена короля вместе с дочерью отправилась в ссылку, напоминающую тюремное заключение, Еглон изредка присылал сестре письма с пожеланиями здоровья и скорой встречи.

Мирела расправила плечи и тут же осеклась: умер ее отец, нельзя радоваться этому.

— Векира, выйди, пожалуйста, — попросила она. — Мне надо оплакать отца и помолиться за его душу.

Горничная присела в реверансе и тут же исчезла.

Принцесса еще носила траур по матери, поэтому переодеваться не пришлось. Мирела опустилась на колени и прежде чем начать молитву, несколько раз сказала себе: "Я не должна быть бесчувственной. Не должна. Я должна хоть немного скорбеть об отце. Господи, какое же злое у меня сердце, — воскликнула она в отчаянии. — Дай мне хоть слезинку!"

Наконец выпрошенная слеза скатилась по щеке. За ней последовал настоящий поток, хотя в глубине души Мирела не знала, плачет она от печали, что потеряла отца, или от радости, что ее испытания закончились. Но девушка не копалась в себе и поднялась с колен с чувством выполненного долга. Высушив слезы, села к столу. Почему-то казалось, что Даут сообщит что-то важное сегодня. Надо успокоиться, иначе она не выдержит встречи с этим чудовищем.

В дверь аккуратно постучали. Вошедший слуга, непрестанно кланяясь, спросил, не соблаговолит ли ее высочество принять графа Даута. Мирела благосклонно кивнула. Она не хотела видеть графа, но если она хочет узнать новости, то встретиться с ним придется.

Вошедший следом Даут вначале произнес пространную речь, в которой оправдывал хамское отношение к девушке тем, что таков был приказ короля. Смиренно просил, чтобы принцесса (теперь уже он мог называть Мирелу этим титулом), со смирением и человеколюбием, которого в ней было в избытке, простила его. После этого Даут сделал паузу, но Мирела не произнесла ни слова, глядя прямо на графа. Его губы еле заметно скривились в презрении. Этот человек испугался за свою шкуру, но ни малейшего раскаяния не испытывал. Впрочем, не ее дело наказывать графа. Теперь этим должен заниматься король и регент, которого назначил отец по завещанию. Все знали, что им должен стать герцог Зеран — очень достойный человек. После ссоры с Тазрашем король еще больше сблизился со спокойным, увлекавшимся живописью и литературой аристократом, никогда не стремившимся любой ценой получить расположение короля. Мирела мало встречалась с Зераном в юности, но рассказывали, что он привечает ученых и поэтов, постоянно посещает популярный салон в Беерофе, принадлежащий какой-то маркизе. Принцесса не сомневалась, что такой человек не будет дурно влиять на брата. Если брат спросит, как с ней обращался граф, она расскажет, но не будет требовать наказания. Пусть молодой король сам решает, что делать.

— Ваше высочество, — продолжил Даут. — Вероятно, до вас тоже уже дошли слухи о смерти вашего отца, достойного короля Манчелу. Вчера к вечеру гонец привез два письма относительно этого чрезвычайного происшествия. Одно из них мне велено передать вам, — он протянул листок. — Относительно второго письма спешу сообщить, что король Манчелу пал жертвой козней сторонников церкви Хранителей Гошты. Его коварно убили маги, которым не понравилось, что народ предпочитает совершать богослужения в Святой церкви.

Произнеся это, граф с поклоном вышел.

Последние слова оставили неприятный осадок в душе Мирелы. Опять обвиняют церковь Хранителей Гошты! Но убийство короля к вере в Эль-Элиона никакого отношения не имеет. Кто-то пытается отвести подозрения от себя. Принцесса успокоила себя тем, что герцог Зеран непременно с этим разберется.

Мирела прочитала короткое письмо и чуть не расплакалась. Письмо написал брат, его уже называли королем Еглоном, хотя официальную коронацию назначили на 8 ухгустуса. Становилось понятно, почему Даут сегодня так изысканно вежлив: он тоже прочел это письмо. Принцесса перечитала изящные буквы — у брата был красивый подчерк.

"Моя дорогая сестра, принцесса Мирела! Сегодня мне сообщили, что через десять дней состоится коронация. Я очень хочу видеть Вас на этом торжестве. Моя любимая сестра, принцесса Кашшафы, непременно должна приехать в Беероф и отныне жить рядом со мной. Вам возвратят замки и драгоценности, принадлежавшие Вам и Вашей матери, королеве Езете. Отныне Вы всегда будете занимать положение, достойное принцессы. С любовью Ваш брат, король Еглон".

Миреле показалось, что это письмо четырнадцатилетний мальчик — она не могла воспринимать брата как юношу или мужчину, слишком долго они не виделись — писал самостоятельно. Если бы кто-то из его гувернеров помогал, оно было бы написано более длинно и цветисто. Но брат написал не то, что следовало по этикету, а то, о чем он думал. Принцесса помолилась и за него. Пусть Эль-Элион даст ему здоровья, долгих лет жизни и мудрости. Что если сейчас, когда он так молод, дурные люди будут заставлять его поступать против своих желаний?

2 ухгустуса, Раввиф, столица Яхии

Ночью Зелфа почти не спала. Сначала обдумывала, что скажет энгарнскому принцу. Прокручивала беседу в голове и так, и эдак. Он обязательно захочет обмануть ее, убедить, чтобы их отпустили, а амазонки встали на сторону Энгарна. Как выяснить правду? Как точно узнать, что сейчас происходит?

Уже за полночь она пробралась в темницу, избегая встречи с ночной стражей. Конечно, она рисковала: хоть и прихватила с собой серебряный кинжал, но все равно не была уверена, что справится с оборотнем. Пурланти предупредила, что он сильнее обычного мужчины.

О принце Зелфа слышала много, но о его тайне не догадывалась. Да и кто бы догадался? Судачили, что это тихо помешанный мальчик, на которого смерть отца, короля Ллойда, произвела такое глубокое впечатление, что он почти скрывается от людей. Некоторые полагали, что он видел убийство и знает, кто его совершил, поэтому избегает дворца, чувствуя, что не в силах наказать зло... Оказалось скрытность и нелюбовь к дворцу имела другие причины. При мимолетной встрече она заметила умный изучающий взгляд. Нет, он не походит ни на разбойников Лейна, по какой-то насмешке, называющих себя рыцарями, ни на своего спутника — похотливого дружка. Он будет убивать в крайнем случае, когда не останется другого выбора. Так что Зелфа не побоялась встретиться с принцем один на один, и надеялась, что никто не узнает об этом посещении.

Она вошла в камеру со свечой. Глаза принца сверкнули желтым. Зелфа на всякий случай села у противоположной стены, поставила свечу на пол, а перед собой, будто любуясь оружием, выставила серебряный кинжал. Ялмари молчал, но губы насмешливо дрогнули.

— Не боишься? — начала Зелфа разговор.

— Если бы ты хотела меня убить, то уже убила бы. Самое удачное время было, когда меня оглушили. Теперь уже поздновато.

— Угрожаешь? — спокойно поинтересовалась женщина. Принц пожал плечами. — Я все знала о тебе, поэтому мне удалось тебя поймать. Не хочешь узнать, кто против тебя ополчился?

— Мне интереснее, чем они купили твое расположение, — ответил Ялмари. — Что они предложили, чтобы ты нарушила перемирие с Энгарном?

— Больше, чем ты можешь вообразить, — грустно улыбнулась Зелфа. — Процветание для моей страны, жизнь мне и большинству моих девочек — на войне нас защитят.

— Жизнь? — Ялмари присвистнул. — Жизнь — это шикарный подарок. И ты поверила, что они могут исполнить обещание?

— Та, что приходила ко мне, — может, — уверила Зелфа. — А вот насчет процветания... Я как раз и стараюсь понять, кому верить, рядом с кем нам лучше: с Энгарном или с Кашшафой. А также насколько у Кашшафы велики шансы победить. Так ты знаешь о готовящейся войне?

— От соседей не скроешь ни свадьбы, ни похорон, — невесело отшутился принц поговоркой. — Я здесь потому, что хотел найти помощь в замке фей.

Королева посмотрела на него иначе.

— Как же тебя угораздило, мальчик?

Ялмари догадался: женщина спрашивала о том, что он не человек.

— Так бывает: дети рождаются и без участия того, кто считается мужем, — усмехнулся он. — Но я ни о чем не жалею.

— Ты уверен, что найдешь помощь? — тут же вновь сменила тему Зелфа. — Уверен, что Энгарн победит?

— Кто знает будущее кроме Эль-Элиона?

— Да! Я ответила ей также. Но будущее за тем, у кого сила. Я так полагаю, замок фей — это ваша последняя надежда?

Ялмари не знал, что сказать. С одной стороны — да. С другой — если феи откажут, Полад будет искать помощь в другом месте. Он не сдастся. Амазонка расценила его молчание по-своему.

— Последняя надежда — и такая зыбкая. Вот что, мальчик. Я подозреваю, что веревки тебя не остановят. Прошу: не сбегай сегодня ночью. Завтра я приму решение. В любом случае ты не умрешь. Договорились?

Принц никогда не был слишком доверчив, но если война начнется, амазонки станут врагами или союзниками. Он хотел быть уверенным, что, по крайней мере, врагами они не стали из-за него.

— Хорошо, — согласился он.

После беседы Зелфа снова размышляла. Разговор нисколько не помог. Сердце склонялось к тому, чтобы встать на сторону Энгарна. Разум говорил, что в битву вступили слишком могущественные силы, и по всему видно, что на стороне Энгарна остается все меньше союзников. Надежда Полада на фей слишком иллюзорна. Ведь именно фея приходила, чтобы заручиться поддержкой амазонок. Получается, Энгарн будет сражаться против всех: против Яхии, Лейна, фей, могущественного мага. Нет ни одного шанса выстоять, хотя принц очень симпатичен. Но ради него подвергать опасности девочек... Большинство жителей Энгарна напоминают лорда Нево. Они всего лишь люди. А если учесть, что большая часть амазонок Яхии, либо недавно были жительницами Энгарна, либо их праматери когда-то бежали оттуда, спасаясь от унижений, то и подавно захотят ли они рисковать?

Зелфа мучилась оттого, что принимала решение самостоятельно. По-хорошему, поговорить бы с девочками. Но кто знает, как отнесутся амазонки к тому, что она сначала поссорилась с Энгарном, захватив их принца, а потом уже советуется с ними. Королева смотрела в окно на бледно-розовый свет еще довольно большой убывающей луны и чувствовала, что попала в ловушку.

Когда за окном небо посветлело, она вновь отдалась на волю случая. Она не знала, что делать, так пусть определит судьба. А Зелфа примет ее, какой бы она ни была.

Засовы загремели, и Ялмари опустил ниже подбородок, чтобы блеском глаз в темноте не выдать себя. Амазонки подошли с двух сторон, поставили на ноги, одна наклонилась, нахлобучила шляпу на голову: по вчерашнему дню они помнили, что Зелфа почему-то очень внимательно следит, чтобы эта деталь одежды не пропала.

Пока только королева знала всю правду о нем — и это давало надежду Ялмари на благополучный исход. Вчера он ждал ночи, чтобы сбежать. Веревки, сковывающие в человеческом облике, перестали бы мешать, если бы он обернулся волком. Силы оборотня хватило бы, чтобы сломать двери — не такие уж они и крепкие в этих застенках. Он мог бы добраться до пограничного замка. А там бы "волки" освободили его от веревок. Можно было бы начать переговоры об освобождении Герарда. Амазонки редко убивали рабов. У Сорота точно бы хватило ума вести себя так, чтобы выжить хотя бы неделю, а там уже на маленького соседа можно надавить. Не захочет Зелфа отдать лорда по-хорошему, отдаст по-плохому. Это заняло бы какое-то время, но, в конечном счете, все закончилось бы благополучно.

По просьбе Зелфы Ялмари отложил побег, чтобы узнать, какое же решение она примет. Казнить по закону страны его не могут, пока он не совершит какой-нибудь непростительной глупости, так что освободиться успеет.

Принца вывели в коридор. Герард за спиной притих, наверно, взял пример с принца. Ялмари не обернулся — успеют еще увидеться. Он незаметно осматривался, стараясь понять, куда их ведут. Если к Зелфе — она их освободит. Он передернул затекшими плечами. Представил, каково сейчас Сороту, которого тоже всю ночь продержали связанным. Если уж оборотень рук не чувствует...

Он разочарованно выдохнул, когда их вывели на улицу. Подошла амазонка, которой он "принадлежал" — Бисера. Она махнула девушкам, которые держали Ялмари и его отпустили.

— Следуй за мной, раб, — скривила она красивые губы и отправилась направо по улице.

Ялмари мельком встретился взглядом с Соротом, которого забрала другая амазонка. Даже словом не перемолвились... Бисера подскочила так быстро, что принц едва успел слегка уклониться от летящего в лицо кулака, чтобы смягчить удар.

— Я сказала, следуй за мной, раб, — прошипела она.

— Следую, — пожал он плечами.

И если тон был покорным, то глаза пришлось спрятать, чтобы она не заметила сверкнувшей в них ярости. Девушки и так гневом пылает — хоть костер поджигай — не стоило ее провоцировать. Десятница пошла вперед, указывая дорогу.

...Из головы Бисеры не выходил разговор с королевой. Непривычный страх закрался в сердце: происходило что-то, чего десятница не понимала, а потому не могла подготовиться. Перед тем как забрать раба, королева пригласила ее к себе в покои. По Зелфе явственно читалось, что она не спала всю ночь, поэтому и принимала амазонку лежа в постели.

— Бисера, подойди ко мне, — голос королевы звучал спокойно и твердо. — Я хочу дать тебе кое-что.

Когда девушка шагнула ближе, Зелфа достала из-под подушки кинжал, сверкнувший в лучах красного солнца, как зеркало.

— Возьми, — она явно колебалась. — Это... подарок. — Бисера вздернула брови. — Ты, может быть, не понимаешь, что происходит, — королева будто читала в ее душе. — Но если Эль-Элион благословит, и не поймешь. Но это может тебе пригодиться...

Бисера шагала впереди раба и лихорадочно соображала, для чего ей может пригодиться столь дорогой подарок — кинжал из чистого серебра.

Ялмари следовал за Бисерой по узким улицам Раввифа. Город был куда скромнее, чем столица Энгарна, но оставлял приятное впечатление: беленые дома, мощеная дорога, ветви деревьев, свешивающиеся из-за каменных заборов, вилланы, спешащие куда-то с корзинами фруктов или рыбы, — это открывало настолько мирную картину, что забывались даже затекшие руки, сведенные за спиной. "Она, наверно, ожидает, что я точно так же буду с корзинами ходить", — подумал Ялмари, глядя в спину амазонке, и хмыкнул. Тут же напрягся, ожидая реакции. Но его либо не расслышали, либо проигнорировали. Что и к лучшему. Он уже устал получать по морде. Самое большее, на что он рассчитывал, это подождать до вечера, чтобы ускользнуть, как только наступит ночь. Он не заметил, в какую сторону увели Сорота, но это было не так уж и важно. Если удастся выбраться из дома бесшумно, он быстро отыщет его и попросит немного подождать.

Бисера толкнула деревянную дверь в каменном заборе, почти у стен, ограждающих город: скорее всего в звании десятницы она недавно, потому и не успела получить домик получше. Хотя принц смутно представлял, как тут распределяются дома. Неужели ради повышения в звании, кого-то выселяют из дома?

Небольшой дворик встретил запахом свежих яблок. Жилище Бисеры значительно отличалось размером от дома королевы. Вместо бассейна — круглая каменная чаша, врытая в землю, около трости диаметром. Виллан лет сорока суетился рядом, вычищая ее стены. Он быстро взглянул на нового пленника и тут же еще ниже склонился над чашей. Бисера, не взглянув в его сторону, пошла куда-то за дом.

Ялмари прошел за "хозяйкой" в сарай. Вдоль стен стояли лопаты, коса, молотильный цеп, но девушка, пошла дальше и открыв еще одну дверь, ввела его в небольшую пустую клетушку. Потолок поддерживал одиноко стоящий в центре столб. Солнечный свет падал через небольшое отверстие в крыше, оставляя на присыпанном соломой полу яркий квадрат.

— Руки! — сощурилась девушка. Она чуть нервничала. Ялмари повернулся спиной. Чиркнул меч. Девушка явно берегла веревку: надрезала чуть-чуть и теперь аккуратно разматывала. Когда его освободили, Ялмари невольно застонал — кисти скрутило болью от прилившей к ним крови. Он растирал их, восстанавливая кровообращение.

Бисера шагнула в дальний угол, коротко приказав:

— Раздевайся.

Принц опешил, но с места не двинулся. "Что она собирается делать?" Амазонка вышла вперед, держа в одной руке кнут и веревку, а другой поглаживая рукоять меча.

— Я приказала раздеться. Не зли меня.

— И что будет дальше? — чуть приподнял он бровь.

Вместо ответа в воздухе свистнул кнут, который девушка ловко перехватила за рукоять. Ялмари едва успел отшатнуться, чтобы он не задел лицо.

— Раздевайся, — угрюмо повторила Бисера. — Если ты будешь вести себя хорошо, я не буду бить тебя долго.

И снова ударила кнутом, но Ялмари вновь уклонился.

— Может, не надо? — дружелюбно предложил он. — Мне не очень нравится, когда меня бьют. И я буду защищаться.

Амазонка оскалилась в бешенстве и вновь размахнулась. Принц уже разглядел, что на конце веревки прикреплены крючья. Небольшие, но для людей наверняка болезненные, рабов она легко могла ими смирить. Ему же крючья повредили бы, только если бы попали в глаз. На этот раз, увидев летящий в лицо кнут, он молниеносно ухватил веревку и дернул на себя. Он был значительно сильней девушки, и она не удержала рукоять. Ялмари подобрал его, притянув за веревку, и тут же поднял руки.

— Я не желаю тебе зла. Если что-то надо сделать, я сделаю, но... веди себя прилично.

Бисера грязно выругалась. Лицо так исказилось от злости, что уже никто не назвал бы его красивым. Стремительным движением она выхватила меч и кинжал — это придало ей уверенности.

— Непослушных рабов у нас убивают, — жестко промолвила она.

Ялмари заметил зеркальный блеск оружия. Так вот что решила королева: он не будет терпеть побои — и его зарежут. Все по правилам Яхии: никто не скажет, будто Зелфа напрасно убила хорошего раба. Принц посерьезнел. Смотрел то на кинжал, то на Бисеру. Девушка заметила этот взгляд.

— Знакомая штучка? — она неправильно поняла его. Подумала, что королева таким образом хочет о чем-то напомнить пленнику. Теперь десятница окончательно успокоилась. "Так значит, у Зелфы с ним давние счеты. Она предполагала, что дело дойдет до убийства, и хотела намекнуть, что причастна к его гибели". — Я даю тебе последний шанс, — процедила Бисера сквозь зубы. — Если сейчас ты сейчас разденешься до пояса и встанешь к столбу, я накажу тебя, но не убью.

— Я согласен слушаться тебя... какое-то время, — Ялмари смотрел на кинжал: предполагал, что девушка хочет отвлечь его разговорами. — Но в твоих желаниях тоже должны быть границы.

Бисера с коротким рыком бросилась вперед, замахнулась кинжалом в грудь. Вообще-то по правилам, она должна была сделать выпад мечом, а потом ударить строптивца кинжалом в бок. Пленник следил за кинжалом, и она предположила, что удар мечом он пропустит. Не ошиблась: защищаясь от серебряного оружия, Ялмари схватил ее кисть и вывернул. Ладонь от боли разжалась, и кинжал упал на землю. Но в тот же миг меч рубанул его по шее.

— Ой ё! — прошипел "раб", потирая ушибленное место. Морщась, подхватил кинжал. Оружие он держал лезвием к себе, стараясь продемонстрировать миролюбие.

Бисера смотрела на пленника, вытаращив глаза. Несмотря на жару, она мелко дрожала, меч выпал из рук. Парень должен был заляпать все вокруг фонтаном крови: она ударила с такой силой, что голова не могла удержаться на плечах. Но он стоял живой и невредимый, уже и не морщился, только настороженно смотрел.

Коротко вскрикнув, девушка бросилась к выходу, но Ялмари оказался быстрее. Сунув кинжал за пазуху, он одной рукой прижал девушку спиной к себе, удерживая в комнате, а другой зажал ей рот.

— Успокойся, — внушал принц. — Успокойся! Пожалуйста, не кричи. Давай поговорим. Я не причиню тебе зла. Но пойти разболтать о том, что здесь произошло, я тебе не позволю. Успокойся.

Бисера оценила силу противника: если бы он захотел, мог бы свернуть ей шею одним движением. Но вместо этого, что-то объясняет. Девушка замерла в его объятиях.

— Ты успокоилась? — хватка ослабла. — Можно тебя отпустить? — девушка слегка кивнула. — Не делай глупостей. Ты сделаешь себе больно, — на всякий случай еще раз предупредил Ялмари. — Я все равно не позволю тебе уйти.

Бисера стояла не шевелясь. Он медленно отпустил ее. Подтолкнул в комнату, встал у выхода. Амазонка еще дрожала. Они смотрели друг на друга.

— К-кто ты? — спросила она, наконец.

— Я... не человек, — начал Ялмари издалека, наблюдая за ее реакцией.

— Ты оборотень! — догадалась она, прикрывая в испуге рот ладошкой.

— Да, — согласился он. — Но на самом деле, это не так страшно, — утешил он девушку, догадавшись, что она сейчас вспоминает о младенцах, разорванных в полнолуние на куски. — Я спокоен. Видишь? Если бы я захотел, я бы порвал весь город прошедшей ночью.

— Полнолуние закончилось, — с сомнением произнесла Бисера.

— Луна еще сильна, — возразил принц. — Она лишь чуть уменьшилась. Но надо сказать, что для меня это не имеет значения. Я могу обернуться днем и ночью, когда понадобится. Я оборотень по крови, — девушка ни о чем подобном не слышала, и поэтому он объяснил кратко, как мог. — Наша стая живет в лесах, северо-западнее Энгарна. Мы рождаемся оборотнями, это наша природа. Мы не более кровожадны, чем люди. Часто даже менее кровожадны.

— Никогда не слышала ни о чем подобном.

— Не ты одна. Мы не особенно выставляемся. Людям не нравится, что кто-то отличается от них. Они и разбираться не хотят, сжигают нас на кострах. В том числе в Энгарне, — пленник поморщился. — Никто не желает понимать, что опасны проклятые оборотни — люди, на которых наложили проклятие луны. Но их не так просто обнаружить как нас. Пока они в образе человека, их так же легко убить, как и любого человека. Но в полнолуние, или когда луна сильна, как сейчас, они обращаются в волков и полностью теряют человеческий разум. Вот они-то и творят разные зверства.

— Откуда ты знаешь, о чем я подумала? — нахмурилась девушка.

— У тебя все на лице написано, — мягко улыбнулся он.

— Постой, — девушка потерла лоб. — Так оборотней можно убить только серебром?

— Проклятых убить не так-то просто, пока они волки, — попытался он увести разговор в сторону.

— Тебя можно убить только серебряным оружием, — упрямо повторила Бисера. — И королева об этом знала! — зло добавила она. Ялмари промолчал. — Знала и никому не сказала! Никому! Она меня подставила... — девушка была в ярости. — Подожди, — вновь сдвинула брови Бисера. — Наверняка есть еще что-то, чего я не знаю. Откуда она знала, что вы поедете этой дорогой? Откуда она знала, что ты — оборотень. Откуда она знала, как можно поймать тебя? Зачем вообще ты ей нужен?

— Очень много вопросов, — подмигнул принц. — Если не возражаешь, давай мы поедим, а то я уже дня два не ел. А за столом я тебе все расскажу. Почти все.

Он уже почти поверил, что с девушкой можно будет договориться. Но когда он повернулся, чтобы выйти из комнаты, она задержала его.

— А ну стой! Сдвинешься с места — закричу так, что весь Раввиф сбежится!

Ялмари замер на пороге, не оборачиваясь. Амазонка блефовала: если бы захотела, давно бы закричала, — поэтому принц изобразил покорность. Бисера подскочила к нему, заглянула в глаза.

— Твой напарник. Он тоже оборотень? — спросила она.

Она хотела уловить лжет он или нет.

— Он человек, — услышал, еле слышный вздох облегчения, но вступаться за Зелфу не стал. В конце концов, она действительно не очень хорошо поступила с подданными.

За то, как она поступила с ним, принц не злился. После беседы ночью, он прекрасно понял эту женщину, которая со своим маленьким государством оказалась пешкой в борьбе двух держав. Она сейчас лихорадочно ищет правильный путь, и кто он такой, чтобы указывать его? В этой битве каждый решает за себя. Так же, как пришлось решать ему. Сейчас он надеялся, что удастся заручиться поддержкой Бисеры. Или хотя бы убедить не мешать. Тут же подумал о Сороте: если его "воспитывают" так же, как пытались его, мало ему не покажется.

— Мой напарник... Ты можешь сделать что-то, чтобы его не изувечили.

— Я буду делать что-то, — произнесла девушка после паузы, — только когда узнаю, что происходит. Ты обещал слушаться? Иди, разогревай завтрак.

Ялмари хмыкнул, с сомнением глядя на девушку.

— Я не сбегу, — заверила десятница. — В отличие от королевы я никогда не играю за спиной. Ты не убил меня — я тебе доверяю. К тому же мне очень хочется узнать, что, шереш вас раздери, происходит!

Принц вышел из сарая. Раб снова бросил на него взгляд, в котором на этот раз сквозило недоумение. Ялмари толкнул дверь в дом, девушка вошла следом. В узком темном коридоре он увидел еще две двери.

— Направо, — подсказала Бисера, но он бы нашел кухню и по запаху.

Ялмари свернул и огляделся. Обстановка встретила более, чем скромная: старенький шкаф с нехитрой посудой, большая печь с подобием кровати наверху, деревянный стол и табуретки, пучки душистых трав, подвязанные к потолку, — сильно напоминало дом богатого старосты. Принц повел носом, чтобы определить, что ему предлагалось приготовить. Нашел в печи чугунок с остывшей картошкой. Бисера оставила его одного. Принц напряженно прислушался, но, кажется, амазонка рылась в кладовке. Поставил горшок в теплую печь. Вернулась десятница, положила на стол кусок копченого мяса.

— Это к завтраку, — небрежно объяснила она. Ялмари одобрил — его и не хватало.

Вскоре горшочек зашипел, Ялмари вытащил его ухватом. Бисера бросила на стол ложки, устроилась на табурете и требовательно посмотрела на пленника.

— Рассказывай.

Ялмари с трудом спрятал улыбку. Он разложил картошку по тарелкам, нарезал мясо, безошибочно нашел шкаф, где хранился хлеб. Амазонка не торопила, но внимательно наблюдала за ним. Он устроился напротив, отломил хлеб, отправил в рот ложку картошки и кусочек мяса.

— На чем мы остановились? — уточнил он, оценив выдержку десятницы.

— Как тебя зовут? Откуда королева знала, что вы пойдете этой дорогой?

— Ялмари Онер, — представился принц. — А откуда обо мне узнала королева лучше спросить у нее. Ты не хочешь позавтракать?

— Я уже завтракала! — Бисера в сердцах оттолкнула тарелку. — Ты обещал все рассказать.

— Я не знаю ответа, — объяснил принц. — Можешь задавать еще вопросы. Все, что знаю, я тебе расскажу, поскольку государственных тайн с собой не везу.

Амазонка задумалась. Ялмари воспользовался этим, чтобы поесть.

— Тогда можно предположить, — промолвила она после паузы, — ты не знаешь так же, откуда она знала, что ты оборотень.

Принц кивнул:

— Ей кто-то сообщил обо всем, но я не знаю кто. Знаю, что это была женщина.

— Но ты наверняка знаешь, зачем ты ей нужен. Должен знать!

Ялмари в очередной раз подтвердил.

— А попить у тебя есть что-нибудь?

— Вино. Вон бутыль.

Он поморщился.

— Тогда лучше воды.

— Ты не пьешь вино? — презрительно скривилась она.

— Оборотни не пьют вино. Плохо его переносим. Ладно, потом попью. Зачем я нужен королеве? Наверно, надо начать с того, что я — принц Энгарна.

— Кто ты? — рассмеялась Бисера, увидев, что Ялмари серьезен, недоверчиво сощурилась. — Врешь, — всмотрелась в молчавшего оборотня. — Нет! — воскликнула она. — Твой напарник — он еще похож на принца, но ты... Да ты картошку себе разогрел! Принцы так не ведут себя.

— Кстати, о напарнике, — прервал он ее возмущение. — Он не должен знать, что я не человек. В Энгарне никто этого не знает. И они считают меня чокнутым, потому что я готовлю себе пищу и по большей части живу в домике лесника, избегая общества людей, — амазонка молча переваривала услышанное. Ялмари смотрел в стол, затем грустно закончил. — Это тайна нашей семьи.

Десятница, наконец, поверила.

— Шереш... — потрясенно процедила она сквозь зубы. — Энгарнский принц. Да какого хрена она там себе думает? Мы тут живем спокойно потому, что нас Энгарн не трогает. Да если там кто-нибудь узнает... — она вскочила с места.

— Ты куда? — поинтересовался Ялмари.

— К ней, куда же еще!

— Постой... — он вскочил, но Бисера толкнула его ладонью в грудь. Толкнула так сильно, что от неожиданности он опустился обратно на табуретку.

Девушка склонилась над ним.

— Ты ведь не собирался у меня оставаться, не так ли? Скорее всего, ночью собирался свалить. Так вот и свалишь. Я тебя в любом случае никому не выдам. Но с Зелфой я поговорю.

— Боюсь, будет хуже.

— Да ты не боись, — она решительно выскочила из дома.

У входа в дом королевы ее задержал раб:

— Госпожа еще отдыхает, — жалобно заскулил он.

Бисера коротко выругалась, давая понять, что это ее не волнует, и так посмотрела на раба, что тот ушел с дороги. После такого взгляда только побои. Конечно, королева тоже побьет, если будет недовольна тем, что ее разбудили, но, по крайней мере, боль откладывалась.

— Никого не впускай, а то убью! — крикнула амазонка уже из дома, не задумываясь о том, как он выполнит ее поручение.

Бисера вихрем влетела в спальню, бесцеремонно сдернула с королевы легкое желтое покрывало и, чтобы та скорее проснулась, потрясла ее за плечо. Тут же отскочила, опасаясь, что Зелфа спросонья ударит.

— Какого шереша! — зарычала королева, садясь на кровати. И замерев уставилась на Бисеру. Спросила тут же сменившимся тоном. — Что случилось?

— Может, ты мне скажешь, что случилось? — оскалилась Бисера. — Расскажешь, что это за пленники и для чего мы их ловили.

— Не смей разговаривать со мной так, Бисера! — прищурилась Зелфа. — Тем более, ты многого не знаешь...

— Так расскажи, — с нажимом произнесла десятница, не страшась королевского гнева. — Лучше поздно, чем никогда. Расскажи, на кой шереш мне мог понадобиться этот кинжал чистого серебра. И как ты смела меня так подставить. Ты предполагала, что я смогу справиться с оборотнем, даже не зная, с кем имею дело? Да он мог голыми руками меня удавить. Он вообще весь Раввиф перерезать ночью мог. Ты чего ожидала? Как ты могла?

— Закрой рот! — рука Зелфы потянулась к мечу: она всерьез разозлилась. Небольшая грудь под тонкой туникой гневно вздымалась. Но десятница быстро преградила ей путь.

— Убьешь меня? — сверкнула глазами девушка. — А дальше кого убьешь? Сколько амазонок ты готова убить ради своей выгоды? Скольких готова скормить оборотню?

— Да прекрати ты орать! — зашипела королева. — Сядь! — приказала она, и Бисера невольно повиновалась, опускаясь на стоящий рядом табурет. — Если бы он представлял опасность, то не разгуливал бы по городу, — Зелфа нахмурилась. Она никак не ожидала, что придется отчитываться перед десятницей. — Я бы его сама ночью убила! Сама!

— Убила бы? — вскинулась Бисера. — Убила бы моего раба? И как бы ты это объяснила, интересно мне знать?

— Я бы нашла что сказать!

— То есть опять бы соврала. А как насчет правды, Зелфа? Разве мы не имеем право знать, в какую игру ты играешь? Разве никого из нас не касается то, что ты захватила и хочешь убить энгарнского принца?

Десятница до последнего надеялась, что сейчас Зелфа рассмеется и скажет: "Он назвался принцем? Вот шутник!" Но услышав это обвинение, королева побледнела.

— Не надо так кричать, — повторила она.

— Тогда объясни мне, что происходит, — потребовала Бисера, замирая.

Для того чтобы обрисовать ситуацию, Зелфе хватило и четверти часа. Девушка оторопела.

— Скажи, что это неправда, — тихо попросила она. — Скажи, что ты не решала в одиночку вопросы, которые должны решать вместе десятницы и сотницы. Ты ведь знаешь, что будет, если об этом станет известно...

Зелфа отвела глаза. Потом, поджав губы, посмотрела на девушку.

— Я надеюсь...

— Ты зря надеешься. Я не стану держать это в тайне. Но я могу позволить тебе самой рассказать обо всем. Сделаем вид, что я ничего не знаю. Что я впервые услышу обо всем, когда ты соберешь совет. Но у меня одно условие.

— Что за условие? — сухо поинтересовалась королева.

— Ты найдешь способ отпустить пленников.

— Это невозможно! — отрезала женщина. — Если я сделаю это, меня точно так же казнят.

— Найди способ отпустить их без ущерба своей репутации, — вкрадчиво посоветовала Бисера. — И сделай это до совета. Предупреждаю: если через час ты не отпустишь их, я соберу амазонок.

— Как ты смеешь мне угрожать? — возмутилась королева.

— Зелфа... — внушительно завершила разговор Бисера. — Я надеюсь, ты сумеешь оценить мою доброту.

Она вышла из спальни, предусмотрительно отбросив меч королевы подальше, чтобы она не смогла ударить в спину.

По возвращении Бисеру встретил пустой дом. "Неужели сбежал?" — нахмурилась она. Но через мгновение Ялмари тоже шагнул в комнату.

— Я остерегся, — объяснил он. — Как прошла встреча с королевой? — поинтересовался он.

— Отлично, — недовольно поморщилась девушка. — Через час она найдет способ отпустить вас.

— А если она предпочтет нас казнить? И тебя заодно.

— У нас так просто не казнят, — не согласилась десятница. — Должен состояться суд. В любом случае я тоже остереглась. Если в нашу сторону будет двигаться отряд хотя бы из пяти человек, меня предупредят. Чай будешь?

— Не откажусь, — согласился он.

— Евий! — тут же крикнула девушка, порадовавшись, что заранее приказала рабу заняться этим. — Подай чаю. И нечего так ухмыляться, — повернулась она к Ялмари.

— Что ты. Как можно... — принц попытался сохранить серьезность.

На этот раз десятница проглотила иронию. Они подождали, пока раб поставит перед ними большие глиняные чашки, испускавшие вкусный травяной аромат. Следом на столе появилось варенье в большой миске, две ложки и краюха хлеба.

— Чем богаты, — пробормотала Бисера, размышляя об изысканных десертах, которые приходилось есть принцу во дворце.

— Эй! — окликнул ее Ялмари. — Все отлично. Ты чего?

— Ты точно мысли не читаешь? — недовольно поджала она губы.

— Точно. Я чувствую настроение людей, могу определить, лжет человек или говорит правду. Но я уже объяснял: у тебя все на лице написано. Ты сейчас чрезвычайно озаботилась моим высоким происхождением. Не стоит. Королем я никогда не буду. Да и в Энгарне вряд ли останусь. Сейчас бы войны избежать — и я могу ехать на все четыре стороны.

— Я из Энгарна, — сообщила девушка.

— И что? — не понял принц.

— Я знаю, что в Энгарне мужчины не наследуют трон. А твой отец? Я имею в виду настоящий отец, он еще жив?

— Это имеет значение? — опустил голову Ялмари.

— Ладно, — легко согласилась девушка. — Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Да-да. Я помню, — десятница постучала пальцем по лбу. — Так странно говорить с тобой. Как будто я умерла когда-то, родилась снова, и тут встретила человека из прошлой жизни, — она пожевала губами. — Чем пока займемся? — поинтересовалась она, оценивающе окинув его взглядом. — Хотела бы я все же увидеть тебя без одежды, — она облизнула губы. — Время еще есть. Пойдем в спальню? — прямо предложила она.

— Н-да, — пробормотал принц, отводя глаза. — Нравы у вас...

— А что с нравами? — недовольно оскалилась она. — Не хочешь — как хочешь. Я, наверно, недостаточно изысканна!

— Дело не в этом, — покачал головой Ялмари.

— А в чем? Оборотней не интересуют женщины? — она старалась сохранять безразличие.

— Дело не в этом, — повторил принц.

— Так в чем, в чем? — настаивала девушка. — Ничего не пойму из твоего мычания. Я тебе понравилась, женщин ты любишь. Какие проблемы?

— И оставил Эль-Элион людям, всего четыре заповеди... — тоном священника в церкви провозгласил Ялмари и улыбнулся.

— Какие заповеди? — не поверила ушам амазонка. — Вот эти что ли: "Храни себя в чистоте"? Кто сейчас соблюдает эти глупые правила?

— Вероятно, только оборотни, — подмигнул парень.

— И зачем это нужно? Насиловать себя. Кому это вообще нужно? Тебе нужно?

— Да.

— Зачем? — поразилась девушка.

— Хотя бы затем, что поступая так, я чувствую себя человеком, а не городским кобелем, — пожал плечами принц. И девушка умолкла, растеряв аргументы. — У тебя еще есть вопросы?

— Девушку себе тоже такую религиозную будешь искать?

— Причем здесь религия? — удивился Ялмари.

— Да ладно, я не об этом спросила. Я о том... Будешь искать девственницу? С порченой противно лечь будет?

— Для меня не это имеет значение.

— А что?

— Только то, что я люблю ее.

— И неважно, что она человек? Что у нее, возможно, было много мужчин?

— Важно, какая она сейчас, а не какая она была. Женщину легкого поведения, я вряд ли смог бы полюбить, но если все в прошлом...

— Почему тогда к себе такие повышенные требования?

— Это не требования, — Ялмари говорил спокойно и убедительно. — Это часть меня. Мне противно ложиться с женщиной, которую я не люблю. Неужели это так сложно понять?

— Сложно, — Бисера обмякла. — Среди людей нет таких мужчин. Как тут поймешь.

Принц перебрал в уме знакомых. Наконец произнес.

— Встречаются. Не часто, но встречаются... Если моя исповедь закончилась, может, расскажешь о себе?

— Да нечего тут рассказывать, — тяжело вдохнув, прошептала девушка. — Абсолютно ничего интересного.

— Ну, если ты не хочешь...

— Расскажу. Ты спрашивай.

— Например, скажи, сколько тебе лет, как попала в Яхию из Энгарна.

— Мне двадцать три. А попадают сюда двумя путями: либо женщину изнасиловали, либо соблазнили и бросили. Редко кто сам по себе приходит. Ну, еще многие родились здесь. Зелфа, например, амазонка в третьем поколении. Она лучше всех законы Яхии знает.

— А ты... — начал Ялмари и осекся. — Извини, не надо о таком спрашивать.

— Да ладно... — Бисера горько усмехнулась. — Я родилась в Иазере. Отец был... Вернее он до сих пор купец. У меня еще два старших брата было... есть, — губы ее дергались от скрываемой боли. — Мы отца почти не видели. Он постоянно ездил куда-то. Когда приезжал, надо было вести себя очень тихо — он не терпел шума. Если что не так — орал, как будто в него шереш вселился. Да и руку частенько прикладывал. И нас бил, и маму. Мама, чтобы нас утешить, пока его не было, позволяла нам на городские балы ходить и в гости... Она нас ни в чем не стесняла. Ну, я и познакомилась там с одним козлом. Высокий, красивый. А уж как высвистывать умел... "Позвольте мне проводить вас до дома. Если с вами что-то случится, солнце навсегда погаснет для меня... Вы должны жить вечно! Если судьба разлучит нас, я буду приходить к вашему дому, чтобы хотя бы издали увидеть вас, — это будет моим утешением..." В общем, когда случайно отец услышал его имя, избил меня так, что я неделю лежала, даже, извини, пописать не могла встать. Запретил с ним встречаться под страхом смерти... Но это пока он дома был. А когда он уехал, мама меня из-под домашнего ареста выпустила. И этот козел предложил, что надо как-то заставить отца разрешить нам пожениться. И я осталась на ночь у этого козла. Пока отца не было, я то дома ночевала, то у него была... Забеременела. Потом вернулся отец... И вместо того, чтобы дать мне приданное и сыграть свадьбу, сказал, что я могу со своим ублюдком убираться на все четыре стороны. И что если я еще раз покажусь рядом с домом — он спустит на меня собак. И он бы спустил... А когда я пришла к своему любимому... Меня обозвали грязными словами и вышвырнули на улицу. Сказали, что нищенка никому не нужна. Мне тогда шестнадцать исполнилось. И у меня был небольшой выбор: устроиться на "работу" к мадам Разият, ложиться под всякую пьянь, либо... Изучала я с гувернанткой, что есть на востоке мерзкая страна Яхия, в которой мужчины никто, а женщины воюют и ходят голыми, когда захотят. И поскольку шлюхой я все-таки не была, несмотря на мнение моего отца и моего козла, я попробовала добраться до Яхии. Как добиралась, рассказывать не буду — это грязные подробности. Мне надо было что-то есть. Да и пешком я добиралась бы месяц, если не больше... В общем, меня уже ничто не могло смутить — я хотела добраться до Яхии. Юлуках в пяти от Раввифа скинула ребенка, чему тоже обрадовалась. Только заболела после этого. Горела, как в лихорадке. Думала, умру, но успела дойти сюда. Амазонки выходили. У них большой опыт по этой части.

Ялмари глядел в стол. Было тошно. Эта история была очень обычной. Необычным был разве финал, потому что большинство девушек после случившегося живут в домах таких, как мадам Разият. Если ты богат — тогда проще. Большинство родителей смотрят сквозь пальцы на шалости детей, поскольку и к себе не очень строги... Вот и его сестренка... Полад сейчас защищает ее от подобной участи. Но получится ли? Кажется, он несколько опоздал. Тем более Лин мечтательница, как мама в юности. Запрети ей общаться с Соротом, и она пожелает преодолеть все препятствия, чтобы быть с любимым. Выйдет замуж, а затем горько пожалеет. В том, что Полад правильно оценил Герарда, он не сомневался.

— Так ты теперь не будешь смотреть на меня, раз я такая грязная? — прервал его размышления резкий голос.

Он тут же поднял взгляд.

— Ты вовсе не грязная, — твердо заявил он. — Хотя, как бы ни сложилась жизнь, вряд ли бы ты была счастлива. Ну, вышла бы ты замуж за этого... — он проглотил слово "козла", — промотал бы он твое приданное и точно так же вышвырнул бы на улицу. Или стал избивать — мстить за то, что денег досталось мало.

— Я тоже об этом думала, поэтому рада, что оказалась здесь, — удовлетворенно заметила девушка.

— Яхия — это не лучшее, что может иметь женщина, — возразил принц.

— А что лучшее? — встрепенулась амазонка. — Что? Ждать, когда муж слезет с какой-нибудь бабы, придет домой и будет жаловаться: "Ох, я так наработался, милая, сил нет!" Пресмыкаться перед ним, заискивать, чтобы он тебе ребра не переломал?

— Не обязательно же так.

— А как? Ты много семей знаешь, где все иначе? Я не об аристократах спрашиваю, у них все по-другому. Я о таких, как я. Мы живем в жестоком мужском мире. Мужчины правят — неважно виллан он или телохранитель, — она быстро взглянула на принца. — Женщина ничего не значит. И можно либо принять правила игры, занять место на коврике для вытирания ног, или послать всех... к шерешу! Я выбрала второй путь и не жалею. Если ты никому не нужен, надо крикнуть миру, что тебе тоже никто не нужен. Вот мы и кричим, так что все глохнут.

Они замолчали.

— Это мерзко, — сказал Ялмари после паузы. — И самое мерзкое, что ты права. И еще хуже, что это никак не исправишь. Мы живем в жестоком мужском мире.

Во дворе послышался шум.

— Бисера! — позвал молодой девичий голос. — Тебя и нового раба срочно требуют к королеве.

Они пришли на центральную площадь Раввифа. Небольшая по сравнению с площадью любого крупного города Энгарна она вмещала лишь десятниц и сотниц страны. То, что площадь переполнена, было заметно издалека. Бисера, приблизившись к пленнику, шепнула еле слышно:

— Я не верю, что она найдет причину для вашей казни. Тем более, я легко могу добиться того, чтобы ее саму казнили. Но все же... держи ушки на макушке.

Толпа расступилась, давая им дорогу. В конце этого коридора, образованного женщинами, стояла королева — как всегда с распущенными волосами. Серебряного клинка при ней не наблюдалось, но это ни о чем не говорило. Возможно, она специально спрятала его. Войдя в небольшой круг, который освободили для Зелфы, Ялмари оглянулся. Сорота уже привела его "хозяйка". Вид растрепанный, будто одевался второпях, на рубашке он заметил кровь. Встретившись взглядом с Ялмари, он сначала смущенно отвел глаза, потом вопросительно поднял брови.

— Все собрались! — громогласно провозгласила Зелфа, когда Ялмари и Бисера заняли место справа от нее. Принц поморщился. — Мы собрались, чтобы исправить нарушение закона, — амазонки недовольно загудели. — Закон был нарушен ненамеренно, — успокоила она их. — Вы знаете порядок, — продолжила она, так же громко. Ялмари подивился мощи ее легких. — Мы захватываем вилланов, и они становятся нашими рабами: нашей законной добычей и нашим богатством. Но есть и другое правило — мы не захватываем воинов, потому что они плохие работники и скорее доставят проблемы. Воинов мы убиваем.

Бисера дернулась, но возразить ей не дали. На площади поднялся гвалт. Очевидно, никто не слышал о подобном законе. Скорее всего, он очень давно не употреблялся. Бисера хотела подойти к королеве, но ей преградили путь амазонки.

— Опять началось, — пробормотал сквозь зубы Герард.

Его амазонка возмущенно воскликнула:

— Я не позволю убить его!

Зелфа отогнала охрану небрежным движением и успокаивающе прикоснулась к десятнице.

— Я не закончила! — рявкнула Зелфа так, что все утихли. — Есть еще одно обстоятельство, ради которого я вспомнила об этом законе. Сами того не зная, мы захватили принца Энгарна.

Воцарилась такая тишина, что, казалось, женщины обратились в статуи. Ялмари знал, о чем они думали. Если принца убьют, начнется война, в которой Яхия никогда не одержит победу.

— Итак, если мы казним воинов, то обречем нашу страну на гибель, — подвела итог Зелфа. — Если сделаем их рабами, будет то же самое. И есть только один выход — восстановить еще один древний закон Яхии, который забылся за последние сто лет. Когда у нас еще не хватало рабов для всех, а женщина хотела родить ребенка, амазонки поступали так: они приглашали воинов в гости. Воины проводили какое-то время в Яхии, а если хотели, возвращались к себе. Я прошу вашего совета, лучшие воины Яхии. С вашего позволения я могу принести извинения принцу Энгарна. Может быть, он забудет те неприятные моменты, что пережил здесь, и задержится у нас в гостях, чтобы мы могли загладить свою вину. Когда они пожелают, но не раньше завтрашнего утра мы с почетом проводим его и лорда Нево. Я прошу вашего совета, лучшие воины Яхии, — повторила Зелфа. — С вашего позволения мы можем воспользоваться древним законом и избежать беды, нависшей над нашей страной.

— Да! — выкрикнула первой Бисера.

— Да! — подхватили другие.

Когда шум немного утих, Зелфа встала перед Ялмари. По толпе пронесся вдох недоумения. Как и Бисера, все предполагали, что принц — это высокий красавчик Герард, а никак не невзрачный коротышка, сопровождающий его.

— Принц Энгарна, Ллойд Люп, — произнесла Зелфа торжественно. — От всех воинов Яхии, я смиренно прошу прощения за это недоразумение. Мы ни в коем случае не хотели нарушать мирный договор, заключенный с Энгарном. Не могли бы вы забыть о том, что произошло, и остаться у нас в гостях, чтобы мы могли загладить вину.

— Извинения приняты, — Ялмари хотел было попросить отпустить их немедленно, но Зелфа уже отвернулась и гаркнула на всю площадь:

— Извинения приняты! Мы принимаем почетных гостей!

Крики ликования заглушили ее слова. Бисера схватила Ялмари за рукав куртки, чтобы удержать его рядом с собой, но это не удалось. Теперь, когда он из раба превратился в почетного гостя, всем хотелось рассмотреть принца поближе. Он почувствовал себя новой игрушкой, попавшей в дом с большим количеством детей.

Но Бисера скоро спасла его.

— А ну отошли все от принца! — заорала она ничуть не хуже, чем это делала королева. — В конце концов, это мой гость! — и амазонки попятились. Схватив Ялмари, она потащила его обратно в дом. Она уже обменялась с королевой благодарным взглядом. И понадеялась, что та не догадалась: благодарность не за то, что исполнили ее просьбу, а за то, что дали возможность еще немного побыть рядом с принцем. За эту отсрочку до следующего утра.

— Постой, — задержал десятницу Ялмари. — Где Сорот? Где мой напарник?

— Его тоже увели в гости. Не стоит ему мешать.

— То есть они...

— Ну, он же не оборотень, — иронично заметила Бисера.

— Нет, — горько заметил принц. — Он всего лишь вскружил голову моей сестре.

Амазонка посмотрела на принца.

— Плохой вкус у принцессы, — заметила она.

— Кто бы спорил. Но в ее возрасте редко выбирают правильно.

Десятница грустно покачала головой и собралась продолжить путь, но тут же остановилась.

— Постой, это что же получается? Сорот этот возможно женится не принцессе и станет королем? Получается, мы принимаем у себя будущего короля Энгарна? Ну и дела!

Остаток дня они провели в беседе. Конечно, общаться с десятницей было не так интересно, как с Илкер, — амазонка была далеко не так начитана, как любимая. Но девушка, то и дело внимающая ему с открытым ртом, казалась очень трогательной и забавной.

Когда солнце клонилось к закату, амазонка предложила:

— Тебе надо бы искупаться. Раб уже приготовил ванну, — Ялмари представил каменный чан во дворе и смущенно потер щеку. Бисера догадалась, что его беспокоит. — Не бойся, никто подглядывать не будет, — заверила она. — Мужской одежды у нас немного, предлагаю пока переодеться в вилланскую рубаху. Хочешь — возьми штаны, которые мы носим, они похожи на твои. Твоя одежда вопит о стирке.

Ванной Ялмари воспользовался второпях. Он, конечно, доверял словам Бисеры, но чувствовал себя неуютно, купаясь на открытом воздухе посреди двора. Облачившись в приготовленную одежду, почувствовал себя шутом, но выбора не было. К его облегчению, даже тени улыбки не появилось на лице девушки, когда он вошел в дом. Бисера указала на другую дверь.

— Там спальня. Я постелила. Ложись, как тебе удобно, — можешь в одежде, можешь раздеться, — и вышла из дома.

Ялмари отправился спать. В спальне не предусмотрели ни одной кровати. В дальнем углу стоял сундук для одежды, но матрасы, набитые шерстью, — наверняка тоже признак богатства — лежали прямо на ковре. Сверху Бисера постелила простынь, бросила подушки и легкое покрывало. Он, не раздеваясь, удобно устроился у стены, с облегчением подумав, что неимоверно длинный день закончился, и он отдохнет впервые за двое суток. Ялмари задремал, когда появилась Бисера со свечой. В той же легкой тунике, прилипшей к мокрому телу. Босиком пробежала по простыни, оставляя влажные следы. Схватила пару подушек и дернула на себя покрывало.

— Постой, — недоумевал принц. — Ты что собираешься спать здесь?

— А где же мне еще спать? — невинно повела она плечиком. — Другого дома у меня нет.

— Тогда я пойду к вилланам, — он подхватил рубашку.

— Не поняла, — удивленно округлила глаза амазонка. — Ты мне не доверяешь или за себя не ручаешься? Пожалуйста, не позорь меня, завтра же вся Яхия будет обсуждать то, что принц спал с рабами. Рабы же и разнесут — они любят сплетничать.

Ялмари замер.

— Ладно, — он лег обратно и, хотя чувствовал себя очень неуютно, честно закрыл глаза и попытался заснуть.

Девушка повозилась немного, погасила свечу. Он слышал в темноте ее дыхание. Через несколько мгновений Бисера спросила:

— Ялмари, а какие девушки тебе нравятся?

Он вспомнил Илкер. Она чудесна, но как ее описать?

Десятница села на постели.

— Ты спишь?

— Нет, — ответил он. — А зачем ты спрашиваешь?

— Мне любопытно. Ты женишься в Энгарне или уедешь к своим искать невесту?

— Скорее всего, в Энгарне.

— Она, наверно, будет самая счастливая — твоя жена.

— Я надеюсь.

Девушка легла.

— Как жалко, что ничего нельзя изменить, — промолвила она через миг. — С тех пор как я живу в Яхии, впервые пожалела, что со мной это произошло. Представляешь, я жила бы сейчас в доме отца. Ты бы приехал по каким-нибудь делам в Иазер, — Ялмари хмыкнул — девушка не знала насколько была близка к истине: он недавно посетил этот город. — Мы бы встретились случайно. Ты бы подумал: "Какая милая девушка!", а я бы подумала: "Никогда не знала, что увижу принца"... — голос ее стал глуше, казалось, она сейчас заплачет. — А вместо этого вся жизнь под откос. Из-за собственной дурости...

Принц хотел как-то утешить ее, но нужные слова не приходили. Услышав, что Бисера перебирается к нему ближе, сел на постели. Девушка положила ладонь ему на грудь. Желтый блеск глаз оборотня нисколько не пугал ее.

— Ялмари, пожалуйста... Мы ведь никогда не встретимся... Пожалуйста. Мне так одиноко сегодня...

Несмотря на темноту, он прекрасно видел и грудь, красиво очерченную туникой, и темные волосы, разметавшиеся по плечам, и черные глаза полные отчаяния и страха: что если ее опять отвергнут, когда так хочется быть неотразимой? Он не мог ее оттолкнуть — это было бы слишком жестоко.

— Мы живем в жестоком мужском мире, — выдавил он. Голос предательски дрогнул. Ялмари боялся назвать ее по имени и мечтал об одном — чтобы она поняла. — И, тем не менее, власть женщины в этом мире безгранична. Мало найдется мужчин, которые не совершили бы глупость ради женщины хотя бы раз в жизни. И ни один не устоял бы перед тобой... Даже я, — он убрал прядь волос с ее лица и заправил ей за ухо. — Если бы другая уже не обрела власть надо мной, я бы не смог сопротивляться тебе.

Девушка сидела, опустив голову, боясь пошевелиться, но он почувствовал — она поняла. Ялмари легко касаясь губами, поцеловал ее лоб, а потом вышел из дома. Бисера его не удерживала.

2 ухгустуса, Беероф

Столица понемногу успокаивалась: как и предполагал Загфуран, после того как огласили завещание короля, и самые строптивые прикрыли рты. Едва ли в стране нашелся бы хоть один человек, который поверил в подлинность завещания короля, особенно после того как гофмейстер, хранивший его, тяжело заболел и вскоре тоже умер. Но поскольку власть в стране отныне передавалась не одному человеку, а делилась между всеми заинтересованными, аристократы удовлетворенно ожидали коронации. После казни "заговорщиков" — графини Бернт и ее приспешников — совет регентов обсудит важные вопросы. Восстание на юге утихло, поскольку принцессе ничего не угрожало.

Загфуран радовался небольшой передышке. Он не питал иллюзий по поводу опекунского совета — герцоги и графы не сразу смогут договориться, каждый будет тянуть одеяло на себя, но сейчас он мог спать спокойно: донос о том, что Мирела собиралась бежать оказался ложным. Принцессу возвращают ко двору, и она тоже становится союзницей, а не врагом. Даже если сохранит верность церкви Хранителей Гошты, она не будет мешать. Опасных Манчелу уже казнил, или же их скоро казнят. Элдад Ароди, брат графа Бернта, притих после смерти Манчелу, но он скоро сам станет графом, после того как титул отберут у Рекема — изменника и предателя, а Тазраш предлагает отдать ему и должность гофмейстера. Временно, конечно. С Лейном отношения тоже налаживаются: с принцессой обращаются хорошо и королю Айдамиркану (вернее Тештеру) не на что пожаловаться. Все складывалось как нельзя лучше.

Минарс готовился к совету лордов. Теперь, когда ниточки власти сосредоточились у него, следовало подготовить почву, чтобы убедить дворян начать войну с Энгарном: очень уж мало времени осталось — меньше половины месяца — чтобы добиться чего-то существенного. Затем на помощь пришлют еще минарсов, и все может рухнуть.

По завещанию Манчелу, которое искусно подделал Загфуран, в регентский совет входили не только аристократы, но и Пресветлые. Если конечно, в жилах духовных руководителей Святой церкви текла благородная кровь. Так Загфуран подвинул минервалса Сусия к управлению страной. Тазраш тоже будет слушаться, но у него не очень чистая репутация. Чтобы повлиять на лордов, нужен человек незапятнанный, а Сусия уважали, особенно после того, как он попал в тюрьму по указу Манчелу. Минарс очень надеялся на то, что Сусий — где-то обещаниями, где-то уговорами — склонит совет к войне. Пресветлый уже намекал об этом некоторым лордам, и те выслушали его благожелательно. Найти еще трех сторонников — и можно начинать войну. Сначала надо подготовить войска, так что через две недели в Энгарн они в любом случае не войдут. Но точная дата военной компании может "утешить" Храм Света и они дадут минарсу еще времени, чтобы он справился в одиночку. Если же они не захотят... На этот случай маг предусмотрел еще один план.

Он знал, что Полад уже нервничает. Духи гор, которых он освобождал все больше, доставляют немалые неприятности, так же как проклятые оборотни. Одно то, что телохранитель королевы стягивает войска к горам, показывало, что он чувствует опасность. "Но что могут сделать войска?" — Загфуран рассмеялся. Полад, как и предполагалось, послал сына к феям, но и тут минарс его опередил. Пурланти сообщила, что Ялмари захвачен в плен. Хотел бы минарс увидеть Полада, когда ему сообщат, что принц погиб. Загфуран не мог проиграть. Не мог. Небо и Свет на его стороне, все идет так, как он задумал.

Маг отправился к Сусию, чтобы обсудить, с кем из совета регентов в первую очередь стоит поговорить. Он не использовал магию. Пресветлый жил в столице недалеко от дворца, поэтому Загфуран велел запрячь карету, чтобы лишний раз не мучиться чесоткой.

... Когда дом Сусия показался впереди, сердце мага охватила неясная тревога. За мгновение до того как карету открыли, он накинул капюшон. Кучер уже позвонил дверь, и на пороге появилась перепуганная служанка. Полная женщина в белом переднике и чепчике залепетала:

— Господин, как же хорошо, что вы появились, господин! Ему ведь ничего не помогает... Умрет ведь Пресветлый Сусий.

Загфуран прошел в дом, направляясь прямо в спальню минервалса, а женщина следовала за ним, торопливо объясняя:

— Вчера вернулся бодрый, сел за какие-то записи. Я ему ужин принесла, а он был занят, отставил поднос и работал дальше. Через час я зашла посмотреть: что-то он не звонит. Если съел, так я заберу посуду, а если не съел, так я заберу поднос да еще разогрею, мне нетрудно. Открываю комнату, а он на полу лежит. Мы переполошились, на кровать его положили, а он бредит. Мы доктора позвали: он кровь пустил. Говорит: "Не знаю, что за болезнь, холодный он, а в себя не приходит, бредит". Говорит: "Если после ужина плохо стало, наверно, отравили". Да кто же его отравил? Зачем же нам травить Пресветлого? — при этих словах, женщина всхлипнула и разразилась рыданиями.

Загфуран подошел к кровати Сусия. Минервалс сильно изменился за одну ночь: лицо осунулось, заострилось, к бледному лбу прилипли пряди мокрых волос, но когда маг прикоснулся к руке священника, она оказалась в меру теплой: ни холодной, ни горячей. Старик беспокойно зашевелился, застонал:

— Не надо! — прошептал он еле слышно и захрипел.

Происходило что-то странное. Загфуран повернулся к служанке.

— Выйдите отсюда и никого не пускайте. Я попробую его спасти.

Женщина вышла. Маг на всякий случай закрыл двери на ключ, торчавший в замке, потом вернулся к широкой кровати, чуть отодвинул старика, ставшего очень тяжелым, и лег рядом. Закрыв глаза, он взял ладонь Сусия в свою.

...Перенос осуществился молниеносно. Загфуран в том же темно-сером плаще минарса очутился посреди пустыни. Прямо перед ним на песке в белой торжественной одежде Пресветлого лежал Сусий. На груди у него сидела женщина в дорогом платье темно-красного бархата. И душила старика. Темные волосы упали на голову минервалса, и казалось, залепляют ему рот и нос, не давая дышать. За спиной женщины стояла прозрачно-черная фигура с вуалью на лице.

— Пурланти? — крикнул он. — Что происходит?

— Он умирает, — ответила фея ласково. — Я пришла за ним.

— Он не умирает! Его убивают, но он нужен мне.

— Тогда помешай, если успеешь, — Пурланти слабо махнула на женщину в бархатном платье.

Маг наотмашь ударил, но кулак прошел сквозь нее. Сусий захрипел громче и затих. В распахнутых светло-серых глазах отразилась ночь — Пурланти подошла ближе.

— Он умер, — сказала она. Женщина в бархатном платье поднялась и отошла в сторону. Пурланти взяла Сусия на руки, будто он был младенцем, и исчезла.

Женщина так же сидела на песке, низко склонив голову с распущенными черными волосами.

— Ты! — заорал Загфуран. — Кто ты такая? Как ты посмела? — маг бросился к женщине, но она исчезла, ее фигура появилась в другом месте.

На минарса взглянули черные глаза: настроение в них менялось так стремительно, что маг не успевал отследить его: восторг, ярость, смех, боль, надежда... Злости и торжества было больше. Правильные черты лица хранили безмятежность, даже на расстоянии она казалась значительно выше его. На обнаженной шее чернело странное ожерелье: будто на тонкой цепочке из серебра висят капли крови. Но стоило приглядеться, как цепочка превратилась в разрез, из которого хлынула кровь. "Сайхат!" — догадался Загфуран.

— Ты убила моего лучшего минервалса, — зашипел он. — Все, над чем я трудился столько дней, ты уничтожила. Такое я не прощаю, — он произносил слова, а пальцы еле заметными движениями плели магическую ловушку.

— И что же ты сделаешь?

Минарс стремительно швырнул в нее заклинание, но Сайхат легко уклонилась, мелодично рассмеявшись. Маг в ярости снова и снова пытался захватить ее, причинить боль, уничтожить, но ни одно заклинание на нее не действовало, она смеялась громче и громче. Ярость уходила, душу наполняло удивление.

— Кто ты такая? — изумленно спросил он, исчерпав весь арсенал возможностей. Может, если бы они не оказались непонятно как в этой пустыне, а встретились в реальном мире...

— Кто я такая, маг Загфуран? Это ты кто такой, что вмешиваешься в мои планы?

Если бы он мог хоть как-то захватить ее, чтобы вернуться в мир Гошты...

Женщина расхохоталась.

— Ты не справишься со мной, где бы ни встретил меня! Никто не справится со мной.

— Но это невозможно... — оторопел маг.

— Нельзя выжить, после того как тебе отрубили голову? — насмешливо уточнила Сайхат. — Очень даже можно. Можно даже вернуть себе тело. И я верну его. А если ты будешь мешать мне, я убью тебя. Убью каждого, кто встанет у меня на пути. Я вновь обрету плоть и кровь, а королевой станет моя дочь, до тех пор, пока она не родит сына.

— Кто ты? — в третий раз повторил минарс, и теперь в его голосе слышалось любопытство.

Возможно, поэтому Сайхат без пояснений поняла, о чем он спрашивает.

— Умертвие. Я наложила на себя заклятие перед казнью.

— И ты можешь вновь стать человеком?

— Могу, — в душе минарса шевельнулась надежда. — А еще я могу убить и тебя, как убила этого старика. Лучше не мешай мне, — она начала таять в воздухе.

"Уходит!" — испугался маг.

— Стой! — возглас получился отчаянным. — Почему бы нам не договориться? Вместе мы в любом случае сильнее, — Сайхат замерла, вглядываясь в минарса. — Ты уверена, что навредить тебе я не могу. Но помочь — в моих силах. Ты поможешь мне, а я — тебе.

— Ты готов убить Мирелу и Еглона и возвести на престол мою дочь?

— Почему нет? — торопливо заверил маг. — Мне все равно кто правит! Моя цель — начать войну с Энгарном, если ты поможешь...

— А зачем мне нужен ты? — презрительно поинтересовалась Сайхат.

Загфуран облизал пересохшие в пустыне губы.

— Чем тебе помешал Сусий? — уточнил он.

— Он не хотел убивать Мирелу. Ей возвращаются прежние почести, — по красивому лицу прошла судорога ненависти, но лишь на мгновение. — Я знаю, Мирелу хотели судить завтра вместе с Бернт. План изменился из-за него!

— А сама не можешь до нее добраться? — он уже успел сопоставить внезапную смерть королевы Езеты, болезнь принцессы, симптомы заболевания Сусия, о которых рассказала служанка... Но двое умерли, а Мирела поправляется. Со лба скатилась капля пота, он позавидовал собеседнице, которая как будто не чувствовала палящего солнца. — Ты не можешь убить дочь Манчелу, — уверенней заявил маг.

Сайхат долго не могла взять эмоции под контроль, она буквально пылала яростью и еле выдавила из себя:

— Не могу!

— Я помогу тебе, — заверил минарс. — А ты поможешь мне.

Он уже не смог бы сказать с уверенностью от чего пересохло во рту: от жары или от надежды, возрождающейся в душе.

— Что тебе нужно? — Сайхат чуть сдвинула брови к переносице, но от нее исходила явная угроза.

— Я сделаю все, чтобы Мирелу казнили, и чтобы ты обрела плоть, а ты поможешь мне тоже вернуть человеческий облик.

3 ухгустуса, замок графа Зулькада

Вскоре после первого письма от молодого короля Миреле пришло еще одно. Брат уже прямо повелевал принцессе прибыть в столицу, чтобы быть с ним до его коронации. Вероятно, Даут тоже получил какие-то указания, потому что с приторной вежливостью, поинтересовался, что нужно ее высочеству для поездки. Пусть она предоставит полный список необходимых вещей и все будет тотчас же доставлено в замок.

Мирела не поскупилась. Предстояло появиться в высшем свете, а ее гардероб сильно устарел. Следовало иметь два торжественных платья, которые бы подчеркивали траур, несколько повседневных платьев, нижнее белье, хотя бы две амазонки, обувь: дорожные ботинки и несколько пар туфель — к каждому платью особенные, кроме того шляпки, булавки, перчатки, носовые платки и прочие мелочи... Другие наряды она сошьет в столице: там больше выбор и тканей, и портних. Она также заказала новую одежду для горничной и слуг, которые будут сопровождать ее в поездке.

Неизвестно, как Даут выполнял это указание, но уже вечером 2 ухгустуса заказ доставили, и Мирела с удовольствием раздала обновки слугам, а потом примерила то, что сшили для нее. После этого Векира тщательно упаковала все, что они возьмут в дорогу.

Утром 3 ухгустуса Мирела проснулась рано. Она провела последнюю ночь в замке! Больше никогда не увидит этих обшарпанных стен, никто не запретит ей совершать прогулки, принимать гостей, не будет читать ее письма... Она выйдет замуж. Почему-то вспомнился Рекем, но Мирела тут же отогнала от себя глупые мысли. Она, конечно, будет просить за графа, Еглон помилует их семью, ведь Ароди не сделали ничего плохого, кроме того, что помогли опальной королеве и принцессе. Еглон помилует их, Рекем с графиней Бернт вернутся в родовой замок, они будут бывать на балах в королевском дворце... Но замуж она выйдет за того, кого назначит брат. С первой помолвки она знала, что дети короля выходят замуж для того, чтобы послужить стране. Она будет рада исполнить свой долг, ее чувствам здесь не место. Брат любит ее и отдаст ее в жены достойному человеку.

Векира зашевелилась на постели и тоже встала. Одевшись, она тихонько подошла к ложу принцессы, заметила, что госпожа уже проснулась.

— Доброе утро, ваше высочество, — шепнула она. — Не спится, да? Скоро сопровождающие вас дворяне прибудут.

Во дворе загремели засовы.

— Подай дорожное платье, Векира, — улыбнулась девушка. — Надо приготовиться к приему гостей.

Векира воткнула последнюю шпильку в светлые волосы принцессы, и кто-то постучал. Горничная поспешила открыть. На пороге стоял отец Иавин. Мирела радостно вскрикнула и, склонившись на колени, поцеловала его руку.

— Отец, я так переживала, — прошептала она.

— И не напрасно, дочь моя, — старик легко коснулся ее лба кончиками пальцев, чтобы благословить. — Мы можем поговорить наедине?

— Конечно. С тех пор как пришло письмо от принца Еглона, Даут ведет себя иначе, — легко улыбнулась Мирела. — Здесь нам никто не помешает, — священник ожидал еще чего-то, и она уточнила. — Вы хотите, чтобы горничная тоже вышла? — отец Иавин кивнул, и Векира выскользнула из спальни, не дожидаясь других указаний.

Когда дверь закрылась, отец Иавин опустился на стул, а принцесса села у его ног на маленькую скамеечку.

— Что-то случилось, отец? — Мирела не чувствовала страха, жизнь налаживалась.

— Я хотел предупредить тебя о том, что творится в столице... — он рассказывал нехотя, будто еще не был уверен, правильно ли поступает.

— Смерть короля Манчелу для многих стала тяжелой потерей, — помогла ему девушка. — Я понимаю это.

— Ты понимаешь не все, — вздохнул священник. — Знаешь, кого обвинили в смерти короля?

— Имен мне не называли, — насторожилась девушка.

— Прежде всего, церковь Хранителей Гошты, тех, кого Манчелу обидел.

— Но орден магов никогда не поднимал восстание, — чуть нахмурилась принцесса. — И они не умеют убивать на расстоянии иначе, чем камнями Зары. Они же не владеют злой силой.

— Ты права, но об этом никто не вспоминает. Кричат, что покушение устроили именно маги. Восхваляют Тазраша, который не растерялся в час опасности, хотя и не смог спасти короля. Сейчас снова смакуют грехи служителей церкви. Каждый раз непременно упоминается, что раз они не хотят принять помазание от Святой церкви, значит, им нравится вести нечестивый образ жизни и наживаться на доверчивых людях нашего королевства, — отец Иавин сжал губы, будто старался сдержать рвущиеся наружу чувства. Помолчав, он продолжил. — Виновной в смерти короля делают церковь Хранителей Гошты. Виновны все, кто отказался повиноваться королю и принять помазание от Святой церкви, то есть отказался смириться перед отступниками. А главные заговорщики, конечно, те, кто был арестован королем незадолго до смерти.

— Леди Ароди? — прошептала Мирела.

— Сегодня в Беерофе идет суд над ней, но уже и так известно, чем он закончится. Ее по-прежнему называют главной убийцей. Якобы, она спланировала преступление. Маги выполняли ее волю. Будто бы она передала им записку из тюрьмы с приказом не медлить, но уничтожить монарха.

— Отец Иавин, — девушка накрыла его сжатые кулаки своими ладонями. — Мне надо увидеть брата. Этот кошмар закончится. Я все ему объясню и...

— Дочь моя, — промолвил священник с нежной снисходительностью. — Он ведь всего лишь мальчик и ничего не решает. Вместо него действует опекунский совет.

— Какой опекунский совет? — удивленно отстранилась принцесса. — Регентом должен стать герцог Зеран!

— После смерти короля Манчелу таинственным образом появилось завещание короля, в котором он в случае своей смерти вместо одного регента назначает совет из влиятельных людей королевства. Они изберут главу совета и будут решать все вопросы в стране до совершеннолетия короля, то есть в ближайшие десять лет.

— Но ведь...

— Да, все помнят другое завещание короля, в котором регентом был назначен герцог Зеран, а об изменении завещания никто не слышал. Но у гофмейстера нашли один документ, содержание которого я пересказал. Вроде бы, король буквально за неделю до смерти написал его.

— Но ведь, скорее всего...

Духовник угадывал мысли, которые не успевала высказать Мирела, и отвечал на них.

— Были те, кто посчитал завещание подделкой, но доказать этого не смогли. Если это и подделка то очень тонкая. На месте лордов я бы попросил Мудрейшего мага исследовать этот документ, но, во-первых, Мудрейшим уже не верят, ведь они принадлежат к церкви Хранителей Гошты, а во-вторых, зачем лордам объявлять подделкой такое выгодное завещание? Я чувствую, что Мудрый маг Загфуран, появившийся так неожиданно и дававший советы королю по поводу Святой церкви, — имеет прямое отношение к тому, что происходит в Кашшафе. Ему под силу подделать завещание... Но вряд ли мы что-нибудь докажем.

— Так что же делать, отец Иавин? — умоляюще воскликнула принцесса.

— Прежде всего, дочь моя, ты должна подумать о себе. Да-да о себе, — подтвердил духовник, видя ее недовольство. — Конечно, я имею в виду не жизнь на этой земле, но твою душу. Опекунский совет готов вернуться тебе привилегии. Ты снова будешь принцессой Кашшафы. Но в том случае, если публично присоединишься к Святой церкви и отречешься от тех, кого считают виновными в смерти короля.

— Я не могу предать Эль-Элиона и своих подданных, — сжавшись, произнесла Мирела. — Маму, леди Ароди — я не могу их предать.

— Я верил в тебя, дочь моя. Знал, что ты не сможешь поступить иначе. Но, осознаешь ли ты, что ожидает тебя в случае неповиновения?

— Мне все равно... Даже если остаток жизни я проведу в этом замке, — голос Мирелы постепенно обретал твердость, хотя глаза наполнились слезами.

— Тебе не должно быть все равно. Ты станешь еще одной святой Кашшафы, девой, которая не боялась выступить в защиту веры там, где умолкли мужчины, и ты должна выступить так, чтобы вся страна узнала об этом. И кто знает, что уготовал тебе Эль-Элион?

— О чем вы, отец Иавин? — напряженно спросила принцесса. Она испугалась, что духовник предложит ей поднять мятеж против брата. На это она бы никогда не пошла: королева Езета научила дочь повиноваться королю во всем, что не противоречит законам Эль-Элиона. Даже если королю всего лишь четырнадцать лет.

— Ты должна требовать королевского суда, дочь моя, — девушка облегченно перевела дух. — И требовать, чтобы суд состоялся в Ештаоле. Он ближе к Лейну и там до сих пор многие дворяне верны церкви Хранителей Гошты. Там много твоих защитников, Мирела. Требуй публичного суда, выступи в защиту церкви, истинного поклонения и подданных, которых оболгали и хотят казнить за чужое преступление. В Ештаоле тебя обязательно оправдают, но ты сможешь объяснить все королю и вдохновить лордов выступить против власти Тазраша и Загфурана.

— Да, отец Иавин, — решительно подтвердила принцесса. — Я сделаю это. Что для этого нужно?

— Я привез письмо с требованием задержать тебя в замке до прибытия опекунского совета. Лорды повторят то, что я тебе сообщил, но будут обвинять церковь Хранителей Гошты, а тебя убеждать из любви к брату принять помазание Святой церкви. Они прибудут уже завтра, приготовься к этой встрече. Все будет хорошо, дочь моя. Я молюсь за тебя и верю в твое великое предназначение, — духовник дотронулся до лба, а потом до плеч принцессы, благословляя ее. — Я буду молиться в часовне весь день и всю ночь, а также следующий день, пока ты будешь предстоять перед советом. Ты и слуги, кто захочет, могут присоединиться ко мне, хотя бы на несколько часов.

— Но вы не отдохнули, — взволнованно воскликнула Мирела, — вы не выдержите, отец!

— Молитва — это не труд, но источник силы, — ободряюще улыбнулся духовник. — Ты же чувствовала силу Эль-Элиона, которую Он дает тем, кто обращается к Нему? — дождавшись благоговейного кивка, он закончил. — Присоединяйся ко мне как позавтракаешь, я отправляюсь в часовню сейчас же.

3 ухгустуса, Раввиф, столица Яхии, страны амазонок

Ялмари провел ночь в лесу и постарался, чтобы никто не заметил ни его ухода, ни возвращения. Единственное, чем он мог отплатить Бисере за то, что она сделала — это позаботиться о ее репутации. Десятница переживала, что над ней буду смеяться, если узнают, что принц не ночевал у нее. Пусть же это останется тайной. Погода стояла жаркая, а ночевать на открытом воздухе он привык. Вернувшись затемно, он убедился, что его одежда, висевшая на веревке во дворе, уже высохла. Он умылся, достав воды из колодца, и переоделся. Рабы еще только зашевелились в отведенной им рядом с домом каморке, когда он отправился на поиски Герарда. Принц рассудил, что пока найдет лорда, рабы в доме у "пригласившей" его амазонки тоже проснутся, и можно будет вызвать на улицу "дорогого гостя".

Понадобилось четверть часа, чтобы разобраться в обилии запахов и найти нужный дом. "Хозяйка" лорда тоже жила на окраине Раввифа, но в противоположном конце.

Виллан во дворе замешивал тесто. Увидев столь раннего посетителя, замер.

— Позови гостя, — потребовал Ялмари таким тоном, что тот и не подумал возражать. Он исчез в доме, а принц размышлял: хорошо мужчинам здесь живется или нет? С одной стороны — быть рабом, это совсем не то же самое, что быть вилланом. Будучи вилланом, ты зарабатываешь хоть какие-то деньги, и формально имеешь право поискать другого хозяина, если этот слишком суров. С другой стороны, жизнь виллана всегда была похожа на жизнь раба. Но иногда хозяин находится далеко, приезжал лишь чтобы собрать налоги. А в Лейне, откуда украли этого, желающих забрать урожай много. Тут им хоть и помыкает женщина, зато кормят, ничто не угрожает его жизни, разве только ребрам.

В доме послышалась возня, сонный голос Герарда, вспоминающий шереша. Наконец показался и он, лениво натягивающий кожаный жилет волка.

— Ллойд, ну почему в такую рань? — заныл он, сонно протирая веки.

— Можешь жить здесь, сколько захочешь, — Ялмари резко развернулся и отправился на поиски лошадей.

Герард вприпрыжку помчался за ним.

— Ллойд, ты чего? Что случилось-то? — вопрошал он, догнав принца.

Ялмари не отвечая, направился к дому королевы. Еще вчера проходя мимо, он учуял, что их лошади стоят там — они стали "налогом" королевы из удачного похода. Лорд шагал рядом.

— Ты чего, не с той ноги встал? — склонился над ним Сорот.

Принц отвернулся, чтобы тот не заметил отвращения.

— Отодвинься, — процедил он. — От тебя пахнет женщиной.

— Чем от меня пахнет? — удивился Герард.

Ялмари осекся. Но Сорот уже думал о другом.

— Ты ведь не скажешь Эолин... — спросил он, разом сменив тон. — Ллойд, какой у меня был выбор?

Ялмари с усмешкой посмотрел ему в глаза. Хотел снова отправиться за лошадями, но передумал и повернулся к Сороту.

— Никогда не задавался этим вопросом, но сейчас спрошу. У тебя есть любовница в Жанхоте? — и опять глаза в глаза, а губы кривятся от холодной ярости.

— Нет, — быстро ответил лорд. Слишком быстро. Но даже если бы не это, Ялмари все равно почувствовал, что он лжет, — липкий страх тек из него, как вонючий яд.

— Нет? — понимающе кивнул он. — Ну ладно, — и отправился к конюшне.

— Я не вру! — заспорил Сорот, догоняя принца.

— Не врешь, конечно, — горько согласился Ялмари. — Любовница — это нечто постоянное. Одна женщина для красавчика лорда? Ты просто трахаешь все, что движется.

— Да постой ты, — Герард схватил принца за рукав, но тот резко развернулся и с такой силой ударил его кулаком в челюсть, что тот кувырком полетел на землю и очень неуклюже пытался подняться: руки и ноги явно его не слушались.

— Извини, сам не ожидал, — без доли раскаяния сообщил Ялмари. — Во избежание повторения, давай установим правила: больше ты ко мне не приближаешься.

Сорот отчаялся подняться и сел на мостовую, слегка покачивая головой, будто пытаясь прийти в себя. Но губы уже исказила усмешка: презрение, смешанное с ненавистью.

— А тебе больше нравятся мальчики? Или у тебя вообще не стоит, поэтому ты ненавидишь нормальных, здоровых мужчин?

Ялмари такой выпад даже развеселил. Он хмыкнул, рассматривая сидящего Сорота, как мерзкое, но безобидное насекомое.

— Надо кое-что прояснить, — промолвил он после паузы. — Мне плевать, сколько у тебя женщин. Вероятно, ты даже бы остался моим другом, я бы смог принять, что ты от меня отличаешься. Я врезал тебе, потому что ты лжешь моей сестре. Ты кружишь голову невинной девочке, потому что мечтаешь стать королем. Пока я жив, я этого не допущу.

— Что? — лорд поднялся с земли и замер в изумлении. — Ллойд, ты в своем уме? Я люблю ее. При чем здесь титул?

— Любишь? — ядовито поинтересовался принц. — Я, может, совсем не подхожу под твое понимание нормального здорового мужчины, но я знаю одно: когда любишь, других для тебя не существует.

— Да послушай же... — возмутился Герард.

— Закончим диспут, — резко прервал его принц. — Я поговорю с сестрой, как только вернусь. И я сделаю все, чтобы ты не приближался не только ко мне, но и к ней.

Неизвестно чем бы закончилась их перепалка, если бы не появилась Зелфа. Она с кривой усмешкой окинула взглядом мужчин.

— Доброе утро! Уже в дорогу?

Ялмари глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Мимо, позвякивая оружием, прошествовали амазонки, спеша сменить стражу у ворот.

— Доброе утро, — принц взял себя в руки и поздоровался почти обычным тоном. — Нам надо спешить. Мы и так задержались... в гостях.

— Жалко, что не попрощаетесь с девочками. Ну да ладно, — она сделала знак, чтобы отойти дальше от Сорота и заговорила шепотом, почти одними губами. — Сегодня я собираю совет, чтобы на этот раз мы вместе приняли решение, на чьей стороне Яхия. Так что, может быть, на обратном пути нам придется еще раз встретиться. Но вы уже не будете гостями.

— Любопытная у вас дипломатия, — спокойно ответил Ялмари. — Вы словно извиняетесь за то, что убьете не сейчас, а позже. Или это попытка задобрить, если убить не удастся? — королева резко выпрямилась, губы гневно сжались, но принц словно не заметил этого. — Спасибо за то, что отпускаете сейчас, хотя, думаю, что благодарить надо не вас. Впрочем, и осуждать вас я не смею, — добавил он после паузы. — Принять решение, от которого выиграет Яхия в данной ситуации очень сложно. Но мое мнение — если Загфуран, маг, который все это затеял, добьется своего, проиграет не только Энгарн. Вся Гошта проиграет.

Королева будто выдохнула, напряжение прошло. К ним уже подходил раб, ведя под уздцы двух лошадей.

— Ты мне понравился, — произнесла королева медленно. — Я бы предпочла увидеть тебя в качестве гостя.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил Ялмари и, легко погладив морду лошади, вскочил в седло. Затем коснулся края шляпы в знак прощания и пришпорил лошадь.

Он не оглянулся, чтобы убедиться, что Сорот следует за ним. Однако едва они покинули пределы Раввифа, он обратился к лорду.

— Вернешься в Энгарн и подождешь меня в Тофеле, — подождал возражений, но лорд лишь хмуро ожидал продолжения, подбородок на месте удара уже наливался синевой. — Это приказ, — на всякий случай добавил принц и повернул на восток.

Он не пожелал объяснять лорду, что решение принял не только из-за ссоры, но и потому, что, когда он будет возвращаться от фей, могут возникнуть проблемы с амазонками. И тогда лишний свидетель будет мешать. Если Ялмари будет один, будет шанс ускользнуть от них.

4 ухгустуса, Беероф

Смерть Сусия стала большой потерей для Загфурана. Следовало найти другого Пресветлого или, в крайнем случае, послушного лорда, который мог бы исполнять волю минарса в совете регентов. Найти как можно скорее, потому что дальше сделать это будет сложнее: каждый займет свое место и не захочет рисковать ради мага. Это создавало определенные трудности, но... Загфуран был окрылен.

Кто бы мог подумать, что встреча у постели умирающего минервалса принесет такую удачу? Если все будет идти так, как они договорились с Сайхат, то после казни принцессы, ведьма обретет плоть и поможет ему тоже стать человеком. В том, что у нее получится, маг не сомневался. Более того, он надеялся, что сохранит преимущества, которые обрел, став вампиром. Он перебирал в уме, все, что узнал от Сайхат об умертвиях. Если наложить на себя при жизни определенное заклинание, то никто тебя не убьет. Если только на короткое время — через девять месяцев ты оживешь. Умертвие сохраняет рассудок, не чувствует боли и холода. Единственное, что омрачает их жизнь — голод и слабость. Умертвие постоянно хочет есть, но не может насытиться, а отомстить врагам могут одним способом: если подержать руку над пищей в течение хотя бы четверти часа, туда стечет капля яда. Человек, принявший такую пищу, погружается в кошмарные видения, в которых умертвие получает полную власть над ним и даже убьет, если захочет. К сожалению, очень редко люди оставляют открытую пищу надолго, да еще там, где умертвие может незамеченным постоять над ней. Вот почему, для того чтобы погубить королеву и принцессу, ей понадобился помощник в замке.

Загфуран вспомнил вчерашний разговор.

— Но принцесса не умерла, — заметил Загфуран.

— У нее объявился помощник, — Сайхат скривилась, но сохранила красоту. — Если ее не могу убить я, ее должны убить люди. И ты мне в этом не помешаешь.

— Я помогу тебе, — с готовностью откликнулся минарс. Он забыл и о палящем солнце, и о жажде. — Если ты поделишься своими знаниями и сможешь вернуть и мне человеческий облик. Как ты говоришь, это происходит?

Чтобы вновь стать человеком, умертвию нужно немного: хотя бы капля крови короля или его детей, но отданная добровольно. Тогда Сайхат приобретет небывалые возможности: она по желанию будет становиться человеком, чтобы утолить голод или умертвием, чтобы покарать врагов и не чувствовать боли. И заклинание умертвия помогало не только ведьмам. Оно помогало вернуть человеческий облик людям, находящимся под заклятием, например, проклятым оборотням. Стало быть, и вампиру должно было помочь.

"Если я вновь стану человеком, но при этом смогу пользоваться крыльями вампира и его силой, — это был бы несказанный подарок", — в Загфуране проснулся азарт. Он исполнился уверенности: если он станет свидетелем перевоплощения Сайхат и узнает заклинания, которыми она пользовалась, то поможет себе в любом случае...

— Ты хочешь, чтобы принцессу казнили, но открыто я не могу это сделать, — еле заметная угроза промелькнула в лице женщины, и маг торопливо объяснил. — Выслушай меня до конца. Мы вполне можем помочь друг другу. Я затеял перемены в стране, потому что мне нужна война с Энгарном. В этой войне, чем больше будет союзников, тем лучше. Я уже договорился с герцогом Пагиилом, который контролирует восточную часть Лейна. С Тештером, контролирующим западный Лейн, я тоже ссориться не намерен. А он недвусмысленно намекнул, что готов начать войну, если принцессе Миреле будет что-то угрожать. Но мы можем перехитрить их. В замке Зулькада у тебя есть помощник. Кто он? Может он убедить принцессу сделать кое-что?

— Думаю, может, — усмехнулась Сайхат.

— Принцесса должна потребовать публичного суда, — объяснил Загфуран. — В этом требовании никто ей не откажет. И перед Лейном мы будем оправданы. Но надо торопиться, сегодня же я отправлю регентский совет в замок Зулькада, но кто-то должен подготовить принцессу, чтобы она произнесла нужные слова перед лордами. Суд над ней состоится позже, чем над графиней Бернт, но это неважно, казнят их вместе. Ты можешь связаться со своим помощником?

— Могу, но он еще в Беерофе. Я не хочу, чтобы его раскрыли, поэтому он часто отлучается из замка.

— Ему нужно срочно вернуться, и я готов помочь в этом. Кто он?

Сайхат изучающе смерила взглядом минарса.

— Отец Иавин, — произнесла она.

— Кто?! — не поверил ушам маг. И тут же посмотрел на женщину с восхищением. — Духовник принцессы? Потрясающе! Он добьется от нее чего угодно. Как вы поймали его?

— Так же как и вас — он хочет вечной жизни и безнаказанности.

— Потрясающе, — повторил Загфуран. — Хотя о вечной жизни я как-то не мечтал. Нам надо увидеться и все ему объяснить. Сегодня же он будет в замке принцессы и передаст все, что нужно. Он точно справится?

— Он толковый. Принцесса не сбежала в Лейн благодаря ему: он предупредил Даута, да и с девушкой переговорил, чтобы она приняла свою судьбу, — на лице Сайхат отразилось презрение. — Хотя иногда Иавин тоже совершает ошибки. Хотел отправить Ароди подальше от замка, и случайно столкнул его с ведьмой Люне, знающей об умертвиях. Она из моего народа, но увидела что-то в судьбе Рекема, что сильно ее напугало. Вот она и выложила графу все, что знала об умертвии... Если бы не это, принцесса была бы уже погибла. Надеюсь, второй раз Иавин так не ошибется.

— Будем надеяться. Но прежде чем мы встретимся со священником, ты должна принести особую клятву. Я не хочу остаться в дураках. Поклянись, что в тот день, когда принцесса умрет на плахе, ты дашь мне необходимые заклинания.

Сайхат легко согласилась с этим условием. В тот же день Загфуран встретился с отцом Иавином и переместил его ближе к замку, чтобы он успел застать Мирелу, до того как она уедет в Беероф.

После этого произошел короткий разговор с Тазрашем — его во главе опекунского совета отправили к принцессе. Все считали, что едут, для того чтобы с почетом проводить ее высочество на коронацию. Разумеется, после того как она примет помазание от Святой церкви.

Теперь следовало ждать. Загфуран надеялся, что до 8 ухгустуса Мирела умрет на плахе вместе с графиней Бернт. Когда Храм Света отправит на Гошту еще одного минарса, Загфуран без опаски встретится с братьями.

4 ухгустуса, замок графа Зулькада

Мирела проснулась до восхода солнца. Большую часть вчерашнего дня она провела в молитве в часовне. Ей требовалась помощь больше, чем когда-либо. Сегодня, как и предупреждал отец Иавин, прибывали дворяне, входящие в регентский совет. Большинство из них уже приняли благословение Святой церкви, другие готовились принять его. Она нуждалась в особенной подготовке. Разбудив Векиру, она привела себя в порядок, а потом приказала девушке отдыхать. Сама же склонилась над Священной книгой Кашшафы. Она читала отрывки, укрепляющие людей перед казнью, молилась, снова читала.

Время шло медленно, Мирела перебирала в памяти все, что пережила за пятнадцать лет. Иногда люди и за шестьдесят не переживают столько. Она всю жизнь прожила в ожидании чуда: еще немного и все наладится... И каждый раз ее ожидания не оправдывались. Если опекунский совет согласится провести суд в Ештаоле, может быть, она победит... Это чудовищное слово "если".

Ближе к обеду она услышала, как отворились ворота. Забегали слуги, послышались отрывистые приказы. После прибытия отца Иавина Даут вновь изменил отношение к ней. Он не хамил как раньше, но разговаривал с холодной вежливостью. И прекратил называть ее принцессой.

Векира унесла нетронутый завтрак и вернулась с известиями.

— Они обедают, — сообщила девушка. — Очень довольные, кроме одного графа. Его укачало вроде. Как пообедают, сразу к вам. Мол, сначала дело надо. Зря я обед не принесла. Вам надо набраться сил, прежде чем с ними встретиться.

— Силы дает не пища, — отказалась Мирела. — Я сейчас не могу есть.

Принцесса снова и снова готовила слова, которые должна сказать этим людям.

Ей показалось, что она ждала не менее двух часов, чтобы ее пригласили в гостиную. В мыслях она успела раз десять одержать победу на суде и столько же раз потерпеть поражение и окончить жизнь на плахе. Она встала и уверенно последовала за слугой. Никто бы, глядя на нее, не сказал, что она колебалась или боялась чего-то. Может быть, она выглядела бледнее обычного, но сила чувствовалась в каждом жесте.

Когда принцесса вошла в гостиную, аристократы умолкли и встали, приветствуя ее. Они встали полукругом. Мирела обвела всех взглядом. Она много лет не видела их. Сейчас они смотрели на принцессу по-разному: с восхищением, уважением, страхом, презрением, ненавистью... Тем не менее она чувствовала себя не пленницей и даже не принцессой — королевой. Мирела смело посмотрела в глаза каждому. Последнему — герцогу Тазрашу. Он чуть скривил губы, будто еле сдерживал себя, чтобы не наорать.

— Леди Мирела, вы знаете, зачем мы прибыли? — первым задал он вопрос.

— Знаю, — спокойно откликнулась девушка, — но готова услышать вас.

— Я не буду говорить долго. После смерти заговорщиков, подло убивших нашего короля, главной обвиняемой в заговоре стала графиня Бернт. Король Еглон исполнен решимости вернуть вас ко двору, но с одним условием: вы покажете пример подданным и присоединитесь к Святой церкви. Услышав, что вы противитесь этому требованию, король написал вам, — герцог небрежно заглянул в какой-то листок, — "Это неслыханно, чтобы такая высокая леди отвергала нашу верховную власть. Почему наша сестра должна быть менее подвластна нам, чем любой другой подданный? Вы должны принять помазание Святой церкви, либо остаться в замке Зулькада и уже не ждать снисхождения". Итак, какое решение вы примете?

— Я не отрекусь от Эль-Элиона и веры моих предков, — отрезала принцесса. — Но и оставаться в этой тюрьме я не намерена. Если я виновна — предъявите мне обвинение. Я требую открытого суда в Ештаоле. Пусть мне вынесут приговор перед народом. Если я виновна, то готова понести наказание. Если невиновна, мне должны позволить жить в моем родовом замке и принимать у себя друзей. Вот мое решение.

Лорды удивленно зашептались. Ее требование стало неожиданностью. Но не для Тазраша. Он будто усмехнулся, услышав ее слова. Знал, что она потребует суда? Но откуда?

— Требуете суда? — равнодушно поинтересовался он. — Если суд состоится, вам предъявят серьезные обвинения. Главной подозреваемой в заговоре станет уже не графиня Бернт, а вы. Вы действительно хотите, предстать перед людьми, как неблагодарная дочь, которая сначала противилась желаниям отца, а потом убила его?

— Ваши обвинения смешны. Ни один человек не поверит, что я могла убить отца. Я всегда относилась к нему с почтением и уважением.

— Если бы вы относились к нему с почтением, давно бы уже признали, что брак короля Манчелу и вашей матери был незаконным, и присоединились к церкви, которую он основал, а не оскорбляли бы его величество своим упрямством. Вы противились отцу, а сейчас противитесь брату, подстрекая к такому отношению и других подданных.

— Согласиться с тем, что брак королевы Езеты и короля Манчелу был незаконным, значило бы оскорбить мою мать, а себя унизить. Я никогда с этим не соглашусь. Немало достойных людей считали этот поступок короля несправедливым. Но сейчас важно другое. Я тщательно ознакомилась с завещанием отца: там нет ни слова относительно того, какую веру я должна исповедовать! Вы пользуетесь тем, что его величество, мой брат, еще молод. И настраиваете его против меня.

— Опекунский совет создан как раз для того, чтобы никто не мог единолично влиять на короля, — криво усмехнулся Тазраш. — Когда мы приехали к вам с предложением прийти в лоно Святой церкви, это было не мое решение, но решение всех достойных людей Кашшафы, — он указал на присутствующих лордов. — Если же кто-то с этим не согласен... после вашей казни недовольных станет меньше. Служители церкви Хранителей Гошты связались с мятежниками на юго-востоке. Дело отца Узиила уже закончено, он будет казнен одновременно с леди Ароди и другими заговорщиками.

— Как вы смеете? — Мирела вспыхнула. — Вы можете обманывать народ, но не лгите хотя бы сейчас. Отец Узиил — святой человек. Каждый, кто увидит его, поймет всю лживость ваших обвинений. Не угрожайте мне, герцог, — Мирела успокоилась и улыбнулась. — Мне так часто угрожали, что я устала бояться.

— Значит, вы по-прежнему требуете суда?

— Да, я требую суда в Ештаоле.

— Ваше высочество, позвольте мне объяснить вам... — графу Фирхану было сорок пять. Этот несуразный человек с короткими ногами и с длинным, будто растянутым телом все же считался потомственным аристократом, хотя у многих, глядя на него, закрадывалось сомнение: так ли уж свято хранили верность мужьям женщины в его роду? Впрочем, тут мог сказаться и образ жизни: всего пять лет назад единственное, чем он славился — это количеством денег, оставленных в трактире. Багровое лицо с длинной широкой бородой и сейчас свидетельствовало о пристрастии к вину. А то, что он постоянно сутулился, делало графа еще более отталкивающим. И все же сейчас Мирела была ему благодарна — он единственный не побоялся обратиться к ней полным титулом. И даже поклонился, игнорируя неприязненные взгляды других дворян. — Ваше высочество, я понимаю, что есть некоторые вопросы, где нельзя идти против совести, — продолжил граф. Мирела знала, что сам он всегда был равнодушен к религии. — Но осознаете ли вы, что сейчас вам угрожает смерть? Вы к ней ближе, чем когда-либо. Если дело дойдет до суда, ничто не спасет вас. Кто возьмется вас защищать?

— Я возьму пример со своей матери — буду защищать себя сама.

— Хорошо, — Гуний Фирхан заметно смутился. — Но зачем же так рисковать? Король Еглон признал законность вашего рождения, он называет вас не иначе, как принцессой. Он желает возвратить вас ко двору, вернуть вам замки. Чего же еще вам желать? Кому вы принесете пользу, если умрете?

— Герцог Тазраш, — принцесса чуть качнула рукой в его сторону, — только что указал на одно условие, с которым я не могу согласиться. Вы требуете принять помазание от ложной церкви.

Дворяне неодобрительно загудели, но граф Фирхан настаивал:

— Зачем вы так, ваше высочество? Чем плоха Святая церковь? Мы сохранили устои, записанные в священных книгах. Что плохого сделали мы? Наши священники открывают новые школы, они в отличие от тех, кто был в церкви Хранителей Гошты, являются образцом для подражания. Среди них не встретишь пьяниц, развратников или тех, для кого важнее всего деньги...

— Поэтому они прячут свое лицо? Откуда вы знаете, чем они занимаются, может, сняв надоевший плащ, они идут в бордель?

— Ваше высочество, — укорил Мирелу граф. — Разве вам еще не сообщили, что с недавних пор далеко не все священники скрывают свое лицо. Есть орден Света — у него свой устав, он схож с орденом Избранных, который принадлежит церкви Хранителей Гошты. То, что Избранные скрывают лицо, вас ведь никогда не смущало? Большинство священников Святой церкви ничем не отличаются от тех, кого вы знали раньше. Вернее, если отличаются, то в положительную сторону. Почему вы так противитесь столь разумному предложению вашего отца? Мне кажется, вы должны подумать. До завтрашнего утра вы можете расспросить нас или священника, который приехал с нами о Святой церкви и...

— Нет, — отказалась принцесса. — Вы напрасно теряете время. Я требую суда в Ештаоле.

— Ваше высочество... — попытался еще как-то убедить ее Фирхан, но его прервали.

— Воля ваша, леди Мирела, — ядовито усмехнулся герцог Тазраш, прерывая спор, и провозгласил. — Именем короля и опекунского совета, я объявляю решение по делу принцессы Мирелы, обвиняемой в заговоре против его величества, короля Манчелу. Просьбу ее высочества удовлетворить. Закрытый суд состоится 7 ухгустуса в Беерофе, для чего ее высочеству следует явиться в столицу не позднее 6 ухгустуса. Обвинителем по делу леди Шедеур выступит граф Огад. От защитника принцесса отказалась. Решение об ее участи принимает регентский совет. Указ изменению не подлежит. Королю Еглону доложат о том, что обвиняемая отвергла всякие попытки вразумить и спасти ее.

"Беероф!" — Мирелу словно оглушило, другие слова звучали будто издалека. Все получилось не так, как она ожидала. Если в Ештаоле для нее еще оставалась надежда, то в Беерофе ждала только смерть...

— Горничная принцессы Векира Пелеф арестована и будет препровождена в тюрьму для проведения следствия, — прозвучало заключительным аккордом. — Вы можете идти, леди Шедеур, — в голосе герцога звучал сарказм.

Мирела коротко кивнула и покинула гостиную, не произнеся обычного протеста. Она очень надеялась, что другие не заметили, как сразило ее услышанное.

В спальне Мирелу ждала незнакомая девушка.

— Госпожа, — она присела в реверансе, — я ваша новая горничная. Меня зовут Закия.

Девица еще ничего не сделала, а Мирела уже прониклась к ней неприязнью. Казалось, она ведет себя нагло, без должного почтения. Принцесса ни на мгновение не усомнилась в том, что Закию приставили исключительно для того, чтобы шпионить. Будто и не услышав новую горничную, Мирела села за стол. Открыла Священную книгу Кашшафы, снова закрыла. Она не находила себе места под пристальным взглядом девушки. Наконец потребовала:

— Уйди.

— Куда, госпожа?

— Пойди на кухню, скажи, что я желаю миндальных пирожных. И пока их не приготовят, не возвращайся.

— А если у них миндаля нет, госпожа?.. — растерялась служанка.

— Пускай купят в городе. А ты подожди на кухне.

— Но ведь...

— Если миндаль не привезут и в течение месяца, без миндальных пирожных сюда не возвращайся. Будешь ночевать на кухне, — отрезала Мирела и встала, чтобы быть более убедительной.

Вряд ли кто-то заставит ее обращаться с новой горничной иначе. Конечно, без ее помощи Мирела ни оденется, ни прическу не сделает, так что пользоваться ее услугами придется, но если она не нужна, пусть живет на кухне.

Закия поджала губы и вышла.

Мирела опустилась на стул. Мысли лихорадочно метались. "Что делать? Неужели нет выхода? Неужели нельзя никому помочь: ни ей, ни графине Бернт, ни Векире?" Принцесса встала, прошлась к окну и обратно к столу. "Брат!" — осенило ее. Наверняка ее оговорили, раз он так изменил свое отношение. Тазраш вернется и оклевещет ее еще раз. "Он еще мальчик, но придумает, что сделать, чтобы спасти меня и моих друзей. Если бы передать письмо..."

Мирела вспомнила, как вежливо разговаривал граф Фирхан. Пусть он заблуждается относительно Святой церкви, но к принцессе явно относится с уважением и симпатией. Если бы он передал письмо королю... Мирела села за стол и быстро написала брату обо всем. Принцесса умоляла его не верить злым наветам. Она не могла причинить зла отцу и ему самому зла не желала. Пусть его величество простит ее, если она чем-то оскорбила его, но единственным ее желанием было — сохранить верность Эль-Элиону.

Завершив письмо, она отправилась на поиски Гуния Фирхана — ей же не запрещали выходить из спальни. Но едва она вышла в коридор, сообразила, что нельзя передавать письмо на виду у всех. Лучше, чтобы другие не знали о том, что она написала королю Еглону. Что же делать?

Принцесса решила довериться Щутеле. Быстро спустившись вниз по черной лестнице, она нашла его в конюшне. При виде принцессы, он удивленно поднял брови и тут же виновато опустил голову.

— Ваше высочество, верховые прогулки запретили, — вздохнул он.

— Я не за этим, Щутела. Ты можешь выполнить мою просьбу? Надо до отъезда совета попросить графа Фирхана зайти ко мне.

— Это я попробую, ваше высочество. Я к ним в покои воду понесу, может, и смогу словом перемолвиться.

В спальне Мирела опять не находила себе места. К ужину вернулась Закия с пирожными и чаем. Мирела не притронулась к угощению. Теперь даже если граф Фирхан придет, девушка обязательно доложит об этом... Надо бы придумать ей другое поручение. В дверь осторожно постучали.

— Войдите! — пригласила принцесса. В спальню заглянул Фирхан. — Закия, — тут же потребовала принцесса, — принеси горячего чаю, этот остыл.

— Слушаюсь, госпожа, — пробурчала девушка, пристально глядя на гостя.

Как только они остались наедине, Мирела встала.

— Помогите мне, граф, — попросила она.

— Я ничего не могу сделать, — с сожалением покачал головой Фирхан. — Я вмешался, но вы не послушали меня. Вам стоило только попросить время на размышление, и королю бы передали, что вы готовы смириться. Тогда все было бы иначе.

— Я не жалею о том, что сделала. Я прошу передать письмо королю Еглону. Я хочу, чтобы он узнал об этой встрече от меня. Пусть он определит мою судьбу, — граф явно колебался. — Пожалуйста, — Мирела сложила руки у груди. — У нас мало времени, я не хочу, чтобы Закия знала об этом письме.

— Хорошо, — согласился граф. — Вам невозможно отказать, ваше высочество. И вы должны знать... Я восхищаюсь вами.

— Спасибо, граф.

Фирхан спрятал письмо в кармане камзола за миг до того, как вошла Закия с чаем.

— Поставь на стол, — холодно приказала Мирела.

— Налить чаю, госпожа? — предложила горничная.

— Да, — небрежно бросила ей принцесса и со вниманием взглянула на Фирхана. — Я слушаю вас, граф, — обратилась она к графу, будто продолжая прерванную беседу.

— Я уже все сказал, — мгновенно подхватил он. — Вы должны были хорошенько все обдумать, прежде чем принимать такое серьезное решение. Но и сейчас не поздно принять помазание от Святой церкви, это будет смягчающим обстоятельством на суде.

— Я ценю ваше участие, — вежливо откликнулась Мирела, — но поступить против совести не могу. Вы будете чай?

— Благодарю, я уже поужинал. Разрешите откланяться, ваше высочество.

— Доброй ночи, граф.

Фирхан вышел, и Мирела вновь обратилась к Закии.

— Помоги мне раздеться, я хочу спать. Пирожные выбрось.

— Как скажете, госпожа.

4 ухгустуса, замок фей

Аваримские горы начинались за лесами Яхии. На окраине страны деревья росли уже на склонах гор. Сигнальных башен, здесь, конечно, не было, поэтому сменить лошадь Ялмари не мог, и путь замедлился. Принцу заночевал в лесу, а рано утром продолжил путь.

Еле заметная тропка, проложенная скорее зверями, чем людьми, уходила вверх, но принц проигнорировал ее, направив лошадь вдоль гор на север. Он точно знал, что к замку фей должна вести дорога получше, чем эта тропа.

О замке фей ходило немало легенд. И одна из них гласила, что беспрепятственно войти туда могли только короли либо наследные принцы. Они могли выбрать себе жену среди фей, и тогда бы их государство процветало, а они сами получили долгие годы жизни и богатство. Единственное условие — фея должна быть счастлива. Может, потому, что это условие было невыполнимым, — Ялмари хмыкнул — а может, потому что люди не очень-то доверяли магии, но о последней свадьбе такого рода было написано в книге двухсотлетней давности. Но легенды гласили, что феи всегда ждут людей королевского рода. Людей. Ялмари не был человеком, поэтому Полад решил, что феи захотят иметь с ним дело, хотя он только принц крови и не собирался жениться там.

Другая легенда гласила, что в замок фей ведет хорошо видная всем, ухоженная дорога. Идут века, но она по-прежнему имеет гладкую, как у лакированного стола поверхность: на ней не появляется трещин и выбоин. Но от мира людей замок отделяет стена, которую преодолеет лишь тот, кого феи хотят увидеть. То есть, вполне возможно, он подойдет туда и повернет обратно, если легкомысленные обитательницы замка не пожелают его принять.

А если пожелают... Ялмари обдумывал, что скажет им. Надо ведь найти какие-то слова, чтобы убедить их вмешаться в жизнь людей, в которую они не желают вмешиваться. Вернее, желают при одном условии... которое он выполнить не мог.

Вскоре лошадь всхрапнула, почувствовав что-то, а через мгновение и Ялмари различил широкую дорогу, уходившую вглубь леса, в сторону Яхии на юлук. Второй ее конец упирался в гору.

— Врата, — пробормотал Ялмари.

Примерно на пять тростей вокруг необычной скалы ничего не росло. Лошадь неохотно ступила на гладкую поверхность, будто опасалась подвоха. Ялмари направил ее к почти черной скале, преграждавшей путь. Лошадь остановилась, недовольно раздувая ноздри и стараясь свернуть с дороги. Принц спустился, подошел к скале, потрогал прохладную поверхность. Она никак не походила на создание природы — слишком разительно отличалась от других пиков, находящихся слева и справа. Принц постоял немного. "И что теперь делать? Покричать, чтобы впустили? Сломать гору?" — он еще раз прикоснулся к камню, но ладонь вдруг ушла вперед, будто перед ним находилась не гора, а густой туман.

— Надо же... — хмыкнул он. Сунул в туман голову — дышалось легко. "Попробуем", — он вынырнул обратно, прикрыл морду лошади шляпой и повел ее за собой. На какое-то время ослеп. Тьма стала такой плотной, что лишь дыхание лошади, да уздечка в руке помогали чувствовать реальность происходящего. Он отсчитывал шаги. Три, четыре, пять... Ничего не менялось. "Может, вернуться, пока не поздно?" — он помедлил, но в тот же миг мгла впереди поредела. Ялмари продолжил путь. Еще через два шага он вышел на необозримый простор. Под ногами та же ухоженная дорога, вокруг — цветущая долина. По изумрудной траве рассыпались цветы всех возможных оттенков — темно-бордовые, синие, ярко-желтые, ослепительно белые, раскрашенные, как перья рассветной птицы... От многоцветия пестрело в глазах. Но только до тех пор, пока он не посмотрел вдаль. У горизонта, почти половину неба занимал замок, мутно-синего цвета. За невероятно высокой стеной виднелись большие и маленькие башни, соединенные галереями, одна выше другой.

Как за черными Вратами, могла скрываться огромная долина? Если бы он обошел горы южнее, не встретил бы ничего, кроме кустиков чахлой травы. А уже через юлук и они бы исчезли, остался бы песок — Чарпадская пустыня окружала Ногалу с трех сторон, пересечь ее могли немногие... Но за Вратами скрывался не замок фей, а целая страна...

Его смущал и сам замок. Цветущая долина походила на место обитания фей, но замок казался чужеродным. В нем не было ничего легкомысленного — скорее крепость воинственного властелина, чем обитель женщин, владеющих магией.

Он справился с удивлением и вновь вскочил на коня. Хотя он ехал не торопясь, замок приближался стремительно. И чем ближе он становился, тем больше подавлял своей мощью. Лошадь заметно нервничала, пришлось жестче взять повод, чтобы усмирить ее. Через четверть часа он подъехал вплотную к стенам замка. Попытался увидеть окончание стены и не смог — она терялась где-то в облаках.

Принц спешился, потрогал необычайно холодные камни. Они будто отражали настроение хозяев: с таким же холодным любопытством они сейчас рассматривают букашку, что осмелилась прийти в гости. Букашку по имени Ялмари.

Скрипнула дверь. Справа от него распахнулись створки, достаточные для того, чтобы он мог попасть внутрь и провести за собой лошадь. Принц поклялся бы, что миг назад двери не было, только холодные, серо-синие каменные стены.

Пустой двор за порогом вымостили такими же серо-синими камнями, но меньшего размера. Величиной двор походил на площадь большого города. Ялмари постоял, выискивая взглядом вход. Создавалось ощущение, что он попал в царство мертвых. В отличие от долины за стенами, здесь не встречалось никакой растительности. Ни дерева, ни даже маленькой травинки, пробивающей сквозь мостовую. Он не мог найти, куда привязать лошадь.

— Оставь ее тут, — молодой и звонкий голос разрушил торжественную тишину величественно-мертвых стен замка.

В том месте, где только что стояла стена, появились каменные ступени, ведущие к распахнутым створкам дверей с яркими цветными витражами, оживляющих это мрачное место. На пороге ожидала девушка в длинном темно-зеленом балахоне. Лицо закрывала светло-зеленая вуаль — на вид легкая и почти прозрачная, но ничего за ней не разглядишь. Распущенные каштановые волосы, уложили на плечи так аккуратно, что казались париком. Бледные, почти прозрачные кисти рук незнакомки принадлежали будто бы приведению.

— Добрый день, принц Ллойд!

— Добрый... — пробормотал он.

— Следуй за мной, — девушка исчезла внутри замка.

Он быстро поднялся по ступеням, опасливо заглянул в темный коридор, где не горело ни одного факела, лишь смутно виднелась женская фигура в зеленом. Шагнул следом, фея тут же двинулась по коридору, показывая путь. Вскоре стало светлее, хотя свет исходил не из окон и не от факелов: мягкое, переливающееся сияние излучали стены. Они то и дело меняли цвет: из синего становились фиолетовыми, красными, а потом сменялись ярко-зеленой картинкой летнего сада. Он хотел дотронуться до листвы дерева, таким натуральным все казалось, но ладонь ощутила холод стены, в месте прикосновения она стала такой же серо-синей, как и камни снаружи.

Еще несколько шагов — и он очутился в солнечном заснеженном лесу. Под ногами хрустел снег, и холод начал забираться под кожаную куртку. Высокие ели — такие не росли в Энгарне — еле удерживали сугробы снега на ветвях. Стоит крикнуть — и на тебя обрушится лавина. Но в лесу стояла мертвая тишина: ни одна птица не пела, ни одна ветка не хрустнула, ветер не издавал привычный вой. Только мерный скрип под ногами. Ялмари передернул плечами от мурашек, побежавших по спине, и обратил внимание, что провожавшая его девушка, нисколько не ежилась, ступая босыми ногами по искрящемуся снегу.

Не успело пройти изумление, как они вышли на ночную городскую улицу очень похожую на одну из улиц Иазера ближе к окраине, но тихую и пустынную. Незнакомый город будто умер, так же как и лес до этого. Узкая дорога освещалась редкими фонарями, дома нависали над принцем, будто грозили упасть и засыпать. Сточная канава хоть и располагалась справа, но пустовала и не издавала привычного запаха. Так же не слышался шелест ветра. Не хлопали окна — обычно служанки открывают их, чтобы вылить на улицу грязную воду. Ялмари еще раз принюхался. Он не успел принюхаться к лесу, но этот город явно пах не так, как должен пахнуть город. Он не уловил запаха человека, словно люди никогда и не жили здесь. Принц посмотрел в небо и удивился, не заметив ни одной звезды.

Они словно двигались от окраины к центру. Девушка свернула в проулок, он поторопился за ней и вышел на главную улицу. Слева и справа располагались большие каменные дома. Окна, выходящие на эту сторону, похвалялись обилием стекла, не разделенного на маленькие рамы, как в Энгарне. Лепнина над парадным крыльцом отличалась оригинальностью и искусством. Тут, в отличие от провинциальных городов Энгарна, явно поработала рука мастера. Ялмари опять взглянул на небо и остановился в изумлении. Висевшая над городом луна была большой и круглой, а вовсе не убывающей, но главное — она сияла голубовато-серебряным светом, а не розовым, как положено. Он не успел задать вопрос. Фея взлетела на крыльцо одного из домов и толкнула дверь. Замерла на пороге, поджидая принца:

— Проходи, тебя ждут, — зазвенели в ее голосе колокольчики. И прежде чем он успел поблагодарить, она растворилась в темном воздухе.

Он вдохнул воздух: если бы он захотел, не смог бы отыскать ее — она не пахла человеком и вообще не имела особенного запаха, который он смог бы отличить от запаха этого мертвого города. Он шагнул в темный коридор, и все вокруг изменилось. Будто по мановению волшебной палочки зажглись на стенах свечи, освещая... настоящий дворец. Ялмари ступал по полу, выложенному голубым и белым мрамором. Свечи отражались в многочисленных зеркалах, висевших на стенах в богатых позолоченных рамах. Он взглянул вверх — потолок был так высок, что и великану двух тростей ростом не пришлось бы пригибаться.

От такого огромного пространства на душе посветлело. Ялмари шел по коридору, пропуская двери из дорогого дерева с красивой инкрустацией. В конце коридора одна из них преградила ему путь. Он толкнул сворки, и его встретила зала, неуловимо напоминающая салон Знати во дворце Жанхота. На полу цветная мозаика, изображающая букет бледно-красных роз в позолоченной вазе. На стенах и на потолке нарисовали картины. По центру свисала огромная хрустальная люстра со множеством свечей. Вдоль стен стояли банкетки, обитые дорогим шелком, — принц определил это даже издалека. Лишь массивный стол, стоявший посередине зала, не походил на то, что было во дворце в Жанхоте. Для его отделки не использовали ткань, но он органично вписывался в интерьер инкрустацией, гнутыми ножками и ручками ящиков, покрытыми позолотой. На столе в беспорядке разложили множество предметов. Он выхватил взглядом небольшое зеркало, изящную шкатулку, кинжал в дорогих ножнах, гребешок, золотую чернильницу, булавку — слишком большую, чтобы использовать ее в портновском искусстве, пряжку для обуви. Некоторые предметы казались дорогими и редкими, другие он бы выбросил без сожаления. Ялмари отвернулся, так и не поняв, по какому принципу отбирали эти предметы.

Перед камином стояло большое кресло. Принц тут же представил, как приятно вытянуть ноги к огню в долгий зимний вечер. Но тут рассмотрел на каминной полке странный предмет. Пригляделся и ахнул — посверкивая золотом, там красовались небольшие часы в виде городской башни. Он уже год бился над тем, чтобы создать маленький часовой механизм, но ничего не получалось. Он метнулся к камину, взял часы, повертел, отыскивая щелочку, чтобы посмотреть, что у них внутри. Нагнулся за ножом, который держал за голенищем сапога и замер. В кресле сидела женщина, пристально наблюдая за ним. Молодое, удивительно гармоничное лицо будто светилось изнутри. В черных глазах прятались смешинки. Седые волосы уложили в высокую замысловатую прическу, закрепленную гребнем из чистого серебра, усыпанного бриллиантам, так что он искрился и переливался. Серебристое платье подчеркивало и тонкую талию, и высокую грудь.

Ялмари растерялся. Если бы не седые волосы, он бы решил, что перед ним молодая девушка. Несколько мгновений они рассматривали друг друга, потом женщина уточнила:

— И что ты собирался сделать с часами?

— Посмотреть механизм, — объяснил принц, забыв поздороваться. — В Энгарне самые маленькие часы размером с эту комнату. Я давно хотел создать что-то поменьше, но вот... никак.

— Хм... — женщина смотрела скептически, будто не доверяя услышанному. Затем улыбнулась. — А что толку, если ты подсмотришь у другого? Разве не лучше сделать самому, пусть и затратив на это больше времени?

— Не знаю, — вздохнул Ялмари. — Неинтересно, изобретать то, что уже сделали другие.

— Так ведь это не в твоем мире, — улыбка стала еще шире. Принц оторопел от изумления, но, прежде чем успел задать следующий вопрос, женщина продолжила. — Добрый день, принц Ллойд. Добро пожаловать в замок фей. Я — фея Гармсел, хозяйка этого замка.

Ялмари вспомнил об этикете. Поставил часы обратно и почтительно кивнул:

— Добрый день, леди Гармсел. Хотя, судя по тому, что я видел на улице...

— В замке фей нельзя доверять глазам, — снисходительно объяснила фея. — Присаживайся, — она показала на банкетку, неизвестно как оказавшуюся позади него. Ялмари послушно опустился и стал значительно ниже хозяйки. Усмехнулся, поняв, что так и было задумано. Посидел, глядя в пол: принц чувствовал, что начинать первым не стоит. — Я знаю, что привело тебя к нам, — заверила фея. — Тебе нужна помощь в предстоящей войне, — Гармсел выжидающе замолчала.

— Было бы чрезвычайной наглостью просить вас о помощи в войне, — Ялмари старался не смотреть прямо на нее — это тоже признак уважения.

— Ты нравишься мне больше и больше, принц, — Гармсел откровенно смеялась. — В тебе есть мудрость, не свойственная возрасту. Может, потому что ты оборотень?

— А может, потому что я оборотень, выросший среди людей, — без улыбки предположил Ялмари.

— Очень может быть, — охотно поддержала хозяйка замка. — Даже не смотря на то, что ты принц крови, я бы с удовольствием выдала за тебя замуж одну из фей. И подарила бы королевство.

— Я не хочу править, и невеста у меня уже есть, — Ялмари непроизвольно дотронулся до цепочки.

— Ты уже разломил эльтайон? — фея подалась вперед, и тут же разочаровано откинулась обратно, будто увидела что-то сквозь рубашку. — Фу, какой бука. Мог бы хотя бы не кричать так об этом. Взял и настроение испортил. Что тебе тогда надо? — она походила на обиженную девочку, но у Ялмари неприятно засосало под ложечкой. Он чувствовал себя так же, как недавно у оборотней. Будто совершает ошибку, последствия которой не исправить.

— На западе Энгарна... — начал он, — кто-то выпустил духов гор. Мы можем справиться с людьми. И с магом справимся. Но духи нам не под силу.

— Как ты справедливо заметил с самого начала, это не наша война, и я не вижу причин ввязываться в нее, — категорично ответила Гармсел после небольшой паузы.

Ялмари поинтересовался.

— Значит, я напрасно приехал сюда?

Взгляд феи изменился. Ялмари невольно передернул плечами. Так смотрел знакомый доктор на труп, который собирался препарировать.

— Раз уж я впустила тебя, то ты пришел не напрасно. Ты можешь сам найти помощь в моем замке. В моем замке есть ответы на все вопросы, так же как в Песчаном монастыре. И, в отличие от монастыря, ты затратишь около трех дней, чтобы найти то, что тебе нужно. Но, с другой стороны, тебя может постигнуть и неудача. А в Песчаном монастыре ты рано или поздно все равно обнаружишь то, что ищешь. Что ты так смотришь? — она смотрела с величественной снисходительностью. — Никогда не слышал о Песчаном монастыре? Это и к лучшему. Итак, ты хочешь найти способ избавиться от духов гор?

— Да, — Ялмари опять смотрел в пол. Он уже не сомневался, он точно знал, что фея собралась над ним поиздеваться.

— Отлично, — Гармсел хлопнула в ладоши, предвкушая удовольствие. — Итак, слушай. Ты успел заметить, что наш замок очень большой. Потому что это не просто замок — он объединяет множество миров. Здесь можно найти любого, кого пожелаешь, — фея посмотрела на гостя.

— Я могу найти тут того, кто поможет мне? — предположил принц.

— На это у тебя вряд ли хватит сил, — усмехнулась фея. — Хотя в принципе это возможно. Загфуран, например, нашел, — она явно испытала удовольствие, когда лицо принца дернулось при звуке этого имени. — Если тебе интересно, ему я тоже не помогла. Ты ищешь способ избавиться от духов гор. Тебе нужна их тайна. Следовательно, тебе нужен Хранитель тайн.

— Кажется, догадываюсь, — Ялмари выпрямился. — Хранитель тайн поведает любую тайну, но найти его сложно.

— Очень сложно, принц. Хранитель тайн находится за дверью, которую охраняет Хранитель двери. Чтобы победить его, тебе нужно найти меч...

— А для этого сразиться с Хранителем меча, — саркастически заметил Ялмари.

— Молодец, — похвалила Гармсел. — Ты уловил суть. Хранителя меча тоже надо отыскать. По времени ты не ограничен. Ты можешь провести в моем замке неделю или год, но в твоем мире пройдет четыре дня. Еще одно преимущество — тебе гарантируется безопасность. Ты не можешь погибнуть в замке.

— Это очень хорошая новость, леди Гармсел! — Ялмари повеселел.

Фея тихо рассмеялась:

— Ты недооцениваешь опасность. Хранитель тайн не откроет тебе секреты просто так.

— Его тоже надо убить?

— Это решать тебе.

— То есть на этом наставления закончены? Остальное мне следует узнать самому?

— Точно. Ты можешь отдохнуть, а когда будешь готов, начинай действовать.

Появилась женщина в коричневом балахоне. Лицо закрывала такая же, как у первой вуаль, но бежевого цвета.

— Миледи, принц, обед подан, — провозгласила она глубоким грудным голосом.

— Спасибо, Соон, — поблагодарила Гармсел и вновь повернулась к гостю. — Пообедай, а потом Соон покажет тебе комнату, где ты сможешь отдохнуть. Повторяю: по времени ты не ограничен, можешь отдыхать и набираться сил хоть целый месяц. Приятного аппетита.

— Спасибо, миледи, — вслед за девушкой Ялмари повторил обращение. Мельком взглянул на ожидавшую Соон, хотел откланяться, но в кресле уже никого не было. Он только вздохнул. Что за манеры у этих фей — исчезать, не предупредив.

Он последовал за Соон в комнату поменьше. Примерно в такой они привыкли ужинать в тесном семейном кругу: он, мама, сестра и Полад. Никаких посторонних, даже слуг. Чтобы они могли хотя бы раз в день не бояться сказать лишнее.

— Здесь ты будешь чувствовать себя уютней, чем в пиршественной зале, — Соон подошла к круглому столу, заполненному сосудами разных форм и материалов. — Садись, принц.

Ялмари не стал ломаться. Подняв ближайшую золотую крышку, он обнаружил фаршированного гуся и с удовольствием принялся за еду. Полил птицу соусом из фарфоровой чашки. До серебряной посуды старался не дотрагиваться. Она хоть и не убьет при прикосновении, но неприятно жжется. Хорошо, что ему предоставили большой выбор. Он так увлекся, что не заметил, как Соон переместилась за спину. Когда принц налил васаг в хрустальный бокал, он ощутил ее взгляд и обернулся.

— Может, сядешь рядом? — предложил он, проглатывая более расхожую фразу: "не стой над душой".

Соон с готовностью села на соседний стул. Она, кажется, улыбнулась.

— Почему у тебя закрыто лицо? — поинтересовался он, смакуя виноградный напиток.

— Я не замужем, — коротко пояснила фея.

— И что? Незамужним не положено открывать лицо? Как в Ногале? Хотя нет, в Ногале женщины не открывают лицо и после замужества. Никому, кроме своего мужа. Если, конечно, женщина не отхи и не блудница. А у вас какие порядки?

— Я сниму вуаль, после того как выйду замуж.

— Как же тебя полюбит кто-нибудь, если тебя нельзя рассмотреть? — удивился принц.

— Нас не должны выбирать по красоте. Только сердцем.

— Мне это непонятно. Что скажет сердце, если я не вижу твоих глаз? Знаешь, когда лицо закрыто, начинаешь строить самые страшные предположения, — поддел он девушку.

— Ты же не знаешь, как происходит сватовство, — пожала она плечами. — И не собираешься это испытать. К чему лишние вопросы?

— Мне многое интересно, — объяснил Ялмари и задумался. — А миледи Гармсел? Она замужем?

— Она вдова, — так же спокойно объяснила Соон.

— Даже так? — удивился Ялмари. — Хотя вы ведь выходите замуж за людей. Жизнь каждого из нас миг по сравнению с вашей.

— Фея может и продлить жизнь человека или... — она помялась, будто не решаясь произнести это слово, — оборотня. Кроме того, каждый день с феей может растянуться до размеров вечности.

— Мне показалось, или ты объясняешь мне выгоду такой женитьбы? — мягко улыбнулся принц.

— Пытаюсь, — послышался легкий смешок. — Гармсел попросила об этом.

— Когда же? — удивился Ялмари.

— Я слышу ее всегда. И сейчас тоже. Но если честно, я не хотела бы выйти замуж за оборотня. Это как-то... странно.

Ялмари еще раз поблагодарил Эль-Элиона за Илкер: она ни одного мгновения не боялась этого, ей и в голову не пришло, что надо расстаться с ним из-за того, что он не человек.

— А цвет ваших...платьев, — ему было трудно произнести это слово, потому что даже ночные рубашки в Золотом королевстве делали более интересного фасона. — Цвет ваших платьев что-нибудь означает?

— Конечно. Это знак нашей силы. Цвет платья зависит от того, какая магия преобладает в фее. У меня — коричневый, я — фея гор. Флой — та, что проводила тебя к миледи, — фея леса. Поэтому ее платье — зеленое. Есть еще феи луны, солнца, реки, неба, ветра, ночи, животных, птиц....

— Хватит, хватит, я понял: у каждой свой цвет.

— Да.

— А миледи Гармсел? — он не мог догадаться, какую стихию означает серебряный цвет ее платья.

— Она — Хозяйка замка, — терпеливо объяснила Соон. — Ее цвет — знак высшей магической власти. На Гоште выше нее только Золотой Эрвин.

Ялмари хмыкнул. Он хотел получить помощь от самой могущественной волшебницы Гошты. Неудивительно, что она отказала наглецу. Осталось до Эрвина добраться, чтобы он тоже сказал: видали нахала?

— Тебе пора отдохнуть, — Соон воспользовалась паузой, чтобы избавиться от любопытного гостя. — Я провожу тебя в спальню.

Ялмари послушно встал. На этот раз его вели какими-то полутемными коридорами, похожими на плохенькие трактиры на окраине города. Единственное отличие — плетеная дорожка, застилающая пол, отличалась чистотой. Соон будто не ступала по полу, а летела впереди него. Сейчас он имел единственный шанс задать хотя бы еще один вопрос. И лучше бы вопрос о его задании, которое сильно походило на издевательство: пойди туда, не знаю куда...

— Соон, а ты не подскажешь, как мне найти Хранителя меча? — спросил он прямо.

Девушка словно не расслышала. Тихий смех раздался через такую долгую паузу, что казалось, она смеется над чем-то другим. Но фея произнесла, не оборачиваясь.

— Я говорила с миледи. Она была уверена, что ты попробуешь что-нибудь узнать у меня. И она велела передать тебе одно: труднее всего придется с Хранителем тайн. Будь осторожен.

— И на том спасибо, — поморщился принц.

Соон толкнула одну из дверей и пропустила его в спальню. Это напомнило, как он попал во дворец, чтобы встретиться с Гармсел. Еще мгновение — и эта фея тоже исчезнет. Он быстро окинул взглядом комнату. Никакой роскоши — одна из комнат в трактире, где проезжий проводит одну, самое большее — две ночи. Стены побелены, окно деревянное, но разбито на маленькие рамы, причем некоторые из них не застеклены, а заложены дощечками. Зато есть все, что может понадобиться: не только довольно широкая кровать, но и стол, за которым можно написать письмо и пообедать. Небольшой шкаф для одежды, колченогий стул — Ялмари бы на него не сел. На столе только медный колокольчик.

— Если захочешь есть — позвони в колокольчик, — Соон добросовестно выполняла обязанности хорошей служанки. Но именно служанки, как будто за любезность ей платили, а на самом деле она не радовалась гостю. — Если захочешь начать испытание, выйди в коридор. До свидания.

Грубая деревянная дверь закрылась, Ялмари опустился на кровать. Ему дали достаточно времени, чтобы все обдумать. Но фактов для обдумывания не дали. Когда он шел к оборотням, то хотя бы знал, чего ожидать. Может, и тут не следовало торопиться, а надо было сначала посмотреть зеркало? Потому что единственный плюс, который он увидел в происходящем, это то, что можно не спешить и то, что ему гарантирована безопасность. Но он представления не имел, как и где надо искать этих таинственных хранителей. Он не знал, как они выглядят — не то что место их "обитания". Может, тогда надо сформулировать правильные вопросы? Принц читал о мудрецах Ногалы: те считали ниже своего достоинства разговаривать с человеком, который не умеет ни понимать притчи, ни говорить притчами. Если хотел что-то узнать от них, требовалось тщательно завуалировать вопрос. И тогда ты вместо молчания получал такой же завуалированный ответ. Но это был ответ! Хоть что-то, за что можно было уцепиться. Что если у фей такие же вкусы? Он не должен был прямо расспрашивать, а показать свой ум?

Ялмари лег на кровать и, уставившись в потолок, попробовал сформулировать вопросы как-то иначе. Что если спросить так: "О прекраснейшая из женщин, не соблаговолите ли вы объяснить мне, куда я должен направить свои стопы, чтобы встретиться с мужем, охраняющим оружие, способное убить того, что является стражем двери? Не очень похоже на притчу, — посмеялся он про себя. — Заменил слова иными всего лишь. Но как смысл обратить в притчу? Может, поэтические образы нужны? Тот, что хранит священное оружие, как люди хранят зеницу ока своего... Полад в таких случаях шутит: "Храни тайну, как мужчины хранят то, что для них дороже головы". Храни тайну. Хранитель тайн..."

От сложного задания мысли невольно унеслись к Илкер, ожидающей его во дворце. Как она там? Переживает? Молится? Он легко представил, как она сидит в библиотеке над книгой, но не читает, а вспоминает. Например, их встречу на свадьбе. Он чудом сдержал себя тогда. Если бы не боязнь обидеть и потерять Илкер... Ничто другое его бы точно не удержало. "А Бисера предположила, что это религия. Да причем здесь религия?" — он недовольно поморщился, вспомнив об амазонке, а затем и о лорде. Если мужчина не имеет все, что движется, его считают ущербным.

Чтобы вернуть хорошее настроение, представил Илкер. Он вернется, обнимет ее сдержанно, чтобы не переломать ей кости от избытка чувств. Она мило покраснеет от его поцелуев. Он поведет ее знакомиться с родителями. Она остолбенеет от удивления и попытается убежать. Но он ее удержит. Илкер он не отпустит. Никогда. "Надо еще с мамой поговорить", — вновь нахмурился он. Ялмари еще не был уверен, что его, как и Сорота, не отослали нарочно. Но он знал, что будет говорить с королевой решительно. Если она действительно его любит, а не только сотрясает воздух...

Так как же можно выведать у фей подробности? А что если спросить, не о Хранителе меча — это будет прямо, а о... необычном мече, способном победить даже... Всех способного победить. Он быстро поднялся. Надо попробовать все варианты. Может, в процессе разговора еще какая-нибудь идея мелькнет. Он вышел в коридор...

...Дыхание замерло в горле. Никакого коридора плохонького трактира. Он очутился в полной тьме — холодной и влажной, пахнущей падалью. Ялмари повернулся, шагнул вперед, чтобы найти дверь спальни, но ладонь наткнулась на скользкий, неприятный на ощупь камень. Он быстро отдернул руку и вытер ее о рубашку. "Да что, шереш раздери этих фей, происходит? Где я очутился?" — он старался хоть что-то разглядеть в кромешной тьме — и не мог. В памяти вспыхнули слова Соон: "Если захочешь есть — позвони в колокольчик. Если захочешь начать испытание, выйди в коридор". Кто мог предположить, что эти слова следует воспринимать настолько буквально?

5 ухгустуса, Беероф

Регентский совет еще не вернулся в Беероф, а Загфуран уже знал о том, что произошло. Душа его ликовала: отец Иавин сделал то, что от него ожидалось. Принцессе осталось жить не более четырех дней. Стараниями Загфурана на смерть уже осудили трех человек в том числе, графиню Бернт, — за измену королю, самое страшное преступление в Кашшафе, — их приговорили к квалифицированной казни. Зрелище будет жуткое, но поучительное. Загфуран надеялся, что это надолго остудит бунтовщиков. "Мирелу, как дочь Манчелу можно и помиловать, — криво усмехнулся Загфуран. — Пусть ей отрубят голову".

До возвращения лордов и прибытия Мирелы Загфурану предстояло сделать еще одно дело: поговорить с королем. Он договорился об аудиенции еще вчера и ожидал известий от Сайхат — с умертвием он мог узнать о том, что происходило в далеком замке, не используя магию. Убедившись, что все прошло как нельзя лучше, маг отправился посетить Еглона.

Молодой король ожидал его в голубой гостиной, которую любил и Манчелу. Белый с золотом колет делал плечи Еглона шире, он казался старше своих лет. Но комната странно влияла на подростка. Возможно оттого, что он очень походил на сестру белой кожей и светлыми волосами, в голубой гостиной, на нем будто лежала печать смерти: Еглон казался еще бледнее, словно был духом, а не человеком. Знал ли он, кто придумал эту комнату? Еглон будет править недолго. Сайхат хотела совершить переворот в Кашшафе: впервые престол должна была занять женщина, ее дочь. Может быть, лишь на несколько лет, до рождения ею сына, но занять. В двадцать четыре она станет полноправным регентом и так будет, пока и ее сыну не исполнится двадцать четыре — а это очень долго. И минарс, конечно, поможет ей в этом. В обмен на ее услугу. Других возможных наследников из династии Цуришаддай Манчелу старательно вырезал под выдуманными и настоящими предлогами, так что регентский совет будет вынужден принять неординарное решение. К тому же Яхсе, дочери Сайхат, сейчас четыре года. Значит, лорды будут управлять страной около двадцати лет — до ее совершеннолетия. Надо будет только убедить Сайхат подождать хотя бы полгода, чтобы страна немного успокоилась после смерти Манчелу и казни принцессы.

Загфуран стоял возле входа и следил за тем, как Еглон, сидя за тем же столом, что и его отец когда-то, переставляет фигурки чаккув. В душе он восхитился мальчиком. Он уже сейчас старался походить на великого Манчелу: к нему пришел Светлый маг (теперь Загфуран получил другой титул), но он выдерживал паузу. К тому же чаккув — игра сложная, значительно сложнее, чем шахматы, которыми любили забавляться минарсы, хотя и схожая в чем-то. Если шахматы походили на войны держав: там действовали короли и их армии, то в чаккув Загфуран видел аллегорию придворных интриг. Королю и его фаворитам, среди которых выделялся маг, противостоял герцог, графы и другой маг. Фигурки противников из золота и серебра почти не отличались друг от друга: на определенных клетках можно сделать врага союзником: перевернешь фигурку — и она на твоей стороне. Герцог стремился стать королем. Король мечтал убить герцога. Сложные перестановки сил на доске с квадратными, круглыми, овальными и треугольными ячейками не всегда поддавались логике, потому что иногда вмешивалась Судьба — фигурка, отлитая полностью из золота.

Еглон играл сам с собой. Он не торопился, просчитывал каждый ход. Мальчик не подыгрывал "королю", "герцог" честно пробовал победить, но "монарх" был "умнее". Пожалуй, даже если бы маг сел за стол, он бы не смог выиграть.

— Играете в чаккув? — Еглон небрежно откинул длинную челку, но на Загфурана так и не взглянул.

— Не так хорошо, как вы, — скромно ответил маг.

Король оценивающе посмотрел на мага.

— Говорите как будто искренно, — заметил он. — Но верится с трудом. Мудрый маг плохо играет в чаккув?

— Светлый маг, — кротко поправил минарс. — Мне некогда практиковаться.

— Я хотел бы поиграть с вами когда-нибудь. Зачем вы просили аудиенции? — спросил король без перехода.

— Мне показалось, у вас возникли вопросы относительно леди Шедеур, — смиренно заметил Загфуран.

— Принцессы Мирелы? — в голосе короля послышалась неприязнь.

— У меня не поворачивается язык назвать эту девушку...

— Я не верю, что она виновна, — Еглон поднялся и подошел к минарсу.

Сидя он выглядел внушительнее, теперь же слишком широкие плечи колета и обегающие бедра панталоны делали его смешным.

— Вам трудно в это поверить, ваше величество. Вы знали друг друга очень хорошо, она любила вас и заботилась о вас. Но вы — король. Вы должны руководствоваться не чувствами, а разумом, как в чаккув, — Загфуран кивнул на стол. — "Король" победил в этой партии. Но скажите, ваше высочество, если бы вы знали, что это, — он взял фигурку "герцога", — дорогая вашему сердцу сестра, неужели бы вы позволили "королю" проиграть?

Еглон сел за стол и взглянул на мага исподлобья. Минарс тут же поставил герцога на место.

— Я должен быть уверен, что она желает мне зла. Нужны веские доказательства.

— Ваше величество, леди Шедеур потребовала публичного суда, — маг сделал паузу. С удовлетворением заметил, что его не поправили, назвав девушку "принцессой Мирелой". — Я уверен, что этот суд решит все. Вы будете иметь веские доказательства ее вины.

— Если вы окажетесь правы, я поступлю так, как должен поступить король. Забуду о том, что она моя сестра.

— Именно это я и ожидал услышать, ваше величество.

— Если других вопросов нет, я хотел бы остаться один, — завершил беседу мальчик.

— Да, ваше величество, благодарю, — маг поклонился и покинул гостиную.

"Сайхат права, — размышлял он по дороге домой, — нельзя, чтобы он становился королем. Внешность обманчива: кажется, будто он более хрупкий и нежный по сравнению с Манчелу, но уже сейчас видно, что править он будет железной рукой. А при его уме манипулировать им будет сложнее. Надо всерьез заняться обвинением принцессы".

Вернувшись домой, он просчитал все, что должно произойти. Какая-то неясная тревога мучила его, будто он что-то упустил. Он сплел заклинание и переместился на постоялый двор, где лорды остановились ненадолго, чтобы отдохнуть. Быстро растер себя мазью и отправился на поиски Тазраша.

Герцог не удивился внезапному появлению мага. В просторную комнату из большого окна проникало достаточно света, чтобы не зажигать свечи. Но на месте герцога, маг открыл бы окна — в комнате стояла духота. Тазраш отправил от себя служанку, хлопнув ее по заду. Женщина пискнула, подхватила платье с пола и выскользнула из комнаты. Герцог сел на кровати, не спеша одеваясь, ухмыльнулся.

— Так и думал, что вы появитесь. Волнуетесь?

— Да, что-то неспокойно, — Загфуран сел на деревянный стул возле стола и налил себе вина. С удовольствием посмаковав — вино оказалось лейнским — отставил кружку. — Расскажите-ка еще раз, как все было.

Загфуран покусывал губу, слушая подробный отчет. Под капюшоном герцог не мог этого видеть, но все равно чувствовал настроение мага.

— Что-то идет не так? — спросил он, посерьезнев.

— Не знаю. А что говорит новая горничная?

— Принцесса злая, постоянно выгоняет ее из комнаты. К Миреле заходил Гуний Фирхан, но о чем они беседовали, неизвестно, горничную выставили. Но беседа была краткой.

— Письмо! — воскликнул минарс.

— Простите, что? — удивился Тазраш.

— Она передала письмо брату, просит защиты, возможно, просит перенести суд в Ештаол или отложить его. С него станется, он исполнит ее просьбу. Нельзя допустить, чтобы это письмо попало к Еглону.

— Откуда вы знаете, что это письмо вообще существует?

— А мы сейчас проверим. Пригласите сюда Фирхана.

Загфуран отошел в дальний угол. В темно-сером плаще, посетитель заметит его не сразу. Тазраш крикнул слугу и вскоре в комнату вошел нескладный граф. Уже по его бегающему взгляду минарс понял, что угадал правильно. Это же заметил и герцог, поэтому произнес коротко и веско.

— Отдайте письмо, которое вам дала леди Шедеур.

— Но герцог... — попытался воспротивиться Фирхан.

— Передавая какие-либо послания от обвиняемой в заговоре леди Шедеур, вы становитесь соучастником ее преступления. Вы это осознаете?

— Но...

— Вы должны быть благодарны, что я говорю с вами наедине. Отдайте письмо.

Фирхан сдался.

— Она всего лишь хотела рассказать его величеству о своей беседе с лордами, — сделал попытку оправдаться он.

— Это уже не имеет значения. Вы поступили правильно, идите.

Когда дверь закрылась, Загфуран вышел вперед.

— И магия не понадобилась. Читайте, что там.

Тазраш прочитал написанное и передал листок Загфурану.

— Ничего особенного, но повредить могло. Старается объяснить брату, что ее хотят погубить.

— Вот теперь я спокоен, — улыбнулся Загфуран. — Все пройдет так, как надо.

— Вы так и не расскажете мне, почему изменили отношение к Миреле? — прищурился Тазраш.

— В свое время, мой друг, в свое время, — маг похлопал герцога по плечу, игнорируя его презрительную гримасу.

6 ухгустуса, Беероф

Мирела въехала в Беероф ближе к полудню. Прошло два дня, а столько всего изменилось в ее жизни. Отцу Иавину герцог Тазраш тоже приказал ехать в Беероф с лордами, принцесса не успела и словом перемолвиться с ним. Она осталась совсем без поддержки. К тому же Даут не разрешал ей побыть одной даже в часовне. Он запретил отсылать от себя Закию. Принцесса не могла с ним бороться, ее положение стремительно ухудшалось.

В последний день пребывания в замке она вновь пошла в часовню, но вместо горничной к ней неожиданно присоединилась графиня Зулькад. Даут позволил, чтобы вместо служанки, за принцессой присматривала знатная леди. Им дали около двух часов, пока слуги делали последние приготовления к отъезду.

Мирела упала на колени в центре комнаты, надсмотрщица стояла где-то позади, у выхода. Никогда еще принцесса не молилась так горячо. Она уже не верила в то, что ей удастся спастись. Если брат и получит письмо, вряд ли ему позволят вмешаться. Из лордов, приезжавших к ней, лишь в Фирхане она увидела сочувствие — этого слишком мало, чтобы защитить ее. В том, что судьи и свидетели будут подкуплены — она не сомневалась...

...Время, отпущенное ей, подходило к концу, когда внезапная слабость охватила девушку. Она не хотела никуда уезжать, хотела остаться в часовне до конца своих дней, в полумраке, под взглядами святых, где никто не угрожал, никто не унижал ее, где можно было побыть в тишине, наедине с Богом. Мир за пределами часовни пугал до тошноты, на глаза наворачивались слезы.

— Я так надеялась, что вы сбежите по тайному ходу, — раздался голос за ее спиной. Мирела забыла о графине безмолвно и недвижимо стоявшей у входа. Ей казалось, что она одна. Убедившись, что принцесса предпочитает хранить молчание, женщина продолжила. — Эль-Элион видит: я не говорила Дауту о возможном побеге, тайный враг выдал вас, я ничего не могла с этим поделать, — она так и не дождалась ответа. — Я слабая женщина, вынужденная защищать сына и себя от разорения. Роль тюремщицы я не принимала добровольно, но и отказать королю не могла. Я хотела бы, чтобы вы, ваше высочество, не держали на меня зла.

— Я простила всех, — тихо откликнулась Мирела. — Эль-Элион так учит нас, а я, возможно, скоро увижу Его. Я простила и вас, — она встала с колен и повернулась к графине Зулькад.

— Спасибо, ваше высочество, — слабо улыбнулась графиня. — Если бы я еще могла попросить прощения у графа Бернта за то происшествие в тайном ходе. Когда Щутела столкнулся с ним, то в темноте не узнал. Они бились на мечах, а я стояла в одной из ниш и мучилась от страха, не зная, чем закончится поединок.

— Щутела дрался мечом с графом Бернтом? — поразилась Мирела.

— О, люди плохо знают моего защитника, — невесело рассмеялась женщина. — Он умело притворяется неповоротливым и недалеким... А ведь когда-то он дослужился до десятника на войне с Энгарном. Он служил под началом моего мужа, а потом посвятил себя заботе обо мне. Но это неважно... В ту ночь, когда мы случайно обнаружили чужого в тайном ходе... Мы не могли выпустить его, и Щутела напал. Но вскоре я поняла, что мой храбрый солдат дерется с аристократом. Кто еще всегда носит с собой меч, да еще так хорошо им владеет? А потом я поняла, что это наш сообразительный и беспокойный Рекем Бернт. А его я не хотела убивать. Тогда я схватила Щутелу за руку, увлекая за собой в нишу... Мой отец состоял в ордене магов. Кстати, вы никогда не слышали, ваше высочество, что раньше в церкви Хранителей Гошты были женщины-духовники и женщины-маги. Отец мне рассказывал. Он очень жалел, что у него нет сына, а потому пытался обучить кое-чему меня. И у него получилось. По крайней мере, я могла защитить себя. Поэтому лампа графа Бернта погасла вовсе не случайно. А после я усыпила его. Потом мы открыли ход в часовне, чтобы он мог выйти, когда очнется. Однако Рекем побоялся возвращаться тем же путем. Он ведь не знал, что мы не враги ему. А я не находила себе места, боялась, что убила его... Но, слава Богу, все обошлось. Он нашел другой выход... Я не могла открыться никому. И с вами говорю потому, что мы расстаемся навсегда. Мне очень хочется, чтобы вы поняли меня: я не могла поступить иначе, мой муж умер, и сын — единственное, что у меня осталось, ради него, мне приходилось притворяться злой и жестокой, но я не желала зла ни вам, ни Рекему... — голос графини дрогнул, и она умолкла. Справившись с болью, вновь заговорила. — Я очень надеялась, что Ароди использует этот ход, чтобы спасти вас. И я не ошиблась. Он ведь приходил к вам?

— Да, приходил. Но я отказалась бежать. Мое место здесь.

— Бедная девочка... — вырвалось у графини. — Простите, ваше высочество. Я не знаю, что у вас за судьба, но мне так хочется, чтобы Эль-Элион помог вам выстоять, чтобы Он сохранил вашу жизнь. Жалею, что так и не смогла выяснить, кто вредил вам в моем замке. Кто помогал умертвию отравить вас, — да, я знала, о чем вам говорил Рекем. Но ничем не могла помочь...

Громко постучали. Графиня торопливо подошла к двери. Слуга Даута, чуть склонив голову, произнес.

— Пора ехать, госпожа.

— Я иду, — проходя мимо, принцесса незаметно сжала ладонь женщины. — Прощайте, графиня.

После этого странного разговора сразу стало легче. Признание женщины, которую она считала своим врагом, дало силы справиться с собой, дало мужество идти в мир, чтобы встретиться с множеством врагов.

Переодевшись в дорожное платье, Мирела приказала горничной снять элий со стены и понесла его сама. Закия может что-то сделать со святыней, с нее станется.

Прижимая элий к груди, она в последний раз прошла коридорами замка, не оглядываясь, не смотря в глаза слугам, почтительно кланяющимся ей, не прощаясь. Мирела полностью погрузилась в свои мысли, готовя себя к тому, что ей предстояло совершить.

Но во дворе она не смогла сразу скользнуть в карету. Ее ожидали. Равнодушным взглядом она окинула двух дворян — мужчину лет пятидесяти и молодого парнишку. Хотела миновать их, но задержалась, когда они опустились на колено.

— Ваше высочество... — произнес старший. — Позвольте сопровождать вас в Беероф. Граф Тевах к вашим услугам.

— Встаньте, граф, — принцесса произнесла это так властно, что ее немедленно послушались. Теперь она разглядела, что на плече у обоих тоже сверкал вышитый золотом элий. — Зачем вам сопровождать меня? Это ваш сын?

— Да, это мой наследник Чанер. Он послан нам Эль-Элионом. Поздний ребенок. Графиня Тевах присоединится чуть позже... Мы все хотим сопровождать вас в Беероф. Мы не позволим вас казнить.

— Вы добрые люди, — Мирела едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Но надо быть твердой. Надо. — Я благодарю за ваше доброе побуждение, — как можно уверенней произнесла девушка, — но не могу принять вашу помощь. Я могу рисковать своей жизнью, но не вашей.

— Так жизнь наша, ваша высочество. И мы можем поступать с ней во славу Божию. Мы едем с вами, и будь что будет. Если вас казнят, нам все равно долго не жить. Так лучше вместе. А там, кто знает, может, и побоятся всех.

Миреле пришлось выдержать паузу, чтобы чувства утихли, и она могла ответить спокойно.

— Я благодарю вас, граф. Вы не представляете, как много значит для меня ваше участие. Вы проводите меня ровно столько, сколько посчитаете нужным. Если вы покинете меня у Беерофа, вы поступите разумно, — она жестом прервала собиравшегося возразить графа. — Вы должны думать о жене и сыне. Едем, — она направилась к карете, граф и его сын вскочили на коней.

Это оказалось только началом. Новость о том, что ее будут судить в Беерофе, распространялась быстрее пожара. С каждым замком, с каждым городом которые она проезжала, к ней присоединялись дворяне. Люди, которых вдохновила смелость принцессы, которые были готовы защищать ее и умереть с ней.

Когда она приблизилась к Беерофу, пятьдесят человек в бархатных костюмах цветов династии Шедеур — зеленый и серебряный — ехали перед ней. Около восьмидесяти — не только мужчины, но и дамы — позади. Мирела тщательно продумала каждую деталь. Долгое путешествие она проделала в карете, но для въезда в столицу приготовили открытый экипаж. Боковые стороны покрыли серебряной краской и прикрепили герб, который семь лет назад люди могли видеть по всей стране: буквы Ц и Ш, поддерживаемые рогами оленя и осененные ветвями яйтана. Для того чтобы герб заметили издалека, буквы сделали алыми. Мирела восседала на зеленых бархатных сиденьях, с прямой спиной и слабой улыбкой на губах. Она будто не замечала восторженных приветствий толпы — кроме эскорта из дворян множество простых людей присоединялось к этой процессии. Они с азартом приветствовали любимую принцессу, дочь любимой королевы. Они поддерживали ее во всем, даже в принадлежности к церкви Хранителей Гошты, поэтому каждый протягивал элий.

Мирела надела платье для посещения церкви: на черном бархатном платье принцессы ослепительно сиял вышитый серебряной нитью элий. Никаких других украшений Мирела надевать не стала. У сопровождавших ее дворян такие же знаки были не только в руках, но и на плащах или рукавах. Они ехали в столицу, чтобы умереть не только за свою принцессу, но и за свою веру. Принцесса спланировала такой въезд, когда узнала, как много людей поддержало ее. Таким образом она подчеркнула: им не нужна власть, они не бунтовщики. Они всего лишь хотят свободно поклоняться Эль-Элиону.

Сейчас девушке казалось странным, что так много лет она считала, будто все отвернулись от нее, предали. Она не знала, чем закончится суд, но была уверена, что если ее казнят — это будет триумфом. Ее смерть не будет напрасной.

И еще она очень надеялась на заступничество брата. Если он получил письмо, он не останется к нему безразличным.

Мирела старалась не выдать волнения, но приближаясь к дворцу, всматривалась во встречающих. Король Еглон так и не появился. Новый гофмейстер, подошел к карете и ровным голосом сообщил, что его величество будет присутствовать завтра на суде, а пока, ее высочество принцесса Мирела переночует в доме герцога Зерана. Оруженосец герцога покажет дорогу. Он кивнул на стоящего рядом дворянина в голубом с золотом колете — родовые цвета Зерана. Тот вскочил на коня и поехал вперед. Мирела всмотрелась в гофмейстера. Очень молод и кого-то напоминает...

— Вы... — начала она.

— Элдад Ароди граф Бернт к вашим услугам, — с готовностью склонил голову гофмейстер.

"Ну конечно! — принцесса с болью всматривалась в знакомые черты. — Непутевый братец Рекема".

— Граф Бернт, — отчеканила она, — вынужден скрываться в Лейне. Он достойный человек. А вы заняли его место. Надеюсь, ненадолго, — она сделал знак кучеру и тот тронул карету, поэтому девушка не узнала, какое впечатление на Элдада произвели ее слова.

???, замок фей

Ялмари постоял во влажной темноте, вызывающей тошнотворные ощущения из-за запаха. Он не мог видеть, но, судя по потоку воздуха, еле ощутимо движущегося вокруг него, находился либо в пещере, либо коридоре, которым давно не пользовались люди. "Куда идти? Налево или направо?" — он стоял лицом к стене. Напрягая зрение, всмотрелся в обе стороны, и слева мрак будто чуть-чуть посветлел. Может, конечно, зрение его обманывало, но поскольку выбор был невелик, он направился налево, осторожно ступая, чтобы не споткнуться, если на дороге что-то будет лежать. Теперь, когда он привык к неприятному запаху, он понял, что воняло не падалью. Такой запах бывает, когда в комнате забыли какую-нибудь мокрую тряпку и долго не проветривали. Влаги было хоть отбавляй. Под ногами хлюпало, и ступни сквозь сапоги неприятно холодило. Вскоре он услышал звук капающей воды. Почему-то это ободрило. Трудно было настроиться, что он попал сюда, чтобы найти Хранителя тайн. Казалось, надо поскорее выбраться из ловушки, и вода в этом поможет. Еще через несколько шагов звук капель усилилась, а, кроме того, он различил... еле слышный голос. Ялмари решил, что ему померещилось. Но нет, кто-то негромко разговаривал в темноте. Может, задание не такое уж и сложное, как представлялось? Он бросился вперед, звук нарастал... и тут он резко остановился.

— Ты опять пролил воду на пол? Я же учила тебя наклоняться над умывальником...

От простой фразы, которую он, наконец, расслышал, сердце заколотилось как бешеное. Голос стих. Принц осмыслил происходящее. Он очень хорошо знал и этот голос, и эту фразу: запомнилась из далекого детства. Он не мог объяснить, почему запомнилась. Может, потому что буквально перед этим Ялмари впервые узнал, кто он и кто его отец, и это произвело такое впечатление, что он уже не мог помнить о таких мелочах, как пролитая вода. Умылся потому, что положено перед сном делать так. Хотел скорее забраться в постель, чтобы уснуть и не думать о том, что происходит вокруг. Но тут появилась мама и упрекнула:

— Ты опять пролил воду на пол? Я же учила тебя наклоняться над умывальником...

Принц вздрогнул. Он мог поклясться, что эти слова прозвучали вслух. Что это? Куда он попал, и почему голос матери звучит здесь? Он пошел вперед. И тут же замер.

— Зеркалами невозможно управлять, — раздался голос Намжилдоржи. — Каждый раз, когда заходишь в комнату, ты не знаешь, какое зеркало откликнется и что оно покажет...

Не успел он опомниться, как с другой стороны донеслось:

— По Энгарну передвигаться только на лошади! — это Полад, когда отправлял с первым заданием. Он нарушил это условие, и его чуть не сожгли в деревне. Да и капитан Шрам о многом догадался...

Ялмари никуда не пошел. Стоял в полной тьме и слушал разнообразные голоса, которые уже звучали в его жизни раньше. Их становилось больше и больше, а потом будто загомонили все разом. Он почувствовал, что тоннель расширился. Будто тут площадь или перекресток, и со всех сторон — голоса.

Из-за спины язвительный голос Ранели — девушки-оборотня, которую встретил в первом путешествии:

— Хочешь? Торта, конечно. Мы с тобой чем-то похожи...

— Зеркалами невозможно управлять, — запротестовал маг. — Каждый раз, когда заходишь в комнату, ты не знаешь, какое зеркало откликнется и что оно покажет.

— Почему ты не слушаешь учителя? — строгий голос мамы.

— Выживет... — доктор из Иазера, вызванный к Шеле Ястребу. — А за остальное не ручаюсь.

— Почему этот оборотень никогда не разбивает колени, когда падает? — незнакомый детский голос.

— Непослушных рабов у нас убивают, — жесткий голос Бисеры.

— Братик, братик, как же я рада, что ты вернулся! — сестренка Лин, когда он пришел поужинать с семьей.

— Я люблю ее, — умоляющий голос Герарда. — При чем здесь титул?

— Я Тевос из клана Восгран. Вожак стаи...

— Надо же, — усмехается Полад. — Я уже думал, ты не появишься раньше утра.

Голоса множились, дробились, нарастали, будто хотели перекричать друг друга. У Ялмари заболела голова, он не понимал, что происходит. Наконец, не выдержал, сжал виски и зарычал. Наступила тишина. Ялмари перевел дух, но облегчение наступило ненадолго. Вскоре послышалось:

— Почему этот оборотень никогда не разбивает колени, когда падает?

— Эйман Алет Сокол — мой любовник... — снова Ранели.

— А как же ты до деревни на своих двоих добрался? — капитан Шрам подождал ответа. — Можешь не отвечать. Уже вижу, что ты соображаешь, как поубедительней соврать...

— Ваше высочество, вас искал господин Полад. Просил передать, что будет ждать до утра...

Ялмари осознал, что еще мгновение и начнется тот же ад. Он зарычал:

— Какого шереша?

Вновь голоса умолкли. И вновь заговорили после паузы.

— Это ваш родственник, сударь Онер?

— Принц Энгарна, Ллойд Люп, — королева Зелфа обращается спокойно и торжественно. — От всех воинов Яхии, я смиренно прошу прощения за это недоразумение...

— Почему этот оборотень никогда не разбивает колени, когда падает?

Ялмари зажал уши, чтобы не слышать, но теперь, казалось, голоса переместились внутрь. Здесь он слышал их более отчетливо.

— Капитан Шрам. Да-да. Фамилия такая, а не прозвище, — ухмыляется "волк".

— Ты хочешь обвинить меня в чем-то? — голос вампира Шонгкора полон высокомерного презрения.

И тут снизошло озарение:

— Это лабиринт, — произнес он вслух, и голоса смолкли. Ялмари расправил плечи, убедившись, что догадка верна. — Это лабиринт. Среди голосов мне надо найти того, кто приведет меня к Хранителю меча.

По-прежнему стояла полная тишина. А затем прозвучал голос.

— Он не ужинает с нами... — бесстрастно сообщила королева о Поладе.

Чтобы долго не раздумывать, Ллойд пошел за матерью. Он заметил, что когда направился в эту сторону, снова раздались голоса, но за спиной они становились тише, словно принц покидал людный базар. Впереди слышались наставления и вопросы матери:

— Запомни, принц должен знать историю страны...

— Когда отдохнешь, придешь ко мне поговорить? Я так соскучилась...

— Ты опять пролил воду на пол?

— Почему Полад слушает тебя больше, чем меня?

Чем дольше он шел, тем светлее становилось вокруг. Теперь он как будто попал в белый туман. Вскоре впереди клубы рассеялись. Он оказался в спальне, находившейся во дворце. Такой она была лет пятнадцать назад. В углу стоял кувшин и таз с водой. На полу сверкала лужица. Появилась мама:

— Ты опять пролил воду на пол? — укорила королева — бледная и прекрасная, как всегда. И очень молодая. Ялмари уже не помнил ее такой молодой. — Я же тебя учила, как надо наклоняться над умывальником.

— Ты очень огорчился? — спросила мама тревожно. — Полад хороший...

Ялмари захотелось дотронуться до этой женщины, так трогательно переживавшей за него. Но едва он сделал шаг вперед, королева растаяла, и принц окунулся в туман.

"Не то", — сообразил он. Пошел обратно, постепенно погружаясь в темноту и множество голосов. Но среди них не звучало голоса королевы. Это утешало: с каждым разом шума будет меньше. Когда он вернулся на "площадь", как он теперь называл начало лабиринта, и на него обрушился шквал звуков, он крикнул:

— Хватит!

Он решил, что теперь пойдет за тем, кто первым нарушит тишину.

— Я думаю, ты поступил правильно, — похвалил Полад.

Ялмари покорно отправился в ту сторону. И вскоре пришел в спальню Полада, где они беседовали после его приезда. Отец сидел в кресле, как всегда в кожаном жилете и брюках, какие носили простые солдаты регулярной армии. Телохранитель королевы внимательно смотрел на принца. Иногда задавал вопросы или кратко комментировал что-то. Ялмари был уверен, что это реакция на рассказ о приключениях в Иазере. Немного погодя Полад растаял, так же как и мать до этого. Пришлось вернуться обратно.

После этого он по очереди "встретился" с сестрой, Герардом, Шрамом. Каждый раз походы заканчивались неудачей. Голоса приводили к каким-то событиям в жизни. Сестра — к Пустому дому. Шрам сидел за столом и выспрашивал, как получилось, что Ялмари не отравился чудовищной дозой снотворного. Мальчишка Сорот в дальней беседке сада рассказал принцу, как отругал его отец за то, что они пропустили обед. Увидеть прошлое еще раз было интересно, но к цели поиска он не приблизился ни на шаг. Возвращаясь от "Герарда", Ялмари задумался. Здесь можно ходить целую вечность. Надежда на то, что голосов станет меньше и когда-нибудь он услышит один-единственный, который нужен, постепенно таяла. На месте "умолкнувшего" тут же слышался другой. И этого следовало ожидать: он встречал множество людей, а теперь еще оборотней и вампиров. Сначала он слышал тех, с кем чаще виделся. Теперь постепенно "прибывают" дальние знакомые. Конечно, утешает, что в Энгарне пройдет около трех дней, но он-то уже чувствует усталость: ноги болят, есть хочется, а уж как голова болит, даже объяснить невозможно! "Нельзя ходить за всеми подряд. Кто может привести в нужное место, — размышлял он. — Может, оборотни помогут мне найти Хранителя?", — предположил Ялмари.

Он направился к "площади". Не стал идти за первым, кого услышал, а выбрал голос Ранели. Ведь она в прошлый раз помогла отыскать зеркала. Что если и сейчас поможет?

"Девушка" привела в домик для гостей, где поведала историю отношений с эйманом Соколом. В следующий раз он "поставил" на Вожака. В реальности тот обладал даром предвидения. Но "Тевос" "показал" замок Иецера, в котором лежал беспомощный после долгих пыток. Князь города "Балор" "проводил" до места, где Ялмари пришлось оставить раненого друга, чтобы найти помощь.

"Опять ошибка! — разочаровался Ялмари. — Может, тогда вампир?" Он устало поплелся за "Шонгкором", когда за спиной вновь отчетливо послышался детский голос:

— Почему этот оборотень никогда не разбивает колени, когда падает?

Принц замер. Этот голос он слышал уже несколько раз. Одна и та же фраза, тогда как другие произносят разное. И каждый раз Ялмари отмечал, что не помнит ни голоса, ни обстоятельств, при которых это произнесли. У него-то в детстве точно не случалось такого — ни одна живая душа не знала, что он не человек. Так, вероятно, это то, что ему нужно. Почему он предположил, что его должен привести кто-то знакомый? Ялмари развернулся и пошел за злым детским голосом. Слова, ведущие его, тут же изменились.

— Считаешь, что ты неуязвимый, да? — дразнил мальчишка. — Мой папа знает, как тебя можно ранить! Серый волчишко — куцый хвостишко! Ты животное, и не сядешь со мной за один стол! Еще раз посмотришь на меня так — выколю тебе глаза.

А потом заново:

— Почему этот оборотень никогда не разбивает колени, когда падает? Он смеется над нами!

Клубы тумана окружили его на миг, а затем Ялмари вышел на берег океана. До сих пор такую картину он видел лишь в книгах: сначала полоска зеленой травы, дальше желтая полоска песка с сухими водорослями, будто пытавшимися дотянуться до воды, а за ними — безбрежное сине-зеленое полотно с белыми барашками волн. Дух захватывало от простора. Солнце клонилось к западу. Его лучи играли на поверхности, сверкая золотой дорожкой, по которой, казалось, можно пойти. Свежий ветер бил в лицо, неся с собой легкий запах рыбы и дымок далекого костра. Он вдохнул полной грудью, радуясь возможности посетить незнакомое место, да еще такое красивое. Немного погодя заставил себя вернуться к действительности. Свежий ветер — это хорошо, но где же мальчишка, что привел сюда? Он окинул взглядом берег в поисках человека. Берег пустовал. Справа песок обрывался, переходя в скалы. Горная гряда устремилась в воду, будто какой-то гигантский зверь хотел искупаться, да так и окаменел, наполовину войдя в океан. Волны яростно бились о камни, будто хотели выгнать зверя, но им это не удавалось. Ни одно "воспоминание", виденное принцем до сих пор, не было таким реальным. Ялмари коснулся влажного песка, растер его в ладонях. Пальцы испачкались. Когда подошел чуть ближе к морю, на сапогах сверкнули капли воды. Пронзительный крик заставил посмотреть в небо. Чайка, ослепительно белая, упала в воду и вынырнула уже с серебристой рыбешкой в клюве. Ялмари только головой покачал. Кажется, он попал в другой мир — это не иллюзия.

— Опять этот оборотень пришел сюда! — злой голос заставил обернуться.

Перед ним выстроились дети самого разного возраста — от года до двенадцати лет. Человек пятнадцать, в грязных длинных рубахах, коротких штанишках и босые. Лишь один подпоясался цветным шнурком. Он стоял впереди и с ненавистью смотрел на Ялмари.

— Почему этот оборотень никогда не разбивает колени, когда падает? — поинтересовался он у друзей. — Он считает себя неуязвимым и смеется над нами, — и после небольшой паузы, скомандовал. — Утопим его!

Ялмари наблюдал за происходящим спокойно. Появление обладателя голоса вернуло к мысли, что океан — очередной обман зрения. Сейчас дети испарятся, как и собеседники до этого. Странно, что он попал в место, которое раньше никогда не видел. Между тем, дети начали окружать его. В глазах светилась алчность хищников. Невольно подумалось, что даже волки, считающиеся жестокими, не убивают себе подобных. Так поступают только люди... Океан тут же потерял привлекательность. Не дожидаясь продолжения, принц отправился обратно, на поиски Хранителя.

Но не успел он сделать и двух шагов, как один из мальчишек бросился Ялмари в ноги. Принц, не ожидавший подобного, упал на песок. И тут же гуртом кинулись на него остальные. Тумаки посыпались со всех сторон и оказались чувствительными. Даже меч, которым Бисера рубанула по шее, не причинил такой боли. Он попробовал сбросить с себя нападавших. Сначала осторожно, чтобы ненароком и не сломать им что-нибудь, потом сильнее. Бесполезно. Схватив принца, как щенка, дети поволокли его к воде. Ялмари будто опутали серебряной сетью — он не мог вырваться, не хватало сил. А дети тащили его, не прилагая никаких усилий. Если бы он был ребенком, то все бы происходило так, как сейчас. Пятнадцать мальчишек не смогли бы справиться со взрослым оборотнем. Но с мальчиком — легко бы справились. Когда главарь обеими руками захватил голову Ялмари и всем весом потащил под воду, он захлебнулся и рванулся из последних сил. Этот рывок разметал нападавших в стороны, и, прежде чем они вновь схватили его, принц оттолкнулся ногами от берега и отплыл подальше. Здесь восстановил дыхание. Долго он так не продержится — мокрая одежда, сапоги, тянули вниз. Надо было срочно выбираться на берег. Но монстрики на берегу, когда "добыча" удалилась от берега, подхватили камни. Младшие передавали старшим, а те, прицелившись, швыряли в него. Они отличались меткостью: один камень попал в плечо, другой скользнул по щеке. "Если в следующий раз попадут более точно — потеряю сознание и уйду на дно", — подумал Ялмари. Он поплыл к скалам, уходящим в воду: там можно было выйти на берег, не опасаясь, что тебя убьют. Мощными гребками он отправил тело туда. Чтобы преодолеть отделявшие от скал десять тростей, у него хватит сил. Вскоре он ухватился за выступ в скале и немного отдохнул так. Мельком взглянув на берег, даже рот приоткрыл от удивления: преследователи исчезли без следа. Принц оглядел берег в поисках хотя бы одного — безрезультатно. Теперь казалось, что это были призраки. Лишь ноющее тело напоминало о том, что он чуть не погиб.

"Мне же гарантирована безопасность, — криво усмехнулся он. — Как я мог забыть?" Он нашел удобное место и выбрался на сушу. Посидел немного. Выжал рубашку и брюки, вытряхнул сапоги. Решил высушить одежду, прежде чем надевать. Торопиться ему некуда: преследователи исчезли, место тут теплее и приятней чем затхлый коридор, в котором он блуждал за голосами, а по времени он не ограничен. Почему бы и не позагорать на солнышке? Раскладывая мокрые тряпки, заметил позади себя пещеру. С берега ее увидеть невозможно — обращена к морю. Он колебался недолго. Надев мокрые подштанники и оставив рубашку и сапоги сушиться, заглянул в темноту.

В трости от входа на гладком камне лежал меч.

Ялмари присвистнул. "Так я не ошибся? Хранитель меча — злой мальчишка?" Он шагнул внутрь, потянулся к рукояти...

...Инстинкт оборотня помог ему отскочить от камня раньше, чем в горло вцепятся длинные зубы.

6 ухгустуса, Жанхот

Улица с высокими светло-зелеными домами, покрытыми изящной лепниной, вынесла ее на площадь. Девушка с интересом посмотрела на медную статую человека в балахоне, держащего свиток, обошла его и прямиком направилась к темно-синему зданию со стройными колоннами. На фронтоне красовалось изображение раскрытой книги. "Библиотека", — объяснила себе девушка.

Легко взбежала по ступеням, прошла мимо колон. В библиотеку вели большие деревянные двери с медными узорами. Приглядевшись, она различила, что это не узоры, а надпись: "Судьба неумолима, как Всетворящий". Подошла ближе, дернула неплотно прикрытую створку на себя и очутилась в просторном холле. Темно-синий мрамор под ногами отполировали до блеска. Белые колонны уходили под потолок, стены поблескивали позолотой. Илкер пошла дальше и вскоре нашла нужную дверь.

В огромном темном зале горела лишь робкая свеча на столе. Девушка подошла к островку света. На столе лежала большая, не меньше двух локтей в длину, книга. Обложку будто кто-то сорвал — сразу шли пожелтевшие, скрученные по краям листы. Илкер несмело открыла тяжелый фолиант на середине. Взгляд выхватил знакомую картинку: величественное темно-синее здание на площади, а внизу подпись: "Храм Судьбы". Послышался грохот. Пламя свечи заколебалось, в холле раздались голоса:

— Землетрясение! Уходим быстро, не успеем!

Не зная, что делать, Илкер вырвала из книги несколько страниц, надеясь, что прочтет позже об этом храме, и рванулась к выходу...

...Девушка очнулась и приложила руку к груди, успокаивая сердцебиение. "Приснится же такое..." — она посмотрела на пустую ладонь, казалось, пальцы еще помнят ощущение от вырванных страниц. Перебрала в уме детали сна. Самое яркое впечатление — свеча на столе и огромная книга с рисунком... "Это мне приснилось, как я книгу в библиотеке старого замка читала, — объяснила она себе. — Все точно также было: кругом темнота и на столе горит свеча... А до этого? Улица с необычным цветом домов, медный библиотекарь..." Ведь ей это уже снилось. Двери с медными узорами, которые превратились в буквы. В бреду, когда она болела, ей снилась и темная комната, и свеча, и огромная книга, но во сне она была без обложки. На душе стало тревожно. Илкер чувствовала, что ее ведут куда-то. Туда, куда она не хочет идти и ни за что не пошла бы, если бы не... "Или он, или ты", — эти слова отчетливо прозвучали внутри, и девушка тоскливо вздохнула. Никто ее не ведет, она сама настойчиво идет навстречу судьбе. Но что если ей снятся эти сны, чтобы она могла избежать смерти? Хотя Эрвин же ясно сказал, что ее счастье будет недолгим. И он имел в виду именно ее смерть. Она умрет, но где и как? Неужели в храме Судьбы? Или он лишь символ, а сейчас этого города не существует?

Она уже давно обдумывала эти вопросы, но ответа не находила: слишком мало она знала. "Поговорить бы с кем-нибудь... Хотя бы с мастером Ознием..."

Илкер села на кровати и оглядела маленькую комнатушку. За окном посветлело. "Уже утро?" — будто подслушав ее мысли, послышался звон городских часов. Сосчитав удары, Илкер поняла, что сейчас встанут другие горничные, и тоже оделась. Она старалась подчиняться общему распорядку дня, хотя никакой особенной работы ей так и не дали.

Эту неделю Илкер провела вместе с принцессой Эолин в читальном зале. Полад позволил принцессе забрать одну книгу из библиотеки. Лин просыпалась около десяти часов, совершала утренний туалет и завтрак к полудню и забирала Илкер, переводить древний манускрипт. Дочь графа Лаксме мало чем могла помочь. Иногда она интуитивно догадывалась, что могла означать фраза. Например, в наборе слов "Пять, оборот, солнце, линия, соединить, небо, земля, явиться, темный, пятно", она угадала предложение: "На пятые сутки на горизонте появилось темное пятно". Но встречались и фразы, которые не поддавались. Что может означать такое: "Прошел песок на дно, я видел из крепости ближе человек на горбатой лошади". Илкер устала от бесплодных попыток понять бессмыслицу, и частенько вспоминала, что Озний легко прочел этот текст и у него где-то есть перевод...

Если бы еще раз попасть в старую библиотеку, сразу бы и принцесса решила эти вопросы, и она бы спросила о приснившемся храме.

...Сегодня небо определенно наблюдало за ней по-особенному. К полудню принцесса, потребовала к себе Илкер и заявила:

— Мне до смерти надоела эта рукопись. Хочу поехать к мастеру Ознию, пусть он все переведет и объяснит. Собирайся, будешь меня сопровождать, ты, кажется, книгу какую-то недосмотрела.

На этот раз принцесса предупредила заранее о своем приезде, и их прибытие не вызвало такого ажиотажа, как в прошлый раз. Оказавшись в темной библиотеке, Илкер вздрогнула. Она словно попала в сон, только была здесь не одна: рядом щебетала Эолин, завоевывая расположение старого библиотекаря. Мастер Озний кряхтел и морщился: по его убеждению, девушки занимались не тем, чем должны заниматься девушки в их возрасте.

Скрепя сердце, он достал потрепанный томик.

— Вот, — пояснил он принцессе. — Рукопись, которую где-то нашел господин Полад, я читал в этом списке. Можем сравнить, он приложил листок к книге и быстро сличил тексты. — Удивительно, — пробормотал он после долгого молчания. — Практически слово в слово. Кто знает, может, это и не сказка, может, действительно когда-то существовал Песчаный монастырь.

— Здесь о Песчаном монастыре рассказано? — тут же спросила Эолин, присаживаясь на стул и заглядывая Ознию в лицо.

— Да. Место почти такое же необычное, как замок фей. И поскольку в существовании фей уже никто не сомневается, то, кто знает, может, и Песчаный монастырь стоит где-нибудь в Чарпадской пустыне?

— Расскажите же, что тут написано, — принцесса умоляла и требовала одновременно.

— Я вам сейчас дам книгу с переводом, и вы прочитаете. И во дворец ненадолго возьмите. Господин Полад разрешил давать вам одну книгу отсюда, — он скрылся за полками и вскоре положил перед Эолин еще одну старую книгу, открыв ее на нужном месте. — Вот, — ткнул он пальцем. — Отсюда начинается тот кусок, который вы переводили. А если хотите прочесть о путешествиях Чарда, тогда читайте сначала, целая книга написана от его имени, хотя долго считалось, что это выдумка какого-то поэта.

Эолин начала с отрывка, над которым мучилась уже целый месяц. Она тут же рассмеялась.

— Илкер, знаешь, что на самом деле означало то предложение про песок на дне? "Прошел песок на дно, я видел из крепости ближе человек на горбатой лошади", помнишь? Так вот там все очень просто: "Прошло еще сколько-то времени, и я увидел, что со стороны крепости ко мне приближается всадник на верблюде". А мы-то с тобой голову ломали! Ладно, я прочитаю, потом тебе расскажу, а ты пока чем-нибудь займись.

— Что вам принести, сударыня? "Древние храмы Гошты"?

— Мастер Озний, — Илкер улыбнулась. — А кто написал эту книгу? — поинтересовалась она.

— Смотря, что вы имеете в виду, — важно ответил библиотекарь. — Собрал воедино сведения некто Гагрий, черный монах, если я не ошибаюсь. Но, согласно предисловию, он ничего не писал от себя, а соединил сведения, сохранившиеся в различных библиотеках Гошты. Он перевел другие книги и скопировал рисунки.

— И вы считает, что этой книге можно верить? Такие храмы существовали?

— Почему нет? — Озний величественно повел плечом. — Вас, сударыня, какой храм заинтересовал?

— Храм Судьбы, — Илкер не успела объяснить, как старик восторженно подхватил.

— Хор-Агидгад? Храм, в котором человек может изменить свою судьбу? О, это очень красивая легенда. Надеюсь, он действительно существовал. В этой истории много правдоподобного. Помните, там написали, что городские старейшины стали брать плату за вход? Я очень даже могу представить, что это сделали. Люди любят наживаться на том, что им не принадлежит.

— А легенда говорит, как этот храм погиб?

— Конечно. Жители города накопили столько сокровищ в Храме, что ими заинтересовались драконы.

— Драконы? — удивилась девушка.

— Это же легенда! В легендах часто рассказывают о драконах. Так вот драконы разрушили город и храм.

— Совсем разрушили? — упоминание о драконах подтверждало то, что Илкер видела не болезненные сны, а что-то иное. Но во сне и город, и храм не были разрушены.

— Как в поговорке: до основания, — мастер Озний поник. — А что, сударыня, вам бы хотелось изменить свою судьбу? Родиться в другой век или в другой семье?

— Нет, — улыбнулась Илкер на безобидную подначку. — Я хотела бы изменить, но не свою судьбу. А где находился этот город?

— Если бы мы знали... Давно бы уже кто-нибудь отправился на его поиски, ведь по слухам, там было столько сокровищ и магических вещей... К сожалению, о расположении Хор-Агидгада нигде не указано. Об оммофах тоже почти ничего не написано. Но есть косвенные указания о реке, горах... Знаете, если предположить, что Хор-Агидгад находился в Гереле, то я бы с большой долей вероятности сказал, что развалины города находятся на территории Лейна. Помните, там упоминается река, которая в одном месте сужалась настолько, что город построили по обеим сторонам. А чуть южнее были горы. Разве это не напоминает Нефтоах, берущую исток в Маарафских горах Лейна? Это у нас Нефтоах широка, а в Лейне нашлось бы, подходящее место. Вы, кажется, разочарованы? — Озний всмотрелся в Илкер.

— Нет-нет, — она почувствовала новый прилив страха. Лейн — это так близко! Лучше бы Хор-Агидгад оказался где-нибудь на Гучине, а еще лучше — в джунглях Галдая, там, куда никто не доберется.

На обратном пути девушка вполуха слушала щебет принцессы о Песчаном монастыре. Возможно, там действительно было удивительное место: доброжелательные монахи, безобидная магия повсюду, множество книг, в которых можно найти ответ на любой вопрос... Но ее беспокоило другое. Зачем ей с такой настойчивостью снится храм Судьбы, в котором она должна умереть? Если это место разрушено и не имеет своей силы, то о чем ее предупреждают? Эрвин определенно предупреждал. Пытался спасти. "Это не судьба, — сказал он. — Это твой выбор". Если бы знать точно, что Ялмари ничего не угрожает, она бы успокоилась и забыла о Хор-Агидгаде. Но что если она должна найти этот храм, чтобы спасти лесника? Умереть самой и спасти его?

Илкер рассмеялась над собой. Она горничная принцессы, она не найдет этот храм. Даже если он рядом, в Лейне, все равно не найдет, так и нечего переживать об этом.

"А все-таки неплохо было бы попасть в Песочный монастырь, чтобы узнать о Хор-Агидгаде. Там и о храме Судьбы наверняка знают..." Илкер повернулась к принцессе:

— Госпожа, а вы случайно не захватили с собой книгу Чарда? Мне тоже хотелось бы ее почитать.

— Я, наверно, ужасно рассказываю! — рассмеялась Эолин. — Книгу не захватила, но отрывок, который я переводила — переписала. Можешь посмотреть. Если, конечно, разберешь здесь что-нибудь, — она подала девушке свернутый в трубочку листок.

Илкер торопливо развернула его, хотя и сомневалась, что найдет что-то полезное для себя, но с чего-то надо было начать...

"Несколько дней я шел по бесплодной пустыне. Повсюду, где только я мог видеть, были только пески, пески и пески. Даже сухая трава, встречавшаяся раньше, исчезла. Воды осталось совсем немного. Я берег ее как мог. Но скоро стало понятно, что Эль-Элион, спасший меня от разбойников Рамаф-Лехи, уготовил мне еще худшую смерть. Несколько раз я видел прекрасные видения: вода журчала, цвели сады, но когда я из последних сил шел к ручью, все исчезало. Я понял, что разум мой вот-вот помутится. Напрасно я решился на это путешествие в надежде, что пустыня имеет где-нибудь завершение. Нет конца этим пескам, и вполне возможно, что за ними находится край света, где уже никто не может существовать. И все же я шел вперед, потому что позади меня точно ждала смерть, а впереди все еще виднелась призрачная надежда. Я ориентировался по звездам, чтобы не сбиться с пути и не кружить на одном месте.

На пятые сутки на горизонте показалось какое-то темное пятно. Я решил было, что это снова мираж, но потом здраво рассудил, что мне бы скорее померещился оазис, чем темное пятно и что, скорее всего, я просто теряю зрение. Выпив последний глоток воды, я отправился вперед. В душе уже не осталось ни страха, ни сожаления, просто безумное желание идти куда-то, не останавливаясь. Но чем дальше двигалось солнце по небосводу, тем более в душе моей возрождалась радость. Чем дальше я шел, тем больше увеличивалось пятно, и вскоре я смог понять, что это стены какой-то крепости. Я не стал думать о том, что возможно попал к еще худшим тварям, чем бестии Рамаф-Лехи. Мне хотелось верить, что Эль-Элион простил меня за грехи, которых я даже не мог вспомнить, и послал мне спасение. Прошло еще сколько-то времени, и я увидел, что со стороны крепости ко мне приближаются всадники. Тогда я упал на песок, потому что глупо тратить силы спеша навстречу смерти. Если же это мои спасители, то и в этом случае лучше подождать их приближения, а не торопиться. Последнее, что я помнил, это как надо мной склонилось лицо наполовину закрытое полупрозрачным шарфом цвета песка и к моему рту поднесли горлышко сосуда, а на губы упала струя холодной воды. Потом я потерял сознание.

Очнулся в просторной комнате. Цвет песка надоел мне за дни моего путешествия, однако здесь он был повсюду. Кровать и покрывала, стулья и столы, стены и даже потолок имели этот песочный, бледно-коричневый цвет. Окон в обычном понимании здесь не было. Они походили на систему длинных узких трубок, в каждую из которых едва проходил мой кулак. Тут первое удивление сошло в мою душу. Почему во множество отверстий, которые они называют окнами, не входит жара пустыни? Почему здесь так прохладно? Я поднялся с постели и заглянул в одно из отверстий. В него я увидел бледно-голубое, выжженное солнцем небо. Я просунул руку в одну из труб. Казалось, и за окном стоял такой же прохладный день, больше похожий на теплую весну, свойственную средней части Герела, чем на знойную пустыню. В каком странном царстве я оказался? На стуле рядом с кроватью я обнаружил просторные штаны и рубаху такого же песочного цвета. И надел их, чувствуя себя при этом странно. Только женщины-отхи в Рамаф-Лехе носили что-то подобное. Хорошо еще, что штаны не были прозрачными как у них. И все же мне казалось, что мужчине неприлично надевать такое. Неприличней разве что показаться голым. Если бы не желание увидеть скорее, где я очутился, я бы ни за что не надел на себя эту одежду.

Я отдернул легкую ткань, видимо, повешенную вместо двери, и вышел в коридор. Он освещался светом свечей в нишах, но не было обычного для них удушающего запаха. Я шел по коридору, в котором справа и слева виднелись проемы, некоторые закрытые тканью, а на других ткань висела на маленьком креплении возле косяка. Но я не встретил ни одного живого человека. Вскоре первая робость прошла, и я заглянул в один из проемов, не закрытых тканью. Там оказалась спальня, мало отличающаяся от той, в которой я проснулся. То же было и во всех остальных проемах. Я понял, что теперь не смогу вернуться к себе, потому что не запомнил, откуда вышел. Мне начало казаться, что я попал в царство призраков и от этого неприятный холод проник в сердце. Но я не позволил себе испугаться. Ведь я дышу, иду и даже чувствую боль, если щиплю себя. Я жив и буду бороться за свою жизнь и дальше.

Вскоре коридор закончился, и я увидел витую лестницу — два человека могли спуститься по ней в ряд, нисколько не мешая друг другу. На лестнице впервые я увидел живое существо и от неожиданности отпрянул. Но мужчина в точно такой же одежде, какую положили возле моей кровати, не обращая на меня внимания, продолжал спускаться вниз. Я еще немного постоял, а потом решил последовать за ним. Я шел медленно и осторожно, потому что все здесь было непривычно, и я ожидал какого-нибудь подвоха. Несколько раз я встречал мужчин и женщин, и все, будто сговорившись, не замечали меня. Женщины здесь, в отличие от мужчин, носили длинные одежды, более приличествующие мужчинам в моем мире. Разве только они были неприлично обтянуты на груди, как никто не носит в моей стране. Впрочем, некоторых женщин я видел и в штанах. Но ни один мужчина не носил длиннополой одежды.

Я пошел следом за двумя незнакомцами, увлеченно обсуждающими что-то. Они произносили знакомые слова. Я бы решил, что они говорят на языке близком к тому, что распространен среди дикарей лесов, что находится за горами западнее Рамаф-Лехи. Но несмотря на это я почти ничего не понимал из сказанного. Пытаясь хоть немного вникнуть в беседу, я следовал за ними на расстоянии, но различил только: вчера, сегодня, пришел, открыл, завтра, помоги. А чтобы понять остальные слова моего знания языка дикарей не хватало, хотя в лесах я свободно общался с ними. Единственное, чем я мог объяснить это — язык этих людей богаче, они пользуются словами, которые дикарям неизвестны. Когда я делал записи, сидя в хижине священника, мне тоже было сложно объяснить дикарям слова "писать", "книга" или даже "путешествовать". Конечно, у людей, живущих в каменном замке, должно быть больше слов, чем у лесных жителей, даже для описания повседневной жизни.

Следуя за этими двумя мужчинами, я попал в большую светлую комнату, в которой стояли длинные деревянные столы и скамьи возле них. За ними сидели люди и трапезничали. Пища стояла в изобилии: тут были и свежие фрукты, и овощи, и много хлеба, и какие-то сложные блюда, состав которых издалека я определить не мог. После долго воздержания у меня закружилась голова, и я второй раз подумал, будто попал в сказочный мир. Либо, что более вероятно, я умираю, и мне снится последний прекрасный сон. Один из мужчин подошел и аккуратно поддержал меня за локоть.

— Вам плохо? — участливо поинтересовался он. — Может быть, помочь вам вернуться в...

Последнее слово я не понял.

— Вы знаете меня? — спросил я на языке дикарей, надеясь, что он поймет меня. Он понял.

— Да, — кивнул он. — Я был один из тех, кто нашел вас два дня назад в пустыне. Мы отпаивали вас травяными напитками, но, кажется, ваше здоровье еще не восстановилось. Вы не хотите вернуться в...

Он еще раз произнес то же слово. И я понял, что он имеет в виду спальню. Кажется, я быстро освою этот язык.

— Нет, спасибо, — поблагодарил я.

— Тогда давайте я провожу вас за стол. Только не ешьте много сразу, иначе можете умереть.

Это я тоже знал. Я сел за стол и в первую трапезу попробовал лишь немного фруктов и какого-то приятного на вкус сладко-кислого напитка. Съев совсем немного, я почувствовал сытость, будто съел все блюда на этом столе.

Как только я встал из-за стола, ко мне подошла девушка в длинной одежде, и вежливо сказала:

— Господин хочет видеть вас. Следуйте за мной.

Так я впервые увидел хозяина Песчаного монастыря и узнал, где же я оказался. Не буду описывать подробности того, как я учил язык и порядки монастыря. Опишу лишь самое интересное, что я здесь увидел.

Песчаный монастырь — это рай для такого ученого, как я. Все монахи поселились здесь лишь потому, что их интересовало исследование. Здесь находится самая большая библиотека из собранных на Гоште. И каждый месяц сюда поступают новые и новые книги. У меня буквально закружилась голова, когда я увидел, сколько их здесь. Все обитатели монастыря большую часть времени проводят именно в библиотеке. Не все монахи живут здесь постоянно. Им не запрещено путешествовать, но все же мало кто из них покидает монастырь надолго. Ведь даже в путешествиях невозможно обрести столько знаний, сколько собрано здесь. Без преувеличения могу сказать, что, не выходя из этой комнаты, можно найти ответ на любой, волнующий тебя вопрос. Ищете вы клады или магические талисманы, таинственные страны или исчезнувшие народы, хотите узнать, откуда появились Священные книги Гошты или даже откуда появился мир, в котором мы живем, — вы найдете манускрипты обо всем, что хотите узнать. Ваше дело — верить им или нет. Но монахи утверждали, будто тут собраны лишь свидетельства очевидцев. Возможно и мои записи, когда-нибудь окажутся здесь...

Я пытался выяснить, откуда взялся здесь этот монастырь. Но меня с улыбкой попросили посетить библиотеку и самому узнать ответ на этот вопрос. Возможно, я так и поступлю чуть позже. Но чудеса, которые окружают меня повсюду, наводят на мысль, что Песчаный монастырь — дело рук Самого Творца Гошты, а значит, он такой же старый как наш мир. Вот только немногие из них: приятная прохлада держится в стенах монастыря. Но стоит выйти за охранительные стены — и на тебя обрушивается сокрушительная жара пустыни. Вода льется прямо из стен. Монахи и пили ее, и умывались прямо в спальне. Нигде я не видел такого расточительства и воды, и металла. Все здесь вызывало удивление и восхищение, и я почувствовал, что мне трудно будет покинуть это прекрасное место. Если я и уеду отсюда, чтобы рассказать о своем путешествии, то, скорее всего, вернусь сюда снова, чтобы найти ответы на все, беспокоившие меня вопросы..."

Когда они подъехали ко дворцу, Илкер вернула листок принцессе. Как она и предполагала, определить местоположение Песчаного монастыря по этому отрывку было совершенно невозможно. Географические названия ни о чем ей не говорили. Правда, большая пустыня, кажется, встречалась только в восточной части Герела, но кто знает, что там было тысячу лет назад? А вот слова о том, что там можно найти ответ на любой вопрос, очень обнадеживали. Хотела бы она когда-нибудь попасть туда. Правда, если бы ей никто из монахов не помог, пришлось бы похоронить себя среди книг — так много их там было, по словам Чарда. И даже несмотря на то, что читать она любила, все же такая участь ее бы не обрадовала...

6 ухгустуса, Беероф

— Она чудовищно упряма! — Тазраш яростно прошелся от стола к камину и обратно. Убежище Загфурана казалось слишком маленьким для его ярости. — Воздействуйте на нее как-нибудь! У нас времени мало осталось. И вообще, вам надо поселиться во дворце хотя бы до коронации. Или у меня дома. В доме Зерана, в конце концов. Почему, когда вы нужны, надо скакать через весь город?

— Я с удовольствием поселюсь во дворце до коронации, — усмехнулся маг. — Решите этот вопрос, и я сегодня же перееду туда. Едем. Заодно расскажете мне, какие у вас впечатления от молодого короля. А что касается горничной... Я удивлен, что вы не справились с такой легкой задачей, — он поднялся.

Карета несла их в объезд города по мощеной улице в замок, который давно стал тюрьмой для особо важных преступников. В окно минарс видел городской ров за пределами столицы, да каменную стену, потом маг чуть склонился, и дорогу заслонил замок — огромный и безобразный.

Замок построил король из династии Щацел. Непонятно, где взяли архитектора, которому поручили строительство. Он явно руководствовался принципом: чтобы не как у всех. В отличие от замков той эпохи, башни тут были не круглые, а треугольные. Возможно, смотрелось это неплохо, но оборону затрудняло. Вообще замок из темно-серых камней казался нагромождением башен причудливой формы, галерей и переходов, размещенных в хаотичном порядке. Внутри сделали множество комнат среднего размера и клетушек, но не предусмотрели ни одного тайного хода — это и послужило причиной гибели предыдущей династий. Король, который занял место погибшего Валака Щацела, не только начал новую династию Цуришаддаев, но и учел ошибки последнего: начал строительство нового замка в двух юлуках от прежнего.

Карета остановилась. Тазраш вышел, чтобы предъявить полномочия первому сторожевому посту. Загфуран лениво прислушивался к репликам герцога, а сам обдумывал беседу с горничной. "Неужели придется и на нее накладывать заклинание? Никаких сил не напасешься, если будешь всюду зависеть от магии. Пытать ее нельзя — завтра она должна быть живой и здоровой, без малейшего следа насилия. Вон Мирела какой въезд в столицу устроила. Ее сторонники будут искать повод, чтобы обвинить суд в подлоге. Тогда — запугивание и подкуп. Неужели молоденькую девушку нечем запугать или подкупить?"

Тазраш сел обратно в карету. С лязгом опустился подъемный мост, и подковы лошадей весело застучали по металлу.

— У Векиры есть родственники? — поинтересовался маг.

— Конечно, есть. Не принимайте нас за идиотов. Мы уже пообещали всех наградить или, в случае ее неповиновения, всех сгноить. А она твердит, что ее родные будут рады пострадать за Мирелу.

— Что за родственники?

— Как всегда: родители, братья, сестры, тети, дяди, двоюродные братья... Вам всех перечислить?

— Имена, надеюсь, где-то записаны, — неприязненно поинтересовался минарс.

— Будут вам имена... — герцог недовольно отвернулся.

— Что значит... — хотел возмутиться Загфуран, но его прервали.

— Не знаю, почему вы держите всех за дураков. У нас все записано, перед тем как встретиться с горничной, я дам вам почитать.

— Не будем ссориться, — поджал губы маг.

Через лавг карета замерла — здесь сделали второй пост. Тазраш задержался дольше. Садясь обратно, он раздраженно сказал:

— Это, конечно, хорошо, что такая тщательная проверка — преступники не сбегут, но должна быть мера! Я что, по их мнению, сначала привез сюда горничную, а теперь буду помогать ей бежать?

Загфуран не ответил. У ворот герцог и минарс вышли наружу, и снова предъявили документы. Тюрьма считалась надежной, потому что всем, пожалуй, за исключением короля, приходилось проходить тщательнейший досмотр, прежде чем они могли добраться до нужного им преступника. Исключение делали для священников и герцогов — их не обыскивали на каждом посту. Но если бы Тазраш захотел спасти кого-нибудь, вряд ли бы ему это удалось: за их спинами клацали засовы. На обратном пути вошедших будут досматривать, на случай подмены. Показывать свое лицо Загфуран не собирался, и если Тазраш заманил его сюда, чтобы узнать внешность мага, он будет горько разочарован.

Они прошли еще пять постов внутри замка. Следователь, уже извещенный о прибытии Тазраша, вышел им навстречу. Подтянутый военный лет тридцати, держался с холодным достоинством. "Обедневший дворянин", — подумал маг с презрением. Его коробило от того, как лишившиеся всего аристократы стараются показать всем, что они не забыли своего высокого происхождения.

— Милорд...? — вопрос замер на его устах.

— Документы покажите магу, — распорядился герцог и отошел в сторону.

Загфуран почти выхватил у молодого мужчины папку и разложил записи на столе. Записи составили грамотно, минарсу потребовалось четверть часа, для того чтобы узнать все, что ему было нужно.

— Я побеседую с ней наедине, — громко сказал маг и подошел к камере.

Следователь недоуменно посмотрел на герцога, но, получив утвердительный кивок, дал знак надзирателю. Тот отпер дверь и закрыл ее, когда Загфуран вошел внутрь.

Девушка вздрогнула при виде фигуры в сером, а потом сжалась, будто хотела стать незаметной, слиться с грязной постелью, на которой сидела.

— Я не буду разговаривать с тобой долго, Векира, — маг порадовался, что девушка сидит. Если бы она стояла, ему бы уже не удалось так над ней нависнуть. — Я маг, я могу превратить тебя в чудовище, от которого будет в страхе спасаться каждый человек. Ты мне веришь?

Векира подняла голову и столкнулась с горящими алым глазами Загфурана. Она хотела закричать, но маг положил ей ладонь на плечо, и она умолкла.

— Ты веришь мне? — повторил минарс. Девушка медленно кивнула. — Тогда скажи, кому писала принцесса перед смертью короля?

— Королю Айдамиркану, — задрожала горничная.

"Вот! То, что нам нужно. Эти бестолочи не могли добиться и этого".

— Чего она хотела?

— Бежать, — Векира заплакала.

— Бежать из страны? Не верю. Она просила помощи, чтобы стать королевой, не так ли? Рекем Ароди помогал ей в этом. Не так ли?

— Я не читала письмо! — вскрикнула девушка, но тут же умокла, заворожено глядя на мага.

— Вот что, милая. Принцесса обречена, ее все равно казнят, и что бы ты ни сказала, ты не сможешь ни повредить ей, ни помочь. Но ты еще можешь помочь себе и своим родным. Знаешь, в кого я превращу тебя и твою семью? В вампиров. В тварей, которые прокляты Эль-Элионом и людьми, в тварей, сеющих ужас и вселяющих отвращение. Как ты считаешь, сколько твои близкие смогут скрывать свою природу от других? Неделю? Месяц? Сколько продержится малыш Цура, твой братишка, прежде чем его поймают возмущенные соседи и разрежут на куски медными ножами, чтобы потом сжечь? — девушка дрожала так, что он слышал, как стучат ее зубы, она даже плакать перестала, смотрела на минарса, не отрываясь. — Или ты надеялась, я пощажу детей и женщин? Ты хочешь этого?

Девушка с отчаянием мотнула головой.

— Вот и чудесно. Принцесса Мирела писала письмо королю Лейна Айдамиркану, просила, чтобы нашел верных людей и убил Манчелу, после этого она обещала выйти за него замуж, и Айдамиркан будет владеть сразу двумя странами. Рекем Ароди помогал этим планам. Ты поняла меня? Повтори.

Язык у девушки заплетался, когда она выговаривала то, что сказал ей маг, но повторила она правильно. Тогда Загфуран постучал. Выйдя в соседнюю комнату, он не глядя на следователя, приказал:

— Допросите ее еще раз. Она вспомнила важные подробности.

Следователь махнул, и девушку привели в комнату, пригласили к столу. Загфуран встал подальше, так, чтобы она его не видела.

Сотрясаясь будто от холода, и не обращая внимания, на тихие слезы, текущие по щекам, она отвечала на вопросы. Секретарь старательно записывал. Векира сказала достаточно, чтобы вкупе с другими показаниями, Мирелу осудили на смерть. Когда допрос подходил к концу, Тазраш направился к выходу, Загфуран последовал за ним.

— Магия? — спросил герцог по дороге.

— Нет, — также кратко ответил Загфуран. — Магию почувствует какой-нибудь духовник или маг из сторонников Мирелы. Я всего лишь использовал угрозы. Но я сказал то, до чего ваши люди не додумались.

7 ухгустуса, Беероф

Когда Мирела следовала в карете во дворец, где в Зале Совета ее должны были судить, на улице началась настоящая демонстрация. Кроме придворных, сопровождавших ее до места, присоединилось множество горожан, в полной тишине, нарушаемой всхрапыванием лошадей, топотом ног да скипом рессор они следовали по улице, будто говоря: мы ничего не забыли. Принцесса — серьезная и сосредоточенная — следила взглядом за этим волнующимся океаном. Они помнили ее отца, помнили, сколько крови он пролил и как он поступил с доброй королевой Езетой. И они знали, что самое худшее, что они могут сделать сейчас — это начать беспорядки. Тогда обвинения против Мирелы — будто она поднимает мятеж, чтобы занять престол, — будут иметь под собой веские основания.

В воротах дворца их встретил Элдад Ароди.

— Вчера Яхсу, дочь этой шлюхи привезли, — горячо зашептал кто-то позади, — так тут целое представление устроили, чуть ли не как королеве ей кланялись. А тут подлеца встречать послали. Мерзавцы.

Мирела не обернулась на голос. Она понимала возмущение дворянина, но ей нужно смирение. Не подавая руки гофмейстеру, она подождала, пока один из графов, сопровождавших ее, поможет ей выйти, а затем последовала за Ароди, оставив защитников за воротами. Она удалялась, их голоса постепенно стихали, а когда за нею захлопнули двери дворца и вовсе умолкли: все поглотили гулкие шаги дворцовой стражи. Но принцесса чувствовала себя так же уверено. Казалось, за спиной не королевская стража, а духи Эль-Элиона, посланные ей на защиту. "Тем, кого любит Бог, ничто не повредит, — пришли на ум слова, прочитанные утром в книге Вселенной, — Эль-Элион хранит их у себя на груди... — она уверенно повторила. — Ничто не повредит!"

В Зале Совета в креслах расположились дворяне, которых покойный Манчелу, якобы назначил в регентский совет — ее судьи. У окна, оградили место для короля. Напротив еще одно огороженное место — для нее. У стены, между этими двумя полюсами — место обвинителя. Мирела не взглянула на него, так же как на опекунский совет, — прошествовала к своему месту. На какое-то время все стихло в ожидании, когда король Еглон займет свое место. Он не задержался. Стукнули копья стражи, герольд провозгласил:

— Его величество, Еглон Второй.

Все поднялись, и Мирела была первая. С кротким достоинством, она наблюдала, как прошествовал к своему трону брат в сопровождении стражи. На сестру он даже не взглянул. И хотя его место расположили напротив подсудимой, смотрел он как бы сквозь принцессу. Но девушку это не смутило: она приготовила себя к самому худшему.

Суд начался. Вчера она еще раз отказалась от защитника. Граф Огад зачитывал обвинения громко и выразительно. Что только ни вменялось ей: дерзость, потакание врагам государства, укрытие преступников, побуждение к мятежу сначала против короля Манчелу, а потом против короля Еглона, бунт против Святой церкви... Принцесса отвечала спокойно и твердо и обращалась исключительно к королю. Она сама обличала присутствующих.

— Вряд ли в Кашшафе найдется более смиренная подданная его величества, — говорила она брату. — Я смиренно прошу проявить уважение к моей вере, в которой я родилась и выросла. Я не из тех, кто верит в Эль-Элиона по приказу. Моя вера неизменна и точно так же неизменна моя любовь и почитание короля.

— Вы бунтуете сейчас так же, как бунтовали и против отца, достойного короля Манчелу, — обвинитель потерял терпение. — Если бы не ваше упрямство, на юге не начались бы восстания. Это вы своими поступками подтолкнули их к неповиновению.

— Вы недостойны упоминать имя моего отца, — Мирела тоже начала горячиться. — Он больше заботился о благе страны, чем все вы вместе взятые, и никогда не приписывал мне поступков, которых я не совершала.

Несмотря на то, что уже почти два часа она стояла на ногах, принцесса не чувствовала усталости, она разрумянилась, глаза ее блестели — никогда еще она не была так хороша, как сейчас.

— Моя леди, — возмутился один из судей. — Кажется, вы хотите нас оболгать перед его величеством?

— Я никого не хотела обвинять, — постаралась успокоиться Мирела. — Я хотела сказать правду, какой ее вижу.

— Вы утверждаете, что никогда не желали зла королю, что вы смиренная подданная его величества. А что вы скажете на это?

Самые серьезные обвинения палачи — иначе Мирела не могла их назвать — оставили напоследок. В зал ввели Векиру. Девушка была тщательно одета и причесана, но выглядела бледной и безжизненной. Она еле слышно произносила обвинения, не глядя на госпожу. Несколько раз ее просили говорить громче. Когда она умолкла, в зале воцарилась тишина.

Граф Огад поблагодарил горничную, и ее вывели из зала.

— Что вы скажете в свое оправдание? — задали вопрос принцессе. — Вы имели общение с бунтовщиком и заговорщиком Рекемом Ароди.

— Я имела общение с человеком, который ходатайствовал перед королем Манчелу о помиловании своей матери. Тех слов, что передает эта девушка, я ни разу от него не слышала.

— Итак, вы не отрицаете, что беседовали с ним. Вы передавали через него письмо королю Лейна?

— Да, я передавала письмо кузену. Умерла моя мать, а я тяжело заболела, я была уверена, что...

— Довольно оправданий. Теперь ваша вина ни у кого не вызывает сомнений. Если раньше еще могло показаться, что вы всего лишь по неразумию вдохновили мятежников на страшное преступление — убийство короля — то теперь не остается сомнений, что вы делали это осознанно и стояли во главе заговора, — обвинитель повернулся к судьям и провозгласил. — Судите же по всей строгости закона. Не смотрите на благочестивую внешность — под ней скрывается не только неповиновение королю, поставленному на царство Эль-Элионом, но очерствевшее сердце, готовое убить собственного отца, чтобы добиться власти. Со временем она пожелает точно так же убить и своего брата.

— Чтобы выдвигать такие обвинения, — воскликнула Мирела, — надо видеть письмо, которое я написала в Лейн. Я никогда не желала смерти королю!

— Вряд ли мы сможем добыть такую улику, хотя она была бы очень к месту сейчас. Но мы имеем свидетеля, который читал это письмо, и не будет лгать. Она осознала всю преступность ваших замыслов и искупила свою вину чистосердечным признанием.

— Эта девушка никогда не читала моих писем! Она горничная.

Огад отвернулся, не удостоив принцессу ответом. Мирела была сломлена, она не ожидала, что Векира будет свидетельствовать против нее.

— Вам надлежит вынести приговор... — начал заготовленную речь обвинитель, обращаясь к судьям — опекунскому совету.

— Простите великодушно... — прервали его. Мирела безнадежным взглядом посмотрела в сторону говорившего, но не узнала его. Мужчине было около пятидесяти. В умных карих глазах мелькнуло лукавство. Длинный тонкий нос, впалые щеки, аккуратно постриженные усы, переходящие в короткую бороду. Выглядит болезненно худым. Кто это? Еще один лорд, назначенный в совет регентов? Однако в зале произошло какое-то движение — Мирела ошиблась.

— Граф Юцалия, вам позволили присутствовать, но не вмешиваться, — нахмурился председатель суда.

— Даже если это напрямую касается обвиняемой и всей Кашшафы? — граф чуть приподнял бровь. — Я услышал, что вы хотите прочесть письмо, отправленное королю Айдамиркану ее высочеством принцессой Мирелой, — он поклонился в сторону девушки. — Я готов его показать.

Новое волнение в зале, а потом письмо пошло из рук в руки. Мирела боялась вдохнуть, она знала: если судьи захотят, они найдут способ обвинить ее даже из-за невинной строчки. Она ведь жаловалась там на жестокое обращение — разве это не призыв освободить ее любой ценой? Граф Юцалия продолжил.

— Мне кажется, имеет смысл зачитать письмо вслух.

— Если будет нужно — зачитаем! — грубо прервал его обвинитель.

Молодой король, до сих пор безучастно наблюдавший за всем, что происходит в зале суда, подал знак, и письмо поднесли ему.

Огад наконец овладел собой.

— Это письмо не доказывает ее невиновность. Возможно, оно не было единственным!

— В таком случае с кем ее высочество отправляла другое письмо? Рекема Ароди возле нее уже не было, — и, не давая сказать что-то в ответ, Юцалия поставил жирную точку. — Это письмо полностью подтверждает слова принцессы о том, что она написала королю Лейна. Так же, как представитель его величества короля Айдамиркана в Кашшафе, я уполномочен передать его предупреждение. В случае если с ее высочеством принцессой Мирелой поступят беззаконно, осудив за преступление, которого она не совершала, Лейн объявит войну Кашшафе. Разрешите откланяться.

По залу пронесся вдох возмущения. Мирела проглотила комок в горле и взглянула на брата:

— Все, что у меня есть... это тело и душа. Душу я давно отдала Эль-Элиону. Мое тело в вашем распоряжении. Можете убить его. Если это послужит вашей славе, я готова принести такую жертву.

— Ваше величество, Лейн блефует, — закричал кто-то. — Они не начнут войну, им не до того сейчас.

Еглон будто не слышал, они с сестрой впервые за этот день смотрели друг другу в глаза. Потом мальчик-король провозгласил:

— Вы узнали все, лорды, и можете определить вину моей сестры.

Мирела смотрела на брата, в то время как граф Фирхан проносил перед лордами две чаши: чугунную и золотую. Если монету бросали в чугунную — лорд голосовал за смерть, если в золотую — значит, дворянин считал принцессу невиновной.

— Семеро полагают, что леди Шедеур виновна и требуют казни, — провозгласил граф Огад, после того как пересчитал монеты в каждой чаше. — Десять полагают, что она невиновна.

Голос герцога прозвучал как будто из другой комнаты. Миреле стало хуже, она вот-вот могла упасть в обморок. Не было сил произнести протест на это пренебрежительное "леди Шедеур".

— Ваше слово, ваше величество, — обратился кто-то к королю, все так же смотревшему на сестру.

— Я убедился, в вашей невиновности, возлюбленная сестра, — теперь девушка поняла: он молчал так долго, потому что старался успокоиться. — Мне никогда не нужна была ваша жизнь, и я никогда не потребую такой жертвы. Вам разрешается исповедовать веру так, как побуждает вас ваша совесть. Я никогда не верил и не поверю никаким злым наветам на вас. Вы свободны и оправданы.

Стража расступилась, Мирела вышла из-за ограждения, но прежде чем покинуть зал, она склонилась на колени и поцеловала руку брату.

???, замок фей

До того как перекинуться в волка Ялмари разглядел огромную желтую кошку. Хлеща себя по бокам длинным хвостом, она припала к земле, изготовившись к прыжку. Он не знал, может ли она повредить шкуру оборотня. Но если может — шансов у него нет. Она больше, проворней, могучие когти и длинные клыки — все против него. Рыча и скалясь, он выбирал место, чтобы хоть как-то защитить себя. Кошка прыгнула, и хотя он стремительно уклонился, она изогнулась в воздухе и ударила в бок. Когти разорвали кожу и, кажется, кости. Взвыв, он откатился вглубь пещеры. Кошка тут же переместилась ко входу: в темноте сверкнули алые глаза. Волк отполз к стене, оставляя за собой кровавый след. Противник отрезал пути к отступлению, теперь и в воде не спасешься. А зверь вновь приготовился к атаке. Собрав волю в кулак и отрешившись от боли, за мгновение до прыжка, Ялмари бросил тело к камню, надеясь, что это послужит укрытием, и не ошибся: кошка перемахнула через меч, оказавшись в глубине пещеры, а у него появился шанс спастись бегством. Еще одним рывком, он постарался выскочить и пещеры, но не успел: кошка оказалась быстрее. Ударила лапой в воздухе, опрокидывая волка прямо на меч. И тут же отошла. Ялмари не мог пошевелиться. Этот удар оглушил и повредил правую сторону. Казалось, на нем не осталось живого места. Он лежал на камне, рукоять меча врезалась прямо в рану. Сейчас самое время добить его, но кошка почему-то рыча, ходила вокруг, не прикасаясь к полумертвому волку.

Раны постепенно затягивались. Ялмари попал в очень уж странное место: если бы они дрались на Гоште, то ранить его мог только проклятый — человек, которого заклятием обратили в зверя. Но когда проклятый наносит увечья, они не затягиваются так быстро. Он бы умер, если бы его не перевязали. Может, когда Гармсел говорила, что его жизни ничего не угрожает, она имела в виду, что враги будут отступать, если появится возможность убить принца, а раны быстро исцелятся? Он подождал еще немного, чтобы перестала кружиться голова. И тут на него снизошло озарение: он не победит кошку в образе волка — слишком неравные силы. Так может, зарубить ее мечом? Он как раз под боком.

Ялмари перекинулся в человека, одновременно поворачиваясь и хватая меч. Тут же почувствовал, что поторопился: от слабости и головокружения чуть не выронил оружие. Обессилено прислонился к камню, заляпанному его кровью. Взял меч двумя руками. Он не мог толком рассмотреть врага. Но уже через миг все изменилось. Вместо злобного шипения раздавалось доброжелательное урчание. Сознание прояснилось, и он увидел как кошка, точит когти о камни — и они крошатся. Потом упала, повалялась на земле, почесывая спину — будто демонстрировала беззащитность и доброжелательность. И подползла к его ногам с явным намерением потереться о них.

— Уйди! — прошептал принц. Он не доверял столь резкой перемене настроения.

Кошка послушно отошла и свернулась клубочком на солнышке за пределами пещеры.

Ялмари не знал, что происходит, но время шло ему на пользу — он исцелялся. И если вскоре враг снова станет врагом, он сможет сражаться. Принц осмотрел себя: раны уже затянулись, коричневая сухая кровь покрывала бока, а подштанники еще были влажными и красными. Попробовал покрутить меч. Он уже был готов к бою.

Но когда принц повернулся к кошке, она вновь подставила живот и промурлыкала хриплым грудным голосом:

— Хочешь убить меня, хозяин? — Ялмари остолбенел, а зверь продолжил. — Ты взял меч. Теперь ты — хозяин. Ты хочешь убить меня?

— Неплохо было бы, — пробормотал принц. Но теперь, когда тварь заговорила, он не мог отделаться от ощущения, что перед ним женщина. А убивать женщин, особенно когда они подставляют живот, как-то...

Кошка смотрела уже не багровыми, а золотистыми глазами, пристально, не мигая, будто гипнотизировала. И прежде чем он принял какое-то решение, вскочила и прыгнула в океан, не оставляя выбора.

Ялмари прислонился к камню. Он исцелился, враг позорно сбежал. Опасно оставлять его за спиной, но что делать? Не гоняться же за ней в воде. Принц посмотрел на одежду, успевшую просохнуть. Надо бы подождать пока высохнет кровь на штанах — спешить определенно некуда. Заодно убедится, что кошка не вернется и не ударит в спину.

В ожидании рассмотрел меч и покрутил оружие в руке. Не нашел ничего примечательного: обычная сталь, ни инкрустации, ни узоров по лезвию. Дол не особенно глубок. Но для одноручного меча это и не нужно. Главное — хороший баланс. В плюсах еще легкость. Но вот прочен ли? Проверить это можно лишь в битве, потому что сломать меч о камни еще до того как встретится противник, он не хотел. Он сделал несколько выпадов, заодно убеждаясь, что недавние страшные раны окончательно исцелились. В том, что предстоит бой, он не сомневался. Ему ясно дали понять, что меч пригодится для Хранителя двери. То, что произошло здесь, — маленькая разминка.

Он оделся. "Пора отправляться дальше", — поколебавшись, он направился вглубь пещеры. Что-то подсказывало: других Хранителей он встретит там. Двигаясь в полутьме, Ялмари чутко прислушивался к тому, что происходит позади.

Проход постепенно сужался, свет от выхода из пещеры угасал, но эта темнота не мешала, он все хорошо видел. Ход заканчивался маленькой деревянной дверью, свободно пройти в которую мог только ребенок или карлик. Такой вход делали в часовнях Хранителей Гошты. Ялмари потянул кольцо медной ручки. Наклонился, чтобы посмотреть, что впереди. Лучи солнца из отверстия в своде пещеры освещали плоский камень в центре круглой комнаты, — камень, как две капли воды похожий на тот, где лежал меч. Стены комнаты терялись во тьме, но казалось, это природная пещера, к которой человек руку не приложил. Пока он размышлял, стоит ли идти дальше, к нему обратились:

— Проходи, проходи, не стесняйся, — спокойный бас принадлежал рыцарю, который будто отделился от стены и подошел к камню. Опустился на него как на табуретку, поставив полуторный меч между ног. Солнце тускло отражалось от металлических доспехов, покрывавших рыцаря с головы до ног. Лицо пока было открыто, но из-за того, что свет бил сверху, оставалось в тени. Ялмари мог смутно различить тонкие, правильные черты лица.

— Ты разглядываешь меня, а я тебя не могу видеть — это нечестно, — нотка обиды послышалась в голосе рыцаря. — Проходи, не бойся, я тебе все расскажу. Это моя обязанность: все рассказывать.

Ялмари осторожно протиснулся в комнату и встал у выхода, настороженно наблюдая за рыцарем. В любом случае придется сражаться, так что стоять вне — бессмысленно.

— Можешь подойти ближе, — милостиво позволил рыцарь. — Я не буду нападать, пока ты не начнешь искать дверь, так что успокойся. И, конечно, ты не сможешь погибнуть тут.

Принц не двинулся с места.

— Ну, в чем-то ты и прав, — согласился рыцарь. — Почему ты должен мне верить? Ладно, слушай оттуда. Ты, конечно, догадался, что я — Хранитель двери. В этой комнате есть дверь, которая ведет туда, куда тебе нужно. Найти ее трудно. Как только ты начинаешь искать — я нападу, чтобы помешать. Ты можешь убить меня, но это будет сложно, — он небрежно кивнул на доспехи. — В любом случае убивать меня не советую. Дверь, может, и найдешь, но открыть ее не сможешь. Только я ее открою. Если прекращаешь поиски — я сажусь на камень и отдыхаю. Если ты передумал искать Хранителя тайн, то выход за спиной всегда открыт. Но не хитри. Я не верю ушам, я внимаю твоему сердцу. Это тоже моя обязанность.

Ялмари понимал: несмотря на то, что меч у рыцаря обыкновенный, он ранит оборотня, так же как ранил тот зверь. Выходило, что на стороне рыцаря гигантское преимущество — более длинный меч, доспехи. Значит, следовало выбрать тактику боя. Хотя какая тут тактика...

Ялмари скользнул взглядом по стенам в поисках хоть какой-то зацепки.

— Ты ищешь! — в одно мгновение из неповоротливого борова рыцарь превратился в стальную молнию.

Ялмари едва успел шагнуть в сторону, отбивая меч противника в сторону от своего сердца. Меч, найденный в пещере, не подвел. Он оказался не только легким, но и прочным. То, что нужно, когда тебя так яростно атакуют. Ни о каких выпадах речи не шло. С одноручным мечом, принц мог лишь защищаться — быстро и решительно. Отбивая один удар за другим, он отступал вдоль стены, чтобы иметь возможность хотя бы вскользь осмотреть ее. Но различить какую-нибудь щель в камнях, которая указывала бы на то, что здесь скрывается потайная дверь, не представлялось возможным.

— Хочешь обойти зал по кругу? — поинтересовался рыцарь. Он слегка задыхался: полуторный меч, которым он пытался достать Ялмари, весил больше. Да и доспехи давали знать. В бою они не только защищают, но и мешают. Когда противник успел опустить забрало, принц не увидел. Из-под шлема раздавалось тяжелое дыхание, но рыцарь еще и разговаривал. Ялмари не последовал его примеру: берег силы, снова и снова ставил блоки, меч со звоном отскакивал, для того чтобы обрушится с другой стороны. Приходилось держать его двумя руками, чтобы вынести натиск.

— Все сначала хотят обойти зал по кругу, — рыцарь не дождался ответа. И после удара слева, не размахнулся справа, как обычно, а сделал колющий выпад вперед. Ялмари отскочил, но кончик меча рассек живот.

— Я не ищу! — выкрикнул он.

Рыцарь замер, словно кто-то превратил его в статую. Ялмари не рассчитывал, что это произведет такой эффект. Он предполагал, что слова противника были уловкой. Рыцарь ожил, прислонился к стене, откинул забрало. Потом снял перчатку и вытер со лба пот.

— Резвый ты, — заметил он.

Принц зажал рану ладонью, ожидая, когда кровь свернется. Но исцеление происходило не так быстро, как раньше.

— Что у тебя за меч? — поинтересовался он, морщась.

— Меч ни при чем, — охотно пояснил Хранитель. — Тут другие законы. Там, — он показал на выход, — раны исцеляются быстро. Иначе ты бы не смог со мной драться. Здесь — медленней. Но ты все равно можешь подождать. Кстати, меня зовут Вальдек.

— Ялмари, — представился принц, будто это было самой естественной вещью на свете. Он тоже прислонился к стене. Кровотечение уменьшилось. Он еще подождал немного. Взгляд упал на стену. Из-за того, что яркий луч света падал в центре, стены терялись в полумраке, и он не мог рассмотреть, что там. Прищурился, напрягая зрение, и упал на землю, когда меч вонзился стену там, где только что находилась его голова. Посыпались камни. Он не смог понять, в чем дело тут же перекатился подальше, но Вальдек оказался не менее проворным, несмотря на громоздкие доспехи он неумолимо наступал. Принц вскочил, поставил блок слева.

— Я предупреждал — не надо со мной хитрить. Я вижу твое сердце, — мягко упрекнул рыцарь. Эта мягкость не сочеталась с резкими сильными ударами, которые становились мощнее. Будто с каждым мгновением Вальдек становился сильнее.

Он рубил слева и справа. Потом быстрый прямой выпад, но Ялмари был уже готов к этому. Он легко отвел меч в сторону и тот опять вонзился в стену. Вновь посыпались камни. Теперь Ялмари догадался, в чем дело: зал только казался пещерой, на самом деле стены покрыли штукатуркой, чтобы скрыть дверь, ведущую к Хранителю тайн.

Теперь принц старался отбить меч Вальдека на стену и глянуть хоть одним глазком за обрушенную штукатурку — не появилась ли дверь. Вальдек дрался по одной и той же схеме: серия ударов слева и справа, затем выпад. Ялмари так привык к этому, что возродилась надежда: он найдет дверь. Это и стало ошибкой. Очередной выпад Вальдек сделал левее и выше, метясь в сердце. Ялмари попробовал отбить его, но не успел. Тогда отчаянным движением, он тоже бросил меч вперед, вдоль клинка соперника. Лезвие скользнуло легко, будто только и ждало этого. Распороло шлем, словно его сделали из бумаги. Если бы Вальдек не среагировал, сделав шаг назад и отбив клинок принца в сторону, то остался бы без головы. Поединок был честным. Его меч короче, зато легко вспарывает доспехи. Получается, железо надето скорее для устрашения.

— Ты очень быстро идешь к цели, — усмешка Вальдека, который быстро скинул остатки шлема, была немного нервной. На щеке рыцаря темнел порез в два пальца длиной. Оттуда сочилась кровь, но Вальдек не остановился ни на мгновение. От кусков обрушившейся стены стояла пыль, не хватало свежего воздуха, глаза слезились, дыхание с хрипом вырывалось из груди, но рыцарь стремительно атаковал. — Мне придется двигаться еще быстрее, — заявил он и так крутанул мечом вокруг клинка Ялмари, что принц едва не выронил оружие. Он потратил слишком много сил, чтобы удержать меч и не успел защититься от выпада в правое плечо.

— Стой! — крикнул он через боль и на всякий случай прикрыл веки, чтобы Хранитель не сомневался в том, что он отдыхает.

С закрытыми же глазами пошевелил пальцами правой руки. Резкая боль в раненом плече заставила застонать: его задели слишком сильно. Он мог сражаться и левой, но удержит ли удар Вальдека? Может, стоит пока передохнуть в пещере, где так быстро зажили раны, нанесенные тигрицей? Рядом тяжело дышал рыцарь, он тоже восстанавливал дыхание.

— Знаю, — выговорил он хрипло, — ты сейчас думаешь, не заживить ли раны в соседней пещерке. Если выйдешь туда — не вернешься. Второго шанса попасть ко мне не будет. Так что отдыхай. Столько, сколько тебе надо.

Ялмари представил, как можно достать Вальдека. Он мысленно прокручивал один прием за другим и тут же отвергал их. Он слишком слаб, слишком уязвим, чтобы что-то из этого могло получиться. И сдаваться нельзя. Все равно он не погибнет. Надо идти до конца. Ялмари почувствовал, что воздух посвежел: пыль осела. Может, тогда попробовать то, что сделал рыцарь в прошлый раз? Шумное сопение справа от него четко показывало положение противника. Не глядя, он крутанулся, целясь мечом в колени Вальдеку — выше нельзя, чтобы не убить ненароком. В последний миг открыл глаза, чтобы увидеть, как рыцарь, быстро сделав шаг назад, обрушил меч на запястье, защищаясь от удара. Кисть с крепко зажатым в ней мечом покатилась по полу. Ялмари взвыл от боли, и скорчился на полу, сжав обрубок.

— Ты победил, — раздался голос Вальдека.

Принц, тяжело дыша и что есть силы сцепив зубы, поднял голову: на этот раз меч, ударивший в стену, обвалил кусок штукатурки, открывая угол деревянной двери. Под его взглядом штукатурка стала таять, открывая дверь, зачищенную и покрашенную, чем-то неуловимо напоминающую вход в домик лесника.

Как он ни старался зажать рану, кровь хлыстала, заливая пол и одежду.

— Открывай, — не разжимая зубов, процедил Ялмари.

— Она открыта, — Вальдек пожал плечами и отступил к камню, освещенному солнечным светом. — Я не хотел, чтобы ты убил меня, — объяснил он, садясь на камень.

Принц выругался про себя. Если бы он ударил выше — сохранил бы руку. Он с трудом толкнул дверь. Она открылась легко. Ялмари шагнул через порог и тут же прикрыл, подпирая ее спиной. Иначе он бы не удержался на ногах. Сознание плыло от потери крови, он не мог разглядеть, куда попал. Тут же сообразил, что меч вместе с кистью остался в той комнате. "Я бы не мог сражаться, — упокоил он себя. — Хорошо, что я не могу тут погибнуть!" — подумал он с горькой усмешкой.

Услышал тихий вскрик, что-то упало на пол и разбилось. Ялмари с трудом разлепил веки, но комната дрожала и колебалась, он ничего не видел. Кто-то подскочил к нему, вцепился в рукав.

— Ялмари! Что с тобой? Господи, что происходит? — знакомый, такой дорогой девичий голос. Голос, которого здесь быть не могло.

Рукав отпустили, а потом он почувствовал, как прочным жгутом перевязывают рану. Кровь перестала лить ручьем, и сразу стало легче.

— Миленький, пойдем скорее. Да что же это такое?

Его повели куда-то, но он замычал, сопротивляясь. Чувствовал, что если оторвется от двери — упадет. Поморгал, чтобы развеять туман.

— Ты меня не видишь? — спросила девушка. Словно из тумана начало проступать ее лицо. Карие глаза — тревожные, с замершими слезинками, темно-русые волосы, уложенные в прическу. Две пряди упорно не желают там лежать и кучерявятся у щек. Илкер. Слеза скользнула по щеке, девушка судорожно сглотнула.

— Ялмари, хороший мой, пойдем в кровать, а? Обопрись на меня, я доведу.

— Я все испачкаю, — прошептал он.

— Неважно. Все неважно. Пойдем скорее.

Она подставила принцу хрупкое плечико, и он смог преодолеть расстояние в трость, отделявшее его от кровати со знакомым покрывалом... Когда он упал на него, Илкер помогла перевернуться на спину и куда-то убежала. Он огляделся. Так и есть — домик лесника. Спальня в этом домике. Сюда Илкер еще не повесила занавески, поэтому окна голые. Справа шкаф, в котором лежали рубашки. Хлопнула дверь, вошла Илкер. Стараясь не расплескать воду в медном тазу, поставила его на пол возле кровати. Достала из раздутого кармашка передника чистые тряпки, склонилась над ним.

— Давай снимем эти лохмотья, — ласково предложила она. — Сможешь приподняться?

Ялмари удивился, с какой стойкостью она осматривает и омывает его раны. На языке вертелся вопрос. Девушка будто услышала его.

— Я так скучала по тебе, — всхлипнула она. — Пошла к тебе в дом. Сидела, мечтала, — руки работали быстро, она споласкивала тряпку в тазике и аккуратно обмывала вокруг раны. — И вдруг ты... Как же ты добрался с такими ранами? — она снова украдкой смахнула слезинку.

Кровь постепенно сворачивалась, как и положено крови оборотня. Илкер, заметив это, перестала его мыть. Спросила робко:

— У тебя есть какие-нибудь лекарства?

— Посмотри в шкафу на кухне, — прошептал он. Ялмари находился в каком-то полусне: от потери крови все в голове смешалось. На задворках сознания билась мысль о невозможности происходящего, но она постепенно угасала.

Илкер исчезла и вскоре вернулась, держа стеклянную баночку.

— Это? — показала она.

Ялмари кивнул.

— Прямо на рану? — спросила девушка.

Он отрицательно мотнул головой. Илкер достала из передника еще одну тряпочку, оторвала лоскут и положила на него мазь. На всякий случай уточнила:

— Так?

— Да.

Она приложила ткань к ране, потом разорвала еще что-то на полоски, стала бинтовать. Справившись с рукой, проделала то же с плечом. Тут пришлось привстать.

Мазь оказала волшебное действие, боль утихла, и принц не заметил, как уснул.

Когда вновь очнулся, за окном стояла ночь. Илкер сидела рядом на скамеечке, она тут же встрепенулась:

— Как ты? Хочешь что-нибудь?

— Да... — неуверенно ответил он. В голове крутились смутные воспоминания, но сосредоточиться он еще не мог. Как только пытался думать — комната начинала плясать.

— Ялмари, — Илкер прижалась щекой к его руке, выше обрубка, чтобы не задеть рану, — я так рада, что ты вернулся. Так счастлива. Все будет хорошо, я знаю. Главное, что ты живой.

Ялмари здоровой рукой коснулся ее волос.

— Я люблю тебя, маленькая.

— Я тоже очень люблю тебя, милый, — она поймала его кисть. — Если бы ты знал, как я тосковала о тебе, — она поцеловала ладонь.

— Илкер...

— Что, родной мой? — она вскочила с табуретки и склонилась над ним.

— Мне надо... — он опять постарался вспомнить, что же он еще не сделал.

— Чего ты хочешь, мой нежный? — девушка прошептала эти слова, приближая губы к его лицу, и Ялмари не выдержал. Сначала осторожно, а затем жадно поцеловал ее, придерживая голову Илкер здоровой рукой, чтобы она не вырвалась, не убежала. Но она будто и не собиралась: ответила на поцелуй с таким жаром, что он невольно застонал.

И тут же острая боль пронзила сердце. Он отпустил девушку и изумленно посмотрел на обнаженную грудь. Там торчала рукоять кинжала. Он попробовал вдохнуть и не мог, только открыл широко глаза, изумленно глядя на Илкер. Она улыбалась светло и спокойно:

— Ты всегда будешь моим, Ялмари. Только моим!

Все померкло — он умирал. Мимо со страшной скоростью проносились стены пещеры. Его тошнило, он пытался, остановиться, но не мог. Внезапно движение закончилось. В кромешной тьме он различил три фигуры. Тигр, рыцарь и бесполое существо, одинаково узкое в плечах, талии и бедрах. Никаких выступов ни на теле, ни на лице. Будто глиняная фигурка, сделанная ребенком. Но не бывает такой глины — бледно-розовой, как тело человека.

— Ты победило, — произнесла тигрица, разевая пасть.

— Я всегда побеждаю, — надменно произнесло существо. Странный голос, непохожий на человеческий, раздался откуда-то из его живота. — Я сильнее вас, — добавило оно.

— На самом деле, — увещевающее произнес Вальдек, — на нашем счету равное количество жертв. Тебе достаются лишь те, с кем не смог справиться я и она, — рыцарь указал на тигра.

— И именно поэтому я сильнее, — категорически отрезало существо. — Я побеждаю лучших!

Вальдек обреченно вздохнул и исчез. Следом за ним исчезла тигрица и странная фигура. Ялмари остался один в темноте.

7 ухгустуса, Беероф

Небо темно-фиолетового цвета заставило Загфурана задохнуться от восторга. Днем такое небо бывает только в одном месте: на Итту-Кацине, где минарс родился. Удивительно: он считал, что забыл о родине и не испытывает никакого желания вернуться туда. Зачем? Что он видел, кроме равнодушия матери и побоев отчима? Что чувствовал кроме желания доказать миру, что он не дерьмо, а чего-то стоит? В конечном счете, стоило благодарить за такое детство и юность. Где его односельчане, выросшие в любви у папочки и мамочки? А он — посвященный Храма Света. Пока младшего ранга, но все еще впереди. Если бы он пожелал, мог бы наказать обидчиков, но его сила настолько велика, что месть становится смешной. Все равно, что мстить какой-нибудь пылинке, заставившей чихнуть... Минарс старался забыть прошлое, отрешиться от него, но сейчас, когда он буквально тонул в темно-фиолетовом небе, сердце защемило от сладкой тоски: он дома. Шелковая трава глубокого темно-зеленого цвета, приятно ласкала щеки и руки. Такая растительность бывает только здесь. В других мирах, трава почему-то жесткая, а бывает даже острая. Загфуран провел ладонью по густому ковру, будто созданному, чтобы человек на нем отдыхал. Жаль, что таких мест и на Итту-Кацине сохранилось немного: все заполонили города.

Словно ниоткуда выпрыгнула Сайхат. Оседлав грудь мага, она сдавила кадык большими пальцами. Загфуран резким ударом оттолкнул ее, вскочил и оскалился, показывая длинные клыки вампира.

— Какого рабсариса? — неизвестно почему, он и ругаться стал как на Итту-Кацине. Наверно, темно-фиолетовое небо так подействовало.

— Ты обманул меня! — женщина пылала от ярости. — Ты обещал, что Мирела умрет, а ее оправдали.

Они стояли друг напротив друга как два хищника, приготовившихся к битве на смерть. Сейчас все происходило совсем не так, как во сне Сусия. Там маг не мог дотронуться до Сайхат, и она не могла повредить ему. Здесь же ведьма обрела плоть и душила минарса. Наверняка она отравила его и собиралась убить, но в чем-то просчиталась: Загфуран мог сопротивляться и еще как мог!

— Я сделал все, что мог, ты видела! — объяснил он сухо, а в душе мелькнуло: будь она человеком, он бы не оправдывался, а высушил ее немедленно. — Если бы Юцалия и Тештер не влезли не в свое дело...

— А твои ставленники побоялись голосовать за казнь принцессы?

— Мои проголосовали! Но их пока не так много, а ты еще и убила лучшего!

— Так это я виновата? — она опять напала, но маг бросил женщину на землю и надменно скривил губы:

— Ты не сможешь повредить мне.

Сайхат присмирела. Поднялась, не торопясь оправила платье. Огня в ней будто убавилось.

— Я не могу тебя убить, — она красиво повела бровью, — но повредить тебе я могу. Ты хочешь стать человеком? Ты никогда не узнаешь, как это сделать! Я объявляю тебе войну. Не удивляйся, если некоторые твои помощники будут неожиданно умирать, — женщина посмотрела за спину и нехорошо улыбнулась. — Кажется, ты переоценил себя, я могу тебя убить!

Но прежде чем она бросилась, за спиной минарса прозвучал нежный голос, от которого затрепетало сердце.

— А если я пришла не за ним, а за тобой?

Сайхат изменилась в лице и тут же растаяла в воздухе. Загфуран обернулся. Он не ошибся: перед ним стояла фея смерти в черном платье и с той же вуалью на лице.

— Ты рад меня видеть? — Пурланти, кажется, улыбалась, но желания ответить ей не появилось...

...Загфуран сел на кровати и жадно глотнул воздуха, будто только что тонул. Через мгновение ущипнул руку, чтобы скорее прийти в себя. Ему требовалось что-то, чтобы ощутить: он жив, он на Гоште, ничего страшного не произошло, ему всего лишь приснился кошмар. Наконец дыхание восстановилось, сердце стало биться спокойнее. Он припомнил детали ночного видения. "Нет, все-таки это не сон. Сайхат хотела меня отравить, но что-то — может быть, кровь вампира, может, Пурланти — помешало ее планам. "Иметь во врагах умертвие — что может быть хуже? Зачем я с ней связался? — минарс скрежетнул зубами. — Нашел бы нужное заклинание. Пусть ушло бы больше времени. Ничего, я найду на нее управу. Немедленно прикажу взять ее дочь в заложницы. Посмотрим, кто кого... Интересно, а Пурланти действительно приходила ко мне во сне?"

— Я приходила наяву.

Маг позорным образом вздрогнул, когда услышал ее слова. Едва сдержал себя, чтобы не спрятаться под одеяло. В темноте он не видел фигуру в черном, но чувствовал, что она рядом. Он услышал, как еле слышно скрипнула кровать, когда на нее опустилась фея смерти.

— Не бойся, — пропела она после долгой паузы. — Я прихожу в последний раз. Если ты увидишь меня снова, значит, настал твой час. Я хотела оказать тебе еще одну услугу. Ты должен знать, что Зелфа хотя и поймала энгарнского принца, вскоре его отпустила. Я со своей стороны выполню свое обещание. Если начнется война, выживут немногие амазонки. Это все, чем я могу помочь.

Минарс старался не поддаваться ужасу, охватывающего при звуках голоса Пурланти. Нечеловеческим усилием воли, он вслушивался в ее слова, стараясь осмыслить сказанное и наконец понял.

— Не может быть! — выдохнул он возмущенно. — Отпустила принца! Рабсарис... — прошипел он.

Пурланти тихо засмеялась.

— Ругательство твоего мира очень забавное, — Загфуран осекся — такого прокола он еще не допускал. — Прощай, минарс Загфуран. Надеюсь, тебе удастся обратить мир к Свету.

Фея исчезла. Маг посидел еще немного, чтобы прийти в себя, потом встал и прошелся по комнате. Горло пересохло от жажды, но не хотелось ни воды, ни вина. Хотелось крови. Он посмотрел на небо: до рассвета еще далеко, он успеет поохотиться и вернуться во дворец. Кто знает, что будет завтра. Могут понадобиться силы, ведь завтра торжественная коронация юного Еглона. Она должна пройти без помех. Загфуран прибудет вовремя...

Но ему надо не во дворец. Ему срочно надо в Лейн. Если Зелфа отпустила принца, его должны поймать люди Пагиила. Маг быстро обдумал, что для этого потребуется. "Нужно что-то незаметное, с чем принц подпустит близко к себе... Магический шнурок? Да, это лучшее решение. Но сначала охота. Затем перемещусь в Лейн и к коронации вернусь обратно".

Принц вдруг стал играть очень большую роль в Энгарне. Минарс чувствовал: он представляет серьезную угрозу его планам. Практически только он и представляет. Кто кроме Ялмари найдет спасение от духов гор? Никто! Но парень будто под особой защитой, каждый раз выскальзывает из ловушки. Если бы минарс знал, что так выйдет, убил бы принца в первую же встречу. Сейчас надо сделать все, чтобы он исчез с доски чаккув. "Восьмого коронуем Еглона, девятого казним графиню Бернт и еще парочку заговорщиков. Позже Тазраш поднимет на совете вопрос о вторжении в Энгарн. Надо начать оккупацию хотя бы в уктубире!"

Маг сосредоточился, чтобы переместиться за город. Там снял плащ и рубашку — они мешали крыльям. Спрятал одежду на дереве. Вскоре он летел над полями, небольшими городами и деревнями, выискивая неосторожную жертву. А в сознании билась одна мысль: срок, отпущенный Храмом Света, стремительно истекал.

7 ухгустуса, Жанхот

Лин не спалось. Сначала она считала придворных на королевском балу, потом придумывала новые наряды — одни красивые, для тех, кого хотела поощрить, другие — безвкусные, для тех, кого хотела наказать. Но сон не шел, и она волей неволей подумала о Герарде. Полад откровенно рассказал, что, по его мнению, представляет собой лорд Нево. Во дворце появились еще два молодых лорда — с севера и с востока Энгарна... Да вот беда — оба явно отдавали предпочтение скромным, замученным принцессой до обмороков фрейлинам, а не ей. К тому же они даже близко не походили на красавца Сорота, умевшего заразительно смеяться, красиво играть на клавесине, потрясающе петь, безупречно одеваться и умопомрачительно целоваться. Вспомнив последнее, принцесса потрогала губы. Затем перевернулась на бок и потрогала постель рядом с собой. Представила, как бы здесь лежал, раскинув руки Герард. Она бы прикасалась к могучим плечам... Такого как Сорот нет, и удивительно, как Полад этого не понимает. Он будет прекрасным королем. И если ей не позволят выйти замуж до совершеннолетия, то это не значит, что она будет ждать еще шесть лет, прежде чем лорд Нево окажется в этой постели...

При воспоминании об их встречах, у нее вспыхнули щеки. Если бы Полад не отправил Герарда с братом по каким-то надуманным делам, он бы уже тут был. Девушка нахмурилась. Полад полагает, что никто не догадался, почему Сорота отправили из столицы. Но лорд сразу ей сказал: "Нас хотят разлучить: Ллойда с горничной, меня с тобой". Она не хотела верить, а он оказался прав. Но это же смешно! Полад сам знает, что сердцу не прикажешь. Она любит Герарда и будет сражаться за него. Мама вот знает, что такое любовь, поэтому не вмешивается. "Перед Герардом не устоять, он такой..." — Лин вздохнула. Но что толку мечтать об этом сейчас?

Представив пару диалогов с Поладом, как она спокойно и веско докажет ему, что Энгарн может только мечтать о таком короле, как Сорот, она успокоилась. Сон не шел, и она вернулась мыслями к манускрипту, с которым так долго мучилась.

Песчаный монастырь, если он еще сохранился, был удивительным местом. Из короткого отрывка, перевод которого она прочла, следовало две вещи: во-первых, он похож на школу, а не на монастырь. Послушников тщательно отбирали, и они оставались там для того, чтобы получить новые знания. Причем — для Энгарна это необычно — там обучались и мужчины, и женщины. Может, женщин было меньше, но главное они были. И еще они имели право носить мужскую одежду и если желали, могли учиться драться.

А еще ученый Чард так смешно называет монастырь — "Вечное блаженство ученого". Если бы туда попал Ллойд, ему бы тоже там понравилось — он любит читать и делать открытия. Хотя ведь у него теперь есть Илкер — еще одна читательница. Ну, тогда бы они отправились туда вдвоем. Принцесса рассмеялась, представив двоих влюбленных в монастыре. Это же настоящая пытка!

Ей хотелось увидеть кельи песчаного цвета, необычную одежду монахов, широкие лестницы, трапезную с обилием фруктов... Если бы Лин ненадолго оказалась там, она бы обязательно придумала для женщин особенную одежду. Она была бы похожа на мужскую, и все же отличалась. Лин представила себе коридоры монастыря, как она идет по ним...

...Она шла по коридорам светло-коричневого цвета, похожего на песок, трогала чуть шершавую поверхность стен, заглядывала в пустые кельи: ни в одной не сделали дверей, лишь иногда легкая занавеска такого же песочного цвета колыхалась в проеме, — это значило, что монах совершает омовение. Она шла дальше, пока не столкнулась с высоким, почти таким же, как Герард, блондином с черными глазами. Одежда лишь чуть отличалась от цвета стен — она смутно светлела в темноте. Просторная рубаха не давала разглядеть строен он или уже располнел. Блондин загородил ей проход и грустно улыбнулся:

— Здесь даже гости носят одежду монахов, потому что, пока они в монастыре, живут по общим правилам. Если хочешь остаться — переоденься.

Лин с сожалением посмотрела на красивое, красное с золотом платье, похожее на свадебное, и хотела спросить, где можно переодеться, но незнакомца уже не было, так же как и монастыря.

Она очутилась в незнакомом доме, на постели в темном углу кто-то возился. Подойдя ближе, она поняла, что это обнаженный Герард, трахавший — другое слово на ум не пришло — какую-то девку.

Принцесса возмущенно вскрикнула, но двоим не помешала — они были слишком увлечены. Брызнули слезы, Лин выбежала из избы, и попала в лес. Долго блуждала там, ища дорогу домой. Платье изорвалось, она испачкалась и устала. В отчаянии опустившись на землю, девушка прислонилась к стволу дерева и уснула.

8 ухгустуса, Лейн

Обратный путь в Лейн занял почти неделю — маги не напрягались. Рекем сблизился с графом Авиданом Щиллемом, они даже стали называть друг друга по имени. Хамство, которое он видел до сих пор, оказалось напускным. Граф будто намеренно держал дистанцию, но, когда Рекем прошел испытание и оказался надежным человеком, защитный панцирь раскололся, и появился настоящий Щиллем: веселый, открытый.

Занятий на корабле особенно не находилось. Они попробовали играть в чаккув, но вскоре отказались от этого занятия. Оба были не сильны в хитроумной игре, и это почему-то укрепило их дружбу. Авидан заразительно рассмеялся, смахнув фигурки с доски, потом они вместе собрали их и вернули игру священникам. Вернулся Авидан с картами и костями.

— У моряков купил. Сыграем?

— На деньги? — Рекем в уме уже пересчитал медяки — играть на них смешно. Проиграть — умереть с голода.

— Давай на деньги. Карты или кости?

— У меня с деньгами не густо.

— Ерунда, — отмахнулся Авидан. — Это чтобы время убить, а не чтобы тебя обобрать, — он скинул камзол, оставаясь в льняной рубахе. С завязанными в хвост волосами он походил на корсара, а не на купца или графа. — Так карты или кости?

— Карты, — рискнул Рекем.

— Надеюсь, перевертыш трогать не будем? — лукаво улыбнулся граф.

Играть в перевертыш — это все равно, что играть в чаккув, но без доски, Рекем согласно кивнул.

Авидан сдал. Ароди не повезло: выше полуполковника карт не было, вскоре пришло два генерала и адмирал, но это уже решающей роли не играло. Поэтому, когда противник неожиданно проиграл и сдвинул в его сторону медяки, Рекем посмотрел на них хмуро, оттолкнул карты и собрался выйти из каюты, но граф схватил его за одежду.

— Эй, ты чего? — удивился он.

— Не думал, что ты будешь унижать меня игрой в поддавки, да еще для этого карты сбрасывать! — процедил сквозь зубы Ароди. — Пусти.

— Все-все, больше не буду. Извини и не дуйся. Хотел как лучше. Ладно, давай без денег играть, чтобы уж все по-честному.

Они играли сначала в карты, затем в кости. Смеялись, шутливо толкали друг друга. Рекем быстро перенял у Авидана привычку открыто выражать эмоции — что-то было в этом от подлинной свободы. Когда игры надоедали, они рассказывали друг другу смешные истории из жизни. Позже вспоминали какую-нибудь карточную игру, вновь садились за стол...

Когда показался берег Лейна, Рекема словно из дворцов Эль-Элиона бросили в подземелье Шереша. Спокойное время закончилось. Что он будет делать в чужой стране? Хорошо, если Тештер возьмет на службу, — тогда у него будет еда. Но быть наемником, да еще у какого-то купца... Кто мог знать, что так повернется жизнь графа Бернта?

Авидан почувствовал, что настроение напарника переменилось.

— Пытаешься представить, что тебя ждет дальше? Я за тебя Тештера попрошу.

— Спасибо, — искренно поблагодарил Рекем. — В моей жизни происходит все, что угодно, но не то, чего я хочу. Это судьба? Мечтал стать священником — но родился вторым, поэтому должен был стать военным. Тут брат погиб, и я стал графом. Мечтал помочь матери и принцессе — придется стать наемником через перевал шереша от них. Неужели случится что-то еще хуже?

— Не переживай. Хуже всегда может случиться. Это лучше — редко, — Авидан хохотнул.

— Да, это утешает! — Рекем тоже улыбнулся.

...На следующий день после возвращения в Лейн, едва рассвело, в каморку Рекема постучался солдат — Тештер желал его видеть.

Регент Лейна на этот раз надел колет зеленого бархата. Когда Ароди вошел, он кивком поприветствовал его и указал на стул.

— Граф Щиллем хорошо отзывался о тебе, — небрежно заметил он. — И сказал, что ты мечтаешь быть священником. Образование у тебя есть?

— Школа священников, — Рекем сохранил спокойствие: это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и радоваться он не спешил.

— В главном храме Фаралы есть место дьякона. Пойдешь?

Ароди ответил не сразу. Дьякон — слишком маленький ранг в церкви Хранителей Гошты, особенно для сына дворянина. Обычно этот пост занимали черные монахи, выходцы из простых семей. С другой стороны — кров и пища у него будет, а служение в церкви привлекало его больше, чем служба наемником у Тештера. Граф кивнул.

— Уважаю, — оскалился Тештер. — В таком случае сообщу, что служение дьяконом — это твое испытание, если отец Чашхур даст тебе рекомендацию, получишь церковь. Ты ведь в ордене Духовников хотел служить, я правильно осведомлен?

— Да, — кратко подтвердил Рекем.

— Получишь церковь, а дальше уже все будет зависеть от тебя. Если все, что о тебе сказали, правда, надеюсь, лет через десять ты будешь среди Мудрых священников. Новости из Беерофа не хочешь узнать? Ее высочество принцесса Мирела оправдана, ее жизни ничего не угрожает, вроде бы даже король Еглон оказал ей расположение, — Тештер произносил вежливые слова, но с таким сарказмом, что никто бы не заподозрил его в уважении к правящему дому. Но перед последней фразой его тон изменился. — Графиня Бернт еще в тюрьме. Принцесса ходатайствовала о ней, но пока безрезультатно. Если будут еще новости, я сообщу, — интонации вновь стали жесткими. — Можешь идти.

Ароди пошел к двери. Но потом заставил себя чуть обернуться.

— Благодарю, — сдержанно произнес он и вышел.

Он обрадовался, услышав, что с Мирелой все хорошо. Может, Эль-Элион защитит и мать... Люне это обещала.

8 ухгустуса, Восточный Энгарнский тракт

— Поднимайся! — Ялмари грубо дернули за плечо. Он приготовился к боли, но к его удивлению, боль не пришла. Принц проснулся: он лежал в той же спальне, где его покинула Соон, показав колокольчик и предупредив, что начать испытание можно выйдя за дверь...

Он резко сел на кровати, всматриваясь в девушку в зеленом платье, только что теребившую его. "Флой, фея леса", — услужливо подсказала память. Быстро осмотрел себя — черная рубашка, на стуле рядом висит куртка. Обе руки на месте. Неужели ему все приснилось? Он недоуменно уставился на фею.

— Тебя ждет миледи Гармсел, — насмешливо объяснила Флой. — Поторопись!

Он накинул куртку, надел шляпу, лежавшую на столе, и быстрыми шагами последовал за девушкой. Впервые ему не приходилось приноравливаться к шагам женщины, а наоборот спешить, чтобы не отстать. Казалось, фея летела по коридорам, он не успевал оглянуться по сторонам.

Когда девушка исчезла, он стоял в том же зале, с золотыми часами на камине, но на этот раз Гармсел, не сидела в кресле. Пылая гневом, он ожидала его в центре зала.

— Очнулся, герой? — она не поприветствовала его. Он снял шляпу. — Принц Ллойд! — возмущенно продолжила Верховная фея. — Я надеялась, что хотя бы у тебя голова не в штанах находится, а оказывается все мужчины одинаковые.

Ялмари непонимающе смотрел на нее.

— Вы хотите сказать...

— Ты провалил миссию. Не смог справиться с Хранителем тайн и покинешь наш замок, ничего не узнав, — отчеканила Гармсел.

Принц потер виски.

— Садись, — приказала фея и опустилась в кресло. Ялмари вновь занял место на банкетке.

Гармсел несколько успокоилась.

— Объясню тебе, прежде чем ты уйдешь, что ты наделал. Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но мне кажется, лучше быть готовым к неприятностям. Считай, что это моя услуга тебе. Ты проиграл Хранителю тайн. Если бы ты проиграл раньше — это было бы полбеды. Хранитель меча — женщина-оборотень. Она бы не причинила тебе большого вреда. Разве что проклятые чувствовали бы тебя лучше и сбегались бы к тебе с расстояния в юлук, — Ялмари хмыкнул. Если Гармсел полагала, что проклятые — это не так уж страшно, то она глубоко ошибалась. Фея не обратила на выпад внимания. — Если бы тебя победил Вальдек, отрубленная им рука, могла бы отказать тебе в битве. Но это полбеды, слышишь меня? То, что с тобой произошло, — намного хуже. Тебя пленил акурд. Ты знаешь, кто такой акурд?

— Нет... — покачал головой принц.

— Дух, который принимает любой облик. Отныне он может прийти к тебе в любое время. Ты никогда не будешь знать, кто перед тобой — друг или враг, человек, которого ты давно знаешь и любишь, или акурд. И в твоем мире он повредит тебе гораздо больше, чем в нашем. Акурд будет выполнять волю мага, которому подчиняется, но если раскроется, что он — акурд, дух сразу попытается тебя убить. Он может и твоих друзей убить, если они вступятся за тебя. Но лучше их, чем тебя. Если убьет тебя — ты сам станешь акурдом, пополнив армию мага, поэтому он постарается не упустить шанс.

— Шереш! — Ялмари пригладил волосы.

— Не ругайся, — одернула его Гармсел. — Я бы на твоем месте сделала все, чтобы освободиться от акурда. Потому что если ты не освободишься от него, однажды он убьет тебя.

— А можно освободиться? — недоверчиво спросил принц.

— Есть несколько способов. Акурд не имеет своей воли, каждый из них подчиняется какому-то магу. Если сторговаться с этим магом, то акурд будет принадлежать тебе. Ты сможешь управлять им.

— Это не свобода, — скривился он. — Это плен, но наоборот. Вы знаете, кто его хозяин?

— Нет, — огорчилась фея.

— Тем более, — кивнул Ялмари.

— Хорошо. Тогда второй выход — взять в жены фею. Она снимет с проклятие, защитит от магии. И предотвратит войну.

— Но я не король.

— Ты станешь королем, — твердо произнесла Гармсел, прищурившись. — Ты будешь королем, если женишься на фее. По-другому быть не может.

Ялмари поднялся.

— Нет, — сказал он женщине и собрался уходить.

— Как знаешь, — фыркнула женщина. — Тогда последнее доброе известие. Ты можешь на какое-то время обезопасить акурда, пронзив ему сердце. Позже он появится снова, но ты получишь краткий отдых. И еще. Акурд может принимать чей-то облик только один раз.

— Да. Хорошая новость, — согласился принц. — С Илкер я могу общаться без опаски. Между прочим, — не удержался Ялмари. — Вы могли бы рассказать мне об акурде чуть раньше, — Гармсел поджала губы и растаяла в воздухе. — До свидания... — иронично произнес принц вслух. — Приятно было познакомиться!

Он вышел из зала... и попал во двор. Деревянная дверь в огромной стене открыта. Рядом нетерпеливо топчет мостовую лошадь. Его явно выпроваживают. Он подошел к лошади, потрепал ее за холку.

— Я все провалил, — сообщил он карим глазам. — Все! — и вскочил в седло.

Тронул бока лошади пятками и тут же натянул поводья, увидев перед мордой лошади Соон.

— Тебе нужен храм Судьбы, — произнесла она еле слышно. — Только он поможет.

И прежде чем он успел спросить хоть что-то, исчезла.

Обратный путь пролетел будто одно мгновение. Только что Ялмари выехал из Замка, в котором его так холодно приняли, и вот он уже с обратной стороны горы Врата. Черная скала мертва и непроницаема, будто он никогда и не проходил сквозь нее. Стараясь держаться ближе к горам, Ялмари направился на юг. Он не знал, какое решение примут амазонки, но что-то подсказывало, что союзниками они не будут. Амазонки заботятся о собственной выгоде, а Энгарн пока не мог дать никаких заверений. Отец послал принца к феям в надежде, что он найдет помощь, а он вместо этого ухудшил положение. Нельзя же считать подсказку, данную Соон, за помощь. Тем более принц даже не был уверен в том, что это не шутка и не очередной способ убить его. Но что тут еще выдумывать? Акурда для этой цели вполне достаточно. Он представил, что будет, если духу удастся его убить, и передернул плечами: мертвым позавидуешь. Теперь надо смотреть в оба и всегда быть готовым к тому, что друг может обернуться врагом. Хорошо хоть с Илкер он может чувствовать себя спокойно. Общаться с любимой и переживать о том, что это убийца — очень страшно.

Единственная надежда — это, что Соон сказала правду, потому что хотела помочь. Тогда, может быть, Полад что-то слышал об этом храме. Тогда у них есть маленький шанс. Он крепче сжал поводья и, мельком взглянув на кисть правой руки, заключил, что еще одна положительная сторона заключается в том, что руки у него на месте, и не подведут в бою. Могло быть и хуже. Он усмехнулся: один из мудрецов Ногалы утверждал, что для счастья надо всего лишь руководствоваться в жизни четырьмя принципами. Первый из них: "То, что случилось — должно было случиться", а второй: "Могло быть и хуже"... На сегодняшней день это и вправду утешает.

Чем дальше он продвигался на юг, тем ниже становились горы, превращаясь с пологие холмы, и тем реже становился лес. Аваримские горы, протянувшиеся с севера на юг, отделяя Энгарн и Лейн от восточной пустыни, на промежутке длинной в два юлука исчезали, словно открывая проход, а затем снова поднимались ввысь. В семь лет, когда он изучал географию, он вообразил, что злой маг стер здесь горы, чтобы его армия могла беспрепятственно захватить другие страны. Знойный воздух пустыни летом выжигал все — тут простиралась мертвая желтая степь, без всяких признаков жизни. Может, только суслики прячутся где-то под землей, да скорпионы караулят случайного путника.

Ялмари повернул лошадь на запад. Эта никому не нужная степь разделяла Лейн и Яхию, на горизонте виднелся лес, который уже принадлежал Энгарну. Часа через три он минует его и покажется сигнальная башня, в которой он отоспится и поменяет лошадь. Когда он покинул замок фей, будто трехдневная усталость, которую он не ощущал там, навалилась разом. Даже глаза с трудом открывались. Лошадь тоже тяжело дышала. Он так и не встретил ни одной речушки, чтобы напоить ее. Но придется потерпеть бедняге — в степи и подавно никакой воды не найдешь.

Мысли перенеслись дальше. Из сигнальной башни по Восточному тракту дня через три он уже доберется до Жанхота. Надо только подобрать Сорота. Ялмари неприязненно поморщился. Надо поговорить о нем с сестренкой. Лин должна знать обо всем, хотя противно докладывать о таком. Да и поможет ли? В таком случае он сделает то, что не может сделать Полад: удалит лорда из дворца.

Солнце едва покинуло зенит и палило неимоверно. Ялмари на ходу снял куртку, пристроил ее перед собой. Стало чуть легче. И тут нечто необычное привлекло внимание. С запада, из Энгарнского леса выехало человек десять всадников и, нахлестывая коней, помчались к нему. Ялмари сначала придержал измученную лошадь, размышляя, не надо ли пока не поздно спрятаться на территории Лейна, перекинуться волком. Но вскоре он разглядел, что это десяток "волков" с капитаном во главе.

Принц направил лошадь к отряду. Наверно, случилось что-то серьезное, если Мардан Полад послал навстречу целый десяток. Когда солдаты приблизились так, что могли хорошо рассмотреть друг друга, капитан выкрикнул:

— Ялмари Онер?

— Так точно, господин капитан, — принц склонил голову. — С кем имею честь?

Всадники подъехали ближе. Капитан с темными, курчавыми волосами и необычной для простолюдина аккуратной бородкой клинышком, молчал, объезжая Ялмари справа. Принц удивился. Успокоило только то, что у капитана не было оружия, но Ялмари решил проверить, знает ли капитан пароль на эту неделю. Ладонь капитана несколько раз обвивал черный шелковый шнурок.

— Задание выполнил успешно? — поинтересовался капитан, разматывая шнурок: один конец теперь свободно свисал вдоль крупа лошади, второй "волк" крепко сжимал в ладони.

— Сравнительно, — пожал плечами Ялмари. — У вас есть полномочия задавать подобные вопросы? Вы не представились, — напомнил он.

— Конечно-конечно... Граф Шифтан, — назвался капитан, приложив два пальца к виску, как делали "волки". И прежде чем Ялмари успел отреагировать, хлестнул принца по запястью шнурком. Шелк вместо того, чтобы соскользнуть с кожи, опалил ее огнем и обвился вокруг запястья, крепко связавшись в узел. Магия! Теперь он не мог обернуться волком. Ялмари зарычал, дернул руку на себя, выхватывая меч. Шифтан легко выпустил шнурок, доставая освободившейся рукой серебряное оружие. Принц сначала мазнул мечом по запястью, но ни на коже, ни на шнурке, не осталось и следа от этого прикосновения, тогда он быстро провел мечом вокруг себя, заставляя врагов попятиться. Он выбирал лучшую позицию для битвы, но врагов было слишком много, и они успели окружить его. Серебряные мечи имели все.

— Какого шереша? — недружелюбно поинтересовался принц, стараясь найти какую-нибудь возможность спасения.

— Хотим пригласить вас в Лейн. В гости, — Шифтан разговаривал очень любезно. — Герцог Пагиил хочет встретиться с вами, — объявил он.

— С чего бы это? — нахмурился Ялмари.

— Ну, как же, — охотно пояснил граф. — Особый посланник королевы. К тому же оборотень и... принц. Очень любопытно.

Ялмари оскалился:

— У меня другие планы!

— Не глупи, — граф перешел на "ты". Лицо стало жестче. — Схватка бесполезна. К тому же никто не приказывал взять тебя живым.

Ялмари направил лошадь на него, надеясь, что нападение даст хоть какое-то преимущество. Но он просчитался: рыцари напали разом, тесня лошадь. Она испугано всхрапывала и металась из стороны в стороны, ища безопасное место, это мешало обороняться. Он смог отразить удар слева и справа, но спина осталась беззащитной. Первый же удар рассек плечо, а следом еще ногу, грудь. Лишь от меча, намеревавшегося снести голову, он успел уклониться. Рука, держащая повод, расцепилась. Земля рванулась к нему так быстро, что он зажмурился. Но прежде чем потерять сознание заметил: с севера, со стороны Яхии, приближался отряд амазонок.

"Слишком много", — было его последней мыслью.

Эпилог

9 ухгустуса, Беероф

На следующий день после суда Мирела почувствовала себя лучше и смогла присутствовать на коронации. Еглона несли в паланкине, отделанном золотой парчой. Одели его в расшитый золотом костюм из серебряной парчи. На поясе и шляпе, в странном смешении сияли бриллианты и рубины, чередующиеся с жемчугом. На площади города для короля устроили представление: дети изображали Веру, Правосудие, Добродетель, Природу, Удачу и Милосердие, которые обращались к королю, наставляя его в том, каким правителем он должен быть. Когда процессия приблизилась к храму Святой церкви, паланкин опустили и король вышел. Ожидалось еще одно развлечение. К самой высокой башне храма привязали трос, который тянулся к гигантскому якорю на земле. Акробат, ожидавший короля на крыше, лег на веревку, раскинув руки, и проехал по ней на груди до земли. Поцеловав туфлю короля, он быстро взобрался обратно и начал кувыркаться и танцевать на канате, а потом бросился вниз головой с огромной высоты. Толпа испуганно ахнула, но к лодыжке акробат привязал веревку и поэтому он благополучно спустился на землю. Король зааплодировал, придворные подхватили овации.

Затрубили трубы. Стража вокруг короля встала по стойке смирно, лорды из регентского совета выстроились за стражей, и торжественная процессия вошла в храм. Считалось, что после этого обряда, король обретает особый дар проницательности, а также может лечить людей наложением рук.

Мирела шла чуть в отдалении, поэтому церемонию коронации видела плохо. Но мысли ее занимало другое. Несмотря на слабость в день суда, она обратилась к королю с просьбой помиловать в честь коронации всех, кого совет обрек на смерть. Еглон получил это письмо, потому что в тот же вечер ей доставили ответ. Брат в коротенькой записке написал: "Я помилую всех, кого можно помиловать". Не очень утешительные слова. Лорды старательно отдаляли от нее короля, боясь ее влияния, но она надеялась, что выберет время на торжественном балу, посвященном коронации и поговорит с Еглоном лично...

...Торжественный пир поражал изобилием, но принцесса почти ничего не ела. Ее и здесь посадили далеко от короля, и Мирела могла лишь наблюдать, как он с величавым достоинством разговаривал с гофмейстером и церемониймейстером, потом внимательно слушал Тазраша и других лордов, сидевших рядом. Он с удовольствием танцевал, заразительно смеялся над проделками шута и, казалось, забыл о сестре. Но это только казалось. Раздалась новая мелодия, и король Еглон уверенно прошел к ее столу. Мирела поднялась.

— Ваше высочество, не желаете ли потанцевать со мной?

Некоторые придворные еще помнили, что никто во дворце не танцевал лучше принцессы Мирелы и короля Манчелу. Принцесса присела в реверансе, король взял ее ладонь, и они возглавили длинную процессию придворных. Несмотря на возраст, Еглон был лишь немного ниже сестры, — все ожидали, что когда-нибудь он станет таким же высоким, как отец. Смотрелись брат с сестрой очень красиво.

— Ваше величество, — попросила Мирела, когда танец столкнул их лицом к лицу. — Я вас умоляю, помилуйте графиню Бернт. Она пожилая женщина, эта казнь не сделает вам чести.

Еглон не ответил — танец диктовал свои правила, и он ушел в другой конец залы. Когда же Мирела снова встретилась с ним, произнес.

— Я помилую ваших друзей. Но не знаю, кого именно. Думаю, вы понимаете, возлюбленная сестра, что если бы я что-то решал в Кашшафе, то и суда бы над вами не было.

Ночью Мирела много молилась и почти не спала, поэтому утром принцесса стала еще бледнее. За нею пришел офицер королевской гвардии, спросив, будет ли она присутствовать на казни преступников. Но ответ был ясен без слов: Мирела ожидала в черном платье с вышитым элием на груди. Если бы солнце не светило так щедро в этот день, принцессу могли бы принять за привидение. Девушка величественно проследовала в карету.

Для короля и регентского совета приготовили особые места. Туда же проводили и Мирелу, но как обычно, их с Еглоном разделяло почти десять человек.

Принцесса терялась в догадках: какое чудовище превратило казнь в очередное представление? Судя по количеству приготовленных пыточных инструментов, кому-то сегодня предстояла квалифицированная казнь.

Обвиняемых по очереди выводили на площадь. Они становились на колени перед королем, Еглону подавали указ, он передавал бумагу герольду, который громко его зачитывал. Сначала следовало перечисление заслуг короля, потом преступлений приговоренного к смерти, и лишь в заключение, герольд возвращал бумагу королю, что бы тот произнес всего одно слово:

— Помилован!

Некоторые дворяне, долго просидевшие в тюрьме, теряли сознание от такого известия. Таких уносили, чтобы привести следующего.

Мужчин одели в брюки и нижнюю рубашку. У некоторых на груди виднелся элий. Когда помилование прозвучало для четырех человек, Мирела успокоилась. Пыточные инструменты находятся здесь для устрашения, чтобы освобожденные запомнили, как велика милость короля. Седьмым на колени встал граф Юлдаш — он недолго был опекуном детей графини Бернт, после смерти ее мужа. Длинные волосы поседели на висках. Когда он склонил голову, чтобы услышать приговор, они закрыли его лицо.

— Приговаривается к квалифицированной казни!

Слова прозвучали так внезапно, что Мирела чуть не потеряла сознание. Кто-то подал ей нюхательную соль, над площадью пронесся рев черни — они радовались, что не напрасно пришли сегодня и кого-то из "кровопийц" все же убьют. Звук трубы восстановил тишину.

— Последнее слово! — провозгласил герольд.

— Всего чего я хотел, — голос графа звучал хрипло, будто ему сдавили горло, — это служить Эль-Элиону и моему королю.

Тазраш подал знак, графа подхватили, будто ему отказали ноги, и потащили к палачу — высокому человеку в черной одежде и черным колпаком, оставляющим открытыми только глаза. Когда он накинул на шею Юлдашу петлю, тот встал на ноги самостоятельно. Ударили барабаны, и в полу открылся люк, граф дергался в петле, хрипел, и казалось, еще немного — он затихнет совсем, но палач, ловко подхватил тело и перерезал веревку. Юлдаша уложили на дыбу, сняли петлю и окатили водой. Палач ожидал, потом вставил руки и ноги осужденного в специальные зажимы. Обездвижив пленника, он взял чашу, и придерживая графа за лоб, влил ему в рот жидкость, а после быстро заткнул ему нос, заставляя глотнуть. Тут же отошел в сторону, чтобы желающие могли увидеть, как в страшных судорогах дергается на дыбе мужчина, крики быстро перешли в хрипы — кислота сожгла внутренности.

Мирела зарыдала и отвернулась, даже толпа притихла, а палач встал справа. Юлдаша снова окатили водой, чтобы убедиться, что он еще жив. Затем палач стал вращать ручку. Зажим правой руки плотно обхватил кисть, а граф снова корчился и хрипел. Ручка вращалась. Кисть на выдержала, оторвалась. Хлынула кровь, скрывая от людей кость.

Мирела ничего не видела, ее трясло. Она сидела, закрыв лицо руками, и слышала, как кого-то из лордов тошнило. С еле слышным треском Юлдашу оторвали руку по локоть. Толпа уже не ревела восторженно, раздавались только слабые вздохи. Зажим переместили еще выше, чтобы оторвать руку полностью, когда истерический крик пронесся над площадью.

— Прекрати! — и дальше срывающимся голосом. — Я... помилую... заменю... Отрубите голову!

Только теперь принцесса сообразила, что говорил брат. Мальчик не выдержал этого зрелища. Неужели лорды не понимали, что делают?

Тихий свист в воздухе, и на помосте все смолкло. Затем прогремели трубы — казнь свершилась. Мирела еще сотрясалась от рыданий, и не могла смотреть, как останки графа убирают с помоста, вытирают кровь. К королю подошел врач. Оказывается, тошнило тоже Еглона. Краем уха Мирела слышала, что предлагают другие казни перенести, но брат настоял:

— Сегодня!

На площадь вывели следующего преступника. Как в тумане принцесса слушала: "Помилован!" Но когда она понадеялась, что казней больше не будет, вновь прозвучало:

— Приговаривается к квалифицированной казни! — а потом почти вопль. — Заменяю отсечением головы!

Мирела наклонилась к коленям.

— Ваше высочество, вам плохо? — участливо склонился граф Фирхан. — Может быть, врача?

— Нет! — девушка выпрямилась, прикрыла веки, и дальше только слушала.

Вновь загремели трубы. Еще одного графа казнили за выдуманное преступление. И опять: помилован, помилован, помилован. Принцесса по-прежнему не открывала глаз: боялась, что если откроет — упадет в обморок, а ей надо дождаться леди Ароди. Когда ее помилуют, она подойдет к пожилой женщине и поблагодарит, за то, что она воспитывала ее, за прекрасного сына, который чуть не погиб, спасая ее. Она вообще заберет леди Ароди к себе домой, потому что вряд ли та захочет жить в одном замке с младшим сыном, предавшим семью. Она с графиней Бернт будет вышивать элии на одежде, читать вслух книги, писать письма Рекему. Им будет хорошо вместе, им всегда было хорошо вместе, а сейчас, когда самое страшное позади, они особенно сблизятся. Не будет чудовища-Даута, принцесса будет получать доход от своих владений, они ни в чем не будут себе отказывать: будут посещать церковь, дарить милостыню, украсят склеп, где покоится королева Езета...

Происходила что-то необычное, и Мирела открыла глаза. Перед королем в торжественном платье темно-зеленого бархата стояла на коленях графиня Бернт. Седые волосы забраны в пучок на затылке, несколько прядей выбиваются, делая женщину одновременно некрасивой и трогательной: будто она проснулась и не успела привести себя в порядок, когда ее повели к королю. Она почти не изменилась, с тех пор как принцесса видела ее в последний раз: холеное, спокойное лицо, морщинки ее нисколько не портят. Карие глаза — Рекем глазами пошел в нее — сияли, как необычного цвета бриллианты.

— ... Заменяю отсечением головы!

— Нет! — кажется, это все-таки она крикнула, не сдержалась. Но возглас заглушил звук трубы.

— Последнее слово! — герольда не касалось ничего, что происходило: звучал такой же сильный звонкий голос.

— Я прошу об одном, — графиня была безмятежно спокойна, будто какой-то свет снизошел на нее. — Молитесь за короля и мою любимую принцессу Мирелу.

Она поднялась, прежде чем стражи подхватили ее, и твердым шагом прошла на помост. Так она сопровождала королеву Езету на торжественных выходах. На помосте она встала на колени и положила голову на плаху, только что накрытую новой тканью после казни графа Багвы. Но палач не появлялся, среди лордов началось волнение, к герцогу Тазрашу подошел начальник тюремной стражи и что-то прошептал на ухо. Герцог рыкнул. Вскоре граф Фирхан сообщил Миреле еле слышно:

— Палач повредил руку, не может совершить казнь. Не хочет он старушку убивать. Вот ведь... а говорят, что палач убивает, не задумываясь.

Мирела напряженно смотрела на женщину, склонившуюся на плахе. "Сейчас все прекратится. Сейчас. Король ее помилует. Эль-Элион ее спасет. Бог знает, что она ни в чем не виновата".

На помост взошел палач: меньше ростом, значительно уже в плечах — темная одежда висела мешком. Взяв меч, он подошел к женщине...

Меч не засвистел как раньше и неуклюже приземлился на плечи женщине. Раздался крик, палач занес оружие, но руки его дрожали так, что заметили все, — он снова промахнулся. Палач постоял в растерянности: леди Ароди кричала и билась.

— Добей! — крикнул кто-то из лордов.

На помощь пришли стражи, удерживали графиню с двух сторон, с опаской поглядывая на меч в руках неумелого палача. Еще один удар — и еще один промах, меч опустился на затылок. Леди Ароди затихла — ее оглушили, но не убили. Лишь с четвертого удара палач попал по шее, но не хватило сил перебить ее. Меч взмывал в воздух опять и опять. Мирела перестала понимать, что происходит. Она смотрела перед собой стеклянным взглядом, и когда граф Фирхан что-то тревожно спросил у нее, она блаженно улыбнулась и упала.

Принцесса крови, принц крови — в Кашшафе и Энгарне этот титул принадлежит детям короля, которые по закону трон не наследуют.

Яйтан — редкое дерево, растущее в Гереле преимущественно на юге, возле столицы Лейна, в древности было избрано символом Лейнской династии, к которой принадлежала королева Езете и, соответственно, принцесса Мирела.

Огнерогий иттай — мифическое животное, конь с пятью светящимися алыми рогами вместо гривы. По легендам обладал разумом и венчал на царство людей по своему выбору.

Шавр — мера длины примерно равная сорока километрам.

Лорд — титул в Энгарне между графом и герцогом.

Лавг — мера длины примерно равная ста метрам.

Истинная церковь — официальное название религии Энгарна.

Трость — мера длины, примерно соответствующая двум метрам.

Драконы — тяжеловооруженные рыцари.

Барсы — легковооруженные рыцари, в бою сражающиеся и верхом, и, при необходимости, в пешем строю.

В Кашшафе престол всегда наследуется по мужской линии. Если нет законных наследников мужского пола, трон получает старший бастард.

Чаштероф — самая известная тюрьма в Кашшафе, предназначенная для знатных особ и особо важных преступников.

Эльтайон — круглый амулет, который разламывался на обручении оборотней.

Зара — святой церкви Хранителей Гошты, впервые использовавший магию огня на войне. По его имени назвали особые камни, которые маги воспламеняли и швыряли в противников. Святой Зара, если верить Священным книгам, был первым святым, по молитве которого Эль-Элион зажег камни, которые метали баллисты в противника, осаждающего родной город мага. С тех пор маги, обучавшиеся боевой магии, обращались за помощью к этому святому, а круглые камни для баллисты называли камнями Зары. На вид они ничем не отличались от обычных булыжников правильной, круглой формы.

Юлук — мера длины, примерно соответствующая пяти километрам.

Алый янтарь — особый вид янтаря, имеющий глубокий ярко-оранжевый цвет.

Ецион-Гавер — замок, который переходит по наследству первому принцу крови Энгарна и по названию которого тот носит титул: принц Ецион-Гавер.

Шавр — мера длины, примерно соответствующая сорока километрам.

Шумаф — одна из самых влиятельных стран Гучина — самого северного материка Гошты. Овцы там имеют особую шерсть и поэтому ковры Шумафа славятся не только красотой, но и необычайной мягкостью.

Мудрый — титул, которым обладали священники, маги или избранные церкви Хранителей Гошты, входящие в совет ордена магов, ордена духовников или ордена избранных, главой совета был лидер ордена, имеющий титул Мудрейший.

Учурка — редкая в Кашшафе домашняя птица. В западной части Герела ей слишком холодно, и при малейшем недосмотре она погибает.

Щуал — растение с небольшими круглыми плодами (чуть больше грецкого ореха), имеющее оранжевый кислый сок, который используют для консервации или в качестве приправы.

Яжнай — амулет, служащий для связи минарсов с Храмом Света.

В большинстве стран Гошты совершеннолетие достигается в 24 года.

В Истинной церкви Высокий священник — это священник, наблюдающий за пятьюдесятью старшими священникам. Всего в Энгарне двадцать Высоких священников, они образуют церковный совет, который возглавляется Верховным священником — лидером Истинной церкви.

Святой Юлай. В Священной книге Энгарна написано, что по его молитве менялась погода: наступала засуха или, напротив, шел дождь. Священники, выбирающие себе в медальон камень Святого Юлая, как бы заявляют, что пользуются покровительством этого святого и тоже могут управлять погодой.

Святой Ваана, до того как принял сан в ордене Духовников, сам был купцом и по-прежнему им покровительствовал.

Тофел — город на востоке Энгарна.

Отхи — каста женщин, владеющих магией, охраняющих правителя Ногалы.

Палец — мера длины, соответствующая примерно двум сантиметрам.

1