— Я готов поддержать кающегося. Если вижу его искренность, — и пока Манчелу не возмутился, завершил. — То, что вы хотите сделать, противно Богу. Для того чтобы наказать нерадивых священников не надо уничтожать церковь Хранителей Гошты. Достаточно...
— Ни слова больше, — тон короля изменился. Он снял маску вежливости. — Если вы не со мной, то против меня. Если не хотите стать моей правой рукой в Святой церкви, то умрете вместе с моими врагами.
— Меня это не пугает, — доброжелательно объяснил Узиил. — Я стану мучеником за веру моих отцов.
— Не обольщайтесь. Вас казнят как прелюбодея и изменника. Кажется, вы воспитывали племянницу, дочь вашей умершей сестры. Я найду людей, которые подтвердят, что она не только в доме прибиралась, но и постель вам согревала. Много найдется людей, которые поверят в вашу невиновность?
Старик молча смотрел на короля. Загфуран оценил это молчание — оно было красноречивее слов. Манчелу развернулся и вышел. Даже по его походке Загфуран увидел, как разгневан монарх. Еще бы — он так унижался, чтобы склонить гордого старика на свою сторону, но план не сработал. А задумка была великолепная: если бы отец Узиил встал рядом с королем... То, что священник сделал другой выбор, вопило не о его наивности, но о настоящей глупости. Если бы в нем сохранилась хоть капля мудрости, он присоединился бы к Святой церкви хотя бы для вида, чтобы использовать власть для помощи тем, кто верит ему, для помощи той же принцессе... Что-то подсказывало минарсу, что Мирела поступит так же, как этот священник, и тогда в стране начнется раскол. Но это выгодно им. Если не дать восстанию разгореться и действовать быстро, можно уничтожить врагов трона, обвинив их в пособничестве принцессе, которая хочет убить отца. Если Манчелу не блефует и оклевещет противников так, чтобы они не представляли опасности, победа Святой церкви обеспечена. Загфуран посмотрел на монарха с уважением. До сих пор он недооценивал Манчелу.
— Меня обвиняют в смерти Езеты! — пробурчал король. — Да зачем мне сдалась эта старая кляча, она бы сама умерла в ближайший год...
Минарс с удивлением взглянул на монарха. По правде говоря, он тоже считал, что смерть Езеты произошла не без участия короля. Но если не он, то кто? Впрочем, это уже не важно. Маг направил мысли монарха в другую сторону.
— Ваше величество, если позволите...
— Чего тебе? — недовольно пробубнил король.
— У меня есть кандидатура не такая одиозная, как отец Узиил, но не менее достойная на пост вашей правой руки.
— Уж не ты ли? — хмыкнул Манчелу. В гневе он забывал о том, что с Мудрыми надо обращаться уважительно, и переходил на "ты".
— Что вы! — Загфуран изобразил подобострастие. — Я весьма скромного мнения о своих способностях.
— Списки всех, кого вы хотите порекомендовать, передайте мне, — повторил монарх, не оборачиваясь. — Я проверю и утвержу тех, кого посчитаю нужным. И еще — забудьте об Энгарне. Все силы бросьте на Святую церковь. Это мое последнее предупреждение, — после этого король махнул, делая знак, что дальше за ним следовать не стоит.
Загфуран постоял немного, размышляя. Король требует списки — он предоставит их, но сначала надо тщательно их обдумать. Кого стоит сразу показать Манчелу, а чьи имена пока отложить, чтобы затем незаметно ввести их в орден Светлых. Теперь он еще раз убедился: борьба с церковью Хранителей Гошты будет легкой. Одних казнят за неподобающее духовникам поведение, вторые поспешат перейти под крыло короля. Третьих казнят, как Узиила, за непокорность. Самая большая проблема в другом: как переиграть короля? Минарсу надо было не столько утвердить Святую церковь, сколько покорить Энгарн. И если Манчелу будет в этом мешать... Придется с ним расстаться.
12 юльйо, Раввиф, столица Яхии, страны амазонок
Ветерок, вырвавшийся из объятий березовой рощи, обласкал беленые стены городской стены, скользнул выше, поцеловав щеки женщины-стража. Она смущенно тряхнула головой, но сердце ее преисполнилось благодарности. Несмотря на то, что уже тридцать лет враг не подходил к стенам Раввифа, стражи, так же как и женщины-воины, находившиеся у границы страны, носили полные доспехи. Даже шлем с пышным конским хвостом на затылке они не могли снять, пока стояли в дозоре. В летний полдень и кожаные брюки заставляли истекать потом, не то, что закаленная сталь... Женщина перехватила копье и вновь устремила взгляд на дорогу. Ничто не заставляет чувствовать раздражение так сильно, как осознание бессмысленности своего дела. Если бы враг перешел границу, королева бы узнала об этом и без городской стражи. Яхия очень невелика, умещается в небольшом лесу между Энгарном и Ногалой, так что бой сразу бы услышали, а вскоре и увидели бы. Отвернувшись от леса, женщина с тоской представила бассейн у себя в доме. Когда закончится ее стража, она полежит там с часок, пока не замерзнет. Может, и раба пригласит присоединиться. Она захватила его месяц назад — виллана из лейнской деревни. С тех пор как Энгарн заключил перемирие с Яхией, на его территории королева ходить запрещала. Раб, которому она пока не дала имя, оказался в меру уродливым и в меру тупым. Если с работой по дому он еще справлялся, то с утешением госпожи не очень. Кажется, он так сильно боялся ее, что оказывался способным на подвиг в постели только после того, как много выпьет. Женщина ободряла себя тем, что таким он будет недолго. Мужчины ведут себя одинаково, когда становятся пленниками амазонок, спустя время это проходит. Вон они — рабы и свободные — обрабатывают поля за городом, доставляют госпожам пищу. Они старательно выполняли многочисленные обязанности и в поле, и в постели. Жаловались на них редко. Рабы старались не доводить госпожу до того, чтобы пришлось жаловаться.
Женщина взглянула на лес и тут же вновь на работающих вилланов. Среди них происходило нечто необычное. Внезапно они замирали и стояли недвижимо среди поля. Амазонка нахмурилась, всмотрелась в них до рези в глазах. Что происходит? И тут она заметила: фигура в длинном балахоне сначала казалась прозрачной, немного погодя сотканной из серого тумана. Постепенно этот туман густел, превращаясь в черную дымку и обретая плоть. "Что за чудеса?" — женщина собралась свиснуть, чтобы подать тревогу, но будто два черных шила вонзились в сердце — так посмотрела на нее незнакомка. Посмотрела сквозь легкую черную вуаль, колышущуюся на ветру. Амазонка замерла, не в силах пошевелиться. А гостья приблизилась к воротам и произнесла тихо, но так, что сердце судорожно сжалось в комок от этого голоса:
— Я хочу видеть королеву. Я не причиню зла.
Неизвестно, зачем она это сказала — противиться все равно никто бы не смог. Кто может противиться смерти?
Уже когда фея смерти миновала городские ворота, амазонка повернулась и посмотрела ей вслед, точно, как мужчины, работающие в поле. Черная фигура, удаляясь среди белых городских улиц, постепенно теряла плотность, вновь превращаясь сначала в дымку, потом в туман, и, наконец, исчезая в воздухе.
"Что ей нужно от королевы?" — подумала женщина, и сердце заныло в тоске.
Зелфа сидела в парадном зале, мало отличавшемся от других комнат и домов ее амазонок. Разве только ковры и стоявшие рядком стулья новее — привилегия королевы. Но стены, как и везде, покрыты белой известью — не деревянными панелями или обоями, как в Энгарне и Лейне, не мрамором, как в Ногале. Намного проще. Они не так богаты, чтобы тратить золото на украшение домов. Война делала их богаче, но пока они вынуждены были обходиться редкими набегами на деревни Лейна, да тем, что производили рабы...
Зелфа откинула длинные светлые волосы за спину и отхлебнула холодного чая. На длинных ногах лишь кожаные сандалии. Еще одна привилегия жизни в Яхии — не надо прятать тело под многочисленными юбками, опасаясь разгоряченных самцов. Вот он, самец — сидит тихонько на табуретке в углу и ждет, когда королева подаст знак, что бокал пуст, чтобы вновь наполнить его. Здесь все такие. Потому что воинскому искусству обучают только девочек. Да еще и с присказкой: "Будешь хорошо сражаться — станешь королевой". У мальчиков, родившихся в Яхии, есть право покинуть страну — они считаются свободными. Но таким правом воспользовались единицы. Идти на чужбину без денег — это на долгие годы обречь себя на нищенскую жизнь. Зачем, если можно сытно жить тут? Работать в поле или по дому за еду. А свободным разрешается и госпожу себе выбирать. В том смысле, что из тех женщин, кому он приглянулся, он выберет ту, которая нравится ему — заставить-то ни одну амазонку нельзя. У тех, кого захватили в набегах, и таких прав нет. Они навсегда остаются рабами. И пусть этому рабу не нравится королева — широкоплечая женщина с лошадиным лицом — он и пикнуть не посмеет, сделает все, что от него потребуют.
Зелфу избрали королевой пять лет назад. Не потому, что она лучше сражалась, но потому, что ее уважали амазонки. До тех пор пока она поддерживает законы страны, она будет править, даже если превратится в дряхлую старуху. После ее смерти изберут другую. Амазонок не пугал столь суровый закон. Если королева переставала устраивать большинство, ей помогали умереть. Но такое случалось один раз за тысячелетнюю историю Яхии. У нее конфликтов с девочками пока не намечалось. Яхия не голодала, рабов и денег хватало. А что еще нужно? Через шесть дней Зелфа сделает пир для своих воинов в честь дня рождения. Ей исполнялось сорок, но она не чувствовала возраста, хотя женщины-ровесницы в Лейне уже наверняка превратились в старух.
Легкий шелест платья отвлек королеву от размышлений. Он посмотрела на дверь и окаменела. В покоях стояла женщина в черном балахоне. Мелькнувший вопрос: "Как она сюда попала?" — отпал сам собой. Раз королева при виде гостьи не могла пошевелиться, значит, и со стражами она проделала такой же фокус. Оставалось надеяться, что она пришла не для того, чтобы убивать.
— Я пришла с миром, — прошелестела гостья, и волосы у королевы зашевелились от ужаса. — Ты выслушаешь меня, Зелфа?
Попробовала бы королева воспротивиться! Но через миг она почувствовала, что в состоянии кивнуть.
Воспользовавшись разрешением, фея смерти прошла в зал. Не дотрагиваясь до стула, пронесла его в воздухе и опустила напротив трона. После этого села. Зелфа покрутила шеей — позвонки хрустнули. Боковым зрением отметила, что ее раб сидит с выпученными глазами и покрасневшими щеками, будто его кто-то придушил.
— Он мне не нравится, можно я заберу его? — прошелестела фея.
— Мне он тоже не нравится, но у нас не так много рабов, чтобы убивать каждого, кто не понравился... — Зелфа быстро пришла в себя. Может, амазонки впервые видят таинственную гостью, но встреча со смертью для них не в диковинку. Странно бояться того, к чему привык.
Гостья одобрительно рассмеялась.
— Хорошо, я оставлю его. Оставлю, потому что мне нравитесь вы — женщины, бросившие вызов этому миру. Женщины, не боящиеся смерти. Могу я попросить об одолжении? Как женщина женщину?
— Я думаю, мы найдем общий язык, — улыбнулась Зелфа. Фея смерти прекратила пугать и заговорила в просительном тоне — это понравилось.
— Что нужно Яхии, для того чтобы страна процветала? — вновь задала вопрос фея и тут же ответила на него. — Война на чужой территории, не так ли? Если кто-то из соседей захочет сломить вас, вы не выстоите — слишком мало амазонок. Но воевать на чужой территории — это взять много одежды, денег, рабов... Это лучшее время для амазонок... Война грядет, — закончила фея веско. — Война, которая изменит карту этого материка, а может и всей Гошты. Некоторые страны исчезнут, некоторые расширят территории. Где будет Яхия после этой войны?
Фея замолчала. Несмотря на то, что лицо ее скрывалось за темной вуалью, Зелфа чувствовала, что смотрят на нее выжидающе, но сама спросила:
— Кто может предсказать исход кроме Эль-Элиона и пророков его?
— Королева, не поклоняющаяся никому, кроме Праматери, вспомнила об Эль-Элионе и его пророках? — гостья доброжелательно усмехнулась. — Ты еще веришь в Его силу? Сомневаюсь. Ты всегда верила в силу своего оружия. И это правильная религия. Даже капище Праматери не для тебя, а для тех, кто слаб духом, кому нужна уверенность, что их поддерживает кто-то свыше. Мы с тобой похожи, я тоже привыкла рассчитывать на себя. Поэтому я подскажу тебе, Зелфа, что нужно сделать, чтобы Яхия стала в два-три раза больше. Чтобы вы получили много золота и рабов. Чтобы ни одна амазонка не погибла, — самое важное фея приберегла напоследок. — Я, фея смерти Пурланти, обещаю тебе, что ни одна амазонка не умрет на этой войне. В обмен на эту услугу, ты тоже окажешь мне одно незначительное одолжение.
— Это серьезное предложение, — королева старалась не показывать страх, хотя мурашки бегали по телу. — Но возможно ли, чтобы большую услугу оплачивали чем-то незначительным?
— Возможно, — заверила Пурланти. — Вы не сделаете ничего, что бы противоречило законам Яхии. Вы ненавидите мужчин и убиваете строптивых, убиваете тех, кто считает себя самыми сильными в мире. Тех, кто не почитает женщин, как должно. Вскоре... Вероятно, еще до того, как этот месяц закончится, мужчина будет проезжать недалеко от границы Яхии. Он может быть один, а может, кто-то будет сопровождать его... Пусть никто из энгарнцев не вернется домой. Главного убьете, что вы сделаете с его спутниками — превратите их в рабов или тоже казните — для меня значения не имеет. Если ни один из них не вернется домой, наш договор будет в силе. Я выполню обещания.
В комнате воцарилась тишина.
— И? — не выдержала Зелфа.
— Что ты хочешь услышать? — подтолкнула ее фея.
— Имя. Кого нам надо убить?
— Ах да... Ллойд Люп.
— Энгарнский принц...
— Да.
— Он так важен? Ведь в конечном итоге победит не Энгарн, — Зелфа насмешливо скривила губы.
— Не следует придираться к моим словам... — вкрадчиво предостерегла Пурланти, и амазонка вцепилась в деревянные подлокотники, чтобы не залезть под стул от ужаса. — Ты принимаешь мое предложение, королева Зелфа? — заигрывания окончились, фея спрашивала жестко, требовательно.
— Как я могу противиться? — пролепетала Зелфа, с трудом разлепляя трясущиеся губы.
— Вот и хорошо. Тогда у тебя есть шанс пережить не только свой день рождения, но и дожить до глубокой старости. Я подскажу тебе, как поймать и убить принца. А главное, как убедиться, что перед тобой именно принц. Когда он будет мертв, я вернусь, чтобы выполнить первую часть своего обещания...
...Час, проведенный в общении с феей, показался Зелфе вечностью. Когда фигура в черном балахоне исчезла, она не сразу смогла оторвать взгляд от проема двери. Затем, зло выругавшись, резко отпустила подлокотники и закрыла лицо трясущимися руками. Тут же опомнилась — ее видит раб. Посмотрела на него. Мужчина покачнулся и упал на пол. Зелфа даже подходить не стала и так поняла, что он мертв. "Вот дрянь! — вновь выругалась королева. — Все-таки забрала. Хотела показать, что не шутит. Кто бы сомневался..."
