Положив голову на здоровую лапу, зверь тихо лежал, кося глазами на доктора. Я не мог в это поверить… Дар (так мы его звали, хотя он и откликался через раз) был очень злобным и свирепым, даже некоторые из моей общины боялись его, хотя оборотни и волки не воюют, и то, что он так спокойно подпустил к себе человека… Это было невероятно…
Очевидно, Наташа сделала ему больно, потому что он вдруг дернулся, оскалил клыки и зарычал. Я напрягся и собрался было броситься ей на помощь, но она совсем не испугалась. Протянув руку, она ласково почесала волка между ушами.
— Ну, что ты, мальчик, не сердись, я же хочу тебе помочь, — улыбаясь, проговорила она.
Зверь успокоился, ткнулся носом ей в ладонь и неожиданно лизнул ей руку. Наташа засмеялась и продолжила перевязку. Когда гипс был наложен, волк поднялся и заковылял в лес. Девушка подняла голову и заметила меня.
— Федор! — обрадовалась она. — Что ты здесь делаешь? Соскучился?
— Есть немного, — улыбнулся я, — как насчет прогулки по лесу?
— С удовольствием, — ответила Наташа, занесла врачебные принадлежности в дом и мы отправились на прогулку.
Так началась наша дружба, которая крепла день за днем. Со временем мы очень сблизились, а через месяц у нас начался роман. Наталья была старше меня на четыре года, но мы не замечали этой разницы. Я знал, что она должна уехать в конце лета, и не мог позволить себе потерять ее. Когда до ее отъезда оставалось пара недель, я сделал ей предложение.
Честно говоря, я не был уверен, что она его примет, тем больше радости мне доставило ее согласие. Мы условились уехать из Вереска вместе, но я знал, что перед этим я должен буду рассказать ей свою тайну.
До нашего отъезда осталось два дня. В тот вечер, расставшись с Наташей, я дал себе слово поговорить с ней на следующее утро. Уйти мне в тот день пришлось очень рано, так как было полнолуние, и мы уходили в подвал до того, как стемнеет.
На утро после трансформации я чувствовал себя не очень хорошо, а потому вышел из подвала только к обеду. Остальные оборотни громко галдели на кухне, обсуждая пожар, произошедший ночью в Вереске. По словам Геруса, в три часа ночи неожиданно загорелась баня, от нее огонь перекинулся на близлежащие постройки, но пожар удалось затушить раньше, чем он перекинулся на дома. Я спросил оборотня, не приходила ли Наталья, и тот ответил, что не видел ее. Я собрался и направился в Вереск.
Там вовсю шли работы по устранению последствий пожара. Я обошел весь городок, зашел в дом Наташи, но нигде не мог отыскать ее. Главный лесник, заметив меня, сообщил, что ветеринар утром уехала в город.
Я был убит наповал этим сообщением. Наталья никак не могла уехать без меня, или хотя бы не объяснив причины. Но когда старик рассказал мне, что Наталья ночью ходила к нашей общине за помощью, а вернувшись, ничего не объясняя, принялась паковать вещи, я понял все.
— Натка тебе письмо оставила, — сказал лесник, вынимая из кармана свернутый пополам конверт, — просила передать.
Я поблагодарил мужика, взял письмо и пошел в общину. Едва углубившись в лес, я присел на первый попавшийся пенек, чтобы прочесть ее послание, и надорвал конверт. Правда, читать там было особо нечего.
Все письмо состояло из трех строчек. « Меня испугала не твоя сущность, но твоя ложь. Я не знаю, кто ты, но приняла бы любым, только не лживым. Почему, Федя?» В конверт была вложена половина фотографии, вот эта самая… Мы снялись на опушке леса за неделю до этого.
Это был настоящий удар, настолько сильный, что поначалу я не воспринял письмо всерьез. Ведь Наташа не могла действительно меня бросить… Я никогда не воспринимал любовь как что-то материальное, попросту не верил в нее… До того, как встретил Наталью.
Я растворился в ней без остатка, жил и дышал только ради ее улыбки, вся моя никчемная жизнь была сосредоточена на ней, и я знал, что она чувствует ко мне то же самое. Мы могли часами сидеть на берегу и смотреть на звезды, понимали друг друга, не говоря ни слова, и ощущали затопляющее с головой, истинное, исключительное счастье, видя свое отражение в глазах любимого человека. Разве могло все это исчезнуть в никуда?
Я решил ждать. Ведь она должна была вернуться рано или поздно, просто ей нужно было время, чтобы осознать и принять мою истинную, так пугающую ее сущность. Но через месяц в Вереске появился новый ветеринар.
Я пошел к главному леснику, чтобы поговорить с ним о Наташе, но он ничем не смог мне помочь. Однако, я узнал от него шокирующую новость.
— Наталья уволилась, не вернется она, — сказал мужик, раскуривая вонючую папироску, — Ленка, что заместо нее приехала, говорила, будто она ребеночка ждет, в декрет ушла.
— На каком она месяце? — спросил я.
— Не знаю, — ответил лесник, — да ты у Ленки спроси, она небось знает.
Ленка, обнаруженная мною в том домике, где раньше жила Наташа, сообщила, что не знает точно, какой у нее срок, но совсем маленький — живота еще не видно. Адрес она тоже не смогла мне сообщить, так как видела Наташу только в институте, который нанимал рабочих для Вереска.
Я поблагодарил ее и поплелся обратно, в голове вспугнутыми птичками метались перепутанные мысли. У меня был ребенок… Мой ребенок, моя плоть и кровь, единственное хорошее, что я сделал в этом мире, что создавало грань между добром и злом, что отличало меня от монстра. Мысль о сыне наполняла мою душу теплом и светом, позволяла чувствовать себя человеком… И я не собирался просто так отказываться от этого.
Той же ночью я покинул общину и отправился на поиски Наташи и своего ребенка. Добирался до Москвы пешком и на попутках, предпочитая не думать, как я буду разыскивать их в таком огромном городе. Вся сложность была в том, что, кроме имени и фамилии Наташи, я больше ничего о ней не знал.
Правда, раздумывать об этом мне долго не пришлось. Едва оказавшись в городе, я сильно сплоховал — не оценил суматохи бурной столицы. Наверное, сказалась юность, проведенная мною в тихой деревне, не говоря уже о жизни в сонном, спокойном лесу. Как бы то ни было, стоило мне выгрузиться из машины, подвозившей меня, и попытаться перейти дорогу, как раздался оглушительный визг тормозов, затем сильный удар и темнота.
Очнулся я уже в больнице, хотя и не сразу понял, где нахожусь. Белые стены, низкий потолок, белая лампа, светящая прямо в глаза… Все тело опутывали какие-то проводки, в голове слегка шумело. За дверями послышались шаги проходивших мимо людей, и одновременно до меня донесся их странный разговор.
— Это просто невероятно, доктор, — говорила, судя по звонкому голосу, молодая женщина, — все его страшные глубокие раны заросли буквально за два дня… И кости срослись… А ведь у него был открытый перелом.
— Результаты его анализов у вас, Оксана? — поинтересовался мужской голос.
— Да, Дмитрий Борисович, вот они, — ответила невидимая Оксана, — вы хотите показать их этим людям?
— Придется, ведь именно из-за них мы их и вызвали, — ответил врач, — вы уверены, что ничего не перепутали?
— Ну, что вы, как можно? — возмутилась девчонка. — А они нам поверят? Ведь таких анализов не может быть у человека! Если бы я самолично не брала у него кровь, то решила бы, что она принадлежит собаке… Или волку.
— Я пойду, поговорю с ними, а вы приведите пациента, — приказал Дмитрий Борисович, — чем быстрее его заберут, тем лучше.
Я молниеносно вскочил, сдирая с себя проводки, и подбежал к окну. Несмотря на то, что палата находилась на третьем этаже, на окнах были решетки. Не успел я обдумать план побега, как дверь за моей спиной скрипнула, и появилась медсестра в белом халате.
— Вы уже проснулись? — с преувеличенной доброжелательностью заговорила она. — Пожалуйста, пойдемте со мной, вас хочет видеть доктор.
Я заметил, что, несмотря на сияющую улыбку, глаза ее остаются настороженными, и она явно опасалась приближаться ко мне. А еще я почувствовал запах страха, волнами исходивший от нее.
Но выбора у меня не было. Я кивнул и вышел из палаты вслед за медсестрой. На повороте она слегка отстала, позволив мне ее обогнать, и я понял, что она боится поворачиваться ко мне спиной.
— Вам сюда, входите, — пригласила она, распахивая передо мной дверь и отступая назад.
Я медленно переступил порог комнаты. Посреди кабинета стоял огромный письменный стол, за которым сидел крупный мужчина в белом халате, а по другую сторону стола стояли два человека в строгих черных костюмах и внимательно изучали меня колючими взглядами. В руках одного из них была папка с какими-то бумагами.
— О, как замечательно, что вы пришли в себя! — расплылся в улыбке толстяк, сидящий за столом. — Прошу, входите! Эти люди хотят поговорить с вами.
— Зачем? И кто они? — спокойно спросил я, не продвигаясь ни на шаг в кабинет.
— ФСБ, отдел исследования сверхъестественных возможностей человека, — пояснил тот, что держал папку, вынимая из кармана красные корочки.
— А при чем здесь я? — поинтересовался я, удивленно приподняв брови.
— Видите ли, ваши анализы показали некоторое несоответствие с нормами организма человека, — начал объяснять другой парень, — не беспокойтесь, мы уверены, что с вами все в полном порядке, но, чтобы не осталось никаких сомнений, вам придется проехать с нами и пройти обследования.
— Почему их нельзя пройти в больнице? — спросил я.
— Наша больница не укомплектована необходимым оборудованием, — выкрутился врач, стреляя глазками на фээсбэшников.
Я молчал, обдумывая ответ, и вдруг ощутил сильную жажду. На столике у двери стоял графин с водой, и я, не задумываясь, протянул к нему руку. Очевидно, я сделал слишком резкое, стремительное движение, что присуще всем оборотням, и у одного из законников сдали нервы. Он сделал незаметное движение рукой, раздался щелчок, и в паре сантиметров от моего уха в косяк вонзился шприц, наполненный каким-то лекарством. Я вздрогнул, вскинул глаза на парня, и увидел в его руке пистолет, заряженный, по всей видимости, ампулами.
Развернувшись, я бросился в коридор, сбив с ног медсестру, напряженно прислушивающуюся к нашему разговору. За спиной слышался топот, а один из парней кричал в рацию: « Он уходит! Задержите его!»
Я мчался, не разбирая дороги, понимая, что если они догонят меня, то я уже никогда не увижу Наталью, просто сгнию в секретной лаборатории. Топот за спиной приближался, я выскочил в двери в конце коридора и попал прямо на лестницу, но тут дорогу мне преградил еще один мужчина в форме.
Он странно посмотрел на меня и улыбнулся, а затем, сунув руку за пазуху, вытащил точно такой же пистолет, что был у стрелявшего в меня парня. Я резко затормозил, мужчина вытянул руку вперед, прицелился и выстрелил. Расстояние между нами было не более пары метров, но ампула просвистела мимо моего уха и попала в преследователя. Догонявший меня парень рухнул на пол, а стрелявший сунул пистолет в карман, подскочил ко мне, схватил за руку и, не говоря ни слова, потащил за собой. Я подчинился, сам не зная, почему…
Парень затащил меня в маленькую комнатенку, заваленную всяким хламом. Он отбросил стоящие возле стены коробки, и я увидел маленькое окошко под самым потолком, безо всяких решеток.
— Давай, лезь! — приказал спаситель, ногой подпихивая к стене стул и дергая меня за руку. — За кустами стоит черная машина, садись в нее, тебя отвезут в убежище.
— Почему ты мне помог? — удивился я, забираясь на стул. — Что ты им теперь скажешь?
— Я оборотень, такой же, как и ты, — ответил парень, — работаю под прикрытием, чтобы помешать этим ублюдкам ловить нас и ставить свои поганые опыты. Я к ним больше не вернусь, на мое место придет другой.
— Спасибо, — кивнул я, открывая окошко.
— Не за что, шевелись живее! — крикнул парень, помогая мне забраться.
На улице меня и впрямь ждала машина, в которой сидели трое мужчин. То, что они тоже оборотни, я понял сразу, едва сел в машину: от них пахло волками.
— Ты в порядке, парень? — спросил тот, что сидел за рулем, трогая машину с места. — Меня зовут Ракус.
— Федор, — представился я, — куда мы едем?
— Домой, — улыбнулся мужчина постарше, сидящий рядом с ним, и повернувшись назад, протянул мне руку, — я Лайнус.
— Фенрир, — кивнул самый молодой, сидящий рядом, — очень приятно…
Так я оказался в общине, где всем заправлял Сайрус — самый лютый из всех ныне живущих оборотней, проклятый. Он нападал на всех без разбору, и смыслом его жизни было убить или обратить как можно больше людей. Фенрир, совсем юный, почти еще мальчишка, пытался во всем ему подражать, и постепенно сам становился похожим на Сайруса. Одной из устоявшихся традиций в этой общине была охота в полнолуние, когда оборотни, обернувшись, уходили в соседнюю деревню, находящуюся на опушке леса, в котором мы жили. Справедливости ради скажу, что не все были такими, как Сайрус и Фенрир, но у них просто не было выбора: по жестокости с предводителем мог сравниться только нынешний Волан-де-Морт.
У меня тоже не было выбора и, хотя душа рвалась на поиски Натальи, я понимал, что один ничего не смогу сделать, мне требовалась помощь. К счастью, умение себя контролировать позволяло мне сохранять рассудок. Обернувшись, я просто убегал подальше в лес и лежал там, пока луна не сходила на нет.
Но со временем я начал вызывать подозрения. Все оборотни возвращались с охоты залитыми кровью с ног до головы, на мне же никогда не было ни капли. И однажды кодекс доверия, установленный в общине самим Сайрусом, дал трещину.
Как-то во время обеда ко мне подсел ухмыляющийся Фенрир. Сказать, что мне этот зверь не нравился, значит — не сказать ничего. Я не понимал, как может умещаться столько ярости и жестокости в молоденьком мальчишке. Фенриру едва исполнилось шестнадцать лет.
— Привет, Федор, — ехидно поздоровался парень, накладывая себе на тарелку куски жареного мяса, — Сайрус сказал, что в ближайшее полнолуние мы отправимся на охоту вместе.
— С чего бы это? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Он хочет тебя проверить, — ответил Фенрир, — ты всегда возвращаешься такой чистенький, словно и не охотишься вовсе, хочет убедиться, что ты действительно один из нас.
— Я же перевоплощался на его глазах, — возразил я.
— Это не мой приказ, а его, — пожал плечами мальчишка, — или ты против?
— Нет, конечно, — ответил я, лихорадочно соображая, как выкрутиться из этой ситуации.
