— А там, что не так? — спросил Монахов.
— От вас двадцать пять вёрст, деревня Сухари. Там собрались остатки 20-го механизированного корпуса. Наша рекомендация действовать с ними сообща. И раз вспомнили вашего командира, передайте ему подарок от горкома Ленинграда и 181 завода 'Двигатель' — полную машину ППД-40, стоящую возле штаба. Там, на сидении вещмешок. Это уже вам от меня.
— Товарищам из Ленинграда — спасибо. А что на базах? — спросил комиссар.
— Василий Фёдорович, то, что лежало в арсеналах мёртвым грузом. Для армии это было откровенное старье, с которым не жалко расстаться, а для поставленных тогда партией задач вполне подходило. Станковые пулемёты Гочкис под 8-мм французский винтовочный патрон, карабины с царских времён, сапёрный инвентарь и даже сабли с казачьими пиками.
Кузнецов с Монаховым хмыкнули. Актуальность холодного оружия вроде как ушла в историю, и стало понятно, отчего о базах не говорили в серьёз.
— Тем не менее, там складированы боеприпасы на пару рот, продукты длительного хранения, топливо в бочках и что-то по мелочи вроде полевой кухни или малой кузнечной мастерской. Когда полк пойдёт на прорыв, эти мелочи в лесах станут подспорьем и поспособствует укреплению морально-политического духа бойцов и авторитету партии. В нынешней обстановке это очень важно.
Комиссар поджал губы и задал волнующий его вопрос:
— Вы точно знаете, что решение об оставлении Могилёва будет принято?
— Товарищи, я передал вам лишь то, что сказано в отчётах аналитиков. Поэтому готовьтесь к развитию наихудшего сценария. Теоритически, вам могут приказать обвязаться гранатами и броситься под вражеские танки. Вы, конечно, до них не добежите, но вам уже будет всё равно. Решение будет принято сообразно обстановке. Пока вы отвлекаете на себя значительные силы противника, оборона города имеет смысл.
— А почему вы обратились к нам, а не напрямую к Черниченко? Чем это вызвано?
— Кузнецов, ты задаешь правильные вопросы. Просто у комиссара дивизии Черниченко шансов выбраться и вывезти предметы в целости и сохранности, практически нет. У вас он тоже мал, но здесь играют роль только цифры: двадцать два процента больше четырнадцати.
Командирам не потребовалось время для осмысления озвученной информации: шансы были, пусть и призрачные, но не нулевые, как они совсем недавно представляли в разговорах между собой. Это чуточку добавило оптимизма, вот только не объясняло очевидного.
— И эти предметы нельзя было сегодня эвакуировать самолётами? — спросил Монахов.
— Не было уверенности, что они добрались бы до аэродрома, прикажи мы это сделать заранее. К тому же, прогноз погоды негативный, сильные дожди всю неделю. Решения о взлёте принимали сами пилоты. Ещё вопросы?
Вопросов больше не последовало и, посмотрев на часы, я произнёс:
— Если ничего не изменится, инструкции я передам перед самым началом операции. Поставьте в известность начальника штаба майора Златоустовского. Он же отвечает за третий участок обороны?
— Да, это так.
— В таком случае, не стану вас отягощать своим присутствием. Товарищ Монахов, не сочтите за труд, выделите сообразительного провожатого к генералу Романову, чтобы не препятствовали проезду этой ночью. У меня есть мандат для комендатуры, но до полковника Горячева ещё нужно как-то добраться. Я обожду на свежем воздухе, не выношу табачного дыма. До встречи, товарищи.
Выйдя на улицу, пришлось прождать пару минут, когда подвели сержанта с бочонком в руке и, указав на меня, сказали:
— Подгорный, сопроводишь товарища до города.
Вынув из портфеля фонарик, я включил его и передал сопровождающему. Явно обрадовавшись, что не придётся таскать тяжёлую карбидную лампу, сержант вернул бочонок и произнёс:
— Следуйте за мной.
Отойдя от здания библиотеки, где размещался штаб, я разговорился со своим проводником, и тут же выяснилось причина, по которой сержанта закрепили за мной. В тридцать восьмом, когда заговорили о Могилёве, как о новой столице республики, призёр велосипедных гонок и выпускник строительного техникума Алексей Дмитриевич Подгорный был направлен сюда по комсомольской путёвке. Строил современную гостиницу 'Днепр' на 120 мест и несколько домов возле площади Ленина с 'необъятными квартирами'. А когда граница отодвинулась на Запад, масштабные стройки стали затихать и специалист вернулся домой. На войну ушёл добровольцем и необъяснимым образом вновь оказался тут.
— Мне в дорогу баба Маша бутербродов наделала, — между прочим, стараясь не прервать словоохотливого Подгорного, сказал я, вынимая из портфеля пакет. — Поможешь справиться?
— Отчего ж не помочь, — ответил сержант и уже вскоре трескал булку с колбасой, пропустив несколько событий, а именно появление крупного бронеавтомобиля на дороге и появившейся способности к управлению техники.
— А вот, наш транспорт, — сказал я, обращая внимание провожатого на объект. — Алексей Дмитриевич, не сочтите за труд, довезите до колхоза Коминтерна, а потом до улицы Менжинского, 14. Михаил Тимофеевич сейчас спать ляжет и мне его придётся до самого утра ожидать, а дел невпроворот. Лучше хорошо ехать, чем плохо идти, тем более дождик сейчас снова пойдёт.
— Пословица вроде не так звучит, — привычно открывая бронированную дверь, ответил Подгорный. — Располагайтесь, сидения здесь мягкие. Я, бывало, частенько прямо на них кемарил. Хорошая машина, этот 'Дорчик'.
— А почему 'Дорчик'?
— Английский, — произнёс Подгорный, словно этим всё сказано. — Конечно, правильно называть его 'Дорчестер', но у него дизель: дор-дор-дор... да и короче так. Не знаю, откуда у вас этот броневик, но я на точно таком же, только без прицепа...
— Наверно, это серийная машина, — перебил его я. — Выпускаются в большом количестве оттого и похожи они. Мы как раз пару сюда пригнали. Да вон, впереди, точно такая только без велосипеда, досками под домик замаскирована.
— А эта с велосипедом?
— С ним родным, с ним. Не пешком же обратно топать.
— И то верно, — тихо согласился сержант, прикидывая как ловчее проехать по заявленному маршруту который он, оказывается, неплохо знал.
— Впрочем, Алексей Дмитриевич, если 'Дорчик' тебе так привычен, то на обратном пути подбери агрегат. А я тебе документик сейчас выпишу и записочку для подполковника Щеглова.
На мосту проверили документы и, обменявшись паролем, вскоре мы оказались у здания одиннадцатой школы. Подгорный снял с прицепа велосипед, попрощался со мной и только я его и видел. Свет от велосипедной фары удалялся настолько стремительно, что рассказы сержанта о его феноменальном спринте видимо, имел место быть.
В отличие от 747-го полка, генерал принял меня с охотой и сходу предложил чая. В общении, обычно, собеседники признают отсутствие аффектации как несомненное достоинство. И в Романове этого недостатка не было. Ему не нужно было усиливать свои слова жестами или гримасничать, как это делал Муссолини. Он говорил от души мягко и спокойно, понятным людям языком. На столе лежали знакомые мне списки, безжалостно подчёркнутые красным и синим карандашами. Буквально пару минут назад только закончили распределение по дивизии прибывшего груза, и зияющие бреши в снабжении кое-как удалось прикрыть. Однако злоупотреблять гостеприимством всё же не стоило. Рассвет скоро, а Романов ещё даже спать не ложился. Поэтому я попросил выделить для разговора десять минут и сразу признался, что недавние события всего лишь инициатива товарища Жданова и одного известного маршала, возмущённого недостаточным действием авиации и случайно приведённого примера с Могилёвым. В действительности, вопрос ставился лишь о том, может ли авиация Северо-Западного фронта помочь окружённым войскам в Могилёве за счёт появившихся новых самолётов и, учитывая почти семисоткилометровое плечо, было тут же забыто.
— К командованию 13-й армии эта операция никакого отношения не имеет, — говорил я, — да и привлечённые самолёты частной американской компании с их лётчиками это единичный случай. Тем не менее, Пётр Петрович Собенников распорядился поспособствовать с боеприпасами и разрешил задействовать ночной стратегический бомбардировщик, о чём никогда не следует вспоминать, так как положение у него и без того шаткое, а проведённая операция секрет на секрете.
Впрочем, Романов и так понял, что этой ночью просто удачно легли карты, и судьба хоть и кривилась последнее время, но смилостивилась.
— Прискорбно слышать такое, — заявил генерал. — Я реалист, но надеялся, что это паллиативное решение исходило от командования фронтом, но не ожидал, что от самого Климента Ефремовича. Сам Собенников бы не решился, а в маршала, что в беде не оставит я верил. Если откровенно, то без регулярного снабжения дивизия обречена. Есть люди, есть кое-что из оружия, но нет боеприпасов. Мобилизационные запасы истаяли. Если кто-то думает, что Могилёвские склады могли обеспечить целую армию, то это мнение приемлемо лишь для мирного времени. Сначала тысячу вагонов отправили на восток, а потом спохватились, что есть нечего. Нам каждый день нужно в три раза больше, чем поступило этой ночью. Так и передайте, в три раза больше.
— Товарищ Сергей предупреждал меня, что именно так вы и скажете, поэтому просил передавать вам наилучшие пожелания и перед полётом кое-чем снабдил.
Я вынул из портфеля план города с отметками и разложил его на столе.
— У вас довольно необычная карта, — заметил генерал, указывая на заштрихованное пятно. — Ещё четыре дня назад здесь были здания, их разнесло в щебень, а у вас в этом месте уже изначально пусто.
— Товарищ генерал, не стоит недооценивать силу советской страны. При должных ресурсах и времени нет ничего невозможного.
— Скажите, что и на Луну запросто попасть можно, — пошутил Романов.
— Вы удивитесь, но это осуществимо. Шестьдесят миллиардов рублей и тридцать лет на разработку и оттачивание технологий. Но вернёмся к карте. Это самая точная карта города на четырнадцать часов вчерашних суток. В городе существует обширная подземная база, и склад бывшего 'Торгсина' — только один из многих. Думаю, немного хорошего коньяка, консервы и шоколад помогут разрешить некоторые проблемы с пайками. А вот здесь, рядом со станцией, этот холм не что иное, как артиллерийский склад с шестью 155-мм гаубицами Шнайдера и зарядами к ним. Осмелюсь предположить, что полковник Соловьёв не откажется от пополнения. На пересечении Ленинской и Миронова бункер связи, там складировано два миллиона винтовочных патронов и десять станковых пулемётов Дегтярёва.
— Но почему об этом раньше не уведомили?
— Михаил Тимофеевич, правды я вам сказать не могу, а врать не хочется. Вы даже в журнале боевых действий этого отразить не сможете.
Генерал ещё раз взглянул на карту и ткнул карандашом в прямоугольник.
— Я уже понял, что кто-то наверху допустил большой просчёт, оставив всё это в Могилёве, — сухо произнёс он. — Что же, будем считать случившийся факт хорошо продуманной операцией. Это здание школы, где мы сейчас находимся. Что означают две единицы дробь пять?
— Вполне возможно, что это объект номер 11 пятой базы. То есть вооружение и боеприпасы, — я вынул листки бумаги — в подвале под актовым залом складированы ППД-40 и патроны к ним. А под угольной ямой котельной шестьсот ящиков гранат.
— Вот это подарок так подарок! Ну, товарищ Сергей, ну удружил! Как он, я его с Туркестана не видел. Мы с ним случайно познакомились. Он тогда с Фрунзе был, а я в госпитале.
— Если коротко, он сейчас в Ленинграде в партийном контроле.
Романов кивнул, понимая, что большего я не расскажу и указал ещё на один объект.
— Французские осветительные и дымовые мины 81,4 мм. Вполне подходят для нашего миномёта. Я оставлю список, а теперь о главном. Что вам известно о прохождении испытаний весной этого года бронеавтомобилей ЛБ-62 и объекта 135, завода имени Ворошилова? — спросил я.
— Ровным счётом ничего, — пожал плечами генерал. — До войны каждый квартал шли испытания чего-то нового. Не уследишь за всем. Да и кто меня станет извещать?
— Вынужден вас расстроить, Михаил Тимофеевич, — произнёс я, вынимая из портфеля фотографию старой конюшни и стоящей возле неё бронетехники. — Теперь извещены. Два опытных модифицированных образца, известных как танк Т-50 находятся в Могилёве и как ни странно, совсем недалеко отсюда. Бок о бок с танками стоят бронеавтомобили ЛБ-62. По ряду причин в большую серию они уже не пойдут, но и не воспользоваться ими, право слово, грешно. Зачем их взрывать, если на них можно воевать? Они должны были быть вывезены вместе с трофейными польскими танкетками TKS, но по чьей-то халатности остались тут, под брезентом.
— Знаете, даже не удивлён. Вчера за этим столом музейный смотритель рассказывал о картинах и скульптурах, золоте из раскопанной Помпеи, булавы Сигизмунда III и кресте Ефросинии Полоцкой, которые так и остались в запаснике. Новое здание разбомбили, а в бывшем Земском банке даже охраны нет. И что мне с ними сделать? Разобрать по винтику не выйдет, сжечь, взорвать?
— Спрятать. Именно поэтому я и здесь. Надеюсь, с вашим участием мы с этим справимся довольно быстро, но вернёмся к образцам. Вам же сказали превратить город в Мадрид, а тогда республиканцы использовали всё, что попадалось под руку. Даже пулемёты на велосипеды ставили.
— Вы были в командировке в Испании?
— Извините, ответить на этот вопрос не имею возможности. Если позволите, я покажу служащим штаба, в каких местах стоит уделить больше внимания. Начать надо с транспорта.
— На ваш взгляд, хорошая техника? Я имею в виду экспериментальные бронеавтомобили, — поинтересовался генерал.
— ЛБ-62 отличная машина. Её броня почти не уступает вашему новому штабному броневику.
— Шутите? У нас нет штабной бронемашины.
— Теперь есть, у школы стоит. Через пару часов и он будет в полном вашем распоряжении. Держит 20-мм снаряд с тысячи метров.
Снарядостойкость заинтересовала Романова, и он подошёл к окну, но сквозь сумрак разглядеть нечего не мог и поэтому обобщённо произнёс:
— Неплохо. Каждая единица бронетехники сейчас на счету. А эти польские танкетки, они тоже там?
— Без понятия, Михаил Тимофеевич. 5 октября, когда подразделения 24-й ЛТБр начали размещаться во Львове, в сторону Томашув-Любельского, где находился немецкий СПАМ, были отправлены добровольцы, навестить, так сказать, 'трофеи' 10-й бронекавалерийской бригады поляков. Согласно докладу, удалось утащить тридцать орудий, два немецких и девять польских танков, а с ними танкетки и тягачи. На самом же деле, рейдов было два, и результаты второго ориентировочно находятся тут. Даже если всё это подтвердится, в чём я уверен, наличие лучше отсутствия. К тому же, эти машины станут неплохим подспорьем в разведке и обороне, да и сброшенные нами патроны крупного калибра как раз пригодятся. Не думаю, что боезапас в экспериментальной технике велик.
— Какие патроны крупного калибра? — удивился Романов.
Генерал взял со стола собранные скрепкой несколько листов, бегло просмотрел списки и произнёс:
