Рузвельт снял очки и стал старательно протирать стёкла замшей.
— Флаг, Джозеф, — с капелькой разочарования в голосе, констатировал он. — Девчонка точно подметила, что его можно сравнить с декларацией. Для простого американца это слишком много. Авиация Германии обстреляла не просто наш флаг, а реликвию. Флаг первой победы. Нашей стране сто шестьдесят пять лет, у нас нет того вороха истории, которым может похвастаться любой из этой европейской своры. У нас форт Самтер и Винчестер, а у них Канны и Ватерлоо. Разницу улавливаешь? После просмотра киноленты мы угодили в ситуацию, когда тебя взяли 'на слабо' и вывернуться не получается.
— Этот Смоллетт сам полез спасать русских.
— Сам, потому что это долг моряка , и я знаю об этом лучше тебя. Но сначала его бомбили, а потом прошлись из пулемёта. По прогулочной яхте из пулемёта, это знаешь, не случайный выстрел съехавшего с катушек идиота в каске! Я ума не приложу, был он в нейтральных водах или нет, да и неважно это сейчас. Ты сам в курсе, что к нам пока не лезут, даже несмотря на все наши действия и заявления. Но флаг... я не хочу остаться в памяти народа президентом, который не пошёл защищать свой флаг.
— Можно провести расследование, — подал идею Дэвис. — Мы не признали вхождение Прибалтийских республик в состав СССР, и если нападение произошло в территориальных водах Эстонии, то и спрос с неё.
Президент сделал жест рукой, словно отмахнулся от назойливой мухи. Прищурившись, он спросил:
— А где сейчас эта яхта и её капитан? Я заметил на кителе Смоллетта знак нашего яхт-клуба.
— Вот тут всё плохо. — Джозеф Дэвис вынул из кармана платок и высморкался. — Яхта не пришла в Кронштадт. Она вообще никуда не пришла. Экипаж и пассажиры, за исключением одного пропали без вести. Оператора Виктории Бэссил подобрал катер, он чудом спасся благодаря кинокамере. Камера ценою в 75 тысяч была оборудована химическим надувным мешком, и он был пристёгнут к ней. Вне всякого сомнения 'Ведьму' потопили.
— Цугцванг, — сказал Рузвельт и сжал подлокотники кресла. — Есть возможность побеседовать нашим ребятам со спасшимся?
— Он в русском госпитале, в Петербурге.
— А как же плёнка попала к нам?
— В съёмочной группе Бэссил было правило, которое, кстати, поддержала Паттерсон для своих военных корреспондентов, носить на себе жетон. Помимо личных данных, на нём написано о вознаграждении в двести долларов за сам жетон и две тысячи в случае спасения его владельца. Из госпиталя позвонили в посольство в Москве, попали на помощника атташе по культуре, а тот не проявил усердия и вместо того, чтобы мчаться в больницу, посоветовал обратиться в офис к моему знакомому по месту.
— Это к тому, у которого бизнес с советами в Петербурге?
— К тому самому. Владельцу компании 'Осиновая роща'. Таким образом, он решил добавить ему проблем в виде двух тысяч.
— Напомни мне отозвать домой столь недальновидного юношу по культуре. Продолжай.
— Кто-то из 'Осиновой рощи' наведался в госпиталь и, судя по всему, забрал все вещи оператора Бэссил. После чего отправил телеграмму Паттерсон, и та оплатила доставку самолётом.
Рузвельт на минуту отвлёкся, что-то записав в дневник.
— Давно пора поставить вопрос об открытии Генерального Консульства во второй столице России. Слишком большая страна. Ты можешь связаться со своим знакомым? У меня возникло пару вопросов относительно его письма.
— В принципе, возможно. Он уже неделю как в Перу.
— Что он там делает? — поинтересовался президент.
— Сегодня многие американцы в Перу и Эквадоре. Наверно, как и все, продаёт оружие.
— Джозеф, — тихо произнёс Рузвельт, — я редко прошу у тебя совета.
— Фрэнк, я бы обвинил во всём русских.
Президент позволил себе сморщиться. В принципе, старый друг предлагал надёжный вариант. США не посылали Смоллетта в Россию, и как он там оказался это его личное дело. Что же касалось корреспондентки, так у неё работа такая, совать свой нос туда, куда честный американец не полезет. Да, будем разбираться и к тому времени, как, не нарушая планов, всё пойдёт своим чередом, признаем, что во всём виновата Германия. Но все будут помнить, что знамя победы было осквернено и произошло это при его правлении. Рузвельт ожидал другого совета, чтобы в случае чего он всегда мог сказать: 'Даже Джозеф говорил так, а его нюх никогда не подводил'. Но Дэвис струсил, испугался ответственности произнести, что если тебя мутузит хулиган, нужно давать сдачи, иначе просто забьют.
— Я уже думал об этом, — сказал Рузвельт, — но версия очень уязвима. Даже если у меня получится убедить Сисси, плёнка всё равно рано или поздно всплывёт и будет только хуже. Самое неприятное в этой истории то, что мы сами создали такой прецедент в угоду своим амбициям. Мы настолько увлеклись манипулированием сознания масс, что обыватели стали думать, будто историю делают маленькие люди. Такие обычные горожане, которых каждое божье утро можно встретить, выходя из дома, и которые перестают быть таковыми, попадая в исключительные ситуации. Кстати, ты дрался в детстве?
— Я уже и не вспомню.
— А мне приходилось. Спасибо, что не забываешь меня, Джозеф. Всегда рад тебя видеть.
Когда Дэвис покинул Белый дом, Рузвельт вызвал Стивена.
— Ирви, не откладывая, свяжись с посольством русских и пригласи приехать посла на чай, к пяти часам сегодня.
— Что-нибудь ещё, господин президент?
— Разыщи Гарримана, похоже, ему придётся лететь в Москву раньше запланированного и вызови ко мне Александра Серзла .
Сама церемония чаепития президента и посла заняла не более четверти часа. Константин Александрович силился понять, что происходит, и отчего процедура проходит тет-а-тет, чего раньше не случалось. Были обсуждены ничего не значащие проблемы, сказаны пожелания здоровья Сталину и даже поговорили о погоде и искусстве. Ни слова не прозвучало про Персию, хотя о ней следовало говорить в первую очередь. Внезапно разговор зашёл о расширении дипломатического представительства и возобновлении работы Генеральных Консульств в Сиэтле и Ленинграде. Наконец к Рузвельту подошёл один из помощников и доложил о решении какого-то важного вопроса.
— Господин посол, — президент выглядел хмуро и его слова прозвучали даже враждебно по отношению к послу. — Я хотел бы узнать у вас, располагаете ли вы временем посетить сегодня в семь часов мероприятие, которое состоится в Вашингтонском клубе под патронажем Сисси Паттерсон?
— Вы заинтриговали меня, господин президент Соединённых Штатов Америки.
— Полно вам, мистер Уманский. — Мы с вами просто пьём чай и весь этот дипломатический этикет можно воспринимать как оставленный в гардеробе зонтик: мы о нём помним, но он нам не требуется. В этом кабинете дождя не ожидается.
— Со всем уважением, господин Рузвельт.
Президент позволил себе короткую улыбку краешком губ.
— Я тоже посещу это мероприятие сегодня, и кое-что скажу на публике.
— Я обязательно буду присутствовать, господин Рузвельт.
Президент кивнул. Он вообще мог никак не выражать свои чувства, но этот кивок означал, что с Уманским только что установлены если не приятельские, то уже ни такие холодные, как были раньше отношения.
— Ирви передаст вам пригласительные билеты, но перед этим, я хотел бы обратиться к вам с личной просьбой.
— Всё, что в моих силах, господин Рузвельт.
— Когда-то мой дядя основал яхт-клуб на Гудзоне. Я и сам имею честь состоять в нём с раннего детства и очень трепетно слежу за всем, что происходит в нём. Так вот, один из его уважаемых членов, мистер Ричард Смоллетт, пару дней назад пропал в море неподалёку от Таллинна. Он путешествовал на яхте 'Ведьма' и на борту находились американские граждане. Я хочу знать, где они сейчас?
— Я наведу справки, господин Рузвельт и извещу вас в самые кратчайшие сроки.
— До встречи мистер Уманский.
Константин Александрович поднялся со стула, вежливо поклонился и покинул кабинет. В коридоре секретарь передал ему пригласительные билеты и напомнил время и адрес: 15, Dupont Circle NW. Когда машина ехала на 16-ю улицу, где располагался особняк в стиле бозар George Pullman House, известный с 33-го года как здание Посольства СССР, Уманский составлял текст, который немедленно, после стола шифровальщика будет передан в Москву. И если все пружинки, винтики и шестерёнки государственного механизма сработают как надо, то к началу следующей недели он будет располагать всей информацией по этому Смоллетту. Машина резко повернула направо и въехала в открытые кованые ворота.
— Константин Александрович, — обратился к нему дежуривший сержант, едва Уманский оказался в вестибюле. — Полчаса назад здесь был председатель общества Russian War Relief, товарищ Фунт, он оставил для вас посылку и письмо, сказав, что это очень срочно.
— Так и сказал? — шутя, и с приподнятым настроением поинтересовался Уманский.
— Зачитал по бумажке. По-русски он совсем ничего не понимает.
Уманский вскрыл конверт из хлопковой бумаги в своём кабинете и тут же посмотрел на часы — времени до начала мероприятия оставалось совсем немного, но он почему-то был уверен, что сейчас получит объяснения по многим мучавшим его вопросам. В конверте было два письма. Одно на официальном бланке и отпечатанное машинным способом, а второе написано от руки.
'С глубоким сожалением извещаю вас, что общество помощи 'Russian War Relief' временно вынуждено приостановить свою деятельность в связи с незаконным арестом финскими ВМС одного из учредителей общества Виктории Бэссил. С уважением, председатель Арчибальд Билл Фунт'.
Следующее письмо было более информативным.
'Константин Александрович, здравствуйте. В акватории Балтийского моря, где миссис Бэссил путешествовала на яхте 'Ведьма' (капитан Ричард Смоллетт), судно подверглось атаке германскими самолётами, в результате чего было потоплено. Часть экипажа и пассажиры были подобраны катером финских ВМС 'VMV-17' и арестованы. К нашему сожалению, в нарушение всех морских законов и конвенций, капитан финского катера потребовал выкуп за миссис Бэссил в размере 200 тысяч долларов. Связь с похитителями мы поддерживаем через бывшего члена команды 'Ведьмы', штурманом Янсеном, который сейчас находится в Швеции и действует по указке похитителей. Судьба членов экипажа не выяснена. Умоляю, если вам станет что-либо известно, прошу сообщить телеграфом по указанному адресу, либо позвоните по телефону Виктории в Вашингтоне. Так же можно отправить информацию в Швецию, в Хабо, замок Скоклостер на имя Карла Магнуса фон Эссена, являющегося родственником Виктории. Из его телеграммы мы узнали о случившемся. С уважением, Арчибальд Билл Фунт'.
P.S. 'Вы можете воспользоваться нашими телефонными линиями проложенные через Берингов пролив. Для этого нужно позвонить на наш коммутатор в г. Питерсберг и дать команду оператору соединить с нужным городом, либо воспользоваться таблицей кодов и связываться напрямую. Используйте только наш телефонный аппарат. Все инструкции Вы обнаружите в посылке'.
Уманский вызвал начальника охраны и когда он услышал вердикт, что осмотрен обыкновенный телефонный аппарат, пусть и необычного дизайна от компании 'AT&T Bell Laboratories', попросил подключить его к телефонной сети. Загвоздка вышла со вторым ящичком. Алюминиевый параллелепипед с флажковым тумблером и небольшим оконцем, под которым просматривался экран кинескопа, оказался неразборным. По крайней мере, первичный осмотр не выявил ни винтиков, ни каких-либо защёлок. На него устанавливался ещё один прибор, похожий на компактный фотоаппарат, от которого шёл кабель со штекером.
— Что будем делать, Константин Александрович, — спросил у Уманского начальник охраны.
— Собирай по инструкции. Под мою ответственность.
Минут через десять прибор и ящик были готовы к использованию. Потребовалось электричество, но оказалось, что принёсший посылку Фунт позаботился и об этой мелочи. Вложенного в посылку удлинителя с лихвой хватило от розеток до стола. Включив переключатель, зеленовато-серый экран кинескопа засветился, и появилась надпись: 'Видеотелефон включён'.
— Ух, ты! — восхищённо произнёс начальник охраны. — Видеотелефон! Я слышал, что у немцев, на олимпиаде что-то похожее демонстрировали. Можно было видеть того, с кем говоришь по телефону. Но там кабинки, а тут простой ящичек.
— Вот мы и проверим.
Работу аппарата Уманский решил опробовать, позвонив на коммутатор. На экране всё так же продолжала гореть надпись, а в динамике трубки раздалось:
'Коммутатор Питерсберга, оператор четырнадцать, чем могу помочь?'.
— Э-э... соедините, пожалуйста, с офисом мистера Фунта, — первое, что пришло в голову, произнёс Уманский.
'Пожалуйста, назовите город и номер'.
Уманский извинился и положил трубку.
— Где наш телефонный справочник? — спросил он.
Вскоре события повторились, только теперь оператору были сообщены все данные абонента, и после соединения на экране кинескопа стало видно лицо юноши. Поправив очки, он несмело выдавил из себя: 'алло', заинтересованно поглядывая куда-то влево. Через секунду послышался ещё один голос, явно принадлежащей женщине: 'Яша, сколько раз я тебя просила не подходить к телефону, когда я тут?'
Лицо юноши исчезло, и вместо него с экрана стала смотреть миловидная девушка, похожая на мексиканку или испанку с глубокими глазами, обращёнными на собеседника и сияющим лицом с чудесной улыбкой.
'Прошу простить, офис 'Aspen Grove', меня зовут Мария, чем могу помочь?'
Уманский официально представился и объяснил цель звонка.
'Мистер Фунт сейчас в командировке, в Вашингтоне. Он остановился в отеле 'Mayflower', я передам ему о вашем звонке'.
— Спасибо. Я позвоню в отель, — сказал посол и повесил трубку.
На экране вновь возникла прежняя надпись. Вскоре был осуществлён звонок в Москву, в наркомат иностранных дел и девушка на коммутаторе общалась с Уманским по-французски, как это было принято в международном телефонном сообщении, но видеосвязи, как с офисом 'Aspen Grove' больше не было ни с кем.
— Вот что, — сказал Уманский, обращаясь к начальнику охраны. — То, что у нас появилась телефонная связь с Москвой это хорошо. Но насколько она безопасна, это вопрос из вопросов. Есть протокол, его и станем придерживаться. Отправь по своему каналу информацию об этой технике.
Приезд Рузвельта в дом Сисси особого переполоха не вызвал. В Дюпон-Серкл, в своё время, частенько наведывалась и кандидаты в президенты, и сами президенты, и их дети. Тут хорошо знали дочь Теодора Рузвельта (шестиюродный брат Ф.Д. Рузвельта) Алису, и сам Франклин Делано Рузвельт бывал здесь, но другом никогда не значился. Тем не менее, неофициальный визит он нанёс. Появившись сразу после демонстрации документального фильма, в клубном костюме, который больше подходил для кают-компании, он являл собой решительность и уверенность. Следовавший с ним слуга выкатил кресло в центр зала, привычным движением затянул тормозной стопор и замер рядом, растворившись в мощнейшей ауре президента. Рузвельт дождался, пока руководитель по связи с общественностью армии США Срезел его представит, как того требовал этикет при собрании общественности, с прищуром осмотрел публику, отметил наличие посла Великобритании в США Эдуарда Галифакса и сделал неожиданное для всех заявление:
