— Этого бы не произошло, если бы я не повел себя, как истеричная баба, — фыркнул Дадли, — но как я ни пытаюсь себя убедить, что не должен подстраиваться под чужие мнения, на практике проделать это никак не получается.
— В нашем мире это разновидность нормы, просто близнецы во всем пытаются найти веселье, — объяснил ему Гарри, — они вовсе не злые, просто не думали, что так получится. Если бы их шуточку услышал Винс, то даже не обратил бы внимания, но у вас, в мире маглов, к этому относятся сложнее.
— Тогда я не хочу жить в этом мире, — сквозь зубы буркнул Дадли, — зачем такой мир, где все друг другу врут? Знаешь, когда я только здесь появился и мы с Винсом начали общаться, я спросил, есть ли у него девушка, а он совершенно открыто, прямым текстом заявил, что он гей. И добавил, что если я не захочу с ним общаться, то он поймет и не обидится. А когда он спросил у меня то же самое, я растерялся и в итоге соврал, будто недавно расстался с подружкой. Почему он мог сказать правду, а я нет? Самое смешное, что он ведь потом догадался, но даже тогда ни о чем меня не спросил…
— Когда ты убежал из дома, куда же ты ходил? — спросил Гарри, поспешно меняя больную для кузена тему.
— Никуда, — покачал головой Дадли, — я не хотел подвергать вас опасности, но мне надо было успокоиться… Я просидел около часа в вашем сарае, а потом случайно уснул. Я слышал, как сначала ты, а потом и Винс звали меня, но не откликнулся. Если бы я вышел, он не лежал бы сейчас там, в комнате профессора, с забинтованными глазами… Это моя вина.
— Как ты оказался за спиной Пожирателей? — спросил Гарри.
— Меня разбудили голоса и скрип снега — кто-то подходил к дому, — начал рассказывать Дадли. — сперва я решил, что это кто-то из своих, но потом подумал, что наши вряд ли стали бы разговаривать шепотом и красться. Я выглянул в окошко сарая и увидел эту девчонку, а с ней мужика. Они поднялись на крыльцо и вошли в дом, а я осторожно выбрался из сарая и тихо пошел за ними. Потом я услышал крик, вбежал на крыльцо и увидел, как этот упырь тебя пинает, а у девки на руках младенец профессора.
— А пистолет настоящий? — не удержался от вопроса Гарри.
— Самый что ни на есть, — кивнул кузен и, вынув оружие из-за пояса джинсов, положил его Гарри на колени, — купил пару месяцев назад для защиты.
— Спасибо, что заступился, Дад, — улыбнулся брату Гарри, оглядев пистолет и возвращая его владельцу, — и знаешь, профессор Снейп — лучший зельевар в Британии, он обязательно найдет способ помочь Винсу.
— Я могу остаться здесь, пока Винс не поправится? — спросил Дадли.
— Конечно, я поговорю с Дамблдором, — Гарри поднялся и направился к двери, но на пороге обернулся, — ты сейчас лучше поспи, это был тяжелый день для всех.
— Да, наверное, только зайду к Винсу, — кивнул кузен и Гарри вышел, прикрыв за собой дверь.
— Неужели мальчику никак нельзя помочь? — расстроенно спросила миссис Уизли уже в десятый раз.
— Пока мне не известен способ это сделать, но это не значит, что я не стану пытаться его найти, — ответил Снейп.
— На его месте мог быть любой, — прошептала Беллатриса, — он спас нас, приняв удар на себя.
— Белла, ты не хочешь мне объяснить, о чем это щебетала Паркинсон, когда забирала Пенелопу? — внезапно спросил Снейп, посмотрев на женщину.
— А о чем она щебетала? — напряглась Белла, всеми силами стремясь не встретиться взглядом с профессором.
— Она сказала, что ты в курсе, зачем лорду нужна девочка, — ответил Снейп, подозрительно всматриваясь в испуганное лицо Беллатрисы. — И почему она назвала Пенни Севериной?
— Потому, что это ее имя, Сев, — Белла вздохнула и посмотрела прямо в глаза зельевару, — имя, которое дала ей ее мать.
— И тебе, конечно, это имя ничего не напоминает? — ощерился Снейп. — Белла, какие такие секреты тебе известны об этом ребенке? Не хочешь поделиться?
— Честно? Не хочу, — усмехнулась Беллатриса, — но, видимо, придется.
— Зачем Лорду Пенелопа? — повторил Снейп и, не дождавшись ответа, яростно рявкнул. — Белла, твою мать, отвечай!
— Я не знаю! — заорала женщина, вскакивая на ноги. — Я не знаю, зачем он ищет девочку с самого ее рождения, не знаю, зачем она ему нужна!
— Говори, что знаешь, — Снейп слегка сбавил тон.
— Девочку назвали Севериной потому… — Белла помолчала пару секунд, глубоко вздохнула и продолжила, — потому, что она твоя дочь, Северус.
В кухне повисло такое напряжение, что казалось, его можно было пощупать руками. Все удивленно вытаращились на девочку. Снейп же сидел, как громом пораженный.
— Что… — он поднял малышку на вытянутых руках и принялся внимательно ее разглядывать. Теперь, когда открылась правда, сходство девочки со Снейпом казалось еще более сильным и явным.
— Она так на вас похожа, — пробормотала Гермиона, — только у вас волосы не вьются.
— На самом деле вьются, — хихикнула Нарцисса, — это из-за защитного бальзама висят сосульками.
— Но кто… — прошептал замороченный Снейп, садя малышку обратно на колени. От присутствующих не укрылось, с какой бережностью он прижал ее к груди. Во взгляде его читалась растерянность. — Неужели…
— Да, Северус, ее мать — Маргарита Альварес, — кивнула Белла, снова опускаясь на стул.
— Мерлин! — ахнула миссис Уизли. — Та самая, что погибла три месяца назад?
— Именно она, — прошептал Снейп, обвивая Пенелопу обеими руками так, словно хотел спрятать ее ото всех. — Но как Пенни оказалась у маглов?
— Я принесла ее к ним, — ответила Беллатриса, вызывая новый шквал удивленных взглядов, — и я же оставила им записку, в которой указала это имя.
— Зачем тебе понадобилось его менять? И почему ты ее спасла? — недоуменно пробормотал Снейп.
— Прежнее имя оставлять было опасно, Лорд нашел бы ее в два счета, — пояснила Белла. — Что же касается спасения, то это долгая история, рассказать за пять минут не получится, но у меня есть кое-что для тебя.
Женщина полезла за пазуху и достала оттуда свернутый пополам конверт, в котором Марьяна и Гермиона без труда опознали то самое письмо, что нашли у Беллатрисы в самый первый день ее появления на Гриммо, и которое Марьяна вернула потом ей в виде подарка на Рождество.
— Что это? — Снейп взял в руки конверт и замер. Белла заметила, как шевелятся его губы, произнося написанные на пергаменте инициалы.
— Это письмо Маргариты, — ответила она, — я давно должна была отдать его тебе, но ждала подходящего момента. Это очень важно, Северус, ты должен прочесть…
— Извините меня, — зельевар поднялся, сунул письмо в карман и вышел из кухни вместе с малышкой.
Закрывшись в лаборатории, Снейп сел на стул и поудобнее устроил засыпающую Пенелопу на своих коленях. Пару минут он просто сидел, погруженный в свои мысли, но потом все же вынул из конверта исписанный пергамент. Угол конверта и само письмо с того же края было запачкано засохшей кровью. Глубоко вздохнув, профессор развернул пергамент и погрузился в чтение.
«Здравствуй, Севви… Надеюсь, ты позволишь мне назвать тебя так в последний раз? Да, мой хороший, именно в последний, ведь если ты держишь в руках это письмо, значит, меня уж нет в живых. Если же я выживу в этой чертовой схватке, ты никогда его не увидишь, я самолично сожгу его собственными руками, а пока оно будет храниться у человека, которому я доверяю больше, чем самой себе. Я попрошу его, и он передаст его тебе, если со мной что-то случится, вот только не уверена, смогу ли я сказать тебе в глаза то, что осмелилась предать бумаге.
Тебе всегда казалось, что ты знаешь меня, но мы никогда не затрагивали одной темы — причины, по которой мы вступили в Орден Феникса. Почти у всех, кто сражается с нами бок о бок, она есть, кто-то, как и мы, держит ее в себе, кто-то кричит о ней на каждом углу, бравируя этим и страшно гордясь своей смелостью, но только мы двое запрятали наши тайны в такие потаенные уголки души, что не только Волан-де-Морту, а и самому черту никогда не добраться до них. Ты согласен, Севви?
Севви… Ты так всегда сердился, когда слышал это имя, фыркал, как рассерженный хомяк и смешно морщил нос. Я почти вижу твою надутую физиономию и две складочки между насупленными бровями… Знаешь, Севви, я бы могла называть тебя так каждый день, каждую минуту, не потому, что мне нравится тебя обижать, а потому, что ты просто чудо, когда сердишься. Как бы я хотела вернуться к тебе навсегда, чтобы ни войны, ни Волан-де-Морта, только ты и я, и твои сердито надутые губки.
Когда мы познакомились, ты помнишь этот день, Севви? Нет, не смей говорить, что на собрании Ордена, не разрушай последнюю надежду, я хочу до последнего верить, что ты помнишь не только Маргариту Альварес, но и Мари Дюбуа, ту самую, что ты спас у озера.
Опаньки! Не ожидал, родной мой? Ты ведь и думать забыл о глупой девчонке, которая едва не стала завтраком для гигантского кальмара. Хочешь напомню?
Впервые мы встретились вовсе не на собрании. Когда ты учился на седьмом курсе, в Хогвартс из Шармбатона приехала группа четверокурсников для (как сказал Дамблдор во время приветственной речи) «обмена знаниями и установления дружественных связей». Среди них была и я, Мари Дюбуа.
Какого черта меня понесло тогда к этому озеру, я уже не вспомню — поверь, пыталась, и не раз. Ты вытащил меня из воды и даже отдал свою мантию, чтобы согреть, а потом проводил обратно в замок, прямо в больничное крыло. С тех пор ты стал моим героем… Но моим Богом стал для меня совсем другой человек.
Я переехала из Франции в Лондон, только чтобы видеть его хоть изредка. Прекрасный волшебник, ответственный работник, порядочный семьянин… Мне не на что было надеяться, Севви, да и зачем? Дышать с ним одним воздухом стало для меня наибольшей наградой.
Ты знаешь, Севви, мы даже дружили… И я вскоре научилась улыбаться, когда он расказывал про свою милую Лили, и про то, как маленький Гарри толкается ножками, и вот еще совсем чуть-чуть, и он будет не только мужем, но и отцом.
Потом его сын появился на свет, я радовалась вместе с ним. Иначе было нельзя, он весь светился от счастья, подпитывая этим светом всех, кто попадал под его лучи. Вот тогда мне и нужно было уехать. О, Мерлин, Севви, ну почему, почему я этого не сделала?
В тот вечер я вовсе не ждала гостей, тем неожиданнее для меня прозвучал стук в дверь. Люди были напуганы до крайности разбоями, творимыми Волан-де-Мортом, я не была исключением, но за дверью оказался он. Весь промокший от дождя и пьяный вдрабадан.
Из того набора слов (кстати, немаленького), что он на меня вывалил, я выяснила причину его появления. У них были гости, кажется — его друзья, они немного выпили, стали вспоминать былое и тут он принялся поливать тебя грязью. Лили рассердилась и они крепко повздорили. Он вылетел из дома, злой как черт, и по непонятной причине направился ко мне. Я отправила его в ванную, чтобы этот дурачок не простудился, а когда принесла ему чистое полотенце и просунула в дверь, то он втащил внутрь не полотенце, а меня…
Я была так благодарна ему, что он ушел до того, как я проснулась. Не знаю, смогла бы я смотреть ему в глаза… И тогда я просто позорно сбежала, собрала свои вещи и уехала во Францию.
Бежать, как оказалось, было уже поздно. Через три месяца я узнала об убийстве его и Лили, а еще через полгода родила двух девочек-близнецов.
Жизнь никогда не стоит на месте, как бы нам того не хотелось. Через два года я вышла замуж за испанца, который работал в нашем, французском посольстве, отсюда и фамилия, не давшая тебе распознать меня с самого начала.
Волан-де-Морт исчез, но его последователи были живы, и никогда, ни на одну секунду не переставал работать Орден Феникса. Я была там с первого дня, только под прикрытием, не афишируя своего занятия даже перед мужем. Я родила Федерико двоих сыновей, а еще через несколько лет, в тот год, когда Фрида и Джил поступили в Шармбатон, за всеми членами Ордена началась массовая охота.
Я по сей день спрашиваю себя, как я смогла выжить в тот миг, когда увидела своего мужа и пятилетних сыновей почти растерзанными в клочья? Только мысль о возмездии и дочерях, надежно упрятанных в Шармбатоне, заставляла меня жить дальше, но если бы ты знал, Севви, как же я не хотела этой жизни.
Теперь мне не нужно было прятаться и я пришла в Орден в открытую, не только ради своих дочерей, но и ради его сына, ведь Гарри как никто нуждался в защите. И тогда я вновь встретила тебя, но ты не узнал меня и даже не вспомнил. Не царское это дело…
Глядя на тебя, Севви, мне вспоминалась ассоциация моего сына Бернара, что-то вроде детской логики. Когда ему и Франсуа было по три года, я читала им книжку и Бернар, услышав слово «запугивать», сказал: «Это значит — застегивать на все пуговки, да, мама?» Вот и ты, Севви, был словно застегнутым на все пуговки. Людям, что знали тебя, было просто лень расстегнуть парочку и заглянуть в глубину, а вот я не поленилась. Как ты не старался «запугиваться» от меня, я все равно пробралась под твою защиту, ведь я знала, что ты совсем не обычный человек. Ты всего лишь обычный герой. Пока другие шарахались от тебя, придумывая различные прозвища, самым приличным из которых было Упырь, я медленно расстегивала пуговки одну за одной, а ты даже не замечал этого. А потом я попросила Дамблдора поставить нас в пару на выполнение задания.
Какая разница, Севви, что мы знали друг о друге ровно столько, сколько могли позволить? Главное, что мы были, мы жили, несмотря ни на что, и впереди маячило затянутое туманом будущее, в которое гораздо легче поверить, если с тобой рядом есть герой. Пусть даже он смешно морщит нос и так и норовит застегнуть пару пуговок, как только ты отвернешься.
Беременность стала для меня полной неожиданностью. Просто потому, что когда я рожала сыновей, мне удалили один яичник, и недвусмысленно дали понять, что детей у меня больше не будет. Тем не менее, я не могла себе позволить иметь детей тогда, когда не была уверена в их будущем. Однажды я уже совершила подобную оплошность.
Скажи, Севви, как ты смел смеяться над Трелони, если сам обладаешь даром предвидения? То фото в рамке, где мы с тобой посреди цветочной поляны, той самой, на которой мы едва не остались навсегда, если бы не твоя интуиция, то самое фото, что я везде таскала с собой… Почему ты засунул в рамку записку именно тогда, когда я поехала во Францию якобы по делам Ордена, а на самом деле избавиться от нашего общего будущего? Ты ведь знал, что я уроню его на пол за минуту до того, как мне принесут это чертово зелье? Знал, что рамка разобьется, а зелье отправится в раковину? Бордовые потеки на белом — это очень красиво…
