— Если они вообще существуют, — напомнил полковник свою позицию. — Кажется, Йейтс и вас заставил в этом усомниться.
— Однако вы поспешили мои сомнения развеять, разве не так?
— Я всего лишь сказал, что Меритсегер где-то рядом, и реально существует: хоть в потустороннем мире, хоть в нашем физическом. А все что касается тайных вождей, это выходит за рамки наших интересов. Вряд ли за их образами скрываются кровопийцы. Во всей этой истории чувствуется влияние Блаватской. Скорее всего, Йейтс прав, и Матерс просто придумал своих вождей, только чтобы Орден был ничем не хуже Теософского Общества. Вы только вспомните тот фурор, который произвела Блаватская своим появлением в Лондоне в 1887 году. Я удивляюсь, почему мы подозреваем в потрошительстве Орден, а не последователей Блаватской, раз уж на то пошло.
— Потому что некоторые из них уже покинули Теософское Общество и присоединились к Ордену Золотой Зари.
— А вы правы, — неожиданно подал голос Стэнли. — Я ведь узнавал. Оказывается, Весткотт был среди друзей Блаватской, знали её лично и брокер Гарднер и преподобный Эйтон. Поэта Йейтса Блаватская лично выгнала из рядов теософов. А Матерс является почетным членом Теософского Общества. Так что, в Ордене состоят как минимум пять блаватистов.
Полковнику невольно вспомнился фотопортрет русской эмигрантки. Её неприятные водянистые глаза невольно заставляли провести аналогию с глазами белых кровопийц, хотя Блаватская не шла с ними ни в какой сравнение. Лет девять назад ей первой пришло в голову потчевать публику смесью из различных вероучений и ложных чудес, и это принесло свои плоды — публика, если и не поверила в эти россказни, то привыкла к ним.
— За последние лет пятьдесят, — решился озвучить свои мысли вслух полковник, — то и дело слышишь о спиритистах, теософах, мудрости восточных религий и несостоятельности христианства. И никого кроме меня это, как будто, не возмущает.
— Не думал, — с улыбкой произнёс сэр Джеймс, — что вас так задевают новые духовные веяния.
— Я не добропорядочный христианин, что поделать, но все происходящее в последние годы напоминает надувательство.
— Кстати об Учителях Блаватской, тех самых махатмах, — вдруг сказал Стэнли. — Я читал о них. Один из них живет в тибетской пещере, — и, поочередно посмотрев в глаза полковнику и Грэю, добавил, — под землей.
— Успокойся, Стенли, — поспешил отреагировать полковник. — Это в фантазиях Блаватской он живет под землей. На самом деле, этот махатма не то, что там не обитает, его вообще не существует.
— Откуда вы знаете? — уязвленно бросил Стэнли. — Это только голословное отрицание.
— Утверждения о его реальности не менее голословны.
Сэр Джеймс поспешил прервать намечающуюся словесную перепалку и сказал:
— Так может, стоит прояснить это вопрос? Я имею в виду махатм Матерса, этих пресловутых тайных вождей.
— И где прикажете их искать?
— Вы, полковник, кажется, не так давно были готовы пуститься в дальнее путешествие.
— В Каир? — удивился полковник. — А вы, помнится, были против.
— Я и сейчас не прошу вас ехать так далеко. Я имел в виду Париж. Вы же любите рискованные прогулки под землей. Так вот, катакомбы Парижа — это как минимум триста километров тоннелей, пещер, каменоломен и шесть миллионов захороненных там останков и неизвестное количество вполне себе живых обитателей.
Полковнику такое предложение не пришлось по душе. Подземный Париж не зря сравнивали со швейцарским сыром. Многие поколения каменотесов добыли из глубин столько строительного материала, что полое основание города в любой момент могло обрушиться вниз в самую преисподнюю, белым кровопийцам такое посягательство точно не пришлось бы по вкусу. А ещё в Париже затеяли строить метро, хотя, с его готовыми подземными тоннелями это было бы не сложно. И это не понравится белым ещё больше, и в Париже повторится лондонское противостояние за подземные дороги.
— Я думал, вы катафил, — поймав на себе недовольный взгляд полковника, Грэй поспешил пояснить, — любите подземелья, катакомбы и все, что внизу.
— С чего вы решили, что мне это нравится? Это всего лишь моя работа, которую за меня никто не выполнит.
— В этом вы правы. Так что, поедете в Париж искать подземных тайных вождей Матерса? У меня даже есть для вас новые документы, где вам по прежнему сорок два года.
— А что случилось со старыми, — спросил Стэнли, на что получил ответ полковника:
— А по старым мне пятьдесят семь лет. Не очень-то реалистично, ты не находишь?
— Ну да, конечно, — согласился молодой человек.
— Так что вы решили, полковник? — продолжал наседать Грэй.
— Не так давно вы запретили мне спускаться в под-Лондон. С чего вдруг вы хотите отправить меня в парижские катакомбы? Вам и мое давнее путешествие под Дублином не пришлось по душе.
— Конечно, не пришлось — ушли с вечера в подземелья, кишащие белыми, а на утро не вернулись в гостиницу, и не понятно где вы и чем вам помочь. А оказалось, вы предпочли морскую прогулку в компании четырех подозрительных личностей. И как мне за вас не переживать? Когда отправитесь в Париж, будете телеграфировать мне дважды в день с докладом, что собираетесь делать в последующие двенадцать часов.
Полковнику такая перспектива крайне не понравилась. Ему не хотелось ехать в Париж, не хотелось бродить в затхлых катакомбах, где черепа взирают пустыми глазницами со стен на каждого вошедшего. Причина тому нежелание надолго расставаться с Идой или нежелание встречаться с белыми, он так для себя и не уяснил.
— Так что вы скажете на мое предложение?
— Я внимательно выслушал доклад Стэнли. Для начала было бы неплохо побеседовать с несколькими орденцами здесь, в Лондоне. А Париж подождет.
28
Яркая вспышка пробилась сквозь опущенные веки и быстро погасла. Том проснулся от холода, пробиравшего до костей, и попытался притянуть к себе одеяло, но и оно ничуть его не согрело.
Рядом послышались тяжелые вздохи. Разлепив глаза, Том не без усилия повернул голову к Флоренс. Казалось, её снова посетил дурной сон: глаза быстро двигались под сомкнутыми веками, а грудь вздымалась в тяжелом дыхании.
Взгляд Тома скользнул вниз по обнаженному телу любовницы, и он увидел, как мышцы её живота лихорадочно сокращались волной, одна рука судорожно сжала подушку, другая — стягивала простынь, а ноги были согнуты в коленях и широко раздвинуты. Теперь Том отчетливо услышал вырвавшийся сладострастный стон.
Томасу было трудно поверить и принять тот факт, что эфемерные сны доставлял Флоренс несравненно большее удовольствие, чем его любовные ласки. Укол ревности вынудил Вильерса потрясти Флоренс за плечо, чтобы разбудить, но она не проснулась, а только сильнее застонала. Вильерс предпринял ещё одну безуспешную попытку, даже ущипнул Фло, но и это не помогло — сон был слишком глубок. Озадаченный и расстроенный, он устало присел на кровати и ещё раз глянул на разгоряченную любовницу. Тело её содрогалось ещё сильнее и неестественнее, словно под действием чьих-то толчков, а бедра и ягодицы Флоренс похотливо двигались в нарастающем ритме.
А Тому становилось все холоднее, в затылке неприятно тянуло, а чувство неясной тревоги щемило в груди. Вслушиваясь в неистовые стоны, Томасу становилось неловко, будто он здесь третий лишний, и вместе с тем обидно. Порываясь уйти, он в последний раз взглянул на Флоренс и в ужасе замер. То, что он увидел, не могла быть игрой мышц или обманом зрения.
Тело женщины билось в яростных судорогах, а по нему скользила нечто невидимое. Кожа прогибалась под чужим весом, а на животе, предплечье и боку таяли белые следы. Внезапно грудь Фло сжалась, а на ней вырисовался отпечаток незримой пятерни.
Том тут же слетел с кровати на пол. Сознание разрывали искры страха. Присутствие чего-то злобного и необъятного явственно посетило его. Оно ненавидело Тома, как и все живое в этом мире, оно сеяло только злость и холод.
Томас судорожно попятился назад, дальше от дьявольского ложа, пока со всей силы не наткнулся спиной на холодную ножку торшера и в панике не опрокинул его. Грохот громадины и звон разбитой лампы взрывом отозвались в голове.
— Том, где ты? — пробивался сквозь пелену полузабытья тревожный голос Фло. — Что ты там делаешь?
Он понял, что инстинктивно закрывает голову руками, когда Флоренс нежно прикоснулась к нему.
— Что с тобой?
— А ты?.. — еле выдавил из себя Вильерс.
— Что я? — удивленно взирала на него Флоренс. — Это ведь ты лежишь на полу.
Взгляд её был нежен и полон сочувствия, но Томасу от этого не стало легче. Он взял Флоренс за руку, потом отпустил и притянул другую, затем провел ладонью по её животу, развернул спиной и снова лицом к себе. Ни синяков, ни других следов того, что ещё минуту назад они были в этой комнате не одни, на её теле не осталось.
Флоренс укоризненно смотрела на юного любовника.
— Что с тобой?
— А ты не помнишь? — дрожащими губами произнёс Том.
— Что я должна помнить? Я проснулась от шума, ты здесь, торшер на полу.
— А сон?
— Какой сон?
— Твой. Ты его помнишь?
На лице Флоренс отразилось недоумение, будто она и вправду ничего не понимала.
— При чем тут мои сны?
Томас не находил в себе сил и дальше оставаться в этой жуткой квартире, даже взглянуть в сторону злополучной кровати ему было боязно. Вильерс не стал дожидаться утра. Наспех одевшись, он покинул озадаченную своим странным поведением Флоренс и без всяких объяснений выбежал на улицу.
Огни уличных фонарей почти не освещали дорогу, и от того Вильерсу ещё больше становилось не по себе. В полумгле он не сразу заметил, как под газовым фонарем кто-то стоит. Представив, как глупо он выглядит со стороны, Том поспешил замедлить шаг и придать лицу безразличное выражение скучающего и ничем не напуганного человека. Темная фигура стала ближе, и Том понял, что в ней не так. Перед ним предстала мусульманка в черной чадре, полностью закрывающей лицо и руки не говоря уже об остальных частях тела. Первое что пришло Томасу в голову, так это, что женщина, а может и молодая девушка, потерялась в незнакомом городе, куда приехала с мужем или отцом и сейчас напугана и растеряна куда больше чем он сам. Наверняка она не знает, куда ей теперь идти, а главное, не знает языка и не может ни к кому обратиться за помощью.
— Простите мисс... мадам, — начал Том, но женщина в чёрном даже не пошевелилась. — Вы, верно, заблудились. Может, вы назовете гостиницу, где остановились, и я провожу вас?
Молчание было ему ответом, и оттого становилось неловко и тягостно.
— В этот час опасно оставаться на улице одной. Я вас не обижу. Я только хочу помочь.
Том очень надеялся, что она, если и не поймет ни слова из того что он ей сказал, так хотя бы уверится в его добрых намерениях. В мыслях Томас усмехался над пугливостью восточных женщин, и вместе с тем дивился, до чего же неподвижна незнакомка, будто она каменная статуя, которую накрыли черным полотнищем.
Невольно Том протянул руку, чтобы дёрнуть материю и узнать, какую тайну она скрывает, как женщина отпрянула назад. Это было первым её движением за всё время, что Том пытался до неё достучаться.
— Таф пришел, — раздался звонкий голос из-под покрывала, явно молодой.
Странный, ни на что не похожий акцент, заставил Тома призадуматься, из какого уголка планеты приехала в Лондон его обладательница. Ему показалось странным, но голос девушки не звучал напугано, а скорее даже озорно, что в столь поздний час выглядело крайне странно.
— Простите, так вас отвезти к Тафу? Скажите где он, и я охотно это сделаю.
— Ты видел, но не видел.
Странная фраза, даже не вопрос, с двумя взаимоисключающими понятиями ввела Тома в легкий ступор:
— Простите, я никого здесь не видел.
— Таф пришел, не ушел. Тебе нельзя его не видеть.
Новые словестные загадки из-под покрывала уже заставили Тома пожалеть о собственной отзывчивости. Теперь ему хотелось побыстрей отделаться от девушки в чадре и пойти домой.
— Он искал мудрицу, а тебе он отдаст злобу и заберет жизнь.
— Если вы не хотите, чтобы этот Таф застал нас вместе, хорошо, я уйду.
В подтверждении своих слов Том успел развернуться и готов был пойти прочь от странной чужеземки, но она продолжала говорить.
— Таф творит во тьме, он единое сущее в бездне тьмы. Владыка Вселенной сей не даст тебе света на пути тьмы.
Слова, словно заклинания, такие знакомые его слуху, заставили Тома остановиться и подумать, где он уже слышал подобное. И вскоре он вспомнил.
— Так вы из Ордена Золотой Зари? — полушепотом вопросил незнакомку Том.
Он приблизился к фигуре в покрывале, чтобы подать ей тайный знак приветствия, как его обучили на церемонии посвящения в неофиты. В ответ из-под черного полотна вынырнула белая кисть руки — абсолютно белая, и даже белее, чем можно себе представить, и какой не может быть у живого человека, если он не...
Не в силах оторвать взгляд от жуткой почти светящейся во тьме кожи, Том узрел, как рукав зашевелился, и вокруг ладони обвилось такое же белое щупальце. Когда щупальце расправило капюшон и угрожающе зашипело, Том понял, что это кобра, и она готовится к прыжку прямо на него. Стоило змее кинуться, как белая рука сжала чешуйчатое тело.
Томас бежал без оглядки.
— Таф тебя видел, а ты не видел, — раздалось эхом вслед.
"Она вобрала своим лоном твои силы, но не отдала своих", — монотонно проскользнула чужая мысль в его голове. — "Все украденное у тебя она дарит духу из бездны. Пока он рядом с ней, она не вернет лапы стража. Пока ты рядом с ней, она будет ублажать его. Помоги мне — покинь её. Покинь её... Покинь... Покинь..."
Ноги свело от бешеного бега, но Том был не в силах остановиться. Животный страх заглушал вторгнувшийся голос, что заставлял оставить Флоренс.
Не помня себя, Том оказался у порога знакомого дома. Разбудив недовольную миссис Рэдфорд, чтобы та разбудила якобы спящего полковника, Том сбивчивым голосом затараторил:
— Я видел ее! Меритсегер! Здесь, в Лондоне, на Кинг-стрит!
Полковник поспешил втащить подчиненного в дом и попросил хозяйку оставить их.
— Знаешь, Вильерс, — протянул полковник, с тревогой глядя на трясущегося молодого человека, — тебе надо выпить.
Вдвоём они прошли на кухню, где полковник поспешил откупорить бутылку ирландского виски. Незаметно для самого себя Вильерс осушил стакан, но облегчения не почувствовал.
— Давай ещё, — предложил полковник и подлил алкоголя в стакан, — тебе нужно.
— Откуда вы знаете? — Рациональная мысль пришла в голову Тому явно не к месту. — Вы же сами не пьёте.
— Да, — признал полковник, — давно кончились для меня славные деньки кутежей. Зато теперь я частенько вижу, как этим занимаются другие. И заметь, вижу незамутненным глазом.
— А я... — начал было Том, и тут же закрыл лицо руками, — лучше бы и не видел ничего... Её рука... и кобра...
И он рассказал об увиденном и услышанном на улице, не забыв упомянуть о своих чувствах и страхах:
