— Как не взошло? — удивленно вопросил Стэнли.
— Его окутал горячий туман. Он опустился на воду, обжигал и душил тех, кто продолжал плыть на кораблях и лодках. Серые хлопья сыпались из черных туч на воду, но не тонули, а покрывали океанскую гладь. Серая корка застыла на воде. Волны больше не плескались о борта, корабли и лодки застыли на месте, словно вмерзли в льдины. Шли дни и недели, стон проносился над бесконечными просторами. У беглецов не осталось воды и пищи. В отчаянии они, голодные безумцы, прыгали за борт на серую пористую корку, пробивали её и беззвучно шли на дно. Там они нашли покой. Но стойкие духом не сдавались. Они поедали сырое мясо своих попутчиков, пили их теплую кровь. И за их злодеяние небеса ниспослали им знамение. Во тьме дня на небе появилась красная дуга. С каждой ночью она становилась все шире и шире, пока не стала шаром, кровавым оком. Время от времени оно взирало на вероломных убийц, а они продолжали пить кровь своих братьев, своих отцов, своих детей. Прошли годы, и море выпустило их из плена. Лодки пристали к берегам неизвестных земель, сраженных всё той же тишиной. Люди брали редкие плоды, но не могли есть их. Они подходили к тоненьким ручейкам, но уста их не принимали воды. И поняли люди, что отныне прокляты они красным светилом и не могут более ничего вкушать, только кровь своих ближних. В плаче люди кидались обратно в пучину моря, но море их не принимало. С воплем они разбивали руки о камни, но раны их вмиг затягивались. Смерть забрала всех кто жил в Стране Десяти Городов, но о бежавших забыла, ибо презирала их кровавое племя. Так беглецы из страны мертвых городов разбрелись по земле, встречая живых, кого смерть все ещё любила. Прошло много времени, когда густые облака рассеялись, и солнце вновь осветило землю. Пьющие кровь вспомнили как раньше, в своей далёкой утраченной стране они молились ему с высоких гор. А теперь, после долгих лет тьмы, солнце слепило им глаза и обжигало кожу. Отвергнутые, они коротали дни в тёмных пещерах, а ночью под неусыпным оком растущего и убывающего светила выходили наружу и проклинали его.
— Растущее и убывающее? — переспросил Стэнли, не понимая, что она имеет в виду. — Вы говорите о луне?
— Мертвый камень, — проговорила Мери, в презрении выплевывая каждое слово. — В нем нет своего света. Он крадет его у солнца, чтобы ночью бросать его отблеск на нас. Она обитель мертвецов, похититель снов, и смертные — рабы его.
— Вы вправду ненавидите луну? — задал вопрос Стенли, которому и сам удивился. — А солнце восхваляете, даже несмотря на то, что не можете под ним жить? Знаете, Мери, это странно.
Белая оценивающе посмотрела на молодого человека, прежде чем спросить:
— Ты признаешь величие единого Бога?
Стэнли неуверенно кивнул.
— Но ты не можешь увидеть его.
— Нет, конечно, — признал он
— Говорят, только чистые сердцем могут увидеть божественный свет, не ослепнув. Этот свет окутает их любовью и подарит их душам жизнь вечную.
— Вы тоже можете жить вечно.
— Мое тело никогда не узнает смерти, — возразила она, — моя душа навеки заключена в нём. Мои глаза не смогут увидеть солнца, как и ты не сможешь узреть своего Бога, пока не станешь чист душой. Пока я не укреплю свой дух, солнце не примет меня, не обнимет теплыми лучами, не даст узреть всё, что оно освещает. Пока я бела, оно не любит меня.
Такой теологии Хьюиту ещё не приходилось слышать. Более того, он и представить себе не мог, что белые боготворят солнце, а вовсе не проклинают. Напротив, это луна им чем-то не угодила.
— Вот видишь, Стэнли, — ухмыляясь, обратился к нему майор Сессил, слушавший со стороны весь этот разговор, — теперь ты знаешь допотопную историю человечества. Можешь смело писать научную работу. Конкурентов у тебя не будет.
Его шутка ещё больше расстроила молодого человека, ведь серьезные ученые не верили в Потоп.
— Не переживайте за меня, майор. С десяток статей по истории Древнего Египта я точно напишу.
— Ну-ну.
— А что не так? — оскорбившись таким пренебрежение, спросил Стэнли.
— Ты хоть представляешь, как выглядели древние египтяне?
— Конечно, — без тени сомнений заявил молодой человек. — Остались барельефы, росписи в храмах...
— Это те, где все люди и нелюди нарисованы в профиль? — иронично уточнил Сессил.
— Есть ещё скульптуры.
— Вот оно что, — кивнул майор и не удержался от улыбки.
— А что вас не устраивает? — раздраженно поинтересовался Хьюит.
— Разуй глаза. Я прожил в колониях десять лет. Не то, чтобы я сильно разбираюсь, чем пенджабцы отличаются от тамильцев и бенгальцев, но посмотри на неё, — и он махнул в сторону оторопевшей Мери, — это же типичная индианка, только побелевшая.
Доля разумного в его словах, определенно, была, и Стэнли показалось, что если напрячь фантазию и представить Мери смуглой темноглазой брюнеткой, индийские черты лица в ней определенно будут проглядываться.
— Индия и Египет лежат слишком далеко друг от друга, — только и смог возразить Стэнли.
— Вот ты мне и скажи, как в древние времена индианка смогла добраться до Египта. Пешком с караваном или вплавь на папирусной лодке?
— Мери, — обратился к ней Стэнли, — так вы бывали когда-нибудь в Индии будучи смертной?
— Нет, — твердо заявила она. — Я родилась в Черной Земле. Мой отец прожил там все свои дни.
— Вот видите, майор, вы ошибаетесь. Мери родом из Древнего Египта.
— А по-моему, эта дамочка очень сильно дурит тебе голову. Ты хоть спрашивал, сколько ей лет?
— В древности время исчисляли совсем иначе. Боюсь, Мери не поймет, как правильно ответить на это вопрос.
— А ты задай его правильно. Например, какой фараон правил, когда ей было двадцать лет?
Хьюит согласно кивнул.
— А правда, Мери, кто был правителем, когда вы были молодой девушкой?
— О, то был наследник двух владычиц, любящий истину, Мерид Немат.
Стэнли не на шутку задумался.
— Это личное имя или тронное? — спросил он, так как подобного имени историография не знали.
— Это имя правителя, — чуть обиженно произнесла Мери.
— Ну, хорошо. А чем он прославился? Какие земли завоевал?
Вопрос поставил Мери в тупик. Про войны она ничего не знала, потому что, "это дела воинов". Все интересное в жизни Египта для неё как дочери архитектора сводилось исключительно к строительству храмов, лабиринтов и пирамид, но Стэнли эти факты никак не помогли сориентироваться во времени.
— А что было после вашего перерождения? Долго вы ещё оставались в Египте?
— Семьдесят два раза разливался Итеру, пока я жила в нижнем Менфе. А потом пришли гонители. Они обращали всех в свою веру, рушили храмы и статуи богов, снимали камни с пирамид. — При этих словах на её лице отразилась неподдельная скорбь, будто картины падения родной страны вновь пронеслись перед её глазами. — Многие предали свою веру, и тогда их жизни забрала черная смерть.
— Так это были гиксосы? — завороженно спросил Стэнли, — гиксосы завоевали Египет?
— Нет, — покачала головой Мери, — Они говорили — мамлюки.
Хьюит открыл было рот, но слова словно застряли в глотке. Сессил тут же задорно рассмеялся, а смущенная Мери то и дело непонимающе бросала взгляд с историка на майора.
— Мери, вы что-то путаете, — попытался разубедить её Стэнли. — Мамлюки пришли в Египет намного позже, тысячи лет прошли.
— Нет, — протестовала она, — семьдесят два года, — и чуть менее уверено добавила, — или сто семьдесят два.
— Слушай, Стэнли, — уняв смех, обратился к нему майор, — если мамлюки отвоевали Египет у фараонов, ты просто обязан доложить об этом в Королевское Общество.
— Да нет же, — не унимался Хьюит, — Мери просто путается во времени. Мери, может вы пробыли в нижнем Мемфисе намного больше?
— Да-да, — вторил ему Сессил, — и не заметили, как прошло две тысячи лет. Стэнли, кончай со своими расспросами. Никакая она не египтянка. Во-первых, у неё все и так на лице написано, во-вторых ты и сам все слышал.
— Нет, не слушай его, — отчаянно воскликнула Мери и ухватила молодого человека за руку, от чего тот невольно поёжился. — Я говорю правду о былом. Все мои слова — истина, в них нет лжи.
— Но, Мери, мамлюки были мусульманами. А Древний Египет пал задолго до рождения пророка Мухаммеда.
Мери бессильно покачала головой и выпустила его руку.
— Ты такой же, как грабители пирамид, — тихим понурым голосом произнесла она. — Ты не хочешь верить, ты тоже сочиняешь то, чего никогда не было. Ты тоже не умеешь читать папирусы и надписи храмов. Ты не любишь истину, как любил её Мерид Немат. Ты сам как грабитель.
— Кого же я ограбил?
— Мое прошлое. Ты думаешь, его никогда не было. Значит и меня не может быть.
После этих слов, Мери больше не желала говорить со Хьюитом. Молодой человек не на шутку взволновался, что навсегда потерял доверие белой, но, с другой стороны, она сама подорвала его доверие к собственным словам. При первом удобном случае Стэнли поспешил поделиться своими переживаниями с полковником Кристианом как старшим и мудрым сослуживцем.
— Полковник, я вовсе не хотел её обидеть, — оправдывался Стэнли. — Но если она считает, что жила в годы восстания мамлюков, то ей не больше семиста лет. Тогда и речи не может идти о Древнем Египте, фараонах, храмах. Если её отец и вправду был строителем, то только мечетей. Майор Сессил думает, что она всех нас обманывает. А я думаю, Мери просто заблуждается.
— Думаешь, тебе виднее, где и когда Мери могла жить, а ей нет? — насмешливо заметил полковник, а после серьёзно добавил, — Знаешь, Стэнли, что мне сказала Семпрония, когда я заикнулся о её почтенном возрасте? Она сказала, что лично знала Цицерона и Овидия с Горацием, но ей не две тысячи лет, а намного меньше. А Древнего Рима и вовсе не существовало.
— Как это? — обескуражено вопросил Стэнли.
— Это ты историк. Так скажи мне, что такого насочиняли в своих учебниках твои университетские учителя, раз такие почтенные дамы как Семпрония и Мери не признают в академической истории собственной реальности минувших дней? Кому ты поверишь больше, свидетелю истории или кабинетному ученому?
Вопрос поставил Стэнли в тупик. Все-таки в научный подход к истории он верил, но интуиция подсказывала, что Семпронии тоже стоит верить. И уж очень хотелось, чтобы все слова Мери оказались кристально чистой правдой. Вот только исторические факты говорили об обратном.
— А вы, полковник, тоже имеете личные претензии к историкам?
— Разумеется. Правда, не к хронологии, а к оценочным суждениям. Мери ясно дала тебе понять, что недолюбливает археологов не только из-за раскопок. Какую-то неправильную историю по её мнению они воссоздают своими методами. Так что, подумай об этом.
Хьюит припомнил ещё один довод против Мери и произнёс:
— Но майор Сессил говорит, что она похожа на индианку. После всего того, что она мне сказала, я пригляделся и, пожалуй, согласен с майором. Если она родилась в Индии, то, будучи смертной, никакого Египта видеть не могла, ни древнего, ни средневекового.
— А если могла? — лукаво спросил полковник.
— Но каким образом? — поразился Стэнли. — Это ведь огромные расстояния.
— Допустим, её предки вышли из Индии, прадеды жили в Персии, деды в Аравии, а родители уже в Египте.
— Но это же кочевье какое-то.
— То-то и оно.
И тут Стэнли всё понял. Цыгане — кочевое племя, давным-давно покинувшее Индию и рассеявшееся по всему земному шару. По-английски их прозвали "джипси", что значит — египтяне, по-испански — хитанос, что переводится точно так же.
— Ты знаешь, — словно прочитав его мысли, добавил полковник, — на моей родине цыган называют "фараоновым племенем". Наверное, неспроста им дали такое имя. Может они и вправду строили пирамиды в Египте, а с нашествием мусульман перекочевали в Европу.
— Но это же ненаучно, — возразил на его предположения Хьюит.
— Скажи это Мери, — ухмыльнулся полковник. — А может, ты считаешь, что все цыгане мошенники и обманщики? Тогда выбрось всё услышанное из головы и продолжай жить со спокойной научной совестью.
Стэнли ничего ему не ответил. Вера и неверие продолжали бороться внутри его разума. И рационализм одолевал желание поверить в невозможное.
49
В один из дней, когда Джон Рассел неосмотрительно задержался в штабе Общества, его настиг Юлиус Книпхоф и тут же озадачил неожиданном вопросом:
— Известно ли тебе, Джонни, почему русские цари Романовы берут себе в жены исключительно немецких принцесс?
— Нет, — поспешил признаться ему доктор Рассел. — И почему же?
— Все дело в равнородных браках, как они это называют. Жена и мать будущего императора может быть только равной ему по статусу и происхождению. Кроме как в немецких княжеских домах таковых искать больше негде. Так что, теперь огромной Россией правят немцы по крови. — При этом профессор коварно хихикнул. — А нынешняя императрица происходит из гессенского дома.
— Того самого... — начал было Рассел.
— Да, мой мальчик, того самого гессенского дома, насквозь разъеденного гемофилией и порфирией. Один из братьев Алисы Гессенской умер в младенчестве от гемофилии, одна из её сестер бездетна, а другая, что замужем за собственным кузеном, семь лет назад родила больного первенца.
— Гемофилия?
— Именно. Ты знаешь, в чём особенность этого недуга? — Ученик открыл было рот, чтобы ответить, но учитель его недовольно прервал. — Не надо мне талдычить о несвертываемости крови, это я и без тебя много раз видел и знаю. Я говорю о том, — заговорщически зашептал старик, — что эта болезнь поражает только младенцев мужского пола.
Рассел согласно кивнул.
— А ты знаешь, — продолжал интриговать Книпхоф, — что российский престол не может наследовать женщина? Это в вашей империи пятьдесят восемь лет может править королева, а на Востоке все иначе. Наследник должен быть мужчиной и никак иначе. А Алиса Гессенская пока что родила только одну дочь. И будь уверен, она будет рожать до тех пор, пока на свет не появится мальчик. А когда он появится...
Тут профессор сделал многозначительную паузу, чтобы Рассел смог просчитать последствия такого рождения.
— Если русский наследник будет болен гемофилией... — начал было доктор, но профессор не выдержал и закончил фразу за него сам:
— Он не протянет и тридцати лет, как когда-то и герцог Олбани. Он может вообще не дожить до коронации. А это чревато грызнёй за трон всяких родственников, дядей, двоюродных братьев и племянников. В общем-то, после брака Николауса Романова с Алисой Гессенской, для династии вырисовываются безрадостные перспективы. Ты, кстати, знал, что Принц Георг, внук вашей королевы, приходится русскому императору с императрицей двоюродным братом?
— Вот как? Значит Николас и Алиса кузены?
— Да нет же, такие брачные союзы в России запрещены церковью. Хоть у русских и полно варварских обычаев, но некоторые из них, должен признать, весьма полезны. Отец Георга и мать Алисы родные брат и сестра. А матери Николауса и Георга родные сестры. Кстати, ты видел их фотопортреты? Удивительное сходство, словно братья-близнецы.
