Книга 2. И придет волчица... Часть 1

— А-а-ах-х-х... — крик перешел в хрип, изгибавшееся, ломавшееся от боли тело тяжело опало на траву.

— Пройти я не смогу, — заключил Ворон.

— Но что это? Что с ней?

— Она горит.

Ответил старшему наставнику не Салзар. Это сделала сидевшая под деревом девушка в легком полупрозрачном платьице.

— Лафия, — узнал Медведь. Пальцы уже сплетали отпугивающее нежить заклинание.

— Стойте! — перехватил его руку азгарец. — Пусть говорит. Дети ночи видят порою больше, чем мы.

— Да, я вижу, — майла указала на кристалл. — Она горит со своим эльфом. Он горит. И она горит. Это грустно.

— Кто это сделал? Кто?

— Остыньте, Марко. Вы что, не понимаете? Она сама и сделала. Влезла в память стихий...

— В память стихий нельзя войти! Это невозможно.

— Разве до этого ваша ученица не делала ничего невозможного? Что ты еще видишь, лафия?

— Ничего. Только огонь, эльфа и чародейку. Он горит, и она горит вместе с ним. Он не хочет гореть. И она не хочет. Но он ее не отпускает.

— Что значит, не отпускает?! — накинулся на лесное создание Медведь, видя, что Галла уже едва дышит.

— Держит ее, — вздохнула майла, — своими мыслями. Горит и думает о ней. Это красиво. Но очень грустно. Потому что скоро он умрет. И она умрет вместе с ним.

Медведь в отчаянии вцепился себе в волосы.

— Сколько прошло времени? — спросил Салзар. — Сколько ты здесь сидишь?

— Не знаю. Я пришла, когда чародейка стала кричать. Но у меня нет времени. А вашего я не помню. Когда-то знала, но теперь забыла.

— Мы услышали первый крик еще на опушке. Прошло минут пять, самое большее — семь. Марко, очнитесь! У нас еще пять минут, чтобы ее вытащить.

— Как?

— Не знаю. Думайте. Посмотрите на рисунок. Вспоминайте, что это может быть.

— Это похоже... Ни на что! Я не видел такого.

Некромант примерился и отпустил в незримую стену тугую спираль заклинания. Ничего. Подумал и сплел еще одно, более сложное. Безрезультатно.

— Можно нащупать свободные линии и попытаться разорвать ее плетение, — без особой надежды предложил Медведь.

Азгарец покачал головой:

— Здесь нет свободных линий. Ни одна ниточка не висит, все сплетено туго, как кокон. Какая под ней фигура, ромб или квадрат?

Это в равной степени могло быть и то и другое.

Девушка зашевелилась и захрипела.

— Квадрат, — сам себе ответил некромант. — Похоже на контур для воззвания.

— Не похоже. Для воззвания используют пентаграммы...

— Это вы мне говорите?! — возмутился Ворон. — Мне, некроманту, вы станете рассказывать, что используется в ритуалах призыва? Ладно, сейчас не об этом. Контур для воззвания, контур для нежити — есть что-то общее в канве. Фигура, символы по углам и линия... О боги! У вашей ученицы талант сплетать такие несуразицы!

Он еще раз обошел круг, стараясь не смотреть на скрючившуюся внутри девушку.

— Линия, линия... Что-то есть в этой линии... Линия Омсты! — хлопнул он себя по лбу. — Обычная линия Омсты! Только мы видим ее как будто в зеркальном отображении. Нет, ваша Галла определенно нечто! Вы бы додумались до такого?

В его голосе слышалось искреннее восхищение.

— Не додумался бы, — угрюмо согласился наставник. — И не привязал бы себя к памяти горящего эльфа. И не корчился бы в непробиваемом куполе. Что вас так радует, а? Или придумали, как его отключить? Я не мастер смерти, но знаю, что линия Омсты размыкается только с наружной стороны. А в данном случае, мы с вами, если можно так выразиться, внутри — она же исказила потоки.

Он посмотрел на свою ученицу. Бледное лицо. Темные тени вокруг закрытых глаз. Рот перекошен, подбородок залит кровью. И теперь она уже не кричит. Только вздрагивает, делает редкие, слабые вдохи. Иногда ее руки вдруг оживают, и изодранные пальцы судорожно вцепляются в покрытую бурыми пятнами траву.

— Она умирает, — всхлипнула лафия.

Марко удивленно взглянул в ее сторону. Какое дело лесной нежити до какой-то там волшебницы?

— Умирает, — повторила майла. — Это грустно. Мне нравилась странная чародейка. И эльф мне нравился. Но эльфа уже нет. И ее не будет...

— Салзар!

— Я думаю. Не мешайте.

— Думайте быстрее, она почти не дышит!

— Еще есть время. Эльф умирал в течение тринадцати минут...

— Она не выдержит столько! Сделайте что-нибудь! Омстика — ваша специализация. Разбейте контур. Сделайте хоть маленькое отверстие. Я думаю, если убрать кристалл, связь оборвется.

— Резкий обрыв убьет ее.

— Есть другие идеи?

— Если бы... Хорошо, я попробую. Только молчите.

Некромант всмотрелся в окутывавшее девушку плетение. Контур от нежити? Или контур от жити? Линия Омсты проста и понятна: мертвое к мертвым, живое к живым. Здесь же что-то непостижимое. Живое к мертвым? Мертвые к живым? И то, и другое сразу? Извилистая линия обегала рисунок, перекрывая как вход, так и выход. Линия Омсты, до которой не додумалась бы и сама Неизбежная: черта, отделившая от всего света давно умершего эльфа и живую, пока еще живую волшебницу, — мертвое и живое, словно единое целое.

— Смотрите, — указал он Медведю на истонченное место в защите. — Здесь можно разделить потоки. Но я могу гарантировать всего несколько секунд. Успеете достать камень?

— Должен.

Салзар собрался с силами. Работать с чужими чарами сложнее, чем создавать свои. А учитывая то, какие странные чары сейчас ему нужно взломать, в успех почти не верилось. Если бы он знал, то взял бы с собой нож...

— Приготовьтесь, — кивнул он наставнику.

Ворон коснулся наполненного силой рисунка. Купол вздрогнул, серебристые нити зашевелились, словно разбуженные змеи, но вопреки опасениям некроманта, не сплелись еще крепче, а как будто ослабили связь. Шевельнулась внутри круга девушка, тяжело и протяжно вздохнула, и азгарец, вдохновленный успехом, продолжил расплетать окутывающий ее кокон. Напоенное магией кружево поддавалось неохотно и медленно, но поддавалась. Расплетались ниточки, оскудевал питающий их поток. Если продолжать так и дальше, то удастся разрушить защиту полностью. Но рисковать и терять время не хотелось. Образовавшаяся в плетении брешь уже позволяла вынуть кристалл, прерывая связь между прошлым и настоящим.

— Давайте!

Марко протянул руку и тут же отдернул: под внешним, уже потухшим контуром оказался еще один. И слабых мест в нем не наблюдалось.

— Это конец, — прошептал некромант. — Омстика-тэ. Вывернутая, как и все в этом ненормальном плетении! Вы видите? Видите?

— Да, — Медведь опустился на колени и с тоскою провел ладонью по незримой стене.

Плетение, изначально предназначавшееся для того, чтобы удерживать всякого рода умертвия, в исполнении его ученицы стало нерушимой преградой для живых.

— Можно я заберу ее? — присела рядом лафия. — Потом, когда она совсем умрет? Похороню возле родничка. Тоже. Буду приходить еще и к ней.

— Нет, — абсолютно машинально ответил Салзар, глядя на тело внутри темнеющего на глазах круга и понимая, что, как бы он ни старался, уже не может вспомнить ту милую девушку в развевающемся на ветру платье, с которой встретился лишь насколько часов назад. — Нельзя. Мы не знаем наверняка... Галлу... Тело нужно будет изучить, а потом сжечь. Она слишком долго пробыла там...

Черноволосая дочь леса с сожалением вздохнула.

— Теперь сюда никто не придет. И не даст мне читать смешные книжки. Некому будет тут танцевать...

— Заткнитесь оба! — не выдержал Марко. — Не говорите так, словно она уже умерла!

— Она уже умерла, — некромант положил руку на плечо наставника. — Мы ничего не сможем сделать. Ни один живой человек не переступит эту черту.

— А не человек? — спросила вдруг лафия.

Маги не сразу поняли суть вопроса.

— Не человек и не живой переступит?

— Да, — словно зачарованный прошептал Ворон.

— Я переступлю?

Волшебники переглянулись.

— Да, — кивнул некромант, боясь спугнуть предложившую помощь нежить.

— Нужно забрать камень с огнем? — лафия засомневалась. — А он не горячий?

— Нет, не горячий, — торопливо заверил Марко. — Сможешь взять его и отдать мне?

— Вот так? — майла протянула руку и подняла с травы кристалл.

Медведь выхватил камень из ее ладошки и облегченно вздохнул: связь была оборвана, разбуженная волшбой память стихий уснула.

— Сотри круг, — попросил он лафию. — Затопчи ногой, ты можешь. Галла! Галла, слышишь меня? Галла!

Прошло всего несколько секунд, но они растянулись на целую вечность, и в какое-то мгновение этой вечности волшебникам показалось, что они опоздали.

Не желая верить в подобный исход, старший наставник окинул тело своей ученицы магическим взглядом, стараясь выхватить любой, пусть самый незначительный признак жизни. Вот легкий толчок — заработало сердце, прогоняя по венам ставшую вязкой кровь. Тяжелое и медленное движение — раздуваются легкие, принимая в себя свежий лесной воздух. А вот — что-то непонятное, но почему-то радующее и успокаивающее — маленький теплый комочек внизу живота, наполненный силой и светом, будто вся жизнь, что оставалась еще в этом теле, сосредоточилась сейчас в одном месте.

Жива.

— Бедная чародейка, — лафия опустилась рядом с Галлой и провела рукою ее по волосам. — Глупая чародейка. Ходит к мертвым, когда вокруг столько живых. Странная чародейка. Не ходи больше к эльфу, там злой огонь. Приходи лучше ко мне. Будем читать забавные книжки, и вытаскивать из кустов учтивых тэров...

Не веря собственным глазам, маги слушали это нелепое бормотание и смотрели, как майла бережно выпрямляет прижатые к груди руки девушки и укладывает их вдоль тела, проводит пальцами по ее лицу, вытирая кровь, а после...

— Вы когда-нибудь видели что-то подобное? — прошептал Салзар.

Но такого никто и никогда не видел.

Они лежали на земле, вытянувшись в сплошную линию, голова к голове. Человеческая волшебница и любострастное порождение ночного леса. Светлые, почти белые волосы чародейки касались смоляных волос майлы, от которой в сторону девушки струился неспешный поток чистой силы.

— Быть не может, — выдохнул Марко, наблюдая, как затягиваются раны на руках его ученицы, как стирается с прикрытых век мертвенная синева и выравнивается дыхание.

— Что скажешь, чародейка? — улыбнулась, что-то почувствовав, майла.

— Скажу, что ты странная, — сипло прошептала девушка, не открывая глаз.

— Обычная. Придешь завтра танцевать?

— Приду...

— Галла! — очнулся наставник. — Галла ты...

— Она спит, — лафия тяжело поднялась с травы. — Теперь она не уйдет к эльфу, не бойтесь.

— Нужно перенести ее в лечебницу, — произнес Салзар. — Сможете пробить телепорт?

— Да, — Марко обернулся к майле. — Спасибо... У тебя есть имя?

— Сейчас нет, — вздохнула она. — Когда-то было. Давно. Когда я знала ваше время и ела вашу еду. Но если добрый тэр останется, — по изнеможенному лицу скользнула лукавая улыбка, — он сможет придумать мне другое.

— Не сейчас, — усмехнулся Медведь. То, что лафия — это все же лафия и от сущности своей не отказывается, его несказанно обрадовало: и без того слишком много необъяснимого случилось в один день.

Перед ним уже разверзлась воронка портала.

— Я задержусь, — предупредил Ворон. — Нужно проверить место. Неизвестно, что она еще здесь напутала и не стерта ли грань.

— Хорошо, — Марко прижал к себе девушку и шагнул в серый вихрь.

— Тэр чародей решил задержаться? — нежные пальчики пробежали по спине некроманта.

— Да. Но не обольщайся, меня не привлекают создания подобные тебе. Хотя, признаюсь, подобных я еще не видел. Ты же лафия, ты должна забирать силу, а не отдавать.

— Мы берем силу только у мужчин, — пробурчала обманутая в своих надеждах прелестница. — У них много силы. Ее нужно брать, иначе мужчины делают глупости. Когда в них много силы они становятся злыми и делают войну. Война — это плохо.

— Да, тут ты права, — Салзар повел рукою над кругом потемневшей травы. — Война — это плохо. Но все-таки, как ты смогла отдать Галле часть своей энергии?

— Мы умеем делиться с женщинами. Женщины не мужчины, у них не надо забирать силу. Им можно давать.

— Никогда о таком не слышал.

— Потому что обычно мы так не делаем. Мы не любим женщин, а женщины не любят нас. Они думают, что мы воруем их мужчин.

— Разве это не так?

— Не так, — надулась она. — Они сами отдают своих мужчин. Не пускают их в свое сердце и берут у них мало сил. А потом кидаются серебряными вилками.

Ворон улыбнулся. Вилками — это оригинально.

— А чародейка мне нравится, — продолжила майла. — Она ничем не кидается. Толкнула один раз только. Давно. Но я сама виновата. Не увидела сразу, что это ее эльф. Думала, ничей...

Взгляд агатовых глаз сделался мечтательным.

— Хороший был эльф. Красивый. Много силы... У тэра чародея тоже много силы, — промурлыкала она, подступая к Салзару. — Много-много силы...

— Моя сила мне еще пригодится, — отстранился он. — К тому же я — не ты. Мне в голову не лезут фривольные мысли после всего увиденного. И вряд ли мне захочется...

— Захочется, — томно прошептала лафия. — Задержись, и обязательно захочется. Только здесь нельзя — это их место, чародейки и ее эльфа...

Магистр Марко поглядел на вытянувшегося перед ним человека, после на лежащий на столе чистый лист бумаги и снова на вызванного по его просьбе прислужника.

— Нет, писать я не стану. Передашь на словах тэру Эн-Ферро или его жене, что с Галлой все в порядке, и она просто задерживается. Скажи, что она зашла в библиотеку, а я ее оставил. Ясно?

Когда слуга вышел, Медведь возвратился в палату.

— Как она? — спросил он у стоявшего над постелью Гирата.

— По-моему, неплохо, — тихо ответил полуэльф. — Выглядит истощенной, но при той скорости, с которой она пополняет резерв, ей хватит нескольких часов на восстановление. Что же все-таки произошло?

Ответ у старшего наставника был готов:

— Переоценила свои силы. Я дал ей для разбора несколько формул из "Списков Шафра", а девочка решила опробовать их все и сразу.

— Как неосмотрительно, — покачал головой целитель. — Но тэсс Эн-Ферро никогда не отличалась благоразумием.

Девушка на кровати заворочалась.

— Ей не нравится, когда о ней отзываются подобным образом, — с улыбкой заметил магистр Марко.

— Вряд ли она нас слышит.

— Думаете? А мне кажется, она прекрасно нас слышит.

И воспользовавшись тем, что полуэльф отошел к окну, за которым уже полыхало закатом небо, маг склонился к уху ученицы и прошептал:

— Не волнуйся, мы отыщем Феаста, где бы он ни был.

Галла вздрогнула, будто действительно расслышала обращенные к ней слова.

— Отдыхай.

Медведь шагнул к двери, а возвратившийся целитель взялся за узкое запястье, отсчитывая пульс.