Книга 2. И придет волчица... Часть 1

— Да. И ему, и этому азгарскому дознавателю. Мы даже запись просматривали вместе, но так и не разобрались. А ты точно ничего не заметила?

— Нет, — передернула плечами иллюзионистка.

— Старею, наверное, — вздохнула провидица, разворачиваясь к сидящим за столом коллегам. — Мара, милая, у тебя нет лекарства от тяжких старческих дум?

— Есть, — улыбнулась целительница. — Но его я держу для себя. А вам, моя дорогая, нужно другое средство. Гират, ты не принесешь тэсс Девине своей настойки? Гира-ат!

— Да, что? — встрепенулся рассеянный полуэльф. — Настойки? Конечно, сейчас.

— А что это с нашим мальчиком? — спросила Гейнра, когда травник вышел из комнаты. — Он часом не приболел?

— Знаете, — Мара покосилась на закрытую дверь, — Гират ничего не говорит, но мне кажется, он тяжело переживает эти события. Когда ребят похитили, он так сокрушался, что не был в тогда в школе и ничем не сумел помочь. А после поджога посольства несколько дней ходил как неживой.

— Да, я помню, — поморщилась Лона. — На него смотреть было страшно.

— Эльфийская кровь, — заключил тэр Багур. — За своих переживает...

— Кто здесь переживает? — Гират вернулся, держа в руке бутылку из темного стекла.

— Гейнра переживает, что Эвил еще не вернулся, — наскоро соврал наставник водников. — Со следующей длани начинаются летние курсы, а его все еще нет.

— Не волнуйтесь, тэсс Гейнра, — повернулся к молодой наставнице полуэльф, — тэр Эвил успеет вовремя. А для вас у меня есть замечательное средство от тревог.

Он откупорил бутылку, и Багур, принюхавшись, первым подставил чашку, предварительно испарив из нее остатки чая.

Галла

Я больше не стану плакать, солнце мое. Сегодня я пролила столько слез, сколько у иных не случалось за целую жизнь. Сначала в школе, когда смотрела, как тает в огне пожара твоя жизнь. Потом в дороге. После — здесь, на нашей полянке, куда свернула, чтобы не заявляться домой с красными глазами и распухшим носом. Приехала сюда и разрыдалась еще сильнее, увидев, как вымахала трава на утоптанном когда-то пятачке. Но я больше не стану плакать, любимый.

А траву можно снова вытоптать.

Я вынула меч. Сняла, чтобы не мешал, пояс с ножнами.

— Только руку не сильно отводи, теряешь время и открываешься во время замаха. А когда выпад делаешь, немного отклоняйся назад и в сторону...

Я помню, родной. Я все сделаю правильно.

...Свистит по воздуху меч. Сталь клинка отбивает яркие лучи света, и скачут по нашей полянке десятки солнечных зайчиков. Топчут вместе со мной противную траву, что разрослась здесь, словно на неухоженной могиле. А завтра я опять приду, и послезавтра...

— Этот танец тяжело танцевать одной.

Я развернулась на голос, выставив вперед меч. В тени дерева стояла лафия.

— Говорю, этот танец тяжело танцевать одной, чародейка.

— Одной вообще тяжело.

— Я знаю, что случилось с твоим эльфом. Мне жаль.

— Жаль, что так и не затащила его в кусты?

— Нет. Просто жаль. Мне нравилось приходить сюда и смотреть на вас, вон оттуда, — она указала на густую крону высокого клена. — Это было красиво.

Я почувствовала, как вспыхнули щеки.

— Очень красиво, — повторила лафия, растягивая слова. — Вы светились. Даже когда всего лишь танцевали с этими железками.

— Я сейчас тебя этой железкой ткну, нежить беспардонная!

— Ну и ткни, если легче станет. Меч у тебя, поди, не серебряный.

Уходить она не собиралась.

— Что тебе от меня надо? — я опустила оружие.

— Ничего. Живу я теперь здесь, к таким как ты поближе.

— Это с какой еще радости?

— Не от радости, — шмыгнула носом майла. — Опасно в лесу стало. Темных много появилось. Ты скажи своим, чародейка, это же по их части, темные-то. Пусть прогонят их. Тогда и я назад в чащу переберусь.

Сказав это, она зайцем сиганула за ближайший куст, только листочки вздрогнули.

Да, видать не только у меня проблемы — весь мир непонятно куда катится, раз уж лесная нежить стала рядом с магами селиться.

Я подняла с травы пояс и направилась к тому месту, где оставила Яшку. Слезы высохли, с лица сошли пятна, и можно было возвращаться домой.

— Теть Гал, а ты чего с той стороны едешь? — удивился Ласси.

— В лесу была, гостинец тебе везу, — я раскрыла ладонь, на которой лежали четыре ягодки.

— Клубника? А почему маленькая такая?

— Глупышка! — щелкнула я племянничка по носу. — Это земляника. Первая. Скоро ее в лесу видимо-невидимо будет, мы с тобой тогда полную корзину наберем.

— Вкусно, — Лайс-младший разом отправил в рот всю мою добычу. — Только мало. А я домик делаю для котенка. Мама читает, а к папе дядька какой-то странный приехал.

— Странный? — насторожилась я.

— Очень странный. Папа ему говорит: это мой сын. А он сразу: а хвост у него есть?

Отбой тревоги. Лишь один известный мне человек настолько озабочен наличием у членов семейства Эн-Ферро этой выдающейся во всех смыслах части тела.

— Здравствуй, идущий.

— Здравствуй, открывающая.

На столе стояла бутылка и два стакана.

— Присядешь с нами?

— Нет. Вы простите, устала...

Во-первых, пить я все равно не буду. А во-вторых, лишь пару часов назад я поклялась никогда больше не плакать, и если задержусь на этих скупых поминках, могу не сдержать обещания.

Глава 3

Брайт Клари проследил за тем, как наполняется его стакан и поднял глаза на карда.

— На ней ожерелье Левины.

— Как видишь.

— Если бы я знал тогда, что все так серьезно, то придумал бы что-нибудь, чтобы ты остался и может...

— Хочешь внести свое имя в длинный список виновных в его смерти? — поморщился Лайс.

— Я разве еще не в нем?

Выпили. Помолчали.

— Ты потому не появлялся? — нарушил тишину маг. — Боялся, что на тебя сорвусь?

— Боялся, — признался Брайт. — Да и Марега велел тебя до поры не трогать, а ему никак сам герцог приказал. Видно, тэр Катара и себя в тот список определил — как ни крути, но за безопасность посольства он лично отвечал. И маги наши сплоховали, дело до конца не довели, колдуна того не поймали.

— Я и говорю, без тебя виноватых хватает. Так что зря боялся. К тому же мне не до разборок было.

Налили. Выпили. Помолчали.

— А она как?

— Уже лучше.

— Ты знал, что они с Илом?..

— Нет. Все, как ты говорил: в лагере смены долгие, за сестренкой следить некогда.

— Я не про то говорил. А он ей ожерелье отдал. Знаешь, я и не думал, что он его кому-нибудь отдаст, — столько лет эти сказки слушал. Все слушали, и все не верили. Он ведь таким был...

— Каким? — Эн-Ферро сжал кулаки, а в глазах промелькнула угроза.

— Мальчишкой. Вечным мальчишкой, как для меня. Помнишь, как мы впервые столкнулись? Я молодым был, он молодым был, и ты нас, сопляков, всю дорогу уму-разуму учил. А в этот раз встретились? Ты — все такой же умник, я — уже почитай старик, и он — как был мальчишкой, так им и остался, и воспитывать тебе его было еще лет двести, не меньше.

— Все дети когда-нибудь взрослеют, Брайт. К тому же не настолько ты его знал, чтоб так говорить. Где ты с ним пересекался? На Навгасе, когда он в ралли участвовал, а ты на его победу ставки делал, и после вы выигрыш делили? Или на Ино, где вы на пару тот бордель разгромили? А я с ним войну на Раване прошел. Мы на Каэллере сиротский дом после пожара отстраивали и малышню выхаживали. Мы на Леве в Кироти караван из Виссала вели. Я тебе о нем столько рассказать могу, что и длани на этот рассказ не хватит. А ты говоришь, мальчишка!

Налили. Выпили. Помолчали.

— Ты прости, если я в чем не прав, Лайс. Ты его лучше знал — тебе и судить.

— Лучше, да не так хорошо, как хотелось бы, — вздохнул кард. — И в сказки про ожерелье я тоже не верил.

Налили.

— Сынишка у тебя хороший, — решил сменить тему тэр Клари. — Никто в Сопределье и не слышал, что у нашего проводника наследник имеется, иначе мигом бы эту весть по всем мирам разнесли. Где ты его только прятал?

— Я не прятал. Он с матерью на Юули жил, в колонии. А сейчас мир на карантин закрыли, вот я их и вытащил, а то еще лет пять не увидел бы.

Выпили.

— Странная штука, этот карантин, — нахмурился Брайт. — На всех станциях шумят. Шесть миров закрыли. А к чему?

— Врата под новых Хранителей перенастраивать будут, — пояснил магистр Пилаг. — Долгий процесс.

— А чем им старые Хранители не угодили?

— Понятия не имею, — солгал, не моргнув, Эн-Ферро. — Пойди, Гвейна спроси.

Тарский идущий вдруг рассмеялся.

— Извини, — ответил он на недоумение собеседника. — Наши так говорят, когда послать хотят куда подальше: иди ты к Гвейну. Я старика за все тридцать лет только однажды видел. А некоторые вообще его не встречали. В других мирах, я слышал, Хранители своих идущих больше привечают.

Налили. Выпили. Убрали со стола опустевшую бутылку.

— Ну, теперь рассказывай, Брайт, зачем на самом деле приехал. Сказать, что мой отпуск закончился?

— И это тоже. Даже не знаю, как после того раза все это повторять.

— Из охотников Марега не уходят? — криво усмехнулся кард.

— Если бы вы совсем из Марони уехали. Или с Тара ушли. Я, по правде сказать, думал, что ты после пожара так и поступишь.

— Нет. Пока останемся. Нельзя сейчас Галлу с места срывать, здесь у нее хоть школа осталась, приятели.

— Понимаю. Тогда... Тут новый лагерь ставить начали на ближних подступах. Видно, город хотят в кольцо взять. Если решишь, то это не так далеко, дома бывать будешь чаще. А я с Алезом поговорю...

— Посмотрим. Не завтра же заступать. Сколько у меня еще времени?

— Длань. До следующего почина.

— Разберусь, — Эн-Ферро всмотрелся в лицо сидящего перед ним человека. — Только ведь это не все, да?

Идущий кивнул:

— Да. Я на днях из Саела. Не ходил никуда, так заехал: новости послушать, почту проверить.

— И что говорят, что пишут?

— Да есть один слушок. Может это и не связано никак...

— Не тяни!

— Убийца на Таре. Даже больше, я думаю, он уже в Кармоле.

Галла

Мне действительно удалось уснуть. За окном шумело море, кричали чайки, стучал молотком Ласси, сооружая домик для будущего питомца, а я спала и видела сны. В этих снах собирал в кулак штормовые тучи Селлер Буревестник, метал ножи-молнии Фертран Ридо, зомбировала умерших керов маленькая рыжая целительница, а над всем этим, словно пушкинская русалка, со смехом раскачивалась на ветвях черноволосая лафия...

— Галчонок!

...Мглистое облако выползло из оврага, поднялось над землей, принимая очертания человеческого тела, и потянулось ко мне...

— Что? — я села на постели, обрывая грозившее обернуться кошмаром видение.

— Прости, не думал, что ты спишь.

— Ничего. Брайт уехал?

— Да.

— Снова тащит тебя ловить лесных разбойников?

— Вроде того.

— Ну и езжай. Развеешься. Заодно и Ласси от тебя отдохнет. А то ты, смотрю, решил за все восемь лет на мальчишку и любовь отцовскую вылить, и наукой своей кошачьей загрузить.

Лайс со вздохом опустился на пол у моей кровати.

— Плохой из меня учитель, да?

— Только в фехтовании, — я сползла с постели и шлепнулась рядом с ним. — Езжай с Брайтом. Ты же не домашний кот, долгого затишья не выдержишь. Заодно и от школы подальше будешь. Я же вижу как тебя уже гнет этими блоками.

Даже не представляю, чего ему стоило постоянно удерживать защиту, в те дни, когда в наш домик наведывался чтобы справиться о моем здоровье Медведь, или сам кард мотался в орденскую канцелярию, выжимая из магов и судейских подробности расследования. Да и сейчас он все время начеку: лишь немного ослабил блоки и изредка позволяет себе поволшебствовать.

— Езжай.

— Поеду, и буду там круглые сутки за вас переживать.

— А мы здесь — за тебя. Как в самой обычной семье.

— В нашей семье на "обычную" только Мариза тянет, — заметил братишка. — Да и то не в этом мире — с ее-то хвостом и тремя научными степенями!

В Лайсе на самом деле многое напоминает кота. Особенно ощущение тепла и умиротворенности, когда он рядом. Словно я все еще на своей любимой Земле, в старой тетиной квартире, сижу на диване, а под боком сонно мурлычет Лушка.

— Гал, скажи, Иоллар когда-нибудь говорил тебе о Ромаре?

— Да, немного.

Ил редко рассказывал о своих знакомых. Но о Ромаре, эльмарском орке-идущем, и первом мечнике Сумрачного Края, я слышала.

— Брайт говорит, что он на Таре. Может, это — лишь совпадение, но я прошу тебя быть осторожней. С моей репутацией трудно затеряться в Сопределье: любой открывающий с порога сообщит за умеренную плату, в каком из миров можно найти проводника. Спрятаться внутри мира у меня еще получалось на Таре мы с тобой особо не прятались. Так что если Ром нас ищет, он найдет.

— Но зачем? Для чего Ромар Меч станет нас искать?

— Ромар Меч? — усмехнулся кард. — Наверное, только Ил звал его так в последнее время. Остальные давно уже не называют его Мечом. Теперь его зовут Ромар Убийца. И если он нас ищет, то найдет.

В тот день, когда наставник показал мне запись с места пожара, он вдруг решил, что мне нужен дополнительный отдых и отменил все занятия до следующего почина. И теперь я наслаждалась, вернее, пыталась насладиться вынужденным бездельем.

Сначала взялась учить Ласси управляться с кером. Малыш быстро освоился, вошел во вкус, и я стала побаиваться, что теперь мне, чтобы куда-нибудь поехать, придется с боем отбирать у племянничка своего Яшку.

Потом пыталась доказать Маризе, что в ней скрыт кулинарный талант, и совсем не обязательно дожидаться меня, чтобы приготовить вкусный и сытный обед. Это мое начинание успехом не увенчалось, ибо если таковой талант у карди и был, то где-то очень-очень глубоко, под обширными медицинскими знаниями и тоской по полуфабрикатам.

С утра я уходила на нашу полянку, топтала траву и высматривала среди листвы нахальную лафию.

После обеда, когда солнце палило уже не так жестоко, мы всей семейкой отправлялись на пляж. Купались, загорали, возводили песочную крепость, съедали принесенные с собой бутерброды, разрушали песочную крепость (Эн-Ферро тренировал наследника в создании боевых заклинаний) и шли домой. Но даже на отдыхе Лайс избегал Маризу, Мариза шарахалась от Лайса, а мне приходилось объяснять их сыну, отчего его мама и папа совсем не похожи на родителей рыжих девчонок из Уликов: не держатся за руки, не называют друг друга ласковыми именами и не целуются, когда думают, что их никто не видит.

— Может они и целуются, — говорила я, наблюдая, как братец украдкой рассматривает хвост фиктивной супруги в том месте, где тот появляется из прорези в коротеньких штанишках-плавках. — Прячутся от нас и целуются.

Зная легкомысленность господина магистра и его тягу к прекрасному полу, даже странно, что он не пытался закрутить интрижку с поселившейся с ним в одном доме молодой красивой женщиной, да еще и матерью его сына. Хотя, вполне вероятно, что именно последний факт его останавливал.