каламбур, что мы теряем?
— А кто на этой штуке играть умеет?
Махмуд и Мак-Мэд в упор глянули на Ксенобайта. Тот заметно смутился.
— Помнится, в свое время в «Защитнике Отечества» ты изрядно выпендривался, терзая наши уши вырезанной из подручного материала дудкой, — припомнил Мак-Мэд.
Ксенобайт угрюмо глянул на друзей.
— В раннем детстве меня пытались сдать в духовой оркестр, — признался он
наконец. — Видите ли, гитара или пианино казались моим предкам слишком
банальными. Да и с алгоритмической точки зрения...
— Ты не мудри, — перебил Махмуд. — Слабай чего-нибудь, чтобы душа
развернулась...
Программист оскалился, но поднес инструмент к губам. Примерившись, он надул
щеки, выпучил глаза и извлек из него долгий, протяжный, завывающий звук, напоминающий корабельную противотуманную сирену.
Звук прокатился по подземелью, заставляя дребезжать трубы. Махмуд с Мак-Мэдом с
уважением глянули на коллегу.
— Так... если я правильно помню...
Ксенобайт положил длинные пальцы на клапана и снова поднес трубу к губам.
Банзай вылез в игру простым слесарем, чтобы только лично понаблюдать этот
безумный марш. Внучка, до этого горько сетовавшая, что в такой скучной и
неэстетичной игре абсолютно нечего снимать, стояла, не отрываясь от камеры. И даже
Мелисса не пыталась вставить какой-либо комментарий. В окнах были видны
физиономии жильцов, с благоговейным ужасом наблюдавших за крысиным парадом.
Некоторые суеверно крестились, но из квартир не рисковал вылезти никто.
Запас торжественных маршей Ксенобайт исчерпал еще в подвале. «Прощание
славянки», «Варяг», «Вихри враждебные» и «Спит гаолян» закончились, «В траве
сидел кузнечик», «Августин» и «Чижик-пыжик» тоже. Пришлось перейти на вольные
джазовые импровизации.
А за программистом и конвоирующими его ходоками тянулась серая вереница крыс.
Крысы брели на задних лапках, иногда начинали пританцовывать, хлопая лапками.
Процессия нарезала уже четвертый круг вокруг дома. Никто попросту не знал, что
делать дальше с армией загипнотизированных крыс.
— Народ, соображайте быстрее! — с отчаянием в голосе крикнул Махмуд. — Ксен
сдыхает, долго он не выдержит!
— Значит, так, — сурово кивнул Банзай. — Записываемся, разрабатываем план, возвращаемся...
— Отменить! — прервал старика Мак-Мэд. — Я по глазам вижу: второй раз Ксен за
трубу не возьмется ни за какие шкварки!
Программист и впрямь был плох. Лицо его уже посинело, глаза выпучились, в них
мелькали безумные огоньки. Услыхав о перспективе повторного концерта, он
поперхнулся и заиграл «Реквием», однозначно показывая свое отношение к таким
раскладам.
— Подгоним дорожный каток в хвост процессии? — предложила Мелисса.
— Ну тебя к лешему, — поморщился Банзай. — Как потом территорию отмывать
будем?
— Тогда — на мясокомбинат их.
— Ты в своем уме?!
— Море, — подсказала Внучка. — В сказке Нильс их попросту утопил.
— Извини, водоемов в игре не предусмотрено, — вздохнул Банзай.
— Знаю! Стройка в соседнем районе!
В конечном итоге крыс завели на пустырь, где был вырыт огромный котлован, предпредназначенный под фундамент нового дома. Стенки котлована были уже
облицованы бетонными блоками, так что, как только программист завел туда крыс, тестеры просто вытащили наверх все мостки. Самого Ксенобайта, отчаянно игравшего
«Токкату и фугу ре-минор» в джазовой обработке, пришлось извлекать с помощью
небольшого крана.
Вырвать из его одеревеневших пальцев трубу оказалось не так-то просто. И даже
после этого он так и не смог говорить: только невнятно мычал и хрипел, судорожно
перебирая перед лицом пальцами.
— Значит, так, — вздохнул Банзай, глядя на копошащееся внизу серое море. —
Завтра организуем субботник. Надо обнести этот котлован дополнительной стеной, а
потом залить бетоном. А сейчас отправляйте нашего героического программиста в
реал... И, пожалуйста, воздержитесь ближайшие дни от разговоров на музыкальные
темы, договорились?
Бета-тестеры
ЖЭК-экстрим: вредитель
Виртуальное пространство игры «ЖЭК-экстрим»
17 апреля, 13:22 реального времени
— Слушайте, я, конечно, уважаю дремучие инстинкты наших пенсионеров, но это
уже как-то чересчур. Нам грозит гражданская война! Лукинична из тринадцатой
решила распахать свой участок. Плугом. Где она его взяла — это отдельный вопрос. Но
мало того, что как тягловую силу она использовала Михалыча, который в результате
угодил в больницу... Она же перепахала оптоволокно, обеспечивающее вверенный нам
дом интернетом! Молодое поколение и прогрессивная общественность не простят
такого вандализма!
— А что с Михалычем? — лениво спросил Махмуд.
— А вот тебе бы на шею хомут повесить, а перед носом — шкалик на палке. Три
борозды пропахал, между прочим! Потом схлопотал инфаркт от избытка чувств.
— Как он? — не без сочувствия спросил Ксенобайт, с нежностью разглядывая наган, подаренный Михалычем во время противокрысиной кампании.
— Пишет, — кратко ответила Мелисса.
Михалыч был рьяным кляузником. Не из вредности: скорее, так он реализовывал
свой литературный талант. Все его доносы отличались обстоятельностью, а также
массой апелляций к классикам, историческими справками и философскими
отступлениями. Вот и сейчас, едва оклемавшись от пахоты, он взялся за перо. Свой
гневный протест он начал издалека, с мощного эссе о рабстве в древнем Египте.
Однако горести пенсионного литератора были лишь небольшой частью нового
катаклизма, имя которому было — огородная лихорадка.
После того как ЖЭК зализал кровавые раны в бюджете, оставленные тотальной
войной с крысами и тараканами, дела тестеров стали налаживаться. В доме кроме
махровых пенсионеров и студентов появились состоятельные жильцы, Махмуд
мобилизовал сантехников на починку отопительной системы, Ксенобайт, оправившись
после своего невольного концерта, отдыхал душой, прокладывая по квартирам
локальную сеть. Очевидно, этот процесс навевал на него ностальгию, так что методы, которыми он убеждал жильцов подключаться к локалке, порой отличались изрядными
зверствами. Вроде: «У кого нет компьютера — тому и электричество не нужно» — или:
«Телефонная линия — это слот для модема».
В общем, на фоне прочих мелких неурядиц постановление о том, что здоровенный
пустырь за домом отдается жильцам под огороды, было рассмотрено как бонус, а не
бомба замедленного действия.
Ощутив себя «землевладельцами», жильцы просто взбесились. По словам Банзая, нечто подобное происходило в начале двадцатого века, вскоре после революции.
Особенно отличились, понятное дело, пенсионеры. С остервенелым фанатизмом они
копались на своих клочках твердой, потрескавшейся земли, больше напоминающих
песочницы, ссорились из-за границ владений и даже, как показал опыт Лукиничны, пытались обзавестись крепостными.
Более молодое поколение по-своему заразилось огородной лихорадкой. С Фасимбой
опять пришлось проводить воспитательную работу, после того как на его делянке
обнаружилась конопля. Какой-то мини-бизнесмен всерьез задумал построить на своем
участке торговый комплекс и даже попытался скупить прилегающие огороды. Другой
принялся строить буровую вышку, надеясь отыскать нефть, — нашел канализацию и
ужасный гнев Махмуда.
Ксенобайт попытался направить свои алхимические опыты в мирное русло: сварить
для огородников удобрения. Под действием его химикатов пустырь чуть не превратился
в джунгли, помидоры покрылись твердой корой с шипами, побеги огурцов стали
толстыми, точно змеи, начали извиваться и хватать неосторожных прохожих за ноги.
Правда, это решило проблему с птицами: до сих пор ни голуби, ни вороны, ни воробьи
не рисковали посягнуть на огороды жильцов, облетая пустырь десятой дорогой. Варить
отраву против жуков на основе уже испытанных в борьбе с тараканами газов ему
запретили.
Махмуд попытался наладить систему мелиорации, ее прорвало, и в результате
некоторое время огороды были годны разве что под рисовые плантации. Тот же
Ксенобайт крепко задумался, когда заметил, что один из огородников соорудил вокруг
участка забор из колючей проволоки под напряжением. Скандал решили полюбовно, постановив, что, ежели жилец желает таким образом защищать свои владения, то
обязан подводить питание к линиям обороны через счетчик.
В медпункт Мелиссы все чаще поступали пенсионеры с красочными синяками под
глазом. Эта условность игры обозначала, что бот пережил конфликт более тяжелый, нежели перебранка, но менее тяжелый, чем поножовщина. Участковый Тараскин
позорно дезертировал, повесив обязанности решать земельные конфликты на ЖЭК.
Ко всему прочему, Махмуд с Мак-Мэдом тоже пристрастились к новой забаве. Все
мало-мальски свободное время ходоки, а ныне — сантехник и слесарь, проводили, ковыряясь на огородах. Вот и сейчас, в разгар краткого совещания, в контору вдруг
вломился сияющий Мак-Мэд:
— Махмудыч! Огурцы появились!
— Да ну?! — тут же подскочил ходок. — Большие?
— Так ведь только-только появились... Минут через двадцать можно будет урожай
снимать!
— Дай гляну! — вскочил со стула Махмуд.
— Стоять! — свирепо рявкнул Банзай. — Я те гляну! Весь третий подъезд без горячей
воды сидит, а ты там огурцы выращиваешь? Нашел себе тамагочи...
Махмуд смущенно потупился.
— Так ведь лето же! Зачем им горячая вода? Сейчас холодный душ — то, что надо!
— Логика истинного сантехника, — ехидно вставил Ксенобайт
— Марш работать! И чтобы никаких огородов, пока горячая вода не будет во всем
доме! Понял?!
— Злой ты, дед... — обиженно прогудел Махмуд, садясь на место и незаметно
подавая какие-то знаки Мак-Мэду. Тот попытался было тихо выскользнуть обратно за
дверь, но Банзай метко швырнул в него скомканной бумажкой.
— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться! Продолжаем совещание.
— Да отпусти ты их, — неожиданно зевнул Ксенобайт. — Не видишь, в наших
дуболомах проснулись простые сельские парни, их к земле тянет.
— Да, но...
— Страшная правда состоит в том, — холодно перебил программист, — что у нас все
в порядке. Мелкие дрязги, небольшие поломки, рутинная работа. «Симсы», в общем.
Банзай вздохнул и махнул рукой.
— Леший с вами. Но, Махмуд, чтобы горячая вода была, понял?
Ходоки моментально выскользнули за дверь — точно испарились. Время в игре —
понятие относительное, тут не надо месяцами ждать урожая, зато очень легко
пропустить важные для любого огородника события.
— Может, с ними сходить? — вяло пробормотала молчавшая до сих пор Внучка. — На
камеру их огород снять...
— Ага, — язвительно скривилась Мелисса. — И сделать репортаж: «Вести с полей и
огородов... По десять центнеров с гектара, битва за урожай, наши колхозники — самые
колхозные в мире...» Мне о таком дедушка рассказывал, передача «Сельский час».
Внучка откровенно скучала. Ей эта игра не нравилась: снимать тут было решительно
нечего. Руководствуясь этим тезисом, она уже пропустила захватывающий
противокрысиный рейд тестеров, успев только к его драматическому финалу. А потом
снова потянулась рутина. Не снимать же, в самом деле, как Ксенобайта очередной раз
шарахнуло током или как Махмуд колотит разводным ключом по трубам, шаманскими
ритуалами призывая в квартиры жильцов горячую воду?
— Так что будем делать с Лукиничной? — вернул разговор в прежнее русло
Ксенобайт.
— Да что с Лукиничной? — досадливо поморщился Банзай. — Общественное
порицание и штраф, который все равно скостят за ее ордена. Оптоволокно, естественно, придется восстановить. Я о другом. Повторяю: нам грозит гражданская
война. Дом четко разделился на огородников... и не-огородников. Огородники прочих
за людей не считают. Впрочем, друг друга они тоже готовы загрызть. Как бы до
уголовщины не дошло...
— А что мы можем сделать? — пробубнил программист, кладя голову на руки. —
Единственный действенный способ отвлечь граждан от междоусобной поножовщины —
объединить их перед лицом внешнего противника. Ну еще — введение внутренних
войск и жесткая диктатура. Но в нашем случае...
И тут откуда-то со стороны пустыря донесся полный ярости, гнева и скорби рев.
Тестеры удивленно переглянулись: так реветь мог только уязвленный в самое сердце
Махмуд.
Виртуальное пространство игры «ЖЭК-экстрим»,
Поля и огороды
17 апреля, 13:39 реального времени
— Сожрали! Все сожрали! Ничего не оставили, гады!
Гнев и горе Махмуда невозможно было передать цензурными словами. Наверное, в
другой ситуации он бы катался по земле, колотя по ней руками и посыпая голову
пылью, изрыгая страшные проклятья и давая клятвы отомстить обидчику. Но кругом
была нежная рассада, адрес обидчика был пока неясен, да и вообще, что называется, декорация не та, так что ходок просто стоял, точно памятник, посреди своего огорода и
оглашал окрестности мощным ревом. Возле него сидел на корточках Мак-Мэд, печально
разглядывая чуть помятые огуречные кусты.
— Ближе не подходите! — предупредил он, когда встревоженные коллеги показались
на границе участка.
— Что случилось?
— Наш урожай пропал, — развел руками стрелок-слесарь. — Огурцы. Все до единого.
Тестеры потрясенно уставились на грядки. Нельзя сказать, чтобы Махмуд строил
великие планы по поводу урожая или что ему было жалко виртуальных огурцов. Но
гнев и горе огородника, у которого увели бережно выращенный урожай, плоды
многочасового труда, мог понять всякий.
Тем временем Мак-Мэд задумчиво рассматривал жирную, чуть ли не икающую от
испуга гусеницу, снятую с листа. Махмуд моментально ощетинился:
— Ксенобайт! Дай мне яду! Страшного, жгучего яду, чтобы все они подохли в
кошмарных мучениях!
