совсем свежая. Рассказывал мне парень, который, собственно, все эти наши «маневры»
устраивал. Тут уж дело такое: хочешь не хочешь, а надо с лесничеством договориться.
Несколько лет назад, когда наш рязанский страйкбол-клуб впервые место это
заприметил, пошли они в лесничество. Бумаги там все оформили, а им и говорят
нервно так: надо еще разрешение у местного лесника получить. Вот вам его телефон —
договаривайтесь сами. Даст добро — бумаги подпишем. А если нет — заповедник там, ищите другое место. Ну, страйкболисты — парни напористые. Долго вызванивали
лесничего, но наконец вызвонили. Потом долго упрашивали, объясняли, что
собираются там делать и почему именно то место, безлюдное и дикое, им так подходит.
Лесник, говорят, долго хмыкал, да и сказал: ладно. Пришлите заявку на электронную
почту, только, говорит, уговор: чтобы в лесу после вас чисто было. Ни бутылок, ни
мусора. Деревья, говорит, живые чтобы не трогали. Мол — проверю. И если
напакостите — больше не пущу.
Бабуля сделала многозначительную паузу.
— Ну, в общем, в условленный день парни приехали в лес. Сначала — только
ответственные за маневры. Ну и, как полагается, прихватили с собой пузырь —
лесничему выставить, чтобы, так сказать, подмаслить. А лесничего-то и нет! Они ему
звонить — трубку не берет. В общем, провели маневры. Вернулись в город — а сами
все затылки чешут. Не по-людски как-то... Давай ему снова звонить. Дозвонились.
Говорят, мол, извините, хотели вас лично поприветствовать, да не нашли. А тот в ответ
хрипло так рассмеялся — говорит, мол, и не надо. И еще говорит: мол, видел я вас, ребята вы прикольные, но аккуратные, лес не обидели, мусора не оставили, стоянки за
собой убрали. Мол, леший с вами — приезжайте еще, если захотите. Так и сказал:
«Леший с вами».
Бабуля обвела слушателей многозначительным взглядом.
— Так и продолжается. Когда к этому выезду готовились — я сама все видела. А
страйкболистов-то год от года любопытство разбирало: как это так, кто-то за их
маневрами наблюдает, а они его и не видят?! Пытались все лесника выследить — а вот
фигушки! Даже я пыталась, грешным делом... В общем, как я вам уже когда-то
говорила, вроде бы и есть лесник — и нету его. Голос — есть. Почта — есть. Отчеты —
есть. А самого его никто не видел.
— Ну... — нерешительно проговорила Мелисса. — Может, он просто нелюдимый...
Бывает такое.
— Бывает, — не стала спорить Бабуля, таинственно пошевелив бровями. — А
электричество?
— А что — электричество? — зачем-то понизив голос, спросила Мелисса.
— Я же говорила, — усмехнулась Бабуля. — Я его тоже пыталась выследить. А тут
все просто: если где-то сидит человек да электронную почту проверяет — значит, есть
у него компьютер. Так? Так. А если есть компьютер — значит, в розетку включен. Так?
А если розетка есть — значит, к ней кабель тянется. А нет кабеля — нет и человека.
Такова объективная действительность.
— И что?! — пискнула Внучка, аж трясясь от нетерпения.
— Нету провода, — торжественно заявила Бабуля. — У энергетиков проверяла —
нету. А значит, и человека нету — одна чертовщина.
Рассказ о Блуждающей Функции
26 июня, 22:38 реального времени
На какое-то время разговор прекратился: из лесу повалили «покойники». Недалеко
от оврага произошла крупная перестрелка. Покойнички долго ссорились, выясняя, кто
кого убил, никак не могли прийти к согласию. В результате очки были кое-как
распределены, в плюсах оказались Мак-Мэд и Ксенобайт. Впрочем, программисту
пришлось срочно ретироваться, так как на шум явился выслеживающий его Махмуд.
Ксенобайт улизнул, а хмурый ходок был благополучно укокошен Мак-Мэдом.
Махмуд находился в очень затруднительном положении — он ведь сказал, что
Ксенобайт будет его первой жертвой. Теперь они, точно пара истребителей, кружили
по лесу, пытаясь взять друг друга на мушку. Преимущество Ксенобайта заключалось в
том, что он мог спокойно выводить из игры других игроков, Махмуд же, коль скоро
«блицкриг» провалился, вынужден был спасаться бегством, не вступая в перестрелки.
Убитых пересчитали, записали в Книгу Мертвых и через равные промежутки времени
выпустили обратно в лес. Махмуд, потрясая карабином, скрылся в кустах, изрыгая
страшные клятвы разделаться с пройдохой-программистом.
Однако стоило ему удалиться, с противоположной стороны в лагерь весело вкатился
Ксенобайт собственной персоной. Слопав кусочек шашлыка, он деловито зачерпнул из
котелка кружку чая.
— И кто это тебя подстрелил? — деловито осведомился Банзай.
— Мак-Мэд, естественно, — ухмыльнулся программист. — Можно подумать, я дамся
кому-то, кроме своих... Подстрелил меня, гад, как раз когда я снял того хмыря из
«тюленей»... Ладно, мы с ним еще сочтемся... Что там Махмудыч? Все еще гоняется за
моим скальпом?
— Ксен, расскажи страшную историю! — неожиданно потребовала Мелисса.
Программист поперхнулся чаем и вопросительно глянул поверх кружки.
— У нас тут что-то вроде вечера страшных историй, — пояснил Банзай. — Пока не
расскажешь одну — не дадим тебе патронов.
— Ну, — пожав плечами, начал Ксенобайт. — В черном-черном доме, в черной-
черной комнате...
— Вот только давай без этих древностей про заправку картриджа, — поморщилась
Мелисса.
Ксенобайт почесал в затылке. Потом, таинственно пошевелив бровями, произнес
зловещим голосом:
— Тогда я вам расскажу про Блуждающую Функцию. Я сам ее видел! Она появляется
в коде, хотя никто ее не писал... В общем, когда отлаживаешь код, вдруг
обнаруживаешь функцию с абсолютно непонятным названием. И понимаешь, что у тебя
и в мыслях не было такого писать. Если программист хоть чуть-чуть любопытный, он
обязательно полезет в декларации, чтобы посмотреть, что же это за функция такая. И
тут все зависит от твоей настырности: класс за классом, библиотека за библиотекой, алиасы, псевдонимы, переопределения... В конечном итоге выясняешь, что такой
функции нет. Вернее, функция-то есть, а вот ее кода — нет. Все ссылки оканчиваются
несуществующим файлом.
По мере того как Ксенобайт рассказывал, глаза его все больше разгорались
лихорадочным свечением.
— Я сам это видел! — страшным голосом сообщил он. — Как-то раз я весь день
промучился с куском кода, пока не уснул. Среди ночи проснулся, глянул на код, ну и
машинально скомпилировал, запустил в режиме отладки... И — о чудо! Все заработало!
И дернул же меня черт удивиться... Точно ведь помнил: заснул как раз после того, как
код десятый раз кряду вылетел по критической ошибке, даже не запустившись. Вот
тогда-то, пересматривая собственную писанину, я и наткнулся на нее! Прямо в
основном коде: не какой-то левый вызов, а мой, собственной рукой набранный код!
Имя — мешанина символов, похожих больше на регистрационный ключ, чем на
функцию, параметры абсолютно непонятные... Смотрю в декларации — нету там такой
функции! В общем, добил я ее до самого конца. Уткнулся в библиотеку, которой
попросту нету!
— И что?! — кисло спросила Мелисса.
— И все, — помрачнел программист. — Компилирую еще раз, а она мне, зараза: «Ба!
Да у вас же тут какая-то левая функция! Файла не хватает! Не могу компилировать!»
Издевается, зараза.
Все горестно вздохнули.
— Отсюда мораль, — торжественно сообщил программист. — Если что-то работает, не
пытайся разобраться, как оно работает. Принимай мир таким, каким он есть!
— Чего и следовало ожидать от программиста, — вяло сообщила Мелисса. — Ксен, ничего менее индустриального ты придумать не мог?
— Придумать?! — возмутился до глубины души Ксенобайт. — Говорю вам: это святая
правда!
— У тебя просили страшную историю, а не цитату из баг-репорта! — сурово отрезала
Мелисса.
Ксенобайт встал, гордо выпрямившись. На его физиономии застыло выражение
горькой иронии.
— Мне следовало бы привыкнуть, — процедил он сквозь зубы, — к непониманию
ничтожеств, не способных увидеть красоты двоичного кода! Пойду, пристрелю
Махмуда, может, это залечит рану в сердце и позволит хоть на миг забыться...
Только Ксенобайт скрылся в кустах, как по лесу прокатился жуткий, полный
смертельного ужаса вопль.
Лагерь
26 июня, 22:59 реального времени
Все оставшиеся в лагере беспокойно переглянулись.
— Ой... Кажется, Ксенобайт настолько расстроился, что, вместо того чтобы
воспользоваться карабином, перегрыз кому-то горло?! — неуверенно предположила
Внучка.
— Она шутит? — с угасающей надеждой спросил не принимающий участия в
Королевской Битве капитан «морских котиков».
— Ты уже достаточно хорошо знаком с Ксенобайтом, — загадочно улыбнулся Банзай.
Парень сник.
— Не, ребята, это не Ксен, — задумчиво сообщила Бабуля. — Кричали где-то возле
развилки, это метров двести отсюда, он бы попросту не успел дойти. Интересно, кто так
вопил? Мои бы сдохли молча, я в этом уверена!
— Наши тоже! — расправил усы Банзай.
Все с сочувствием обернулись к разом побледневшему вождю «тюленей». И тут из
леса выплыло привидение...
Сначала на тропинке, ведущей в лагерь, показалось неяркое свечение. Очень скоро
стало ясно, что это свечка, нервно дрожащая в руке худощавого паренька с бледным, как мел, лицом. Парень торжественно вышагивал по тропинке, оберегая свечку, как
величайшее в мире сокровище, а лицо его было настолько одухотворенным, будто он
готовился с минуты на минуту давать отчет святому Петру. Впрочем, как вскоре
выяснилось, примерно так оно и было.
— Мужик, ты кто?! — сурово спросил его Банзай.
— Дмитрий я, — негромко и очень грустно ответил паренек.
— Царевич? Зарезанный? — с подозрением уточнил Банзай.
— Не-е... Биолог. Застреленный.
— Зачем явился?
— Для отметки в Книге Мертвых, ибо был насильственно умерщвлен арабским
террористом Махмудом, о чем тот велел доложить в точности, проклиная некоего
Ксенобайта. Велел также передать, что обязательства, взятые на себя, снимает, хотя
этому самому Ксенобайту и назначает кровавый джихад.
На минуту все тяжко задумались. Внучка, щелкнув пальцами, перевела:
— Махмуд хотел пристрелить Ксенобайта, но в темноте перепутал. Поняв свою
ошибку, понятное дело, слегка расстроился, Ксена обругал, а свою жертву послал сюда
в надежде, что фраг ему все-таки запишут.
— А-а, понятно, — кивнул Банзай, делая пометку в турнирной таблице. — Отпоите
бедолагу чаем, а то как бы он дуба не врезал.
— Да я, кажется, уже... — тихо прошелестел биолог.
Спустя две кружки сладкого чая молитвенная отрешенность потихоньку ушла из глаз
биолога, взгляд стал более осмысленным.
— Ну, парень, — покровительственно похлопал его по плечу Банзай. — Можешь
заново свыкаться с мыслью, что ты все еще жив.
— Угу, — как-то не особо радостно кивнул Дмитрий. — Хотя я уже думал — зато
практику теперь можно послать куда подальше...
— Да ты просто источник оптимизма. Ну, рассказывай, как попал в наши края? И
каким же это балбесом надо быть, чтобы посчитать себя мертвым, получив заряд из
игрушечного карабина?!
— Просто это было уже последней каплей, — жалобно вздохнул биолог.
Рассказ биолога про Егора-опричника
26 июня, 23:15 реального времени
— Тут заповедник, вообще-то, — начал свой рассказ биолог Дмитрий. — И мы
проходим практику в плавнях.
— Далеко же ты забрался! — с удивлением покачал головой Банзай.
— Ага, — уныло кивнул Дмитрий. — Заблудился я! Но началось все не с этого...
Понимаете, у студентов-биологов свой фольклор. Ну... В общем... Я его видел!
Последние слова студент-биолог произнес таким страшным шепотом, что все
поежились.
— Кого... его? — почему-то тоже шепотом уточнил Банзай.
— Мельника Егора! — Зубы студента стали отбивать мелкую дробь.
— Это еще что за мамлюк?! — удивилась Мелисса, но Бабуля и Дмитрий вдруг
яростно зашипели на нее:
— Тс-с-с! Вот не надо... Не надо так, тем более — в полнолуние...
— О, я, кажется, понимаю, — с сарказмом заметила Мелисса. — Речь пойдет о еще
одной местной легенде! Ну-ну, послушаем...
— Говорят, — начал биолог, нервно перебирая пальцами по кружке, — где-то здесь, на болотах, стоит старая мельница. Ее хозяин — мельник Егор. Только никакой он не
мельник, на самом деле он опричник. Звали его Егор Костолом. Говорят, тьму народу
загубил в свое время. Очень любил на допросах кости ломать, одну за другой. И все
приговаривал: мол, вот в отставку выйду — заживу тихо, мельницу поставлю где-
нибудь в деревеньке... Да только, видать, перестарался. Как-то народ решил, что уж
лучше мирно придавить его где-то в углу, чем дальше терпеть. В общем, пришлось ему
скрыться в лесах. Мужики его крепко запомнили: травили по лесам, точно волка. В
конечном итоге старый опричник, видать, малость свихнулся. Забрался в самую
глухомань и построил там мельницу. Чего на ней молоть — непонятно, лес же кругом, шишки, что ли? А еще такая злоба в нем кипела, что мельницу его очень скоро всякая
нечисть для своих слетов облюбовала. Говорили, понятное дело, что продал он душу
дьяволу и при новом начальстве сделал карьеру не хуже, чем в опричниках, тем более
что опыт, в общем-то, уже был. До сих пор он крутит колеса своей жуткой мельницы, а
в полнолуние ходит по лесу. Тому, кого он поймает, — каюк.
— И что, ты его видел?! — тоном прокурора спросила Мелисса.
Студент сглотнул.
— Видел, — проговорил он. — Ох, видел... В общем, с начала практики меня все
подкалывали. Я ведь первый раз в экспедиции... Все про Егора-опричника
