Кеане пренебрежительно фыркнул и пошел дальше, демонстрируя незаинтересованность в разговоре.
— Подожди! — крикнул Айрел, бросаясь следом. — Мне очень нужна твоя помощь! Ты можешь хотя бы выслушать?!
— Нет.
— Ситуация, в которой я оказался, в том числе по твоей вине...
— Слушай, парень, — огрызнулся Кеане, теряя терпение. — Твои проблемы — ничто по сравнению с моими, понял?
— Выясняется, что я чуть ли не перешел дорогу самому королю, мной интересуется какая-то странная служба, вся жизнь летит в тартарары, и меньшее, что мне грозит — это потеря руки! То есть на моей карьере можно ставить жирный крест! Могу предположить, что это — далеко не предел того, что меня ждет. По-твоему, это "ничто"?! — в тон ему отозвался бард, сердито топая рядом.
— Мне не интересно. Я бы даже сказал — безразлично.
Айрел остановился и, скрестив на груди руки, огляделся по сторонам, словно в поисках свидетелей разговора, дабы было с кем разделить обуревавшее его возмущение по поводу подобной бессердечности.
— Что же мне теперь делать?! — крикнул он вслед салуму.
— Топиться, — посоветовал тот. — Универсальное средство выхода из запутанных ситуаций.
— Кроме этого!
— Тогда вешаться.
Бард закатил глаза и раздраженно вздохнул, качая головой с видом "как же он меня бесит". Поцокал языком, о чем-то размышляя, потом решительно нахмурил брови и снова догнал Кеане. С выражением бескомпромиссности на лице пошел рядом.
— Парень, отвяжись от меня, — посоветовал салум еще через пару кварталов. — Я очень терпеливый, меня бесполезно брать измором.
— Неа, — нагло заявил Айрел, поправляя сползшую вперед сумку. — Назови свою цену.
Кеане утомленно вздохнул. Его было непросто вывести из себя, однако спутник явно преуспевал в этом деле. Салум свернул в ближайший переулок и резко ускорился. Пробежал вдоль домов, заскочил в один из дворов, огляделся. Ловко вскарабкался по стене какого-то здания на крышу и удовлетворенно кивнул. Пожалуй, этого будет достаточно, чтоб оторваться от навязывающего свое общество барда. Мужчина неторопливо пошел к противоположному краю кровли, где та соприкасалась с другими домами — решил, что до постоялого двора можно добраться и по верху. Не успел он дойти и до середины, как остановился, услышав звуки возни, доносившиеся у него за спиной. Недоверчиво обернулся.
За карниз зацепилась рука. Потом вторая. Следом появились голова и плечи. Айрел, тяжело дыша сквозь сжатые зубы, с трудом затащил себя на крышу и укоризненно зыркнул на мрачно наблюдавшего за ним Кеане. Пробежка и подъем дались ему нелегко: здорово мешала ушибленная спина.
— Мне говорили, что ты не умеешь лазить по деревьям, — проговорил салум, немного помолчав.
— Научился, — огрызнулся бард, решив не указывать на то, что по пути наверх ему не встретилось ни одного дерева. — Из принципа.
Музыкант сел, скрестив ноги, свесил голову, расслабился и глубоко вздохнул, выравнивая дыхание.
— А ты упорный... — с легким удивлением протянул оружейник.
Певец не стал это комментировать.
— Слушай, как тебя зовут? — устало спросил он, откидывая с лица нависшие волосы.
— Кеане Райнор, — ответил салум, как следует обдумав, стоит ли ему представляться.
— Кеане, ты сказал, что твои проблемы еще хлеще моих, — Айрел поднял на собеседника глаза. — Полагаю, они тоже связаны с моей окиммой, да? Ты ведь не имел права мне ее давать? — бард вздохнул и, облокотившись о колено, подпер ладонью лоб. — Помоги мне, а я попробую помочь тебе.
— Что ты можешь? — пренебрежительно хмыкнул мужчина, скрещивая на груди руки и отворачиваясь.
— У меня есть связи, у меня есть деньги, — принялся перечислять бард. — Я изъездил всю страну вдоль и поперек, поэтому прекрасно ее знаю: дороги, города, деревни, всякие местные особенности и традиции, которые нельзя игнорировать... — Айрел задумался, вспоминая, чем еще он может быть полезен. Вспомнил. — Опять же вот, — в его правой руке вновь возникла лютня. — Поверь моему опыту, очень полезная штука. Впрочем, ты и так это знаешь... Если хочешь, я дам тебе ее подержать, — добавил он, заметив взгляд, которым салум смотрел на свое творение. — Кстати, если меня схватят, то ее точно уничтожат.
Последнюю фразу он произнес таким тоном, словно говорил о погоде или чем-то столь же малозначительном. Замер в ожидании ответа, протягивая окимму ее создателю. Тот стоял всё в той же позе и задумчиво разглядывал собеседника. Когда бард уже было решил, что он снова откажется, Кеане вдруг спросил:
— А план у тебя есть?
— Думаю, попробовать бежать из страны, — ответил Айрел. — Начну жизнь с чистого листа там, где меня никто не знает и не будет искать. Возможно, в Ламаре или даже Гарже. Кому-нибудь из местных дворян наверняка придется ко двору хороший бард. Имя, правда, придется скрыть и от публичных выступлений воздержаться, дабы не быть случайно узнанным. Не получится устроиться бардом — выучусь на какую-нибудь другую профессию. На какую — не знаю, но как-то не хочется идти в сапожники или пекари. В принципе, могу даже поступить в университет, стану, ну я не знаю, лекарем там или судьей. Вариантов-то полно, главное — не попасться и не погибнуть.
Салум удивленно вскинул брови. Он не ожидал, что человек, добившийся славы, богатства и положения, будет так легко говорить, о том, что готов от всего этого отказаться и "начать жизнь с чистого листа". Кеане снова задумался. Айрел убрал лютню, убедившись, что собеседник пока не горел желанием с ней возиться, и принялся ждать, когда тот к чему-нибудь придет в своих размышлениях.
— Когда приходили из "Мирлы"? — салум, устав стоять, тоже присел на крышу.
— Вчера вечером, — ответил музыкант, гадая, означает ли этот вопрос, что Кеане согласился на его предложение.
Оружейник кивнул своим мыслям.
— Они не могли так быстро добраться сюда из Обхарнайта, значит, находились поблизости. Видимо, занимались другим делом и как-то узнали о тебе. В таком случае велика вероятность того, что у них при себе собаки. Времени с момента твоего побега прошло слишком мало, вряд ли эти люди уже узнали о случившемся. Так что советую скрыть свой запах, чтоб псы не смогли тебя учуять. Пока их не пустили по твоему следу.
— Каким образом? — бард был весь во внимании
— Проще всего — хорошенько вываляться в навозе.
Бард лезть в канализацию наотрез отказался. Нашел другой способ — нырнул в протекавшую по Табиду речку, проплыл по ней некоторое расстояние, чуть не утоп и выбрался на сушу не намного дальше места погружения. Впрочем, они с Кеане пришли к выводу, что этого должно было хватить на то, чтоб сбить собак со следа. Во время заплыва салум шел рядом по берегу, нес сумку спутника, в которой по уверениям того находились вещи свежестираные, им пропахнуть не успевшие, и свою идею с навозом больше не продвигал: союзники решили, что бежать из страны нужно хорошенько подготовленными, а не с бухты-барахты, так что как минимум эту ночь им предстояло провести в снятой Кеане комнате. Ночевать рядом со смердящим фекалиями телом ему категорически не хотелось. Айрел, мокрый до нитки и дрожащий от холода, понуро брел следом за показывающим дорогу спутником, хлюпая сапогами и мечтая поскорее переодеться в сухое.
Постоялый двор был ветхим и довольно грязным, зато дешевым. Салума такое соотношение цены и качества вполне устраивало. Он поселился здесь за два дня до этого, сочтя дальнейшее пребывание в более добротной гостинице, где обитали они с Риелей, нецелесообразным. Бард тоскливо разглядывал чулан, гордо именовавшийся комнатой, и отстраненно пытался припомнить, когда он последний раз ночевал в таких условиях. Даже временное помещение под сценой производило менее унылое впечатление. При свете дня, наверное, здесь было еще гаже.
— Кровать моя, — "обрадовал" его Кеане, сбрасывая сапоги. — Где будешь спать ты — меня не касается.
Кроме пола, других мест не было.
— Что-то не так? — уточнил салум, разглядев во мраке выражение лица новоявленного союзника.
— Да нет... Всё в порядке, — отозвался тот, напоминая себе, что находится не в том положении, чтоб привередничать и качать права.
С улицы доносилось пьяное пение. Прислушавшись к словам, Айрел узнал одну из своих песен. Стало невероятно тоскливо и больно.
— Скажи, — попросил он, бросая на давно не мытый пол свою сумку. — Это правда был единственный способ спастись от того психопата? Больше никак-никак-никак нельзя было выкрутиться?
Кеане, прямо в одежде развалившийся в кровати, внимательно посмотрел на барда. Тот выглядел глубоко несчастным, разбитым и потерянным.
— Никак, — ответил он, подумав. — Пришлось бы жить в страхе, каждый момент ожидая нападения, вечно прячась и окружая себя охраной. И то не факт, что Дэйси не смог бы до тебя добраться. Если бы каким-то чудом тебе удалось его убить, на тебя бы тут же нацелился кто-нибудь еще. Мы, салумы, вечно соревнуемся друг с другом. Добыть просто качественное сырье недостаточно. Каждый старается урвать кого-нибудь познатнее, поизвестнее, чтоб остальные скрипели зубами от зависти. А самый популярный за последнее десятилетие бард — слишком лакомый кусок, чтоб им пренебречь.
— А. Ясно, — равнодушно отозвался Айрел, словно окончательно смиряясь. — Тогда ладно.
Подложил себе под голову сумку вместо подушки и укрылся предварительно вытащенным из нее кафтаном. Лег, повернувшись к спутнику спиной.
— Знаешь, у меня всегда была мечта, — проговорил он через некоторое время. — Стать придворным бардом. Никогда не думал, что буду делать после того, как ее исполню. И ведь она сбылась. Вот он я, придворный бард Айрел Керран, двадцати четырех лет от роду, в самом рассвете сил. Что меня ждало дальше? По сути, рутина. Раз в месяц пел бы для короля или каких-нибудь послов, раз в год — выступал в столице на площади Сердце Кендрии по случаю дня монархии, а всё оставшееся время ел, спал да предавался всяким развлечениям и утехам. В смысле, выше, чем я сейчас... то есть, был вчера, подняться на данном поприще уже невозможно. Мне больше не к чему стремиться, не за что бороться. Так что, может быть, оно и к лучшему, что всё так вышло? Найду себе новую мечту...
— Самовнушение — это прекрасно, — сонно отозвался Кеане.
— Нет, ну... в самом деле же... — бард сам понял, что звучит неубедительно.
Крепко зажмурился и задержал дыхание, пытаясь утихомирить расшалившиеся нервы. Грудь и горло сдавил спазм. Не будь рядом салума, музыкант бы, пожалуй, всплакнул. А так не позволила гордость. Айрел вздохнул и перевернулся на другой бок. Голова пухла от мыслей, сомнений и тревог. Заснуть не получалось и, как предполагал бард, уже не получится.
— Можно вопрос? — спросил он.
— Не желательно, — Кеане пока не оставлял надежд хоть немного поспать этой ночью и не был расположен к разговору.
— Почему ты это сделал? Зачем дал мне окимму, зная о последствиях?
Салум притворился не то спящим, не то глухим. Айрел терпеливо выждал пару минут.
— И всё же?
Оружейник недовольно заворочался.
— Сделал глупость под влиянием эмоций, — нехотя буркнул он. — Уже на следующее утро горько об этом пожалел. Если б я выждал еще хотя бы пару часов, успокоился и всё хладнокровно обдумал, ты бы уже порхал над кое-чьей ладонью и весело посверкивал.
Бард недоуменно изогнул бровь. Вот уж чего-чего, а особой эмоциональности он за Кеане не заметил и как-то слабо представлял его совершающим глупости в порыве чувств. Однако салум свой ответ комментировать не торопился, и Айрел решил не настаивать. Годы, проведенные в гильдии, так и не смогли до конца искоренить в нем вежливость.
— Всегда завидовал тем, кто может действовать по велению сердца, наплевав на последствия, — признался он. — По-моему, это здорово. Глупо, но здорово.
Немного помолчал. Кеане не реагировал. Решив, что разговор окончен и пора оставить собеседника в покое, музыкант отвернулся и попытался заснуть.
Вдруг салум заговорил сам.
— Вот ты как подразделяешь людей?
Айрела этот вопрос застал врасплох и немало удивил.
— Ну-у-у... Мужчины и женщины? — неуверенно ответил он. — Дети и старики?.. Не знаю, никогда не задумывался.
— Мы всех делим на сырье, носителей и нас самих. Сырье еще бывает годное и негодное. Вот и вся классификация. Наше отношение к человеку в первую очередь определяется тем, к какой группе он относится. Преимущественно мы общаемся между собой, еще с носителями можно перекинуться парой слов, обычно об окиммах. Остальные — рабочий материал, как глина или там древесина — какие с ними могут быть отношения? Она же в какой-то момент почему-то перестала быть просто сырьем, перестала вписываться в классификацию, стала просто Риелей. С ней было весело. Поэтому, когда она умерла...
— Ты же сам ее убил, — ляпнул Айрел.
Тут же сильно пожалел, что не сдержался. Напрягся в ожидании реакции собеседника. Кеане несколько секунд лежал неподвижно и молчал.
— Когда она умерла, — медленно продолжил он. — Когда я ее забрал... То должен был вернуться в "гнездо", там бы из нее сделали окимму для какого-нибудь лорда. Не думаю, что ей бы это понравилось. Тебя она хотя бы знала. Говорила, что ненавидит, однако не стала вредить, когда был шанс. Не смогла. Это странно: ненавидь кого-нибудь я — при возможности уничтожил бы, не колеблясь, — мужчина о чем-то задумался. — Ее жизнь вертелась, по сути, вокруг тебя. Я сделал то же самое и с ее смертью. Она бы, конечно, долго орала, если б об этом узнала, но я решил, что так будет правильно. Всё. Минута откровений окончена, тема закрыта. Спокойной ночи.
Айрел молча переваривал услышанное. Остальные вопросы предпочел пока попридержать, дабы не раздражать соседа по комнате. Вспомнил, что собирался переодеться, но решил отложить это дело на утро, благо одежда уже почти просохла. После речи салума, находиться с ним рядом стало куда неуютней.
* * *
Тавис Давиот, сердитый, невыспавшийся и на скорую руку одетый, небрежно громоздился на диване малой гостиной табидского отделения гильдии бардов. Рядом с ним лежал новенький кожаный портфель, днем раньше приобретенный им в одном из самых дорогих магазинов города — со старым после пережитых им мытарств по лесам и полям было стыдно показаться в приличном обществе. На низком чайном столике стояли две нетронутые чашки остывшего чая и тарелка с бутербродами — "неуследившие" пытались задобрить грозных служащих "Мирлы" — да бронзовый канделябр с пятью свечами, худо-бедно освещавшими комнату. Времени было около пяти утра.
— Вот и доверяй после этого людям, — ворчал уполномоченный Давиот, раздраженно притопывая ногой. — Я к нему со всей душой, даже охрану не приставил, понадеялся на сознательность. И где благодарность?
Его подняли среди ночи сообщением об исчезновении Айрела Керрана. Сначала пришлось ехать на другой конец Табида в гильдию бардов, узнавать, что к чему, осматривать разрушенную комнату. Потом — в городскую стражу, забирать собак. Затем последовала беготня по маршруту исчезнувшего музыканта от самой гильдии и до реки, где обрывался след. Мужчина предпочитал проводить ночи иначе и симпатий к беглецу в этот момент не испытывал. Барре Камрон, разделивший с ним все тяготы, сидел на диване напротив и наблюдал за брюзжащим напарником. Своего пса он решил не будить, оставил его в гостинице и чувствовал себя без него несколько не в своей тарелке. В отличие от расхлябанного коллеги он сидел ровно, степенно, позволив себе лишь опереться о подлокотник. В тусклом свечном свете он казался не то статуей, не то восковой фигурой — такой же неподвижный и словно бы неживой. Представителей гильдии, вначале активно содействовавших следствию и постоянно толпившихся рядом, к этому времени уже выставили за дверь и велели не мешаться под ногами.
