— Но, к сожалению, — быстро нашлась она, — у меня совершенно нет на это времени. Мы с моим спутником ужасно торопимся и вынуждены откланяться.
Решительно встала из-за стола, взглядом указывая Кеане на свою изрядно потяжелевшую сумку.
— Как? Куда? — на глазах у крестьянки рушился мир.
— В Табид, — прежде чем Риелей успела среагировать, ответил мужчина, ссаживая кота на пол.
Када тупо на него уставилась, будто впервые замечая. Постепенно смысл его слов до нее дошел. "Апостол" запаниковала и заторопилась, впрочем, найдя время, чтоб послать спутнику полный негодования взгляд.
— Нет! — спешно рявкнула она, верно истолковав зажегшееся на лице крестьянки выражение.
— Возьмите меня с собой!
— Кеане, голубя тебе на грудь, видишь, что натворил?! — девушка схватила свою сумку, не дожидаясь, когда расшевелится ее спутник, и зашагала к двери. — Какого салума ты ей сказал?!
Када кинулась за ней следом.
— Зеленого! — догнав, повисла на руке гостьи, цепляясь так, словно от этого зависела ее жизнь.
Ноги Риелей, к такому повороту не готовой, под объединенным весом курицы и новой знакомой подкосились, и она шлепнулась на пол.
— С больши-и-им хвостом! — договорила Када, не ослабляя хватки. — Обычного такого.
— Что?! — девушка, шипя от боли, в ярости ее оттолкнула. — Пусти и не прикасайся ко мне! Долбанутая!
Посидела, растирая ушибленное бедро и прожигая скромно пристроившуюся чуть в отдалении хозяйку взглядом, полным ненависти.
— Причем тут хвост?!
— Вы сами спросили: "Какого салума?", — шмыгнула носом крестьянка, неловко теребя косу. — Ну, я и описала...
— Дура! — рявкнула Риелей, поднимаясь на ноги. — Это был риторический вопрос!
— Какой? — не поняла девушка.
— К тому же, если уж на то пошло, — с видом собственного превосходства проговорила гостья, гордо откидывая волосы за плечи. — Салумы черные. И это даже детям известно!
— А батька всегда говорил, что зеленые, — насупила брови Када. — И у них большие когти, чтоб души рвать. И зубища огромные.
— Кому ты больше веришь: своему батьке или мне — близкой подруге Айрела Керрана?! — Риелей использовала запрещенный прием.
Убедившись, что поставила противницу перед неразрешимой дилеммой, довольно фыркнула.
— Ну вот и всё! — провозгласила она торжественно. — Они черные. Да. Когтища драть души, зубища их жрать и огромное брюхо имеются. Однако всё это черное! Кеане, подтверди.
— Я что, должен комментировать весь бред, что ты несешь? — осведомился мужчина, продолжая спокойно сидеть на своем стуле и меланхолично грызть яблочко.
Кот лениво умывался у его ног.
— Ой, не надо нам этот разговор продолжать, — спохватилась вдруг Када, не дав Риелей сказать всё, что она думала о своем спутнике. — Не к добру это. Беду накликаем.
— Да ладно тебе, — отмахнулась гостья. — Скажи еще, что ты в это веришь.
— Батька говорит, что салумы в самом деле существуют, — гнула свое крестьянка.
Она встала, подкралась к двери, слегка ее приоткрыла, осторожно выглянула наружу и опасливо огляделась.
— Просто бредни, чтоб детей пугать, — гордо вскинула голову Риелей. — "Будешь плохо себя вести — за тобой салум придет". Вот ты в своей жизни хоть одного видела? То-то и оно!
— А что ж вы тогда спорили, как они выглядят, раз не верите? — шепнула Када, закрыв дверь после того, как удостоверилась, что за ней никого не было.
— Дело принципа, — гостья решительно скрестила на груди руки. — В моей деревне всегда говорили, что они черные, как сажа, чтоб их в темноте не видно было.
— Зеленого тоже не больно-то впотьмах разглядишь, — обижено буркнула хозяйка.
— Кстати, вот тебе доказательство, что их не существует. Люди даже не могут прийти к однозначному выводу, что они собой представляют. Каждый придумывает, что хочет, — Риелей с вызовом уставилась на собеседницу, ожидая, что та на это скажет.
— Это потому, что все, кто их видел, исчезают без следа! — торжественно проговорила Када, делая страшные глаза.
— А откуда тогда вообще эти слухи взялись, раз свидетелей нет? — триумфально возвестила девушка, ожидавшая такого ответа.
Воцарившееся молчание нарушал лишь размеренный яблочный хруст.
Хозяйка несколько секунд обдумывала контраргумент, потом вспомнила, что это сейчас не главное, и вернулась к изначальной теме.
— Возьмите меня с собой!
Риелей сообразила, что упустила шикарную возможность сбежать, пока собеседница пребывала в растерянности, и раздраженно поморщилась.
— Давианой заклинаю! — Када таки бухнулась гостье в ноги, цепляясь за ее юбку и не пуская к выходу. — Она сама привела вас к моему дому! То знамение было, что у моего забора вы отдохнуть присели! Видать намек то мне. Словно говорит мне Владычица: "Встань, Када, Лута дочь, и борись за счастье свое! Не жди ты чуда, а сама за ним поезжай! В Табид! К возлюбленному единственному! Другого шанса уж не выпадет его повидать!"
Риелей паниковала и пыталась высвободиться, бросая на спутника исполненные отчаянной мольбы о помощи взгляды. Тот же демонстрировал поразительное непонимание невербальных знаков общения и не думал вмешиваться. Потянулся за третьим яблоком.
— Мы в Табид еще нескоро поедем, — выкручивалась девушка, беспомощно пятясь от распростертой перед ней крестьянки. — Сначала в Чел направляемся. Оттуда в Фаррин... Боюсь, к концерту-то и не успеем до места добраться. Кучу денег опять же на проезд угрохать придется: эти караванщики дерут, как оборзелые.
— У меня телега есть, — сообщила вдруг Када немного неуверенно. — И лошадка тоже. Вернее, не у меня, а у батьки с мамкой, но они сейчас в поле, потому можно взять, пока их нету.
Риелей, как раз собиравшаяся сказать что-то еще, замерла с открытым ртом, осмысливая новую информацию. Медленно его закрыла и посмотрела на девушку новыми глазами. Улыбнулась. Кеане прекратил жевать, глянул на спутницу и многозначительно покачал головой. Свое мнение, впрочем, предпочел не озвучивать.
— Прости, батька, дочку свою непутевую, — говорила Када уже через полчаса, кланяясь родному дому. — Уезжает она счастье свое искать. И ты меня, мамка, прости.
— Беспринципная, безответственная, расчетливая, продажная, — занудно перечислял Кеане, сидя на телеге и ожидая, когда новая знакомая закончит свой прощальный монолог и они тронутся в путь, — не брезгующая сломать жизнь наивной дурочке ради собственного удобства женщина. Я ничего не забыл?
Небрежно швырнул огрызок на дорогу.
— Между прочим, во мне есть куча и положительных качеств, — промямлила Риелей, неловко поелозив на своем месте.
Она сама чувствовала себя несколько не в своей тарелке из-за происходящего и безуспешно пыталась успокоить зудящую совесть мыслью, что семья Кады как-нибудь переживет внезапное исчезновение дочки, лошади и телеги. Записку родителям девушка оставила, так что, по крайней мере, те будут в курсе, куда именно всё это делось.
— Назови хотя бы парочку, — Кеане махнул на прощание сидящему на крылечке коту.
— Ну... э-э-э... я, к примеру... — Риелей задумалась.
Поняв, что ничего бесспорно хорошего о себе вспомнить не может, впала в депрессию.
— Иногда реально себя оцениваешь, — подсказал мужчина, убеждаясь, что ответа от собеседницы не дождется. — Это тоже неплохо.
4.
Лучи утреннего солнца, пронизывая облака, лениво ползли по крышам Обхарнайта, столицы Кендрии. Отражались от золоченых шаров, венчавших шпили святилищ Давианы, скользили по стеклам домов, игрались с флюгером, уже более ста лет украшавшим башенку гильдии бардов. Через два квартала от нее располагался непримечательный дом — по крайней мере, он ничем не выделялся среди прочих зданий, стоявших на одной из главных улиц города: богатая лепнина, кариатиды, поддерживающие головами балконы с кудрявыми коваными решетками, мраморные лестницы и пара суровых швейцар у входа. Прежде здесь располагался не то институт благородных девиц, не то публичный дом — что-то явно связанное с юными барышнями. Потом несколько десятилетий подряд строение передавалось из рук в руки, меняя обитателей и вывески, последние же лет тридцать-сорок парадную дверь здания украшала скромная бронзовая табличка. На ней было выбито единственное слово — "Мирла". Не раз праздно шатающиеся прохожие раздумывали, стоя у крыльца, что могло скрываться за этим названием. Придя к какой-нибудь догадке, они шли дальше, обычно быстро отвлекались на что-то еще и выбрасывали непонятное слово из головы. Большинство же горожан и гостей столицы проходили мимо здания и особо не глядели по сторонам, считая, что они и так слишком заняты для того, чтоб рассеивать своё драгоценное внимание на всякую ерунду.
Лаес Даген, всю жизнь принадлежавший ко второй группе, взбежал по ступеням крыльца, мимоходом кивнул швейцарам и повернул дверную ручку. Прошло несколько дней с тех пор, как он узнал о "Мирле".
Пирс Блэйз уже был на месте. Сидел за столом и равнодушно проглядывал какой-то документ.
— Курьер принес донесение от Тависа, — сообщил он вместо приветствия.
— Кто такой Тавис? — мужчина аккуратно положил свой кожаный портфель на угол столешницы и присел на краешек кресла, обычно занятого старшим коллегой.
— Наш служащий, — отозвался Пирс Блэйз, складывая письмо и заталкивая его обратно в конверт. — Сейчас расследует происшествие, связанное с окиммой графа Обриана.
— Один?
— Нет, — старик встал и жестом велел Лаесу освободить его любимое кресло и пересесть за стол. — С ним напарник. Из числа... оружейников.
— Кстати, я давно хотел спросить, — оживился мужчина, послушно меняясь с наставником местами. — Как делаются окиммы?
Пирс Блэйз немного напрягся.
— Знаешь, не я ведь занимаюсь их изготовлением, — проговорил он. — Все вопросы к оружейникам.
Лаес задумался, решая, насколько адекватным поступком для человека его возраста и положения будет пойти к незнакомым людям и донимать их глупыми вопросами просто из любопытства. На всякий случай уточнил.
— А они здесь же находятся?
— Нет. Они сотрудничают с "Мирлой", но, по сути, ее частью не являются. Если возникает необходимость в проведении расследования, присылают своего представителя. Тот какое-то время работает в паре с кем-то из наших, действует от имени службы и подчиняется нашему руководству. По окончании дела уходит. Весьма нелюдимые товарищи. И с самомнением у них всё в порядке.
— О, — Лаес Даген тут же пришел к выводу, что, пожалуй, пока поживет, не зная о процессе изготовления окимм.
В конце концов, точно так же он не разбирался еще в куче вещей — в ковке железа, к примеру, или ткачестве, что не мешало ему чувствовать себя вполне неплохо. Интересно, конечно, но можно и подождать — наверняка ведь со временем всё выяснится, так или иначе.
* * *
Тем временем в другой части страны простая крестьянская телега, скрипя и подпрыгивая на колдобинах, подъезжала к Фаррину. Крепкая лошадка с косматой, закрывающей глаза челкой лениво трусила по разбитой дороге, не ставя перед собой задачи сделать путешествие пассажиров комфортным. Впрочем, спавшей на соломе девушке тряска, грохот и шатание, казалось, совсем не мешали. Риелей почивала сном младенца, вольготно раскинувшись так, что больше никому толком места в телеге не хватало. Кеане пришлось всю ночь спать на облучке, кое-как пристроившись между стенкой телеги и локтем спутницы, постоянно вертевшейся и так и норовившей заехать ему в бок рукой или коленом. Када же, находившаяся во внутренней иерархии путников даже ниже лошади, ночевала где и как придется: на соломе ей места не было. Потому и она, и Кеане, понимая, что нормально выспаться у них всё равно не выйдет, вставали очень рано. Девушка, отчаянно зевая, правила конягой, мужчина же сидел в углу повозки, поджав ноги, и медитировал на пейзаж. Прошло три дня с тех пор, как крестьянка влилась в маленький коллектив.
— Гляньте-ка, а вон и городок какой-то, — окликнула Кеане Када.
Тот ответил лишь своим обычным, ничего не выражающим взором. Появление на горизонте населенного пункта, по его мнению, было фактом очевидным, в комментариях не нуждающимся.
— Подъем, — мужчина не очень вежливо похлопал спящую спутницу по щеке.
Та поморщилась, недовольно застонала и перевернулась на другой бок. Повозилась, устраиваясь удобней, и снова затихла. Кеане несколько секунд сидел молча и буравил взглядом затылок с застрявшими в волосах соломинками.
— О, — сказал он безо всякого выражения в голосе. — Смотрите, Айрел Керран.
— ГДЕ?!
Риелей, мгновенно просыпаясь, аж подскочила на месте и принялась дико озираться. Када сделала то же самое, при этом резко дернула за поводья, чуть не сворачивая лошади шею. Та захрапела, испугалась, рванула и едва не стащила телегу в кювет.
— Ай, молодец! — злилась девушка. — Вот умница! Да чтоб тебя...
— Салумы драли? — зевнул Кеане.
— Именно! — рыкнула Риелей, больно ударившаяся лбом о борт повозки во время лошадиных метаний. — Со своими шуточками чуть всех нас не угробил! Знаешь же, что она на это имя неадекватно реагирует, — кивнула в сторону Кады.
Та по-прежнему вертела головой по сторонам, красная, взмокшая и до сих пор не сориентировавшаяся в ситуации.
— Мы в Фаррин приехали, — сообщил мужчина.
— Спасибо, — кисло улыбнулась Риелей. — Я заметила.
Фаррин был последним крупным поселением по дороге в Табид и находился от него в четырех дня пути. Довольно грязный, весьма заурядный городишко. Узкие улицы, обшарпанные дома и сладковатый запах сырого мяса — на окраине города располагалась скотобойня. Путники быстро поняли, что на телеге им тут особо не разъездиться — не хватало еще застрять в каком-нибудь переулке. Остановились в пустынном и довольно просторном дворе. До выступления Айрела Керрана оставалась ровно неделя. Риелей сочла, что прибывать на место сильно загодя совсем не обязательно, потому можно было не торопиться.
— Я смотрю, ты решила зря времени не терять, — прокомментировал Кеане, когда она извлекла из сумки сильно мятое и немножко провонявшее жареной курицей лучшее платье.
Проводил взглядом мелькнувшие среди кучи тряпья яблоки.
Девушка гордо его проигнорировала и с достоинством удалилась переодеваться в ближайшую подворотню. Через пару минут вернулась уже переоблаченной и принялась с остервенением расчесываться.
— Как я выгляжу? — буркнула она, закрепляя в волосах бантик и убеждаясь, что челка скрывала синяк на лбу от чужих глаз.
— Ну-у-у... — протянул Кеане, скептически разглядывая ее со всех сторон. — Скажу честно, бывало и лучше.
— Очень хорошо! — захлебываясь восторгом, поведала Када. — Вы просто красавица! Глаз не оторвать!
Риелей кисло улыбнулась спутнику и благосклонно — спутнице. Откашлялась и выпрямила осанку.
— Значит так, — степенно проговорила она, напуская женственности и интеллигентности. — Я отправляюсь на прогулку. Убедительно прошу временно избавить меня от своего общества: хочу немного побыть одна. Надеюсь на ваше понимание и чуткость.
— Ого! — восхитилась Када. — Такая дама получилась! Как настоящая! Аж жуть!
