К берегу прибило первого человека. Здоровяк-матрос, борясь с норовящими утащить его назад волнами, прополз несколько метров и, тяжело дыша, повалился на мокрый песок. Попытался подняться, чтоб помочь остальным, однако рухнул обратно, пронзенный мечом. Захрипел, недоуменно вытаращив глаза, и попытался обернуться, но второй удар не дал ему этого сделать. Высвободив оружие, убийца побежал к следующему телу.
Мало кто добрался до суши живым. Члены банды споро оттаскивали от воды утопленников и вынесенные на мелководье предметы, пока их не смыло обратно в море. Чуть в отдалении на берег выбралось еще двое. Один из них довольно уверенно держался на ногах и буквально тащил на себе второго, не то мертвого, не то потерявшего сознание. Преступник, оказавшийся ближе всех, побежал к ним. Его коллеги увидели, как он добрался до своих жертв, как замахнулся мечом, как стоящая у кромки воды фигура небрежно откинула свою ношу в сторону, как она, подпустив их товарища на расстояние удара, взмахнула рукой. Тот упал и уже не поднялся. Главарь банды нахмурился. К выжившим устремилось уже несколько вооруженных мародеров.
Отброшенный на песок человек оказался никаким не трупом. Он закашлялся, зашевелился, силясь привстать. Его спутник тем временем поднял оброненный нападавшим меч, спокойно и невозмутимо готовясь встретить приближающихся мстителей.
До слуха подростка, послушно сидевшего на утесе возле костра, донеслись звуки музыки. В завываниях ветра явственно прозвучали струнные переборы. Он недоуменно поднял голову, прислушиваясь, однако продолжения не последовало. Парнишка некоторое время вертел головой, напрягая слух, потом решил, что ему просто показалось, и снова сосредоточился на пыхающих и плюющихся искрами сырых поленьях, на безвольно пригибающихся к земле языках пламени, то почти гаснущих, то разгорающихся вновь.
Кеане тяжело дышал, равнодушно скользя взглядом по валяющимся вокруг него трупам. Медленно перевел его на Айрела. Салум был вынужден признать, что без его помощи всё бы закончилось крайне плачевно. Заплыв по бушующему морю с практически беспомощным бардом на буксире не прошел для него просто так. Уставший, ослабленный и дезориентированный, он сумел отбить первых четверых нападавших, когда же, увидев в нем нешуточную угрозу, подтянулись все остальные, мужчина оказался в тяжелом положении. Окруженный, он едва успевал уклоняться или блокировать сыплющиеся со всех сторон удары. Будь он в лучшей форме, и то не факт, что смог бы справиться.
Музыкант, заметив, что спутник на него смотрит, ответил ему столь же пристальным упрямым взглядом. Один не благодарил, второму это и не требовалось. Не услуга и не одолжение — взаимовыгодное сотрудничество, как и договаривались. Кеане всё же едва заметно кивнул. Пошатнувшись, плюхнулся на песок, воткнул рядом с собой окровавленный меч, расслабился. Айрел огляделся, убеждаясь, что нападать на них больше никто не собирался, и убрал окимму. Посидели молча, приходя в себя. Бард растерянно глядел на заваленный трупами берег. Пара утопленников покачивалась на волнах. На его счастье в тусклом лунном свете они выглядели просто темными бесформенными кучами, похожими на наносы водорослей или топляка. Не привык он к мертвецам. Тем более — в таком количестве.
— Интересно, где мы сейчас? — музыкант неловко огляделся, словно надеясь увидеть дорожный указатель. — За пределы Кендрии не выбрались, как я понимаю, — обреченно вздохнул он.
Зацепившись взглядом за горевшие на утесе огоньки, вдруг осознал, что замерз. Промокшая одежда противно липла к телу — хоть лезь обратно в воду, чтоб спрятаться от пронизывающего ветра. За возможность переодеться и посидеть у костра, Айрел многое бы отдал. Бард вопросительно посмотрел на спутника, собираясь предложить прогуляться наверх, посмотреть, что к чему. К некоторому своему удивлению заметил, что тот был расстроен и подавлен. За неделю с лишним знакомства он как-то не заметил за оружейником особой чувствительности и человеколюбия. Да, тот старался избегать ненужных убийств, если была такая возможность, предпочитая глушить противников, как перед самым выездом из Табида, когда на Айрела таки обратили внимание стражники и попытались его задержать "для установления личности". Однако скорбеть о невинно убиенных...
— Огурчик потерялся, — от Кеане не укрылся недоверчивый взгляд барда.
Певец пару секунд переваривал услышанное. Мда. Кому что.
— Смыло, наверное, — без особой жалости предположил он.
— Он мог остаться на корабле, — задумчиво проговорил салум. — Незаметно выбраться из кармана и...
— Если хочешь, я куплю тебе целый мешок хомяков! Новых! Всех возможных цветов! — торопливо пообещал Айрел, догадываясь, что последует дальше. — Мы же не полезем в эту кучу обломков на поиски твоей крысы, да?
Собеседник ничего не ответил, но музыкант и без слов прекрасно понял, что тому нужен не мешок хомяков, а только один конкретный, и что он всё равно поплывет на разбившееся судно. За время их непродолжительного знакомства он заметил, что Кеане почти никогда не спорил. Он просто делал то, что хотел, абсолютно не считаясь с мнением окружающих в лице Айрела.
— Хотя бы завтра, надеюсь? — бард не собирался составлять спутнику компанию во время этого наверняка жутко увлекательного заплыва, однако надеялся, что тот пока займется чем-нибудь более важным и первостепенным.
К примеру, сходит с ним выяснить, что за огни горят на утесе: певец опасался идти один — мало ли кто мог там быть. Возможно — дружки столь душевно встретивших их на берегу мародеров. В принципе, активировав окимму, бард смог бы от них отбиться, однако, вдарь он по струнам, и полегли бы все, кроме него самого да Кеане, на которого, как выяснилось, лютня как на своего создателя тоже не действовала. А было бы очень кстати оставить кого-нибудь в живых, расспросить и выяснить, где именно они оказались. Дэйси тоже в свое время выжил, послушав музыкальный инструмент, однако, во-первых, не было никакой гарантии, что он вскоре не отдал Давиане душу под каким-нибудь забором, во-вторых, не стоило его сравнивать с обычным человеком. Айрел предполагал, что в зависимости от того, как и что играть, окимма оказывала разное воздействие на слушателей, однако как проверить догадку, не прибегая к помощи толпы смертников, он не знал.
— Светло будет, море успокоится. Куда больше шансов его отыскать, — увещевал музыкант, мелко стуча зубами от холода и серьезно опасаясь подхватить воспаление легких. — Если твой хомяк дожил до этого момента, то до утра уж точно протянет — он же не дурак. Спрячется где-нибудь и пересидит опасность.
Вообще, бард считал Огурчика скотиной на редкость тупой, абсолютно лишенной инстинкта самосохранения. С него бы сталось, чудом пережив шторм, свалиться в воду и утонуть уже после его окончания.
— А вот лошадям точно конец... — с тоской подумал Айрел.
Кеане, поразмыслив, согласно кивнул. Музыкант незаметно перевел дух.
— Пошли узнаем, что там за огни, — предложил он, неуверенно поднимаясь на ноги.
— Это лампы, — отозвался салум, не двигаясь с места. — Я слышал о таком. Имитируешь с их помощью город, заманиваешь корабль на рифы, ну и так далее.
Мужчина убрал со лба налипшие волосы, внимательно посмотрел на окоченевшего спутника.
— Что ты мучаешься? — спокойно проговорил он. — Переоденься в сухое.
— Где я его тебе возьму?! — рыкнул бард, ненавидя в этот момент собеседника всем сердцем.
Нет, надо было срочно расширять словарь ненормативной лексики: слать к салуму его самого было как-то нелепо.
Кеане кивком головы указал на трупы мародеров. Айрел, сообразив, что тот ему предлагает, не поверил своим ушам и чуть не лишился дара речи от возмущения. Впрочем, принципы и брезгливость очень быстро сдались и отступили: порой становится безразлично, откуда взялась теплая сухая одежда.
9.
На краю утеса стояли лампы. Некоторые из них потухли, парочка разбилась, сорвавшись под порывами ветра вниз. Размытые желтые сферы света выхватывали из темноты камни и жесткую сухую траву. Почти догоревший костер вяло чадил, потрескивая обугленными поленьями. Слабые язычки пламени лениво обсасывали подернутые пеплом красные мерцающие уголья. И ни души рядом.
Кеане, убедившись в последнем, рискнул выйти на освещенную площадку. Остановился и огляделся. Айрел, предоставив решение вопросов безопасности своему спутнику, кинулся к затухавшему костру и, торопливо бросив в огонь пару лежавших рядом дровин, вытянул над ним озябшие руки. Сырая древесина занимались неохотно.
Позаимствованная у мертвеца одежда барду была великовата и пахла потом, но того это уже не волновало. Сумка с вещами и деньгами осталась на корабле. Поразмыслив, певец решил поутру наведаться туда вместе с союзником: вряд ли тот стал бы ее искать.
Салум, который, похоже, вообще не мерз, подсел к костру лишь после того, как обошел весь утес, проверив, не притаился ли кто-нибудь в темноте.
— Ну, что? — Айрел уже почти не клацал зубами. — Не понял, где мы?
Кеане ответил ему долгим тяжелым взглядом. Бард понял, что его только что без слов назвали идиотом.
— Ты мог увидеть знакомую тебе гору, — раздраженно процедил он. — Или узнать еще какой-нибудь ориентир, по которому нам бы удалось хоть приблизительно сообразить, где мы находимся. Такое возможно, поэтому я и спросил!
— Боюсь, я не настолько силен в географии, чтоб определить наше местоположение по прибрежной линии, — мужчина тоже протянул руки к пламени. — Пятнадцать лет почти безвылазно просидел в замке. Карты нам, конечно, показывали, и я их даже внимательно изучал, однако вряд ли это особо поможет в данной ситуации.
— Пятнадцать лет? — Айрел был впечатлен. — Тебя не выпускали, что ли?
— Выпускали, — равнодушно пожал плечами салум. — В детстве несколько раз водили на тренировки в ближайший город, — заметив растерянный взгляд собеседника, решил пояснить. — Обычно они заключались в том, чтобы найти и спровоцировать какую-нибудь подростковую банду: когда дерешься один против целой толпы, обучаешься быстро. И побегать успеваешь, и руками помахать, и опыта набираешься. Опять же учишься действовать в условиях города: узкие улицы, крыши, чердаки, тупики и проходные дворы. Это было познавательно. Также учитель брал меня с собой на охоту — мы тогда полстраны пересекли, а еще как-то он просто повозил меня по Кендрии, показал Обхарнайт.
Кеане замолчал. Бард некоторое время ждал продолжение рассказа, потом понял, что собеседник сообщил всё, что хотел, а не сделал паузу, чтоб собраться с мыслями.
— Ммм... — протянул он. — И это за пятнадцать лет?
— У нас большой замок. С парком, библиотекой, тренировочными залами и полигоном. Необходимости выходить за его пределы обычно не возникает.
Айрел, полжизни проведший в дороге, даже не знал, что на это сказать.
— Как тебя угораздило стать салумом? — спросил, наконец, он.
— Семья у меня была бедная, зато многодетная. Поэтому, когда родителям предложили продать одного из сыновей, они не долго колебались: от семилетнего пацана пользы в хозяйстве мало, а кормить приходится регулярно. К тому же, учитель заверил их, что со мной всё будет хорошо.
— О, — судя по тону собеседника, того услышанное не удивило и не шокировало.
— Дэйси его наставник подобрал на улице, — продолжал Кеане. — Если не ошибаюсь, он попрошайничал в Найлахе.
— О, — прошлое этого человека барда не интересовало вовсе.
— Потом следовали годы тренировок и обучения, а три месяца назад мы оба были признаны готовыми и выпущены на охоту. Примерно так меня и угораздило стать салумом.
— О, — в третий раз проговорил Айрел. — И ты считаешь себя более подготовленным, чем он.
— Скажу так. Если б за тобой охотился я, ты бы здесь сейчас не сидел.
— Спасибо Давиане, что она свела меня с Дэйси, да терзается его душа на раскаленных кольях, — с легкой издевкой пропел бард, подражая интонации жрецов на службах. — Кстати, если ты такой сильный и умный, как утверждаешь, почему тогда мой табидский концерт состоялся? — продолжил он уже нормальным тоном. — Как ты говорил? Лей хотела залить водой ларцевещатель? Да чтоб его сломать...
— Достаточно пнуть ногой или ударить палкой, — закончил за него Кеане. — Я знаю. И, если б мне нужно было сорвать твое выступление, я бы так и поступил. Риелей же любила размах и драму. Впрочем, вариант с палкой вполне мог не прийти ей в голову. Мне же было безразлично, чем закончится ее эпопея с местью, поэтому я не стал ей ничего говорить.
— Весьма признателен, — буркнул Айрел.
Разговоры о том, как спутник мог загубить его жизнь, настроения не поднимали.
— А нас с братом отец выставил из дома, когда мне было тринадцать лет, — бард сам не знал, зачем это рассказывает. — Сказал, что мужчина должен всего в жизни добиться сам. Что тот, кто ни в чем не преуспеет, может и не надеяться увидеть свое имя в его завещании. Чтоб мы не показывались ему на глаза, пока не станем "кем-то". Дал немного денег, чтоб с голоду в первую же неделю не сдохли, и пожелал удачи. Ивар проводил меня до ближайшего отделения гильдии, а сам на военную службу пошел — ему тогда лет семнадцать было. Сейчас на одном из южных гарнизонов прозябает. Я же, когда дела у меня пошли на лад, послал отцу письмо, где подробно расписал, сколько я зарабатывал на тот момент и сколько буду в скором времени. Сказал, что он может подавиться своими грошами. Что если он, подсчитав мой доход, вдруг вспомнит о том, что у него помимо его обожаемого Вайте есть еще сын, и примется заверять меня в отцовской любви в надежде, что я отвалю ему денег, то пусть особо не удивляется, получив отказ в грубой форме.
— Сурово.
— Справедливо. Нам с Иваром сразу было понятно, что он собрался всё оставить Вайте. Просто придумал дурацкий предлог, как избавиться от нас двоих.
— И большое наследство? — Кеане подбросил в костер последнюю из оставшихся дровин.
— Мелкая ткацкая мануфактура. Четыре станка. Почти не приносила дохода. Я бы на месте отца постеснялся поднимать тему преуспевания.
— А вдруг он потом так же выставил из дома и этого Вайте?
Айрел усмехнулся.
— Ему в ту пору было двадцать семь лет, он помогал отцу вести дела. Был его правой рукой. В общем, идеальный преемник.
— Как ни посмотри, ситуация выглядит очень глупо, — салуму, похоже, тоже было наплевать на детские душевные травмы спутника. — Белыми нитками шита.
Бард, погруженный в пучины былой обиды, не стал ничего говорить.
* * *
Доски угрожающе скрипели. Айрел ухватился за перила: ноги скользили по наклонной палубе.
Добраться до корабля удалось сравнительно легко — за ночь пережившую шторм шлюпку прибило к берегу. Изрядно побитую, треснутую и без весел, зато как-то держащуюся на плаву. Грести приходилось руками, долго и утомительно, однако рифы с застрявшим на них судном были не настолько далеко, чтоб это составляло такую уж проблему.
Нижняя палуба была затоплена. Сквозь открытый люк виднелся спускавшийся вниз трап, на треть скрытый водой. Что ж, теперь можно было даже не сомневаться, что находившиеся в трюме лошади погибли. Бард, в свое время решивший сэкономить, сильно пожалел, что не раскошелился на каюты, располагавшиеся под кормовой надстройкой — они-то в крушении вообще не пострадали. Досадливо поморщившись, начал спускаться следом за Кеане — глупо было столько маяться, добираясь сюда на разбитой лодке, чтоб отказаться от поисков сумки из нежелания намочить ноги и общей брезгливости.
