Активно развивались и другие начинания, например оперативные отряды. Лидером в этом процессе была, естественно, Москва, где впервые деятельность подобных отрядов была поставлена на научную основу. А зачинателем этого стал Первомайский оперотряд: именно здесь была введена система непрерывного оперативного планирования, дающая возможность вести постоянную и целенаправленную работу с лицами, склонными к правонарушениям. Дружинники там располагали современными картотеками, у них был заведен образцовый учет.
Еще один полезный опыт внедрили оперотрядовцы Ижевска: они организовали службу подвижных оперативных групп (ПОГ). Разбив город на секторы, они проложили маршруты и вместе с работниками милиции на личных машинах ежедневно контролировали все наиболее уязвимые места. Как и экипажи ПМГ, они прибывали к месту происшествия в считаные минуты и пресекали правонарушения в самом зародыше. Сегодня о подобном подвижничестве можно только мечтать: в разобщенной капиталистической России, где главенствует принцип "каждый выживает в одиночку", милиция и народ существуют в разных плоскостях.
1976
Пропавшая коллекция
Подавляющая часть советских граждан 1 января еще приходили в себя после новогодней ночи, а сотрудники таможенной службы аэропорта Шереметьево уже трудились не покладая рук. В тот день в их сети угодила крупная дичь: итальянский гражданин Лючиано де Чета, вылетавший в Рим рейсом Љ 584 и пытавшийся провезти контрабанду. Иностранца выдало его нервозное поведение: он беспокойно озирался по сторонам, прятал глаза и нервно покусывал губы. Таможенник решил проверить его багаж тщательнее. Итальянец при этом занервничал еще сильнее.
Причина этого беспокойства обнаружилась достаточно быстро: в рукаве лыжной нейлоновой куртки таможенник нащупал твердый предмет. Вскоре на свет был извлечен кремневый пистолет XVIII века. Итальянец объяснил, что это оружие некогда принадлежало его знаменитому соотечественнику — Джузеппе Гарибальди — и теперь возвращается к себе на родину. Но это объяснение, естественно, не удовлетворило таможенную службу. Спустя несколько минут был обнаружен еще один незадекларированный предмет: под подкладкой ватной куклы-грелки находились старинные кубок и ваза. "Эти вещи тоже принадлежали Гарибальди?" — лукаво поинтересовались таможенники у итальянца. Тот счел за благо промолчать.
Как выяснится чуть позже, все эти вещи не имели к народному герою Италии никакого отношения, а до недавнего времени принадлежали известному ленинградскому коллекционеру, известному профессору, заведующему кафедрой одного из учебных заведений города на Неве. Но в августе прошлого года эти вещи перекочевали в руки других людей. Дело было так.
В тот злополучный день профессор был на занятиях и в доме находилась его жена Ольга Павловна. Внезапно в дверь позвонили и приятный мужской голос произнес: "Я хочу передать вам посылку от сына..." Поскольку професорский отпрыск на самом деле находился в длительной командировке и общался с родителями исключительно через почту, у матери не возникло даже тени подозрения. Но едва она щелкнула замком, как в коридор вломились несколько незнакомых мужчин в нейлоновых масках, один из которых ударил женщину тяжелым предметом по голове. После этого преступники рассредоточились по огромной квартире и споро принялись за грабеж.
Грабители знали, зачем пришли: их интересовала дорогая коллекция антиквариата, собранная профессором. Примерно за полчаса б?льшая часть коллекции перекочевала в сумки преступников. Были похищены: кубок из слоновой кости с фигуркой единорога на крышке, инкрустированной гранатовыми камнями, оправленная в серебро ваза с изумрудами и многое другое. Как выяснит позднее следствие, похищенный антиквариат был заказан одним из западных коллекционеров, который в те дни находился в Москве. Именно его и задержали таможенники Шереметьева.
Самое интересное, что принадлежность этих вещей к коллекции ленинградского коллекционера выяснится не сразу. В одной из газет будет опубликован репортаж об удачной операции таможенников с фотографиями найденных вещей. Эта газета попадется на глаза кому-то из коллег потерпевшего, и тот покажет ее коллекционеру.
В поисках "рая"
С тех пор как в 1971 году советские власти вынуждены были открыть еврейскую эмиграцию, из страны начали уезжать по нескольку тысяч человек в год. И хотя многие из них потом жалели об этом своем поступке — поскольку жизнь в том же Израиле оказалась далеко не сахар для алим ходашим (новоприбывших), однако западная пропаганда, вещавшая на СССР, красочно расписывала "райскую жизнь" бывших советских граждан на новом месте. Естественно, эти передачи плодили новых "отъезжантов". Одним из таких людей стал некто А. Попов из Москвы. Шансов уехать из страны у него практически не было — он не был евреем и не имел необходимых денег на отъезд, — но уехать в западный "рай" ему жуть как хотелось. В итоге он решил... угнать гражданский самолет и улететь на нем в Израиль.
Попов готовился к побегу тщательно. Имея доступ на киностудию "Мосфильм", он похитил оттуда 6 пиротехнических зарядов, надеясь использовать их во время захвата в качестве бомбы. Заряды рассчитывал пронести на борт, спрятав за пазухой. Взяв на работе отпуск, он в середине января приобрел в кассе "Аэрофлота" билет на самолет, вылетающий из Москвы утром 22 января . Однако его план сорвался. Перенервничав ночью накануне отлета, Попов утром проснулся в разбитом состоянии. Руки у него тряслись, как после похмелья, ноги стали словно ватные. Даже стакан водки, принятый "для храбрости", не помог. В итоге горе-угонщику пришлось мчаться в аэропорт и сдавать билет в кассу. А на обратном пути в Москву, уже успокоившись, Попов дал себе твердое слово в ближайшее время опять вернуться к попытке угона.
Эта попытка состоялась в начале февраля. Однако и во втором случае план террориста не осуществился. Хотя на этот раз он дошел гораздо дальше. Поднявшись на борт самолета, Попов дождался, когда лайнер взмыл в небо, и вскоре подбросил в туалет записку с угрозами: мол, на борту находится террорист с бомбой, требую изменить маршрут. Как и предполагал преступник, записка дошла до адресата: кто-то из пассажиров нашел ее и отдал стюардессе. Та передала командиру корабля, который немедленно связался с землей. Через несколько минут эта новость уже стала известна начальнику столичного КГБ Алидину, и тот позвонил по "вертушке" (то есть по телефону правительственной связи) Андропову. Приказ был жесткий: вернуть самолет в Домодедово и задержать преступника.
Когда лайнер приземлился в Москве, его тут же окружил спецназ. Однако это оказалось лишним: за это время террорист так и не объявился, и, кого задерживать, было непонятно. Тогда руководители операции приняли решение провести сквозь сито обыска всех пассажиров. Особое внимание уделили шестерым — тем, кто ближе всех сидел к туалету. Однако ни у одного из пассажиров не было найдено ничего подозрительного: ни оружия, ни бомбы. Пришлось всех отпускать. Но кое-кого из отпущенных все-таки взяли на заметку и установили за ними негласное наблюдение.
В течение нескольких недель попавших на заметку людей подвергали негласной проверке. В конце концов все стрелки сошлись на Попове. И в понедельник, 1 марта , была проведена операция по его задержанию. Выглядела она по-киношному эффектно. Уговорив одного из знакомых Попова помочь им, чекисты попросили его пригласить террориста-неудачника на одну из столичных квартир под видом отмечания какого-то знаменательного события. "Красивые женщины будут?" — спросил Попов. "Обязательно", — ответил приятель. Этого оказалось достаточно, чтобы Попов согласился, не почуяв ничего подозрительного.
Горе-угонщик явился в точно назначенное время по-праздничному разодетый и пахнущий дорогим одеколоном. На пороге его встретила миловидная хозяйка квартиры, которая на самом деле была сотрудницей КГБ. Женщина произвела на Попова сильное впечатление, чего, собственно, и добивались разработчики операции: до самого последнего момента он не должен был догадываться о подлинной сути происходящего. Он и не догадывался. Когда хозяйка пригласила всех за стол, Попов уселся рядом с ней, намереваясь продолжить свои ухаживания. К сожалению, спустя несколько минут его ждало глубокое разачарование. В тот момент, когда он расслабился и потянулся за салатом, сидевший рядом с ним "брат" хозяйки ловко защелкнул на его руке наручники.
Хулиган с мосфильмовской
28 марта 1976 года в Москве произошло событие, которое в оперативных сводках столичной милиции не вызвало большого резонанса, поскольку такие события тогда происходили чуть ли не регулярно. Речь идет о банальной уличной драке, причем без каких-либо тяжких последствий для здоровья драчунов. Но чуть позже стало понятно, что именно эта драка поставила крест на судьбе молодого и талантливого киноактера, который был не только одним из участников этого инцидента, но и главным его инициатором. Эта история наглядно демонстрировала то, что может произойти с талантливым человеком, если он свой несомненный талант употребляет не на благое дело. Звали этого человека Сергей Шевкуненко.
Шевкуненко родился в творческой семье. Его родители работали на "Мосфильме": отец — Юрий Александрович — был известным драматургом, главным редактором 2-го объединения, мать — Полина Васильевна — ассистентом режиссера. Увы, но своего отца Сергей почти не помнил: когда ему исполнилось четыре года, Юрий Александрович скончался от рака. Как выяснится позже, эта трагедия не пройдет бесследно для Сергея — во многом именно безотцовщина деформирует его личность и толкнет на скользкую дорожку преступлений. Хотя поначалу ничто не предвещало такого развития событий.
По словам всех, кто знал эту семью, Сергей с малых лет рос чрезвычайно талантливым ребенком. В четыре года он уже умел читать, в восемь — осилил двухтомную "Сагу о Форсайтах". Как ни странно, но в отличие от большинства своих сверстников, которые буквально бредили кино и мечтали стать актерами, у Сергея такой мечты не было. И это при том, что и мама, и его старшая сестра Ольга имели самое непосредственное отношение к кинематографу и трудились на "Мосфильме". Мама работала с Эльдаром Рязановым (на фильмах "Дайте жалобную книгу" и "Берегись автомобиля"), а Ольга в качестве монтажера принимала участие в работе над несколькими хитами, в том числе монтировала "Андрея Рублева" А. Тарковского. Но Сергея в те годы кино мало привлекало. Он больше хотел стать военным, чем артистом, и его родственники эту мечту в нем поддерживали, поскольку были хорошо знакомы с изнанкой актерской профессии. Однако жизнь рассудила по-своему.
Увлечение Сергея литературой отнюдь не означало, что он рос домашним ребенком. Б?льшую часть времени он все-таки проводил во дворе на улице Пудовкина по соседству с "Мосфильмом", где считался неформальным вожаком. У него и прозвище среди сверстников было соответствующее — Шеф. Поначалу оно звучало иначе — Шева, как производное от его фамилии, но потом, когда в Сергее все ярче стали проступать лидерские качества, предпоследняя буква поменялась сама собой, а последняя вовсе отпала за ненадобностью. Шевкуненко его прозвище нравилось: верховодить он действительно любил. Так было и в родном дворе, и за его пределами: даже в пионерском лагере для детей киношников "Экран" под Загорском Сергей всегда был в центре внимания. А когда тамошние вожатые попытались приструнить не по годам делового паренька, он попросту... сбежал из лагеря в Москву.
О своих дворовых амбициях Сергей забывал только в стенах родного дома. Здесь безусловным авторитетом пользовалась его старшая сестра Ольга, к которой мальчик был сильно привязан. Поскольку их мать б?льшую часть времени проводила на работе, моталась по стране с киношными экспедициями, воспитанием Сергея занималась именно Ольга, которая была старше своего брата на 14 лет. Но эта большая разница в возрасте совершенно не отражалась на их взаимоотношениях. Глядя на них, мать не могла нарадоваться: в редких семьях, где росли брат и сестра, было такое взаимопонимание между детьми, как это было в семье Шевкуненко. Но эта идиллия длилась недолго.
Летом 1967 года Ольга надумала поступать во ВГИК и уволилась с "Мосфильма". Экзамены она сдала успешно и уже в сентябре стала студенткой сценарного факультета. Тогда же она влюбилась. Ее избранником стал Семен Галкин. Он был из интеллигентной еврейской семьи, которая не отличалась большой лояльностью к властям. Как и многие советские евреи, Галкины с конца 60-х стали вынашивать планы отъезда из страны на свою историческую родину — в Израиль. Однако необходимые условия для этого созрели только в начале следующего десятилетия. В итоге в 1972 году молодые получили долгожданное разрешение на эмиграцию и уехали в Израиль, откуда позже перебрались в США.
Отъезд Ольги больнее всего ударил по ее младшему брату. Это событие стало тем рубежом, после которого жизнь Сергея Шевкуненко медленно пошла под откос. Незадолго до этого из жизни ушла его бабушка Елена Васильевна, а с уходом из дому сестры он потерял самого близкого человека, который все это время опекал его и направлял по жизни. И мама Сергея прекрасно это понимала. Да и как было не понять, когда после отъезда Ольги у Сергея все пошло наперекосяк: он стал плохо учиться, связался с дурной компанией и был поставлен на учет в детскую комнату милиции. Мать забила во все колокола, стала лихорадочно искать любую возможность, чтобы не дать сыну скатиться в пропасть. И как за спасительную соломинку ухватилась за кинематограф.
Как мы помним, большой мечты сниматься в кино у Сергея никогда не было. Но, когда в его жизни начались проблемы переходного возраста, мама именно в кинематографе увидела ту спасительную соломинку, которая могла бы отвадить сына от дурного. И Полина Васильевна чуть ли не собственноручно привела его на съемочную площадку. Произошло это в самом начале 1973 года . В те дни на "Беларусьфильме" режиссер Николай Калинин задумал экранизировать дилогию Анатолия Рыбакова "Кортик" и "Бронзовую птицу" и усиленно искал исполнителей на главные детские роли. По большому счету шансы получить роль у Шевкуненко были. Правда, роль одну из многих, но отнюдь не главную. Однако автор дилогии Рыбаков был когда-то дружен с его отцом Юрием Александровичем, что во многом предопределило дальнейший ход событий. Но бесспорно и другое: не будь Сергей талантлив, вряд ли протекция автора книги сыграла бы решающую роль в его утверждении на роль Миши Полякова.
Съемки "Кортика" и "Бронзовой птицы" велись параллельно весной-осенью 73-го в Гродно и Вильнюсе. По мнению многих участников съемок, Шевкуненко довольно споро справлялся с ролью и совершенно не тушевался в присутствии маститых актеров, как и он, занятых в картине: Зои Федоровой (она была другом их семьи), Эммануила Виторгана, Михаила Голубовича, Романа Филиппова и других. А актеров-сверстников, которых в картине было большинство, Шевкуненко и вовсе переигрывал почти во всех сценах фильма. Поэтому отнюдь не случайно, когда в самом начале июня 1974 года состоялась премьера "Кортика", именно на долю Шевкуненко выпал самый большой успех. Как принято говорить в подобных случаях, на следующее утро он проснулся знаменитым.
