Теймураз неистовствовал. Гуля поняла: будет бить. От греха подальше заперлась в комнате. Она не видела, что в этот момент открыл дверь сынишка. Не видела как в ярости Теймураз толкнул его с чудовищной силой. Мальчик отлетел и ударился о стенку, не успев издать не единого звука. По комнате только прокатился глухой удар. От него встрепенулась Гульнара, но не появилась из своего укрытия. Вышла лишь тогда, когда Теймураз замаячил по двору, завел "Жигули" и уехал.

Сынишка неуклюже застыл на полу. Гульнара подумала, что набегался за день, устал и уснул. Наклонилась, чтобы взять на руки и отнести на кровать, и окаменела: из приоткрытого рта мальчика текла кровь. Тело было бездыханное.

— Никому ни слова! — за спиной послышался ненавистный голос. — Врачам скажешь, что упал с лестницы, ушибся головой. Поняла? Нет, ты лучше молчи, с врачами говорить буду я.

Мальчика похоронили. Гульнара стала собирать вещи.

— Ты куда это?

— Домой. Так жить я больше не могу.

— Никуда не уедешь! Опозорить меня хочешь?

Несколько дней Теймураз не выпускал Гульнару из дома, держал взаперти.

— Успокоилась? Вот и хорошо. А теперь сходи на базар, закупи продуктов. Мне тридцать лет исполняется. Или забыла?

Теймураз уехал созывать родню и друзей. Гульнара ушла на базар. Она уже знала, как отпраздновать юбилей отца и убийцы двух ее детей.

Вечером сели пить чай. Вдвоем.

— Человек пятьдесят будет. Мать поможет приготовить плов.

— Не надо. Я все сделаю сама. У меня все приготовлено. Теймураза после чая разморило, он начал зевать.

— Иди приляг, — Гульнара обняла мужа, провожая в спальню. Теймураз увлек ее за собой.

— Подожди. Позже. Я еще на кухне похозяйничаю.

Теймураз еще раз сладко зевнул, веки его слипались. Гульнара обрадовалась: значит, снотворное подействовало.

В спальню она заглянула через час — полтора. Муж похрапывал. Потрогала — спит крепко. Дрожащими руками размотала веревку, одним концом продела под шею. Завязала. Скрутила руки и ноги.

Муж спал почти до утра. Гульнара же не сомкнула глаз. У ног ее лежали охотничий нож-кинжал и топор. Ждала, когда кончится действие снотворного. Хотела, чтобы муж знал, за что умирает. Хотела излить все, что скопилось на душе. Временами только одолевал страх: вдруг, когда начнет убивать, не выдержат веревки и он вырвется? За себя Гульнара не боялась. Опасалась, что не сбудется месть.

Пробудившись от сна, Теймураз не понял, что с ним. Руки, ноги затекли. В голове шумело. Он снова закрыл глаза, надеясь, что это — сон.

— Открывай глаза и уши, муженек, — отрешенно проговорила Гульнара. — Сейчас ты умрешь. Лютой смертью. И пусть меня простит Бог или Аллах.

Гульнара занесла кинжал над Теймуразом. Тот в страхе закрыл глаза.

— Нет, смотри, смотри, как из тебя будет вытекать поганая кровь. Ведь тебе же не было страшно, когда кровь текла из меня, из убитого тобой сыночка.

Острие кинжала вонзилось в живот. Теймураз вскрикнул.

— Больно?! И нам было больно. Ты учил терпеть, никому не жаловаться. Вот и терпи, а пожаловаться тебе некому.

Она била ножом в живот, грудь, руки. Комнату заполнили нечеловеческие крики. Гульнара била и била. Знала, что соседи, если даже и услышат, все равно не придут — здесь такие законы.

Теймураз уже не кричал. Обрезав набрякшие кровью веревки, Гульнара начала расчленять тело. Те части, что не поддавались кинжалу, рубила топором...

Кто-то вдруг постучал в дверь. На крыльце стояла свекровь.

— Сын просил помочь приготовить плов, — вместо приветствия прошипела мать чудовища, с которым судьба свела белорусскую девчонку.

— Не надо. Сама справлюсь. Приходите вечером. Все будет готово.

Свекровь открыла рот, чтобы возразить. Перед самым носом хлопнула дверь, щелкнул засов.

К назначенному времени стали собираться гости. Включили музыку. Свекровь придирчиво оценивала то, что приготовила невестка. По привычке шипела под нос, высказывала замечания, добавляла специи, но в целом осталась довольна, невестка освоила восточную кухню.

— А где Теймураз? — спросил его старший брат. — Гости уже все собрались. Нехорошо заставлять ждать.

— А он и просил, чтобы не ждали, без него за стол садились, — как можно спокойнее ответила невестка.

— Ты что сумасшедшая? Или он умом поехал?

— Умом он не поехал, предупредил просто, что таков сюрприз: он будет в разгар пиршества.

Брат Теймураза недовольно сверкнул глазами. Отец, явно сдерживая разрывающие его эмоции, дал команду:

Гости дорогие! Всех просим к столу. Чем богаты, тем и рады. У именинника важные дела, он немножко задерживается.

Произнесли первый тост, второй, третий...

Хмельные гости нахваливали плов, а затем затребовали: давай именинника!

— Гульнара! Где ты прячешь благоверного?

— Он, наверное, в спальне закрылся.

Шутку острослова встретили одобрительным смехом. И в этот момент на пороге зала появилась Гульнара. Родственники и гости смолкли, будто языки проглотили, изумленно тараща глаза на поднос, который держала перед собой Гульнара.

— Вот ваш любимый сын и друг. Встречайте.

Кто-то вскрикнул, кого-то стошнило. Зазвенела падающая посуда. Женщины завизжали. Мать Теймураза рухнула на пол. Замертво. Разрыв сердца.

На подносе лежала... голова Теймураза. Волосы гладко и аккуратно зачесаны.

— Съели вы своего именинника. Это все, что осталось, — Гульнара поставила поднос с головой мужа на праздничный стол, у места, оставленного специально для опаздывающего виновника торжества.

— Убью! — мертвую тишину расколол крик отца Теймураза, бросившегося на невестку. Кто-то перехватил его руку с вилкой, занесенную над головой Гульнары-Гали.

— Опомнись! Остынь!

Гульнара рухнула, потеряв сознание, на. пол...

— Возможно, — заключила свой жуткий рассказ попутчица из поезда Москва — Ташкент, — это и спасло ей жизнь. На суде она ничего не скрывала, чистосердечно созналась в содеянном. Вместе с мучителем-мужем, вернее, его останками, хоронили и мать. Отец тронулся умом.

("Частный детектив", 1995, N 21)

СТРАШНЫЙ МЕСЯЦ ПУХКУТЕНЬ

"Голод — социальное явление, сопутствующее антагонистическим социально-экономическим формациям... Научный анализ и исторический опыт показывают, что голод можно полностью преодолеть только в результате социалистического переустройства общества".

(БСЭ, 3-е изд., 1972)

Если с первым объяснением этого понятия в уважаемом справочнике можно согласиться, то со вторым сложнее...

Известный кинорежиссер Ю.Ильенко, возглавив объединение на студии Довженко, решил создать художественное полотно о событиях 1933 г. на Украине, безмерно пострадавшей от невиданного голодомора. Позади большая работа в государственных и партийных архивах, анализ статей старых газет и журналов, просмотр кадров кинохроники... О чем только я не нашел дам упоминаний, и только о голоде, унесшем миллионы жизней, нет ни единого слова. Печальная память об этом страшном времени — лишь в воспоминаниях тех, кто чудом его пережил. В поездках по Украине, в беседах с очевидцами я по крупицам собирал бесценные свидетельства. Ничего более горестного мне не приходилось слышать...

В октябре 1984 г. конгресс США провозгласил 4 ноября Днем памяти о великом голоде на Украине в 1933 г. В прокламации говорилось: "Украинский голод 1932 — 1933 гг. был трагической главой в истории Украины особенно потому, что имел место не из-за стихийного бедствия, а был искусственно вызван заранее обдуманной политикой".

День памяти был проведен и вызвал резонанс во всем мире. Но был ли действительно голод 1933 г. вызван "заранее обдуманной политикой"?

Новая экономическая политика оказала благотворное влияние на положение в областях Украины. К 1929 г. республика пришла окрепшей: выросло благосостояние крестьянства, бурно развивалась промышленность, начался настоящий ренессанс в литературе, живописи искусстве, науке. Но наступила коллективизация. Как и повсюду, на Украине она проводилась варварски: к 1933 г. было конфисковано 200 тыс. "кулацких" хозяйств. "Наиболее злостная и активная часть кулачества была переселена в другие районы", — сообщают "Очерки Коммунистической партии Украины". Более миллиона крестьян выслали в Сибирь и Казахстан. Как теперь известно, это были люди, любившие землю и умевшие на ней работать. Основная часть насильственно высланных семей погибла, в первую очередь старики и дети.

К октябрю 1930 г. единоличников осталось в районе мало, их обложили неимоверными налогами. 70 % всех пахотных земель было обобществлено. Экономически необоснованная, принудительная коллективизация привела к резкому упадку сельскохозяйственного производства, в том числе и хлеба.

Несмотря на это, план хлебозаготовок был увеличен. В 1930 г. с Украины вывезли 7,7 млн. тонн зерна, которое главным образом ушло на покрытие экспортных обязательств страны. Украинские крестьяне лишились необходимого количества зерна для посева на следующий год. В 1931 г. республика снова должна была сдать плановые 7,7 млн. тонн, и никого не интересовало, что урожай зерна снизился до 5 млн. тонн. В 1932 г. все повторилось: Украина, корчившаяся в голодных судорогах, сдавала почти весь выращенный хлеб государству.

А ведь хлеб был единственной едой в те годы в украинских селах, потому что коллективизация привела к массовому падежу скота. Так, например, лишь в одном районе Полтавской области погибло 8 тыс. голов свиней. Сказалось неумение малограмотных, лишенных подлинно хозяйского отношения к земле руководителей-выдвиженцев правильно организовать работу. В итоге план по мясу был выполнен лишь на 10 — 12 %. Да и вывозилось это мясо в крупные индустриальные центры, в города, а селяне его не видели. Овощей тоже не было.

К концу 1931 г. стало ясно, что Украине угрожает голод. И все-таки еще можно было избежать эпидемии голодной смерти. Необходимо было лишь снизить планы хлебозаготовок, выделить зерно для сева из общесоюзного фонда. Наконец, следовало сократить строительство объектов тяжелой промышленности, которое велось на средства, полученные от продажи хлеба. Все эти меры приостановили бы процесс уничтожения людей. Многое можно было сделать — ведь не было ни засух, ни землетрясений...

Руководители Компартии Украины неоднократно обращались к Сталину с просьбой сократить план по хлебу. Но "отец народов" безжалостно, любыми целями шел к индустриализации страны. В июле 1932 г. он послал в республику своих эмиссаров Молотова и Кагановича для наведения порядка в изъятии хлеба. В ответ на жалобы, что у крестьян уже больше нечего забирать, так как все вычищено под метлу, сталинские янычары заявили: "Никаких уступок или сомнений в отношении выполнения задания, поставленного партией и Советским правительством перед Советской Украиной, не будет".

Выкачивание зерна из голодной республики требовало железной дисциплины, полного повиновения. В августе 1932 г. была введена смертная казнь за хищение колхозной собственности (Закон о "пяти колосках"). По стране "к началу 1933 г. за неполные пять месяцев, по этому закону было осуждено 54 645 человек, из них 2110 — к высшей мере наказания", — эти цифры даны в статье о коллективизации в газете "Правда" от 16.0988 г. Судьи заявляли, что у них "руки не поднимаются". Амнистия по делам закона, собственноручно подписанного Сталиным, была запрещена. По нему, в первую очередь, расстреливали детей, собиравших колоски на полях, и голодных селян, которые стригли хлебные колосья, чтобы сварить из них кашу. Террор насаждался повсюду...

Наиболее честные и дальновидные руководители районных и областных партийных организаций пытались приостановить тяжелое течение событий;. И тогда была принята резолюция ЦК КП(б)У, в которой говорилось, что в партийных организациях выявлены "непосредственные связи целых групп коммунистов и отдельных руководителей партийных ячеек с кулаками и петлюровцами, в результате чего некоторые партийные организации становятся на сторону классового врага". Резолюция означала репрессии, расстрелы...

Для выбивания остатков хлеба из городов в деревни направили 112 тыс. членов партии, людей, не знавших и не желавших знать проблем села. Они заводили "черные списки" районов, не справлявшихся со сдачей зерна. Постановлением Совнаркома УССР и ЦК КП(б)У предписывалось забрать все товары из опальных районов и новых не завозить. В "черном списке" оказалось 86 районов республики...

Введенная в декабре 1932 г. по всей территории Союза паспортная система закрепляла крестьян, как крепостных, за местами их проживания: колхозники вообще не имели паспортов, что лишало их свободного передвижения. Вскоре им запретили работать на заводах, фабриках, в шахтах. Границу с Россией перекрыли войска и части ОГПУ, стрелявшие в толпы украинских крестьян...

Наступал 1933 год. Людям оставалось одно — умирать.

То, что происходило в нашей стране в 1932 — 1933 гг., можно было назвать словом "ХОЛОКОСТ". Этим термином в античные времена именовали акт ритуального жертвоприношения богам с сожжением значительного количества жертв. Позднее это слово стало обозначать акт массового убийства людей. Холокост — это и уничтожение фашистами евреев во второй мировой войне, конечная форма геноцида. Тогда под сапогом третьего рейха за несколько лет погибло 6 млн. евреев. Топор Сталина за один год уничтожил 7 млн. украинцев.

Но "отцу народов" недостаточно было уничтожить только селян. В 30-е гг. интеллигенция Украины — хранитель культуры народа — понесла не меньшие потери: погибло 80 % творческой интеллигенции. На XII съезде КП(б)У Постышев гордо заявил, что "1933 г. был годом разгрома украинской националистической контрреволюции".

Таковы факты. Голод прошел и по другим регионам страны, причем самым ее хлебородным центрам с наиболее обширными зерновыми угодьями и развитым сельским хозяйством — по Дону, Кубани, Поволжью — от Горького до Астрахани, Южному Уралу, Северному Казахстану, по Курской и Тамбовской областям. Пострадало Нечерноземье, вологодские и архангельские края. Исследователи называют число погибших крестьян от одного до 3 — 4 млн. человек.

Зима 1933 г. на Украине выдалась студеной, и мороз доканывал пухнущих от голода людей.

В январе для выколачивания хлебопоставок прибыл посланец Сталина — Постышев. Руководители республики просили его спасти людей — выдать колхозам хлеб, который еще оставался в элеваторах или каморах, где гнил в ожидании вывоза. Но в ответ было сказано: "Не может быть и речи о помощи государства доставить зерно для сева. Зерно должны найти и засеять сами колхозы, колхозники и единоличники".

И снова, в который уже раз, начались проверки, обыски с целью изъятия последних крох.

Слово очевидцам, чудом сохранившимся в живых — рассказывает В.Пахаренко (Черкасская обл.):

— Тогда во все органы власти, от сельсоветов, правлений колхозов и выше, проникали самые хитрые, самые скользкие люди, часто бездельники и пьяницы, а порой и бандиты разных мастей, которые вовремя додумались повернуть нос по ветру. Они стали верными псами Сталина за то, что тот дал им неограниченную власть. Одна за одной шли бесконечные ревизии "излишков продовольствия" из сельских дворов. Люди пытались спрятать хотя бы горсть зерна в ямах, колодцах, на чердаках, замазывали в печи или зашивали в тряпичные куклы. Но находили везде — слишком уж старательно исполняли свои обязанности важные, в галифе и с наганами, уполномоченные из районов и местные активисты. У нас в Красной Слободе и близлежащих селах, например, были конфискованы и отогнаны в Черкассы все чудом уцелевшие коровы. Там их грузили в товарные вагоны и держали под охраной до тех пор, пока весь скот не околел. А потом вагоны вывезли за город и содержимое выбросили на свалку...