Poor men's judge

При некотором желании, в течении пары месяцев из большинства обывателей можно вылепить хоть пламенных коммунистов, хоть оголтелых расистов, хоть ревностных католиков, хоть ваххабитов со взрывным устройством на поясе.

Люди, в большинстве случаев, оказываются всего лишь расходным материалом. Революции и социальные катаклизмы, приписываемые коллективному творчеству масс, на поверку оказываются всего лишь хорошо подготовленными и щедро проплаченными экспромтами. Запомнили?

А вот это — запишите для памяти: наука подавления развивается со времен появления государства и в данный момент ее можно назвать достигшей совершенства. Из этого следует, что в правильно организованном обществе у граждан для организации сколь-нибудь организованного сопротивления просто нет ресурсов, ибо сами граждане — всего лишь ресурс. Таково реальное положение дел.

Потому за умы и руки граждан, как и за любой ресурс, существует конкуренция. Примеры такой конкуренции проще всего рассматривать на выборах. Потом ресурс эксплуатируется.

Если беспристрастно рассмотреть ситуацию того лета, то получается, что государство сочло русских граждан Автономии — избыточным, подлежащим утилизации активом. И постаралось от такого актива всеми возможными способами избавиться, что и было бы в итоге проделано с большим успехом.

Но... Как это всегда и бывает на Руси, случился казус. Ровно тот же самый ресурс потребовался ополчению. Выброшенные на обочину жизни граждане неожиданно оказались востребованы.

Как вспоминают очевидцы, такое стоило посмотреть! Когда, не замечая шлагбаумов, на территорию, пропитанную безнадежность, сначала врывается боевая машина, а потом заезжают чисто отмытые, желтенькие как цыплята, автобусы. Когда в лагере становится тесно от бодрых, резких в движениях молодых парней, увешанных оружием и добрых психологов в белых халатах, тут же приступающих к сортировке людей. Когда, как из под земли, появляются полевые кухни с качественной кормежкой, самых больных и ослабленных тут же увозят на лечение, головы у людей идут кругом и расправляются плечи.

Потом мужчинам с потухшими глазами говорят, что хватит заниматься пролеживать бока, домой пора. Люди из палаток видят, понимают, чувствуют, что приехавшие парни закончат дело без них. Дальнейшее предопределено. Все, оставшиеся людьми просят одного: дать им оружие.

А остальные, спросите вы? Остальные никого не интересуют, — с горечью отвечу я. Гражданская война — не время братской любви. С обоих сторон демонстрируется удивительный утилитаризм, даже если его пытаются выдать за нечто иное.

По своему обыкновению, власти на резкое уменьшение насельников в лагерях беженцев отреагировали стандартно, в соответствии и традицией. Прежде всего они постарались тихо-тихо списать на прежнюю численность как можно больше продовольствия, медикаментов, топлива. Это подразумевало долгое молчание и отчеты с не меняющейся численностью.

Когда в Столице, наконец, узнали о реальной ситуации, было поздно. У ополчения уже образовался крепкий тыл и мощный кадровый резерв первой линии. То, что началось как сводная группа усиления караула, неожиданно превратилось в политический фактор масштаба страны.

Кто-то сомневается? Зря. В любом, зараженном апатией обществе, даже небольшая активная группа инакомыслящих — опасна. В конце концов, власть в те годы вынуждена была считаться с ей же созданным откровенным криминалом, несмотря на всю его нерукопожатость и позорность коммуникации.

В четырех крупнейших группировках не состояло и десяти тысяч человек, а 'активных штыков' было примерно втрое меньше. И три-четыре тысячи человек, фактически, терроризировали огромную страну. Активно вмешивались в передел имущества и выдвигали из своей среды мэров и министров, уже фигурирующих в списках Интерпола.

Причастные к чуду рождения Русского Ополчения руководители теперь нервно кусали губы. Такого развития событий не ожидал никто. Товарищи понимали, что вырвавшийся на свободу джинн никому дворцов строить не собирается. Скорее, наоборот... И на попытку загнать в бутылку может отреагировать нервно.

Теперь, дорогой читатель, слушайте вводную. Есть неделя, много — две. Человеческий материал, качество которого нетрудно представить. Из него необходимо сделать несгибаемых стальных бойцов, способных, даже умирая, не ослабить хватку закостеневших в последнем усилии рук на глотке врага.

Как, возьметесь? Или Вас такому не учили?

Удивительно! Ибо стоит полистать немного макулатуры, и можно сделать вывод, что любой офисный червячок, глазом не моргнув, вполне способен советовать Вождю и Учителю. Еще круче бывшие бойцы спецназа. Вершиной цивилизации у творцов нетленки признается конструктор военной техники или менеджер торгового зала. Типа, знают матчасть и умеют работать с людьми.

Ну вот, извольте проявиться, господа хорошие. Hic Rhodus, hic salta! Не получается? Ай-яй-яй... Где же Вы, знатоки и инженеры душ человеческих?

Между тем, наши невежественные предки решали подобные проблемы легко и непринужденно. Кто был обучен.

Прикладная психология, военная психология и экстремальная психология, включающая психологию убеждения и дознания — науки, которые в полном объеме не преподают даже в 'Краснознаменной' академии имени ...кого, кстати теперь? Про ментов и говорить-то не стоит.

Почему так?

Да потому, что это оружие, по своей разрушительной силе далеко оставляющее позади ядерное. Как шутили во времена оны, холостой выстрел 'Авроры' по своей разрушительной силе остается даже в эпоху водородных бомб непревзойденным по мощности и последствиям.

Желающим выучить необходимое в библиотеках следует знать, что литературы по психологии много, но большая ее часть создана в рамках парадной, отвлекающей от Истины науки, потому бесполезна. Просто потонете в море пустопорожней болтовни. Это такой метод сокрытия информации — заболтать.

Ну что, беретесь? Нет? Так я и думал. И вы правы, кстати, любому делу надо учиться, но не любому вас будут готовы научить.

Я уже писал, что несмотря на обилие отвлекающей информации, сущность методов обретения и удержания власти толпе недоступна. И это — благо и источник стабильности.

Впрочем, кое-что, из самого элементарного, можно и рассказать. Но заклинаю: не пытайтесь повторить то, что с легкостью делает профессионал — опасно для жизни.

Итак, люди хотят вернуться домой. И, разумеется, отомстить. Но их души растоптаны, они бежали в страхе, они не уверены в себе. Пограничье, сумерки души, готовность уверовать.

Виктор поступил просто.

Во-первых, те, кто сохранил душу, пришли сами. Решение сражаться и готовность умереть должны быть осознанными.

Командир никого никуда не зовет. Не агитирует. Для этого есть подчиненные, которым поставлена задача всего лишь сказать, что возможность вернуться появилась.

Люди должны узнать, что есть лидер, который все и всегда делает правильно. Враги, от которых они бежали, для него — прах.

Иногда, очень редко, приходилось объяснять:

— Чем он лучше тех офицеров запаса, которых среди вас так много? Да есть небольшое отличие. Вы маетесь здесь. Он — действует там. Вы — дискутируете, он кладет абреков в пыль...

Или проще

— Я видел, как глазницы мохнорылых заносит придорожная пыль. Может, среди них были и те, от которых ты бежал.

По-другому нельзя, потому как люди охотно подчиняются только авторитетным личностям. Которые знают, как надо, которые берут ответственность на себя.

'Мне осталось только исполнить простую, именно мне назначенную работу, я сделаю ее тщательно и именно так, как учат', — должен быть уверен человек. Скандальный в свое время эксперимент Милгрема был лишь иллюстрацией к столетиями использовавшимся властью методам.

Те, кого в пунктах приема человеческого вторсырья не успели искалечить до конца, делали шаг вперед:

— Записывай меня, сержант.

Вот вам и первый шаг к тому, чтобы деморализованный, находящийся в состоянии импринтной уязвимости обыватель, проще воспринял отказ от собственной воли и быстро уверовал в силу дисциплины. Которая действительно сила.

Людей переодевали в форму старого образца со складов мобрезерва, открытых Советами для ополчения. Многие помнили ее по выцветшим, трогательным фото из семейных альбомов. На этих фото были сняты бойцы, действительно сломавшие хребет самой опасной гадине в истории человечества.

Мы любим символы. Косвенное ощущение причастности к тому подвигу, что ни говори. Форма на мне такая же, правильно? Так может, я тоже могу?

Наивно? Однако, действенно. Когда потребовалось готовить реставрацию, первое что сделали — поменяли Армии форму. После Реставрации поменяли и форму и символы, не считаясь с расходами. Это — важно, действительно важно.

Форма меняет человека. Точнее, помогает ему измениться. Точно так же, как требования педантично придерживаться уставного порядка, иметь свежий подворотничок, говорить коротко, по делу, придерживаться уставных форм обращения.

На этом этапе потихоньку начинает рождаться новая общность спаянных одной целью людей. Пока переодевались, приводили себя в порядок, формировали отделения, взводы, роты, успели создать у окраин Грибовки и Молотовска полевой лагеря, оборудованные по всем правилам.

Будь у командиров больше времени, было бы достаточно и классических методике слаживания, многие из которых читатель мог прочувствовать на себе. Но времени как раз не было, потому в ход шло все, что можно было применить. Людей зарывали трактором в траншеи, наскоро укрепленные всем, что попадалось под руку, а потом откапывали руками; они научились падать спиной вперед в полной уверенности, что их подхватят крепкие руки. Пришлось проводить острые пробы с оружием, деньгами и наркотиками. Время, все определял фактор времени. Рассчитываемую обыкновенно на пару месяцев работу надо было делать в считанные дни.

Срок, за который сознание адаптируется к новой реальности естественным образом — от пятнадцати до двадцати восьми дней. Как его сократить, известно давно.

Потому однажды, на вечерней поверке, в каждом вновь формируемом взводе появился доктор, и многое бойцам объяснил. Они согласились, что время не ждет. Потому в оставшееся время было много ночных тревог и сладкого чая из разнотравья.

Наконец, настал момент задействовать магию имен. Ополченцы получили позывные. Точно так же, как разбойник получает кличку, послушник — монашеское имя, жена — фамилию мужа, а разведчик или писатель — псевдоним.

Зачем? Так это тоже просто. Бежавший от страшных моджахедов Семен Плетнев не вдруг решится выстрелить в упор или воткнуть штык в такое податливое, мягкое человеческое тело. Его учили не делать людям больно, уважать окружающих, соблюдать законы, уступать, соглашаться.

Беженец Плетнев на поступок не способен, а делать его рядовым Плетневым или ополченцем Плетневым, превращая в пушечное мясо — для правильного командира поступок невозможный, низкий, непорядочный. Фактически, обрекающий рядового Плетнева пасть смертью храбрых в первом же бою.

Потому в мир приходит ополченец Плетка, вполне способный в самое короткое время стать боевой машиной, если на то будет его воля и достанет везения.

На такие радикальные способы преображения личности армия чаще всего не идет. Проще потерять чуть больше народа в боях, чем получить на выходе сплоченную группу испытанных боевых братьев. Таких себе молодогвардейцев по жизни.

Новое имя, опаленное пламенем боя, намертво прикипает к душе. Так, что становится частью души. Не снимешь, как форму, не сдерешь, как погоны. Опасно. В мирное время, которое рано или поздно настает, люди с психикой бойцов дьявольски, до скрипа зубовного и злобной бессонницы, неудобны политикам. Власть это понимает, и потому дает новые имена только разведчикам и осведомителям. Но Вояр дал их бойцам.

Через пару дней ополченцы, не сговариваясь, скандировали: "Сила в дисциплине, сила в общности". Кто запустил этот лозунг в народ, так и осталось неизвестным. Из нескольких вариантов они выбрали понравившийся им жест, которым в дальнейшем приветствовали друг друга: кулак крепко сжат, согнутая правая рука поднята к плечу. Слегка напоминало довоенное приветствие интернационалистов и 'Красного фронта'.

Потом людям рассказали о силе действия и силе гордости. Упомянуть об этом необходимо, но за недостатком времени и обилием узкоспециальной терминологии от подробных разъяснений я, пожалуй, воздержусь.

Затем бойцы ополчения с оружием в руках приняли присягу на служение народу. Заметим, не стране или Правительству, но именно народу, как это было в незабвенном 1918 году.

Во время краткого боевого слаживания, у воинов Народного ополчения закономерно появились вербальные штампы — специфические речевые обороты, понятные только своим.

И однажды, вместо вечерней поверки состоялось общее построение. На наскоро сколоченном помосте появился несуразно молодой лейтенант в выгоревшей полевой форме, и произнес: 'Товарищи! ...'

Через пару минут случилось то же самое, что случалось, когда на трибуне оказывался низенький скучный человечек с залысинами и бородкой-клинышком, или весь затянутый в кожу, сверкающий стеклами круглых очков трибун и глашатай Мировой Революции, или... Или любой из сколь-нибудь значимых вождей и ораторов последних двух веков.

Люди сжимали руки, смеялись, плакали, готовы были взлететь в небо от охватывающей их гордости и грандиозности будущих свершений. Между тем, слова были совсем обычными. Думаю, что человек, не понимающий сути происходившего, механики единения толпы и оратора, даже прослушав запись, так ничего бы и не понял.

Следует предупредить: гнуть волю вооруженных людей — смертельный номер. Настолько рискованный, что такое даже в цирке не показывают. Без оружия — толчок к инициации дан не будет.

Вот и все. С момента, когда Виктор сошел с трибуны, можно было считать, что новые подразделения Ополчения встали в строй.

Итак, в итоге трудов нашего героя на пустом ранее месте возникла новая общность людей, скрепленная:

а) Общим врагом.

б) Общей идеологией. Поначалу, как это всегда и бывает, навязанной, но в дальнейшем ставшей частью души любого ополченца.

в) Языком, употребляемым только в данном сообществе. Ополченцы почувствовали себя "особенными" и отделились от окружающего мира.

г) Благодаря трудам и авторитету командира, психика бойцов трансформировалась. Уже через неделю она была способна отторгать, блокировать любые попытки внедрения ментальной заразы.

Рождение и перерождение, постриг и коронация (причем неважно, кого — вора в законе или настоящего монарха), идущее от сердца принятие религии или идеалов коммунизма — это всегда ломка, уничтожение паттернов и преображение души. Если это идет от сердца и ума, боль может быть и сладкой, как радость первого свидания.

Если оно получилось силою обстоятельств, могут быть варианты и гнусные побочные эффекты, особенно если перерождение наступает в результате насильственных деяний третьих лиц. Проще говоря, боли, крови, пожаров, голода и безнадежности.