Poor men's judge

Грегори даже не знал, более того, и предположить не мог, насколько его предчувствия близки к истине. В тот момент, начальство самодовольно отмахнулось от высказываемых аналитиками опасений.

— Ну чего вы хотите ребята? — изображая голосом похлопывание по плечу, жирным баритоном изрек заказчик из Vanguard. — Что негры в Руанде, что русские горные дикари, — один черт. Мы уже давно привыкли к тому, что скоты всегда шалеют от безнаказанности. Ничего, попросим Кремль чуть подождать, они сами друг друга частично угомонят. И всех проблем. Так мы делали в Анголе, Заире, Конго, и все было нормально. С чего вы решили, что что-то изменилось?

-Это Россия, сэр, — пытался объяснить Грегори, но начальство предпочло его не услышать.

Зря, кстати! Негры, с которыми неосторожно сравнили русских, никогда не проходили по Европе, как паровой каток. А вот русские о любимом национальном развлечении могли вспомнить в любой момент. И это, пожалуй, до сих пор им по силам: оставить от последнего приюта политкорректных ростовщиков дымящиеся развалины. ................................................................................................

Когда сумерки стали синими, у солдат настало личное время. Под напоенным запахом трав и цветов весенним небом послышался робкий гитарный перебор.

... Мы не знали любви, не изведали счастье ремесел, нам досталась на долю нелегкая участь солдат, — пел рядовой Шулаев, постаравшийся всеми правдами и неправдами попасть под командование Вояра. Гитарным перебором и интонациями он почти идеально подражал Михаилу Волонтиру из 'Цыгана'.

После всего, что пришлось узнать, увидеть, пережить и передумать за последние сутки его слушателям, все воспринимали песню как написанную про них. Каждый чувствовал, что сегодня, может быть завтра, они вступят в бой. Старая песня, написанная человеком, хорошо понявшим войну, отбирала у солдат страх. Потому Шулаеву внимали, буквально затаив дыхание.

— Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели. Подымались в атаку и рвали над Бугом мосты, — выводил еще по-юношески ломкий голос солдата. Кто помнил фильм, пробовали тихо подпевать:

— Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели. Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

Если бы кто-то аналитиков Vinland Research умудрился заглянуть в глаза этих парней, он бы содрогнулся. В них, как в открытой книге, читалась готовность драться насмерть, не выпрашивая пощады и не давая ее. Кто враг, и каков он, эти мальчишки уже знали. Как следует поступить — тоже. Поселившаяся в их душах холодная ярость требовала выхода

А пока что вчерашние любители шансона, рока и рэпа, передавая гитару по кругу, пели песни Великой Войны. Перед ними начало приоткрываться действительное значение знакомых с детства, но так до сих пор и не понятых слов.

.....................................................................

В палатке, установленной на небольшом, но явно господствующем над местностью пригорке, начальник особого отдела майор Блинов проводил плановую беседу с командиром тревожной группы лейтенантом Вояром.

Нагнуть, слегка запугать, дезориентировать ради страха иудейского — наборчик сей не меняется веками. В основе — требование подконтрольности и управляемости. Иначе, оружия воинам в руки давать нельзя. Особенно, в России.

Законы наши написаны так, что если им следовать буквально, то по глупости, да по неразумию своему, поднимут солдаты на штыки начальство, им оружие доверившее, и при том, правы будут.

Потому — командиров, которые солдат воспитывают, в первую очередь, дрессируют самих. Буквально с момента поступления, с первого шага под острые взгляды мандатной комиссии. Потом, за время обучения, упражнения на повиновение повторяются неоднократно. Не способных их исполнить — отсеивают. Способных, учат дальше, вгоняя рефлексы безусловного подчинения в подкорку, как Павлов собакам.

В итоге, окончивший училище молодой лейтенант может по специальности своей воинской чего-то не знать. Это неважно, в войсках доучат любого. Но, опора и надежда государства, кадровый офицер, прошедший обучение — почти идеально управляем.

Точнее, так: пока цели, ценности, желания человека в офицерских погонах не вылезают за скотский, высочайше предписанный уровень забот о пенсии, пайке, квартирке, дачке, мебелишке и хрустале — все в порядке. Реставрация капитализма на Руси, блестяще исполненная меченой тварью, ни на йоту не всколыхнула армейское болото.

Такие фокусы никогда бы не прошли с дедами, но с потерявшими человеческий облик внуками — запросто. Они с легкостью наплевали на Присягу, верность Социалистическому Отечеству и народу, столько лет их кормившему.

Чтобы получилось наверняка, были задействованы пропагандисты, писатели, певцы и поэты. Эти, последние — в первую очередь. У исполняемых сначала на кухнях, а потом и на эстраде сопливых причитаний о поручиках Голицыных имелась целевая аудитория: офицерский корпус. Товарищей офицеров поманили перспективой стать господами офицерами. И в итоге, они на присягу, данную Союзу, наплевали. Власовскую форму, триколор и вызывающего брезгливую жалость цыпленка-мутанта на кокарде приняли, как гардеробщик — шубу богатого клиента. С подобострастием и надеждой на чаевые.

После свершения метаморфозы, сознательного разрушения культурного ядра среднестатистического служивого, ничего толком переписано не было. На образовавшейся после Реставрации целине, могло произрасти все, что угодно, включая национал-большевиков, русских фашистов, анархо-монархистов, троллей, фурри-либералов, назгулов, дроу и лесных эльфов. Полагая себя единственной, способной писать в душах и сердцах инстанциях, власть благодушно допускала такое положение дел, экономя средства.

Понятное дело, офицеры спецслужб, или того, что у нас считается за спецслужбы, еще более зависимы психологически, сломлены, пассивны, и невероятно, фантастически эгоистичны. Последние тридцать лет существования Союза, наибольший процент предателей давали именно напрочь сгнившие охранительные институции. Количество иуд с чистыми руками, горячим сердцем и вислыми холодными ушами, каждый год измерялось десятками. Для того, чтобы убедиться в том, достаточно почитать регулярно рассекречиваемые документы Госдепа и ЦРУ. Да, кстати, перебежчиков было бы и больше, но у большинства была проблема: они понимали, что лично им на Запад нести просто нечего, надо выслуживаться по месту...

Майор Блинов был типичным представителем особистов того времени. В меру жадным, в меру наглым, в меру осмотрительным. И разумеется, он был готов переобуться в полете, но пока еще не определил, в какую сторону и куда следует прыгать.

К Вояру он поехал сугубо по собственной инициативе. Взять под контроль явно перспективного офицера — дело всегда хорошее.

Но уже через пару минут разговора, майор осознал, что вляпался в непонятное. На попытку испугать Виктора следствием по поводу превышения им пределов самообороны, нарушениями правил оборота оружия в период отпуска и подстрекательстве к организации незаконных вооруженных формирований, майор услышал лениво-пренебрежительный ответ:

— Блинов, с вами я мог бы вообще не разговаривать, поскольку НШ такой команды мне не давал. Цените, здесь пока с вами вежливы. Но вообще-то должен сказать, что Вы — идиот. Без подстраховки, без утвержденного плана, без оперативного сопровождения всунуть яйца в капкан... На такое только дураки и ошалелые чекисты способны.

— А ты не слишком о себе возомнил, лейтенант?! — надавил Блинов. — Нахрен мне для такой мелочи оперативное сопровождение и план писать. Не генерал, чай...

Вояр слегка изменился в лице, присвиснул, и не обращая внимания на словоизвержение из уст разъяренного особиста, тихо пробормотал:

— Как все запущено, однако... Потом неожиданно резко поменяв тон голоса на генеральский рык, громко произнес:

-Ну здравствуй, майор!

И протянул для рукопожатия широко раскрытую ладонь. Блинов автоматически попробовал пожать протянутую руку, но ухватил пустоту. Посмотрел в глаза лейтенанта, пытаясь высказать свое возмущение, но мир вдруг взорвался россыпью искр, провернулся и плавно ушел из-под ног.

Примерно такие же шутки очень любил один дяденька по имени Милтон, который даже книгу написал о том, что его голос останется с нами навсегда.

В себя майор пришел минут через сорок, обнаружив, что он уже успел каким-то образом подарить Вояру свой служебный диктофон системы 'Репортер', и теперь, стесняясь жадности и сожалений, дотошно объясняет, как ухаживать за головками и лентопротяжным механизмом. Ноги у Блинова подрагивали чуть выше коленок, были ватными и постоянно подкашивались. Глотка майора пересохла, очень хотелось пить, но в то же время, он чудом удерживался от острого желания оправиться по маленькому прямо в штаны.

Выскочив из палатки, Блинов первым делом обильно полил ближайший куст, с отвращением поняв, что во время беседы, несколько капель мочи все же вылились, и трусы оказались отвратительно, липко влажными.

Проигнорировав удивленные взгляды рядовых, на все еще подкашивающихся ногах пошел к служебной машине отдела — обыкновенному УАЗу-буханке, помаленьку осознавая, что только что поставил крест на своей карьере и возможно, жизни. И в то же время, истово веруя, что все сейчас поправит.

В течение последних сорока минут он подробно рассказал лейтенанту о том, ни одного осведомителя в формируемое подразделение всунуть не удалось. Но, просто на всякий случай, назвал все имена. Подробно изложил план оперативных мероприятий по дискредитации нынешнего командования Объекта и взаимодействию с 'повстанцами'.

К примеру завтра, пояснил майор, будет сначала организован обрыв кабеля на ТП-101, а если не выйдет или обрыв быстро устранят, то отключат централизованно, якобы по поводу неплатежей. Атака на склады планировалась под утро следующих суток.

Во время беседы Блинов испытал острый приступ эмпатии, скорее даже любви к собеседнику, так внимательно смотревшему на него своими бездонными, всепонимающими голубыми глазами. От этого взгляда кружилась голова, а тело казалось легким, как воздушный шарик. Они внимательно разобрали все известное майору. Затем Блинов все тезисно записал в прошнурованной рабочей тетради и наговорил на диктофон, трогательно заботясь, чтобы емкости микрокассеты хватило.

Теперь, удобно устроившись в машине, майор испытывал смешанное чувство любви и гордости. Гордости за то, что он оказался ценен сам по себе, как личность. За то, что Виктор, узнав все, что ему было необходимо, не отбросил Блинова с дороги, как бесполезный мусор, а наоборот попросил помочь и оказал доверие. Доверие, за которое следует платить любовью и преданностью. Майора теперь волновало одно: сможет ли он сделать все порученное наилучшим образом.

....................................................................................

Многочисленных обывателей переживающей не лучшие времена страны волновали значительно более приземленные вещи. До недавнего времени основной проблемой было заработать себе на хлеб насущный. Теперь к ним прибавилась еще одна задача: выжить.

Что в предгорьях, что в самом центре страны, люди почувствовали: жить стало опасно. Любая сволочь с корочками и при оружии или просто при оружии может сделать с тобой и твоими близкими все, что угодно.

Дочку, сестру, жену, любимую могут насильно засунуть в лихо подъехавший к тротуару автомобиль, и все. Ее больше нет. Счастье, если просто изнасилуют и отпустят.

Мужчину по малейшей прихоти новых хозяев жизни могут избить, зарезать, просто пристрелить или как полтора века назад посадить в земляной зиндан, пахнущий болью и нечистотами.

Осознав реальность, можно накатить стакан-другой и расслабиться, в надежде, что пронесет. Можно поверить в чушь, что несется из зомбоящика, как в святое откровение. Можно каждый день, засыпая, смотреть в отблески от фар на беленом потолке, и молить Господа о воздаянии.

Но ведь есть и другие варианты, правда? И отдельные (не будем показывать пальцем!) граждане решили, что самое время что-то продать и приобрести оружие. В строгом соответствии с Заветом и Законом, если кто в курсе.

Лихое время первоначального накопления капитала выбросило на улицу массу людей, дружащих с руками и головой. Одним из них был Юрий Иванович Светличный, руководивший инструментальным цехом крупного завода лет двадцать, или чуть больше. Солидный, уверенный в себе мастер, который, даже подыхая с голода, никогда бы не пошел торговать трусами, биодобавками или катать тележку на оптовом рынке.

Найти работу по специальности, если тебе за пятьдесят? Нереально. Если почитать объявления, абсолютно всем работодателям необходимы специалисты лет до тридцати со стажем работы по специальности, превышающим возраст. И вдобавок, куча рекомендаций, которых Светличному было взять просто негде.

Вся его жизнь прошла на том самом заводе, цеха которого превратили в супермаркет с издевательским названием "Солнечный рай".

К тому же, не делать оружие он не мог. Платят за это, или не платят.

Здраво оценив свои возможности, не лишенный коммерческой жилки и доли здорового авантюризма, Юрий Иванович решил удовлетворить возникший у сограждан неудовлетворенный спрос. Потому, сдал квартиру в столице в долгосрочную аренду, собрал всеми правдами и неправдами добытые инструмент, станки и оснастку, и переехал жить в Грибовку, где у него был доставшийся по наследству дом.

На момент, когда начались описываемые в книге события, Светличный с сыновьями закончил оборудование мастерской и приступил к прототипированию.

Что нужно человеку, несогласному погибнуть просто так? — рассуждал мастер. — Сносно стреляющее железо при наличии патронов сделать несложно. Есть куча конструкций с приемлемой трудоемкостью Наиболее характерный пример — Стэн, чуть посложнее конструкции Коровина, Судаева, Шпагина или к примеру, что-то вроде Узи.

Но основная беда как раз в том и состоит, что боевых патронов честному человеку негде взять. Денег у него — минимум. И рядом — ни одного продажного прапора со складов. Одни опера, успешно перепродающие все тот же вещдок и пару обойм патронов стопятому несчастному.

Кстати, добрым людям следует помнить: даже во время заварушек, оружие контролируется весьма жестко. И если кто-то таскает его незаконно и безнаказанно, надо знать, что так распорядились большие, облеченные властью дяди.

Вокруг зон конфликтов всегда возникает черный рынок. Всегда распространяются слухи, что оружие, патроны и гранаты продают за бесценок. Помните, что это — ложь, бесплатное, оно только в мышеловке. Когда появляется реальная нужда в оружии, его цена только растет. Потому обывателю, сунувшему нос в капкан, даже та основании достовернейших слухов, очень повезет, если потери будут только материальными.

Да, денег у нормального человека, действительно минимум. Нет денег, значит, себестоимость следует активно снижать. Отсюда вывод: при сохранении функциональности, максимально использовать для изготовления деталей штамповку и литье.